Как можно наслаждаться Богом

Бог есть Единственная Самость; и тот, кто стремится к наслажде­нию Им,

Должен, не меньше, чем Он сам, быть принятым в Его пределы. (1:83)

— Открыть путь другому, совсем незнакомому, есть гостеприим­ство. Двойное гостеприимство: по отношению к другому, тому, кто напоминает Вавилонскую башню (в части постройки ее, отсылки к универсальной переводимости, а также насильственного навязывания

имени, языка и идиомы), и относительного того другого (того же са­мого и другого), кто деконструирует Вавилонскую башню. Очерта­ния обоих направляются стремлением к достижению универсальной сообщительности, не замкнутой пустынным ландшафтом н иссушаю­щей формализацией, т.е. не заключенной в пределы экономии. Но оба должны иметь дело с тем, что они пытаются, по крайней мере на сло­вах, избежать, — невозможностью интерпретации. Устремленность к Богу, Бог как еще одно имя страсти обретаются в пустынном ланд­шафте радикального атеизма.

— Если верить только что сказанному, может создаться впечат­ление, что пустыня есть иное имя, а может быть и истинное место уст­ремленности, желания. И что временами оракульский тон апофазиса, отсылка к которому только что прозвучала, резонирует в пустыне и этот резонанс отнюдь не всегда доносит эхо молитвы в пустыне.

— Продвижение к универсальному языку осциллирует между формализмом, или беднейшей, самой засушенной и наиболее пустын­ной техно-научностью, и чем-то вроде людского муравейника с его неприкосновенными тайнами и идиомами, которые никогда не обна­руживают себя в иной форме, кроме как непереводимых оттисков. В эту осцилляцию и уловлена «негативная теология», здесь она заклю­чается и понимается одновременно. Но история Вавилонской башни (конструкция и деконструкция в одно и то же время) остается истори­ей (сюжетом). Со всеми ее многочисленными смыслами. Невидимая граница будет проходить здесь скорее не между Вавилонским проек­том и его деконструкцией, а между Вавилонским пространством (со­бытием, Ereignis, историей, откровением, эсхато-теологией, мессианиз­мом, адресом, предназначением, ответом и ответственностью, конструкцией и деконструкцией) и чем-то невещественным, как, к при­меру, недеконструируемая хора — то, что предшествует своему соб­ственному испытанию (как если бы их было две — она сама и ее двой­ник). Место, которое дает пространство и возможность для возведения Вавилонской башни, должно быть недеконструируемым, причем не в том смысле, что основания этой конструкции прочны и защищены от любой деконструкции, внутренней или внешней, а в том смысле, что ею создается само пространство де-конструкции. Это как раз то про­странство, в котором обретаются упоминаемые здесь «вещи» - нега­тивная теология и ее аналоги, деконструкция и ее аналоги, равно как и обсуждаемый коллоквиум и его аналоги.

— Но что подразумевается под обращением к этим аналогам? То, что имеется в наличии уникальный шанс перехода или перевода того, по отношению к чему негативная теология и выступает своеобразным

аналогом или всеобщим эквивалентом, в ситуации переводимости, ис­кореняющей, равно как и обращающей, этот аналог к истокам его гре­ческой или христианской экономии? Или что этот шанс, во всей его уникальности, все же являет собой нечто иное, нежели то, что утрачи­вает себя в общности?

— Возможно. Но речь пока еще не шла о людской или даже антро­поцентрической общности или уникальности, равно как не затрагивался аспект Gevier, где то, что называют «животным», есть смертный, прохо­дящий мимо в молчании. Да, возможно, что сейчас via negativa репрезен­тирует продвижение идиомы в сторону наиболее обжитой пустыни, яв­ляя собой шанс, который предоставлен праву или иному договору об универсальном мире (находящемуся за пределами того, что называют сегодня международным правом —явлением, бесспорно, положительным, но слишком подчиненным европейской концепции государства и права, концепции, которую так легко приспособить для нужд отдельных госу­дарств): шанс если не обещания, так уж во всяком случае объявления.

— Можно ли здесь продвинуться настолько далеко, чтобы вести речь о «политике» и «праве» негативной теологии? Или о юридичес­ки-политическом уроке, который можно извлечь из возможности та­кой теологии?

— Нет, если основываться на ее программе, предпосылках и ак­сиомах. Но без этой возможности, той самой возможности, которая понуждает, начиная с этого момента, заключить эти слова в кавычки, не будет никакой «политики», «права» или «морали». Смысл этих по­нятий меняется.

— Но было признано в то же время, что «без, вне» и «не-вне» [pas sans] относятся к тем словам, которые труднее всего произнести и ус­лышать/понять, к словам, наиболее непомысляемым и невозможным. Что, к примеру, имеет в виду Силезиус, оставляя нам в наследство ни­жеследующую максиму?

Kein Tod ist ohn ein Leben. Смерть не бывает без жизни. (1:36)

Или того лучше: