Ю.М.Бородай

К.Маркс о борьбе ссудного и промышленного капитала в процессе капиталистической индустриализации

Применительно к эпохе генезиса капитализма Маркс характеризует отношение промышленника к ссудному капиталу в следующем положении: «По отношению к денежному капиталисту он (промышленный капиталист – Ю.Б.) является работником, но работником в качестве капиталиста, т.е. эксплуататора чужого труда»¹.

Следует подчеркнуть, что данное положение Маркса нельзя рассматривать абстрактно, вне контекста, Оно относится только и только к генезису капитализма, В рамках уже развитого капиталистического общества отношения между ссудным и промышленным капиталом становятся диаметрально противоположными. Как показал Маркс, уникальность нарождающегося нового строя заключалась, в частности, в том, что на поклон – к процентщику-ростовщику впервые в истории пришел такой клиент, который в перспективе неизбежно должен был экономически победить его – всецело подчинить его себе.

В «Капитале» Маркс неоднократно разъясняет, что сам по себе чисто денежный капитал является элементом докапиталистической экономической структуры. Весьма значительный и даже иногда чрезмерный рост «капитала, приносящего проценты», был характерен для многих докапиталистических обществ, что, однако, отнюдь никогда не способствовало их производственному прогрессу. Напротив, там, где особенно широкое распространение получила система ростовщического кредита, все виды традиционного производства приходили в полнейший упадок и общество хирело, как от чумы, ибо, как пишет в «Капитале» Маркс: «ростовщичество не изменяет способа производства, но присасывается к нему как паразит и доводит его до жалкого состояния. Оно высасывает его, истощает и приводит к тому, что воспроизводство совершается при все более скверных условиях. Отсюда народная ненависть к ростовщикам»².

Конечно, в европейских странах эпохи аграрных революций ростовщический кредит, разоряя массу людей, возбуждая склонность к мотовству и, соответственно, хищную алчность у власть имущих, тем самым разрыхлял почву для посадки зерен собственно капиталистического предпринимательства, ибо в периоды господства паразитического ростовщического капитала появлялась масса дотла разоренных крестьян, ремесленников и даже иногда дворян, не знающих куда приложить руки и представляющих из себя потенциальный резервуар дешевой рабочей силы. Но сам чисто денежный капитал никак не мог использовать эту силу. Наличие больших свободных денег в отдельных руках ничего не изменяло³. Надо было не только иметь средства, чтобы купить рабочую силу, но – суметь ее организовать и рационально использовать, т.е. наладить производственный процесс, принципиально отличный от традиционного ремесленно-цехового. Без мастера, сумевшего обольстить ростовщика, занять деньги и стать промышленным капиталистом, вся масса дотла разоренных людей, лишенных всего, кроме пары свободных рук, превращалась в нищих бродяг, разбойников, люмпенов, годных лишь на то, чтобы их вешало правительство. Только тогда, когда клиентом ростовщика-финансиста становится не земельный аристократ, средневековый ремесленник или крестьянин (неизбежно разоряющиеся), но «делец нового типа» – мастер-промышленник, умеющий выжать из наемной рабочей силы еще большую прибыль, чем процент, взимаемый финансистом за ссудный капитал, - только тогда начинает развиваться производство нового типа.

Ссудный и промышленный капитал имеют принципиально разный генезис и, по меньшей мере, первоначально олицетворяются разными социальными, а иногда даже и разными этническими группами – Маркс показал, что в складывающейся системе капиталистического производства ссудный и промышленный капитал (банкир и промышленник) начинают взаимно дополнять друг друга, однако их отношения с самого начала далеко не безоблачные – это жестокая борьба, заканчивающаяся победой промышленного капитала над ссудным, что, что Марксу, и означает торжество собственно капиталистической системы производства; это, как пишет Маркс: «означает не более и не менее, как подчинение капитала, приносящего проценты, условиям и потребностям капиталистического способа производства»⁴ (Курс.мой - Ю.Б.). Экономически эта победа промышленника над коммерсантом и ростовщиком обозначает, что в собственно капиталистической системе хозяйства именно производство теперь определяет формирует как потребительский спрос (вкусы, привычки, потребности покупателей), так и всю систему рыночных отношений, переделывая их на свой лад и превращен в своего рода индустрию. По мере становления, укрепления и развития капиталистического производства, чисто коммерческий и ссудный капитал приходит в упадок, поскольку все большая часть их прибыли поглощается промышленным капиталом – банкир и торговец все чаще оказываются простыми агентами промышленных фирм.

Такова тенденция развития «здорового», классического капитализма. По логике Маркса, обратная тенденция в развитии взаимоотношений между промышленным и ссудно-банковским капиталом, возникающая затем в результате картелирования промышленности и превращения предпринимателя в простого держателя акций, - тенденция к возобновлению господства финансового капитала, которую Маркс предвидел в будущем, обозначала бы конец капиталистического прогресса, загнивание, стагнацию капитализма. Именно этот вывод и сделал В.И.Ленин в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма». Но эта новейшая тенденция капитализма, перерастающего в современный империализм, в данном случае не является объектом нашего исследования. Здесь нам важно пока зафиксировать, что на ранних стадиях генезиса промышленник еще всецело зависит от финансиста, являясь его «работником в качестве капиталиста» (Маркс).

В Англии этой «унии» денег и свободного от цеховой связанности мастерства в большой степени помогло абсолютистское государство. Маркс выделяет особую роль системы государственного кредита, которая «распространялась по всей Европе в течение мануфактурного периода», значение государственной налоговой системы протекционизма; подчеркивает он затем и роль государства в обеспечении внешних рынков сбыта – все эти методы поощрения отечественной промышленности, применяемые различными странами, в систематической форме были объединены в Англии⁵.

Но роль государства не сводилась только к этому.

Капиталистическая мануфактура была эффективным производственным механизмом, но она не сразу смогла утилизировать труд согнанного с земли крестьянина. Ведь тот привык работать на своем поле без всякого надзора и не желал менять эти свои привычки. Конечно, бывший самостоятельный производитель, сделавшись бродягой, быстро деградировал и таким образом превращался в «рабочую силу», потенциально способную функционировать в качестве винтика чуждого ему механизма. Но нужно было еще превратить эту потенцию в реальность. Нужно было заставить паупера стать рабочим, который был бы вынужден выполнять свою примитивную механическую функцию, постоянно находясь на грани голода, - ведь капиталистическая мануфактура могла обеспечить доход больший, чем тот грабительский процент, который предприниматель платил банкиру, только при минимальных издержках производства. Естественно, что бывшие крестьяне предпочитали становиться на путь профессионального бродяжничества, воровства и нищенства. В этих условиях «кровавое законодательство» абсолютистского государства сыграло не только «охранительную», но и «воспитательную» функцию. Маркс пишет: «Деревенское население, насильственно лишенное земли, изгнанное и превращенное в бродяг, старались приучить, опираясь на эти чудовищно террористические законы, к дисциплине наемного труда поркой, клеймами, пытками»⁶.

Заслуживает особого внимания тот факт, что все это стало осуществляться еще руками самой абсолютистской английской монархии. Ведь все эти драконовские государственные меры были признаны способствовать ускоренному становлению такого способа производства, который в ближайшей перспективе неизбежно должен был взорвать изнутри саму эту доведенною до крайней степени централизации, но феодальную еще по форме и по существу государственную машину. Посредством чудовищного государственного террора новоиспеченные пролетарии насильственно загонялись абсолютистской английской монархией «…на узкую дорогу, ведущую к рынку труда. Отсюда видно, - замечает Маркс, - «что правительства, например, Генриха VII, Генриха VIII и т.д. выступают в роли пособников исторического процесса разложения (разложения феодальных основ своей собственной власти – Ю.Б.) и в роли тех, кто создал условия для существования капитала»⁷.

Здесь следует сказать несколько слов об особом характере той формы государственной машины, которая возникает в некоторых странах Западной Европы (Франция, Англия) в конце XV – начале XVI столетия, т.е. как раз «в начале капиталистической эры» (Маркс).

От неустойчивых дворянских государственных объединений эпохи классического феодализма, где государь был просто первым феодалом (первым среди равных), абсолютная монархия Нового времени отличается концентрацией власти в едином центре, высокоразвитой налоговой системой, наемной армией, заменяющей феодальное войско, возникновением всесильной бюрократии и превращением прежде чрезвычайно своевольных относительно самостоятельных королевских вассалов в полностью зависимых придворных, пробавляющихся милостями самодержавного монарха. Другими словами, именно абсолютизм впервые создает основу той общенациональной государственной централизации, которую позже в новой более или менее демократической форме возродит, укрепит и разовьет собственно буржуазное государство, родившееся в ходе политических революций, отрицающих абсолютизм.

Корни европейского абсолютизма, если говорить о его генезисе, уходят в эпоху расцвета средневековых городов и концентрации в их стенах новых социальных сил – не связанных с земледелием профессиональных торговцев и ремесленников, т.е. так называемого бюргерства. Эти городские силы начинают вековую борьбу за ограждение своих интересов от грабительских посягательств местных «администраторов» – феодалов, опираясь в этой борьбе на центральную княжескую или королевскую власть и тем самым, как правило, укрепляя позиции последней⁸. Милостью монархов города обзаводятся собственной юрисдикцией, привилегиями, собственной вооруженной силой и в зависимости от конъюнктуры вступают в политическую борьбу: «Современная историография показала, - писал Маркс,- что абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда… ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой»⁹.

Не раз возникнув, абсолютизм становится мощным фактором дальнейшего развития. Главная его забота – деньги. Замена феодального войска наемной армией требует регулярного и постоянно возрастающего притока звонкой монеты – именно монеты, а не феодальных повинностей и личных услуг. Абсолютизм начинает политику поощрения отечественных промыслов – политику протекционизма, защиты отечественных торговых интересов и т.д. Из всего этого Маркс особенно выделяет связанное с возникновением абсолютной монархии «превращение всех налогов в денежные налоги», а деньги как раз и становятся тем Молохом, который сокрушает все прежние формы богатства^[173]. В «Критике политической экономии» Маркс писал: «абсолютная монархия, которая уже сама есть продукт развития буржуазного (бюргерского – Ю.Б.) богатства, поднявшегося на несовместимую с прежними феодальными отношениями ступень, нуждается соответственно с той единообразной всеобщей властью, которую она должна быть в состоянии осуществлять во всех точках периферии, в материальном рычаге этой власти – во всеобщем эквиваленте, в богатстве в его постоянно готовой к бою форме, в которой оно совершенно не зависит от особых местных, натуральных, индивидуальных отношений. Абсолютная монархия нуждается в богатстве в форме денег… Превращение всех налогов в денежные налоги – для абсолютной монархии вопрос жизни»^[174]. Таким образом, абсолютная монархия начинает процесс буржуазных по существу преобразований. Маркс отмечает, что осуществляемый абсолютизмом фокус превращения всех прежних натуральных повинностей, основанных на отношениях личной зависимости, в денежные налоги и чисто денежные отношения – как раз и есть «… та же самая финансовая черная магия, которая, чтобы добыть золото, бросила людей и товары в алхимическую реторту, одновременно с этим заставила испариться все тормозившие буржуазный способ производства отношения и иллюзии, чтобы в виде осадка оставить у себя простые денежные отношения, обыденные отношения меновой стоимости»^[175]. Посредством этой «финансовой магии» и исключительно в фискальных целях абсолютизм производит важнейшее по своим последствиям преобразование – унификацию всех чрезвычайно пестрых по своему составу средневековых сословий вообще и городского населения особенно, способствуя в последнем случае образованию из различных замкнутых кастовых корпораций объединенного в национальных масштабах «третьего сословия».

Имея в виду это обстоятельство, Маркс писал, что в европейских странах «абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества. Там она была горнилом, в котором различные элементы общества подвергались такому смешению и обработке, которое позволило городам променять свое средневековое местное управление на всеобщее господство буржуазии и публичную власть гражданского общества»^[176].

Именно так обстояло дело во Франции. Что же касается Англии, то здесь абсолютизм в погоне за деньгами себе на голову заходит еще дальше, приняв непосредственное участие в организации собственно капиталистического производства и поставив всю мощь своей государственной машины на службу первым фабрикантам^[177].

В «Капитале» Маркс неоднократно указывает на чисто насильственный метод организации первых капиталистических предприятий: «Фабрики, - пишет он, - рекрутируют своих рабочих, как в королевский флот своих матросов, посредством насилия»; Маркс говорит и о «насильственной транспортировке рабов из работных домов»^[178], и о том, как согнанное с земли население Шотландии «хотели насильно загнать … в Глазго и другие фабричные города»^[179] и т.д. и т.п.

Таким образом, хотя организация капиталистической мануфактуры была с самого начала вполне «адекватной» уровню доведенной до полной деградации наличной рабочей силы, эту силу на первых порах приходилось насильно принуждать к труду. Характерно, что в этом пункте Маркс соглашается с экономистом, которого он часто цитирует в «Капитале», поскольку тот умел подходить к делу «исторически»: «Сэр Джемс Стюарт, который вообще отличается тем, что видит характерные общественные особенности различных способов производства, замечает: «Почему же крупные предприятия в промышленности разрушают мелкое производство, как не потому, что они ближе подходят к простоте рабства?»^[180].

Характеризуя в «Капитале» деятельность непосредственных организаторов первых собственно капиталистических предприятий, Маркс заключал, что их методы – «отчасти покоятся на грубейшем насилии», причем «все они пользуются государственной властью, т.е. концентрированным и организованным общественным насилием, чтобы ускорить процесс превращения феодального способа производства в капиталистический и сократить его переходные стадии. Насилие, - обобщает Маркс, - является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция»^[181].

Деспотическое абсолютистское государство стояло у колыбели свободного буржуазного предпринимательства, которое затем уничтожит эту свою «кормилицу», свалив на нее все грехи.

В 1991 году «передовые люди», заплатившие развалом тысячелетней Российской империи за полноту своей власти в остатках страны, приступили к осуществлению стратегической цели – тоталитарному расхищению национальных ресурсов. Для публики эта цель формулировалась заманчиво: на месте обанкротившегося социализма в России надо построить здоровый капитализм.

С чего начинать стройку? Разумеется, с «первоначального накопления» – с концентрации крупных денежных средств в частных руках. Поэтому начали с «монетаризма», т.е. с отпуска цен и внедрения во все ткани общественной жизни ничем не стесненных рыночных отношений. При этом упор делался на торгово-посредническое и спекулятивно-финансовое предпринимательство – главный рычаг ускоренного перераспределения общественного богатства. Власть имущие сознательно исходили из удобной им монетарной теоретической предпосылки, будто правильный капитализм начинается со становления торгово-финансового капитала. Говорилось, что это, конечно, разрушит малоэффективное казенное производство, вытолкнет за черту бедности массу «бездельников», но – с другой стороны – обеспечит предприимчивым финансовые стартовые возможности для разворота в будущем здоровой частной, хозяйственной деятельности. Промышленное предпринимательство, дескать, «само собой» возникнет когда-нибудь в светлом будущем.

Чтобы ускорить процесс концентрации денежных средств в частных руках, начали в хаосе дикого рынка приватизацию государственной собственности. Все быстрей с молотка! – по любой деревянной цене, хоть и совсем задаром. Все ресурсы нации (как уверяли нас, «омертвелые») нужно было любыми средствами обратить в живую монету и запустить в спекулятивный оборот. Ключевым звеном в системе такого тотального расхищения стали, разумеется, банки, ибо в условиях повсеместного, черного аукциона цена краткосрочных кредитов достигла астрономических величин. Где еще и когда случалась такая пожива ростовщикам?

В отличие от спекулятивно-финансового, промышленное предпринимательство никак не может существовать без долгосрочных, дешевых кредитов. Чем лучше банкирам, тем хуже промышленникам – этот закон сработал у нас в полную силу. Таким образом, выявилась принципиальная противоположность интересов двух видов предпринимательства.

Став господствующей силой в стране и, все более роднясь с криминальными структурами (теми, что занимаются прямым грабежом казенных ресурсов), новорожденный российский финансовый капитал будет и впредь всеми доступными средствами, включая вооруженные, бороться за сохранение благоприятной для него деловой конъюнктуры. Здесь простой деловой расклад! Он вовсе не заинтересован в долгосрочных промышленных инвестициях, сулящих жалкий «навар». Сохранение атмосферы тотального грабежа и развала – вот подлинный жизненный интерес наших новых хозяев жизни.

Можно ли, опираясь на такого типа «предпринимательство», построить здоровый капитализм? Ведь капитал капиталу – рознь.

Проблема противоположности интересов двух типов капитала не нова. Этот вопрос в свое время досконально исследовали знатоки капиталистической экономики Карл Маркс, Вернер Зомбарт, Макс Вебер, Рудольф Гильфердинг и другие. При всем различии их теоретических построений и идейных пристрастий все они были согласны в том, что продуктивный, «здоровый» капитализм начинается лишь с того момента, когда промышленный капитал побеждает финансовый, когда банкир и торговец становятся простыми агентами промышленных фирм, а не диктующей и доминирующей силой в общественной жизни и экономике. Разумеется, капитализм понимался ими не как простая «рыночная экономика», а как эффективная система массового производства, основанная на рациональной организации наемного труда.

Сам по себе рынок вовсе не тождественен капитализму – истина, которую по сей день не могут усвоить наши «монетаристы», вчерашние твердокаменные марксисты. Рынок существовал задолго до капитализма, и даже сам Маркс, вопреки исходным своим прокламациям, обещавшим вывести весь капитализм из одной единственной «клеточки» – из товара, вынужден был по ходу дела доказывать, что чрезмерное развитие рыночных отношений самих по себе (без опоры на быстрый производственный прогресс) может вести лишь к крушению традиционных обществ, зараженных вирусом наживы: «жажда денег, или страсть к обогащению, - писал Маркс, - необходимым образом означала гибель древних общественных образований». В этом свете Маркс анализировал чрезмерно развитый рынок позднего античного общества, которое совершенно справедливо, по его мнению, «поносит деньги как монету, на которую разменивается весь экономический и моральный уклад его жизни». Именно власть голого чистогана стала причиной гибели грандиозной античной цивилизации. В этом выводе сходятся все историки. Да и только ли античности он касается?

Само по себе накопление денежных капиталов путем обращения всех национальных ресурсов в меновую стоимость и вовлечения их в коммерческий оборот никогда и нигде не вело к добру. Напротив, там, где особенно широко распространялась спекулятивная коммерция (связанная с ростовщическим кредитом), все виды традиционного производства быстро приходили в полнейший упадок – общество хирело, как от чумы. Как вынужден был констатировать в «Капитале» Маркс, «ростовщичество не изменяет способа производства, но присасывается к нему как паразит и доводит его до жалкого состояния. Оно высасывает его, истощает и приводит к тому, что воспроизводство совершается при все более скверных условиях. Отсюда народная ненависть к ростовщикам».

Конечно, в европейских странах эпохи буржуазных революций спекулятивная коммерция и ростовщический кредит, разоряя массу ремесленников и крестьян-собственников, некоторым образом способствовали генезису капитализма: создавали грандиозный рынок дешевой рабочей силы. Однако сам денежный капитал при этом не играл никакой конструктивной роли: он же не мог использовать эти свободные руки. Дело же не в том, чтобы иметь возможность купить ее, а в том, чтобы суметь организовать и рационально использовать. Чтобы изобрести и наладить принципиально новый, технически грамотный, высокорентабельный производственный процесс. Владельцы денежных капиталов: коммерсант и банкир – очень редко имели для этого соответствующие навыки и технические знания. Даже при переизбытке и ужесточении конкуренции в финансовой сфере они не меняли амплуа – предпочитали делать деньги привычным способом.

Грандиозное здание западного капитализма было построено не владельцами крупных денежных капиталов, но мастерами-промышленниками, «одолевшими» ростовщика: это они сумели так рационализировать труд купленной на заемные деньги рабочей силы, что прибыль оказалась больше, чем процент, взимаемый финансистом за ссуду. В дотла опустошенной ростовщиками Англии, на родине капитализма, где стало столько бездомных нищих, что, казалось, уже и грабить больше некого, - так вот, в Англии цена кредита, предлагаемого конкурирующими банками, в конце концов, оказалось достаточно низкой для того, чтобы талантливому организатору производства обеспечить прибыльность промышленных инвестиций.

Именно в тот момент на историческую сцену протолкнулись герои подлинно капиталистического строительства. В Англии это были, как правило, фанатичные аскеты-протестанты с весьма строгими нравственными устоями. А поскольку банкиров в то время чаще всего олицетворяли пришлые люди иудейского вероисповедания, Макс Вебер следующим образом смог сформулировать свой тезис о принципиальной разнице двух типов предпринимательства: «еврейский капитализм был спекулятивным капитализмом париев, пуританский капитализм – буржуазной организацией трудовой деятельности».

Эта формула Вебера приложима не только к Англии. Например, в России, вплоть до реформ Столыпина, особенно прибыльным для пришлых оборотистых финансистов было ипотечное дело, связанное с выдачей ростовщических ссуд под заклад земли. Российский финансовый капитал складывался прежде всего в форме ипотечных банков. Московским и Ярославско-Костромским земельным банком владели Лазарь и Розалия Поляковы, Нижегородско-Самарским – Гинцбурги, Харьковским – Бродский, Виленским – Блиох, Бессарабско-Таврическим – Рафаиловичи. Среди крупнейших финансовых воротил в России после реформы 1861 года трудно найти русских. Другое дело – промышленный капитал. Конечно, в России не было пуритан, но было немало хозяйственных старообрядцев с не менее крепкими нравственными устоями, Промышленными предпринимателями в России становились чаще всего русские православные люди, как правило, не имевшие, не имевшие сколько-нибудь значительных стартовых финансовых возможностей. «В конце 60-х годов, - читаем в историческом исследовании, - среди владельцев текстильных предприятий в Петербурге насчитывалось 2 дворянина, 35 купцов, 69 мещан, 35 крестьян. Хозяевами предприятий по обработке металла были 18 дворян, 45 купцов, 257 мещан и 192 крестьянина». Заметим, что «мещане» в этом контексте обозначают городских мастеровых, аналогичных европейским ремесленникам. Спекулятивно-финансовый и промышленный капиталы имеют принципиально разный генезис, разные функции и часто олицетворяются разными этносоциальными группами. На последнее обстоятельство обращал внимание не только Макс Вебер. Эту сторону дела отмечал в «Капитале» и Маркс, говоря об «односторонне определившихся торговых нациях» со специфическими навыками наживы. Отто Бауэр, например, утверждал, что вся история становления европейского капитализма была историей непримиримой борьбы еврейского финансового капитала с христианским промышленным.

В русле немарксистской научной традиции наиболее фундаментально эту проблему анализировал Вернер Зомбарт. Он ввел в научно-теоретический оборот понятие «чужака-мигранта» как особого социального типа со специфической экономической функцией. И достаточно убедительно доказывал, что во все времена и у всех народов торгово-спекулятивной и ростовщической деятельностью занимались, прежде всего, «пришлые» люди, для которых местная нравственность и традиции не указ. Например, в Юго-Восточной Азии это, как правило, эмигранты китайского происхождения – «хуацяо»; в современной России эту роль сегодня не без успеха начинают осваивать так называемые лица «кавказской национальности». Если местные чаще склонны к традиционной деятельности или промышленному предпринимательству, то «чужаки» ищут быстрой наживы любыми средствами.

Вернер Зомбарт так объясняет это явление: «Иноземец не ограничен никакими личными отношениями… приносящие выгоду дела вначале везде совершались, лишь между чужими, тогда как своему собрату помогали: взаймы за проценты дают только чужому… и никакие вещественные рамки не поставлены предпринимательскому духу на чужбине. Никакой традиции! Никакого старого дела! Все должно быть вновь создано как бы из ничего. Никакой связи с местом: на чужбине всякое место одинаково безразлично. Из всего этого должна с необходимостью вытекать одна черта, которая присуща всей деятельности чужеземца… Это решимость к законченной выработке экономико-технического рационализма».

В отличие от Маркса, Зомбарт не склонен был выводить особенные способности к спекулятивно-финансовым операциям из специфических религиозных или этнических качеств «односторонне определившихся наций». Он считал, что там, где речь идет о чужаках-мигрантах, национальная принадлежность или религия – второстепенный фактор: «мы видим, что евреи и европейцы, протестанты и католики проявляют одинаковый дух, когда они являются иноземцами». Теперь мы имеем случаи убедиться, что и русские – не исключение. Другое дело, что есть постоянно мигрирующие народы, для которых жизнь в порах чужих национальных образований, жизнь в диаспоре – нормальное состояния.

Бороться с засильем пришлых хищников-спекулянтов силовыми методами, как это, скажем, пытался делать в Москве Лужков, - дело бесперспективное, если не создавать условия для развития массового промышленного предпринимательства. Пусть на первых порах и мелкого, пусть пока наряду с сохранением и поддержкой крупных казенных предприятий. В такое предпринимательство, которое, кстати говоря, может создавать и свои торгово-посреднические структуры, вовлекается, как правило, прежде всего, само местное население, не склонное пренебрегать традиционными нравственными ограничениями, не рвущееся к наживе любыми средствами. В отличие от финансового, промышленный капитал везде по преимуществу отечественный.

Характерно, что, фиксируя последнее обстоятельство в качестве общей закономерности, автор фундаментального труда «Финансовый капитал» Рудольф Гильфердинг утверждал, что всякий промышленный капитал вообще является по природе своей «местно ограниченным» и «националистическим» в противоположность капиталу финансовому – космополитическому. Гильфердинг был апологетом современных форм финансового капитала, стремящегося к преодолению всех национально-государственных перегородок и к мировому экономическому и политическому господству финансовой олигархии. В этом качестве он выступал как автор очередной полусоциалистической утопии. Кстати, именно Гильфердинг в свое время ввел в оборот термин «тоталитарное государство» – в положительном, представьте себе, смысле, как идеал будущего мироустройства. Но оставим в покое Гильфердинга.

Ясно, что применение силовых методов против спекулятивно-финансового предпринимательства бессмысленно в рамках свободного рынка. Единственно действенное противоядие против беспредела спекулянтов – поощрение отечественной промышленности. Да, промышленный протекционизм! Вместо базара, на котором диктуют волю криминально организованные рвачи, нужно действительно начинать строить продуктивный капитализм, а в его рамках займет законную нишу, перестав быть самодовлеющим, и торгово-промышленное предпринимательство.

В нормально складывающейся системе капиталистического производства торговец, банкир и промышленник начнут дополнять друг друга. Что не означает безоблачных отношений. На первых порах может быть даже жестокая борьба, переходящая за рамки закона.

Во всяком случае, в 1905 году, когда в России уже ясно проявилась тенденция бурного промышленного роста, коммерческие банки начали финансировать революционные стачки, сознательно провоцируя нарушение ритма работы отечественных предприятий. У промышленников возникли трудности. При этом прибыли российских коммерческих банков и 1905 году были таковы: Киевского – 15,8 процента от вложенного капитала, Ярославско-Костромского – 15,9, Санкт-Петербургского – 13,8, Московского – 21,3, Нижегородско-Самарского – 21,3, Донского – 32,2, Полтавского – 26,2, Виленского – 27,9. По тем временам - это огромные прибыли! Так что ростовщики неплохо заработали на крови первой русской революции.

Опасность гипертрофии спекулятивно-финансового предпринимательства в дореволюционной России хорошо понимал даже такой радикал-прогрессист, как Ленин. В своей первой (еще подлинно научной) работе «Развитие капитализма в России» он на основе анализа обширного материала вынужден был делать такого рода обобщения: «Самостоятельное развитие торгового капитала стоит в обратном отношении к степени развития капиталистического производства ... чем сильнее развит торговый и ростовщический капитал, тем слабее развитие промышленного капитала". Что не мешало Владимиру Ильичу квалифицировать русский промышленный капитал как «ретроградный» и «черносотенный», а финансовый – как относительно «либеральный» и даже отчасти революционный. Для таких утверждений находились уже не научные – другие соображения.

Та же двойственность проявлялась у Ленина и в оценке столыпинских реформ. С одной стороны, столыпинское законодательство, по словам Ленина «вне всякого сомнения, идет по линии капиталистической эволюции… Это законодательство, несомненно, прогрессивно в научно-экономическом смысле слова». И в то же время тот же Ленин не устает твердить, что нужно любой ценой сорвать столыпинские реформы: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в России был построен свой здоровый продуктивный капитализм.! В те времена именно Ленин был самым последовательным врагом российских национальных интересов.

П.А.Столыпину пришлось решать проблему спекулятивно-финансового беспредела в стране практически. Справившись со стачечной волной посредством военно-полевой юрисдикции, он все свое внимание сосредоточил затем на подлинных инициаторах революционно-криминальных безобразий. Свои реформы Столыпин начал осуществлять с того, что крепко наступил на горло финансовому капиталу и, прежде всего, свернул шею частным ипотечным банкам его первой стабилизирующей мерой стало учреждение государственного Крестьянского банка, цена кредита, в котором была много ниже коммерческих цен. За это Столыпина заклеймили кличкой «черносотенец», что, впрочем, вовсе не было клеветой, поскольку он действительно активно искал поддержки у Союза русского народа и звание «черносотенец» считал почетным, ведь первым организатором черных сотен, нацеленных на борьбу с иноземными оккупантами, был на Руси Кузьма Минин.

Такие расхожие квалификации, как «черносотенство», могут приобретать совершенно разные оценочные значения в зависимости от взгляда на предмет. Например, молодой динамичный японский капитализм, не подпускавший к порогу своей страны буквально ни одного предприимчивого «иностранца», был несравнимо более «черносотенный», чем российский промышленный капитал. И именно в наиболее черносотенный свой период развития японцы сумели «на чистом поле» построить мощную экономику, превратив свои захолустные острова в первоклассную мировую державу. В какой-то мере это относится и к России времен столыпинского реформаторства.

Как бы ни клеймили Столыпина «либералы», нельзя опровергнуть того исторического факта, что ограничение спекулятивного беспредела в стране и твердая протекционистская поддержка, оказанная столыпинским правительством русскому промышленному капиталу, привели к тому, что Россия в течение десяти лет вплоть до мировой войны занимала первое место в мире по темпам экономического роста.

Сегодня наши проблемы в какой-то мере аналогичны тем, с какими стокнулся Столыпин. С той разницей, что такого спекулятивного беспредела на фоне развала страна еще, кажется, никогда не знала.

Где конструктивный выход?

Об этом можно много спорить. Наверное, необходим комплекс мер, призванных стимулировать массовое промышленное предпринимательство (своего рода «народный капитализм») с перспективой постепенного роста и укрепления позиций мелких и средних самостоятельных предприятий. Позволю себе напомнить тот факт, что даже в современных высокоразвитых западных странах именно в таких предприятиях достаточно часто изобретаются и получают путевки в жизнь принципиально новые оригинальные технологии (около40 процентов в современных США). Но очевидно, что надо прежде всего спасать наши крупные индустриальные комплексы, задыхающиеся от отсутствия долгосрочных кредитов и безжалостно расхищаемые в процессе приватизации. Боюсь, мы уже пропустили благоприятный момент для образования финансово-промышленных групп, в которых могли бы доминировать именно промышленные фирмы.

Впрочем, что касается спасения крупной промышленности, я думаю, что и сейчас никакой другой здравой альтернативы финансово-промышленным группам нет!

 

 

^[1] Мониторинг общественного мнения. Экономические и социальные перемены. М.,ВЦИОМ, 2000, №2 (46), с.16.

^[2] Там же, №1(45), с.26.

^[3] Десять лет системной трансформации в странах ЦВЕ и в России: итоги и уроки. «МэиМО», 2000, №5, с.6.

^[4] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 135.

^[5] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.

^[6] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 220.

^[7] Там же. Т. 44. С. 157.

^[8] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. II. С. 208.

^[9] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 68.

^[10] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т 23. С. 772-773.

^[11] Там же. Т. 46. Ч. II. С. 162.

^[12] Там же Т. 25. Ч. I. С. 479.

^[13] Там же.

^[14] Там же. С. 481.

^* Весь опыт постиндустриального развития капитализма свидетельствует: основа социализации — становление коллективных форм собственности, хозяйствования и жизнедеятельности общества покоится на процессах, обратных приватизации. В СССР процесс социализации мог быть связан с разгосударствлением, но не тотальной приватизацией. Отражающей не просто юридические принципы владения, пользования и распоряжения вещами, а соответствующие отношения людей по поводу вещей — капиталистические отношения.

^[15] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. I. С. 483-484.

^[16] Там же. Т. 20. С. 137-138.

^[17] Там же. Т. 49. С. 228.

^* Автор раздела П.Е. Солопов.

^[18] Социализм: теория, практика, уроки. Отв. редактор Н.И. Лапин. М., 1990, с. 177.

^[19] Ленин В.И. ПСС, т. 25, с. 299.

^[20] Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1918, с.8.

^[21] Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1918, с.с. 9-10.

 

^[22] Ленин В.И. ПСС, т. 36, с. 536.

 

^[23] Микульский К.И., Роговин В.З., Шаталин С.С. Социальная политика КПСС. М., 1987, с.с. 264,267.

^[24] Материалы XXVII cъезда Коммунистической партии Советского Союза. М., 1986, с. 156.

^[25] См.: Роджер Фишер и Ульям Юри. Путь к согласию или переговоры без поражений». М., 1990, с.38.

^[26] См. подробнее: «Россия накануне XXI века. Вып. 11», М., 1995, с.с. 256-263.

^[27] См.: «Реформирование России: мифы и реальность». М., 1994, с.с. 171-176; «Новый курс России: предпосылки и оринтиры». М., 1996, с.с. 76-82.

^[28] Галазов А.Х. Выступление на заседании Совета Федерации 23 февраля 1996 г. // «Экономический вестник», 1996, № 1,с. 13.

 

^[29] Гегель Г. Лекции по истории философии. Кн. 1. СПб., 1993. С.107.

¹ Маркс к., Энгельс Ф., Соч. Т. 40. С.6,7.

² См.: например: Документы совещаний коммунистических рабочих партий. М., 1957.. С. 6, 7.

¹ Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2-ое изд. Т. 46 ч. II, С. 453.

² Там же, ч. I, С. 192.

³ См.: там же, С. 193.

⁴ Там же, Т. 23, С. 187.

⁵ Там же, Т. 26 ч. III, С. 449.

⁶ Там же, Т. 2, С. 125, 126.

⁷ Там же, Т. 2, С. 126

¹ См.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч. Т. 12, С. 632; Т. 16, С. 423-424.

² ООН, Экономический и социальный Совет, комиссия по правам человека, 53-я сессия, Права и научно-технический прогресс. Права человека и биоэтика, Доклад Генерального Секретаря, Женева, 1996, С. 17, 21.

¹ Маркс К., Энгельс Ф., Соч. Т. 46, ч. 1. С. 192.

² Маркс К., Энгельс Ф., Соч. Т.23. С. 9.

³ Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 17. С. 415.

¹ Там же, Т. 16. С. 13.

² Там же, Т. 21, С. 162.

³ Ленин В.И., Полн. Собр. соч. Т. 38, С. 346.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 28.

¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т., 13. С.6.

² Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 29, С. 227.

¹ ООН. ЭКОСО, Комиссия по правам человека. Подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств, 51-я сессия. Глобализация в контексте увеличения случаев расизма, расовой дискриминации, ксенофобии, рабочий документ, представленный Дж. Олоко - Оньяго, Женева, 22 июля 1999г., С. 7.

² Там же, с. 11.

³ Там же, с. 4.

⁴ ООН. ЭКОСО, Комитет по экономическим, социальным и культурным правам, 18 сессия Осуществление международного пакта об экономических, социальных и культурных правах. Справочный документ, представленный А. Тейтельбаумом, Женева, 21 апреля 1998, С. 3.

⁵ Доклад о развитии человека за 1999. Нью-Йорк, 1999, С. 22.

⁶ Там же.

⁷ См.: Там же. С. 38.

¹ ООН, ЭКОСО, Комиссия по правам человека, подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств, 51-я сессия, Современные формы рабства, докладчик Х.Э. Варзази, Женева, 1999г.

² ООН, ЭКОСО, Комиссия по правам человека, подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств, Современные формы рабства, Доклад Г.Д. Магдугалл, Женева, 1998г.

 

 

^[30] Ойзерман Теодор Ильич, академик РАН

^[31] Бернштейн Э. Проблемы социализма и задачи социал-демократии. М., 1901, С. 46.

^[32] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, С. 7

^[33] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, С. 429

^[34] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, С. 279

^[35] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, С. 429, 430

^[36] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, С. 299

^[37] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.1, С. 596

^[38] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, С. 435

^[39] Там же, С. 427

^[40] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 25, Ч.1, С.271

^[41] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т. 22, С. 535

^[42] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т. 24, С. 402. В.И.Ленин, характеризуя социалистическое общество, повторяет почти слово в слово это положение Маркса. "Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов" (Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 33, С. 92). Характерно, что Ленин, как и Маркс, фактически игнорирует декларируемый марксизмом принцип социалистического распределения, который исключает равное вознаграждение всех членов общества за их трудовой вклад, т.е. учитывает не только количество рабочих часов, но и качество, сложный характер труда.

^[43] Мизес Л. фон Социализм. Экономический и социологический анализ. М., 1994, С. 370.

^[44] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т. 10, С. 277.

^[45] France A. Discours aux etudiants. Paris, 1910, P. 36.

^[46] Кузнецов Б.Г. Наука в 2000 году. М., 1969, С. 196, 208.

^[47] Marcuse H. Philosophie und kritische Theorie // H.Marcuse. Kultur und Gesellschaft, I, Frankfurt a/M., 1968, S. 111.

^[48] Ясперс К. Смысл и значение истории. М., 1991, С. 185.

^[49] Там же.

^[50] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 135.

^[51] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.

^[52] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 220.

^[53] Там же. Т. 44. С. 157.

^[54] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. II. С. 208.

^[55] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 68.

^[56] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т 23. С. 772-773.

^[57] Там же. Т. 46. Ч. II. С. 162.

^[58] Там же Т. 25. Ч. I. С. 479.

^[59] Там же.

^[60] Там же. С. 481.

^* Весь опыт постиндустриального развития капитализма свидетельствует: основа социализации — становление коллективных форм собственности, хозяйствования и жизнедеятельности общества покоится на процессах, обратных приватизации. В СССР процесс социализации мог быть связан с разгосударствлением, но не тотальной приватизацией. Отражающей не просто юридические принципы владения, пользования и распоряжения вещами, а соответствующие отношения людей по поводу вещей — капиталистические отношения.

^[61] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. I. С. 483-484.

^[62] Там же. Т. 20. С. 137-138.

^[63] Там же. Т. 49. С. 228.

^[64] Грецкий Милий Николаевич, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН

^[65] Зиновьев Александр Александрович, доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН

^[66] Швейцер Владимир Яковлевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института сравнительной политологии РАН

^[67] «Альтернативы», 1999, № 3.

^[68] Report of the Secretary General to the XX Congress of the Socialist International (Internet), p.1.

^[69] Declaration of Paris. The challenge of Globalisation (Internet, 1999, p.1).

^[70] Ibid., p.2.

^[71] Ibid.

^[72] General XXI Congress Resolution, Internet, p.1

^[73] Paris Declaration, op.cit., p.3.

^[74] Paris Declaration. op.cit., p.2-3.

^[75] A.Giddens. Affluence, Poverty and the Idea of a Post-Scarcity Society. U.N.R.ISD, 1995, p.1-2.

^[76] Ibid., p.3-7

^[77] The Economist, 19.06.1999, p.32.

^[78] Третьи пути - новый центр. Комиссия по основным ценностям при правлении СДПГ, Берлин, 1999(русский перевод), с.60.

^[79] Tony Blair and Gerhard Schroeder. Europe: The Third Way. Labour Party. (Internet, 1999, p.5).

^[80] Declaration of Paris, op.cit., p.4.

^[81] Ibid., p.5.

^[82] См. Перегудов С.П. Тони Блэр. М., ИНИОН, 1999. «Paris Declaration», op.cit., p.2.

^[83] «Paris Declaration», op.cit., p.2.

 

^[84] Conference on Progressive Governance, 20-22 Nov.1999, (Internet, Washington file).

^[85] Третьи пути - новый центр, цит. Соч.,с.42.

^[86] A.Giddens. The Third Way, L.,1998, p.37.

^[87] Ibid., p.77.

^[88] Ibid., p.72.

^[89] Ibid., p.67,69,144-147.

^[90] Чаадаев П.Я. Соч., М., 1989, С.21

^[91] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.32. С.472

^[92] Мечников Л. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1995. С. 328-329

^[93] Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1900. Т.1.С.21

^[94] Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. М., 1993. С.64

^[95] Маркс К., Энгельс Ф. Соч.. Т.3. С.18

^[96] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.13. С.6 – 7.

^[97] Барт П. Философия истории как социология. СПб., 1902. С.291.

^[98] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.37. С. 394-395

^[99] Там же, С.420-421.

^[100] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С.426

^[101] Там же. Т.28. С. 424 – 425.

^[102] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. С.46

^[103] Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 39, С. 15

^[104] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4, С. 424

^· Однако в опубликованной одновременно программе СДПГ среди духовных корней демократического социализма названы «христианство», гуманистическая философия, эпоха Просвещения, учение Маркса об истории и обществе, а также опыт рабочего движения» (См.: Новая программа принципов социал-демократической партии Германии (Бонн, 1989) // Современная социал-демократия: теория и практика. М., 1993. С.229-249).

^[105] К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т.20, стр.22

^[106] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.32, стр.45.

^[107] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.20, стр.496.

^[108] Там же, стр.497.

^[109] Там же, стр. 498.

^[110] Там же, стр.496.

^[111] Там же стр. 294.

^[112] Из рукописи К.Маркса «Критика политической экономии» (Черновой набросок 1857-1859 годов). // «Вопросы философии». 1967, №7, стр.108.

^[113] Ф.Энгельс. «Анти-Дюринг». Госполитидат, М., 1957, стр.280.

^[114] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 122-123. (Hic Rhodus, hic salta! - Здесь Родос, здесь прыгай! - в переносном смысле: Здесь главное, здесь доказывай! - слова, обращенные к хвастуну из басни Эзопа «Хвастун», утверждавшему, что на острове Родос он совершал огромные прыжки.)

^[115] Там же. С. 124.

^[116] В. И. Ленин. ПСС. Т. 29, с. 153.

^[117] Грецкий Милий Николаевич, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН

^[i] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 37. - С. 370.

^[ii] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 8. - С. 124.

^[iii] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 37. - С. 370.

^[iv] См. там же. - С. 371

^[v] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 32. - С. 445.

^[vi] Там же. - С. 461.

^[vii] См.: Платон. Законы. - 757 a-b.

^[viii] См.: Платон. Государство. - 8, 558 с.

^[ix] См.: Платон. Горгий. - 483 e-b.

^[x] Там же. - 483 d-e.

^[xi] См. там же.

^[xii] См. там же. - 489 a-b.

^[xiii] Аристотель. Политика. - 7, 1, 1282 b 21-23.

^[xiv] Там же. - 5, 8, 1280 а 11-14.

^[xv] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 4. - С. 185.

^[xvi] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 2. - С. 516

^[xvii] Там же.

^[xviii] Там же.

^[xix] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 38 - С. 419.

^[xx] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 8. - С. 180.

^[xxi] Там же. - С. 175.

^[xxii] См. там же. - С. 141.

^[xxiii] Там же. - С. 148-149.

^[xxiv] См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 11. - С. 258.

^[xxv] См. там же - С. 259.

^[xxvi] Там же. – С. 261.

^[xxvii] Там же. – С. 260.

^[xxviii] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 1 - С. 423.

^[xxix] Там же. - С. 371.

^[xxx] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 4. - С. 331.

^[xxxi] Там же.

^[xxxii] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 8. - С. 124.

^[xxxiii] Там же. - С. 147-148.

^[xxxiv] Платон. Государство. - 8, 564, b.

^[xxxv] См. там же. - 8, 565, d.

^[xxxvi] Аристотель. Политика. - V 8, 1310 b, 14-16.

^[xxxvii] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 1. - С. 414.

^[xxxviii] Там же. - С. 415.

^[xxxix] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 3. - С. 34, 35.

^[xl] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 8. - С. 205.

^[xli] Wuthe G., Junker H. Demokratischer Sozialismus. – In: Demokratische Gesellschaft. Konsensus und Konflikt. - G.I. Munchen-Wien, 1975. - S. 138.

^[xlii] Маркс К., и Энгельс Ф. Соч. - Т. 23. - С. 773.

^[xliii] Маркс К., и Энгельс Ф. Соч. - Т. 20. - С.137-138.

^[xliv] См.: Сибилев Н.Г. Социалистический интернационал. История, идеология, политика. М., 1980; Швейцер В.Я. Социалистический интернационал в меняющемся мире. 1988; его же: Социалистический интернационал в современном мире // «Мировая экономика и международные отношения». 1997. №6. С. 28-40.

^[xlv] Declaration of Principles of Socialist International // XIX Congress of the Socialist International. Berlin, 1992. P.235, 236.

^[xlvi] Mauroy P. A journey to the heart of the Socialist International (1992-1996). Paris, 1996. P.4, 23.

^[xlvii] Ibid. P.8.

^[xlviii] XIX Congress of the Socialist International. Berlin, 1992.

^[xlix]General Congress, Resolution. Paris. 1999.

^[l] Statutes of the Socialist International // XIX Congress of the Socialist International. Berlin, 1992. P.208.

^[li] Mauroy P. Op.cit. P.12.

^[lii] Ibid. P.29.

^[liii] Ibidem.

^[liv]Declaration of Principles of Socialist International. Op.cit. P.220.

^[lv] Ibid. P.221.

^[lvi] Ibid. P.235.

^[lvii] Ibid. P. 218, 219.

^[lviii] Ibid. P.219.

^[lix] Ibid. P.220.

^[lx] A Human Rights agenda for the XXI century. N-Y. 1996. P. 2,3.

^[lxi] Declaration of Principles. P.220.

^[lxii] Ibid. P.229.

^[lxiii] Ibid. P.228.

^[lxiv] Ibidem.

^[lxv] Declaration. The World Economy. XX Congress of the Socialist International. N.-Y. 1996. P.3.

^[lxvi] Declaration of Paris. The Challenges of globalisation. Paris. 1999. P.2.

^[lxvii] См.: Рормозер Г. Кризис либерализма. М., 1996. С. 11, 118

^[lxviii] См.: Мысливченко А.Г. Шведская модель общественного развития // Западная социал-демократия: поиск обновления в условиях кризиса. М., 1998.

^[lxix] Швеция на рубеже ХХ1 в. Социал-демократическая политика для новой эпохи // Европейская социал-демократия накануне ХХ1 столетия. М., 1998. С. 152.

^[lxx] Там же. С. 146.

^[lxxi] Майер Т. Трансформация социал-демократии. М., 2000. С. 243.

^[lxxii] Там же. С. 275.

^[lxxiii] Тиммерман Х. Социалистические и социал-демократические партии в Центральной и Юго-Восточной Европе // Европейская социал-демократия накануне ХХ1 столетия. М. С. 165.

^[lxxiv] Blair T. The third way: new politics for a new century. London, 1998.

^[lxxv] Анализ «третьего пути» см.: Перегудов С.П. Тони Блэр. М., 2000. С. 41-52.

^[lxxvi] Саква Р. Третий путь новых лейбористов // Независимая газета. 18 июля 1998 г. С. 15.

^[lxxvii] Майер Т. Трансформация социал-демократии. С. 277.

^[lxxviii] См. об этом в данной книге статью С.П.Перегудова.

^[lxxix] См.: Орлов Б.С. Политический портрет Герхарда Шрёдера. М., 1999.

^[lxxx] Попов Г. Россия ищет идеологию нового тысячелетия // Независимая газета. 25 августа 2000 г.

^[lxxxi] Declaration of Paris. The challenge of globalisation // Internet Ошибка! Закладка не определена., 1999

^[lxxxii] Майер Т. Трансформация социал-демократии. С. 276.

^[lxxxiii] Foreign Affairs. May-June 1999.

^[lxxxiv] Буртин Ю. Конвергенция // Независимая газета. 3 апреля 1998 г.

^[lxxxv] Владиславлев А. Отечество в поиске // Независимая газета. 15 марта 2000 г.

^[lxxxvi]О.С.Малинова. Либерализм в политическом спектре России. М. 1998. С.47

Разногласия между монетаристами и теми, кто требует проведения социальных программ, не отменяет их общей принадлежности к либеральному лагерю. Социал-демократы всегда были на стороне последних, но вряд ли это может служить поводом для их полного отождествления.

Обычно социал-демократов отличают от либералов по классовому признаку. Согласно этому традиционному, идущему еще из 19 века критерию, первые защищают интересы рабочего класса - тех, кто живет на заработную плату, образуя армию наемных работников, вторые - интересы капитала и частной собственности. В современном обществе критерий этот нуждается в существенном переосмыслении.

Если под защитой рабочего класса понимать облегчение условий его труда, более выгодную продажу рабочей силы, сокращение безработицы и т.д., то в странах капитализма это давно делается профсоюзами, государством и самим капиталистическими фирмами, заинтересованными в квалифицированной, хорошо оплачиваемой и здоровой рабочей силе. Если капиталисты и эксплуатируют рабочих, то расплачиваются с ними ценой более высокой, чем то могут предложить сегодня все социал-демократические программы. В теоретическом арсенале социал-демократии нет, собственно, никаких особых средств повышения материального уровня жизни рабочих, которые были бы неизвестны другим партиям, в том числе и либеральной. Скорее, уж последняя с ее знаниями и опытом по части рыночной экономики может изыскать такие средства(наши ответственные либерал-реформаторы вряд ли могут служить примером современного либерализма). Социал-демократы должны содействовать либералам в этой работе, постоянно понуждать их к ней, но не в этом состоит их собственная задача.

В равной мере следует считать утратившим всякую актуальность и задачу завоевания рабочим классом политической власти. В условиях позднего капитализма рабочий класс не только количественно сокращается в общем составе работающего населения, но и качественно меняется, обретая черты не столько класса, сколько профессии, уступая все больше свое место в производстве работникам умственного труда. Потому и представлен он сегодня в обществе не столько политическими партиями, сколько профсоюзами. Рабочее движение в наши дни всего напоминает политическую борьбу за власть, сводясь фактически к экономическому торгу за более выгодные условия труда. Да и сами социал-демократические партии на Западе уже не похожи на политические организации рабочего класса, проникнутые духом пролетарского интернационализма. Они все более вписываются в политику своих государств, отстаивающих собственные национальные интересы на мировом рынке.

Социалистическое движение в целом, к коему, несомненно, относится и социал-демократия, вообще никогда не ставило перед собой задачу сохранения и продления существования рабочего класса до бесконечности. Его цель прямо противоположная - избавить людей от необходимости вообще принадлежать к какому-то классу, от их классового деления. Бесклассовое общество для него всегда предпочтительнее классового. В отличие от либерализма, способствовавшего превращению сословно-феодального общества в гражданское с его разделением людей по классово-экономическому признаку, социализм идет дальше - в направлении освобождения общества и от этого разделения, его превращения в общество равных для всех условий и возможностей человеческого развития. Задачу эту нельзя отменить никаким временем, меняются лишь условия и способы ее реализации. В наше время она решается не революционной борьбой за власть и насильственной ликвидацией противоположных классов, а самой логикой развития общественного производства, постепенно устраняющего, как уже говорилось, необходимость существования фабрично-заводских рабочих в качестве основного производительного класса общества, превращающей их труд во “второстепенный” фактор производственного процесса.

Этим не устраняется классовое деление общества, но оно существенно преобразуется, меняет свой характер. Основой его, как и раньше, является разрыв между трудом и собственностью(капиталом), значительная часть которого и сегодня находится в руках не тех, кто трудиться. Это верно по отношению не только к современному капиталистическому обществу, но и к тому, которое существовало в СССР. В первом случае хозяином собственности является капиталист (в лице частного лица или фирмы), во втором - им было государство. В отношении обеих либералы и социал-демократы занимают противоположную позицию: первые настаивают на сохранении частной собственности (в случае государственной - на ее приватизации), вторые - на соединении труда и собственности. Это и есть базовое экономическое требование социал-демократической партии.

Главное, что отличает современную социал-демократию от ее старой - революционной - версии, - это отказ от любой попытки их чисто насильственного соединения, будь то конфискация, экспроприация или национализация частного имущества. Говоря юридическим языком, она выступает против отмены права человека на собственность в любой ее форме, включая и капиталистическую, т.е. против неправовой формы перераспределения общественного богатства. Но как иначе можно соединить труд с собственностью. В ответе на этот вопрос состоит все своеобразие социал-демократической идеи.

В общем виде этот ответ можно сформулировать следующим образом: меняться должна не правовая норма , а ее фактическое содержание. Подобное изменение оправдано тогда, когда является следствием не чисто волевого(политического) решения, а естественной трансформации самого производства под воздействием научно-технических перемен. Измениться должен прежде всего характер труда и уж затем характер собственности, в которой этот труд нуждается. Труд соединяется с собственностью развитием самого производства (реальное обобществление), что не отменяет права человека на собственность, а наполняет ее новым содержанием. В отличие от формального слома правовой системы, реальное обобществление достигается эволюционным путем, сохраняющую эту систему в неприкосновенности. В.М.Межуев.

Социал-демократия как политика и идеология (российский вариант)

 

Социал-демократия, несомненно, относится к числу партий и движений левого типа. Ею не исчерпывается все левое движение, но она занимает в нем особое и весьма заметное место. Деление на правых и левых - прежде всего политическое. В привычной для нас терминологии, правые -это те, кто за капитализм, левые - кто за социализм. Оба термина - капитализм и социализм - нуждаются сегодня в существенной корректировке, но примем их пока за основу деления. Верность социалистическим убеждениям и ныне ставится в вину людям левой ориентации. Во всяком случае, социал-демократия родилась во времена, когда противостояние капитализма и социализма принималось всерьез.

Правда, уже тогда переход к социализму (как и сам социализм) мыслился по-разному. Для одних он означал революционный захват власти, диктатуру одного класса и его партии, насилие и террор. Другие искали более мирные пути социалистического преобразования общества. Здесь причина раскола на радикалов и реформаторов внутри самого левого движения. Хотя социал-демократия родилась задолго до этого раскола, свой наиболее оформленный вид она обрела в странах (Германия, а за ней Россия), где не было еще ни демократии, ни развитого капитализма. В них во многом сохранялись остатки феодального строя, который принято называть сегодня традиционным обществом. Борьба за социализм предполагала