рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Пальцы пианиста

Пальцы пианиста - раздел Философия, Истинный первородный грех заключается в ограничении Абсолюта   В Полдень Жареное Солнце Раскалило Воздух До Такой Температур...

 

В полдень жареное солнце раскалило воздух до такой температуры, что деревянный просмоленный подоконник Сашиной комнаты нагрелся не хуже русской печи. Окна были хоть и маленькими да засаленными от многолетней тротуарной пыли и грязи из-под лошадиных обозов, из-под ног прохожих, от разбиваемой дождем земли, но свет вполне еще пропускали, что радовало всякого постояльца, и тем более радовало того человека, для которого солнечный свет был не просто светом, но нечто большим и волшебным: преломляющим миры на цвета.

 

Александр нашел минутку, после пятичасовой работы с новой картиной, чтобы отдохнули ноги и кисти рук: все время он писал стоя, напряженно сжимая в пальцах кисточку. Это была его особенность; когда мастер ваяет свое полотно, он полностью расслаблен, только пальцы не слушаются – они становятся свинцовыми хищниками, что впиваются в деревянную рукоять кистей. Это утомило художника, и он, приклонившись на соломенный матрац, тихонечко задремал. Во сне ему снилось, как будто кисточка вросла в руку, будто бы ее уже никоим образом невозможно оторвать, и он так и живет с ней в руке. И что интересно: это ни печалит его, ни приносит неудобств. Это так закончено в своей форме; вот бы и вправду кисти вросли б в руки – тогда можно было бы писать всюду, где бы ни находился… И тогда ему уже не пришлось бы объяснять зачем он пишет свои картины, ведь это и так очевидно: Бог дал ему руки-кисти – он не может не писать. От этого сна стало легко на душе.

 

Разбудил его звон дребезжащего стекла. На подоконник из приоткрытого окошка неизвестный бросил камень, а к камню была привязана аккуратно сложенная бумага, словно записка. С волнением от неожиданного вторжения, Александр встал с постели, и, взяв послание, развернул его. Это было письмо, направленное лично ему. Письмо от девушки: с первых же строчек не было сомнений. Слова были выведены аккуратно, синими чернилами; листочек сложен вчетверо и слегка надушен терпким розовым ароматом.

 

Сударь,

Прошу вас, прочтите это письмо внимательно до конца. Теперь, когда оно написано моей рукой, это стало для меня вопросом чести.

Мы с вами не знакомы, но чувствую я, когда украдкой смотрю на вашу картину «Поле хмурится», то трепет заполняет мою грудь, становится не по себе. Я раскаиваюсь в преступлении: украденная картина моих рук дело. Ради бога, не гневайтесь, но прошу, поймите же мою сиротливую душу… То, что вы делаете – ваши работы – сводит меня с ума, я думать не могу ни о чем, кроме вас.

Делайте теперь, что желаете, ведь так неприлично молодой девушке писать такое послание, но знайте, что я решила открыться вам из любви к искусству, а сердце мое жаждет любви к вам.

Если вы не соизволите видеть меня и говорить со мной, то сожгите письмо немедленно. Не предавайте девичью честь, не заставляйте меня страдать и измываться над собою.

Найдите меня поутру в городском саду. Я принесу «Поле хмурится» в полной сохранности к вашим ногам. Примите ли вы назад только картину или и меня вместе с ней – решать вам.

Будьте же решительны и будьте сострадательны.

Прощайте, Катерина.

 

***

 

В саду прогуливались молодые парочки, старики с собачками и дневными газетами пестрящими последними городскими новостями, мамаши крутили своих чад на карусели. Аллеи выцвели, но все же украшали песочные дорожки своей зеленью.

 

– Александр! Это я, я здесь! – окликнул молодой девичий голос из-за кустов акации, – ваша картина, пожалуйста, возьмите и не серчайте…

 

– Ах! Она цела, не изменилась, не помята… мое «поле». Я скучал по нему. Кто вы? Как же вы посмели?..

 

– Я никогда…никогда бы. Но они столь прекрасны, и вы – тоже. Извините меня.

 

– Не извиняйтесь. Красота вашего стана и лика прощает вам любые слова, Катерина. Что ж, будем знакомы, я ведь уже не сержусь на вас. Ну, честно, не сержусь.

 

– Мне приятно знакомство с вами, правда. Так вот просто быть рядом с вами, а как будто тысячу лет знакомы, не правда ли?

 

– Так бывает, я слышал.

 

– Но что же мы стоим? Давайте присядем; вон и скамеечка совсем свободна, идемте же…

– Сколько полотен ты написал? Это ничего, что я на «ты»?

 

– Давайте на «ты», словно близкие приятели, в этом нет ничего осудительного, хотя мы не знакомы вовсе.

 

– А я смотрю на ваше «Поле хмурится» и думаю, что мы все таки знакомы…

 

– Нет, я вас не помню.

 

– Может быть… так много ли вы уже работали над картинами?

 

– Не так много. Сейчас восемь работ.

 

– Вы позволите взглянуть на все восемь? Простите за назойливость: не могу сдержать свое влечение к прекрасному.

 

– Что же, как ты думаешь, прекрасного в моих полотнах?

 

– Краски, которые ты поставил каждую – на свое место так чудны. Они, как ноты выстроены в симфонию. И все, что есть прекрасного в них – прекрасно в тебе.

 

– Я не понимаю…

 

– Музыкальность. Мелодия, я слышу мелодию, глядя на картины.

 

– Возможно, хотя я не слышу мелодий, рисуя. Но почему я так нужен вам, то есть тебе, ведь сам я не красавец, меня сторонятся люди? – Сказал Александр, сам не зная, почему и тут же смутился.

 

– Не смущайся, мой друг, в тебе есть красота, – выпалила Катерина, не зная чем подтвердить свои слова под пристальным вопросительным взглядом Саши, – ну, хоть, пальцы: это пальцы пианиста. Они белые, ровные. Твои пальцы созданы, чтобы писать музыку, только красками…

 

Катерина не нашла, что сказать лучшего в качестве комплимента. И Саша почувствовал, холодок – эту ложь, поскольку его пальцы были не белы от работы, а напротив – мозолисты и слегка с желтым отливом, но он промолчал.

 

Почти до вечера они ворковали в саду. Катерина так искусно говорила о своей любви, что юное сердце художника, наконец, сдалось, расплавилось, и стало верить каждому слову, включая лесть. А там, где слово ее дрожало – помогали глаза, игриво дразнящие своей ангельской чистотой и непорочностью.

 

Когда он проводил даму до ее дверей, то меж ними завязался разговор, который повлиял на дальнейшие отношения с Катериной. Этот разговор так увлек мастера цвета, что он потерял всякую опору действительности. Это был поистине гипнотический разговор для него.

 

– Скажи мне, Саша, когда я была в твоей мастерской, то краем глаза видела еще одну картину... похоже на детский рисунок, словно ты просто водил по холсту кисточкой без цели, смешивая желтый, синий, красный цвета. Эта работа, какая то нереальная, она не из жизни – такого нет в природе. Как ты сам понимаешь, где реальность, а где выдумка?

– Для меня существует только одна реальность: моя работа с цветом и формами. В той реальности, о которой ты говоришь я не найду для себя ничего реального. И в картинах моих ее нет. Там только мое чувство реальности, мой истинный мир. Люди не понимают его, для них – это мир ненормального человека. Ведь мои картины необъективны, они символичны, они просто представляют, показывают послание. Послание не всякий сможет прочесть – только зрелый к нему человек. Это не описание вашей действительности, здесь нет точных пропорций, это лишь живой образ, некая видимость.

 

Объясняя свою реальность, Александр так увлекся, что перестал воспринимать условности. Он был настоящим в тот момент, совсем ребенком. Катерина остановила его речь мгновенным поцелуем, а потом ускользнула в темноту двора.

 

И Саша понесся домой со всех ног, воодушевленный, со слезами радости на глазах. Счастье переполняло его, потому что это было в первый раз, так душевно. Кто-то обратил на него внимание, кого-то он интересовал, как человек, как мужчина, как художник. И душа его сдалась, отступила от привычного отношения к людям. Теперь он не сострадал – он просто влюбился, вспыхнул неведомым ему чувством.

 

Дома уже все спали, а он бросился к мольберту и писал до утра. Это был его подарок прекрасному вору картин, синеглазой Катерине. Он закончил его за два дня – так быстро, как еще никогда не писал. А потом упал на солому и заснул крепко-крепко, совсем младенческим сном без сновидений.

 

***

 

На небе месяц набрал свою последнюю четверть. Вечер был романтическим для любого поэта. А Александр был поэтом, хоть и не писал поэзию. Сердце юноши взрывалось восторгом весенних чувств, ручьи журчали алмазными ручьями; то ли от того, что новая работа принесла так много сил и вдохновения, то ли от того, что Катерина волновала его. Одним словом, всё это имело для него трогательное значение.

 

Он спешил подарить то, чему посвятил душу в эти два дня. Когда, не помня себя, ноги донесли его до дома Катерины, что-то остановило Александра. То ли уличный шум, то ли мысль. Но был с самого начала этой истории какой-то фон, какая то неверная нота. Сделав еще с десяток шагов, он услышал разговор. Это были женские голоса, и меж них – голос Катерины.

 

– Девочки, представляете, он такой наивный. Ну, просто ребенок.

 

– Ты целовалась с ним, Кати? И как?

 

– Да, целовалась. По-моему, целуется он лучше, чем малюет.

 

– Ха-ха-ха, это правда… Вот дурак – нарисовал мазню, и думает, что это картина.

 

– Я ему сказала, что это прекрасная картина, с необыкновенной реальностью.

 

– Что же он?

 

– Поверил, да так разошелся философствовать. Я, говорит, вижу другую реальность, живу в своем мире. Ну, чем не бред? Бедненький какой – он верит в это. «Пальцы у тебя, словно у великого пианиста», говорю.

 

– Ох-хо… И, поди, возгордился.

 

– Да это он хотел тебя в постель затащить! Все они сперва бедненькими да скромненькими прикидываются! Он как все мужики – нужно только одно, а потом – бросит. Свое получит и скажет: «Я в своем мире живу. Ничего не понимаю, что ты хочешь от меня?». Надо бы ему отомстить за грубость.

 

– Проучи его, проучи. Али слабо тебе Катерина? Ведь не впервой так развлекаемся…

 

– Надо все его картины выкрасть, чтобы он понял, что так нельзя малевать.

 

– Я скажу ему, когда придет иной раз ко мне, что куплю все его работы. Товар возьму, а за деньгами – к теткам отправлю. Вот они посмеются, бестии. Да на рынке ославят.

 

– Ну, на том и порешим. А я пока своим сестрам расскажу, пусть смеются, ведь, вправду, – есть над кем.

 

Сердце подпрыгнуло в груди. «Что же это? Почему так? Она надо мной смеялась... и так жестоко!». Слезы накатили на глаза, сделали их красными и туманными. Грудь сжалась, и внутри ее так пронзительно зажгло. Захрипело горло в порывистом дыхании. Александр только и сделал несколько шагов и с размаху упал на мостовую, разбив голову в кровь. Тело охватил удар, от которого его трясло, и ртом шла пена. Такое впервые случилось с ним.

 

Прохожий старик отнес его в тень соседнего двора, напоил водой. Спустя четверть часа он пришел в себя.

 

– Что с тобой, малый? Что ж ты падаешь так… – спросил старик, еще подавая воды. На шум пришли люди из дома, собрались зеваки.

 

– «Пальцы пианиста» – будут лучшим подарком, не картина, не картина, а пальцы… она не достойна! – бурчал себе под нос Саша, не глядя на старика.

 

– Что? Что он говорит, какие пальцы? – не понимая, переглядывались люди.

 

– Мир так жесток, но что я могу сделать? – продолжал говорить сам с собой художник – Искупить её жестокость своей работой. Ничто не может остановить это, ничто…

 

– Да он сбрендил, свихнулся, наверное. Отвезти его надо бы в больницу.

 

И тут Саша вскочил на ноги, и почти не глядя, помчался наобум – прочь отсюда.

 

День он скитался по городу. Купил в лавке на углу, сам не зная, почему на последние деньги горького турецкого табака, а потом еще сутки курил его, бесцельно глядя на голубой дымок. Выбежал из города и пролежал остаток дня в поле, глядя в небо, как в прозрачном сиреневатом воздухе купалась ласточка. И показалось ему, будто бы русые кудри прорастают травой полевой, а голубые глаза становятся озерцами чистыми. Дремота сладкая спустилась с гор и поселилась в его думах. И он покорился сну.

 

Уже дома, в своей мастерской, он понял, что не может спокойно глядеть на свое «поле» без ответа на наглую шутку. И Александр вспомнил свое обещание искупить жестокость людей своей работой, которой никто-никто не смог бы помешать, ничто не смогло бы остановить.

 

Тогда голова вновь помутнела, мысли стали тяжелы. Он поднялся на кухню, где обыкновенно хозяйка разделывала рыбу и мясо, и, схватив тесак, отхватил себе три пальца на левой руке. Мизинец, безымянный и средний лежали аккуратно на столе в кровавой лужице. Он засмеялся. «Вот и вправду давешний сон был пророческим: руки становятся кисточками. Этими двумя пальцами я смогу держать только кисти!». И он пуще прежнего смеялся, но как-то по-дикому, без сдерживания, без толики приличия, а во весь голос.

 

Спустившись в мастерскую, Саша написал записку, завернул в нее отрубленные пальцы и снес прямо Катерине. Стало ему после этого легко. Все ушли из его жизни, только он остался одиноким в своей пустоте. В том одиночество естество творца заявляет о себе, и это — цветение. Ему стало так дивно, словно он поставил точку в длинном, спутанном предложении. И точка эта была последней, потому что весь роман окончен, последняя страница перевернута.

 

А в записке той сказывалось вот что.

 

Во всей моей жизни кто-то любил что-то во мне, но никогда – меня самого. Вы были так слепы, чтобы увидеть что-либо значимое во мне, кроме пальцев, поэтому я отдаю должное за ваше внимание – свои «пальцы пианиста». Наслаждайся ими, слушайте звуки...

 

***

 

В городе пошла молва о сумасшедшем художнике. Александр стал в некотором роде знаменит. Людям все-таки свойственно сплетничать и искажать действительность, так что одни говорили, будто бы некий художник писал картину своей кровью. Были и те, что более других навевали ужасов, говоря, что он всем своим натурщицам отрезает какую-нибудь часть тела: кому палец, кому ухо, а иным – и голову, и что это «кровавый художник». А третьи утверждали, будто он проделал это со всеми своими пальцами, и на ногах – тоже, что это есть новый символизм в живописи и прочая чепуха.

 

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Истинный первородный грех заключается в ограничении Абсолюта

На сайте allrefs.net читайте: "Истинный первородный грех заключается в ограничении Абсолюта"

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Пальцы пианиста

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Да! Нет!! Ух, ты!!!
роман     ~   Все началось с того, что…   Прежде, чем набрать на клавиатуре текст этой кни

Святой Михаил
  Святой Михаил трудился в монастырском саду. Яблоневые деревья в этом году стала подтачивать разная насекомовредительная напасть, и Святой Михаил заботился о здоровье сада.

Дело, с которым приходим на Землю
  Дай Бог каждому так рано понять себя, как понял Александр. И спасибо за святого посланника на его пути – отца Михаила. Совсем юный человек, оставаясь еще на поруках своих родителей,

Школа живописи
  Рано утром, когда спали даже куры в его деревни, задолго до рассвета, в колющей глаза темноте, Александр покинул семью. Он осторожно вышел из дома, пешком направился в просоленный р

Выставка
  Прошел еще месяц. И вроде бы все утихло, но не все еще…   Как-то раз в дом, в котором арендовал жилье художник, явился человек. Человек этот был маленького ро

Ангел без крыльев
  Чуть выпивший на радостях, разгоряченный от происшедших деловых событий, а главное – от неслыханного и нежданного богатства, Манякин ввалился в мастерскую к Александру, разом разруш

Машенька
Незаметно наступила осень. Осень в тех местах холодна, сурова. По утрам она кутает все живое в голубой туман, и лошади, дыша паром, кажутся неземными существами. Так вот все и преображается. Водоём

Посвящение князя
  Через неделю Александра закончил «рыбаков». Князь, глядя на полотно, не мог вслух высказать свои душевные перемены, а они были. Вслед за некоторым эмоционально-чувственным знанием с

Пятьдесят солнц
  Полновский, переутомленный небесными переживаниями, лег спать. В ту ночь, равно как и во все последующие ночи, ему не снились сны. До того, как он обрел свое новое имя ему являлись

Богатство Рыбака
  В фамильном замке Полновских резвился, бегая с собакой на перегонки от столетнего дуба до разлапистой ивы и обратно, мальчик лет восьми. Кудрявый, стройный, симпатичный Славка. Мать

ОБ АВТОРЕ КНИГИ
  Достигнув ответственного возраста, стал интересоваться возможностями человека, проявлениями его сущности в окружающей среде. Актуальными вопросами, которые не объясняет классическая

МЫСЛИ О СЕБЕ И СВОЕМ ПУТИ РЕАЛИЗАЦИИ
  Давно уже, еще в школьном возрасте я не любил уроки литературы, да и вообще литературу, как таковую. Мне казалось скучным тратить время на чтение «этой глупой книжной писанины, стол

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги