Первое слово против ариан, гл. 20 (Р. О.. t. 25, col. 129 D—132 A).

. * Мф. 18, 12— 14; ЛК. 15, 4—7; Иоан. 10, 1—16. ⁷ Мф. 12, 29; Мк. 3, 27; Лк. 11, 21—22. » Св. А ф а н а с и и, там же, гл. 30 (Р. G., t. 25 col. 148). ⁹ Св. Иоанн Дамаскин, «Третье слово об иконах», § 9 (Р. G., |t. 94, col. 1332 D). Образ Христа—врача человеческой природы, поражен­ной грехом, часто связывается с притчей о добром самарянине, котораябыла'истолкована в этом значении в первый раз Оригеном. См. его 34-е поучение на Евангелие от Луки и Толкование па Евангелие от Иоанна, 20, 28 (Р. G. t. 13, col. 1886—1888 et t. 14. col. 656 A).

расстраивающей козни диавола ¹⁰, и т. д. Наконец, образ, встречающийся чаще всего и заимствованный апостолом Пав­лом из Ветхого Завета, относится к области юридических от­ношений". Взятое в этом частном значении Искупление яв-¹ ляется юридическим образом подвига Христова, наряду со многими другими возможными образами. Употребляя слово «искупление» та'к, как мы делаем сейчас, в значении общего термина, обозначающего спасительный подвиг Христа во всей его широте, мы не должны забывать, что это юридическое выражение имеет образный характер: Христос в такой же мере Искупитель, в какой Он Воин, торжествующий над смертью, истинный Первосвященник¹² и т. д.

Заблуждение Ансельма заключалось не столько в том, что он развил юридическую теорию Искупления, сколько в том, что он пожелал увидеть в юридических отношениях, содержа­щихся в термине «искупление», адекватное выражение тайны нашего спасения, совершенного Христом. Отбрасывая другие выражения этой тайны как неадекватные образы («quasi quaedam picturae»), он думал найти в юридическом образе— образе искупления—само содержание метины, ее «рациональ­ную основу» (veritatis rationabilis soliditas), доказательство необходимости того, что Бог должен был умереть ради нашего спасения ¹³.

Невозможность рационально выразить необходимость иску­пительного подвига, используя юридическое содержание тер­мина «искупление», была показана св. Григорием Богословом путем приведения к величайшему абсурду: «Остается иссле-¹ довать вопрос и догмат, — говорит он, — оставляемый без внимания многими, но для меня весьма требующий исследова­ния. Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь— кровь великая и преславная Бога и Архиерея '" и Жертвы? Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолю­бием купившие себе повреждение. А если цена искупления

¹⁰ Св. Григорий И и с с к и и. Большое огласнтельное слово, гл. 22— 24 (Р. G., t. 45, col. 60—65).

" Рим. 3, 24; 8, 2,3; 1 Кор. 1, 30; Еф. 1, 7; 14, 30; Кол. I, 14; Евр. 9, 15; 11, 35- со значением освобождения. 1 Тим. 2, 6; 1 Кор. 6, 20; 7, 22;

ГаЛ. 3, 13—со значением уплаченного выкупа.

¹² Жертвоприносительный или священнический образ подвига Христова у апостола Павла в сущности тождествен юридическому образу, образу вы­купа или собственного искупления, но он его дополняет и углубляет. Дейст­вительно, идея умилостивления кровью (Рим. 3, 26) связывает воедино оба образа—юридический и жертвоприносительный в понятии искупительной смерти праведника, понятии, присущем мессианским пророчествам (Ис. 53).

¹³ Cur Desu homo, 1, 4 (P. L, t. 158, col. 365).

* В оригинале: Sacrificateur, что по-русски буквально означает: Жер-твоприноситель или Первосвященник Прим. пере».

дается не иному кому, как содержащему во власти; спраши­ваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но Самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что более справедливо было бы помиловать нас! А если Отцу, то, во-первых, каким образом? Не у Него мы были в плену. А, во-¹ вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы, дав овна? Не очевидно ли, что Отец приемлет жертву, не потому, что требо­вал или имел нужду, но по домостроительству: человеку нуж­но было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам изба­вил нас, преодолев мучителя Своей силой, и возвел нас к Себе чрез Сына, посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы; а большее да почтено будет молчанием»¹⁴. Из приведенного нами текста с очевидностью вытекает, что у св. Григория Богослова понятие искупления отнюдь не содер­жит в себе необходимости, обусловленной какой-то карающей справедливостью, а представляется как выражение Домост­роительства, тайна которого не может быть адекватно изъяс­нена в рассудочных понятиях. «Мы возымели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить»,—гово­рит он далее (§ 28). «Но ни одно из них (чудес) не уподоб­ляется чуду моего спасения. Немногие капли крови воссози-i дают целый мир» (§ 29).

После узких горизонтов исключительно юридического бого­словия мы находим у отцов чрезвычайно богатое понятие ис­купления, обнимающее победу над смертью, иачаток всеобще­го воскресения, освобождение природы, плененной диаволом/»:;

не только оправдание, но и восстановление твари во Христе. Здесь Страдания неотделимы от Воскресения, прославленное тело Христа, сидящего одесную Отца, — от жизни христиан на земле. Однако если Искупление представляется как цент­ральный момент Воплощения, т. е. Домостроительство Сына по отношению к падшему миру, то оно является также и мо-' ментом более обширного Домостроительства Пресвятой Трои­цы по отношению к твари, созданной из ничего и призванной свободно осуществить обожение, соединение с Богом, дабы Бог стал «вся во всех». Мысль отцов никогда не закрывает этой конечной перспективы. Поскольку Искупление имело не­посредственной целью наше спасение, это спасение явится,—