Одной из бесспорных заслуг Генона является то, что он вернул понятию интеллекта живую эзотерическую глубину, практически утраченную мистиками последних столетий. Действительно, изучая литературу соответствующей тематики, можно видеть либо спекулятивный рационалистический мистицизм в духе Спинозы или Экхарта Мейстера, либо сентиментальные восторги католической мистики. Столь же бесплодным оказалось привнесение этих двух тенденций — рационализма и сентиментализма — в сферу философии, где они, в действительности принадлежащие к одному профаническому уровню мышления, создают видимость оппозиции и противоположности. Редко кому удавалось совместить выводы мистического сердечного опыта и пульсацию творческой мысли воедино столь же успешно, как это сделал в своем изложении основ сакральной метафизики Рене Генон. Вышесказанное не означает, что он решил эту проблему раз и навсегда, что в принципе и невозможно, и о тех проблемах, которые порождает геноновский синтез ума и сердца, речь пойдет впереди, но, во всяком случае, мыслитель сделал в этом направлении громадный шаг, безусловно представляющий собой новое слово всей европейской традиции (если, конечно, Генона можно к ней причислять). Следует подчеркнуть, что Генон никогда, в том числе и в данном случае, ничего не изобретал и не развивал, а лишь очистил истину от многовековых заблуждений.
Мыслителя интересует не сам интеллект как таковой, а "истинная и чистая интеллектуальность", признаком которой является высшая логика, восходящая к сиянию Логоса и приобретаемая лишь благодаря постижению священной науки духа, иначе говоря, в результате посвящения. Стремясь восстановить "подлинную интеллектуальность", позволяющую проникнуть в глубину Единой Традиции, лежащей в основании всех религий и духовных доктрин, Генон опирается на слова апостола Павла, рекомендующего всем религиозным моралистам искать в религии "твердую пищу". А она, эта "пища", возникает из сплава разума и веры, в свою очередь рожденного из огня инициатического откровения.