ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ — см. КЛАССИКА — НЕКЛАССИКА — ПОСТНЕКЛАССИКА.

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ— совокупное обозна­чение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 1970—1980-х, ориентированных на семиотическое ис­толкование реальности ("текстуализованный мир" П.), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осу­ществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на "внеструктурных" пара­метрах ("изнанке") структуры и связанных с их пости­жением когнитивных процессах. Получил развитие сна­чала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида, Делеза, Гваттари, Бодрийяра, Крис­тевой, Лиотара, К.Касториадиса, "позднего" Р.Барта, Фуко, а также ряда других исследователей. П. унаследо­вал от структурализма определенную общность про­блемного поля и отсутствие собственной цельной про­граммы. Иногда П. характеризуют как попытку осуще­ствить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структура­лизма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаружи­вается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. про­стой трансформацией ("траекторией перемещения, а не отказа", согласно Р.Барту), мутацией или радикальным переворотом?; 2) "географическая" проблема определе­ния границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течени­ями, различными литературными практиками (напри­мер, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на от­носительности всяких границ (между означаемым и оз­начающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиоло­гические ориентации. Учитывая все разнообразие пост­структуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в обще­принятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западно-европейской метафизики с ее лого-центризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) деми­стификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, со­крытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы — маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не кон­тролируемой силами власти (желание, история, "хаос-

мос", аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что "вне текста" для П. нет ничего, реальность для не­го — это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя ев­ропейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). По­нятие Истины (в П. — "Трансцендентальное Означае­мое") — это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее — навязать их всему, на что на­правлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налага­ющего в силу своей косности запрет на любые свобод­ные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых по­нять текст значило "присвоить" его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их созна­нии. Навязывание тексту его формы осуществляется "говорящим Субъектом", картезианским "cogito", пре­дающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот "классический центр", который, пользуясь привилегией управления, структу­рирования, сам в то же время остается вне структурно­го поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его "объектом" и "предметом" относятся к од­ному проблемному полю. Интерпретация выступает, та­ким образом, атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанци­рован относительно своего "имманентного" значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретацион­ную составляющую. Оппозиция между текстом как объ­ектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма) замещается в П. представлением о контину­уме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем са­мым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в выс­шей степени характерно истолкование любого теорети­ческого текста как литературного. А следовательно, П. выносит за скобки претензии всякого текста на истин­ность, реконструируя текстуальные механизмы, проду­цирующие "эффект истинности". (По мысли Хабермаса, П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой "истина" в своем пределе редуци­руется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение ри­торических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом со­держания, иллюзорно. Стилистические приемы постро­ения текста необходимо задают его внутреннее поня­тийное содержание. При этом, согласно постструктура-

листским моделям, нулевая степень любого метаязыка — естественный, обычный язык — содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным ме­таязыком. Естественный язык являет собой собствен­ный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного дви­жения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функ­ционировать как абсолютно прозрачное средство озна­чивания предзаданной ему действительности. Всевоз­можные "объективные заключения" о природе вещей всегда неизбежно само-дистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственно­го "буквального смысла". Постструктуралисты подры­вают представление о референции, о бытии как присут­ствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, озна­чаемое не существует, оно — всего лишь иллюзия. По Бодрийяру, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлени­ем, остаются одни лишь "симулякры", не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие "отсрочки", откладывания в будущее пред­ставления об означаемом явлении. Знак обозначает ско­рее "отсутствие" предмета, а в конечном счете, и прин­ципиальное отличие от самого себя. П. утверждает не­обходимость игрового отношения к смыслу вообще, вы­двигает принцип "диссеминации" (Деррида), т.е. рассе­ивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея "различия" должна уступить место идее "различения", что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное прост­ранство для движения означающих, что фиксируется в понятии "гено-текст" Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объектив­ности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что "науке предопре­делено насилие", она связана с признанием порядка, ко­торый определяется властными отношениями (М.Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроника­ющая способность которой позволяет ей "пересекать", "координировать", "прерывать" любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о "древоподобности" власти. Язык, симво­лизирующий собой любые формы принудительной вла-

сти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., Текст — авансцена борьбы множества сил, равноправных дис­курсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это "интертекст", предполагающий соот­ветствующую "революционную" процедуру чтения (Ф.Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р.Барт, Фуко). Главное предназначение текс­та — увернуться от власти. Поиск "глубинного, под­рывного значения", "истинного уровня языка" (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структу­рам, обнаруживает значимость элементов внесистем­ных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, не­редуцированной реальности ("уровень бытия жела­ния"). Прорисовывается "изнанка" структуры, размы­ваются границы внутреннего и внешнего в искривлен­ном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр мно­гих классических философских понятий, обозначил но­вую картографию культурного пространства. В отноше­нии постмодернизма П. может быть рассмотрен как на­иболее фундаментальная его теоретическая предпосыл­ка (см. Постмодернизм, Постмодернистская чувстви­тельность)— в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчер­пывающе четкого дистанцирования "постструктура­листского" и "постмодернистского" этапов развития творчества того или иного автора является скорее прави­лом, нежели исключением. (См. также Автор, Ацентризм, Власть, Генотекст, Фенотекст, Differance, Лого-центризм, Метафизика, Метафизика отсутствия, Оз­начаемое, Означающее, Пустой знак, Рассеивание, Симулякр, "Смерть Автора", Трансцендентальное означаемое, Чтение.)

А. Р. Усманова