Сказка о двух икотах.

Однажды в годы, когда я подрабатывал в одном людном ресторане неподалеку от моего дома, я заметил в зале некоего джентльмена, с которым происходил приступ одной из самых раздражающих и совершенно обычных человеческих проблем - икоты. Официант только что собрал со стола тарелки и по привычке осведомился, что угодно заказать еще. Джентльмен попросил принести спиртного, а затем как-то по-шутовски и каким-то упавшим голосом спросил, нет ли в баре чего-нибудь от икоты. Я приблизился к столу и очень серьезным тоном спросил джентльмена: "Хотите ли вы избавиться от вашей икоты? " Он ответил: "Да". Тогда я спросил, хочет ли он, чтобы я рассказал ему одну историю, причем во время рассказа ему следует создавать в своей голове картинки о том, о чем я буду говорить. После нескольких скептических реплик, брошенных им по этому поводу, он (по настоянию знакомых, обедавших с ним) согласился.

(Попросив этого джентльмена подтвердить свое желание избавиться от икоты, Вилли предохраняет себя от обвинений по поводу терапии. Затем он приступает к специфицированию того, что должен делать этот джентльмен.)

Я немедленно взял из-за ближайшего стола стул, и сел перед ним лицом к липу, чтобы видеть его полностью. Голосом, сходным по громкости и полупьяной интонации с тем, которым он говорил со мной во время его краткой информации о скептицизме, я сказал ему, что собираюсь рассказать ему историю о протекавшем вентиле, который у меня был в доме, и о том, как этот вентиль был отремонтирован. Джентльмен, часть которого все еще искала способ выразить сопротивление, повернулся к своим друзьям и начал выборматывать свой продолжающий скепсис.

(Обратите внимание, что Вилли все время калибрует свое поведение по поведению джентльмена. Чтобы иметь возможность наблюдать мимические реакции и показывать их самому, Вилли принимает меры, чтобы оказаться на таком месте, где он и его партнер по общению хорошо увидят друг друга. Далее, Вили подстраивается к интонациям джентльмена. В сущности Вилли принимает интонацию джентльмена с самого начала, чтобы привлечь его внимание и вызвать доверие - то есть, встречает его в его модели мира.)

Чтобы войти с ним во взаимодействие, я взял его за руку, чуть-чуть надавливая на нее, и повторял свои слова об истории, которую собираюсь ему рассказать. Немедленной его реакцией было внимание. Я применил эту технику еще два раза, когда при моей попытке начать рассказ он прервал меня разговором - то есть, я сжимал его руку и напоминал ему, чтобы он "делал картинки". При этом всякий раз он переключался в состояние внимания.

(Вместо открытой работы с сопротивлением Вилли полностью игнорирует его, приковав к себе внимание джентльмена тем, что неожиданно - и следовательно, не встретив сопротивления - берет его за руку. Повторяя свои замечания об условиях работы, Вилли может использовать сжимание руки как якорь для сосредоточенности у этого джентльмена. ) Когда он достаточно сосредоточился, я перешел к другой интонации, которую посчитал полезной при рассказывании этой истории, и приноровил темп своей речи к ритму его дыхания.

При этом я синхронно покачивал головой.

(Вилли использует интонацию, движения головой и темп речи для целей присоединения. Такое невербальное связывание работает наподобие биологической обратной связи с человеком и позволяет изменять его состояние сознания. )

История была такова... Я рассказал, что обнаружил протекающий вентиль, и что протекающий вентиль вызывал утомление. Я описал ему процесс того, как протекает кран, говоря: "Кал... кал... кап... "; стараясь говорить эти "кап кап кап" всякий раз, когда на джентльмена нападала икота, но говорить по возможности незаметно.

(На всем протяжении рассказа Вилли использует аналоговые - интонационные - маркировки для выделения важных для этого джентльмена частей. Эти выделения мы сохранили в тексте. Кроме того, интонационно маркируя этими "кап, кап" возникающие приступы икоты, мы связываем бессознательно то и другое вместе.)

В дополнение к вербальному описанию состояния вентиля я использовал много аналоговых описаний и жестов (таких, как попытка закрыть кран). Далее я рассказал ему, что в конце концов я решил вызвать кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, и я вызвал водопроводчика, чтобы он зафиксировал вентильную течь. Я рассказал ему, как я ожидал, чтобы водопроводчик пришел и зафиксировал вентиль. Пришел водопроводчик, чтобы зафиксировать вентиль, и у него была сумка с инструментами. Я рассказал водопроводчику о вентиле, и он сказал, что может его зафиксировать. Я сказал себе: "Как он собирается это делать? «

Водопроводчик сказал мне, чтобы я "внимательно наблюдал".

(Кавычки здесь используются для того, чтобы джентльмен задал себе вопрос "как? ", и для ввода команды: "Наблюдать внимательно" - в том числе, и в своей голове. )

Затем я описал вербально и аналогово разборку вентиля при помощи довольно большого гаечного ключа, который водопроводчик извлек из своей сумки с инструментами. Я сказал, что водопроводчик разобрал вентиль на 5 частей. Предъявив это описание, я вновь употребил удивленный вопрос: "Как он собирается это делать? " Водопроводчик сказал мне, что корень проблемы в этой большой шайбе красного цвета (я описал размеры, толщину и материал этой шайбы). Водопроводчик сказал мне, чтобы я "смотрел и видел", что в этой шайбе есть дырка. Я вновь спросил у водопроводчика, может ли он отремонтировать вентиль, и он ответил, что может. Вновь я удивился, как он может это сделать. Он сказал, что все, что ему нужно сделать - это заменить шайбу, и вентиль будет зафиксирован. Я спросил его: "У вас есть новая шайба? " Он ответил. что есть.

Он вставил новую шайбу и снова собрал вентиль. Я спросил его, зафиксировался ли вентиль. Он сказал, что да. Я сказал, что я удивлен, но как я могу узнать, что вентиль зафиксировался? Он ответил, что есть только один способ узнать это, и он состоит в том, чтобы проверил вентиль. И тогда я открыл воду. Она хлынула из крана, а затем я крепко закрутил ручку, чтобы выключить воду. И ни снизу, ни сверху не было ни единой капли воды из вентиля. Течь была полностью прекращена.

Исчезла не только проблема "течи". То же самое произошло с икотой этого джентльмена. Я спросил у него, есть ли еще у него икота. К своему удивлению он обнаружил, что она исчезла. Я тут же встал и ушел, сославших на свои обязанности и уклонившись от ответа на его вопросы. Однако я заметил, что выражение его лица и интонации приметно изменились - он выглядел более расслабленным. А когда он выходил из ресторана, я сообщил ему. что если в будущем его опять будет одолевать икота, все что он должен сделать - это взяться за свою руку в вспомнить о моем протекающем кране.

Что же тут было сделано? Я сконструировал метафору для проблемы икоты этого джентльмена. Это было осуществлено созданием метафоры, которая была бы близка, насколько это возможно, к его внутреннему опыту, и которая в то же время была бы в общем достаточной для того чтобы он мог применить свой специфический внутренний опыт к паттернам, представленным в метафоре, тем способом, который был бы для него в наибольшей степени точным и удобным.

Другими словами метафора подразумевала многоуровневую коммуникацию.

Во всяком сообщении имеется, по крайней мере, содержание и контекст.

Очевидно, что содержание проблемы джентльмена и содержание метафоры было явно различным: в первой фигурировала икота, во второй протекающий кран. Тем не менее, контексты их были совершенно похожими: в обоих был человек с проблемой, доставляющей страдание; в обоих был человек, который приходил на помощь человеку с проблемой, и он произносил позитивные утверждения о возможности помочь. Законна была догадка, что этот джентльмен должен быть заинтригован тем, как я собираюсь это сделать. Персонаж моей метафоры также был заинтригован тем, каким образом его вентиль будет отремонтирован водопроводчиком. Далее в ходе рассказывания моей метафоры этот джентльмен должен был бы время от времени икать, и для каждого его приступа я вводил либо движение головой, либо звук "кап". Оба сигнала не были достаточно очевидными, чтобы вызвать сопротивление с его стороны. В начале я обратился к нему, используя его собственную пьяную интонацию. Затем я изменил свою интонацию, и варьировал ее в зависимости от желания маркировать определенные части в моей метафоре в качестве изолированных в своем действии сообщений. Это в дальнейшем усиливалось аналоговой жестикуляцией и подстройкой темпа речи к его дыханию. Целью этих стратегий было сделать мою историю по возможности близкой к паттернам его опыта на подсознательном уровне так, чтобы в какой-нибудь точке рассказ достиг бы пределов его модели (где он пребывал в тупике) и с теми же паттернами позволил бы ему последовать к разрешению, представленному в истории. Конечно же, на каком-то уровне опыта он выдвинул бы свое собственное специфическое разрешение.

Что касается тех заранее разработанных описаний, которые я приводил, используя как вербальную, так и невербальную коммуникации, чтобы он создавал картинки о проблеме, приведенной в метафоре, то это главным образом делалось для целей рассеивания его сознания. И, наконец, я якорил его опыт, нажимая ему на руку, поскольку это было частью входа в весь этот опыт. Следовательно, в будущем он мог использовать этот якорь для оказания помощи самому себе в реконструировании сходного опыта.

Стратегия использования метафор для целей изменения заключается в тесном соответствии ее (по мере возможности) контексту внутреннего опыта человека, желающего измениться. Предыдущая метафора в большей степени зависела от моей способности к конструированию как можно большего числа соответствий типа "один к одному" между моей историей и проблемой того человека скорее на уровне контекста, чем на уровне содержания. Однако я совершенно убежден в том, что конечный успех или неудача метафоры в обеспечении изменений зависит от наличия подсознательного желания человека участвовать в этом процессе.

Второй пример демонстрирует случай, когда для того, чтобы метафора сработала, человек должен сначала увериться в том, что он определил контекст, требующий изменения. Следовательно, здесь имеет место также конструирование такого метафорического контекста, который удовлетворил бы эту потребность.

И этот случай произошел в ресторане. На этот раз от икоты страдала женщина.

Она пожаловалась на это, и официант, зная о моих "способностях", сообщил ей, что я могу "убрать" ее икоту, и попросил меня помочь ей. Я спросил ее, не будет ли она любезна создавать картинки в своей голове, пока я буду рассказывать ей свою историю об испорченном вентиле. Ее реакция отличалась от реакции предыдущего джентльмена, от которого я в сущности получил определенное подсознательное согласие на мое вмешательство. Несмотря на ее словесно выраженную признательность, она, судя по интонации, испытывала ко мне большую подозрительность. Едва согласившись, она тут же отвернулась, чтобы закурить сигарету. Я понял ее реакцию как указание на то, что, по крайней мере, одна ее часть не желала моей помощи, и что эта часть имела определенные средства защиты для нанесения мне поражения в деле, которое я собирался исполнить. Я вновь рассказал историю о вентиле, но на этот раз результат оказался отрицательным. С какой-то триумфальной интонацией женщина возвестила, что икота не исчезла (и это было правдой).

В этот момент и была сконструирована метафора, которая учитывала ту часть женщины, нуждавшуюся в том, чтобы нанести мне поражение. Для этого я переработал контекст таким образом, чтобы вместо увязания в борьбе за победу была решена сама проблема икоты. Я выбрал следующую стратегию. Я сказал ей, что нам обоим было заранее ясно, что моя история не поможет ей, и выразил ей свою фрустрацию по поводу провала моих стараний. Таким способом я смог добиться следующего: во-первых, я смог дать ее сопротивляющейся части то, чего она хотела - мое поражение и ее контроль: во-вторых, поскольку эта часть имела хороший выбор средств для оказания мне сопротивления, она могла сопротивляться и моему новому утверждению (что мы оба знали, что история не сработает). Поэтому, поскольку она сопротивлялась, она должна была начать делать честные усилия по сотрудничеству.

(Вероятно, наиболее важным замечанием, которое следовало бы сделать в этом примере, должно быть указание на тот факт, что именно готовность Вилли к присоединению в его реакциях на ситуации, возникающие в его практике, позволяют ему так успешно осуществлять деятельность терапевта. Непринужденно согласившись с соглашающейся частью этой женщины, Вилли с легкостью приводит ее в двойное замешательство, требующее от нее сотрудничества. Теперь, чтобы победить Вилли, она должна избавиться от икоты.)

В этот момент я встал из-за стола и пошел прочь, чтобы еще больше усилить связь между той ее частью, которая хотела вылечиться от икоты, и частью, которая теперь сопротивлялась мне посредством готовности к честным усилиям по сотрудничеству в деле удаления икоты. Внезапно я обернулся к ней и спросил:

"Поскольку моя попытка провалилась, то какого цвета ваша икота? " Она ответила:

"Пурпурного". Я спросил с акцентом на вопрос: "Ваша икота пурпурная? " - и пошел дальше. Затем я снова резко обернулся и спросил ее: не было ли у нее когда-либо пурпурного шара с гелием: и что происходит с шаром, который наполнен гелием, если его отпустить? И тут же немедленно ушел. Когда минуты через три я вернулся, очень удивленная дама сообщила мне, что ей кажется, что ее икота исчезла. И это было правдой.

(Здесь Вилли использует синестетическое наложение. Этим способом он может оставить икоту с ее неопределенным и неуловимым исходом в покое, а вместо этого говорить о "пурпурном". Говоря это и не дожидаясь ответа на свои сообщения, инициирующие трансдеривационный поиск, Вилли лишает ее возможности спорить и возвращаться к прежнему результату. Вилли завершает свою метафору субмодальным сдвигом, используя в качестве средства перемещения "шар".)

В этом случае я позволил ей контролировать конструирование ее собственной метафоры для икоты в виде "пурпурного" цвета. Следующий шаг заключался в том, чтобы просто соединить этот цвет с чем-нибудь еще, что могло быть пурпурным и могло быть метафорическим средством удаления икоты. Моя догадка заключалась в том, что у нее есть чем реферировать случай, когда шар с гелием выпускают на свободу. Начиная с этого места, мы больше не говорили об икоте или избавлении от нее. Мы говорили о том, что случается, когда отпускают шар с гелием: просто случилось так, что этот шар был пурпурным, и это совпадало с тем, что такой же была икота.