Смысловое поле гуманитарного знания в контексте философской науки

Смысловое поле гуманитарного знания в контексте философской науки. В первом параграфе работы мной показано, каким образом философский текст выступает объектом гуманитарного знания, в его наиболее широком значении как знаковой системы, которая способна быть или в действительности есть носителем смысловой информации и имеет языковую природу Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание.

М. 0000. С. 000 Как мной уже отмечалось, культура является сложной системой, которая включает в себя некоторую конкретноисторическую организационную структуру, связывающую в единое целое какуюто группу людей.

Следовательно, культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди общаются Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре.

М. 0000. С. 0 А с другой стороны - постановка субъекта вне какойто одной культуры для освобождения от локальных ценностей и традиций, с целью ее познания сквозь призму иной культуры. Философия при этом всегда окрашена в герменевтические тона В.Г. Кузнецов. Это своеобразие философской интерпретации было достаточно давно замечено в философии, выступая, как ее важнейшая специфическая особенность. Направленность интерпретации здесь понятна - это как можно более адекватная интерпретация, то есть по возможности приближение к действительному положению дел. Философская интерпретация основана на том, что ее объектом выступает текст, который вообще может не иметь никакой связи с реальной действительностью, с материальными фактами и явлениями.

Любая интерпретация представляет собой работу мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенный в буквальном значении Рикер П. Конфликт интерпретаций.

М. 0000. С. 00 Философская интерпретация основываясь на этой общей основе, одновременно выступает как деятельность мышления, которая приумножает смыслы, создает новые, которые изначально могли не содержаться в тексте, это явление, на мой взгляд тождественно образованию своеобразной смысловой нейронной сети, генерируемой конкретным индивидуумом. Анализ культуры как текста не может быть сведен к отдельным филологическим, лингвистическим или другим специальным исследованиям.

Культурный диалог осуществляется в особом коммуникационном поле, обеспечивающим взаимопроникновение и открытость культур друг для друга. Если такое коммуникационное поле отсутствует, диалог становится невозможным и культура оказывается как бы закрытой для проникновения в ее смыслы, соответственно упомянутая сеть не простраивается. Диалог культур есть, прежде всего смысловой диалог, который осуществляется не в поле прямого их пересечения, где смыслы тождественны, а в непересекаемых частях, которые требуют своей интерпретации со стороны другой культуры.

Более того, чем труднее и неадекватнее перевод одной непересекающейся части пространства на язык другой, тем более ценным в информационном и социальном отношении становится факт этого парадоксального общения Лотман Ю.М. Культура и взрыв С. 00 Диалог культур есть символическая коммуникация, в качестве носителей информации которой могут выступать любые идеальные и материальные образования имеющие смысл и значение.

Именно поэтому, понимание другой культуры - это глубокое проникновение на все ее уровни, своеобразное вживание в нее, а не только восприятие того, что эта информационная система имеет на выходе. Это все то, что имеет характер знаковой системы и несет информацию. А ведь быт это еще и ритуал поведения, выполнения обычаев. В качестве носителей языка носителей смысла в конечном счете выступают конкретные люди или их совокупность, которые формируются в конкретноисторической культурной ситуации и несут в себе особенности этого формирования, традиции своего этноса, то, что можно назвать исторической памятью. Структурнолингвистический подход к языку также оказывается неправомерным, так как происходит интерпретация понятия язык и замена его понятием код. Код не подразумевает истории ОртегаиГассет справедливо отмечал, что такой искусственный язык, даже если он претендует выступать в качестве средства общения, всегда останется лишь еще одной терминологией, то есть псевдоязыком, который требует своего перевода, так как же как его требует терминология любой научной теории. Она стоит в центре того, что когдато было принято называть науками о духе. Она оперирует не просто со вторичным бытием, представленным нам в виде текстов, а с интерпретациями этого бытия.

Более того, даже та часть философии или те философские концепции, которые претендуют на познание мира как такового, на самом деле представляют опять же лишь его интерпретации.

Работая на уровне понятий и категорий, на уровне идей, он, в какомто смысле всегда является идеалистом. Если наука пытается добиться однозначности результатов, то в философии такая установка имеет место в гораздо меньшей степени.

Субъект и объект познания в ней слишком тесно переплетены. Последний возникает как результат особого вживания в текст, то есть постановки себя в какомто смысле на место автора текста. Поэтому и понятие объективности в философии столь многозначно и не должна рассматриваться лишь как адекватное соответствие действительности. Философ исследует не только действительность как таковую, но в качестве ее может выступать, как мы уже отмечали вторичная действительность, действительность текстов.

Указанное герменевтическое поле это особое образование в котором осуществляется вневременной диалог между эпохами и мыслителями их представляющих. Здесь нет понятия истории как чегото прошедшего и нет понятия будущего, как чегото наступающего. Здесь царство одновременности, в котором все мыслители и реального прошлого и настоящего становятся современниками, ведут между собой диалог, взаимоотрицая и взаимодополняя друг друга.

Имея перед собой первичный текст, смысл и значение которого заданы конкретноисторическим социокультурным фоном и самосознанием мыслителя, являющегося творцом данного текста, философ изначально проникает внутрь данного текста, чтобы затем разыскать в нем новые смыслы и значения, связанные с его самосознанием и новыми социокультурными обстоятельствами. В науках однажды открытый смысл, зафиксированный в соответствующей концепции остается в истории.

Даже если он подвергается интерпретации, то на его базе возникает другая концепция, а к той первой концепции возвращения не происходит. Смысловое поле науки как бы вытянуто к будущему и связь с предшествующими концепциями выступает лишь как только генетическая и смысловое богатство ушедшей в историю концепции незначительно. Философ интерпретирует с целью поиска смысла и ценностей, которые заложены в тексте потенциально и раскрываются в контексте новой социокультурной и пространственновременной заданности.

И то, что в результате такой интерпретации мы, в некоторых случаях отступаем от канонизированного философского текста, давая ему продолжение в мыслительной деятельности современников является одной из задач философии. Именно поэтому, часто происходит, что мысль философа, которая была второстепенна в контексте ушедшей эпохи, может оказаться очень современной в наше время. Изучение истории философии, поэтому осуществляется не само по себе, ради того, что было, а для уяснения наших сегодняшних мыслей о бытии и человеке.

Платон или Кант современны для меня не в силу внутренней ценности их размышлений что само по себе важно, а в силу потенциальной возможности интерпретации их текстов сегодня. Как я уже отметил, для философа текст, который является предметом его интерпретации, не сводим только тексту как совокупности понятий или терминов, а представляет собой некое вместилище раскрытых и потенциальных смыслов, дающих возможность генерировать собственную нейронную семантическую сеть. В последних любой поиск смысла ограничен предметной областью и в рамках научной теории не будут рассматриваться, например, какието отдельные, случайные, единичные явления.

Философ же может как раз отдельные факты и явления рассматривать как имеющие неограниченную возможность смысловой, нейронной, интерпретации. В контексте нашего исследования данное направление следовало бы поместить раздел посвященный анализу антисциентизма.

Точнее это даже не совсем критика, включающая методический показ слабостей и ограниченностей научного познания как это например делали представители классического антисциентизма, а скорее ценностная установка на то, что разделение научного и художественного творчества по языковому параметру неправомерно. Поскольку язык, вне зависимости от сферы своего применения, неизбежно художественен, т.е. всегда функционирует по законам риторики и метафоры, то из этого следует, что и само мышление человека как такового - в принципе художественно и любое научное знание существует не в виде строго логического изложенияисследования своего предмета, а в виде полу или целиком художественного произведения, художественность которого просто раньше не ощущалась и не осознавалась, но которая только одна и придает законченность знанию Антисциентистская позиция здесь явно прослеживается и в тех философах, на творчество которых опираются представители постструктурализма, деконструктивизма и постмодернизма.

Так, например, Деррида всегда определенно ссылается на традицию, ведущую свое происхождение от Ницше, Фрейда и Хайдеггера, хотя и критикует их концепции как явно недостаточные для окончательной деконструкции метафизики Ильин. И. П. Постструктурализм.

Деконструктивизм. Постмодернизм. М. 0000. С. 00 Соответственно, для данной традиции характерным является языковое прочтение философии, но в противовес, например, неопозитивизму не за счет строгой, логической организации философского знания, а, напротив, за счет бесконечно расшатывания устоявшихся языковых стереотипов, нахождения новых смыслов в понятиях и вообще в окружающих человека явлениях.

В этом смысле она является в общемто вторичной в истории философии, отражая может быть лишь в большей степени связь, которая существует между философией и обыденным сознанием в современное время. С другой стороны, мы помещаем анализ данного мировоззренческого комплекса в параграф посвященный философской интерпретации, так как его представители, на мой взгляд, вносят значительный позитивный вклад в углубление и может быть расширение самого понятия философской интерпретации, герменевтических методов исследования и т.д. В частности, оказывается, что игра в понятия, стоящая в центре демонстрации их относительности и вариативности, практика этимологических раздумий П. Флоренский оказывается не пустым занятием.

И. Ильин ссылается при этом на очень интересное мнение С.С. Аверинцева, комментирующего мысли Флоренского.

Настоящее содержание мысли Флоренского, по его собственному слову, показуется, но не доказуется Разумеется, это художническое, игровое отношение к аргументам которые, согласно вышесказанному, как раз не суть аргументы ставит эту глубокомысленную и плодотворную философию языка в весьма косвенные отношения к языкознанию. К человеческой культуре относится все, что имеет знаковый характер и несет нам информацию о мире. Так, например, Ролан Барт подвергает такого рода интерпретации отдельные феномены современной, в том числе и массовой культуры, показывая нам действительно новые смыслы и значения, которые, может быть, оставались для нас невидимыми.

Одна из его классических работ так и называется - Мифологии, чем подчеркивается факт его личностной конструктивной работы по интерпретации обыденных и ежедневно окружающих нас явлений. Соответственно, предметы и явления, среди которых живет отдельный человек становятся объектом философской рефлексии, подвергаются герменевтической интерпретации как особого рода тексты с целью раскрытия смыслов и понимания как отдельных явлений, так и, через них, смысла общечеловеческой культуры.

Культура приоткрывает для публики запретную тему порционно, в качестве своеобразной прививки, дабы не допустить развитие болезни в целом. Дистанция между непрофессиональным актером и зрителем резко уменьшается или даже вовсе исчезает, что приводит к исчезновению тайны закрытости и как следствие, к господству грубой сексуальности, чувственности, вместо художественной эротичности.

Вместо отношения актера и зрителя с элементом их отчужденности друг от друга, возникает ситуация подглядывания через замочную скважину, в которую можно увидеть много привычного и неэстетичного и отнюдь не всегда приносящего эротическое наслаждение. Вероятно логично заключить, что философия реализуется в пульсирующем многообразии вариантов решения тех или иных проблем, исторических подходов и все вместе это создает поле философской деятельности.

В ней никогда предшествующий материал не отбрасывается полностью как устаревший и ненужный как часто бывает в конкретных науках, но платой за это является его постоянная интерпретация последующими философами, которые могут весьма значительно изменить смысл, стиль, и даже ценностные ориентиры автора. Причем это знание, в силу того, что оно не может носить абсолютного характера носит глубоко личностный характер.

Философский текст представляет собой гармоничное соединение фрагментов научного, обыденного и художественного языка, границы между которыми размыты и слиты в одном содержании. Они не приобретают самостоятельного философского статуса, но выступают в качестве вспомогательных при решении конкретных проблем. Таким образом, философия являясь не только теоретическим отражением мира, но и ценностноэмоциональным его переживанием, никогда не может полностью освободиться от этой своей особенности, а специфической чертой языка философии остается размытость границ между языком философии и языками конкретных наук, как и между языком философии и обыденным, естественным языком Горский В.С. Историко-философское истолкование текста.

Киев. Конечно, эта неопределенность может быть в некоторых случаях абсолютизирована и тогда характеристикой философской концепции является только смутность и непонятность, затрудняющая ее трактовку как формы рациональнопонятийного освоения бытия.

Философия вообще, в отличие от естественных наук не претендует на обязательное открытие чегото нового Баженов Л.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М 0000. С. 00 В философии такое событие чрезвычайно редко. И непонятно, кто может оценить нечто произошедшее в философии как новое. В философии, как уже отмечалось, огромную ценность представляет как анализ проблем, в том числе и тех, которые были поставлены задолго до нас, так и постановке новых проблем. Философ не только отвечает, но и спрашивает.

А это в свою очередь порождает особенности философской аргументации. Доказательство в науках ограничено сферой предметной области последней и наука, как я уже отмечал, получает своеобразную льготу - не замечать выходящих за эти рамки фактов и явлений. Поэтому доказательство в философии носит интегративный характер. Доказательство в философии носит специфический характер, так как она не имеет возможности обосновать исходные принципы в какойто метанауке занимающей по отношению к ней более высокую степень общности.

Если в науках признаваемое истинным одновременно, выступает и наиболее убедительным, то в философии аргументация не может быть сведена только к демонстрации истинности тех или иных утверждений. Ведь в большинстве случаях философия может не иметь окончательных знаний. Поэтому, в философии, убедительность как характеристика достигнутого истинного знания не во всех случаях срабатывает в качестве приема аргументации, так как различие философских позиций позволяет одновременно сосуществовать и разным истинам, разным ответам по одному и тому же вопросу. Если 0х0 убедительно для всех, именно потому, что представляет собой истинное утверждение, независимо от этнической или культурной, партийной или профессиональной принадлежности, то философские утверждения никогда не смогут достигнуть такой однозначности, только как в рамках какойто одной системы и на их убедительность могут повлиять, в том числе и факторы включенности человека в ту или иную социокультурную систему.

Убедительность обосновываемых положений зависит от умения философа влиять на сферу психоэмоционального состояния личности, опираться не только на знание и истину, но и на этические, эстетические и другие параметры воздействия на сознание человека.

Философ должен сочетать в своей аргументации не только логику, но и психологию воздействия на субъекта формируя в нем убеждения, то есть мысли, в истинности которых человек уверен руководствуется ею в своей практической или духовной деятельности отстаивает эту мысль или реализует ее вопреки реальной или воображаемой оппозиции Алексеев А.П. Аргументация.

Познание. Общение. М. 0000. С. 00 В этом плане, хотя, конечно прежде всего на рациональной основе, философия имеет определенную схожесть с религией, а иногда прямо реализуется в религиозной форме. В последнем случае я имею ввиду не только и не столько религиозность теологических концепций это соответствует их статусу, сколько догматичность, которая присуща некоторым формам философии, пытающихся сформировать в человеке убеждения лишь на основе веры в истину отстаиваемых позиций.

В качестве человека, который доводит до других людей системы ценностномировоззренческих установок философ всегда выступает не только как ученый, но и как проповедник. ГЛАВА 0