Quot;БУНТУЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК" (1943—1951, опуб­ликована в 1951) — книга Камю

"БУНТУЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК"(1943—1951, опуб­ликована в 1951) — книга Камю. Цель "Б.Ч." автор формулирует так: "Осмыслить реальность логического преступления, характерного для нашего времени, и тщательно изучить способы его оправдания. Это по­пытка понять нашу современность". По мысли Камю, выбор современного человека таков: "либо соответст­вовать эпохе убийства, либо отвернуться от нее". Проблематизируя суть современной эпохи посредством по­нятия "абсурд", Камю отмечает: "...когда пытаешься извлечь из чувства абсурда правила действия, обнару­живается, что благодаря этому чувству убийство вос-

принимается в лучшем случае безразлично и, следова­тельно, становится допустимым... Добродетель и злой умысел становятся делом случая или каприза". При этом, разграничивая логические и этические соображе­ния, Камю приходит к выводу, что "последним итогом абсурдного рассуждения является отказ от самоубийст­ва и участие в отчаянном противостоянии вопрошаю­щего человека и безмолвной вселенной". Раскрывая суть понятия "Б.Ч.", Камю пишет: "Это человек, гово­рящий нет", который "отрицая, не отрекается"; "это человек, уже первым своим действием говорящий да". Данное нет утверждает существование границы, за ко­торой лежит "область суверенных прав, ставящих пре­граду всякому на них посягательству". Или: именно подобным образом выясняется, что "в человеке есть нечто такое, с чем он может отождествлять себя хотя бы на время". Тем самым нередко сознание рождается у человека "вместе с бунтом". Полемизируя с сартров­ским тезисом о том, что у человека нет природы, неко­ей предустановленной сущности ("существование предшествует сущности"; проект человека, акт его вы­бора определяют его), Камю постулирует: "Анализ бунта приводит по меньшей мере к догадке, что чело­веческая природа действительно существует, под­тверждая представления древних греков...". Бунт взла­мывает бытие и помогает выйти за его пределы (разви­тие этой темы в философии постмодернизма — см. Трансгрессия).Согласно Камю (использующего так­же выкладки Шелера), бунтующий дух "с трудом нахо­дит свое выражение" в обществах, где неравенство слишком велико (касты Индии), либо в социумах, где равенство близко к абсолютному (первобытные племе­на). Его почва — общество, где "теоретическое равен­ство скрывает огромные фактические неравенства", т.е. общество западного типа. Общество, где человек твердо осознает свои права и — одновременно — где "фактическая свобода развивается медленнее, чем представления человека о свободе". Бунт — удел чело­века, живущего "до или после священного", требующе­го разумно сформулированных, а не мифологических ответов на свои вопросы. Камю констатирует: для че­ловеческого духа доступны только два универсума — универсум священного (или "благодати" в христиан­ской лексике) и универсум бунта. (По Камю, "возник­новение христианства отмечено метафизическим бун­том, но Воскресение Христа, провозвестие его второго пришествия и Царствия Божия, понимаемое как обе­щание жизни вечной, — это ответы, которые делают бунт бесполезным".) Внутреннее противоречие бунта в том, что "для того, чтобы жить, человек должен бунто­вать, но его бунт обязан уважать границы, открытые бунтарем в самом себе, границы, за которыми люди,

объединившись, начинают свое подлинное бытие". Ка­мю продолжает: "В опыте абсурда страдание индиви­дуально. В бунтарском порыве оно приобретает харак­тер коллективного существования [...] Я бунтую, сле­довательно, мы существуем". Осмысливая "метафизи­ческий бунт", автор "Б.Ч." фиксирует, что эго "восста­ние человека против своего удела и против всего миро­здания", такой бунт "оспаривает конечные цели чело­века и вселенной". Бунтующий раб, отрицая свой удел, вовлекает в этот конфликт и потусторонние силы: это не атеизм, это полемика с богами, это желание доказать им собственную правоту, а затем и свергнуть их. Ито­гом подобной социальной процедуры оказывается "ме­тафизическая революция": низложение Бога необходи­мо оправдать, компенсировать в посюстороннем мире. Как правило, новое царство людей без Бога отстраива­ется ценой "ужасающих последствий". В античном ми­ре, по мнению Камю, всегда личностно направленный бунт был невозможен. Мировидение древних греков не было упрощенным: они не усматривали пропасти меж­ду людьми и богами. "Греки никогда не превращали мысль в огражденный воинский лагерь". В западном мире история бунта "неотделима от истории христиан­ства". Причем такой бунт ведет историю от Бога Вет­хого Завета: с точки зрения Камю, "история бунта, ко­торой мы живем сегодня, является историей детей Ка­ина...". У Камю "Христос пришел разрешить две важ­нейшие проблемы — проблемы зла и смерти, а это и есть проблемы взбунтовавшихся". Иисус принял на се­бя и зло, и смерть. Бог Нового Завета, Бого-человек стремился создать посредника между Ним и челове­ком. Гностицизм пытался усилить эту интеллектуаль­ную линию, церковь же "осудила это усилие, а, осуж­дая его, она множила бунты". Камю подчеркивает: "Вплоть до Ницше и Достоевского бунтарская мысль обращается только к жестокому своенравному божест­ву, которое без всякого убедительного довода предпо­читает жертву Авеля дарам Каина, и тем самым прово­цирует первое в истории убийство. Достоевский в во­ображении, а Ницше на деле безгранично расширят поле бунта и предъявят счет самому богу любви...". По мысли Камю, первым бунтарем в интервале от гности­цизма до Ницше и Достоевского был де Сад, вынесший из бунта только "абсолютное нет" (см. Сад), а также Ш.Бодлер. Одна из проблем "Б.Ч." такова: подвергая Бога моральной оценке, человек убивает Бога в самом себе; отрицая Бога во имя справедливости сама эта идея превращается в абсурдную. Человек оказывается вынужден действовать сам. М.Штирнер подчеркивал, что всеобщая история суть многовековое посягательст­во на принцип "единственного", каковым выступает Я. Последнее стремились согнуть под игом таких абст-

ракций, как Бог, государство, общество, человечество. Далее, по схеме Камю, возник Ницше, а также тради­ции нигилизма и марксизма [см. Нигилизм, "По ту сторону добра и зла" (Ницше), "Смерть Бога", Марксизм].Далее Камю на обширном историческом материале (Великая Французская революция, россий­ский террор конца 19 — начала 20 в., фашистские пе­ревороты в Западной Европе 20 в., социальные следст­вия мессианских пророчеств Маркса, революционный радикализм В.Ленина) анализирует проблему соотно­шения метафизического бунта и революций — человеко-, царе- и богоубийственных. Эти, последние, были обусловлены, по его мнению, творчеством "философов непрерывной диалектики", сменивших "гармоничных и бесплодных конструкторов разума". По мысли Камю, "революция, не знающая иных границ, кроме истори­ческой эффективности, означает безграничное рабст­во. [...] Если предел, открытый бунтом, способен пре­образовать все, а любая мысль, любое действие, пере­шедшее известную черту, становятся самоотрицанием, ясно, что существует некая мера вещей и человека. [...] Выявляя общую всем людям природу, бунт обнаружи­вает также меру и предел, лежащие в ее основании". Как пишет автор "Б.Ч.", "якобинская и буржуазная ци­вилизации полагают, что ценности выше истории: при этом оказывается, что ее формальная добродетель слу­жит основанием для гнусной мистификации. Револю­ция XX века постановляет, что ценности смешаны с историческим движением; таким образом, ее истори­ческий разум оправдывает новый вид мистификации". Как отмечает Камю, "человека нельзя считать полно­стью виновным — ведь не с него началась история; но и полностью невиновным его тоже не назовешь — ведь он ее продолжает. [...] Бунт же, напротив, настаи­вает на относительной виновности человека". Револю­ция 20 в. "не может избежать террора и насилия, тво­римых над действительностью... она моделирует дей­ствительность, исходя из абсолюта. Бунт же опирает­ся на действительность, чтобы устремиться на вечную борьбу за истину". Согласно Камю, "бунт беспрестан­но сталкивается со злом, после чего ему приходится всякий раз набирать силы для нового порыва. Человек может обуздать в себе все, чем он должен быть. И дол­жен улучшить в мироздании все, что может быть улуч­шено. [...] Но несправедливость и страдания останут­ся... искусство и бунт умрут только с последним чело­веком".

А.А. Грицанов