Гомосексуальная фаза

К концу латентного периода, когда наступает полноценный этап полового созревания со всеми его гормональными и психологическими трансформациями, когда у мальчиков ломается голос и появляются первые признаки бороды, активизируется генитальное либидо, вот тут-то вновь – и значительно сильнее, нежели прежде, – вспыхивает Эдипов комплекс и соперничество с отцом.

Но хотя, с одной стороны, мальчик видит в отце соперника, теперь он больше, чем когда-либо, зависит от него и нуждается в нем. Мальчику очень важно гордиться отцом, ему необходимо чувствовать отцовский интерес к нему, знать, чего отец ждет от него и каким хочет его видеть, но больше всего ему нужны любовь и участие отца, чувство товарищества и доброго наставничества. Другими словами, любовь отца ему нужна, чтобы почувствовать любовь к самому себе и ощутить себя способным вызвать любовь к себе со стороны других.

Мы уже говорили об обрядах инициации, практически универсальных во всем мире, – это и бармицва у иудеев, и конфирмация у христиан, когда мать передает своего сына мужскому сообществу. Его посвящают в обычаи и правила поведения, принятые среди взрослых мужчин, его принимают как мужчину в свое сообщество, и он должен сыграть свою роль как мужчина. Однако мужская любовь отнюдь не безусловна. Чтобы стать мужчиной, мальчик не только должен приобрести навыки и знания, соблюсти все ритуалы, характерные для данной культуры, но и должен доказать свою способность решить те задачи, что поставлены перед ним. Эти задачи включают, в частности, способность переносить боль, быть готовым к увечью, что было так необходимо для охотника или воина (ведь этот образ жизни преобладал на протяжении огромного периода человеческой эволюции). Мальчик должен продемонстрировать свою храбрость и определенное бесстрашие, должен соблюдать правила и дисциплину в работе, проявлять разумное любопытство, научиться понимать соотношение между вложенным усилием и вознаграждением. Ему придется узнать цену конкуренции в мире мужчин, чтобы достичь определенного статуса в обществе и добиться уважения к себе. Все это он должен воспринять от отца и других авторитетных фигур, они должны направить его либидо в нужное русло с тем, чтобы он мог получить удовлетворение от выполнения всех этих трудных задач и даже удовольствие в ходе их достижения. Поскольку либидо участвует в самых разнообразных жизненно важных процессах, связанных с развитием индивида, было бы справедливо предположить, что и идентификация с мужским полом также будет проходить не без участия либидо, которое наполнит этот процесс связи с мужским миром чувством удовлетворения и радости. Другими словами, в этот период возникнет нечто вроде гомосексуальной привязанности между сыном и отцом или его заместителями, так же, как и между мальчиками.

Эти гомосексуальные связи будут в различной степени подавляться и действовать как скрытая, латентная сила на предсознательном уровне. Отцам хочется, чтобы сыновьям была интересна их деятельность, чтобы они могли поделиться с сыновьями своими знаниями и умениями, равно как и показать успехи сыновей другим. Они также проявляют интерес к новым сексуальным потребностям сыновей, стараются понять их и помочь, научить поведению в мире мужчин. Для мальчиков чрезвычайно важно почувствовать этот интерес, и их либидозная связь помогает укрепить чувство отождествления с отцом, как и чувства любви и уважения к их индивидуальности, их проблемам, надеждам и сомнениям. Однако человек не всегда может вести себя столь открыто и естественно, как, например, один из наших ближайших родственников в животном мире – горилла, чьи отпрыски зачастую могут прыгнуть на спину отца во время его совокупления с самкой и как бы участвовать в ритмике его ощущений. Мы утратили естественное, незаторможенное поведение гориллы, но в самой глубине психики у каждого мальчика лежит именно этот импульс.

Мальчиков одолевает сильнейшее любопытство к сексуальному поведению отца, им хочется рассматривать мужчин и чтобы мужчины смотрели на них. Мальчикам хочется гордиться пенисом отца, чтобы таким образом гордиться и своим собственным, им очень хочется разделить с отцом его мужественность.

Существует, однако, немало таких отцов, чьи собственные гомоэротические стремления были в детстве отвергнуты их отцами, вследствие чего им приходится подавлять эти потребности, и на подобные желания своих сыновей они реагируют со страхом и тревогой. Поскольку им самим приходилось подавлять свою тягу к отцу, то и от собственного сына они ждут того же, проявляя к нему отношение критическое, а то и агрессивное. Здесь, скорее, можно говорить не о ревности к гетеросексуальным влечениям сына, а о тревожном ощущении от собственных гомосексуальных влечений, которые отец не в состоянии терпеть у сына. Подобные конфликты часто встречаются у пациентов, и я хотел бы привести один из наиболее типичных примеров.

С.П. – молодой человек 28 лет, страдал приступами глубокой депрессии и параноидальной тревоги, сильнейшим комплексом неполноценности, совершенно был неспособен к общению, испытывая при этом мучительный страх и буквально парализующее чувство неуверенности. Во время сеансов анализа он осознал в себе чувство сильного гнева по отношению к отцу, который вечно его критиковал. Он не мог ничего сделать, как нужно. Что бы он ни делал, все встречало раздраженную критику и насмешки. В своих фантазиях он видел себя жестоко нападающим на отца, но затем его мучили сильнейшие угрызения совести.

Во время сеанса гипноза он ощущал сильный страх. "Я боюсь, меня тревожит мой гнев, он словно закупорен. Я напряжен, не могу дышать, задыхаюсь, Это не просто потому, что отец сердится, это потому, что в гневе я. Мне хочется все разбить вдребезги. Сломать стены – это же тюрьма". Я спрашиваю его: "А какое чувство кажется вам противоположным той ненависти, что вы ощущаете?" "Это любовь, ласка – я никогда не осмеливался проявить это, показать это отцу было невозможно. Я зол, потому что никогда не мог проявить свою любовь к отцу, он бы высмеял меня, выставил дураком, сентиментальным слюнтяем, гомиком. Я думаю, что все мужчины посмеялись бы надо мной, если бы я осмелился выказать свою любовь. Это было бы ужасно. Я не могу общаться с мужчинами или смотреть на них, потому что они сразу увидят, что я хочу их любить. Я хочу, чтобы они относились ко мне с любовью, но не могу этого показать, мне хочется поговорить с ними, но они будут надо мной насмехаться. Я, наверное, взорвусь, мне хочется вырваться из-за этого барьера, который я сам себе построил. Я злюсь на собственную фрустрацию. Если бы только я мог доверять людям. Но я и собственным чувствам не доверяю".

Можно было бы подумать, что этот молодой человек – скрытый гомосексуалист, но это неверно. Он не гомосексуалист в обычном взрослом понимании этого слова, он вовсе не мечтает о гомосексуальной связи, а просто жаждет расположения, признания со стороны мужчин, стремится разделить с ними общие интересы. Его гомоэротические потребности в период полового созревания были резко и пренебрежительно отвергнуты отцом, и отношение к мужскому миру и к собственной мужественности стало ему казаться запретным и опасным. Образ собственной личности, способность к работе и отношения с женщинами оказались у него заблокированными и глубоко ущербными.

Другой мужчина, лет сорока, живший с двумя сыновьями, но отдельно от жены, страдал от подобного же расстройства. Ему трудно было общаться с сыновьями, ибо он был неспособен дать им возможность показать, как они нуждаются в нем, в его любви. Причина та же – его собственный отец также отверг его самого.

Здесь наблюдается линия в несколько поколений, от отца к сыну, от поколения к поколению – постоянный страх перед гомосексуальными чувствами. Психотерапевты нынче часто встречают пациентов-мужчин, которые не в состоянии работать, их характеризует депрессивное состояние, вызванное осознанием своей неполноценности и бесплодности усилий, – это ясно показывает, что они страдают от отсутствия чувств близости и сопереживания с отцом или, вернее, от неспособности отца сопереживать сыну. Отец для такого пациента остается чужим, незнакомым человеком, не проявляющим интереса к сыну, не пускающим его в свой взрослый мир. В таких случаях осознание мальчиком своей мужской личности, его мужской нарциссизм страдают и он ощущает себя неприемлемым для общества, беспомощным, неспособным участвовать в делах мужских, в сфере работы, созидания и честолюбивых стремлений, поэтому любая попытка проникнуть в этот мужской мир кажется ему бесполезной и бесплодной. Он чувствует, что мир вокруг враждебен ему, убивает все его попытки утвердиться в этом мире. Такие молодые люди ищут укрытия в пассивности, а в нынешнее время она усиливается за счет наркотиков, эти юноши кажутся ленивыми, лишенными всякого честолюбия. Часто у них наблюдается острое чувство разочарования, связанное с неспособностью отца помочь им утвердиться в мире, и идентификация происходит именно с этой неспособностью, то есть отцом-неудачником. После того как сын лелеял почти маниакальную надежду на силу и власть отца, его постигает особенно сильное разочарование оттого, что эти ожидания не сбылись, отец не смог их оправдать и таким образом не оправдал и надежд сына на себя самого. В таких случаях очень многое зависит от отношения мальчика к матери и ее отношения к нему. Если мальчик восхищается матерью и чувствует ее любовь и восхищение по отношению к нему, ее надежды на его успех в жизни, то может случиться, что мальчик загорится желанием стать лучше отца, он вдохновится примерами каких-то других мужчин-героев, постарается им подражать, чтобы оправдать ожидания и надежды матери. Он почувствует, что мать видит в нем своего героя, как бы в вознаграждение за неудачу отца, и он вступит во взрослый мир с надеждой. Он представит себе, как он достигнет больших успехов, преодолеет все препятствия, непреодолимые для таких неудачников, как его отец.

Если же, напротив, мать не станет его союзницей, если она поддерживает скорее отца, нежели сына, мальчик почувствует, что его предали, его смелость и уверенность в этом случае сильно пострадают. Надежду заменит гнев, и во взрослый мир он вступит с чувством вызова и враждебности.

Мы должны принять во внимание, что прежде, чем молодой человек сможет вступить в нормальные гетеросексуальные отношения, до того, как он сможет "быть с женщиной" в этом взрослом мире с полной уверенностью в себе и в том, что она желает его, ему придется пройти через стадию гомоэротических связей, с помощью которых он обретет нормальный, адекватный нарциссический образ себя как мужчины. Достаточно часто случается, что мальчик не испытывает удовлетворительных гомоэротических отношений со своим отцом и в то же время у него не устанавливается либидозных отношений с персонажами мальчишеских игр или идеализированными героями. Тогда его гомосексуальные потребности остаются неудовлетворенными, не находят сублимированного выхода, и он продолжает искать этот выход. Другими словами, он уже стоит на пути к гомосексуализму.

Обычно это случается, когда в семье правит женщина, соревнуясь с отцом; в этом случае отец не может вовлечь мальчика в свою орбиту и освободить его от влияния матери. Мальчик остается глубоко привязан к матери и, скорее всего, идентифицируется с ней. И вот здесь имеет место парадоксальная тенденция: с одной стороны, мальчик остается эмоционально зависимым от матери как наиболее властной фигуры в его окружении, но одновременно он возмущается этой зависимостью и ее властью. Он все еще нуждается в ее защите, но одновременно ненавидит ее и возмущается тем, что она не отпускает его от себя, привязывает к себе. Он чувствует, что она не дает ему эмоциональной свободы для того, чтобы перенести свое либидо в мир сверстников и взрослых мужчин. Он чувствует свою неловкость в играх, ему трудно общаться с мальчиками, участвовать в их безудержных забавах, компаниях, спортивных играх и всякой другой деятельности, но больше всего он ощущает, что не может завязать сублимированных либидозных отношений с ними. У таких мальчиков возникают фантазии о пожирающей матери, об опасных женских гениталиях, эти фантазии развиваются в самые ужасные картины, которые постоянно роятся в его мозгу. К нему возвращаются те орально- агрессивные образы вагины, которые мучили его в младенчестве, в его предсознательных фантазиях вновь появляется зубастая вагина, стремящаяся захватить его, кастрировать или уничтожить, и он будет стремиться избавиться от нее. Но его жажда мужской любви остается, ему необходимо почувствовать любовь со стороны мужчины, чтобы самому утвердиться в том, что он мужчина. Женский орган – гениталии без пениса – всколыхнет страхи перед кастрацией, ему нужен чей-то пенис, чтобы убедиться в безопасности собственного. У таких мужчин развивается навязчивое сверхвнимание к этому органу, их либидо будет постоянно требовать его присутствия. Они могут часами простаивать в общественных уборных, глядя на пенисы других мужчин и демонстрируя собственный в надежде, что кто-нибудь заинтересуется им. Их сексуальные потребности фокусируются на том, что пенис в них нуждается, и их анус часто принимает на себя либидозные ощущения вагины. Они обладают анальной вагиной и пенисом одновременно, могут быть пассивными и активными, действовать как мужчина или женщина по отношению к другим мужчинам, и это их утешает и ободряет. В юности они часто выказывают черты женской пассивности, что привлекает к ним мужчин более старшего возраста, которые также ищут нечто женское с пенисом. Но более всего они страшатся женщин как опасных хищниц, стремящихся завладеть ими, властвовать над их жизнью, а во время сексуального акта полностью подавить их, сделав совершенно беспомощными. Более активный, и чаще всего более старший, гомосексуалист может идентифицироваться с молодым, в котором он видит себя мальчиком, принимающим любовь и поддержку взрослого мужчины, которых он не получит от собственного отца и которые защитили бы его от хищной матери.

Нередко считается парадоксом то, что гомосексуалисты очень легко и с удовольствием общаются с женщинами. Обычно это бывает в тех случаях, когда от них не требуется сексуального общения. Когда они убеждаются, что женщина не грозит им кастрацией и постольку, поскольку никто не покушается на их сексуальные отношения с мужчинами, они чувствуют себя легко и свободно в компании женщин и даже находят с ними много общего. Ибо, в конце-то концов, им нужно одно и то же. Однако под слоем этой легкости все-таки скрывается агрессивный образ женщины, проявляясь в таких чертах характера гомосексуалистов, как быстрая раздражимость и зловредность. Короче – и я часто говорю об этом своим пациентам- гомосексуалистам, – проблема в том, что им не хватило гомосексуальности на ранней стадии детства. Обычно они сначала изумленно реагируют на мои слова, но довольно быстро осознают, что именно я имею в виду.

Если нарциссические потребности мальчика не признаются и отвергаются отцом, то его гомоэротические импульсы вытесняются на уровень ниже возможной сублимации и становятся сексуальными. При помощи сексуального контакта с мужчинами мальчик испытывает тот либидозный контакт, в котором ему было отказано на более ранней стадии. Однако такие гомосексуальные формы идентификации являются, разумеется, исключением. Значительно чаще в результате нарушенных идентификационных процессов развивается Эдипов комплекс. Можно сказать так: отвергнутый отцом нарциссический импульс превращается в Эдипов комплекс. "Если ты меня не любишь, то я тебя ненавижу!" Или, наоборот: "Если ты дашь мне возможность слиться с тобой, разделить твою мужественность и твою силу, нам не придется быть соперниками, и я смогу любить тебя". Таким образом, причина сохранения и упрочения Эдипова комплекса лежит в нарушении или неосуществлении процесса идентификации, в особенности во второй период полового созревания.

3. Отказ в отцовской любви: Эдипов комплекс

Очень часто забывают, что история Эдипа началась с того, что Лай ни за что не хотел рождения сына, а когда он родился, велел его уничтожить. Ведь оракул предсказал Лаю, что ребенок, рожденный его женой Иокастой, станет его убийцей: "Не заводи себе ребенка, ибо это дитя убьет тебя". Тогда Лай "прекратил сношения с Иокастой, не объясняя причины, что повергло ее в такую печаль, что однажды, напоив его допьяна, она пришла в его объятия, как только ночь пала на землю. Когда спустя девять месяцев Иокаста родила сына, Лай выхватил его из рук повитухи, проткнул ему ступни металлическим прутом, связал их и велел отнести младенца на гору Киферон" (Роберт Грейвз, Мифы Древней Греции, т. 2, 1955).

Итак, мальчик отвергнут своим отцом, его ноги изувечены и деформированы. Мы знаем, что наше подсознание требует, чтобы ступни имели твердый и устойчивый контакт с землей, то есть крепкие и здоровые отношения со своими родными и окружением. Ступни, изувеченные отцом, означают, что этот контакт, эта основа нарушена, что у ребенка нет родителя, который поддержал бы его, нет дома, нет возможности осознать свою личность. И правда, Эдип странствует по свету и постоянно ищет свои корни, чтобы понять, кто он такой. Но поиск запутывается в паутине лжи и невежества. Он не может узнать ни своего отца, ни понять самого себя.

Фрейд считал, что "реальный" смысл этого мифа состоит в том, что любой мальчик в нормальной семье испытывает желание убить своего отца и спать вместо него с матерью. Но, хотя эта мысль стала одной из центральных концепций Фрейда, мы не должны забывать и его утверждение, что если кровосмесительные импульсы мальчика удается свести на нет и он идентифицируется с родителем своего пола, то Эдипов комплекс разрешается или исчезает. В этом случае мальчик уже не хочет убрать отца, но, напротив, хочет походить на него. Таким образом эротическая связь между матерью и сыном переносится до некоторой степени на отца, что дает мальчику возможность ощутить свою мужскую принадлежность, отказаться от своих кровосмесительных влечений, стать экзогамным, то есть выйти во внешний мир и сыграть в нем адекватную роль. Та катастрофа, которую Эдип навлек на себя и свое царство, была последствием неспособности обрести себя как личность.

Во втором периоде полового созревания, когда подросток испытывает сильнейшие, почти непреодолимые сексуальные влечения, ему особенно необходимо руководство отца, его поддержка и его способность научить правильному поведению. Мальчику необходимо испытать и интроецировать отцовское либидо, чтобы научиться быть мужчиной, научиться отношениям с обществом мужчин и с женщинами. При этом отношение к отцу в первую очередь нарциссическое, а не сексуальное. Отец для него – объект его нарциссических потребностей, и здесь мы можем говорить о процессе нарциссической идентификации, подобно той, какую испытывал ребенок во время первой нарциссической фазы по отношению к матери, которая в тот период была для него объектом нарциссических потребностей, важным для формирования его Эго.

Разумеется, сколько людей, столько и различных форм идентификации, ибо каждый испытывает влияние разнообразных фиксаций, детских переживаний и характерных особенностей личности, как среди отцов, так и сыновей, но при этом можно установить пять основных типов идентификации:

(I) Классический сценарий, описанный Фрейдом.

Ревнивый отец видит в сыне соперника и антагониста, представителя и исполнителя сексуальных табу. Отказывая сыну в его сексуальных потребностях, он отвергает и его нарциссические потребности, ибо во время второго периода созревания мальчику хочется казаться взрослым, хочется, чтобы его признали как мужчину. В этот период главное – именно мужественность, а не сексуальное удовлетворение. И, не признавая сексуальных прав сына, отец отказывает ему в праве быть мужчиной.

Здесь отец, к которому мальчик обращается за пониманием и подтверждением его мужественности, фактически олицетворяет жесткую, неподдающуюся материнскую грудь, точно так же не отвечая на потребности ребенка. Но такой отец, не делящийся с сыном собственным либидо, авторитарный и жесткий, неизбежно вызовет в ответ агрессивные чувства в свой адрес. У сына возникает желание напасть на отцовский пенис и отобрать его. Кастрационный комплекс в этом случае весьма реален по принципу "если мне это не дают, я отберу, оторву, отрежу, возьму себе и вберу в себя всю его силу". Однако поглощенный, интроецированный пенис, то есть сам отец, станет новым источником страха и раскаяния, вызывая двойственное чувство агрессии и подчинения одновременно; типичная ситуация Эдипова комплекса возникает вновь и остается на этот раз неразрешенной. Можно принять во внимание, что до некоторой степени это как бы повторение младенческих орально- каннибалистских садистских импульсов, когда младенцу приходилось атаковать жесткий, неподдающийся сосок, чтобы добыть из него либидо, но теперь эти импульсы переносятся на отца. И как мать казалась малышу страшной ведьмой, так и отец сейчас представляется мальчику в его предсознательных фантазиях в виде угрожающего страшного монстра, весьма живо описанного Фрейдом; Фромм также говорил об этом в своих исследованиях по поводу авторитарной семьи и авторитарной личности.

(II) Согласно второму сценарию авторитарный отец отступает перед гневными протестами сына против того, что его отвергают. Он понимает потребности мальчика и старается смягчить его агрессивность. Периодами между ними возникают чувства привязанности и взаимопонимания, как бы ритмичное чередование агрессивности и любви, отчего мальчик ощущает гордость за свою настойчивость и агрессивную силу. Он чувствует, что на самом деле отец не по-настоящему отвергает его или обижается на его гневные протесты, а понимает его и отвечает на его потребности, если они выражены достаточно настойчиво. Вот как описывает это У.Р. Бион (своим довольно сложным языком), говоря о взаимоотношении мать-дитя: "Младенец проецирует на материнскую грудь свою тревогу, все свои зарождающиеся примитивные, конкретные элементы. Если мать способна вместить, удержать его проективную идентификацию, она бессознательно перерабатывает эти проекции и адекватно реагирует на потребности младенца. Если это происходит, младенец может вновь интроецировать свои проекции, смягченные материнским чувством, и таким образом может интроецировать грудь как некий сосуд, способный успокоить его тревоги. Таким образом формируется основа для того, чтобы он сам смог справляться с тревогой".* Другими словами, мать или отец реагируют на потребности ребенка, даже если они выражаются в агрессивной форме (а агрессивность, как я уже не раз говорил, есть всегда реакция на тревогу.) Когда родители понимают, что агрессия ребенка – это реакция на их жесткое отношение, они способны ответить на нее положительно. В этом случае агрессивные импульсы ребенка не блокируются чувством вины и удвоенной тревогой, что он может лишиться родительской любви.

* У.Р. Бион. Нападки на сопряжение // Международный журнал психоанализа. 1959. № 40. С. 308-315.

(III) И наконец, форма идентификации, которую мы должны, пожалуй, считать самой важной из всех: это просто теплые, любящие отношения между отцом и сыном, когда отец полностью разделяет либидозные потребности сына и радуется им. Правда, любовь отца к сыну никогда не бывает абсолютно безусловной, ибо то, что отец стремится научить мальчика правилам мужского поведения, чувству долга и ответственности, требуемых данной культурой, есть тоже выражение отцовской любви. Он передает сыну все, что наработано этой культурой, и его долг – учить, руководить и наставлять. Однако, поскольку он сопереживает чувствам и личности сына, он дает ему возможность развить собственные взгляды и интересы, даже подталкивает его к этому. Таким образом Супер-Эго данной культуры, представленное фигурой отца, превращается в Эго- идеал (Я-идеал), ибо его поддерживает уважение отца к Эго сына, его вера в уникальную личность сына, в его идеалы и надежды. Это, конечно, не исключает конфликтов, но все конфликты будут разрешаться с пониманием и взаимным уважением. Это поможет молодому человеку отточить чувство права на собственное мнение, на возможность быть другим и превзойти представления поколения отцов. Такие конфликты между отцами и сыновьями мы можем назвать кратким бунтом, базирующимся на твердой почве отцовской любви и гордости за своего сына.

(IV) Четвертый сценарий – это взаимоотношения идеальные на первый взгляд, однако на самом деле весьма чреватые проблемами: это абсолютная и безусловная любовь между отцом и сыном. Вместо того чтобы предстать перед сыном как пример мужественности, которому он может подражать и к которому стремится, отец полностью и без разбору подчиняется желаниям и влечениям сына; он принимает и поощряет все, не пытаясь передать сыну собственные взгляды, верования и ценности. Это до некоторой степени может сравниться с материнской любовью, но мальчик здесь лишен примера мужского поведения, мужских ценностей, мужского руководства. В этом типе отношений можно различить множество вариантов. Иногда отец пытается соперничать с женой и, стараясь завоевать любовь сына, потакает любым его желаниям, чем совершенно портит его. Мужчины этого типа часто проецируют на ребенка собственные младенческие, нарциссические фантазии и балуют его, поскольку хотели, чтобы их баловали в детстве, и все еще мечтают, чтобы их баловали во взрослом возрасте. Их собственный нарциссизм часто подавляется их женами и тем окружением, в котором они живут, поэтому они компенсируют это, проецируя его на сына. Они идентифицируются с сыном и ведут себя по отношению к нему так, как хотели бы, чтобы окружающие вели себя по отношению к ним самим, а именно – потакая и удовлетворяя его нарциссические и маниакальные влечения. Но при этом они лишают ребенка возможности научиться быть мужчиной, они не способны выполнить свой долг – научить сына чувству ответственности, сдержанности по отношению к другим, передать ему знания и навыки своей культуры. Даже если им удается научить сына определенным навыкам и умениям, привить ему потребность к знаниям, это приобретает характер самовосхваления и не дает возможности научиться взаимоотношениям с другими людьми. Многие мужчины такого типа стремятся заменить сыну мать и сами играют ее роль по отношению к ребенку. Молодые люди, воспитанные в такой семье, либо вырастают с маниакально нарциссическим складом характера, либо становятся безжалостными эгоцентриками, лишенными всякого уважения к личности другого человека; они не в состоянии терпеть или понять мнение, отличное от их собственного, окружающая их среда представляется им лишь средством для немедленного удовлетворения своих потребностей; при этом способность к отсроченному удовлетворению у них чрезвычайно снижена, и всякое противоречие вызывает у них взрыв гнева или раздражения.

(V) Еще одна форма идентификации, довольно распространенная в результате распада патриархальных ценностей, – это полное безразличие отца по отношению к сыну. Ощущая собственное духовное несовершенство, отец чувствует, что не может быть для сына примером или наставником, что сын будет враждебно относиться к его требованиям и отвергнет его. Отец понимает, что сын нуждается в нем, но чувствует, что не может удовлетворить его потребности. У него нет убеждений, нет мужского образа, которым он мог бы поделиться, его мужское либидо опустошено; и он отказывается от своих отцовских обязанностей, держится отчужденно и замкнуто, иногда исчезает совсем. В этом случае процесс взросления молодого человека в большой степени зависит от матери. Часто у них возникает очень тесная связь, он идентифицируется с ней, а позднее в жизни ищет женщин властных, с мужским складом характера, компенсирующих для него те отцовские качества, которых он был лишен. В каждой женщине он ищет мужеподобную мать, становится сильно зависимым от нее, вызывая в ней часто противодействие и фрустрацию, а иногда, напротив, он боится женщин и отвергает их притязания. В своих поисках мужского образа он стремится присоединиться к группам агрессивных юнцов, которые стараются утвердить свое мужское Я через акты насилия. Это как бы самоутверждающая, агрессивная форма мщения миру отцов, которые предали своих сыновей и не поделились с ними своим мужским либидо. Все это ведет к социальным и психологическим расстройствам, к пристрастию к алкоголю и наркотикам, которые снимают последние ограничения и запреты на агрессию. Собственно, здесь мы видим новую вспышку Эдипова комплекса как на социокультурном уровне, так и на индивидуальном – гнев против безразличных отцов и стремление уничтожить культурные ценности и их представителей в обществе. Ущербность отцов, о которой говорится и пишется достаточно много в наше время, нисколько не разрешает Эдипов комплекс, а, напротив, парадоксальным образом усиливает его. Фрейда часто удивлял тот факт, что у людей, чьи отцы были слабыми или вообще отсутствовали, развивался особенно сильный Эдипов комплекс; и мы также наблюдаем широкий размах его проявлений.