Творческий огонь этой вайдовской сигареты до сих пор, наверное, неугасимо тлеет в душе моей. Душа попёкивает иногда.

На саму встречу заявился и Олег Табаков (второй, насколько я могу судить, русский и где-то десятый по счету человек на все эти шикарные апартаменты), который, кажется, не произнес ни слова, но только очень приветливо, но с сознанием своей цены, улыбался.

Польские студенты, как мне кажется, вели себя довольно хипово, к мэтру особого почтения не проявляли, демократично, если не нагло, задирали свои ноги на стол под нос самому корифею, весьма сурово его расспрашивали о каких-то его отношениях, в том числе сексуальных.

Вайда тем не менее всему этому радовался, и при том искренне, улыбался любой реакции на свои слова, но при этом исключительно корректно, как настоящий поляк в приятном дамском обществе, хотя дам, насколько я помню, не было ни одной. Я понял только процентов 70 из услышанного (из понятого тогда процентов 70 уже забыл) на протяжении примерно двух часов продолжавшейся встрече, в период которой выступал в основном Анджей Вайда, хотя периодически кто-то петушиной репликой создавал дискуссионные ситуация.

Вайда был молод (сейчас я старше его тогдашнего), весел, обаятелен. Когда я его в период перестройки вновь увидал - по телевизору, - я его не узнал. Посуровел, поседел, как-то замкнулся...

Вот так благодаря одному из соратников А.И. Введенского по критике Ленина из Польши я повстречался с кинематографистом мирового масштаба, и до сих пор, при курении, чувствую огонек той, зажженной самИм приветливым и великолепным Анджеем Вандой творческой сигареты...

В толковом "Атеистичском словаре" 1986 года об А.И.Введенском 18 строчек, в пасынке этого словаря - словаре "Христианство" 1994 года - 14: сокращение за счет усовершенствования типографского набора и легкой правки. В "Философском энциклопедическом словаре" 1989 года - тоже немного и об обновленческой деятельности - ни слова, в "Краткой философской энциклопедии" 1993 года - не больше, но тоже без упоминания обновленчества; ничего нового и в самой недавней солидной книге "Русская философия. Краткий энциклопедический словарь" (М.: Наука, 1995.- 624 с.). Везде есть Введенский А.И., но...

Так что написанная просто здорово Мариушем Марковичем книга "Александр Введенский и его концепция роли церкви в коммунистическом государстве: мистика и революция" для меня, как бы для рядового гуманитария из России - целое открытие. Правда, никак не вяжутся некоторые его моменты.

Пытаясь добросовестно изучить основы той идеологии, которую в советские граждане проходили по портретам вождей и кабинетам начальников, я докопался до теоретических истоков и установил, что если о коммунизм говорить серьезно даже с марксистских позиций, то коммунизм и государство - две вещи несовместные, так что не лучше было бы термин «коммунистическое» прямо на обложке взять в кавычки.

Да и сам А.И. Введенский, судя по изложению его взглядов на с.136 книги Машкевича, это понимал, правда, нельзя согласиться с утверждением на этой же странице, что "Сталин был заинтересован в укреплении коммунизма в России, укреплением своей власти".

Насчет власти - правильно, насчет коммунизма - нет; Сталин был заинтересован в укреплении сталинизма, а соотношение коммунизма и сталинизма - это вопрос особый. То же самое можно, кстати, сказать и о христианстве.

Дух христианства, исходящий из его первоисточников, Введенский, видимо, понял правильно, в ницшеанском смысле: Христос - образец сверхчеловека - подал пример, заключающийся, коротко, в том, что блаженны те, кто блаженствует в полной воле своего бытия, что хочу, то и творю, во славу Божью, без оглядки на последствия. Другое дело - христианство как религия, как церковь (ср. Ницше Ф.Антихристианин. Главы 36 - 42. В кн. Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989,с.53 - 60), а особенно Русская Православная Церковь.

Листаю, читаю книгу Машкевича.

Да это целая краткая энциклопедия по философской истории моего Отечества в его не очень давней истории, а утилитаристски выражаясь - готовая диссертация на соискание ученой степени доктора философских (и не только) наук, не говоря уж о степени кандидата.

Сходу мне нравится самая же первая мысль, с которой начинается авторский текст (в моем вольном переводе): "Основу православной реформаторской мысли начала XX века создала русская (росыйска) философия 19 века" (с. 5).

Что касается России, то это святая правда. Но православие - детище вообще-то не коренного российского производства, а византийского (глава православной церкви в Константинополе у Машкевича величается экуменическим патриархом, по нашему - вроде бы вселенским).

В этом же смысле можно говорить и о Греции, Эфиопии, Румынии, о сербах и болгарах.

Неужели русская философия заложила основы православной реформаторской мысли у них?

Мне вспомнилась одна из телевизионных передач одной из местных (негосударственной, а честно говоря, нашей костромской) телестудий. Молоденький журналист беседует со священником (протоиереем Л.) одного из приходов Русской Православной Церкви и задает ему на полном серьёзе такой вопрос:

"Вот вы говорите, что православие - самая истинная из всех религий. Значит, в раю разговаривают на русском языке?"

Мудрый и вежливый пастырь умело ушел от ответа, но методологические бельма создают почву для такого видения мира, как у этого журналиста (а ведь с высшим образованием человек, иначе на работу не возьмут, у которого в руках - мощнейший инструментарий воздействия на массы, которые приучены за годы Советской власти верить печатному слову, радио и телевидению больше, чем самому Господу Богу лично.

Я сам недавно побывал в неприятной ситуация, когда мою мысль в крупном региональном журнале при публикации исказили редакторы текста и получилась инсинуация (см.: Урал, 1996 № 2, с. 188). С кем не бывает!

Не случайно еще в самом начале этих заметок я упомянул, что книга написана здорово: в ней дан представительный обзор философских концепций соответствующего периода или источников влияния на те или иные персоналии, представлены точки зрения современных авторитетных авторов по затронутой теме (другое дело, что в основном западных и прозападных), основательно представлены идейные принципы Русской Православной Церкви (которая в постперестроечное время аббревиатуру РПЦ -прости, Господи! - сравнила со святотатством, да и вообще в нынешней Российской Федерации стараются аббревиатур вообще избегать, связывая их наличие с атеистическим советским прошлым), в том числе конфликтность и солидарность (если была такая возможность) по отношению к большевистски теоретизированным планам коммунистического строительства и их осуществления, реальные картины схваток "атеизма" и "религии" в постреволюционной России.

Замечателен очерк о жизни и деятельности А.И.Введенского где я, к примеру, узнаю (уже почти не изумляясь, после того, что узнал, например, о родословной Ленина, С.Н. Булгакова, Н.А.Бердяева, не говоря уж о Троцком, Зиновьеве, Каменеве, не говоря уж о Льве Шестове и С.Л. Франке) об иудейских истоках А.И. Введенского.

Уно моменто. М. Машкевич пишет о рождении Введенского в Витебске, а "Краткая философская энциклопедия" в Тамбове, Машкевич - в 1898 (с. 43) году,

(кстати, "Атеистический словарь" и словарь "Христианство" настаивают на 1888 г., и это, видимо, справедливо, ибо на с. 45 Машкевич пи-шет: "В 1913 году двадцатичетырехлетним выпускником Санкт-Петербургского университета Введенский хлопочет о принятии в священнический сан", чтобы исполнить глас, услышанный им в свои 9 лет в Витебской церкви, призвавий его к реформированию Русской Церкви. За Витебском, как пишет Машкевич, "в значным стопню мястэм жыдовским," и многими другими местечками такого же рода в 1897 и около годах это водилось - давание голосов спасать что-либо русское или реформировать, хотя бы. Есть, по-видимому, и другие опечатки.
Так, материал II Всеросийского собора 1923 года на стр. 117 даются со ссылкой на издания 1919 года; вызывает недоумение имя матери Введенского на с.135, польская транскрипция «Троицко-Сергиевская лавра» (с.125) тоже удивляет - в России всегда говорят и пишут "Троице-Сергиевская лавра" с ударением на слоге Сер, и др. На стр. 125 же, упоминая работу А.И. Введенского "О борьбе с атеизмом" автор замечает: "Текст этого реферата пропал". Читатель сокрушается; но что делать: пропал так пропал. Но на стр. 143 начинается изложение этого реферата со ссылками на свидетельства. Целесообразно было бы на стр. 125 дать ссылку, хотя бы: подробности - ниже),

"Краткая философская энциклопедия"- в 1858 году, там - смерть 1946, здесь - в 1925. Боже мой! Да это два разных человека. И как я сразу не разобрался! Ну что - я!

Обнаружено еще одно методологическое бельмо. Почему же о знаменитом тезке (совпадает всё: фамилия, имя, отчество, тем более инициалы, а на биографические даты и места у нас не очень обращают внимания, и даже в справочниках иногда вовсе не печатают, особенно места рождения и смерти) крупного теоретика обновленческого движения - и, разумеется, практика, но уже помельче - я у Машкевича так ничего и не обнаружил, хотя сопоставление с менее известным в специальных читательских кругах Алексеем Ивановичем Введенским (1861 - 1919) есть в примечании на с. 44, - и попался.

К тому же в книге отсутствует хотя бы краткий именной указатель, что при нынешней компьютерной технике редактирования не составляет проблемы составить враз, а читателю это позволило бы сразу четко различать и сопоставить трех Введенских, почти современников и примечательных для российской духовной истории людей. Кстати, меня удивляет, почему, например в упомянутом фолианте "Русская философия. Малый энциклопедический словарь" тоже нет машкевичевского Введенского Александра, Алексея тоже нет, хотя есть, скажем, статья "Жидовство", статья "Тимашев" есть, а статьи «Острогорский М. Я." нет.

Утешаю себя тем, что в том, что я не сразу разобрался с обоими Александрами и одним Алексеем Введенским (имеющими, кстати, отношения к проблеме, вокруг которой написана книга, о чем свидетельствует хотя бы наша цитата из книги Галактионова и Никандрова выше), - только моя читательская, русская вина. Должон (плутовато-диалектное вместо должен. - В.Г.) был знать. Сам догадаться, хоть лопни. Учесть на будущее.

Читаю дальше. Интересные эпизоды общения с коммунистическим начальством, внутрицерковных схваток, портрет - чуть ли не фотографический - Введенского, впечатляющий образцы проповедей и просто выступлений героя книги.

Встречаю в ссылках и в тексте фамилию Г. Якунина, депутата постперестроечных Верховных Советов России и первой постсоветской Государственной Думы, сперва соратника, а затем противника Российского Христианско-демократического Движения, моего однокашника Виктора Владимировича Аксючица.

Аксючиц учился курсом ниже на нашем факультете, на отделении, как помнится, научного коммунизма, где, кстати, и большинство поляков; я был с ним вместе в интернациональном (сирийцы, югославы, вьетнамцы, из Советского Союза - сам Аксючиц, к примеру, из Риги, ныне - независимая Латвия) стройотряде; мы хорошо были знакомы через его земляка - русского из Риги, великого ныне философа Виктора Фёдоровича Шаповалдова - кучу книг и учебников написал и работает в МГУ, с котором мы жили в одной комнате студенческого общежития, но давно его не видел.

Нынешний государственный флаг Российской Федерации впервые был предложен Аксючицем, можно сказать, он его крестный отец.

А примерно после 21 сентября 1993 года а России В.В.Аксючиц переменил цвет знамени своего движения на желто-красно-черный, и, кроме того, что он бывает на мероприятиях с участием популярного политика А.И. Лебедя, а также знаком с А.В. Руцким (о чем я сам лично у Александра Владимировича спрашивал во время получасовой с ним беседы пешком по Караваево), мне ничего сейчас неизвестно; как пишут в наших газетах на эту тему, Аксючиц перешел в стан красно-коричневых, то есть некоей помеси коммунистов и так называемых фашистов, написав при этом три книги (рецензия), а Глеб Якунин остался верен, что ли, новым демократическим рыночным ценностям.

После того, как у отца Глеба (Якунина) где-то в прямо в Думе депутат-националист Лысенко (кстати, арестованный позже и что самое удивительное, с согласия Госдумы, за террористический акт против самого себя, как предполагалось, им же самим устроенный с целью раскрутки имиджа, в его собственном думском кабинете якобы врагами; но пришлось выпустить - не нашли доказательств, между тем и избирательная кампания прошла; без Лысенко, конечно) отобрал Серебряный крест (не насовсем, а чтоб Якунин его не носил, как он объяснял по телевизору, когда ему сурово внушали: "Ты зачем крест у человека отнимаешь?", поскольку,оказывается руководство Церкви его лишило такого права, а крест отнять что-то не может) и, кстати, убедил общественность в справедливости своего поступка, политическая карьера Якунина, отца Глеба, стала закатываться; во вторую Думу он уже не прошел, сейчас о нем уже почти ничего не слышно.

Якунин после августовского путча 1991 года как член какой-то комиссии стремился раскрутить сенсацию вокруг проблемы сотрудничества ряда церковных деятелей (особенно Русской Православной Церкви) с КГБ, государством, КПСС и т.п., называл фамилии, должности. Ряд таких названных Якуниным сотрудников и церкви и КГБ при случае выступали по телевидению в передачах типа ток-шоу, публика задавала вопросы насчет сотрудничества. Я сам видел такие передачи по телевидению, что отвечали уличенные?

«Да, мы беседовали с представителями спецслужб, в высоких партийных кабинетах. Если мы что-то сделали не так, пусть о том нас судит Бог.»

Да и на самом деле! (См. выше наше восклицание насчет ЦРУ и т.п.). Сказал же Иисус Христос, как пишут газеты: всякая власть от Бога. Не всякое го-сударство, не всякая партия, не всякая спецслужба, а именно всякая власть - обши-и-иииииииииииииирное понятие. Внутренне чувствуемая, интуицией. Особенно та, которая над душой стоит, так, что не выпрямиться.

Да, действительно, эпитет в названии книги при слове "государство" "коммунистическое" надо было, наверное, взять в кавычки, потому что от коммунизма в "коммунистическом государстве" было только название. Все остальное - от вполне лукавых правителей. Правильную теорию коммунизма из марксизма, на насколько я знаю, вывели иезуиты, Кальвез, например.

Как пишет ваш покорный слуга в соавторстве с П. Ставиньским и А. Моревой, в практике совершения моления "надо хорошо знать и в точности совершать механику ритуала, или отдаваться полностью внутренним, подсознательным, импульсам, "интуичить" (но последний путь - проб и ошибок - весьма коварен)" (Гринько В. С., Морева А. М., Ставински П. Исторические традиции борьбы россиян и европейцев за независимость: некоторые вопросы объективации и ретрансляции субъектами исторического процесса потоков латентной информации в универсуме // Провинция России: тенденции, факторы и перспективы социокультурной динамики / Материалы круглого стола "Регионы России" III Международной Кондратьевской конференции. Кострома, 18 - 22 мая 1998 г. М. – Кострома, Изд-во КГПУ им. Н. А. Некрасова, 1998, с. 157 - 161.).

А.И. Введенский и ему подобные вступили на путь внедрения своей индивидуальной мистики, устранения личной неуютности, тем самым нарушив соборный коллективный древний архетипный мистицизм Русского канонического (сравни с.136 рецензируемой работы) православия.

Ничего хорошего из таких обновлений ни для церкви, ни для России, ни для самого Введенского тоже, не получается. Насиловать географическую, биологическую предрасположенность этнического менталитета, переделывать его с умеренно северного на ярко южный, - извините, можно, но что будет с человеком, поменявшим в сорокаградусный январский мороз свои тяжелый тулуп русского ритуала на уютную набедренную повязку аборигена Гавайских островов, не знающих перепада температур, где снег и лед являются чудом?

Что немцу - здорово, то русскому - смерть, и наоборот. Во многом.

В книге Мариуша Машкевича содержится объективное (не концептуальное) подтверждение того, что к крушению Российской империи, в том числе наряду с другими разрушителями, приложили руку спонтанные, аутентичные (не инспирированные соблазнами меркантильного свойства, а только лишь, с их точки зрения, экспериментальным ли любопытством, политической ли целесообразностью, логической ли необходимостью развития эпохи) энтузиасты, разъедавшие ткань империи и по линии конфессиональной, и по линии духовной, и по линии идейной, и по многим другим линиям.

Практически при попустительстве народа, застрявшего своим менталитетом (экое преступление!) в веке XV -XVI, а тем более при попустительстве власть предержащих, особенно во времена Николая II. Что самое интересное, обновители и реформаторы, прогрессоры (по футурологической терминологии фантастов А. и Б. Стругацких) - внешнего происхождения: по генезису, по впитанной духовности, по уровню развития и взаимодействия со средой, по савонаролизму проповеди.

Правда, вербуются потихоньку коллаборационисты и из местных. Замаскировавшись в аборигенной среде, они возмечтали помочь народу со "средневековым" образом жизни догнать и вступить во время, в котором выросли и ощущали себя сами, то есть время революций, реформ, познания, интеллектуальной экспансии.

Но четыре века отсталости за недели революционного скачка стопятидесятимиллионный народ, даже такой великий, как русский, в своей массе преодолеть не может, хотя прогрессоры тащат его изо всех сил, не шадя ни себя, ни ведомый народ, обрекая его практически на геноцид.

Хотя есть пример и Моисея. Чем в глобальной, многотысячной перспективе кончится соревнование шустрого западнического менталитета и косного, неуклюжего менталитета, так сказать, восточного, в данном случае российского? That is the question!

Вслед за автором (с.132) вижу за крушением обновленцев сразу же после II Собора (1923 г.) руку набирающего силу Сталина, идущего на смену смертельно больному Ленину со своей концепцией создания Российского государства, а тем более после собора III и реализации концепции Москвы как третьего Рима, но не в интерпретации Введенского (коммунистический экуменизм, с. 136; аналогия в политике - Л.Д. Троцкий - перманентная мировая революция), а по пути, скорее американскому, соответствующей русифицированной, сталинизированной концепции "явного предначертания".

В общем, книга полезная, остро современная, несмотря на вполне строгую академичность.

Разумеется, Введенский имел право иметь свои взгляды и бороться за их воплощение как его душе угодно было. Но и его оппоненты имели все права бороться за свои устои доступными им средствами. Ведь мы все (не все!) знаем, что так называемые права человека вообще, а свободы совести в частности - это права гегемона, который всегда их эластично трактует исходя из своей выгоды.

"Победителей не судят", - пишет М. Машкевич (с.147), имея в виду тактические шараханья обновленцев в надежде на стратегическую победу. Коллаборационизм с "коммунистическим" режимом в России, при всем том, что антиколлаборационистская часть православной церкви, возглавляемая Тихоном, не говоря уж о "карловацких раскольниках", которую Ленин называл черносотенной, была обречена на физическое уничтожение, или, хотя бы на полное подавление

(«Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся по этому поводу (поводом в этот раз явилось "сопротивление" ''церковников" изъятию церковных ценностей в пользу помощи голодающим Поволжья. - В.Г.) расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь поручить эту публику так, чтобы на несколько лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать". Ленин В.И. Товарищу Молотову. - Наш современник, 1990, №4, с.169. - Письмо можно датировать примерно мартом 1922 года. Это из того же письма, которое М. Машкевич цитирует на с.59 с уточнением "от 19 марта"),

не принес лавров обновленцам, их услугами одни воспользоваться не успели, другие не смогли, третьи не захотели, пренебрегли. Так называемая (Лениным, в частности) "черносотенная" линия в русском православии полностью восторжествовала в 1943 году при поддержке Сталина и сейчас она еще жива. Желто-голубая, наверное, она, провозгласила полную автокефалию (и не одну) в Киеве, а красная (из трех упомянутых Машкевичем на с.41 сторон) - ушла в основном в историю, в литературу (см, выше нашу цитату из "Золотого теленка").

Из других достоинств книги отметим наличие при ней представительной подборки источников, обстоятельную библиографию.

Нужна такая книга.

Авось кого-нибудь да и наставит на путь истинный, увлечет тем или иным аспектом в науку, в религию, в политику.

Перевод книги нашел бы немалое количество поистине благодарных русскоязычных потребителей собранной в книге и вполне строго проинтерпретированной информации и просто читателей.

А промахи (их немного) бывают, случаются.

Не согрешишь - не покаешься.

 

 

Валентин Гринько

Академик Константин Любутин:

Мантуровские мы

Известно, что святая костромская земля дала в золотые книги мира и Отечества много прекрасных имен своих земляков, которых слава заставала, однако, где-то в далекой костромской диаспоре на чужбине. В.В.Розанов и П.А.Флоренский, А.А.Зиновьев и П.А.Сорокин, Д.К.Беляев и М.Н.Громов и много много других. А у нас другой раз и забывают.

Уральская и московская научно-философская общественность в эти дни широко отмечает очередную почти кругленькую дату в жизни и творчестве одного из наших славных костромичей в изгнании - в жизни великого философа и человека. Его зовут Константин Николаевич