Древние совсем не напрасно говорили: nomen est omen – «имя это знамение».
Человека наделяют определенным буквосочетанием, зачастую не подозревая, что тем самым, в его жизнь закладывают мощную программу, которая становится судьбореализующим фактором.
Скрытое значение имени может оказаться мощной суггестией, более того, оно способно стать самоактуализирующимся пророчеством – бессознательным ожиданием реализации сказанного с последующим его воплощением.
Наглядной иллюстрацией тому является жизнь выдающегося писателя Даниила Хармса, урожденного Ювачева. Начиная свою литературную карьеру, он первые свои сочинения подписывал «D. Charms», что означало – Д. Чармс. В ту пору Ювачев-Чармс отличался веселым и щедрым нравом. Однако Чармсом он оставался недолго и вскоре изменил свой псевдоним, отбросив лишь одну букву. Получилось Хармс. На это его отец отозвался: «Пока ты будешь Хармсом, тебя будут преследовать нужды». Так и случилось, предсказание сбылось. В чем же здесь дело, и почему вроде бы невинная и забавная игра слов оказала столь решительное влияние на всю последующую жизнь писателя? Сами имена говорят за себя – Charm переводится как общение, очарование, шарм. Harm – вред, ущерб. Сработало самоактуализирующееся пророчество, обусловленное содержанием и скрытым смыслом присвоенных имен.
Юнг в одном из примечаний к "Синхронистичности" (прим. 12 к 1. Введение) ссылается на феномен, "который Стекель называет "давлением фамилии". Под этим он понимает иногда поистинесмешное соответствие фамилии человека особенностям его характера или его професии. например герр Гросс (господин Большой) страдает манией величия, а герр Кляйнер (господин Маленький) – от комплекса неполноценности. Сестры Альтманн [пожилой мужчина – прим. ред.] выходят замуж за мужчин на двадцать лет старше их. Герр Фейст (господин Тучный) является министром пищевой промышленности, герр Росстаушер (господин Барышник) работает юристом, герр Кальберер (господин Мясник) – акушером, герр Фрейд (Радость) пропагандирует житейские удовольствия, герр Адлер (Орел) обладает большой силой воли, герр Юнг (Молодой) исследует идею повторного рождения и так далее. Является ли это прихотью случая или, как явно полагает Стекель, фамилия оказывает на человека свое воздействие, или же мы имеем дело со смысловыми совпадениями"? (Юнг К. Синхронистичность. – М., 1997).
Как бы там ни было, история изобилует "автоматическим свершением предсказаний".
А.А. Шутценбергер в своей книге "Синдром предков" (Шутценбергер А. А. Синдром предков. – М., 2001.) излагает весьма примечательный сюжет.
Некогда король Франции Филипп Красивый (1275-1314) разогнал орден тамплиеров, а его предводителя, великого магистра ордена Жака де Молея, приговорил к смертной казни. На площади перед костром осужденный проклял короля и его потомков до тринадцатого колена. Великий магистр изрек свое проклятие 18 марта 1314 г. В том же году Филиппа настигла смерть. Его старший сын был убит полтора года спустя со дня пророчества. Таким образом, династия царствующих особ рода Капетингов быстро угасла. В 1328 году на смену им пришли их кузены Валуа, затем Бурбоны. История их правления оказалась столь же трагической: Генрих IV был убит, Людовики XII, XIV, XVI закончили свой жизненный путь на гильотине. Причем Людовик XVI вышел навстречу своей смерти через ту же тюремную дверь, что и Жак де Молей 467 лет назад. Это было 13-е поколение. Пророчество осуществилось. Но история, связанная с этим эпизодом, не закончилась. Можно ли говорить о случайности, когда, спустя два века, как раз в год двухсотлетия великой французской революции (1989г.) внучатый кузен Людовика XVI принц Альфонс де Бурбон, герцог Анжуйский, президент оргкомитета зимних Олимпийских игр, проверяя лыжную трассу, получил смертельное ранение головы, из-за забытой там проволоки. Он буквально "лишился головы" в тот же месяц, что и его предок.
Интригующим является тот факт, что месяцем раньше он выиграл судебный процесс у его кузена Генриха Орлеанского, оспаривавшего права на наследство. В результате принц Альфонс был признан истинным претендентом на трон Франции…
Следует ли из этого, что тем самым он автоматически подпал под влияние давнего проклятия? И не выиграй он процесса, сохранил бы он голову? Нам известно, что история не знает сослагательных наклонений, но мы вправе задаваться подобными вопросами.
По всей видимости, нам все-таки "дано предугадать, как наше слово отзовется…". Теперь мы обладаем возможностью не только «предугадать», как отзовется наше слово, но и вполне достоверно просчитать его воздействие на жизненный ряд событий того, кто это слово несет.
В связи со сказанным мы имеем возможность вплотную приблизиться к основополагающему вопросу существования человека – вопросу о его предназначении.
Трагедия многих индивидов заключена в неспособности заявить себя миру в соответствии со своим предначертанием, которое есть ничто иное, как сумма его врожденных качеств. Многие из тех, кого считают бездарными и посредственными, на самом деле, таковыми не являются – по всей видимости, природа не может себе позволить такой роскоши. Скорее, их следует назвать неуместными, то есть такими которые просто оказались не на своем месте. Оттого, даже если они и добиваются каких-то формальных успехов, то затрачивают на это огромное количество жизненных сил и, приобретя вожделенный результат, оказываются истощенными и начинают понимать, что этот результат – вовсе не то, чего они ожидали, и что он не принес им ни радости, ни удовлетворения. Это вполне закономерно, ибо ни один результат не способен доставить радости, если сам процесс его достижения был безрадостным и вымученным.
В иерархии человеческих потребностей ключевое место занимает, пожалуй, потребность в определении своего предназначения. И это не риторическая фраза, не громкий лозунг «царя природы», возжелавшего исполнить гимн своему величию. Такая потребность записана уже на пренатальном уровне и при появлении индивида в этом мире прорывается вопрошанием «кто я»?
Психиатрам и психотерапевтам хорошо известна та личная драма, которая называется кризисом идентичности. Они сталкиваются с ней каждодневно, когда встречаются со своими пациентами – узниками собственного Эго, страдальцами, погнавшимися за миражами иллюзий, и в погоне этой утерявшими собственную душу. А боль души – это ее тоска, плач ее по утерянному, утраченному «я», по зарытым талантам, без которых человек становится просто унылым исполнителем чьих-то предписаний.
Обретение здоровья и счастья обретается вместе с познанием своего предназначения. И последнее есть ничто иное, как определение своей Темы.
Именно с даной целью и представляется книга "Модели человеческой судьбы", которая ориентирована на то, чтобы стать практическим подспорьем в определении своей индивидуальной Темы.
ЧАСТЬ II. ХАРАКТЕР СУДЬБЫ И СУДЬБА ХАРАКТЕРА
Слово характер по происхождению греческое и дословно переводится как «запечатление» – charaxo.
Мы можем говорить о чрезвычайном, почти калейдоскопическом разнообразии вариантов и хитросплетений жизненных линий людей, но, вместе с тем, мы обнаруживаем и некие универсальные сюжеты в их существовании.
Эти универсальные, судьбинные сюжеты и определяются тем, что называется – характер. И по сути своей характер представляет собою явление более глубинное, чем это представляется в обыденном сознании или даже в психологической парадигме. Характер в целом – это и есть предназначение субъекта, матрица его предначертания, которая закладывается генетически и на протяжении всей жизни остается величиной константной.
При этом не следует поддаваться общераспространенному искусу и путать характер с личностью. Личность – всего лишь набор психосоциальных программ, результат привитых нам воспитанием точек зрения, суждений, мнений о себе самом и об окружающем мире. Личность – это дом на песке. Посыпется песок, рассыпется и домик. Отождествление с личностью и есть Эго, то есть ложное «я».
Характер же есть, прежде всего, инстинкт. То есть он представляет собой изначальную программу, содержащую в себе все коды нашей реализации. Он предоставляет возможность рассматривать индивидуум как творческий проект. Каждый из нас может быть рассмотрен в перспективе такого видения.
Беда педагогического рвения заключается в том, что из субъекта формируют личность, игнорируя его индивидуальную сущность. В человеке культивируют личность и тем самым отнимают у него человека. Развивая Эго, подавляют истинное – инстинктивное «Я». Но задавленная природа мстит. И не в силу ее какой-то угрюмой мстительности, но во исполнение закона возмездия. Заглушенный и атакованный инстинкт оборачивается неврозами, страданиями, неудачами, то есть нарушением и снижением жизнеспособности субъекта.
Поэтому характерология касается основополагающей, осевой темы жизненности субъекта, а именно того, как он себя реализует, то есть проявит в реальности. Трагедия многих индивидов заключена в неспособности заявить себя миру в соответствии со своим предназначением, которое есть ничто иное, как сумма его врожденных характерологических качеств. Многие из тех, кого считают бездарными и посредственными, на самом деле, таковыми не являются – по всей видимости, природа не может себе позволить такой роскоши. Скорее, их следует назвать неуместными, то есть такими которые просто оказались не на своем месте. Оттого, даже если они и добиваются каких-то формальных успехов, то затрачивают на это огромное количество жизненных сил и, приобретя вожделенный результат, оказываются истощенными и начинают понимать, что этот результат – вовсе не то, чего они ожидали, и что он не принес им ни радости, ни удовлетворения. Это вполне закономерно, ибо ни один результат не способен доставить радости, если сам процесс его достижения был безрадостным и вымученным. Причем не следует, подобную вымученность принимать за те моменты восторженного поединка с Неведомым, которые называют «муками творчества», способствующими рождению истинных шедевров нашей жизни.
В иерархии человеческих потребностей ключевое место занимает, пожалуй, потребность в определении своего предназначения. И это не риторическая фраза, не громкий лозунг «царя природы», возжелавшего исполнить гимн своему величию. Такая потребность записана уже на пренатальном (дородовом) уровне и при появлении индивида в этом мире прорывается вопрошанием «кто я»?
Психиатрам и психотерапевтам хорошо известна та драма, которая называется кризисом идентичности. Они сталкиваются с ней каждодневно, когда встречаются со своими пациентами – узниками собственного Эго, страдальцами, погнавшимися за миражами иллюзорной личности, и в погоне этой утерявшими собственную душу. А боль души – это ее доска, плач ее по утерянному, утраченному «я», по зарытым талантам, без которых человек становится просто унылым исполнителем чьих-то предписаний.
Обретение здоровья и счастья обретается вместе с познанием своего предназначения. И последнее есть ничто иное, как определение своей идентичности.
Вместе с тем, когда речь заходит о характерологической типологии, некотрые ревнители «неповторимости и индивидуальной уникальности человека» красиво возмущаются – «да как же можно все это таинственное разнообразие узоров человеческих проявлений в тиснуть в какую-то искуственную типологическую схему»? Отвечать приходится так: во-первых, никто никого никуда втискивать не собирается. Во-вторых, типологическая схема вовсе не искуственна. Она столь же натуральна, как, например, типология групп крови, в действенной целесообразности которой, кажется, никто уже из разумных существ не сомневается. И, в-третьих, мы не делим людей на определенные типы. Их поделила уже сама жизнь. Таков Промысел. И, вероятно, Промыслу угодно, чтобы сапоги все-таки тачал сапожник, а пироги пек пирожник, и никак не наоборот.
Когда человек на своем месте, все происходящее с ним спонтанно становится уместным. Исходя из сказанного, можно, наконец-то, и счастью дать конкретное определение: счастье – это уместность.
При этом следует отметить для себя важный акцент – не бывает характеров лучше других или хуже других. Каждый характер имеет свои сильные стороны, иными словами – дары, и слабые точки – зоны уязвимости, или ловушки. Где мы окажемся, зависит от нашего выбора. Важно помнить и осознавать, что усиление силы автоматически приводит к ославбению слабости.
Ниже читателю предлагаются для практического использования две эффективных типологических модели, сообразуясь с которыми, он легко может определить свое место в мире и стать уместным в своем собственном существовании.