РАССЕЛ (Russell) Бертран (1872—1970), лорд, внук премьер-министра Великобритании Джона Рассе­ла

РАССЕЛ(Russell) Бертран (1872—1970), лорд, внук премьер-министра Великобритании Джона Рассе­ла — британский философ, логик, математик, социо­лог, общественный деятель. Крестный сын Милля. Окончил с отличием Кембриджский колледж Святой Троицы. Лауреат ордена "За заслуги" Соединенного ко­ролевства (1949). Нобелевская премия по литературе (1950). Главные произведения: "Опыт обоснования ге­ометрии" (1898), "Критическое исследование филосо­фии Лейбница" (1900), "Принципы математики" (1903), "О истории" (1904), "Философские очерки" (1910), "Философия Уильяма Джеймса" (1910), "Про­блемы философии" (1912), "Сущность религии" (1912), "Научный метод в философии" (1914), "Наше познание внешнего мира как поле действия научного метода в философии" (1914), "Философия Бергсона" (1914), "Принципы социальной реконструкции" (1916), "Рели­гия и церковь" (1916), "Введение к математической фи­лософии" (1918), "Философия логического атомизма" (1918), "Мистицизм и логика" (1918), "Политические идеалы" (1918), "Наука и искусство при социализме" (1919), "Практика и теория большевизма" (1920), "Ана­лиз духа" (1921), "Перспективы индустриальной циви­лизации" (1923), "Анализ мышления" (1924), "Анализ материи" (1927), "Свобода и организация" (1934), "Воспитание и цивилизация" (1934), "Легитимность против индустриализма" (1934), "Власть" (1938), "Фи­лософия Дьюи" (1939), "Философия Сантаяны" (1940), "Исследование значения и истины" (1940), "Филосо­фия истории Гегеля" (1941), "История западной фило­софии и ее связь с политическими и социальными об­стоятельствами от ранних времен до настоящих дней" (1945), "Человеческое познание, его сфера и границы" (1948), "Власть и личность" (1949). "Влияние науки на общество" (1951), "Людвиг Витгенштейн" (1951), "Пружины человеческой деятельности" (1952), "Введе­ние в математическую философию" (1953), "Словарь по вопросам теории познания, материи и морали" (1953), "Джон Стюарт Милль" (1955), "Логика и зна­ние" (1956), "Мистицизм и логика" (1957), "Надежды в изменяющемся мире" (1957), "Мудрость Запада. Исто­рическое обозрение западной философии в ее социаль­ных и политических системах" (1959), "Мое философ­ское развитие" (1959), "Здравый смысл и ядерная вой-

на" (1960), "Автобиография" (1962), "Победа без ору­жия" (1963) и др. Согласно версии Р., история филосо­фии суть история оригинальных концепций выдаю­щихся мыслителей, это — некая анархическая совокуп­ность философских систем, любая из которых репроду­цирует присущее конкретной исторической эпохе "чув­ство жизни", не подлежащее каким-либо оценкам. Фи­лософствование посему есть субъективированное вы­явление смысла той жизненной ситуации, из которой и вырастает соответствующее философское направле­ние. По Р., зачастую философ творил сугубо свою, акцентированно автономную от окружающего мира, ин­теллектуальную вселенную, говорить о какой-либо об­щественной обусловленности которой, бессмысленно. (Ср. мнение Д.Уисдома об истории философии как "не­лепой веренице невротических параксизмов".) Плюра­лизм как философско-исторический принцип — несу­щая конструкция всех (кстати, подчеркнуто европоцентрированных) историко-философских творений Р. В области собственной философии Р. проделал сложную эволюцию, которую сам он определил как переход от платоновской интерпретации пифагореизма к юмизму. По сути, точка зрения Р. на философию может быть сведена к мысли о том, что философские изыски, осу­ществляемые вне контекста наличного научного зна­ния, бесплодны. Философское воображение необходи­мо должно быть сопряжено с массивом понятий науки: собственную концепцию Р. в 1959 осмысливал как итог исследований в русле психологии, математической ло­гики, физиологии и физики. По Р., изучение логики ста­ло главным в изучении философии: она дает метод ис­следования философии подобно тому, как математика дает метод физике. Согласно воззрениям Р., поскольку возрождение логики поставило язык на центральное место в философии, "каждая философская проблема, подвергнутая необходимому анализу и очищению, об­наруживает либо то, что она на самом деле вовсе не яв­ляется философской, либо то, что она является... логи­ческой". Этот вывод Р., фундированный его многолет­ними раздумьями о метафизическом смысле "основа­ний математики", означал придание философии стату­са логики науки или — как было уточнено впоследст­вии — статуса средства логического анализа и пости­жения всех форм дискурса. Начальный фазис процесса становления Р. как мыслителя, совершившего в опреде­ленном плане подлинно революционный переворот в философской проблематике 20 ст., правомерно связы­вать с его знакомством с инструментарием математиче­ской логики Пеано. "Логический атомизм" Р. фундиро­вался на логике математических исчислений и подхо­дах эмпиризма радикального толка. Описывая стандар-

тизированные формы корректного мышления, логика, по мнению Р., проясняет процесс трансформации ато­марных мыслительных посылок ("логических атомов", описывающих некие факты, фиксирующих некие каче­ства и постулирующих некие взаимосвязи) в комплекс­ные. В статье "Об обозначении" (1905) Р. исследует обозначающие выражения, адресующие высказывания к предметам, гарантируют связь языка и реальности, а также информативный, предметный характер коммуни­кации. Одновременно, по Р., употребление пропозиций, не всегда соответствующих объектам, ведет к "реализ­му" платоновского типа. С точки зрения Р., возможны случаи: неадекватность внешней языковой формы обознающих выражений их реальному статусу в языке; не­верность анализа предложения, содержащего обознача­ющие фразы и т.д. По схеме Р., помещение пропозици­ональной функции в центр соответствующего логичес­кого анализа элиминирует эти сложности: обозначен­ное выражение анализируется постольку, поскольку оно наделяется значением в составе определенного вы­сказывания. Трактуя описательные выражения, Р. пре­одолевает геогегельянский реализм и идею "несущест­вующих сущностей" Мейнонга. Р. разводит семантиче­ские характеристики имен собственных и описаний, подразделяя их на определенные и неопределенные описания, определенные описания и собственные име­на, ввиду того, что они имеют различную логико-се­мантическую природу и по-разному обозначают объ­ект. Подлинное имя, по Р., отсылает к конкретному но­сителю имени; описания же, не являясь обозначающи­ми выражениями, не могут находиться в соответствии с каким-либо носителем. Р. акцентировал нетождест­венность имен и описаний, ибо последние обозначают признаки в абстракции, существуют только в предло­жении в целом и выступают "усеченными" символами. Имена же, с точки зрения Р., значимы сами по себе и не нуждаются в сопряженных с ними контекстах. Описа­ние объектов, согласно Р., отнюдь не предполагает их существования. В центре внимания Р. постоянно нахо­дились проблемы интеллектуальных пределов эмпи­ризма и вопросы доминирующих ценностей процесса познания. Признавая, что эмпиризм — всего лишь наи­более приемлемая парадигма из комплекса в целом не­адекватных моделей миропостижения, Р. непрестанно подчеркивал, что пафос теоретических реконструкций массива того, что принято обозначать как "слова", за­ключается в осмыслении того, что "от них отлично". Предметом философии выступает, таким образом, ло­гический анализ наук с целью обнаружения конечных структур их материала в виде атомарных фактов, обра­зующих элементарные предложения. Логический ато-

мизм призван создать на базе атомарных фактов науч­ную картину мироустроения, сопряженную с логичес­ки совершенным, идеальным языком. После кратковре­менного увлечения неогегельянством в его английской версии Р. перешел к платоновскому варианту идеализ­ма, а затем под влиянием Дж. Мура и Уайтхеда — к не­ореализму. В 1920—1930-х, сблизившись с неопозити­визмом, Р. признавал реальность лишь "чувственных данных", трактуемых в духе концепции "нейтрального монизма", согласно которой истолковывал понятия "дух" и "материя" как логические конструкции из "чув­ственных данных". "Нейтральный монизм" Р. предпо­лагал, что в основании всего сущего лежит не материя, а "нейтральный материал", в котором материя стала больше похожа на разум, разум же стал больше похож на материю. Элементы "нейтрального материала" — "нейтральные единства" — организуются (согласно "различным типам отношений") разными путями, вы­ступая в одних случаях предметом физики, в других — предметом психологии. (По Р., чувственные данные различных предметов и являют собой "дух" наблюдате­ля, чувственные же данные предмета или явления, на­блюдаемые множеством людей, — демонстрируют не­доказуемую реальность материального мира.) В период 1940—1950-х Р. обращается к идеям Юма: он допуска­ет существование "фактов", независимых от субъекта чувственных констелляций (ранее названных им "сенсибилиями"), которые, в отличие от элементов "опы­та", объективны, но объективность их основана лишь на вере в бытие внешнего мира. Философской эволю­ции Р. соответствовали изменения в содержании прово­дившейся им широкой программы приложения средств математической логики к теоретико-познавательным исследованиям. На неореалистском и неопозитивист­ском этапах эволюции Р. эта программа вела к раство­рению теории познания в логическом анализе, но в дальнейшем Р. вновь признавал самостоятельное зна­чение философских проблем, существующих на "ни­чейной земле" между повседневным опытом, наукой и религией. (Р. была присуща убежденность в значимос­ти эмпиризма как основания гносеологии вкупе с тези­сом о том, что логика является сущностью философии.) Концепция "знания-знакомства" у Р. предполагала при­нятие версии о том, что чувственные данные и универ­салии даются познающему субъекту непосредственно в опыте. Объекты же, постигаемые индивидом в грани­цах опыта, выступают у Р. также и в ипостаси опреде­ленных онтологических единиц. Проблема трансфор­мации индивидуального опыта познающего субъекта в элемент общезначимого, универсального естественно­научного знания решалась Р. в контексте идеи об осо-

бой важности "принципов недемонстративного выво­да" как неявных, завуалированных элементов структу­ры такого знания. Большое место в его трудах занима­ла разработка философских вопросов математики. От­крытый Р. один из парадоксов теории множества (так называемый парадокс Р.) привел его к построению ори­гинального варианта аксиоматической теории мно­жеств и к последующей попытке сведения математики к логике. В написанном в соавторстве с Уайтхедом трехтомном труде "Principia Mathematica" (1910, 1912, 1913) Р. систематизировал и развил дедуктивно-аксио­матическое построение логики в целях логического обоснования математики. Р. верил в то, что "вполне возможно создать такую математическую логику, кото­рая не ведет к противоречиям". (Как и Фреге, Р. был убежден в объективном существовании математичес­ких объектов.) По Р., вся чистая математика (в ее фор­малистической интерпретации) проистекает из чисто логических посылок и использует понятия, поддающи­еся однозначному определению в логических терми­нах. В отличие от других дедуктивных дисциплин, ма­тематика опирается, согласно Р., исключительно на ло­гические определения. Слова языка, при помощи кото­рых в повседневной жизни выражаются логические от­ношения, замещаются, с точки зрения Р., фиксирован­ными символами. Такая математика — класс предложе­ний, утверждающих формальные следования и содер­жащих в качестве констант только логические постоян­ные (ср. у Л.Кутюры: дедукции, осуществляемые "от логических определений по логическим принципам"). В собственно философском контексте эта версия Р. результировалась в реабилитации эмпиризма и развенча­нии амбиций математики: математическое знание о ми­ре трактовалось не как эмпирическое или априорное, а как "словесное знание". По мнению Р., абстрактные по­нятия и есть "наше знание о физическом мире". Рас­сматривая в качестве основного элемента мира "плато­новские идеи" или "универсалии" с присущей им ха­рактеристикой "вневременного бытия", Р. утверждал: "Мир универсалий может быть описан как мир бытия, неизменный, строгий, точный, увлекательный для ма­тематика, творца метафизических систем и для всех, возлюбивших совершенство больше жизни". Анализ парадоксов теории множеств и логической семантики Р. связывал со своей теорией дескрипций. В общих чер­тах рассуждения Р. опровергли ряд значимых основа­ний логики классов Фреге. Сформулировав юмористи­ческий парафраз собственной логической антиномии: "Деревенский брадобрей бреет всех, кто не бреется сам" (ср. античную версию "Критянин Эпименид гово­рит, что все критяне — лжецы"), Р. имел в виду следу-

ющий парадокс: положим, что множество, не содержа­щее себя как элемент, есть нормальное множество (все вместе книги на столе не есть книга). Даже если все обычные множества нормальны, нельзя исключить, что существует множество ненормальное. Например, мно­жество всех множеств — тоже множество, хотя и не­нормальное. Образуем множество из всех нормальных множеств (М) и спросим: нормально ли оно? Предпо­ложим, что M содержит само себя как элемент. Значит, оно нормально, и как нормальное множество не может быть частью себя самого. Тогда предположим, что M не содержит само себя. Тогда оно по определению нор­мально, но вместе со всеми нормальными множества­ми это множество должно включать в себя M как эле­мент. Значит, M должно иметь в качестве элемента се­бя само. И в одном и в другом случае — противоречие. Согласно Р., лишь небрежности словоупотребления по­рождают логические антиномии. Веруя в наличие уни­кального мира математических сущностей, Р. прило­жил значимые усилия в дело разработки системы нор­мативных предписаний лингвистического характера (взаимоувязывавших жестко заданным образом субъек­ты мира, с одной стороны, и предикаты, приписывае­мые им, с другой) для элиминации антиномий из сфе­ры интеллектуального творчества людей. (Согласно мнению Айера, теория описательных определений или "дескрипций" Р. выступила исторически первой попыт­кой применения математической логики к собственно философской проблематике, к гносеологии, выступая также и средством концептуального анализа и логичес­кой конструкцией субъективно-идеалистической теоре­тико-познавательной установки.) Убежденность Р. в том, что объект познания — итог процесса логического конструирования, дополненная верным предположени­ем, согласно которому предмет познания всегда задан схематично — системой категорий, способствовала расширению пределов адекватного миру эмпиризма. Основанием для уверенности Р. в осуществимости этой программы выступила развернутая в "Основаниях ма­тематики" кванторная логика Пеано-Фреге. Полагая ее "сущностью философии", Р. ориентировался на "мета­физическую экономию" во всех дисциплинарных сфе­рах. По Р., "объекты в пространстве и времени могут быть редуцированы к явлениям, а положения в прост­ранстве должны быть сконструированы из чувствен­ных данных и т.д.". С точки зрения Б.Страуда, так вы­глядела "бритва Оккама" в версии Р.: анализируя любое предметное содержание, следует вначале определить какие сущности оно содержит несомненно, а затем вы­разить все в терминах этих сущностей. Логический анализ у Р. был ориентирован на выявление реальной

логической формы предложений, истинных относи­тельно мироустройства, а также исполняющих роль ме­тода открытия формы фактов, придающих нашим ут­верждениям истинность. По мнению Р., традиционная метафизика (вследствие "плохой грамматики") исполь­зовала поверхностные грамматические структуры обра­щенных к читателю предложений: в итоге изначально отсутствовали достаточные основания адекватности со­ответствующих фактов реальному положению вещей. "Философская грамматика" Р., постигающая форму ис­тинного предложения вкупе с формами и элементами, конституирующими действительность, призвана была преодолеть эти затруднения. Философия в этом случае выглядела неразличимой с наукой. Предельные элемен­ты реальности становились доступными в рамках про­цедур нюансированного логического анализа. Единст­венным подлинным Вопросом, по Р., оставался такой: как существуют вещи или что же является истинным. На любом уровне общности, с помощью любой науки мы получаем фрагмент искомого ответа: задача логиче­ского анализа оказывается состоящей в том, чтобы опре­деленно сообщить, какая именно компонента действи­тельности придает этим истинам истинность. Такой ана­лиз и сообщает людям, что же существует. Не имеет зна­чения, по мнению Р., какой конкретно анализ — фило­софский либо логический — приводит нас к обладанию метафизической истиной. По социологическим взгля­дам Р. был близок к психологизму: в основе историчес­кого процесса и поведения людей, по Р., лежат их ин­стинкты и страсти. "Стремление к власти и любовь к власти — главные мотивы происходящих изменений в обществе... только любовь к власти является причиной деятельности, которая важна для общественной сферы и дает возможность правильно истолковать античную и новую историю". Р. утверждал, что из совокупности ря­да факторов, определяющих исторические изменения, невозможно выделить главный и выявить объективные исторические законы. Данное мнение Р. основывалось на его убежденности в неприложимости индукции к процедурам обобщения значительной совокупности яв­лений. Хотя внешне кажется возможным получение универсальных суждений (гипотез и теорий) через орга­низацию данных соответствующих экспериментов, за­данных частными утверждениями, на деле же, ввиду бесконечного множества последних, это неосуществи­мо. Р. подчеркивал, что "никогда не принимал какой-ли­бо общей схемы исторического развития, подобно схеме Гегеля и Маркса". По Р., "диалектика — одна из самых причудливых фантазий, заимствованных Марксом у Ге­геля". В этике и политике Р. придерживался позиции ли­берализма, выступал против теорий, проповедующих

поглощение личности государством. Он отрицательно относился к христианству. Особенностью этической и общественно-политической позиции Р. явилась актив­ная борьба против фашизма и большевизма ("Сцилла и Харибда, или Коммунизм и фашизм"), непримиримость к войне, насильственным, агрессивным методам в меж­дународной политике, отсутствие страха перед социаль­ными установлениями традиционалистского типа ("Брак и мораль", книга при жизни Р. переиздавалась бо­лее 10 раз). Р. заключался под стражу (последний раз Р. оказался в тюрьме накануне собственного 90-летия), его несколько раз судили, лишили кафедры в City College в Нью-Йорке, философ был четырежды женат, но все эти жизненные испытания не усмирили его демистификаторский дух. Р. неоднократно подчеркивал обскуран­тизм и догматизм морали христианства ("Почему я не христианин?", 1927), собственную приверженность ценностям сексуального раскрепощения людей. Р. — один из инициаторов Пагуошского движения и соавтор "Манифеста Рассела — Эйнштейна" (1934). Рукопис­ный архив Р. находится в университете Мак-Мастера (г. Гамильтон, Онтарио, Канада), где выпускается периоди­ческое издание "Rüssel. The Journal of the Bertrand Russell Archives". В редакторских замечаниях к мемори­альному сборнику "Бертран Рассел — философ века" (1967) отмечалось, что вклад Р. в математическую логи­ку является наиболее значительным и фундаменталь­ным со времен Аристотеля.

A.A. Грицанов