Существует еще один способ, каким ребенок пытается справиться с беспокойством по поводу анального либидо: это способ навязчивого "сведения на нет". Вместо того чтобы отделить от Эго неприемлемые анальные влечения и ощущения и представить их в виде отвратительных и опасных внешних явлений или объектов, он пытается свести их на нет, исключить их при помощи навязчивых действий и ритуалов.
Мы уже упоминали некоторые психические процессы, совершенно естественно возникающие в анально-проективный период развития ребенка, такие, как соблюдение порядка, расщепление, отделение. Эти процессы представляют собой сублимированное выражение контрольных и операционных побуждений, они облегчают развитие умений в обращении с материалами и предметами, понимание правил игры, взаимоотношений между вещами и явлениями. Они же дают основу для взаимообмена и торговли, равно как и для логических понятий, определяющих взаимоотношения идей. Вся эта деятельность есть не что иное, как приемлемый вид разрядки для анального либидо, дающий толчок к развитию как индивидуального разума, так и культуры в целом. Но если анальное либидо слишком жестко ограждено от всякого выражения и поэтому неспособно к замещению и сублимации, тогда оно будет все сильнее давить на Эго, наполняя его все большей тревогой, и в конце концов Эго попытается полностью отрицать наличие импульса. Анальный импульс станет в этом случае угрозой, и Эго придется нейтрализовать энергию этого импульса с помощью активного отрицания. Например, влечению к игре с грязными предметами будет противопоставлено навязчивое стремление очистить, отмыть руки или любую другую часть тела, дотронувшуюся до грязного предмета или материала. Такое отрицание имеет форму активного ритуала, имеющего целью преодолеть ту тревогу, которая иначе становится невыносимой. Каждый импульс, представляющийся непреодолимой угрозой для Эго или искушением, следует непременно отразить с помощью определенных ритуалов или уничтожить. Однако, поскольку отторгнутый анальный импульс продолжает предъявлять свои требования, эти ритуалы становятся навязчивыми, то есть возникает порочный круг. Вместо того чтобы дать выход энергии, они пытаются ее блокировать, а блокированная энергия все равно будет искать выход для разрядки, вновь и вновь вызывая дополнительную тревогу. Навязчивые ритуалы, таким образом, являют собой вид защитного механизма, абсолютно безуспешного и поэтому нескончаемого.
Если ребенок, столкнувшийся с подобным непреодолимым табу, должен попытаться самостоятельно справиться со своей тревогой при помощи навязчивых ритуалов, то есть как бы сам себе жрец и священник, совершающий церемониал очищения, то общество привлекает профессионалов, способных совершать обряды, направленные на то, чтобы умиротворить коллективную тревогу или противостоять ей. Обряды священнослужителей есть те же навязчивые ритуалы, только институционализированные. Фрейд нашел, что существует теснейшая связь между заверениями набожных людей в том, что в душе они жалкие грешники, и маниакальным чувством вины, характерным для невротика, а религиозные обряды (молитвы, песнопения, взывание ко Всевышнему, ритуальные акты и др.) весьма близко напоминают навязчивые действия страдающих манией индивидов.
Анализ навязчивых действий показывает, что индивиды, страдающие подобными неврозами, ощущают сильное чувство вины, в основе которого лежат анальные тревоги и конфликты. Они вызывают состояние тревожного ожидания, предчувствия какого- то несчастья, беды. Когда навязчивое состояние впервые проявляется, пациент осознает, что он должен справиться с ним как физически, так и психологически, сделать так, чтобы беды или несчастья не произошло. И таким образом, определенный ритуал поведения формируется как защитный механизм.
Можно рассматривать навязчивые действия как игру, направленную на отрицание игры, или, более точно, игру, выражающую демонстративное отрицание анальных влечений. Трансформируя влечение, доставляющее удовольствие, в акт выполнения долга, человек освобождается от чувства вины, а чувство тревоги и беспокойства снимается с помощью демонстративного отрицания желаний. Таким путем создается странная ситуация, при которой тяжелая патология, а именно маниакальный невроз, превращается в некий культурный атрибут, норму поведения, господствующую в обществе на протяжении веков. Можно сказать, что культура сама по себе является сценой, на которой разыгрывается навязчивый ритуал, где священнослужители играют роль Эго, пытающегося очиститься от искуса анальных влечений с помощью ритуального отрицания, а члены данного общества – статисты в этой ритуальной игре, повторяющие церемониалы, разыгрываемые священником; они одновременно и хор и зрители: победа их Эго над Ид зависит от того, насколько успешно священник способен подавить искусы инстинкта, провести акт очищения и духовного отрицания, то есть добиться некой коллективной победы табу. (В светском, не-церковном обществе роль священника принадлежит либо фюреру, либо президенту, председателю.)
Иерархическая система в обществе, как уже было отмечено, строится на противопоставлении чистых и нечистых, высших и низших, аристократов и плебеев. Все лидеры и правящие классы присваивают себе ореол чистоты и благородства, отражающийся в их великолепных одеждах и ароматах, сверкающих драгоценностях, кроме того, они заботятся о том, чтобы идеологи или священники сохраняли и поддерживали в умах народа этот образ чистоты и благородства.
К тому же священник совершает обряд всеобщего омовения с тем, чтобы избавить людей от грязи, приставшей к их телам, и изгнать грязные мысли, засоряющие их разум и души. Для этого в церкви у входа ставят сосуды со святой водой, совершаются ритуалы омовения в священных реках, новообращенных окунают в озера или обрызгивают их святой водой. По обычаю древних иудеев каждый человек должен был омыться в священной купели миквах, прежде чем войти в храм; нынче же требование омовения в этой ритуальной купели относится только к женщинам. (Мне говорили, однако, что среди самых правоверных евреев обычай, как и раньше, касается и мужчин и женщин.) Трудно перечислить все множество очистительных обрядов, бытующих среди различных культур и религий, да и многие из них уже детально описаны антропологами, а навязчивые синдромы невротиков также широко описаны в психоаналитической литературе.
И в наше время продолжают существовать многочисленные символические обряды очищения и крещения. В современных теократиях, как, например, при коммунистической диктатуре в Советской России, каждый гражданин должен был читать Карла Маркса, и, только изучив священные тексты марксизма- ленинизма, он мог считаться чистым от скверны буржуазных или религиозных предрассудков. Ритуальные заучивания таких текстов в образовательных системах этих стран – от начальной школы до университетов – мало чем отличаются от заклинаний свя-шенника, которые прихожане обязаны повторять за ним во время службы. Нам всем приходится произносить различные магические фразы или лозунги, заучивать их наизусть, чтобы считаться полноправными членами своего общества, быть признанными то ли священником, то ли королем, то ли лидером партии. Ритуальные заклинания есть не что иное, как навязчивое отрицание, защитное действие от грязных и злых влечений с помощью магических слов и их бесконечного повторения.
Конечно, можно возразить, что обряды очищения побуждают людей следовать определенным правилам гигиены, способствуют здоровому образу жизни и повышают эстетический уровень и благосостояние; более того, можно вспомнить, что повторение определенных фраз известно как проверенный способ обучения детей, поскольку он помогает им затвердить необходимый объем знаний, даже житейской мудрости, что при других условиях могло бы быть им недоступно. Однако при всем том, что требование придерживаться определенных правил гигиены можно считать абсолютно рациональным, соответствующим известному запрету на контакт с анальным содержимым и грязью, несущими инфекцию, тем не менее навязчивая озабоченность этими правилами отнюдь не всегда способствует чистоте. Между навязчивым действием и обычным стремлением к чистоте существует фундаментальная разница, так же как и между навязчивым повторением фраз-заклинаний и нормальным выражением интеллекта. Первые имеют характер замкнутого круга, в то время как последние открыты для развития и совершенствования. В первом случае нет возможности для развития рационального мышления и даже само стремление к очищению блокируется навязчивой обрядовостью, что вполне ярко демонстрируется загрязненным состоянием священных рек. То есть навязчивые обряды способствуют отнюдь не чистоте, мудрости или справедливости, но всего лишь чувству защищенности, превращая ритуал в самоцель. Ритуалы очищения имеют столь же отдаленное отношение к собственно чистоте, как и повторение определенных лозунгов – к поискам истины.
Однако, хотя проекция, расщепление и навязчивые действия возникают в период развития анального либидо, они не ограничиваются только этой областью, но со временем распространяются на другие части либидо. Закрепившись однажды в психическом аппарате в виде определенного навыка поведения, они применяются и в других либидозных областях и, в частности, играют очень большую роль в генитальной сексуальности. Например, если агрессивные оральные фантазии закрепляются накрепко и их приходится подавлять, впоследствии они выразятся в отношении к матери, которая будет представляться агрессивным объектом. И те каннибалистские импульсы, что были направлены на материнскую грудь, теперь проецируются на нее, то есть у ребенка возникают фантазии, будто теперь грудь старается атаковать его и укусить. Ребенок, в младенчестве стремившийся укусить грудь, теперь может представлять ее в виде острого клюва или дракона, который способен сделать с ним все то, что ему самому грезилось в младенчестве. И точно так же, как в оральной фазе рот младенца был готов укусить грудь, с развитием генитальной фазы роль агрессивного рта проецируется на вагину, которая как бы стремится атаковать и укусить пенис. В мечтах мальчика о женской сексуальности возникает образ vagina dentata – зубастой вагины – в виде страшного краба или бабы-яги, и в его генитальных влечениях начинают преобладать садистские или мазохистские мотивы.
В случаях с девочками ситуация отличается не слишком сильно: если агрессивные оральные влечения остаются яркими и сильными, ее генитальные импульсы также будут агрессивными, в фантазиях появится тот же образ зубастой вагины, стремящейся захватить, укусить и кастрировать мужчину. Ее неосознанное представление о себе примет форму некоего монстра, краба или паука, она будет страдать от сильнейшей тревоги – страха, что она опасна для мужчин, ненавистна, ужасна. Ее собственные агрессивные оральные импульсы будут перенесены на вагину, а пенис, напротив, заместит образ материнской груди в качестве объекта ее агрессивно-садистских стремлений. Но поскольку ее сознательное Эго не может согласиться с такими образами, она перенесет их на мужчин, представляя их самих разрушителями и агрессорами. И хотя такие женщины часто возмущаются "садистской природой мужской сексуальности", тем не менее единственной возможностью сексуального удовлетворения для них являются пред-сознательные фантазии о насилии и унижении.
Таким образом, процессы проекции вызывают широкий спектр фантазий и патологий, простирающийся от анально-эротических и агрессивно-оральных до генитальных влечений. Подобные фантазии, все так же неприемлемые для сознательного Эго, отщепляются от него и проецируются во внешний мир, где существуют отдельно в виде враждебных, угрожающих сил, как постоянный источник тревоги и страхов. Таким образом, садистские импульсы, проецируемые во внешний мир, превращают Эго в жертву собственных фантазий.
Эго пользуется процессом проекции для того, чтобы вывести вовне свои внутренние ощущения и – если они неприемлемы для него – как бы освободиться от яда, скапливающегося в психике. Чтобы защитить себя, то есть очистить свою нарциссическую сущность от этих болезненных накоплений, Эго отбрасывает их от себя и взваливает их на внешний мир. Мир таким образом превращается в навозную кучу из тех фантазий и влечений, которые Эго не приемлет и отвергает.