Э.С.Демиденко

Философское осмысление здоровья
человека в техногенном мире

Проблема человека и его здоровья на границе второго и третьего тысячелетий приобрела особую философско-научную и аксиологическую актуальность. Это связано в первую очередь с глубинными экотехнологическими переменами в мире под воздействием достижений научно-технической революции, а также со многими другими факторами, вызывающими негативные социальные и экологические последствия. Несмотря на то, что индустриализация и технизация мира дали свои плоды в подъеме благосостояния народных масс, увеличили число богатых, зажиточных и социально обеспеченных людей в XX веке пример в 200 раз, а также увеличилась средняя продолжительность жизни людей индустриального общества по сравнению с аграрным в два и более раза, многие ученые и специалисты к достигнутому прогрессу относятся скептически. Как отмечает О.С.Суворова, в условиях нарастания глобальных проблем и предельно обострившейся экологической ситуации “само сохранение живой природы на Земле оказалось под угрозой, а полноценное существование человека, обеспечение его здоровья и максимальной продолжительности жизни даже в индустриально развитых странах стало сомнительным”^[xi].

В силу этих и многих других причин в центре научно-философского осмысления осуществляющихся на нашей планете перемен становятся все более и более аксиологически нагруженными понятия жизни, биосферного человека и его здоровья. Как известно, аксиологический аспект проблемы жизни и проблемы человека всегда был выше, чем ценностные представления о мире неживой природы, хотя в целом ценностное отношение к миру во все времена и эпохи имело место.

“Ценности существуют, — отмечает, например, М.А.Розов, — прежде всего в форме практической реализации образцов предпочтения, выбора, оценки... Это исходный способ их существования”^[xii]. И если наука фиксирует лишь факт наличия объектов и явлений, их взаимосвязей, или протекания определенных процессов, то оценка этих процессов со стороны отношения их к человеку, обществу и представляет собой уже иное измерение. И это измерение предшествует научному познанию. “Мир вокруг нас, — замечает Л.Ф.Фесенкова, — изначально окрашен смыслом (для субъекта). Наше человеческое “я” всегда оказывается в центре этого, полного положительных и отрицательных смыслов, мира. Это значит, что человек осознает и воспринимает окружающий мир вначале нормативно, а уже потом познавательно”^[xiii].

Но по мере развития науки и утверждения научного мировоззрения, с одной стороны, проявляется “стремление к исключению ценностных и субъективных факторов из естественнонаучной теории”^[xiv], а с другой стороны, в ценностном отношении человека к миру все больше появляется объективного, опирающегося на глубинные исследования, научные выводы, поскольку последние представляют более значимую ценность для человека. Этот кантовский “Остров Истины в море иллюзий” не является неизменным, как полагал сам И.Кант, а он расширяет свои границы, воздействуя и на ценностное отношение человека к миру в целом и его составляющим — предметам, явлениям, процессам и т.п.

Философско-аксиологическое осмысление человека и его здоровья связано в последние десятилетия прежде всего с расширением знаний о мире и человеке, об обществе, в котором проходит его жизнедеятельность, но больше всего это осмысление сопряжено с теми процессами, которые несут угрозу существованию биожизни и самого человека. Именно последнее делает аксиологическую позицию познания человека и его бытия во взаимосвязи с социально прогрессирующим человеком более заметной, нежели еще в недавнем прошлом, хотя и там ценностные ориентации были достаточно высоки, носили изначально антропоцентрический характер. Именно научные знания, особенно социально-экологического характера, понимание того, что технико-избыточная активность человека в мире, недооценка им космической уникальности земной природы (и тем самым самого себя как неотъемлемой части этой природы) привели к такому положению, когда человек “проедает” биоту и остается один на один с ее жалкими остатками. Как никогда, в начале XXI века становится актуальным высказывание Альберта Швейцера: человек потерял способность предвидеть и приостанавливать, и он кончит тем, что уничтожит Землю. А это в свою очередь приведет и к гибели самого человека.

Понимание того, что человек представляет собой явление не только космическое, но больше всего биосферно-космическое, а затем уже и социальное, ставит чрезвычайно остро вопрос о сохранении дикой природы, о сохранении биосферы как основы развившейся биожизни на нашей планете, биосферы, сотворившей чудо природы — человека в ходе длительной ее эволюции. Именно это обстоятельство заставляет нас переходить от философско-антропоцентрической позиции развития планетарного мира к биоцентрической, а точнее — к биосферноцентрической, где биосфера выступает изначально самым высоким уровнем метасистемы, в которой сформировались человек и человечество. “В биофилософской картине мира, — замечает Л.В.Фесенкова, — История предстает как грандиозный, единый, непрерывно протекающий планетарный процесс”^[xv].

Для понимания необходимости коренной смены устоявшихся мировоззренческих представлений и соответственно смены ценностных ориентиров и установок следует осмыслить те изменения, которые произошли на планете в течение последних двух столетий под воздействием индустриализации и технизации земного мира. Собственно заметные изменения в биосфере эры кайнозоя начались с эпохи неолита и аграрных революций, примерно десять тысяч лет назад, когда на земле стал утверждаться первый тип производящей экономики — аграрной. И этот период земледелия, а затем и земледельческих цивилизаций, составляет очень малую долю во временном отрезке развития человека от человекоподобного существа — даже не дотягивает до 0,1%. Если же мы возьмем наш тип человека — кроманьонца, homo sapiens, то это составляет всего лишь пятнадцатую-двадцатую часть этого времени. Полуживотное состояние человека, занимавшегося на начальных этапах собирательством даров природы, было благом для самой природы, поскольку “человек разумный” не мог еще без достаточного развития социума сформировать и соответственно использовать свой разум, воплощенный в последствии в производительные силы животных и техники, для покорения природы и нанесения ей ущерба. Основной и единственной производительной силой развития человечества (разбросанного по всему миру и поэтому “разреженного”, слабо контактирующего и медленно развивающегося), были физические силы людей, при помощи которых они удовлетворяли самые элементарные жизненные потребности. Что касается разума и его творчества, то он практически не выходил за пределы элементарных изобретений поимки животных и рыбы для питания. Это скорее всего было похоже на коллективный дельфиний лов рыбы, когда стая дельфинов гонит косяк рыбы к берегу и созданной волной выбрасывает часть косяка в прибрежный ил, а затем уже подбирает там и поедает рыбу. Все-таки это более эффективно, нежели в одиночку гоняться за каждой рыбешкой.

Общество начало набирать заметный темп развития с аграрного производства, хотя этот темп, хорошо просматриваемый на большом отрезке времени, кажется нам сейчас просто черепашьим. Опираясь уже на производящую экономику, примерно за 10 тысяч лет человечество сумело достаточно широко развить и использовать биологические производительные силы — человека и животных. В конце XVIII века около трети физических работ приходилась на человека и две трети — на одомашненных животных. Что касается технической энергетики, то она занимала тогда весьма скромную долю — примерно 2%.

История человечества стремительно начала раскручиваться и прямо-таки бешеными темпами ускорять бег в последние 200 лет, когда на смену биологическим производительным силам стали приходить технико-технологические, опирающиеся на достижения науки и воплощенные в технической энергетике. За два столетия они хотя и не вытеснили окончательно мускульную силу человека и животных, но оставили за последними всего примерно 1% от всего объема выполняемых в мире работ “физического” плана. Если графически нарисовать кривую изменений объема выполнения работ человечеством при помощи техноэнергетики за два столетия (XIX–XX в.), то даже “необразованный глаз” поймает в этой крутой кривизне изменений нечто такое грандиозное, что сравнимо только с воздействием мощных космических сил. Коллективный разум (Н.Н.Моисеев) развившегося и спрессовавшегося в городах человечества, его интеллектуально-творческая энергетика настолько развили мощь производительных сил, что они, направляемые на извлечение накопившихся за миллиарды лет биосферного развития богатств в кладовых земли, грозят их израсходовать уже в XXI–XXII веках. Природа Земли без биосферы — жалкое зрелище в космосе, а без человека она и вовсе потеряет свою аксиологическую значимость.

Как известно, западная социология, отталкиваясь от деятельностного, производящего характера человеческого общества, нарисовала иные пути развития человечества, нежели они были представлены в классическом марксизме. Определенную лепту в понимание характера общественного развития внес и русский социолог А.М.Ковалев, сформулировавший, опираясь на исследования западной социологии и свои собственные, последовательную историческую смену способов производства общественной жизни: 1) собирательного, 2) земледельческого, 3) промышленного и 4) научно-технологического. На научно-технологический способ производства переходят уже страны Запада и Японии. Таким образом, история приобрела более реалистические свои очертания, нежели в теории исторического материализма, предсказывающей замену капиталистического способа производства социалистическим, то есть товарищеским и основанным на общественной собственности на основные средства производства. Капитализм и социализм же на самом деле вписываются в индустриальный тип общества как основанных соответственно на частной и государственной (с элементами коллективной) формах собственности. Именно это объясняет и схожесть их экологической и экотехнологиче-ской судеб: западный капитализм и канувший в лету советский социализм, отличаясь социально-политическими формами жизнедеятельности, имели в 80-е годы XX в. сходный тип экономики, техногенно-городскую среду обитания большинства людей, урбанистический тип их культуры и образа жизни.

В последние годы ученые все больше пишут о нарастании техногенного мира, объединяя этим понятием не только индустриальное, но и постиндустриальное общество. Академик РАН B.C.Степин, например, говорит о формировании техно-генной цивилизации с высоким уровнем социальной динамики и способностью к прогрессу, хотя нарастающую в мире эгоизацию масс и уничтожение людьми природы трудно отнести к пониманию прогрессивного развития. Но в таком понимании техногенного есть своя определенная логика, поскольку с индустриализацией осуществляется перевод развития всей системы “общество-природа” на индустриально-техносферную основу, притом надолго, если не навсегда. И хотя в постиндустриальном обществе наиболее растущей и динамичной выступает третичная сфера производящей экономики — сектор услуг, но базой последнего являются промышленность и сельское хозяйство.

Насколько быстро идет сейчас развитие техногенного мира и его техносферы (городских и других поселений, промышленных зданий и сооружений, транспортно-коммуникационных систем, социально-культурной и бытовой инфраструктуры, техники и других составляющих искусственного вещного мира), говорят такие данные. За два последних столетия население Земли увеличилось более чем в 6 раз, а число горожан почти в 70 раз. Если в 1800 г. число городских жителей на планете Земля было менее 50 млн., то в 2001 г. их уже примерно 3,2 млрд., или 51 % от всех землян. Еще пять десятилетий назад городских жителей было менее 0,8 млрд., а в 2010 г., по расчетам специалистов, в 78 городах, насчитывающих 4 млн. и более человек, будет проживать пятая часть населения планеты, т.е. примерно 1,4 млрд. человек.

Как мы видим из приведенных данных, человечество переселяется в городские, т.е. техносферные условия жизнедеятельности, порывая с сельской местностью и природными условиями жизни. И в то же время мы сталкиваемся не только с новым техногенным миром, созданным преимущественно за последние пять десятилетий — в годы бурно развивающейся научно-технической революции. Нарастание техносферных условий человеческой жизнедеятельности не ограничивается простыми изменениями пространства человеческого бытия, не есть простая смена человеческих предпочтений города деревне, а скорее всего социальных предпочтений природным. Становление и развитие техногенного мира характеризуется не только глобализацией социума, неимоверно разросшегося и упрочившегося, но и трансформацией биосферы и человека, настолько глубинной трансформацией, что это приводит к деформации и уничтожению прежних биосферных форм жизни, биоприроды и развившейся природы биосферного человека.

Если исходить из фундаментального положения о единстве и слитности истории Земли,“что жизнь и Земля эволюционируют совместно” и “каждый разум содержит дух мирового целого”^[xvi], то мы можем проследить глубинные качественные изменения этого целого. Еще В.И.Вернадский был убежден, что человеческое общество и окружающая его живая и неживая природа составляют нечто единое, функционирующее и развивающееся по общим законам. Представители русского космизма это единое выводили за пределы Земли и ее биосферы, тем самым в некотором роде игнорировали специфику развившейся и имеющей свою относительную самостоятельность в космическом целом земной жизни — от ее простейших биологических форм до сложных социальных форм развития материи. В едином космическом целом, эволюция которого происходит весьма и весьма медленно в сравнении с эволюцией нашей планеты и особенно теперешней ее жизни, Земля представляет собой особую систему, своего рода метасистему, в которой сложилось свое биологическое целое — сфера биожизни, или биосфера, включающая поверхностную оболочку Земли и ее окружающего атмосферного пространства. Именно в этой “живой оболочке” происходило и в определенной мере происходит сейчас, но уже угасающее, жизнетворчество. В этом целом и по его законам, не исключая, естественно, космических, зародилось и развилось человечество, в сознании которого мир приобрел свою особую, но в то же время изменяющуюся ак-сиологическую окраску.

Человечество, вышедшее из природы и рожденное биосферой, на первых порах и развивалось по законам биосферно-природного мира. С переходом же к земледелию в человеческом обществе становились и закреплялисьприродно-социальные закономерности, которые от тысячелетия к тысячелетию укрепляли свою социальную составляющую. С развитием промышленности, с глобализацией социально-экономической, политической, культурной и экологической жизни начинают действоватьсоциально-природные закономерности. На Земле формируется Глобальное Общество (А.А.Зиновьев), создается единый общепланетарный экономический организм с универсальной системой регулирования (Н.Н.Моисеев), образуется в масштабах биосферы социально-искусственный мир (В.А.Кутырев), замещающий многие нарушенные части биосферы и забирающий от последней функции природотворчества. Биосфера уступает социуму (включая техносферу) и свое былое доминирующее духовно-психическое, интеллектуальное и жизнеобеспечивающее влияние на жителей планеты, особенно в крупнейших городах.

Автор статьи сознательно пошел на такое длинное вступление, чтобы показать читателю, что земная жизнь приобретает особый поворот в своем развитии, что она находится на стадии грандиозного перехода от жизни естественной, биосферной к жизни социально-искусственной, постбиосферной. Социоприродная эволюция на Земле приобретает взрывной характер благодаря неконтролируемой и вооруженной техникой человеческой сверхдеятельности ради социально спровоцированного удовлетворения избыточных человеческих потребностей. Люди захотели жить как боги и даже лучше и богаче, чем боги, безжалостно сжигая и “проедая” биовещество планеты, масса которого наращивалась биосферой несколько миллиардов лет. Но “боги” творили мир, творили по законам красоты и здоровья, люди же безжалостно разрушают сотворенное, разрушают как природу, так и себя, свое здоровье.

Судя по нынешним тенденциям земной эволюции и скоротечности социоприродных процессов, мы вступаем в особый этап перехода жизни на Земле — перехода от эры кайнозоя к эре ноозоя, или искусственной социоприродной жизни. Искусственной — в смысле сотворенной не биосферой, а самим человечеством. Уже сейчас мы имеем десятую часть высших растений окультуренного, по сути, ноосферного происхождения, а к середине третьего тысячелетия может остаться только десятая часть нынешних биосферных растений, а животных и того меньше. И если переход к эре кайнозоя, в которой сформировалась современная биосфера и человек, занимал многие миллионы лет, то переход к эре ноозоя осуществится уже в третьем тысячелетии. Похоже, от биосферной природы останутся “рожки и ножки”, то есть одни заповедники, а весь растительный и животный мир, весь социоприродный облик Земли будет создан “научной мыслью”, человеческим воображением и его трудом. Изменится и сам человек, осуществится, видимо, мечта Ст.Лема о проектировании человека и его формировании по индивидуальному проекту. Сейчас он из биосферного превращается в техносферного, способного жить и творить только в техносферных условиях, идет по пути интеграции био и техно, приобретая постбиосферные, сотворенные уже социумом, качества.

Именно этот социоприродный переход, начавшийся два века назад, необходимо осознать, чтобы, с одной стороны, понять суть современной экологической ситуации (не природной, как ранее, а социоприродной) и соответственно суть изменений в человеческом здоровье и его природных качествах, а с другой — осмыслить в философско-аксиологическом плане проблематику здоровья человека в динамично изменяющемся техногенном мире, отличающимся взрывной индустриализацией, урбанизацией и ноотехносферизацией человеческой жизнедеятельности.

Анализ патологических явлений в урбанистических ареалах особенно наглядно показывает, что техногенное развитие не только трансформирует весь былой образ жизни его жителей, формирует новый, урбанистический, но и вызывает нарастающую деградацию биосферного человека — физическую, психическую, генетическую, нравственную, социальную, поведенческую и т.п. И чем выше уровень индустриализации и техногенности жизни, тем выше уровень патологических явлений и процессов, о чем свидетельствуют статистические данные и социологические исследования. “Человека необходимо спасать от искусственной жизни и среды”^[xvii], — вполне резонно бьет тревогу А.Н.Тетиор. Что обществу надо сворачивать с индустриально-потребительского пути^[xviii], убеждены многие, хотя практически никто не может указать приемлемую для большинства людей дорогу, ибо это связано с уменьшением примерно в 10 раз или населения планеты, или его потребностей^[xix].

Падение здоровья населения в техногенной среде идет весьма стремительно. Из-за снижения физических нагрузок на человеческий организм (за 200 лет примерно в 10 раз), антропогенных загрязнений, исчезновения естественного отбора, генетических изменений и многих других отрицательно действующих факторов нарастают так называемые “болезни цивилизации” — гиподинамия, сердечно-сосудистые, онкологические, аллергические, психические, генетические, СПИД, СПИН и т.п. Примерно 60% жителей планеты находятся между болезнями и здоровьем, в так называемом “третьем состоянии”. Здоровыми рождаются примерно десятая часть населения. Растет мужская импотенция и женская фригидность, количество детей с наследственными физическими и психическими аномалиями. Растет число инфицированных половых актов, что так или иначе отрицательно сказывается на здоровье потомства. Сюда следует включить жестокость родителей по отношению к детям, в том числе к новорожденным, рост детского суицида, превращение детей в живой товар, использование их в интересах подпольного международного медицинского бизнеса, вовлечение в бизнес-проституцию и антиобщественную деятельность. Серьезные изменения происходят в генофонде населения мира, и в том числе россиян. По данным ВОЗ, нация считается вымирающей, если генные изменения наблюдаются у 10% детей. Как показывают исследования в высокоурбанизированных регионах России, они достигают уже 16–17%, а в отдельных регионах, например в Новочебоксарске, изменения на генетическом уровне произошли у 40% детей^[xx].

В России в 90-е годы XX в. произошло резкое сокращение продолжительности жизни по сравнению с концом 80-х годов — на 6–7 лет. Ситуация к 2000 г. стабилизировалась, но скорее всего за счет “статистики”, которой вряд ли можно доверять. Угрожающей социальной проблемой стал туберкулез (особенно так называемый вторичный), превышение смертности от этой болезни в развитых странах в 10 раз, а также сифилис и многие другие инфекционные болезни. При таком развитии событий к 2020 г. в России русских может остаться не более 23 млн. человек”^[xxi].

С ухудшением здоровья людей все большую роль в мире начинают играть медицинские факторы, особенно введения лекарств (по сути, техногенных, химических) и замена деградирующих человеческих органов искусственными. Эти процессы открывают дорогу более широкому явлению техногенного мира — интеграции человека с техносферой и техникой в самом широком смысле этого слова. Перечень замен настолько обширен, что вскоре практически не останется ни одного органа, за исключением мозга, которого нельзя будет заменить искусственным или выращенным из своих же клеток на основе клонирования. “При прогнозировании путей дальнейшего развития... искусственных органов можно выделить три основные направления: увеличение продолжительности действия искусственного органа, максимальная универсализация функций, микроминитюаризация, разработка портативных, вживляемых в организм искусственных органов”^[xxii].

Общемировой проблемой становится вопрос о потере человеком высокоразвитых цивилизаций восприятии органами чувств окружающего мира, особенно из-за физиологических разрушений органов зрения и слуха. Если нынешние темпы разрушения этих органов не начнут снижаться в XXI в., то через полтора-два века примерно две трети населения будут слепыми и глухими, что потребует создания специальных видео- и радиоаппаратов уже не для усиления зрения и слуха, а для передачи соответствующих “телевизионных изображений” и звуковых сигналов в кору головного мозга. Не исключена будет и возможность прямого подключения этих “приборов” к системе Интернета или иным телекоммуникациям, что даст нам еще очередной аргумент углубляющейся интеграции человека и техники.

В условиях деградации населения, интеграции человека и техносферы, формирования постчеловеческого, биотехносоциального существа довольно противоречивые ценности и идеалы приобретает проблема здоровья, по сути, падающего природного здоровья.

В ноябре 2000 г. в России с официальным визитом побывала генеральный директор Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) доктор Гру Харлей Брундтланд, которая дала интервью газете “Известия” (от 4 ноября 2000 г.). Как известно, более 20 лет назад ВОЗ был принят документ “Здоровье для всех”. Рубеж исполнения этого документа почти миновал, но поставленные в нем цели не достигнуты. В самих странах не были созданы необходимые условия для их достижения. К сожалению, и сама ВОЗ не учитывает в полной мере экологическую проблематику здоровья населения, именно исходя из наметившихся тенденций социоприродного перехода жизни на нашей планете. И сама Брундтланд, судя по интервью, рассматривает здоровье в первую очередь как баланс интересов общества и гражданина, не учитывая массового ухудшения физического и психического здоровья людей на планете, хотя и является крупнейшим специалистом в области экологии. Негативные тенденции наиболее ярко выражены именно в развитых странах. В США, например, по вине медицины умирает 200 тысяч человек из 9 млн., помещаемых ежегодно в больницы, при этом при правильной постановке диагноза, но побочных действиях лекарств в процессе лечения. Операция в США считается примерно в 10 раз безопаснее лечения, из-за чего там ежегодно делается свыше 4 млн. ненужных операций.

Как определяет Всемирная организация здравоохранения, “здоровье — это состояние полного физического, психического и социального благополучия”. Не возражая в принципе против такой формулировки, мы должны признать, что социальное благополучие в последние десятилетия вошло в свое противоречие с природным здоровьем человека. Социальное благополучие — суть социального успеха, который в определенной степени связан с высоким уровнем природного интеллекта, образования, культуры, положения в обществе. Но чтобы достичь успеха, социального признания, социальной удовлетворенности, необходимы немалые финансовые и иные затраты семьи на соответствующую подготовку детей. Идет дикая гонка, подобно аляскинской золотой лихорадке, за обладание высоким образовательно-культурным и профессиональным потенциалом, который открывает возможности получения высоких доходов. Как отмечают исследователи, средняя американская семья для подготовки девушки к жизни за два десятилетия тратит свыше 200 тысяч долларов. Не случайно социологи фиксируют следующее: родившийся американский ребенок требует от природы ресурсов в 300 раз больших, чем индонезийский. Но “проедание” и разрушение природы оборачиваются экологическими бедами и потерями природного здоровья тех, кто пустился в престижную гонку за “социальным благополучием”, хотя в массовом ценностном воображении богатый человек предстает как человек здоровый, поскольку имеет достаточно средств для досуга, укрепления своего здоровья и успешного лечения. Возникает новая ситуация, своеобразная культурно-экософская парадигма: для своего же социально-культурного возвышения человек должен “убивать” природное, и в том числе природное в своем организме, поскольку ценность природного здоровья человека социальным рейтингом, за исключением спортсменов, практически не учитывается. Таким образом, ценности культуры вошли в трудноразрешимое противоречие между культурой и природой, т.е. между искусственным и естественным. Пока что это противоречие решается в пользу искусственного, в пользу человека ноотехносферного, а не биосферного.

В этой связи мы должны более четко формулировать понимание проблемы здоровья в техногенных условиях, определяя его через природные свойства, или природные качества биосферного человека, то есть кроманьонца, “человека разумного” безусловно. Не случайно В.Лободин, автор популярных книг по оздоровлению, утверждает, что понимание здоровья не может не ассоциироваться с наличием высокого иммунитета и что слабый иммунитет является главной причиной утраченного здоровья. “Единственная болезнь, которая сейчас существует, — это иммунодефицит”^[xxiii], — категорически утверждает автор. То, что в основе большинства болезней находится ослабленная иммунная система, можно согласиться с В.Лободиным. Да и показатели нормальной иммунной системы человека в 90-е годы XX в. в России имели значительно сниженные параметры, например по составу крови, в сравнении с 20–30-ми годами. Кроме того, нередко о состоянии здоровья нации судят по средней продолжительности жизни, хотя высокоразвитые страны создают высокоорганизованную социально-медицинскую инфраструктуру, которая и вытягивает до 75–80 лет по сути немощного и уже недееспособного человека. Главное здесь, на наш взгляд, то, что падает абсолютное число долгожителей, которыми, например, славились Кавказ и многие сельские регионы России.

На фоне роста материально и социально обустроенных людей мы отмечаем падение здоровья населения, чуть ли не в обратной пропорции с ростом его благосостояния. Растущее “социальное здоровье” приводит к разрушению здоровья природного, которым было богато человечество в доиндустриальную эпоху. По данным РАМН, у 40% взрослого населения России выявляются различные нарушения иммунной системы, что и приводит в итоге к росту числа заболеваний.

Вторая серьезная проблема, с которой мы сейчас сталкиваемся, — потери природного здоровья, иммунной защиты организма в конце концов ведут к тому, что нездоровый с детства человек не сможет стать не только социально здоровым гражданином, с определенным социальным статусом и престижем, но и в целом полноценным человеком. Речь, конечно, идет не об исключениях, а о типичном состоянии. Как отмечают исследователи, в крупных городах рождается пятая часть детей дебильных и с другими чертами умственной отсталости. И лавина ущербных и немощных детей нарастает практически во всех индустриально развитых странах, что уже ассоциируется с начавшимся вырождением кроманьонца как вида и переходом его в биотехносоциальное существо, затем — в технобиосоциальное, а в конце концов не исключена возможность появления и киборга, как наследника и продолжателя человеческого рода, человеческой культуры. С падением природных качеств человека, его возможным вырождением не исключена социогенетическая уже смена его постчеловеческим разумным существом.

В погоне за социальностью, за развитием социальных качеств человека уже с раннего детства, мы особенно не задумывались о природном здоровье, его укреплении, о его непреходящей и извечной ценности, присущей биосферному человеку. Высокие природные качества биосферных животных и человека, их высокая степень неуязвимости благодаря полноценной иммунной защите организма, да и сама иммунная защита формировались в соответствии с естественным отбором и высоким качеством биоприродной среды на протяжении миллионов лет. Именно нарушение качества самой биосферной природы характером человеческой деятельности и внебиосферным, искусственным, химическим окружением, рядом других факторов приводит к изменению состояния биологических процессов и объектов, к снижению их жизнедеятельности. Особенно это касается человека, уходящего из биосферной среды в искусственную, например, из села в крупный индустриальный город.

Нарушение вековой гармонии природного и социального, недооценка природного в человеке, как и в целом природного в мире, поставила на край гибели homo sapiens. Негативные подвижки, особенно в состоянии здоровья населения развитых стран, во второй половине XX века настолько велики, что вообще ставится под сомнение возможность повернуть процесс деградации человека вспять. Дело здесь, пожалуй, не столько в природе природного окружения, сколько в том, что под воздействием социальных условий медицины XX века в мире практически сошел на нет природный отбор людей, который все более и более перекладывается на плечи техники в широком смысле, включая и медицинскую технику. Мы теперь должны ради сохранения рода человеческого тренировать и укреплять организм, разрабатывая на научной основе самые необычные методики под контролем медицины, в корне менять образ жизни, не исключая насилия над отдельными индивидами, если намерены выжить как человеческий род. Как это не покажется дико и антигуманно, но уже в XXI веке на воспроизводство себе подобных может получить право только природно и социально здоровый человек. Автор этой статьи не призывает к принудительной стерилизации мужчин и женщин, способных воспроизвести только неполноценных детей, но предлагает продумать и осуществить систему материального и морального поощрения на всех уровнях для тех, кто ведет здоровый образ жизни, кто имеет и укрепляет постоянно свое природное здоровье, чтобы они рожали и воспитывали побольше детей. Это вполне под силу обществу и государству. В немалой степени и медицина может сыграть свою роль при определении опасных болезней до зачатия, здоровья детей на первых неделях утробного развития, а при отрицательных показателях убедить потенциальных пап и мам отказаться от решения иметь детей, отказаться в интересах общества, нередко и их же самих, а в основном — в интересах сохранения здоровым биосферного человека.

В условиях техногенного развития потери природного здоровья все чаще и чаще пытаются компенсировать эрзац-копиями и квази-смыслами жизни. Наполнение женской груди и мужских мышц силиконовыми и иными “подушками”, румяна и пудра на щеках, вычурные серьги в носу, стертые и рваные джинсы, обезображивающие лицо стрижки, нудизм — все это “одного поля ягоды”, все это имеет в основе потери здоровья — физического и психического. Потеря последнего ведет в итоге к дезориентации поведения все большего и большего числа людей, к нарастанию инфантильности, социальной шизофрении, потере индивидуальности и самосознания.

В “Комсомольской правде” (1999, 20 января) описывался случай, когда пятнадцатилетний подросток по заказу убил мужчину и искалечил женщину. Адвокаты подсудимого потребовали подвергнуть убийцу психологической (не психиатрической!) экспертизе. Через два часа на основе тестирования эксперты-психологи выдали заключение: инфантильность эмоциально-волевой сферы, т.е. в свои пятнадцать лет юнец находится на уровне развития двенадцатилетнего ребенка.

В условиях дальнейшего развития техногенной цивилизации и нарастающего падения природного здоровья человека приходит осознание того, что мы должны разработать и утвердить новую жизненную философию, науку и мировоззрение, пропитанные благоговением перед биожизнью и ведущие к здоровому образу жизни — и социальному, и экологическому. В качестве основных механизмов экологических процессов необходимо прежде всего сделать решительные и максимальные шаги к тому, чтобы восстановить порушенные части биосферы и дать возможность саморазвиваться биосфере, вписавшись в ее биотический круговорот. Вполне можно и нужно согласиться с утверждением Билла Моллисона, который писал: “Практически все вокруг нас нуждается в решительных переменах и тщательном восстановлении на основе природных моделей”^[xxiv].

Вторая сторона экософского требования — сохранение биосферного человека с его природным здоровьем путем разработки и внедренияэковалеологических программ^[xxv], которые могли бы осуществляться практически на всех уровнях человеческой жизнедеятельности. Но в то же время следует не забывать, что нельзя добиться индивидуального здоровья человека без оздоровления окружающей природной среды и создания безопасной техносферы. Процессы эти взаимосвязанные, и проведение изолированных валеологических мероприятий без оздоровления среды жизнедеятельности может и не дать хорошего эффекта. Этого не следует забывать самому оздоравливающемуся человеку, поскольку от его деятельности и общественного поведения зависит состояние окружающей среды.

Раскрывая секреты “исцеления человека” Ю.А.Андреев пишет, что мысль его книги такова: “а) здоровье — одна из самых больших ценностей нашей жизни; б) человеку важно содержать его самостоятельно в безупречном состоянии; в) если сохранение здоровья потребует все же вмешательства со стороны, то помощь врачевателя должна быть максимально квалифицированной”^[xxvi]. Таким всесторонне образованным врачевателем может статьэковалеолог, освоивший все секреты медицины, медицинского врачевания и познавший тайны экологического развития мира в техногенной цивилизации. Как справедливо отмечает Ю.Б.Буланов, за свое здоровье должен биться сам человек: “Здоровье — это единственное сокровище, которое невозможно найти, украсть, заполучить обманным путем. Только тяжелый, кропотливый труд может дать нам настоящее, “железное”, здоровье, и нельзя об этом забывать. Можно обмануть человека, но нельзя обмануть природу”^[xxvii].

Если ранее природа по своим биосферно-космическим законам отбирала из поколения в поколение здоровых людей, то в техногенном мире свое здоровье должен формировать сам человек при помощи создаваемой обществом социально-экологической и медицинской инфраструктуры. В связи с этим требуется, в первую очередь, расширение фундаментальных научных исследований характера развития мира как медицинскими науками, так и многими другими. И, пожалуй, другие науки могут сыграть еще большую роль, поскольку медицина, по разным социологическим расчетам, обеспечивает здоровье человека лишь на 10–20%, в то время как образ жизни — до 50%, наследственность — до 20%, экология — на 20% и более. Как отмечает А.А.Кудряшева, в результате загрязнения атмосферного воздуха заболевания людей возрастают примерно на 20%, легочными среди взрослых — на 43%, сердечно-сосудистыми — на 38%; в городах с развитой металлургической промышленностью взрослое население в 1,5 раза чаще страдает болезнями органов пищеварения, в 1,7 раза — болезнями пищеварения; в регионах размещения предприятий нефтехимии и оргсинтеза в 1,5–2 раза, а иногда и в 3 раза выше заболеваемость бронхиальной астмой, аллергией, поражениями кожи и слизистых оболочек по сравнению с относительно чистыми городами^[xxviii]. Сказанное на предыдущих страницах позволяет нам сделать заключение, что “экологический вклад” в падение здоровья населения урбанизированных стран и территорий самый высокий и до конца еще не изученный. Этот “вклад” находится также и в образе жизни, в определенном экологическом поведении людей, подрывающих свое здоровье.

В последние годы приходит понимание необходимости укрепления здоровья, особенно у молодых людей, у которых в то же время выше уровень притязаний и стандарты потребления. Отвечая на вопросы корреспондента “Новой газеты” (23–26 ноября 2000 г.), ученый-демограф С.Захаров на вопрос “Что же предпочитает наша молодежь рождению детей?”, сказал: “На первом месте здоровье, затем образование, потом уровень доходов. Молодые понимают, что время палаточного капитализма проходит, а высокий уровень потребления могут дать только качественное образование, высокая квалификация и личная социальная востребованность. Дети отодвигаются на второй план”.

Повышенное внимание к своему здоровью характерно для развитых стран. Многие из них увеличили инвестиции самого населения в свое здоровье, и прежде всего с целями избавляться постепенно от вредных привычек (курения, наркомании, пьянства), рационально питаться, заниматься физической культурой (бегом, плаванием, гимнастикой), снижать давление, проходить профилактические исследования, ценить жизнь другого человека. Например, одна из самых дешевых программ, дающая хороший эффект в борьбе с инсультом — постоянный контроль за собственным давлением и т.п. Вовремя принятое лекарство не только снижает кризисное состояние, но и продлевает жизнь человека. Конечно, многое в состоянии здоровья и продолжительности жизни зависит от образования и образа жизни. Как известно, российские мужчины живут лет на пятнадцать и более меньше, чем на Западе. Но у российских мужчин с высшим образованием продолжительность жизни примерно такая же, как в среднем у всех мужчин в развитых западных странах.

Следует иметь в виду, что высокий потолок продолжительности жизни на Западе достигается за счет развития соответствующей инфраструктуры и чрезвычайно высоких материальных и финансовых вложений государства и самого населения. Так, например, в США ежегодно затраты на здоровье составляют примерно один триллион долларов, что в 40 раз превышает государственный бюджет нашей страны. Здоровье, будучи одной из высочайших человеческих ценностей, в техногенном обществе может поддерживаться вместе с высокой продолжительностью жизни только при наличии хорошо организованной социально-медицинской и оздоровительной инфраструктуры. Немало примеров, когда проводимые оздоровительные программы в отдельных школах, садиках и спортивно-физкультурных группах существенно повышали уровень состояния иммунной, эндокринной и других систем, в 3–5 раз снижали заболеваемость детей по сравнению со среднестатистической для определенного возраста. Это еще раз говорит о том, что в условиях массовых потерь природного здоровья необходимы соответствующие технико-технологические и организационные меры, поднимающие состояние здоровья и потолок жизни людей. Сколько может продолжаться такой процесс потерь природных качеств и ухудшение здоровья, сказать сложно. Скорее всего, наступит порог, за которым ежесекундный контроль техники за человеком, массовое внедрение внутренних органов и чипов станут неизбежными. Такое биотехносоциальное существо может продлить свое существование, но это уже будет за пределами биосферного человека. Это существо будет принадлежать уже эре ноозоя, т.е. эре жизни, сотворенной уже интеллектом человечества, его хаотичным трудом.

Митрополит Питирим еще в начале 90-х годов заметил, что социум третьего тысячелетия будет коренным образом отличаться от второго. В то же время литераторы и кинематографисты создают образы будущего человека в самых разных моделях по образу и подобию нас самих. “Здесь и некое изнеженное элитарное существо, — пишет он, — которое живет в искусственно созданном ему мирке, сохраняющем дух европейской цивилизации конца XIX — начала XX века плюс технология современного ему мира”^[xxix]. Мы же должны осознать, что человек и его здоровье кардинально меняются в техногенном мире под воздействием внеприродных, искусственных технологий, и кто знает, какие неожиданные аксиологические аспекты здоровья обретут право на жизнь. Вполне возможно, что нормой красоты, например, станет безгрудая и тощая, как тростинка, длинноногая девушка, чей организм полностью насыщается техногенным питательным веществом и контролируется техникой, как это сейчас уже происходит с “гидропоническими” и “аэропоническими” овощными растениями. Эти растения, выращенные на химических рассолах, мы относим пока к биожизни, но эта биожизнь уже уходит в артефакты (техническое, искусственное), и “здоровье” таких растений имеет уже иные качественные параметры, чем биосферные. Более того, их жизни придет конец, как только прекратится искусственно-технологическая поддержка со стороны разумного существа.

Выращивание растений и животных на основе искусственных технологий имеет далеко идущие последствия. Поедая, например, мясо животных, выращенных с применением стимуляторов роста, мы изменяем структуру своего организма и набираем вес. Поэтому дальновидные граждане вполне оправданно выступают против “ушлых генетиков”, придумавших способы вводить растениям гены животных и даже человека, ибо неизвестно, какой бедой для здоровья человека может обернуться “генный каннибализм”.

В жизни человеческого общества существуют периоды, когда, как пишет И.К.Кучмаева, ценность проходит через процесс девальвации, имеющий свои стадии, в результате чего она может потерять или снизить свои позиции на шкале ценностей^[xxx]. Нечто подобное происходит сейчас и в отношении биосферы, биоприроды, человека и его природного здоровья. Так, Г.С.Батищев, анализируя экологическую ситуацию, резонно замечает: “Увы, обычно эта ситуация воспринимается нами как всего лишь угрожающая нам беда — беда для нас, но не воспринимается как горе, которое мы причиняли и продолжаем причинять другим: растениям, животным, всей биосфере, наконец, универсуму в целом. Такое коллективно-эгоистическо-своецентристское восприятие избавляет нас от ценностного пробуждения. Все дело сводится к тому, что нам плохо в нынешней экологической ситуации. В ослеплении мы не хотим и отказываемся увидеть, что плохо нам стало только по нашей же вине... мы насильно вносим в универсальную и всеобъемле-шую диалектическую сверхгармонию нечто дисгармоничное и враждебное ей”^[xxxi].

Размышляя об экологии и здоровье в условиях техногенной цивилизации, журналистка Е.Бородина отмечает, что “человек, теряя биологическую способность к самосохранению, не только не в силах бороться против “традиционных” недугов, но и обретает новые”. И далее она замечает, что было бы бессмысленно бороться против положительных достижений цивилизации: “У современных ученых иная цель: примирить достижения Науки с мудростью Природы...”^[xxxii]. Не случайно некоторые мыслители ярко уповают “на спасение вида homo sapiens путем спасения гибнущей земной флоры и фауны”^[xxxiii].

Именно экософский поворот в понимании ценности жизни и ценности здоровья, поворот от философского антропоцентризма к биосфероцентризму позволит не только сохранить созданную природой Землю, но и сохранить биосферного человека с его природным здоровьем, развитыми социальными и природными качествами.