КИНТАЛ-РУС ПОРАЖАЕТ ГИЛЯНСКОГО ВОЖДЯ ЗЕРИВАНДА

 

Ранний кравчий предстал, и рубином вина

Окропил он всю землю; проснулась она,

 

И враждебные рати, поднявшие луки,

Вновь, сверкая броней, напрягли свои руки.

 

И пошли они в бой, и была не нова

Для любого охота на каждого льва.

 

Грозно колокол выл; не имели защиты

От него все умы и бледнели ланиты.

 

Волчьей кожи литавр так был грохот крылат,

Что терзал он сердца, что мягчил он булат.

 

Сотрясалась земля, обнаружились корни,

Заскакал небосвод, строй нарушился горний.

 

От эйлакцев помчался топочущий конь.

Гордый всадник на нем был, как быстрый огонь.

 

Весь в железе, кружился он по полю вирой,

Злобным сердцем он схож был с крутящимся миром,

 

И ждала с ним враждующих доля одна:

Погибать, будто смяты ногами слона.

 

Смельчаки оробели; никто с ним сразиться

Не хотел. Ото льва отвели они лица.

 

Час прошел... Из румийской средины на бой

Черный двинулся лев за своею судьбой.

 

Конь бухарский, что слон. Громче рокотов Нила

Страшный голос бойца, - такова его сила.

 

И сказал он эйлакцу: "Взгляни, Ариман!

Солнце встало над миром. Растаял туман.

 

Чашу поднял я ввысь. Видишь, - участь в ней ваша:

Алой кровью эйлакцев наполнена чаша".

 

Так промолвив, коню сильно сжал он бока,

Булавою тяжелой взмахнула рука.

 

И эйлакец, слоном бывший мощным и смелым,

Пал, сраженный мгновенно бойцом слонотелым.

 

Был раздавлен тяжелою он булавой, -

Прах насытился кровью его огневой.

 

Но эйлакец второй, что горе был подобен,

На крушителя гор мчался ловок и злобен.

 

Под ударом вторым он коснулся земли,

И немало других ту же участь нашли.

 

Черный лев опьянился врагов низверженьем.

Многих, сжатых броней, опьяненных сраженьем,

 

Раздробил булавою стремительной он,

Но и сам был врагом беспощадно сражен.

 

От намаза полудня до третьей молитвы

Все притихшие львы уклонялись от битвы.

 

Кровью печень опять закипела, и рок

Быстросменной судьбе дал отменный урок.

 

Мощный выехал рус: чье стерпел бы он иго?!

Щеки руса - бакан, очи руса - индиго.

 

Он являл свою мощь. Он соперников звал.

Он румийских воителей бил наповал.

 

Исторгавшая душу из вражьего тела,

Булава его всех опрокинуть хотела.

 

Стольких опытных бросил он в смертную тьму,

Что уж больше никто не бросался к нему.

 

И когда грозный рус, незнакомый со страхом,

Славу Рума затмил в поле взвихренным прахом,

 

Он, сменив булаву на сверканье меча,

На китайцев напал и рубил их сплеча.

 

И, подобный копью, он скакал горделиво.

Вслед за тем и копьем он играть стал на диво.

 

Но на бой от румийцев на гордом коне

Дивный выехал всадник в красивой броне.

 

В его стройном коне не орлиная ль сила?

Меч ли взял он с собой или взял крокодила?

 

Шелк - на шелковом теле, блистает кафтан,

Блеск лазури шелому булатному дан.

 

Джинн мечтал о сраженье, как будто о пире,

У копья его тяжкого - грани четыре.

 

Закричал он врагу, приосанясь в седле:

"Не желаешь ли тотчас уснуть на земле?!

 

Пред тобой - Зериванд. Я посланец Гиляна.

Для меня лишь забава сразить Аримана!"

 

Лишь узрел его облик воинственный рус,

На устах своих горький почувствовал вкус.

 

"Перед ним. - он решил, - ничего я не значу.

Враг чрезмерно силен. Я утратил удачу".

 

Он коня повернул. Как степной ураган,

Он стремглав поскакал в свой воинственный стан.

 

Но копье в убегавшего всадника следом

Тотчас бросил гилянец, привыкший к победам.

 

И копье, пронизавшее спину, гляди:

На четыре ладони прошло из груди!

Но коня задержать оно все ж не сумело:

Конь доставил на место пробитое тело.

 

И столпились над телом эйлакцы: оно

Словно распято было. И было дано

 

Всем взиравшим увидеть, что змей из Гиляна

Распинает могучих враждебного стана.

 

Опустились поводья. Ни рус, ни буртас

Не спешили на бой. Весь их пламень угас.

 

И когда истомились войска ожиданьем,

Новый выступил рус. И, согласно преданьям,

 

Был сродни он Кинталу и звался Купал.

Зериванд перед ним тотчас грозно предстал.

 

Тяжко бились бойцы и звенели мечами,

И скрестились мечи огневыми лучами,

 

Но умелый гилянец, исполненный сил,

Все же голову вражью булатом скосил.

 

Так рубил Зериванд всех врагов несчастливых:

Скоро семьдесят русов легло горделивых.

 

Взор отважных бойцов нерешительным стал,

И на грозного льва рассердился Кинтал.

 

Шлем надел кипарис, застегнул он кольчугу,

И с мечом он к коню - к неизменному другу -

 

Поспешил и вскочил на него, как дракон,

И коня вскачь направил на недруга он.

 

И узрел Зериванд облик руса могучий.

И взревел он гремящею бурною тучей.

 

Два индийских мгновенно скрестились меча.

Эта схватка, как полдень, была горяча.

 

То гилянец был точкой, а битвенный лугом

Поскакавший соперник - стремительным кругом,

 

То Кинтал скакуна останавливал. Жар

Двух воителей рос. Лют был каждый удар.

 

Но друг друга сразить все ж им не было мочи.

С часа третьей молитвы сражались до ночи,

 

И настал должный срок. Царь могучий - Кинтал

Поднял меч, и гилянец сверкающий пал.

 

Был он сброшен Кинталом с седла золотого.

Больше не было льва дерзновенного, злого.

И был счастлив Кинтал завершением дня,

И к своим он погнал вороного коня.

 

Но не мог Искендер не изведать кручины:

Станет верный царевич добычею глины!

 

И сказал он о теле ушедшего в тьму,

Чтобы должный почет был оказан ему

.