МАТЕРИЯ И ДВИЖЕНИЕ

Дайте мне материю и движение, и я построю мир !

Р. Декарт

Первое и основное положение предлагаемой концепции таково: МИР — ЭТО МАТЕРИЯ И ДВИЖЕНИЕ. В МИРЕ НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МАТЕРИИ И ДВИЖЕНИЯ.

Из этого положения вытекает, что материя и движение являются наиболее фундаментальными определениями мира и, соответственно, основополагающими категориями, составляющими ядро категориальной картины мира.

Из положения вытекает также, что материя и движение — соотносительные определения, что движение имеет с материей один уровень общности и фундаментальности, занимает равное с ней положение в мире. Это не означает, однако, признания дуализма материи и движения. Они разные и противоположные стороны-определения мира, но вместе с тем не существуют друг без друга, более того, обусловливают и опосредствуют друг друга. Материя движется, движение материально. Можно говорить только о движущейся материи и материальном движении.

Представление о парности, соотносительности материи и движения имеет глубокие корни в философии. Вспомним элеатовскую антитезу всеединого бытия и движения многообразного, учение атомистов о полном и пустом (атомах и пустоте), учение Декарта о материи и движении, учения Толанда, французских материалистов ХVIII­ века, Гегеля.

Почему мы выступаем за соотносительность, взаимоподчиненность материи и движения (а не одностороннюю подчиненность второй категории первой)? Дело в том, что реальная диалектика мира подсказывает, что должна быть изначальная раздвоенность, противоречивость, симметрия, если можно так выразиться, основных определений мира. Мир в некотором роде упорядочен, т.е. так или иначе определен и его определения выражаются (плохо или хорошо) в системе категорий мышления и, далее, в системе философских категорий путем последовательного деления, членения категорий на противоположные определения. Первое деление начинается с самого первого понятия — понятия о мире. И оно, как уж было сказано, раздваивается на категории материи и движения.

Теперь взглянем на проблему с другой стороны. Мир противоречив, "соткан" из бесчисленного множества различных противоречий. Если рассматривать его как более или менее упорядоченное целое, то нужно признать, что множество противоречий — это не набор сосуществующих противоречий, расположенных одно возле другого и не связанных друг с другом. Оно представляет собой иерархическую систему взаимосвязанных противоречий. А иерархическая система предполагает основное противоречие, которое содержит в себе все другие противоречия. Такое противоречие по смыслу должно связывать основные, фундаментальные определения мира. Ими как раз и являются материя и движение.

Поскольку материя и движение вместе составляют противоречие, нетрудно представить различные и даже противоположные точки зрения на их соотношение. Ведь в противоречии акцент можно ставить и на единстве, тождестве сторон, и на их противоположности, внешности друг другу. Действительно, в истории философии наблюдается целый спектр точек зрения на соотношение материи и движения — от их неразличения к акцентированию внимания на их единстве, затем к их внешнему связыванию, далее к раздельному представлению, противопоставлению и, наконец, к признанию одной из сторон соотношения ничтожной или даже недействительной. В последнем случае мы имеем дело с такими крайними позициями, как элеатовская, отрицающая движение, и бергсоновская, отрицающая материю в качестве носителя движения. Вообще-то в истории философии наибольшее распространение имели не крайние точки зрения, а промежуточные, приближающиеся в той или иной степени к диалектическому решению проблемы соотношения материи и движения. Среди этих точек зрения главенствующими были два подхода в зависимости от того, на тождестве или противоположности ставили акцент в указанном соотношении. В одном случае материя и движение рассматривались как внешние друг другу определения. В другом подчеркивалась, декларировалась их неразрывная связь, внутреннее единство. Первый подход был преобладающим в Новое время. Философы и ученые рассматривали материю как нечто косное, инертное, пассивное; движение отрывалось от материи, а источник движения видели в чем угодно, только не в противоречиях. Конечно, такой взгляд неправилен, но не потому, что он ложен, а потому, что односторонен. Ведь и противоположный взгляд, акцентирующий внимание на внутреннем единстве материи и движения, неприемлем по той же причине. Он чреват опасностью сведения материи к движению.

Очевидно, истина лежит где-то посередине. Материя и движение и внешни друг другу, и внутренни. В этом состоит основное противоречие мира.

Кстати, в истории философии помимо "качаний маятника" в ту или другую сторону понимания соотношения материи и движения, были и такие концепции, которые объединяли указанные противоположные подходы. К примеру укажем на точку зрения Д. Дидро, изложенную им в "Философских основаниях материи и движения" (1770 год).

Рассмотрим теперь под критическим углом попытки совместить представление о соотносительности материи и движения с представлением о движении как свойстве, атрибуте, способе существования материи.

Остановимся на характеристике движения как свойства материи. Эта характеристика встречается у многих философов. Сразу скажем: такая характеристика связи материи и движения является логически некорректной и с позиции современного знания не выдерживает критики. В самом деле, если быть последовательными, то исходя из характеристики движения как свойства материи мы должны признать, что материя — ­вещь. Ведь категория "свойство" определяется в подсистеме "вещь-свойство-отношение". Если идти дальше, то должны также признать, что материи-вещи противостоит какая-то другая вещь, в отношениях с которой материя-вещь обнаруживает, проявляет свое свойство — быть движущейся. А это абсурд. Ведь в мире нет ничего, кроме материи и движении. "Свойство» по самому своему смыслу есть то, что присуще данной вещи и проявляется в отношении этой вещи к другой (или к другим вещам). Если мы признаем движение свойством материи в целом, то должны также признать, что в мире наряду с материей существует и нечто другое.

Если же употреблять слово "свойство" (по отношению к движению и материи) не в его категориальном значении, т.е. не в значении "то, что присуще данной вещи и проявляется в ее отношении к другой вещи", а в усеченном или, по-другому, расширенном значении ("то, что присуще данному нечто"), то из-за неопределенности этого значения выражение "движение есть свойство материи" теряет какой-либо разумный смысл. Диалектика взаимоотношения материи и движения в трактовке их как вещи и свойства обеднена и примитивизирована.

Теперь о движении как атрибуте материи. Такая характеристика связи движения и материи, хоть и нечасто, но все же встречается в философии. А между там никто по-настоящему не исследовал, правильно ли говорить о движении как атрибуте материи. Если подходить строго к оценке движения как атрибута материи, то мы найдем ее уязвимой по нескольким пунктам.

Во-первых, эта оценка несовместима с представлением о парности, соотносительности, т.е. равнозначности материи и движения. Ведь что такое атрибут? Это — неотделимое, неотъемлемое свойство, принадлежность чего-либо. И каким бы важным свойством-принадлежностью объекта атрибут ни был, он остается лишь свойством-принадлежностью, т.е. чем-то стоящим на втором месте после самого носителя. Атрибутивное представление движения склоняет чашу весов в сторону материи, т.е. другого, не-движения. А отсюда недалеко и до абсолютизации субстанциальности, устойчивости, неизменности. В атрибутивном представлении движения не изжит взгляд на материю как на нечто более фундаментальное, важное, значимое по сравнению с движением.

Во-вторых, характеристика движения как атрибута материи акцентирует внимание на внутреннем аспекте соотношения материи и движения, на том, что движение неотделимо от материи, неразрывно связано с ней. Между тем даже в самой материи наряду с внутренним — целостностью тел — присутствует и внешнее — отношения между несвязанными друг с другом телами, доходящие до открытого столкновения. Где уж тут целостность, неделимость. Так и движение. Оно может быть внутренне присуще материальному образованию, а может быть и внешне ему. Например, бильярдный шар сам не может двигаться. Для того, чтобы он покатился по бильярдному столу, нужен толчок извне. Движение в данном случае внешне телу.

Характеристика движения как атрибута материи по существу игнорирует внешние взаимоотношения этих определений, то, что в конкретных случаях движение может быть не связано с внутренней природой того или иного материального образования. Представление о неразрывной связи материи и движения верно лишь в общем и целом, в том смысле, что они являются сторонами основного противоречия мира.

В-третьих, указанная характеристика движения не содержит в себе законченной мысли. В самом деле, если движение — атрибут материи, то невольно возникает вопрос о других атрибутах материи. У Спинозы материя под именем субстанции совершенно логично имела, по крайней мере, два атрибута — протяжение и мышление. Да и по определению атрибут есть нечто такое, что существует наряду с другими атрибутами. В нашей же философской литературе выражение "атрибут материи" применялось в основном только к движению. Вопрос о других атрибутах материи, как правило, не поднимался.

В тех немногих случаях, когда философы называют наряду с движением другие атрибуты материи, возникают неувязки иного рода. В самом деле, если движение лишь один из атрибутов материи, то тогда о нем нельзя говорить как о ближайшей к материи, а тем более парной с ней категории. Да и по самому своему смыслу движение не может быть одним из многих атрибутов материи. Никакая другая категория не стоит так, близко к материи как движение. Оно вместе с материей разделяет, так сказать, ответственность за все происходящее в мире. Другие категориальные определения являются их частными выражениями.

Здесь есть и другой аспект проблемы атрибутов материи. Оправдано ли приписывание материи множества атрибутов? Не пережиток ли это вещистской трактовки материи, когда на нее смотрели лишь как на носитель свойств? И не пережиток ли это, если говорить более конкретно, спинозовского членения реальности на субстанцию, ее атрибуты и модусы. Вероятно, и то, и другое. Субстанциально-атрибутивное (или веще-свойственное) представление материи не идет дальше трактовки ее как некоторого вместилища, склада, коллекции атрибутов. Оно оставляет ее этаким черным ящиком, на входах и выходах которого "располагаются" пресловутые атрибуты. Системным подходом здесь и не пахнет (говорить о системе атрибутов материи также нелепо, как говорить о системе свойств вещи).

Хотелось бы обратить также внимание на то, что характеристика движения как атрибута материи почти неизбежно подводит нас к трактовке материи как субстанции. (Вспомним, что в философии давно уже, по крайней мере со времен Спинозы, отношение "атрибут-субстанция" приобрело характер логической связи, "фигуры логики"; если мы называем что-то атрибутом, то вслед за этим должны говорить о субстанции, и наоборот). Между тем, приравнивание материи к субстанции неверно по существу. Субстанция, если и характеризует материю, то лишь в одном аспекте, со стороны ее всеобщности и бесконечности. А эта всего лишь частное определение материи. Ведь материя — не только первооснова всех вещей, но и сами эти вещи во всей их конкретности. Субстанция, в лучшем случае, — лишь субкатегория материи.

Таким образом, и с этой стороны характеристика движения как атрибута материи представляется уязвимой. Вообще следует сказать, что в этой характеристике заключена какая-то деревянность мысли, какое-то косноязычие, когда мысль не нашла еще адекватного категориально-логического выражения.

Теперь о характеристике движения как способа существования материи. Эта характеристика в чем-то сходна с характеристикой движения как атрибута материи. В самом деле, если движение способ существования материи, то естественно возникает вопрос о других ее способах существования (в самом понятии "способ" заложена идея многих разных способов). Опять мысль, содержащаяся в этой характеристике движения, остается незаконченной, недооформленной, поскольку лишь по отношению к движению употребляют выражение "способ существования материи".

Указанная характеристика движения — это, пожалуй, наиболее сильная характеристика связи движения и материи. Опираясь на нее некоторые философы стали развивать идею движения как выражения самого существования и пришли в итоге к фактическому "растворению" материи в движении. Ничего кроме обесценения понятия материи и перегонки его содержания в понятие движения мы здесь не имеем.

В иных случаях кинетистская (двигателистская) трактовка материи ведет к крайнему динамизму, подобному тому, который отстаивал русский химик Н.А. Меншуткин, выступавший против структурных моделей А.М. Бутлерова.

С характеристикой движения как способа существования материи тесно связана идея самодвижения материи. Она по своему логична и привлекательна. Если в мире нет ничего, кроме материи и движения, то, следовательно, двигаться может только материя. Значит, она самодвижется. Идея самодвижения материи исключает идею первотолчка, перводвигателя, идею вмешательства каких-то внешних для нее сил (бога, духа и т.п.). Вместе с тем идея самодвижения материи справедлива лишь до известного предела. Ее нельзя понимать так, что каждый отдельный материальный объект только самодвижется, что его движение "питается" исключительно от внутреннего источника (ведь совершенно очевидно, например, что бильярдный шар приводится в движение ударом кия, а сам по себе не может начать двига­ться). Внутри материи есть и самодвижение тел в строгом смысле (например, внутреннее, организованное, упорядоченное движение их частиц) и внешнее их движение, вызванное столкновениями, соударениями с другими телами (в результате неупорядоченного, хаотического движения тел). Акцентирование внимания на самодвижении (можно прибавить: и на саморазвитии) характерно для философии Гегеля, поскольку в ней вообще абсолютизируется внутреннее, имманентное и недооценивается внешнее, экзотерическое. К слову сказать, эта идущая от Гегеля чрезмерная любовь к внутреннему, имманентному дает о себе знать в фразеологии наших философов, что мешает непредвзято оценить действительное соотношение внутреннего и внешнего.

Завершая критический анализ характеристики движения как способа существования материи, нужно сказать вот еще о чем. С этой характеристикой связана проявляющаяся в нашей философской литературе тенденция к непомерному расширению, "раздуванию" понятия движения путем включения в него понятий, которые не являются частными видами или формами движения, а имеют особый категориальный статус. Мы имеем в виду такие понятия, как становление, противоречие, взаимодействие, деятельность, жизнь. Желание относить к движению все, что не относится непосредственно к материи, ее структуре и видам, вытекает из стремления дихотомически делить все в мире на то, что движется и на само движение, т.е. на материю и движение. Это стремление как раз основано на характеристике движения как способа существования материи. Такая характеристика не дает возможности что-то "вставить" между материей и движением. Либо материя, либо движение. Третьего не дано. С нашей точки зрения движение — не способ существования материи, а сторона мира, составляющая вместе с материей основное противоречие мира. Мир — не движущаяся материя[20], а материя и движение. Здесь связка "и" играет существенную роль. Это не просто грамматическая связка. Она соединяет определения, которые находятся в отношении тождества и противоположности. Иными словами, связка "и" отражает реальность, которая не принадлежит в отдельности ни материи, ни движению. К этой реальности относятся такие категориальные определения, как противоречие, становление, возможность, действительность, случайность, необходимость, явление, закон, причина, следствие. Возьмем, например, случайность. Что это? Вид материи? Вид движения? Ни то, ни другое. Или возьмем действительность и возможность. И отдельное материальное тело и отдельное движение могут существовать как в действительности, так и в возможности. А явление? Что это? Форма движения? Нет. Возьмем, к примеру, такое явление как столкновение бильярдных шаров. В этом столкновении мы видим и материальные тела (бильярдные шары), и их пространственное движение (покой и перемещение). Столкновение не является материальным телом. Но оно не является и движением. Это — явление, внешнее взаимодействие, в котором присутствуют и материя, и движение.

--------------------------

Здесь мы подошли к тому, с чего начали, а именно, что материя и движение являются основополагающими категориями и что все другие категориальные определения, какими бы важными и фундаментальными они ни были, являются лишь частными выражениями материи и движения (материи в отдельности, движения в отдельности и их единства).

Такое понимание категориальной логики позволяет решить проблему конструктивного соединения учения о материи и движении с учением о категориях. Ведь не секрет, что в вузовских курсах по философии эти учения излагались и продолжают излагаться в отрыве друг от друга. Учение о материи и движении фактически стоит особняком от учения о категориях и наоборот. Возможность и действительность, явление, сущность, закон, случайность, необходимость и ряд других категорий практически никак конструктивно (категориально-логически) не связаны с материей и движением, пространством и временем. Особняком стоят и такие категории, как качество, мера, количество.

Предлагаемая концепция (версия) категориальной логики устраняет этот разрыв между отдельными группами категорий. Во-первых, она распределяет все категории между материей, движением и их единством (связью). Во-вторых, она устанавливает соответствия между различными категориями и их группами. Таким образом, все категории оказываются связанными друг с другом дважды: через их отнесение к материи и движению, и через систему соответствий.

* * *

В целях удобства изложения дальнейшего материала воспользуемся членением категорий в зависимости от их отношения к материи и движению. Рассмотрим сначала группу категорий, относящихся непосредственно к материи, затем — группу категорий, относящихся к движению, и далее, категории, группирующиеся вокруг противоречия и становления, связывающих материю и движение.