ГОЛОСА И ВИДЕНИЯ

Наиболее запутанный и спорный вопрос в исследованиях мистицизма. – Рационализм и ортодоксия – Крайности, до которых доходят в своих выводах исследователи. – Буквальная интерпретация искажает смысл видений. – В мистической жизни наблюдаются различные проявления медиумизма, что необходимо учитывать исследователям. – Субъективность как норма видений. – Видения могут быть также показателями трансцендентального восприятия. – Необходимый критерий различения – Подлинно мистические видения способствуют углублению духовной жизни. – Переживания визионеров, как правило, носят смешанный характер и всегда символичны. – Видения можно считать произведениями искусства. – Непроизвольные психические проявления наблюдаются у всех творческих гениев. – Мистические видения и голоса способствуют трансцендированию. – Их связь с непосредственной жизнью. – Делакруа. – Голоса – простейшая разновидность медиумизма. – Три типа голосов. – "Мысленные слова". – Внятные внутренние слою. – Ложные голоса. – св. Иоанн Креста. – Характер подлинных голосов. – Внешние (exterior) слова. – Музыкальные голоса. – Диалоги с Божеством. – Видения. Их характер в целом. – Большинство мистиков не доверяет видениям. – Хилтон. – Три типа видений: мысленные, имагинативные [1] и материализованные (corporeal). – Мысленные видения. Их характер. – Анжела Фолиньоская – Св. Тереза. – Имагинативные видения как характерные для поэтов Две их разновидности. – Символические видения – Сузо; Данте; св. Мех-тильда Хакборнская. – Видение Бога в Его личностном воплощении. – Видение Христа у св. Терезы. Его трансцендентная природа. – Активные имагинативные видения. Их характер. – Мистическое бракосочетание св. Катерины. – Трансверберация (transverberation) св. Терезы. – Автоматическое письмо у мистиков – Св. Катерина Сиенская; Блейк; св. Тереза; г-жа Гийон; Якоб Бёме. – Резюме.

Теперь мы перейдем к предмету извечных и нескончаемых споров – рассмотрим аномальные психические явления, сообщения о которых так часто встречаются в жизнеописаниях мистиков. Речь идет о видениях, голосах, автоматическом письме и драматических диалогах с другими сущностями – такими, как душа, Любовь, Разум и Глас Божий. Все эти феномены, по-видимому, представляют собой неконтролируемые проявления возбужденного воображения, которые иногда приобретают вид зрительных и слуховых галлюцинаций.

Каждый здравомыслящий человек, который заинтересуется проблемой подлинности этих явлений, рискует быть сбитым с толку противостоянием двух "великих сил", каждая из которых уже давно отстаивает свое право на последнее слово в этом вопросе. С одной стороны – люди, которые почему-то именуются рационалистами и считают, что раз и навсегда решили все затруднения, когда обнаружили явные параллели между телесными симптомами, сопровождающими сильные духовные потрясения, и клиническими симптомами некоторых заболеваний. Их рассуждения, сопровождаемые таким звучным словарем, как "самовнушение", "психосенсорные галлюцинации" и "ассоциативный невроз" – который, в сущности, всего лишь выражает ту же тайну в другом, менее привлекательном виде, – дают им повод скорее сочувствовать великим созерцателям, чем обвинять их. Французские психологи, в частности, весьма преуспели в подобных вещах и, если бы могли, заполнили бы больничные койки Сальпетриера пациентами из католического лика святых. Современный исследователь, говорит Руфус Джонс, находит в стигматах св. Франциска Ассизского скорее признак слабости, чем свидетельство силы. Для современного ученого это не "признаки святого", а "симптомы эмоциональной и физической неполноценности". [2] Это весьма сдержанная формулировка точки зрения "рационалистов", высказанная человеком, который проявляет неподдельный интерес к некоторым аспектам мистицизма. Однако мы вправе усомниться в том, что тот пламень живой любви, который на одно ослепительное мгновение мог слить воедино душу и тело, действительно является слабостью святого. Мы вправе усомниться в том, что Блейк действительно был столь же сумасшедшим, как и некоторые его интерпретаторы, и что необычные способности, которыми были наделены св. Павел и св. Тереза, можно истолковать как симптомы эпилепсии или истерии. И наконец, мы вправе спросить, можно ли назвать научным огульное отрицание какого-либо содержания, кроме патологии, во всех видениях и голосах, от Летучего Голландца до Откровения св. Иоанна включительно.

Рьяные сторонники сверхъестественного придерживаются противоположной точки зрения, причем создается впечатление, что они специально идут на конфронтацию со своими идейными противниками. Без всяких видимых оснований они приписывают объективную реальность и абсолютный смысл видениям, голосам и другим переживаниям, которые во всех других сферах жизни были бы отнесены на счет невинной игры воображения. Они утверждают, что многие психические феномены представляют собой чудесное вмешательство в "законы природы", тогда как в действительности эти феномены являются вполне естественными, хотя и редкими примерами восприятия духовного мира некоторыми гениями интуиции. [3]

"Рационалистам" же в качестве идейных сторонников нужны как раз набожные материалисты такого пошиба, которые уверяют нас в том, что св. Антоний Падуанский буквально держал на руках Младенца Христа; по их же понятиям, Святой Дух действительно сказал Блаженной Анжеле Фолиньоской, что Он любит ее больше, чем любую другую женщину в долине Сполето, и что она познала Его более близко, чем сами Апостолы. [4] Подобные толкователи превращают в чудеса обычные сновидения и низводят на уровень религиозных галлюцинаций символические видения гениев. Даже такому прекрасному и исполненному абсолютной значимости видению, как видение Сокровенного Сердца, которое пережила св. Маргарет Мэри Алакок, была навязана грубая материалистическая интерпретация. В то же время это видение является символическим выражением глубочайших интуиции человеческой души, возвысившейся до созерцания Божественной Любви. Подобно этому прекрасные грезы Сузо, божественные посещения, которые выпали на долю Франциска, Катерины, Терезы и многих других святых, были искажены в результате возведения их в ранг так называемых "сверхъестественных" явлений – ведь при этом истинность и красота исчезают из них безвозвратно, как из чучел птиц. [5]

К тому же все это делается вопреки воле великих мистиков, которые недвусмысленно дают своим ученикам понять опасность приписывания слишком большого значения "видениям" и "голосам", а также принятия их в буквальном виде как посланий от Бога. И тем не менее видения и голоса так часто встречаются в мистической жизни, что обойти их стороной невозможно. Эти посланцы невидимого мира постоянно стучатся в двери наших чувств, причем речь здесь идет не только о зрительных и слуховых впечатлениях. Другими словами, сверхчувственные интуиции, устанавливающие контакт конечной сущности человека с окружающим его Бесконечным Бытием, могут выразить себя под видом практически любого чувственного автоматизма. Необычные сладостные запахи и вкусы, физические прикосновения, внутреннее тепло – все эти проявления снова и снова встречаются в описаниях приключений в духовных мирах. [6] Символы, посредством которых мистик приближается к Абсолюту, легко объективизируются и представляются сознанию как аспекты переживания, а не как варианты интерпретации. Получаемое таким образом знание вполне трансцендентально. Оно является недифференцированным актом всего сознания, в котором, повинуясь любви, жизнь приближается к Жизни. Мысль, чувство, видение, прикосновение – все эти обозначения совсем неадекватны, однако, возможно, они могут иносказательно описать то переживание, отдельными аспектами которого являются. "И все мы вечно пребудем в Боге, – говорит Юлиана Норвичская об этом высшем переживании, – подлинно видя и сполна ощущая Его, духовно внимая Ему и сладостно вкушая и обоняя Его". [7]

Это значит, что все так называемые "галлюцинации органов чувств", сообщения о которых часто встречаются на страницах истории мистицизма, должны быть изучены трезво и непредвзято. Мы должны рассмотреть психологию поиска человеком Реальности, не опираясь на предрассудки. Поэтому тем, кто отрицает эти явления, следует задаться вопросом, действительно ли эти проявления медиумизма, так часто появляющиеся в созерцательной жизни, представляют собой сновидения наяву и фантазии, другими словами, старые представления, поднявшиеся на поверхность сознания в виде конкретных образов. Или же они являются представлением – пусть лишь символическим – некоторого факта или личности, внешней по отношению к человеку "торжествующей духовной силы". Является ли видение всего лишь символическим изображением мысли, воображаемым построением, или же оно представляет собой отчаянную попытку души выразить нечто постигаемое в ее глубинах в доступных для сознания образах как сообщение, приходящее извне? [8]

Ответ, по-видимому, в том, что голос или видение может иметь двойственную природу. Поэтому можно сказать: как психологи, так и клерикалы поспешили приписать своим противоположным толкованиям статус единственно убедительных. Многие голоса (если не все), может быть, лишь подтверждают то, о чем субъект и раньше догадывался; [9] возможно, многие видения (если не все) суть не что иное, как лишь живописание затаенных желаний и грёз. [10] Иногда подобные проявления представляют собой болезненные галлюцинации, среди которых встречаются даже симптомы душевных недугов. Не исключено, что все они заимствуют форму, которую следует отличать от содержания, у представлений, имеющихся в сознании визионера. [11]

Однако иногда у великих мистиков с многогранным дарованием встречаются психические феномены, которые оказывают на их жизнь очень сильное влияние. Они приносят мудрость неискушенным и несведущим, вселяют уверенность в умы тех, кого одолевают сомнения. Они наполняют их внутренний мир новым светом, сопутствуют обращению или переходу из одного духовного состояния в другое. Они приходят в мгновения нерешительности и приносят человеку важные сведения, которые для него вначале могут быть не очевидными. Они дают нам представление о тех сферах духовной жизни, о которых раньше мы ничего не знали. Такие видения, очевидно, относятся к другому, более высокому уровню психических феноменов, чем лучезарные появления Богоматери и печальные сцены страданий Христа – феномены, часто встречающиеся в жизни святых и, все всяких сомнений, содержащие черты, обусловленные религиозным энтузиазмом субъекта и имеющимися у него представлениями. [12] Подобные феномены, по меткому выражению Годферно, являются лишь "образами, парящими над живыми глубинами эмоций", [13] а не символическими посланиями с других уровней сознания. Таким образом, необходим некий критерий, с помощью которого можно было бы классифицировать подобные состояния, если мы хотим научиться отличать видения и голоса, проистекающие из трансцендентных уровней, от весьма ярких фантазий, сновидений и симптомов душевных болезней. Подобный критерий, мне кажется, мы уже имели возможность применить в отношении экстатических состояний, а именно: становится ли жизнь благодаря им более организованной и содержательной?

Подлинные видения и голоса являются средством, с помощью которого "видящая душа" приближается к Абсолюту. Они являются выражением онтологических прозрений души и оказываются для нее источниками животворной энергии, милосердия и дерзновения. Они вселяют в человека новые силы, знания и устремления, всякий раз оставляя его – физически, ментально и духовно – в лучшем состоянии, чем он был до этого. Те же видения и голоса, которые не проистекают из контакта души с внешней реальностью – которые, выражаясь на теологическом языке, есть "не от Бога", – не обладают подобным качеством. В лучшем случае они представляют собой перекапывание душой ее прежних сокровищ. В худшем это порождения – иногда довольно болезненные – активного, богатого, но плохо контролируемого подсознания.

Поскольку характер мистика подразумевает активность и большую содержательность подсознания – тогда как нестабильность нервной системы чревата истощением и психическими болезнями, – то не удивительно, что даже у величайших мистиков видения и голоса бывают разными. Когда какое-либо проявление медиумизма утверждается в человеке, оно может легко найти себе выражение как в глупости, так и в мудрости. В моменты, когда вдохновение покидает человека, на поверхность поднимаются старые, давно забытые предрассудки. Так, однажды во время болезни Юлиана Норвичская увидела "ужасное зрелище" – красного в белую крапинку Дьявола, который схватил ее лапами за горло. [14] Сатана посещал и св. Терезу, оставляя после себя запах серы, а однажды Тереза увидела его сидящим на требнике и изгнала, окропив святой водой. [15] Вполне разумно предположить, что в этих случаях мы имеем дело с видениями, которые больше походят на галлюцинации и свидетельствуют лишь об истощении нервной системы и временной потере субъектом устойчивости, в результате чего яркое представление о подлинности зла выражается на поверхности сознания в конкретном виде. [16]

Хотя мы и допускаем такую возможность, из всего сказанного выше вовсе не следует, что все визионерские переживания патологичны, ведь "Тиран Эдип" не бросает тень на "Освобожденного Прометея", а отдельные случаи несварения желудка не могут служить предлогом для отрицания значимости всего процесса пищеварения. Способности восприятия и творческий гений мистиков, как и всех людей искусства, иногда дают сбой. Вполне разумным представляется мнение о том, что посредством видений и голосов душа сознательно порождает в себе требуемые образы. Поэтому заслуживает внимания предположение, что в этом виде на уровне поверхностного сознания могут проявляться не только благоприятные, но и болезненные факторы.

Если мы раз и навсегда прекратим считать видения и голоса объективными проявлениями и будем довольствоваться тем, что видим в них символические построения, способы передачи поверхностному сознанию многих глубинных подсознательных движений души, то найдут свое объяснение и весьма не единичные, столь досадные для верующих и отрадные для агностиков несоответствия, присущие визионерским переживаниям. Визионерские переживания являются, или по крайней мере могут быть, внешними проявлениями подлинных переживаний. Верно, что они представляют собой картину, которую ум строит из имеющегося у него несистематизированного материала подобно тому, как художник рисует пейзаж с помощью кистей и красок. Однако художественное полотно является не столько результатом взаимодействия кистей и полотна, сколько следствием глубинного взаимодействия созидательного гения и видимой красоты или истины. Подобно этому в видении мистика мы можем увидеть не просто передачу сообщения, а таинственное взаимодействие души с трансцендентной красотой или истиной. Это значит, что подобные видения суть "случайности", которые несут в себе и представляют невидимую "сущность". Они являются художественным полотном, попыткой показать поверхностному сознанию тот неизреченный свет, то экстатическое восприятие добра или зла – ибо одна крайность не лучше другой, – которого достигло глубинное, более подлинное Я человека. Остается констатировать, что трансцендентальное в человеке весьма изобретательно использует кладовые памяти. [17] Поэтому Плотин видит в своих видениях Небесную Афродиту, Сузо – Вечную Мудрость, св. Тереза – человеческий образ Христа, Блейк – удивительных персонажей своих пророческих книг, а другие визионеры сталкиваются с образами, символическая природа которых еще более очевидна. Так, св. Игнатий Лойола однажды в момент духовного озарения увидел "пресвятейшую Троицу в подобии тройного плектра или трех клавиш клавикорда", а в другой раз "блаженную Деву Марию, у которой нельзя было различить конечности". [18]

Таким образом, видения и голоса для мистика представляют то же самое, что картины, стихотворения и музыкальные произведения для художника, поэта и музыканта: это артистическое выражение и результат действия (а) мысли, (б) интуиции и (в) непосредственного восприятия. Все понимают, сколь неизбежно условны и несовершенны воплощения Истины, Красоты и Добра, которыми мы обязаны художественным гениям, как далеки они от реальности. Однако никто не считает эти произведения искусства абсурдными или ненужными. То же самое верно и в отношении мистика, чьи переживания намного ближе к произведениям искусства, чем принято считать. В обоих случаях в душе происходит огромная работа по поиску средств выражения Реальности с помощью видимостей. В обоих случаях окончательный вид произведения зависит от особенностей характера человека.

В артистических натурах состояние мечтательности легко проявляется посредством видений: мысль как бы воплощается в образную, звуковую или ритмическую структуру. Конкретные образы и сбалансированные созвучия, которые человек искусства в состоянии различать, какими бы мимолетными они ни были, всплывают на поверхность сознания без приложения волевых усилий. Так, художник действительно видит свою ненарисованную картину, писатель слышит разговоры своих героев, поэт получает свои готовые рифмованные строки, а музыкант слышит настоящую музыку, которая "беззвучно стучится в душу". В душе мистика постоянно совершается такая же работа. Глубокие медитации принимают вид образных сравнений или драматических монологов. Объективируются символы, представшие его воображению, и в уме звучит то, что мистик жаждал услышать. Таким образом, "внутренние голоса" и "духовные видения" чаще всего – как, например, у Сузо – оказываются неотличимыми от обычных проявлений художественной деятельности.

Однако там, где художественный "медиумизм" выливается в произведения искусства, мистические разновидности "медиумизма" в его высших проявлениях имеют отношение к преображению личности, которое составляет суть мистической жизни. Они являются теми посредниками, через которых душа получает духовные послания; они успокаивают, увещевают, возвращают уверенность в себе и ведут дальше по духовному пути. Более того, видения и голоса нередко координированы между собой. Они дополняют друг друга и "способствуют выработке правильной жизненной позиции" человека. Так, "мистическому бракосочетанию" св. Катерины Сиенской предшествовал голос, который всегда ответствовал на ее молитву следующее: "Я возьму тебя Себе в жены по вере твоей". Видение, в котором это единение свершилось, также началось с голоса: "Сегодня Я отпраздную с тобой помолвку твоей души и, как и обещал, возьму тебя Себе в жены по вере твоей". [19] "Подобные проявления медиумизма, – говорит Делакруа, – никоим образом не являются разобщенными и несогласованными. Они систематичны и прогрессивны, ими движет внутренняя цель – т.е. они телеологичны по преимуществу, указывая на непрерывное присутствие бытия, мудрость и могущество которого несоизмеримы с обычными привычками и "здравым смыслом". Они представляют собой постижение сознательной личностью в зрительных и слуховых образах тайной и неизменной личности высшего порядка. Они являются ее голосом, внешним проявлением ее жизни. Они переводят подсознательные проявления на язык сознательной личности и дают ей возможность сознательно проникать на эти глубинные уровни. Они устанавливают взаимосвязь между этими двумя уровнями бытия и, будучи по своей природе императивными, подчиняют низший уровень высшему". [20]