Святой Михаил

 

Святой Михаил трудился в монастырском саду. Яблоневые деревья в этом году стала подтачивать разная насекомовредительная напасть, и Святой Михаил заботился о здоровье сада.

 

Он работал с Матерью Землей еще и потому (а может быть, это как раз есть главная причина тому), что сила, наполнявшая его – сила любви – должна была быть передана другому живому существу – будь то человек, птица или дерево. Эту силищу не сдержать внутри себя, ей не подвластна темница тела. Сила любви, если ее не отдать, не излить во внешнее пространство, томит, а затем изжигает своего носителя.

 

В том нет ничего удивительного, ведь все в Природе работает так; вот, например, родник, источник: он постоянно изливается, иначе вода в нем затухнет. Так и любовь – тот же родник. Вот, наверное, почему с раннего утра и почти до позднего вечера он ежедневно проводил свои дни среди цветущих яблонь. Старец поливал их своей любовью, как дождь поливает землю небесной влагой. Михаил творил посредством своей любви, старательно укреплял жизнь. Это видел глаз, это чувствовала кожа всяк входящего в сад: человек может создавать вокруг себя поле благодати, такое райское пространство, что даже воздух становится разреженнее, от чего дышится легче.

 

И все-все вокруг Михаила питались животворящей энергией. Питались ей травинки, яблони, а особенно жаждали ее мелкие точильщики древесной коры. Потому-то и сложно было отделить плоды от их вредителей, доброе от злого – все сходилось в одном начале – человеке творящем. Отец Михаил и сам уже святился, словно яблоня, и все тело его было как ствол дерева – крепкое, гибкое, с сильными корнями и прекрасными ветвями, украшенными зелеными листьями, – даже не смотря на его почтенный возраст.

 

Святой Михаил был святым потому, что он чувствовал присутствие божественного начала во всем, он праздновал это присутсвие каждое мгновение, и он изучал таинство жизни, чтобы случилось понимание, которое можно передать наследникам. Михаил был стар годами, но был новым человеком в своей формации. Он был настоящим мистиком – живым движением весны бытия.

 

Как благоухает майский цвет яблонь! Глаз радуется белесому небесному покрывалу. И в такие дни время замирает, особенно здесь, в горном монастыре Двенадцати апостолов. Никто, наверное, не скажет точно, когда и откуда Михаил прибыл в монастырь, получил свое посвящение. Да и незачем это знать. Он был так гармоничен в этом месте, что казалось, будто человек родился прямо здесь.

 

Однако изредка его одиночество нарушал один гость. Гость этот был местным мальчиком, шестнадцати лет. Звали его Александром. Он был на вид как все подростки – совершенно обыкновенный. Чёрен волосами, жидкие усики едва пробивались на юном гладком лице. Мозолистые ладони, с ранних лет познавшие слово «труд». Поношенная, вытянутая одежка. Мальчик был молчалив, рассудителен и дисциплинирован невероятно. Причиной тому являлось строгое отцовское воспитание, да бедность семьи. Но вот, что было не так, как у всех других его сверстников, так это желание понять… Что понять? Зачем понять? Это мы узнаем чуть позже, а сейчас главное – именно его непреклонное желание получить понимание. Не знание, нет. Александр не стремился к наукам. Не тайну какую, тоже нет. Вся тайна человечества проста: руки – в труде, а сердце – в любви. Он-то как раз знал, что такое «руки – в труде». Может быть, Александр искал ответ на загадку о «сердце, которое в любви»? Да, и это тоже, поскольку истинную любовь мало кто может ощутить и создать в себе. Но было в его поиске еще и то загадочное, что он не мог осознать мыслью своей, но по наитию видел эту потребность искать и куда-то двигаться. Внутренний голос его не подвёл.

 

Так вот Александру, живущему неподалеку отсюда со своими родителями в маленьком каменном доме близ реки Чанги, было позволено время от времени приходить в сад Двенадцати апостолов, чтобы по силам своим помогать некоторой работой с землей, и по-возможности побеседовать с Отцом Михаилом на главные для него (а на самом деле для каждого здравомыслящего человека) темы: «Что есть жизнь и любовь, что есть человек в ней; для чего мы работаем так много; какими путями, с какой целью и к чему же мы движемся?».

 

Вопросов было много, очень много. В беседе старец никогда не отвечал на вопросы юного Александра прямо. Он читал ему стихи, рассказывал мудрые притчи, по-доброму смеялся над его доводами о мироустройстве, шутил, молчал, реже – покидал Александра, оставляя в саду одного.

 

Но настало время, когда он просто сделал так, чтобы мальчик увидел все, как есть. Святой рукой своей Михаил прикоснулся к его лбу, сказав при том:

 

– Ты желал знать. Но я вижу, что знание тебя не насытит. Знание не заполнит и половины кувшина твоей души. Я вижу, что ты тот, кто, словно эти яблоневые дерева – жаждущий цвести и плодоносить, только можешь передвигаться по Земле и говорить в силу своей природной формы. Твои сердце и душа хотят быть услышанными, потому дам тебе ношу. И ноша эта только твоя. Другой не поднимет ее. Для тебя же она будет легче воздуха, будет сама нести тебя на крыльях по миру, чтобы известить тех, кто нуждается в известии. И ты станешь способен давать такую же ношу в дар любому, кто попросит ее для себя через свои творения. А теперь иди и взращивай плод, иди и говори о плоде, иди и дари плод своего духа, иди и создавай множество плодов, иди, чтобы любить.

 

Александр сел под яблоней, даже не сел, а сполз по стволу на землю и пережил целостное присутствие. Это переживание похоже на то, когда ураган отрывает пылинку с дороги и несет ее куда ему угодно. Полет: «Ух, ты!» Пылинка даже думать не смеет о сопротивлении – нет никакой разделённости с ураганом. Пылинка тотальна, она не оценивает действие урагана. Она принимает всей своей материей ураган. Пылинке легко по одной причине – она наслаждается ураганом, она, безусловно, любит космический ураган. Первое и единственное, что юный искатель смог произнести в тот момент, было: «Да! Нет!! Ух, ты!!!».

 

А через мгновение, эта эмоция принесла ему вот какое видение: «Будто я муравей, который снует то туда, то сюда, и на первый взгляд не может найти дорогу: крутится вокруг да около на одном месте, но найти никак не может… А на самом-то деле – дорога мне известна как никому другому, дорогу эту знаю с рождения, просто не иду прямо, потому что прямой путь – ложный путь; а муравей изучает местность на каждом шагу, принюхивается к каждой соломинке – чему служба его требуется, кому де помощь нужна. Вот таким муравьем я себя и увидел. Сидел я так, пока не наступило утро, полный переживания «Да! Нет!! Ух, ты!!!». А утром я понял, что изменился весь. Прежний Александр перестал вдруг существовать. Чувства изменились! Мысли изменились! Глаза изменились! Мои глаза различали цвет и свет по-новому, по-особому. Весь мир превратился для меня в цвета. Что за дар такой? Когда я смотрел на яблоневый лист, то видел не один зеленый цвет, а сотню зеленых оттенков. Когда смотрел на Солнце, – видел не просто желтое Солнце, но мог различить десятки желтых тонов в одном Солнце. Это чудо, оно как есть! Глаза мои уставали, но способность видеть цвета и свет так детально только усиливалась. И новое чувство – это поразительное желание остановить на секундочку все-все, чтобы перенести на бумагу, на материю, да просто ­– на стену то, что я чувствую и вижу вокруг себя. Тогда более не в силах оставаться бездейственным, я ушел. Ушел любить, ушел, чтобы создавать, ушел растить плоды жизни».