НЕОГЕГЕЛЬЯНСТВО — направление в европей­ской философии,

НЕОГЕГЕЛЬЯНСТВО— направление в европей­ской философии, которое, опираясь на круг идей Гегеля и его последователей, ставило своей целью на основе пере­смотра наследия немецкого трансцендентального идеа­лизма (и классической философии в целом) преодолеть кризисное состояние европейского мышления и культу­ры, вызванное распространением марксизма (материа­лизма), позитивизма (эмпиризма), философии жизни (иррационализма) и неудовлетворительностью тех отве­тов, которые предложило неокантианство. В отличие от гегельянства 19 в. Н. не стремилось развить и распрост­ранить гегелевское учение, а критически и радикально его переосмысливало для решения иного типа проблем и задач. Если неокантианцы сосредоточили свои усилия вокруг преодоления непоследовательности философии Канта, связанной с проблемой "вещи в себе", то неоге­гельянцы увидели аналогичную непоследовательность в философии Гегеля, спровоцированную, на их взгляд, проблематикой философии природы, нарушившей цело­стность и монистичность гегелевского подхода и иска­зившей суть диалектического метода. Ключевое же про­тиворечие гегелевской философии усматривалось ими в противоположности интенций, порождаемых акценти­рованием аспекта системы или аспекта метода в его на­следии. В такой постановке вопроса Н. оказалось близ­ко по некоторым позициям неомарксизму в его "гегельянизированных" и опирающихся на работы раннего Маркса (с их проблематикой структур сознания, тоталь­ности, отчуждения, праксиса и т.д.) версиях (прежде всего это относится к Лукачу, а также к Маркузе). При этом решения, предложенные данными философскими направлениями, были принципиально различны. Разме­жевание же в самом Н. произошло при определении векторов восстановления принципа философского мо­низма, что влекло за собой и различное понимание сути и задач диалектического метода. Британо-американская традиция, оформившаяся в конце 19 в. и просущество­вавшая до 1930-х конституировала себя (за исключени­ем Р.Дж.Коллингвуда) как абсолютный идеализм, пред­ставленный именами Брэдли, Б.Бозанкетта, Дж.Мак-Таггарта, Дж.Ройса и др. и наследовавших гегельянству Дж.Стирлинга, Т.Грина и Э.Кэрда. Философы этого кру­га пытались построить новую философию Абсолюта, в удерживаемой самотождественности которого находили примирение порождаемые его самореализацией проти­воположности. Абсолют (при всем различии предло­женных внутри абсолютного идеализма версий) пони­мался при этом как вневременная полнота бытия и со­вершенства. Тем самым данная традиция сделала выбор в пользу "системы" и пожертвовала принципом историцизма. В истории философии принято рассматривать данную традицию как самостоятельное неогегельянское течение — абсолютный идеализм, выводя его за рамки собственно Н., в которое включают три континенталь­ные традиции: 1) историцистскую итальянскую (Кроче, Джентиле и др.), к которой типологически примыкает Коллингвуд; 2) культур-ориентированную немецкую (Кронер, Г.Глокнер, Т.Литт и др.), наиболее близкую к преодолеваемому неокантианскому наследию [в этом отношении показателен ряд идей "поздних" Виндельбанда, Когена, Кассирера, да и сам Кронер начинал как ученик Риккерта и как один из основателей журнала нео­кантианской направленности "Логос" (не следует забы­вать и о том влиянии, которое оказала на становление немецкого Н. работа Дильтея "История молодого Геге­ля", опубликованная в 1905]; 3) экзистенциализирован-

ную французскую (Кожев, Ж.Валь, Ж.Ипполит и др.). По сути неогегельянцем был и русский философ И.А.Ильин, живший с 1922 по 1934 в Германии, а затем в Швейцарии (с 1938). Однако, в отличие от Кожева, он не включился в какую-либо западно-европейскую тра­дицию и развивал не вписывающуюся ни в одну из них версию "содержательного метафизического мировоззре­ния" на основе универсальной феноменологии религи­озного опыта. Поэтому фигуру Ильина, наряду с абсо­лютным идеализмом, как правило, выводят за рамки собственно Н. как отдельного и влиятельного течения европейской философии первой половины 20 в., сделав­шего в гегельянстве выбор в пользу историцизма и ана­лиза исторической реальности, а тем самым и в пользу "метода", а не "системы". При этом предложенные в Н. прочтения даже в рамках одной "национальной" тради­ции (не говоря уже о различиях "межнациональных") существенно разнятся между собой. Главное, что всех их в той или иной степени объединяет — акцент на про­цессуальности, "действительной конкретности", откры­тости и незавершенности исследуемой ими развиваю­щейся реальности; интерес к глубинным, эмпирически непосредственно не проявляемым структурам человече­ского действования-познания; отказ от абсолютистских притязаний разума, антипанлогизм, признание значения исторической и социо-культурной контекстуальности познания; интерес не к формальным, а к содержатель­ным сторонам познания и оппонирование рассудочнос­ти научного познания, скроенного по естественно-науч­ной модели; убежденность в том, что философия явля­ется высшей формой человеческого познания; призна­ние позитивного, а не только негативного (как в абсо­лютном идеализме) значения диалектического метода (с необходимыми оговорками, касающимися прежде всего Кожева); попытки синтеза гегелевских по происхожде­нию идей с иными направлениями современной им фи­лософской жизни. В фокусе внимания Н. — исследова­ние проявления абсолютного в индивидуально-единст­венном (всеобщего в конкретном), неудовлетворительно проведенное Гегелем. При этом французское Н., в отли­чие от других неогегельянских традиций, сосредоточи­ло свое внимание на анализе гегелевского наследия поч­ти исключительно на "Феноменологии духа", считая, что в ней было обозначено верное решение, от которого в последующих своих работах Гегель отошел. Соответ­ственно изучению с точки зрения Н. подлежит взаимо­отношение конкретных форм реализации духа (что осо­бо акцентировано у Кроче и Коллингвуда) и их проявле­ние в реально действующих-познающих — в особенно­сти исторической, культурной и жизненной перспекти­вах — субъектах, порождающих объектность собствен­ного бытия (акцентирование той или иной перспективы во многом и специфицирует разные традиции в Н.). Я и самосознание (как суть Я) в той или иной интерпрета­ции провозглашаются принципом философской рефлек­сии. Такая постановка вопроса подталкивала француз­ских, но в первую очередь немецких неогегельянцев к антропологизации собственного подхода, что особенно явно проявляется в случае Литта, которого иногда пря­мо зачисляют в представители философской антрополо­гии (антропологизации в целом избежала лишь собст­венно историцистская версия Н.). Французское и осо­бенно немецкое Н. специально анализирует проблему иррационального, однако у представителей первого ак­цент делается при этом на экзистенциализации данной проблематики, тогда как представителей второго инте­ресует прежде всего ее гносеолого-эпистемологический аспет. Так, Глокнер в этой связи говорит о рационально-иррациональном постижении (понимании), в котором рациональное различение-соединение связывается с им­пульсами созерцания, любви и веры, что позволяет схва­тывать конкретику индивидуального и целостно-непо­вторимого, что самому по себе рациональному позна­нию не дано (в силу чего оно и является лишь моментом в познании). Кронер же анализирует взаимодополни­тельное чувственно-рационально-сверхчувственное единство в познавательной активности субъектов, что позволяет соотносить в ней мышление и переживание, сущее и должное, постигаемое и не данное непосредст­венному постижению, конечное и бесконечное. Рацио­нальное при этом связывается по преимуществу с фор­мальной стороной познания (данная интенция в той или иной мере свойственна всему Н.) и утверждается, что содержательная его сторона полностью рационально не постижима. Литт же выступил с программой "спасения" свободы человеческого "решения" от чрезмерных при­тязаний логики. Диалектика же эпистемологически трактуется Н. как рациональное схватывание иррацио­нального (Кронер) и техника опосредования (Глокнер). Методология исторического познания специально раз­рабатывалась Кроче и особенно Коллингвудом (в част­ности, в его концепции исторического объяснения). Су­щественно разнились и социально-политические воз­зрения неогегельянцев (от последовательного либера­лизма до поддержки фашизма). Однако ретроспектив­ный анализ показывает, что существенность различий не отменяет идейного единства течения, что и позволя­ет говорить о нем как самостоятельном явлении в духов­ной жизни Европы. Организационное единство Н. при­дали два гегельянских конгресса, состоявшихся в 1930 в Гааге и в 1931 в Берлине в пору наибольшего влияния Н., постепенно сошедшего с философской сцены к 1950-м (за исключением французской версии, сохраняв­шей популярность до 1960-х, правда, она и возникла

позже остальных — в самом конце 1920-х), хотя в 1950— 1960-е и был предпринят ряд попыток его возрождения через "антропологическое поворачивание". Пик же инте­реса к фигуре Гегеля в 1970-е, получивший название "ге­гелевского ренессанса", уже никак не был связан с тради­циями Н. как самостоятельного течения.

В.Л. Абушенко