ПРОМЕТЕЙ, ИЛИ ИСКУССТВО БУНТОВАТЬ

 

Дворец Прометея хранит память обо всех когда‑либо случавшихся бунтах. На стенах портреты революционных вождей, оружие, которым совершались государственные перевороты, фотографии демонстраций, забастовок, гражданских войн, картины с изображениями баррикад, возведенных студентами. Вокруг стоят скульптуры бунтарей с других планет. У них вдохновенные лица, решительные позы, вздернутые подбородки.

Сам дворец бунтует против обыденности. Здание не похоже на классические постройки древности, оно выстроено по канонам современной архитектуры. Повсюду плакаты, напоминающие о необычных мятежах. В интерьере преобладает красный цвет – цвет гнева и крови мучеников.

Главное помещение, где будет проходить лекция, освещено факелами. Задняя стена выкрашена красным и вся исписана лозунгами: «СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ», «СМЕРТЬ ТИРАНАМ», «ТОТАЛИТАРИЗМ НЕ ПРОЙДЕТ».

Прометей входит в лекционный зал. Титан, подаривший людям огонь, так же огромен, как Атлант. Ростом он не меньше трех метров. На правом боку у него огромный шрам, а лицо постоянно подергивается от нервного тика. В нем есть что‑то общее с Сизифом, но Прометей страдает сильнее и более насмешлив.

Тут же появляется Атлант, его даже не приходится звать. Он с трудом тащит учебную планету, налгу дорогую «Землю‑18». Атлант опускает «Землю‑18» на подставку, и титаны встречаются глазами.

– Вот видишь, – говорит Атлант, – видишь?

– Что я вижу? – спрашивает Прометей.

– Не стоило предавать братьев.

– Я не предавал.

Атлант тычет пальцем в грудь Прометею.

– Ты переметнулся на сторону олимпийцев!

– Нет.

– А как же это тогда называется?

Прометей смотрит на нас, сомневаясь, стоит ли продолжать разговор. Потом, видимо решив, что мы не помешаем, решительно возражает Атланту:

– Атлант, вспомни, как все было. Мы проиграли. Какой толк был подвергаться наказанию вместе с вами?

– Ты перешел в стан противника!

– Мы уже говорили об этом, Атлант. Я проник в их ряды, прикинулся, что я на их стороне, чтобы застать их врасплох и действовать изнутри.

– Что это изменило?

– Хорошо. Если хочешь, начнем сначала. Я считаю, что лучше сложить оружие и получить возможность что‑то сделать позже, чем атаковать противника в лоб, все потерять и смириться с поражением. Я никогда не сдавался. Я шпионил в нашу пользу, я был двойным агентом.

– Ты предал. Никто из нас этого не забудет.

– Думай что хочешь.

Титаны с вызовом смотрят друг на друга. И Прометей продолжает:

– Во всяком случае, я продолжил бороться и тогда, когда война была проиграна. Я никогда не опускал рук, не то что другие.

Атлант пожимает плечами и поворачивается к нам.

– Ты должен знать, это удивительно неорганизованный класс. Среди них есть богоубийца. Кроме того, некоторые хитрецы устраивают вылазки после 22 часов. Кое‑кто из них даже наведывался в мой подвал.

– Я знаю, Атлант. Я все это знаю.

– По этому поводу… Я хочу предупредить… нет, я не буду вас предупреждать… Лезьте ко мне в подвал. И тогда мы посмотрим!..

Атлант устанавливает Рай и Империю ангелов на подставки.

– Смотри‑ка, – говорит он, – на их планете появилось несколько возвышенных душ.

Он встряхивает сосуд. Наверное, в Раю землетрясение. Для нас, учеников, очень важно то, что он сказал. Мы были ангелами и знаем, что чем больше нас в Раю, тем больше у человечества шансов подняться. Ангелы в сосуде – что‑то вроде наших посланцев или заместителей.

Атлант плюет на пол и хлопает дверью.

Прометей делает вид, что не заметил его презрительного жеста. Он берет анкх и начинает изучать результаты нашей работы. Несколько городов привлекают его особое внимание. Затем он поворачивается к нам.

– Это похоже на кусок хлеба, который я оставил в хлебнице. Через несколько дней он оброс серой и зеленой плесенью, как мехом. Ваше человечество как раз и есть плесень на планете. От него никакого толку. Нет смысла тратить время, мы уничтожим этот мир и создадим новый.

Мы вздрагиваем.

– Вы не поняли? Gameover. Вы все не прошли и будете превращены в химер. Ваше место займет следующий курс.

Он вынимает блокнот из кармана тоги.

– Так, вы – французы. Следующие будут… итальянцы! Так, там должны быть Леонардо да Винчи, Данте, Микеланджело, Примо Леви. Мне нравятся эти люди, они должны быть лучше вас. Вы, французы, всегда были полным ничтожеством, разве не так?

Возмущенный ропот прокатывается по аудитории.

– Конечно, вы всегда были пустым местом. История Франции – это хроники гниения. Вы трусы, всегда готовые идти на компромисс с диктатурой сильнейшего. Несколько движений за независимость, которые начинались у вас, были утоплены в крови.

Это уже не шепот, это ропот.

– Филипп Красивый уничтожил тамплиеров, Симон де Монфор – катаров, Екатерина Медичи – протестантов‑кальвинистов, «адские колонны» – вандейцев. Среди ваших правителей только Людовик XIV и Наполеон обладали тем, что с натяжкой можно назвать харизмой. Но все, что они сделали, – это разгромили оппозицию и превратили войну в товар на экспорт. В этом есть что‑то абсолютно французское. Опереточные тираны, трусы, декаденты – вот ваш народ. Французы – короли гниения.

Мы переглядываемся, ошеломленные чудовищной клеветой.

Прометей еще не закончил:

– Поговорим о вашей пище! Ваш хлеб – из кислого теста, ваш сыр – из кислого молока, ваше вино – перебродивший виноградный сок. И даже кислое вино вы окисляете, чтобы получить уксус. Не говоря уж о шампиньонах, которые вы выращиваете на конском навозе. «Больше гнили!» – вот ваш девиз, да? Отвечайте! А ведь вы еще и гордитесь этим. Ваша дипломатия тоже насквозь прогнила. Если не ошибаюсь, президент, который был у вас в 1970‑х, занял денег у иранского шаха, после чего предоставил убежище его противнику и помог ему устроить революцию. И все это чтобы не возвращать долг.

Нам здесь все видно. Мы знаем о ваших маленьких грязных соглашениях с террористами. Знаем о концессиях, которые вы предоставляете диктаторам на торговлю самолетами и поездами. Да, французы таковы. А человечество, созданное вами, сделает мир еще более испорченным!

Мы в шоке. Никто не может ничего ответить.

– Довольно. Пора навести порядок. Приберите на планете и уступите место курсу номер 19, итальянцам. В их истории было несколько славных моментов. Даже тираны у них были интересные. Цезарь, Борджиа, Дуче – это было грандиозно! Подходите, все сюда, будем чистить Авгиевы конюшни. Полагаю, Кронос вам уже показывал, как это делается: растопим ледники, устроим потоп, потом расстреляем выживших.

Мы покорно подходим к нему, чтобы разрушить «Землю‑18». Значит, вот как все просто. Мой народ, терпящий поражение на всех фронтах, окажется в конце концов не лучше и не хуже других.

– Внимание, по моей команде! Пять, четыре… к стрельбе готовы?

Наши анкхи направлены на ледниковые шапки. Мы знаем: как только льды растают, океаны выйдут из берегов и затопят сушу. Будет потоп. Материки исчезнут, океан покроет всю поверхность «Земли‑18». Потом вода замерзнет. Потом планета вновь станет плодородной. Так гибнут человечества‑черновики.

– Готовы? – снова спрашивает Прометей.

Мы держим указательные пальцы на кнопках анкхов.

– Внимание. Три. Два… Один…

Мы ждем команды «огонь».

Тянется время ожидания. Наконец Младший преподаватель командует:

– Огонь!

Никто не стреляет.

– Я сказал: огонь! Сейчас же. Давайте же, стреляйте! – повторяет он.

Никто не шевельнулся. Прометей хмурит брови, нависает над нами. Мы ждем, что он впадет в ярость, но выражение его лица постепенно меняется, и он разражается громким смехом.

– Понимаю! Я и забыл, что имею дело с французами! Ваш девиз – пусть все сгниет. Нанести последний удар – подвиг, на который вы просто не способны, правда?

Мы не знаем, как реагировать на новую вспышку беспричинной злобы.

– Тряпки! Фальшивые божки!

Честно говоря, он начинает меня раздражать. Если бы он не был настолько выше меня, я бы сказал, что думаю о его отношении к Франции. Я не знал историю про иранского шаха, но Франция сделала немало хорошего для всего мира. Мне так кажется. Я подумаю об этом в другой раз.

Прометей достает анкх и поворачивает колесико, регулирующее частоту выстрелов.

– Ладно, раз уж приходится делать самому… Когда‑то я подарил людям огонь. Теперь я снова сделаю это, но в более концентрированной форме. Отличный огонь, который уничтожит плесень.

Он целится в ледник на полюсе «Земли‑18», держа палец на кнопке.

– Нет!

Мы оборачиваемся.

– Кто‑то что‑то сказал? – спрашивает Прометей, не убирая палец с кнопки.

– Да, я!

– Мадемуазель Мата Хари? Надо же. Что вы хотите?

– Этот мир не должен погибнуть.

– Кстати, надо не забыть напомнить, чтобы после итальянцев объявили набор голландцев. Обожаю фламандскую живопись. Голландцы славные ребята, курят косяки и в сексе свободнее, чем романские народы.

Мата Хари напряжена, но не сдается.

Прометей в упор разглядывает нас. Выражение его лица снова меняется.

– Если хотя бы одна живая душа выступает против решения властей, этого достаточно, чтобы все изменить, – соглашается он. – Займите свои места.

Нам нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Меня зовут Прометей, – говорит Младший преподаватель. – Я здесь, чтобы рассказать вам о Бунте. Поэтому я устроил маленькую провокацию, чтобы заставить вас взбунтоваться и почувствовать, как гнев завладевает всем вашим существом.

Мы ничего не понимаем, но занимаем свои места.

– Мы будем говорить именно о гневе. Но, как вы видели, почитание властей накрепко вбито в ваши головы. Нужно время, чтобы слетели предохранители. Вас сломали ваши родители, преподаватели, начальники. Послушание для вас вполне естественно.

Нам, наконец, становится стыдно, что мы все не поступили, как Мата Хари. Прометей улыбается.

– На самом деле, я ничего не имею против Франции, хотя мне не очень нравятся острые сыры. Я ценю ваше вино и кухню. А ваши правители… Что ж, они не хуже других.

Прометей погрустнел. Он выглядит как принц, лишенный трона, и снова похож на Сизифа.

– Почему происходят восстания? Это вопрос, обращенный к вам.

Мы ищем ответ.

– Потому что правители плохо делают свою работу, – отвечает Жан‑Жак Руссо.

– То есть из‑за плохого руководства. Формулируйте точнее.

– Потому что правители коррумпированы, – говорит Жан де Лафонтен.

– Так. Какие еще причины?

– Тирания, жестокость, – тут же добавляет Вольтер.

– Хорошо. Что еще?

– Несправедливость, – предлагает Симона Синьоре.

Ответы так и сыплются.

– Бремя налогов неподъемно.

– Уровень жизни власть имущих намного превосходит уровень жизни рабочего класса.

Прометей все записывает. Просто удивительно – он так напугал нас вначале, а теперь он держится как наш приятель.

– Старая система изжила себя.

– Кто это сказал?

Прудон поднимает руку.

– Неплохо. Иногда возвращение к прежнему режиму способствует установлению порядка, но люди вдруг отказываются терпеть старую систему. Если углубиться в прошлое, мы увидим, что очень немногие народные восстания оказали решающее влияние на ход истории. Даже голодные бунты нетрудно подавить. Так почему же рушится старая система?

Прометей берет мел и пишет на доске: «Заговоры иностранцев».

– Большая часть государственных переворотов была организована другими державами, стремившимися ослабить соседа. Возьмем, к примеру, «Зем‑лю‑1»: секретные немецкие службы в 1917 году способствуют началу русской революции, стремясь ослабить восточный фронт. Не случайно Ленин тайно вернулся в Россию немецким поездом. Русские, в свою очередь, финансируют шайку китайских коммунистов: это позволяет Мао прийти к власти в 1949 году. А китайцы вмешивались в войны Кореи, Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, помогали оружием, снабжением и, по всей видимости, войсками. Это, разумеется, не официальная версия, – добавляет он.

Младший преподаватель вешает на стену карту нашей «Земли‑1» и, указывая на разные страны, продолжает:

– Иногда все бывает еще пошлее. Одна страна разжигает революцию в другой, чтобы поставить там наемное марионеточное правительство. Революция позволяет сэкономить на войне. Во время занятий с другими преподавателями вы узнаете – не нужно изобретать что‑то новое, чтобы получить доступ к сырью и зонам влияния. Либо захват территории, либо торговый договор на ваших условиях. Чтобы второй вариант прошел удачно, лучшее всего поставить марионеточное правительство, которое будет у вас в долгу. Для этого требуется всего несколько решительных людей, иногда достаточно одного генерала или младшего офицера, в распоряжении которого окажутся склад боеприпасов и деньги.

– Но бывают же и настоящие восстания, – возмущается Прудон.

– Да? Давайте послушаем.

– Парижская коммуна.

– Верно. Но она продержалась недолго и кончилась бойней. Вот чему я хочу научить вас: народ не умеет бунтовать сам по себе. Даже если он голодает, даже если правительство несправедливо, даже если пропасть между богатыми и бедными огромна, все равно для того, чтобы хорошенько встряхнуть общество, необходимы харизматичный лидер и деньги.

– Иногда инициатива может исходить от самого правителя, – высказывается Рауль Разорбак.

– Согласен. Я как раз собирался это сказать. Возьмем еще один пример из истории «Земли‑1». Я думаю, вы знакомы с историей Эхнатона, фараона‑бунтовщика. Он хотел открыть своим подданным правду о жрецах, которым было выгодно держать народ в подчинении и нищете. Можно сказать, что он был «царем‑революционером».

Класс соглашается.

– Его затея провалилась, – сухо говорит Прометей. – Эта идея не работает. Кстати, Эхнатона свергли в результате заговора.

Прометей рассказывает нам о Ганнибале, о его попытке освободить свой народ.

– Ганнибала поддерживал и его собственный народ, и другие народы, но его предали сенаторы, и после очередной измены он вынужден был отравиться.

Прометей вспоминает о Спартаке, революционере, вышедшем из самых низов. Он был гладиатором.

– Он сумел собрать армию, которая беспокоила императора, но в решающий момент совершил ошибку.

Преподаватель перечисляет других борцов за свободу, упоминает шотландского героя Уолласа. Большинство из них кончили жизнь в страшных мучениях. Их казнили в назидание другим.

Прометей возвращается к нашей планете. Он обращает наше внимание на то, что многие народы живут при «мягких» режимах.

– Довольно часто власть похожа на маятник. От мягкого режима к жесткому. И от жесткого – к мягкому.

Он поднимает свой анкх и раскачивает его.

– Всегда необходимо заручиться поддержкой населения. Даже самым циничным диктаторам, намеревающимся свергнуть существующий режим, приходится сначала создать обстановку недовольства. Это очень тонкое дело. Гроза разразится, только если сначала небо обложило тучами. Народ программируют, им манипулируют. Но в то же время его слушают. Народ – капризный ребенок, который не бывает доволен тем, что у него есть. Его нужно немного подтолкнуть и вести дальше. После правого правительства, заботящегося об общественной безопасности, народ захочет левое. Вопрос в следующем: народное недовольство – это результат действий заговорщиков или заговорщики – продукт народного недовольства?

Я рассматриваю окружающие нас революционные атрибуты, пытаясь найти ответ.

– Несмотря на все, что я только что сказал, большинство революций происходят при смене политического курса. Это может вызвать как некоторый прогресс, так и движение назад. Известны страны, слишком далеко ушедшие вперед по пути демократии. Там народные революции разражались, чтобы вернуть власть тиранам, которые восстанавливали систему феодальной зависимости, и больше никто не бунтовал.

Прометей раскачивает анкх.

– Посмотрим, к чему вы пришли. У самых развитых наблюдается переход от деспотичной монархии к монархии, ограниченной законодательным собранием. Будьте осторожны. Парламентский режим хорошо работает, если в стране есть:

а) крупные города;

б) грамотное население, то есть школы,

и в) средний класс.

Он пишет на доске крупными буквами: «СРЕДНИЙ КЛАСС».

– Что такое средний класс? Это класс‑буфер, который не занят ежедневной борьбой за существование и не слишком завидует вышестоящим. У него есть время думать и поступать разумно. «Освободители» появляются, как правило, именно из этого слоя общества. Во время революций вы должны опираться на средние классы и студенчество. Нередко безграмотные бедняки так одержимы жаждой мести, что порождают еще более страшных тиранов, чем те, которых они свергли.

Многие ученики поражены формулировками Прометея.

– Как вы можете так говорить! – восклицает Сара Бернар.

– Чтобы мудро править народом, нужно сохранять трезвость суждений. Когда человек голоден или в гневе, он теряет ясность мысли. Вспомните революции, в результате которых к власти пришла мафия. Нужно выйти за рамки упрощенных схем. Человек не всегда добродетелен, если беден, и не обязательно эгоист, если богат.

В зале начинается неодобрительный шум.

– Однако бедняки не виноваты в том, что бедны! – возмущается актриса.

Прометей потирает шрам.

– Корни этой проблемы кроются в воспитании. Бедняки чаще всего мечтают только об одном – быть богатыми вместо богачей. Они не желают равенства, они хотят поменяться местами с другим классом. Беднякам хочется, чтобы богатые страдали. Им этого достаточно для полного счастья. Не будьте так наивны!

Я вспоминаю, что видел, наблюдая за Куасси‑Куасси. Ганиец сказал ему: «Нам не доставляет удовольствия иметь то же, что есть у вас. Нам нравится отбирать у вас ваше, чтобы у вас этого больше не было».

– Это не очень политкорректно, – продолжает Прометей. – Но я так думаю. Мне жаль, но я вынужден повторить, что чаще всего только у средних классов хватает ясности мысли или идеализма, чтобы снова и снова не повторять сценарий, согласно которому одна группа людей попирает другую.

На этот раз в зале раздается свист. Я еще не видел подобного отношения к преподавателю. Я читал отрывки из книги Франсиса Разорбака и помню, что Прометей – единственный бог, вставший на сторону людей и защищавший их от олимпийцев. Его личность кажется мне противоречивой. Хотя, возможно, он просто любит провоцировать других.

Прометей расхаживает между скамьями и говорит:

– Я вижу, что некоторые из вас возмущены моими словами. Я бы хотел сейчас поговорить об одном не очень известном персонаже, который, однако, оказался в центре величайшей революции на «Земле‑1» – о короле Людовике XVI.

Он пишет на доске его имя и садится.

– Хотите, я расскажу вам, как отсюда, из Олимпии, видится нам ваша Французская революция 1789 года?

В зале перешептываются. Людовика XVI принято считать посредственностью.

– Вспомним для начала вашу историю, начиная с Людовика XIV, короля‑диктатора, который приказал называть себя «Король‑Солнце», но был обыкновенным тираном. Версаль он строит с истинно фараоновским размахом. Сады, дворцы, роскошь и блестки, чтобы занять свору порочных аристократов. Он вводит дополнительные налоги, чтобы оплатить свой чудовищный каприз. Он начинает войны со всеми соседями Франции. Все эти войны заканчиваются поражением, и это тоже очень дорого обходится. Каков результат? Франция разорена, в стране голод. Несколько народных мятежей тут же утоплено в крови. Людовик XIV умирает, расхлебывать заваренную кашу приходится Людовику XV. Тот ничего не предпринимает, тянет время и передает горшок с горячей кашей Людовику XVI. Этот король далеко не гений, но он полон благих намерений. Он изучает положение, в котором оказалась его страна, и видит, что вся система на грани краха из‑за того, что каста людей, получающих привилегии по наследству, каста аристократов не только обладает безграничной властью, но и не платит налоги.

Странный подход к истории. Нам никогда не рассказывали о наших королях с такой точки зрения.

– Людовик XVI видит существующее неравенство, и что же он делает? Он решает опереться на народ, чтобы лишить власти баронов, графов и прочих князей, многие из которых творят в своих владениях совершенно ужасные вещи.

Прометей видит наше изумление и продолжает:

– Людовик XVI напрямую обращается к народу.

Преподаватель встает, чтобы его было лучше слышно.

– Вспомните‑ка наказы третьего сословия депутатам Генеральных штатов. Великолепная попытка узнать у народа, что ему действительно нужно.

Прометей подходит к шкафу и достает толстенную папку.

– Вот выдержки оттуда. Это настолько интересно, что мы в Олимпии перепечатали некоторые из них. Подумайте только, что такое эти наказы! Глас, вопиющий из самых низов Франции! Здесь говорится об истинных нуждах крестьян, нищете деревень, жизни ремесленников и священников. Это первый объективный опрос населения. Текст, который повествует не о войнах и герцогских свадьбах, а о жизни 99% населения страны.

Мы начинаем понимать, к чему клонит наш преподаватель.

– Проблема состояла в том, что народ, заговорив о своей боли, начал лучше ее осознавать. И его ненависть к правящему классу не утихла, а, напротив, десятикратно возросла. Как если бы клошар оказался голым и увидел коросты, гнойники, раны, которые покрывают его тело. Разумеется, и раньше то тут, то там чесалось, но клошар не обращал на это внимание. И, вдруг узнав, увидев, что там на самом деле, он впадает в панику, он в ужасе. Классический сюжет. Подняв завесу, скрывающую нечистоты, обнаруживаешь, что они еще и смердят.

Прометей направляется в правый угол зала. Там, среди портретов великих бунтовщиков, мы видим портрет Людовика XVI. Там нет ни Ленина, ни Мао Цзэдуна, ни Фиделя Кастро. Никого из наших официально признанных земных вождей нет в этой галерее. Вероятно, боги, которые видят истинный ход событий, стоят надо всем и свободны от идеологического оболванивания, сочли их недостойными находиться среди истинных защитников народа.

– Людовик XVI осознал масштаб проблемы, а также то, что ее невозможно решить одним махом. Тогда он решил проводить реформы последовательно. С этой целью он назначает премьер‑министром экономиста Тюрго, отменяет феодальные привилегии, выступает за то, чтобы налоги платили все, в том числе и аристократы.

Прометей устал, он садится за стол.

– Лучше бы он этого не делал. Людовик XVI оказывается лицом к лицу со знатью, которая настроена против него, и с народом, который начинает понимать, как долго его обманывали.

Прометей готовится эффектно завершить свой рассказ.

– Что было дальше, всем известно. Народ вышел на улицы, король бежал, был предан, схвачен и предстал перед судом. Его и всю его семью судили и казнили. Такова благодарность народа освободителям. Но это еще не все. Через несколько лет революция захлебывается в крови, и народ выбирает нового вождя, который провозглашает себя ни много ни мало императором и вместе с членами своей семьи создает новую аристократию, обладающую еще большими привилегиями, чем прежняя. Новый император спешит собрать армию, чтобы начать войну со всеми соседними странами. Война снова разоряет страну, вся молодежь гибнет в холодных болотах России. И что самое замечательное, народ обожает нового императора и будет долго с ностальгией вспоминать о нем.

В зале надолго воцаряется тишина.

– Народ – это священно! – протестует Прудон.

– Народ чертовски глуп, скажу я вам. – Прометей открывает ящик, достает стопку листков и пробегает их глазами. Оторвавшись наконец от этого занятия, он передает листки нам.

– «Французы – телята», утверждал один из ваших вождей, генерал Шарль де Голль. Я бы сказал, стадо баранов. Мой предшественник уже рассказал вам об овцах Панурга, которые бегут за тем, кто впереди. Я бы добавил, что они боятся власти, то есть пастуха. Они боятся его и слушаются, не раздумывая, потому что им так проще. А потом начинают любить. Так заключенный любит своего тюремщика, раб – господина. И эти бараны считают вполне естественным, что их кусают собаки, ведь так происходит со всеми. Их это даже успокаивает. Чем больше их кусают, тем сильнее они любят хозяев. На самом деле, народ по самой своей природе… (он пишет на доске) мазохист.

Снова возмущенный ропот в рядах учеников, но тише, чем в прошлый раз. Мы смутно чувствуем, что сами являемся детьми того народа, который Прометей называет стадом.

– Народ любит страдать. Он любит бояться властей. Ему нравится, когда его наказывают. Странно, не правда ли? Народ не доверяет королям и императорам, которые проявляют терпимость или выступают с либеральными идеями. Такие правители всегда вызывают у народа подозрительность. Как правило, он довольно быстро свергает их и сажает на их место жестоких и реакционных князьков.

Прометей подчеркивает слово «мазохист». И пишет дальше: «Раз бьет, значит, любит», «Чем сильнее бьет, тем сильнее любит».

Прометей спускается с подиума и проходит перед статуями, изображающими мятежников со всей вселенной.

– Люди‑бараны не любят свободу, даже если целыми днями блеют о ней. Даже если поют или молят о ней, если она становится их главным желанием, заветной мечтой. В глубине души они знают, что, если они ее получат, ничего хорошего не будет. Ваши народы, какие бы они ни были, не любят демократию. Они не любят, когда с ними советуются, даже если у них есть свое мнение. Они не так были воспитаны. Они любят жаловаться и возмущаться. Исподтишка говорят гадости о правителе, но тайно любят его. Каждый, на каком бы уровне развития он ни находился, по‑настоящему желает только одного: иметь немного больше, чем сосед.

Сдержанные смешки в зале.

– Они любят порядок, уважают полицию, боятся армии. Считают нормальным, что мечтателей заставляют молчать. Боятся хаоса, незащищенности, не доверяют суждениям пэров, но верят, что судьи справедливы.

Титан кладет руку на плечо одной из статуй.

– Большинство революций всегда идет на пользу одним и тем же. Я называю их «пройдохами». Вы видели, как они действуют. Вспомним опыт с крысами. Какую бы группу вы ни создали, в ней всегда будет стандартный набор из шести экземпляров: два эксплуататора, два эксплуатируемых, козел отпущения и одиночка.

Этот опыт оказал большое влияние на нашу работу. Я помню, что, сделав это открытие, сказал себе: «Нет никакой надежды. Меняются только внешние обстоятельства».

– «Пройдохи» называют революцию судьбой. Только мы здесь, в Олимпии, видим разницу между настоящими, искренними революционерами и «пройдохами», которые приводят к власти очередную мафию. Только мы видим коррумпированных идеологов, историков, приукрашивающих реальность и оправдывающих привилегии, которыми пользуются «пройдохи».

В голосе Прометея звучит гнев.

– Мы все видим и знаем. Остается вечный вопрос: почему народ так легко дает наживаться за свой счет? Я задал этот вопрос вам, боги‑ученики.

Все задумываются.

– Народом легко манипулировать, потому что он малообразован, – спокойно говорит Симона Синьоре.

Прометей проводит рукой по бороде мраморного революционера. Странная идея приходит мне в голову. А что, если эти скульптуры – подарок Медузы? Вдруг внутри живой человек в полном сознании, который слушает нашу лекцию

– Народ сентиментален, – бросает Жан де Лафонтен.

– Хорошо подмечено, – говорит Прометей. – Народ сен‑ти‑мен‑та‑лен. Достаточно, чтобы во время бунта прозвучала пламенная речь, а идеология была правильно разработана, и все пойдет как по маслу. Появляются мученики, процветает клевета. Чем хуже, тем лучше. Народу дают обещания, которые невозможно сдержать. Его ослепляют блеском простых решений сложных проблем. Народ не хочет реальности, он знает, что она гнусна и исправить ее могут лишь специалисты, которым на это нужно много времени. Народ хочет, чтобы все выглядело так, будто до мечты рукой подать, и чтобы не нужно было задавать себе слишком много вопросов. Больше того, народ сознательно соглашается верить лжи.

Среди учеников раздаются протестующие крики.

Прометей не обращает внимания на поднимающуюся волну протеста. Он невозмутимо продолжает, хотя ему приходится перекрикивать шум.

– На «Земле‑1» ни один правитель не любил свой народ по‑настоящему.

Некоторые ученики чувствуют себя оскорбленными и начинают свистеть. В юности они боролись за разные политические идеалы.

– Вы расчищаете дорогу анархии! – кричит Вольтер.

– Вы на стороне тиранов! Вы утверждаете, что судьбу не изменить! – обвиняет Жан‑Жак Руссо, который на этот раз выступает заодно со своим противником.

Прометей подходит к гонгу и ударяет в него.

– Разумеется, я разрушаю ваши иллюзии насчет политических систем, но я доказываю, что эти системы держатся только на глубочайших чаяниях людей, из которых они состоят.

Аудитория постепенно успокаивается.

– Есть другие способы освободить народ, кроме создания среднего класса? – спрашивает Жан де Лафонтен. Похоже, только ему и Рабле нравится наш странный преподаватель.

– Я только что говорил об образовании.

Прометей пишет на доске: «Меритократия».

– Меритократия, или власть, которая принадлежит не тем, кто сильнее, и не тем, кто выше по рождению, а тем, кто ее заслуживает, то есть лучшим ученикам. Обязательное среднее образование смешает все классы в обществе, гармонизирует ценности, позволит установить контакт между представителями разных культур.

Прометей поворачивается к нам:

– Итак, постепенно и добросовестно создавайте средний класс. Он поддержит новую систему образования, которая позволит беднейшим своим трудом и талантом подняться наверх. Вот способ установить более справедливый политический режим. Настоящая революция готовится медленно и начинается со школы.

Прудон еще не сдается:

– Вы предлагаете построить систему, основанную на буржуазии, некий невразумительный компромисс на базе школьного образования?

– Вы можете предложить что‑то лучше?

– Да. Систему, в которой народ имеет непосредственный доступ к управлению.

– Знаете, дорогой Прудон, это невозможно.

– Камбоджийская революция.

– Пол Пот? Я надеюсь, вы шутите. Он заставил необразованных крестьян перерезать интеллигенцию и буржуазию. Результаты всем известны. Страна погрузилась в нищету, во главе встала правящая мафия, живущая за счет торговли наркотиками. Камбоджа снова качнулась в сторону деспотизма, лишив себя экономического и духовного будущего.

Прудон умолкает, бормоча сквозь зубы, что на Олимпе уже воцарилась шайка буржуев.

Прометей предлагает нам продолжить игру.

Мы подходим к «Земле‑18». Я быстро хватаю скамеечку, чтобы лучше видеть земли китов. Люди‑орлы стерли с лица земли столицу китодельфинов. Мне жаль, Фредди, я был плохим пастухом для твоего стада.

– Я даю вам время подумать. Потом все берутся за работу, и партия начинается.

Я ищу то, что поможет мне подорвать державу Рауля изнутри.

Мне нужен герой, кто‑то из его народа, который может рассказать о слабых местах государственного устройства людей‑орлов.