ФЕХТОВАНИЕ КАК БОЕВОЕ ИСКУССТВО

С достаточной долей уверенности можно утверждать, что японский фехтовальщик стал «художником боевого искусства» не по собственной воле, а в силу сложившихся обстоятельств. Начало процесса восходит к воцарению режима Токугава, к 1600 году. Напомним вкратце ход событий в контексте оказанного им на искусство фехтования влияния. Мирная эпоха Токугава предоставляла воину минимум возможностей реализовать свое мастерство на практике. Конечно, чисто теоретически самурай — будь то секретарь, гражданский чиновник или управляющий — должен был в любую минуту быть готовым к схватке, в подтверждение чего всегда имел при себе два меча. Однако единственным случаем, когда готовность эта оказалось востребованной, был мятеж Симабара, вспыхнувший еще в самом начале эпохи Токугава — в 1638 году. Порой в провинциях возникали волнения (незначительные крестьянские выступления) или происходили поединки, ведь за самураями сохранялось право на месть. И это все. Кроме того, самурай мог еще зарубить какого-нибудь не слишком, на его взгляд, почтительного простолюдина. Но на протяжении большей части 250-летнего правления Токугава самураю, несшему обычную гражданскую службу, не оставалось ничего, кроме как полировать свой неиспользуемый в деле меч и тренироваться.

Весьма показательна в этом отношении огромная популярность школы фехтования Ягю, процветавшей при ее основателе Ягю Мунэёси, его сыне Мунэнори и внуке Мицуёси. Девиз школы Ягю был такой: «Меч следует использовать не для того, чтобы убить врага, а для того, чтобы совершенствовать собственную силу» (вот, быть может, источник возникновения концепции Судзуки о «дарующем жизнь» мече). Тем не менее, хотя технику и приемы школы Ягю отрабатывали на деревянных или засунутых в ножны стальных мечах, случись необходимость вступить в настоящий бой, они оказали бы воину несомненную помощь.

Когда Мунэнори, уже в зрелом возрасте, стал наставником сёгуна, его попросили написать трактат об искусстве фехтования. В последний период жизни Мунэнори (возможно, под влиянием Такуана) проявлял интерес и к буддизму. Вот некоторые положения его «философии меча»:

«Главное в буддизме — это учение о пустоте. Пустота бывает двух видов: мнимая и истинная. Мнимой пустотой является состояние, в котором ничего нет. Истинная пустота — это подлинная пустота, пустота сознания... Пустота, которая движется, есть сознание. Пустота движется и превращается в сознание, которое побуждает к действию руки и ноги.

Искусство фехтования во многом схоже с буддизмом и согласуется с духом дзэн. Оно питает отвращение к привязанности к чему-либо, к поглощенности чем-либо... Какой бы тайной и совершенной техникой вы ни пользовались, если вы позволите своему сознанию "приклеиться" к ней, то проиграете поединок.

Пустота — это ключевое слово, которое надлежит держать в секрете. Оно относится и к сознанию противника. Ведь сознание не имеет ни цвета, ни формы, и есть пустота. Видеть пустоту, или единственное "одно" — значит видеть сознание противника. Буддизм (дзэн?) позволяет понять, что сознание есть пустота.

Так называемый "не-меч" не есть трюк, с помощью которого можно было бы одолеть противника;

он позволяет использовать различное оружие по своему усмотрению... Даже с веером вы сможете победить противника, вооруженного мечом... Не-меч — это умение сражаться с врагом, вооруженным мечом, голыми руками... Не-меч — вот самое главное из всех вещей.

Познав что-то, не позволяйте знанию закрепиться в вашем сознании, даже если это будет знание Истинного Закона Будды... Пусть ваше сознание остается пустым, и тогда вы сможете руководствоваться естественным умом... Пока вы не обретете данного состояния, вас едва ли можно будет назвать мастером фехтования... Причем правило это справедливо не только для фехтования; оно применимо ко всем устремлениям».

Эти слова о применимости принципов фехтования и самодисциплины ко всем областям жизни можно встретить во многих руководствах по современным боевым искусствам. Часто произносят их и обучающие боевому искусству мастера.

Через два столетия после Мунэнори появился мастер фехтования, в значительно большей, чем его великий предшественник, степени вдохновленный учением дзэн-буддизма и его ролью на Пути меча (пусть даже в виде боевого искусства). Ведь Мунэнори считал, что учение дзэн о пустоте всего лишь способствует развитию гибкости и чувства непривязанности к каким бы то ни было понятиям, мыслям или впечатлениям, пусть даже родственным технике меча, и не более того. Для Тэссю (1836-1888) же дзэн-буддизм и дзэнское пробуждение были главными и необходимыми составляющими обретения совершенства в фехтовании.

В 1867 году, когда Тэссю был 31 год, последний сёгун отрекся от власти. Началась реставрация Мэйдзи, и Тэссю, в числе многих других самураев, остался не у дел. В 1871 году он создал собственную школу фехтования. К созданию оригинальной техники он не стремился и взял на вооружение стиль школы Ито, назвав свою школу «Ито сёдэн муто рю». Несомненно, что главным достоянием школы был сам Тэссю, его энергия и самодисциплина. Процесс обучения отличался суровостью и строгим распорядком.

На характер преподавания значительное влияние оказал личный опыт Тэссю. С ранней юности он считался отважным и уверенным в своих силах воином. За крепкое телосложение и высокий рост (около шести футов) он получил прозвище «демон-Тэссю». Тэссю одолел многих известных фехтовальщиков, а в возрасте 28 лет вызвал на бой самого Асари Гимэи. В конце поединка, когда мечи противников скрестились у самых рукояток, Тэссю повалил Гимэи, чему способствовали его огромный рост и большой вес. Однако потом на его нагрудных доспехах обнаружили три зарубки — Тэссю трижды пропустил удары Гимэи. В настоящем бою каждый из этих ударов мог оказаться смертельным, или, по крайней мере, вывести Тэссю из строя. Тэссю с большой неохотой признал свое поражение и поступил в ученики к Гимэи. Уже во время первого занятия Асари, который «был в два раза меньших размеров, чем Тэссю, и на двенадцать лет старше, несколько раз заставлял его отступать и прижимал его к стене зала».

В течение нескольких последующих лет Тэссю никак не мог избавиться от преследовавшей его «навязчивой картины», как напирающий Асари принуждает его отходить назад, и потому не в состоянии был даже достичь уровня Асари. Будучи страстным приверженцем медитации, он обратился за советом к своему дзэнскому наставнику. Он был уверен, что проигрывал Асари потому, что не обладал каким-то важным духовным качеством. Наставник дал ему коан: «Изначально не существет ничего». Быть может, даже Асари с его искусством? Десять лет он неустанно «работал» над коаном, но, овладев им, так и не смог освободиться от комплекса перед Асари.

И тогда он обратился пошел за помощью к другому наставнику — Тэкисуи, настоятелю Тэнрюдзи. Тот дал ему классический воинский коан:

«Когда скрещиваются два меча, бежать некуда. Хладнокровно двигайся вперед, подобно тому, как лотос невозмутимо цветет среди бушующего пламени, и с силой пронзи само Небо!»

30 марта 1880 года (через три с лишним года размышлений) Тэссю внезапно постиг смысл коана. Преследовавшее его видение триумфа Асари исчезло навсегда, и Тэссю так «ответил» на коан:

«Долгие годы. я пестовал свой дух искусством фехтования, бросая и принимая вызов за вызовом. Стены, окружавшие меня, внезапно рухнули. В капле росы отражается в своей кристальной ясности мир, так и ко мне пришло окончательное пробуждение».

На следующее утро Тэссю вновь встретился с Асари, что он делал много раз и прежде. По тому, как они скрестили мечи, по одному только взгляду Асари понял, что Тэссю постиг искусство меча, и назначил его своим преемником.

Вскоре после этого Тэссю создал уже свою собственную школу. Она получила название «Сюмпукан» (школа Весеннего Бриза). Однако «бризы» более походили на страшные ураганы, а Великим Ураганом был сам Тэссю. Занятия начинались каждое утро в шесть утра. Первые три года ученики считались «начинающими», и занятия их состояли в основном из того, что они осыпали друг друга ударами, стремясь поразить противника в голову — нанести тот самый рассекающий череп надвое удар, которым Мусаси поразил Ганрю! Если после года упражнений ученики жаловались, что не достигли никакого прогресса, Тэссю метал громы и молнии: «Вы ведь только начинаете!» И указывая на свой живот, кричал: «Фехтование следует постигать здесь!» Тэссю хотел, чтобы за первые три года ученики «забыли себя» и прониклись «духом воина». Технические навыки придут позднее. В те восемь лет, когда школу возглавлял сам Тэссю, в ней занималось около четырехсот учеников.

В конце каждого этапа «обучения» ученикам предстояло держать «экзамен», требовавший огромного напряжения духовных и физических сил. Первый экзамен устраивался после того, как ученик пробыл в школе тысячу дней. В течение одного (!) дня он обязан был провести двести поединков с другими учениками. Второй экзамен — сэйган (клятва) — состоял из шестисот боевза три дня. Наконец, на третьем, самом высоком уровне, до которого доходили очень и очень немногие, ученик должен был провести тысячу четыреста боев за семь дней. Вот что говорил об этих поединках сам Тэссю:

«Фехтование должно вести человека в самую глубь вещей, туда, где он может непосредственно соприкоснуться с жизнью и смертью. Фехтование теперь превратилось в простое времяпрепровождение, о важных и серьезных вещах забыли... Но с возрастанием числа поединков бой обретает завершенность — человек полагается отныне на свои духовные силы. Это и есть истинное искусство меча».

Действительно, бой «обретал свою завершенность». Те, кто доходил до конца испытаний, были изранены, избиты, истощены, и едва могли подняться для того, чтобы участвовать в последних схватках. Это удавалось лишь некоторым, тем, кто держался только на силе духа, когда силы физические уже покидали их. Именно такую цель и преследовал Тэссю. Ведь только такие качества помогали воину выжить в настоящей схватке не на жизнь, а на смерть. Многократное повторение поединков на деревянных мечах требовало от учеников сил больших, чем, казалось бы, могли дать их тело и дух. И потому условия оказывались максимально приближенными к обстановке реального боя.

Но Тэссю был требователен не только к ученикам; в первую очередь, он был беспощаден к самому себе. Подлинно дзэнской он считал только жизнь на пределе собственных возможностей, причем все время. До обретения просветления большую часть ночи он проводил в медитации над коанами, а большую часть дня — в бесконечных тренировках. Тэссю щедро помогал своим друзьям и семье, жившей в крайней нужде, в последние же годы жизни бедность не обошла стороной и его самого: чтобы как-то свести концы с концами, он занимался каллиграфией и продавал свои произведения. Он много пил, а «по поводу» своего просветления выпил аж 18 бутылок пива! Он полагал, что с сексуальным влечением можно покончить, только «развив» его до предела, и в один из периодов своей жизни был частым гостем на «улице красных фонарей». Сам он сообщает, что окончательно поборол свою страсть через три года после пробуждения, и, надо полагать, не без влияния со стороны жены, которая в отчаянии с кинжалом в руках пригрозила покончить с собой, если Тэссю не прекратит свои сексуальные безумства!

В своих учениках он хотел развить следующие, как он сам говорил, качества:

«Когда мне было двадцать четыре года, я участвовал в состязаниях и провел за семь дней тысячу четыреста боев. И я не помню, чтобы я чувствовал усталость или боль. В чем же секрет? В фехтовании случаются и победы, и поражения, но куда более важно — совершенствовать свой дух. Почему? Да потому что сознание безгранично».

Духовная сила, как утверждали Тэссю и его последователи, появится только после того, как исчезнут эгоизм, беспокойство и вообще все сколько-нибудь различимые показатели наличия «я». Тогда, и только тогда воин сможет стать единым со своей техникой. Тогда, и только тогда сознание его будет подобно чистому зеркалу, в котором отражаются сознание и намерения противника, незамутненные собственными чувствами, страхами и переживаниями. Вот что говорил один из его учеников, прошедший через полторы тысячи дней беспрерывных тренировок и выдержавший шестьсот боев за три дня:

«Я нашел в себе силы продолжать и к концу дня пережил состояние "отсутствия я" — я полностью слился со своим противником и двигался в беспрепятственной свободе». Тэссю советует: «Новички, желающие вступить на этот путь, должны отбросить собственное "я", собрать дух воедино и в предельной концентрации противостоять противнику. Они должны действовать решительно и молниеносно и не иметь никаких посторонних мыслей».

Тэссю полагает, что «не имеющий я» воплощает в себе истину буддизма и сущность бусидо:

«Бусидо — вот единственно достойный образ жизни для японца. Чтобы, познать Путь, необходимо забыть себя и пробудиться к истине... Прилагать усилия к чему-либо — значит совершать большую ошибку... Никогда не следует говорить "я", ведь истина не знает ничего подобного... Когда всякие мысли о "я" отсутствуют, возникает подлинное бусидо».

А когда нет «я», нет и врага! Тессю говорит: «Когда ранним утром 20 марта 1880 года я вообразил, как вступаю в поединок с Асари, видение (надвигающегося и одерживающего верх Асари) исчезло, и я обрел высшее состояние не-врага».

В другом месте он дает иную версию тех же событий:

«Я практиковал и тренировался год за годом. 30 марта 1880 года я обрел состояние не-врага. Не могу выразить, какую радость я тогда испытал... Мне было сорок пять. Когда я вспомнил о том, что я прежде думал о мастерстве и отсутствии мастерства, сражении и не.-сражении, я понял, что все эти дихотомии не имеют ничего общего с противником, все они есть лишь порождение сознания. Когда есть "я", есть и враг. Когда "я" нет, нет и врага».

Это позволило Тэссю назвать свой метод «меч не-меча», а свой меч — «мечом сознания». Настоящая сила заключена не в реальном, зримом мече, какого бы высокого качества он ни был, равно как и не в технике владения им. Источником подлинной силы является дух воина, держащего в руках меч. И пестование через фехтование духа является единственной целью изнурительных занятий и упражнений.

Тэссю был убежден, что открытые им, фехтовальщиком, принципы искусства меча в равной мере применимы и к остальным сферам человеческой деятельности. Одному мирянину, который поинтересовался его взглядами на буддийское учение, он продемонстрировал их в поединке со своим учеником, а потом заметил: «И что вы думаете о моем понимании "Наставлений" Риндзая? Являясь мастером меча, я не могу выразить свое понимание учения Риндзая способом лучшим, чем через Путь меча. Как бы ни были обширны ваши познания, но если вы подражаете кому бы то ни было, ваш дзэн мертв».

В другом месте он говорит еще более твердо: «Если сознание ваше пусто, то в нем отражаются все "искажения" и "тени" сознания других людей. Что касается фехтования, то именно не-сознание подсказывает нам, куда лучше всего нанести удар. В повседневной же жизни оно позволяет проникнуть в самое сердце другого человека». Любопытно, что Тэссю, обретший совершенное мастерство фехтования благодаря медитации над коанами, «данными» ему дзэнскими наставниками, по-видимому, не требовал ничего подобного от своих учеников. Впрочем, полагает Стивене, если ученик обращался к Тэссю за наставлениями в медитации, он получал их в полной мере.

В конце концов полный излишеств образ жизни «добил» Тэссю. К пятидесяти трем годам рак желудка вступил в завершающую стадию. Но разум его оставался чистым и ясным до самого конца. В день смерти вокруг Тэссю собрались друзья и родственники, его помыли и одели в белоснежные одежды. Вдруг он спросил, почему из додзё не доносится никаких звуков. Когда ему объяснили, что ученики из уважения к его последним минутам прервали занятия, он приказал им немедленно продолжить их. Ведь только так и можно проявить свое почтение по отношению к учителю! Вдруг послышалось карканье вороны, началась агония, но Тэссю, перед тем, как сделать последний вдох, прошептал прощальное стихотворение — ведь он был настоящим воином:

Втянул живот, несмотря на боль — карканье вороны поутру.

Когда одного буддийского наставника спросили, что он думает об этих стихах, он ответил: «Какое восхитительное стихотворение смерти!»