Топология ада

Топология ада. Христианский ад изображался по типу феодального общества.

Богослов Иоанн Вир XVI в. писал, что ад - это государство, возглавляемое дьяволом-императором Вельзевулом, которому подчинены 7 королей Ваал, Пурсан, Билеф, Паймон, Велиал, Асмодей и Запан. Под их управлением состоят 23 герцога, 13 маркграфов, 10 графов, 11 президентов и много рыцарей, в подчинении которых находятся 6 666 легионов, в каждом из которых 6 666 чертей.

Описание христианского ада подробно дано в Легенде о докторе Фаусте 16-17 вв Легенда о докторе Фаусте пер. Р.Френкель Л. Наука, 1978 Гл.12, c.47. Блестящим практическим воплощением такого извращенно-детермированного ада явились впоследствии фашистские концлагеря.

Мефистофелевский ад назовем его так по сравнению с адом дантевским плоскостен, это растекшаяся, ничем не разбавленная, не помеченная ориентирами бесконечность, бескрайность, безграничность, безвременность и безнадежность. Ад - это сам неодушевленный ненаполняемый ненасытный космос, в котором все рассеивается без следа, все канет, не достигнув ни конца, ни начала. Через 400 лет Томас Манн в романе Доктор Фаустус развивает схожую концепцию субстанции ада, основанную на механистически-бесконечной, плотоядно-сладострастной концепции Мефистофеля, изложенной в народной книге.

Явившийся Леверкюну в человеческой изменчивой плоти дьявол посвящает его в тайны преисподней В этом-то и состоит тайная радость и самоуверенность ада, что он неопределим, что он скрыт от языка, что он именно только есть, но не может попасть в газету, приобрести гласность, стать через слово объектом критического познания, так как слова подземный, погреб , ГЛУХИЕ СТЕНЫ , безмолвие, забвение, безысходность - слабые символы.

Символами и приходится пробавляться, говоря об аде, ибо там все прекращается - не только словесные обозначения, но и вообще все это даже главный его признак, существеннейшее свойство и одновременно то, что прежде всего узнает там новоприбывший, чего он поначалу не может постигнуть своими, так сказать, здоровыми чувствами и не желает понять, потому что ему мешает разум или еще какая-нибудь ограниченность понимания словом, потому, что это невероятно, невероятно до ужаса, хотя по прибытии ему, как бы вместо приветствия, в самой ясной и убедительной форме сообщают, что здесь прекращается все - всякое милосердие, всякая жалость, всякая снисходительность, всякое подобие респекта к недоверчивому заклинанию Вы не можете, не можете так поступить с душой. Увы, так поступают, так делают, не давая отчета слову, в глубоком, звуконепроницаемом, скрытом от божьего слуха погребе - в вечности.

Об этом нехорошо говорить, это лежит вне языка, язык не имеет к этому никакого отношения, почему он толком и не знает, какое время здесь употребить, и по нужде обходится будущим ведь сказано Там будут вопли и скрежет зубовный. Это всего только слабые символы, весьма отдаленно касающиеся того, что будет там - за глухими стенами, в забвенье, никому не дающем отчета.

В звуконепроницаемой глубине будет весьма шумно от урчанья и ворчанья, от воплей, вздохов, рева, клекота, визга, криков, брюзжанья, жалоб, упоения пытками, собственный голос потонет в общем гаме, в плотном, густом, радостном вое ада, в гнусных трелях, исторгнутых вечным произволом безответственного и невероятного. Не забудь и о чудовищных стонах сладострастья, ибо бесконечная мука, не встречающая отказа со стороны терзаемых, не ведающая никаких границ, вроде коллапса или обморока, вырождается в позорную похоть, отчего люди, обладающие некоторой интуицией, и говорят о сладострастии ада. Таковое связано с элементом насмешки и великого надругательства, содержащимся в пытке это адское блаженство равнозначно архижалкому глумлению над безмерным страданьем и включает в свои атрибуты мерзкие жесты и жеребячий смех. Отсюда ученье, что, кроме муки, обреченным проклятью уготованы еще насмешки и позор, что, стало быть, ад следует определить как необычайное соединение совершенно непереносимого, однако вечного страданья и срама.

Вынужденные ради великой боли глотать собственные языки, они не составляют содружества, и с глумливым презрением, сквозь стоны и визги, осыпают друг друга отборнейшей бранью, причем самые деликатные, самые гордые, те, которые избегали малейшей пошлости в выражениях, сквернословят особенно изощренно.

Часть их позорно упоительной муки как раз и заключается в поисках наиболее грязных ругательств Даже ад не сможет предложить ничего существенно нового - только то, к чему ты более или менее привык, и привык с гордостью.

По сути он продолжение экстравагантного бытия.

Проще говоря, вся его сущность, вся его соль заключена в том, что он предоставляет его обитателям только выбор между крайним холодом и жаром, от которого плавится гранит с ревом мечутся они между этими двумя состояниями, поелику противоположное всегда кажется райской усладой, хотя тотчас же становится невыносимым, и притом в самом адском смысле. Но - не так-то легко угодить в ад там давно не хватило бы места, если бы пускали туда всякого встречного и поперечного. Манн Томас. Доктор Фаустус пер. С.Апта и Н.Ман Манн Т. Собр. соч. В 10 т. Т.5 М. Худ. лит 1960, c.245. Современные концепции ада совмещают в себе черты как средневекового места физических страданий и казней с детерминацией грехов, так и иррациональной субстанции - неведомого и зловещего Нечто, проводящего с человеком свои эксперименты.

В нерегламентируемом аду, описанном Д. Андреевым в Розе мира сер. ХХ в где царит случайность, а физические муки зачастую заменены духовными имеет место один неточный нюанс он отводит существованию, пусть и все более ограничиваемому по мере опускания в уровни ада, такую же бесконечность, как и в раю. Существование же в аду ограничено и конечно.

Как целиком иррациональная субстанция, ад представлен в романе Мадрапур Р. Мёрля. Мадрапур - неизвестный город, куда впервые отправляется самолет и по разным причинам получают приглашение 10 пассажиров. С самого начала рейс сопряжен со странностями пассажиры не по правилам сдают багаж, встречаются только в салоне, отправляются при пустом аэровокзале. По ходу рейса обнаруживается, что самолет лишен пилота и привычного обслуживающего персонажа, за исключением стюардессы, вызванной по телефону в межплановый рейс. Отсутствует сданный багаж, связь с землей, посадки в промежуточных пунктах.

Подвергается сомнению и существование странного города. Лишь после того, как умирает один из пассажиров, самолет совершает краткую посадку, чтобы вывести труп из салона труп при этом выходит самостоятельно на доносящийся из заоконной пустоты приказывающий голос. Во время посадки обнаруживаются странные вещи невозможность пассажирам удалиться от самолета из-за страшного ветра, полный мрак вокруг, страх.

Затем пассажиры начинают умирать один за другим в результате странной болезни, каждый раз самолет садится, и тот же голос призывает умершего в пустоту. В кабине самолета стюардесса обнаруживает записку, в которой подробно излагается суть страшного рейса и его конечный итог жуткая сознательная смерть каждого с последующим выходом в пустоту.

Количество посадок будет соответствовать количеству смертей. Последней должна умереть сама стюардесса. Выбор порядка смертности тоже случаен и вовсе не соответствует степени виновности. Первоначальная странная игра все больше оборачивается ужасом, нарастающим по ходу выяснения подробностей. Кружение самолета, направляющегося в несуществующий Мадрапур, соответствует кругам ада, втягивающим пассажиров в неизбежность и, главное, справедливость мучительной смерти.

Ад у Мёрля - экспериментирующая, неведомая субстанция, полностью лишенная справедливости наказания. И это симптоматично. 1.3.