Историко-философские замечания

Историко-философские замечания. Первые письменные суждения о диалектике Гераклита оставил Платон, он же – первый наследник сократовской диалектики и один из наиболее авторитетных диалектиков древности. Не удивительно, что эти суждения долго оставались вне критики, и до сих пор еще в представлении многих определяют облик диалектики. Между тем, Платон почти неприкрыто смешивает воззрения Гераклита со взглядами его ученика, релятивиста Кратила, которого слушал в юности сам Платон.

В диалоге «Кратил» он цитирует по памяти (от лица Сократа): «Гераклит говорит где-то, что «все сущее течет, и ничто не остается на месте», «дважды тебе не войти в одну и ту же реку» . Толкуются эти высказывания именно в том (релятивистском) смысле, что в мире вещей нет ничего постоянного: «Все течет, как дырявая скудель». Встречаются подобные суждения в других произведениях Платона.

Пассаж о реке воспроизводится Плутархом, также с релятивистским комментарием: «нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии, но быстрота и скорость обмена рассеивает и снова собирает ее, а лучше сказать не снова и не после, но одновременно…» К настоящему времени твердо установлено, что в дошедших до нас фрагментах самого Гераклита таких утверждений нет. А на наш взгляд, – и не могло быть, поскольку Гераклит именно диалектик, а не релятивист. В частности, смысл его высказываний относительно реки совершенно иной: «В одну и ту же реку дважды входим и не входим, существуем и не существуем»; «На входящего в те же речные струи бегут все новые воды». Здесь действительно выражается суть диалектики – неразрывное единство противоположностей: бытия и небытия, устойчивости и изменчивости.

Платон же берет одну, «релятивистскую» сторону этих положений Гераклита, и «забывает», отбрасывает как раз характерное отличие диалектики от релятивизма. Нетрудно заметить связь такой интерпретации Гераклита с убеждением Платона, что подлинно постоянное существует лишь по ту сторону земного бытия.

Такое убеждение является характерной чертой всякого религиозного сознания. Поскольку такое сознание исторически преобладало, спутывание релятивизма и диалектики в общественном мнении и в «мнениях философов» было практически неизбежным. Способствовала этому и неразвитость понятий. Сам Гераклит еще не употреблял термин «диалектика», а Сократ применял его только в смысле метода отыскания истины.

Платон здесь следует за Сократом: диалектик для него – «умеющий ставить вопросы и давать ответы», «мастер имен» и т. п. Для Аристотеля диалектика – прежде всего, вероятностные умозаключения. И в дальнейшем, через Абеляра вплоть до Немецкой классики, диалектика рассматривалась главным образом как метод рассуждения посредством гибких понятий, с учетом противоположных мнений и изменчивости вещей; а на этой почве различия диалектики и релятивизма довольно зыбки.

Даже авторитетные мыслители порой не отличают такую (субъективную) диалектику от релятивистской эристики софистов; то же находим в некоторых современных энциклопедиях. Между тем, хорошо известно, что Сократ направлял свою диалектику в первую очередь против софистики. Известно также, что концепции диалектики, метафизики и философского релятивизма определились в онтологическом споре Гераклита, Парменида и Кратила о понятиях бытия и небытия. Однако и в Новое время, при формировании диалектики как теоретической системы, этот аспект оказался в забвении.

Сам Гегель отрицал онтологию, отождествляя ее с вольфовской метафизикой. У него «объективная логика непосредственно занимает место онтологии – той части указанной метафизики, которая должна была исследовать природу ens (сущего) вообще…» Правда, Гегель, как и Гераклит, кладет в основание всего сущего единство бытия и небытия; однако представляет это единство на релятивистский манер. «Их истина есть, – пишет он, – …становление; такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось» . Универсальный оселок для проверки метода – трактовка движения.

Не случайно Гегель объявил Зенона Элейского «родоначальником объективной диалектики», и утверждал, что «зеноновская диалектика материи еще и поныне не опровергнута». Но если Зенон, ради доказательства своих апорий, превращал точечный момент времени в протяженный «атом времени», внутри которого все покоится, то Гегель, наоборот, «спрессовывает» в безразмерную точку разные моменты движения. «Двигаться означает, – пишет он, – быть в данном месте и в то же время не быть в нем, – следовательно, находиться в обоих местах одновременно…» . Физически это эквивалентно движению с бесконечной скоростью, философски это – чистый релятивизм.

Неудивительно, что естествознание отворачивалось от такой путаной «диалектики». Между тем, принципы диалектики вовсе не требуют от предметов «находиться в обоих местах одновременно». Диалектическое противоречие, то есть борьба противоположностей, заставляет предмет непрерывно изменять свое состояние, но вовсе не отрицает, что это изменение совершается с течением времени.

Концепция Зенона изначально метафизическая, так как отвергает непрерывную изменчивость явлений, а концепция Гегеля в данном случае – релятивистская, поскольку он растворяет сущее в изменении и становлении. Марксизм унаследовал от Гегеля и непризнание онтологии, и релятивистский уклон в диалектике, и почтение к зеноновской метафизике.

Энгельс в «Диалектике природы» не строит новую, диалектическую онтологию, а лишь использует естествознание как источник иллюстраций к законам диалектической логики. Ленин трактует сугубо онтологический вопрос о первичности или вторичности сознания как… «основной гносеологический вопрос»; тем самым в философии не остается места для онтологии. Согласно преобладавшей в СССР доктрине, «никакие философские вопросы не могут решаться в чисто онтологической форме… вне и до исследования человеческой деятельности…». Правда, существовал и «онтологизм» Ленинградской школы, но как явление маргинальное.

Формулируя свою методологическую позицию, материалист Энгельс безоговорочно следует за идеалистом Платоном. «По сути дела правильный взгляд на мир впервые ясно выражен, – пишет он, – Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникновения и уничтожения». Но фактически это позиция не Гераклита, а Кратила.

В другом месте тот же автор столь же безоговорочно следует за идеалистом Гегелем: «…Уже простое механическое перемещение может осуществиться лишь в силу того, что тело в один и тот же момент времени находится в данном месте и одновременно – в другом, что оно находится в одном и том же месте и не находится в нем» И Ленин принимает «нельзя войти дважды» как, якобы, суть диалектики, а в трактовке движения некритически идет за Гегелем и Энгельсом.

Между тем, для физики зеноновские апории утратили свою загадочность по меньшей мере со времен Галилея, утвердившего принцип относительности механического движения. Напр в апории с Ахиллом и черепахой достаточно выбрать инерциальную систему отсчета, в которой скорость черепахи равна нулю, и проблема попросту исчезает. Математика тоже внесла свой вклад в прояснение апорий, поскольку Зенон в них прибегает к дихотомии, создающей бесконечные ряды отрезков. Он неявно предполагал, что сумма членов бесконечного ряда всегда образует также бесконечное число.

Но сейчас известно, что есть два типа рядов такого рода: расходящиеся и сходящиеся. Ряды Зенона относятся ко второму типу: в них отдаленные члены становятся бесконечно малыми, а сумма членов сходится к конечному числу. Мыслителям такого масштаба, как Гегель, Энгельс и Ленин, странно было путаться в этих апориях после Галилея и Ньютона. К тому же Ленин отлично знал о теории относительности, установившей предел скоростей физического движения, то есть – принципиальную невозможность пребывания чего-либо материального в двух местах в один момент времени.

Единственное объяснение этой странной слепоты – неполное различение диалектики и релятивизма, идущее от Платона и сохранившееся, как мы видели, в классической диалектике Гегеля и марксизма. Наука давно уже «схватила движение в понятии», но многие философы до сих пор не осознали этого из-за путаницы в самой философии. Релятивистский уклон сказался и в трактовке марксизмом его центральной идеи – понятия коммунизма.

Согласно «Немецкой идеологии», коммунизм «не состояние, которое должно быть установлено», но только «действительное движение, которое уничтожает современное состояние». По Энгельсу, коммунизм, опять-таки, «не доктрина, а движение» etc. А друг и душеприказчик Энгельса, Э. Бернштейн, выдвинул уже чисто релятивистский лозунг: «Конечная цель – ничто, движение – все». Шли ни к чему, потому и пришли к ничему Это не тот случай, когда понять заблуждение значит его оправдать. Современное состояние науки, развитие самой философии и общества давно уже требуют уточнения концепций диалектики, метафизики и релятивизма.