Научные, философские и религиозные картины мира.

Огромное практическое значение науки в XX в. сдела­ло ее той областью знания, к которой массовое сознание испытывает глубокое уважение и пиетет. Слово науки ве­сомо, и оттого рисуемая ею картина мира часто принима­ется за точную фотографию реальной действительности, за изображение Вселенной такой, как она есть на самом деле, независимо от нас. Да ведь наука и претендует на эту роль — бесстрастного и точного зеркала, отражающего мир в строгих понятиях и стройных математических вы­числениях. Однако за привычным, коренящимся еще в эпохе Просвещения доверием к выводам науки, мы часто забываем, что наука — развивающаяся и подвижная систе­ма знаний, что способы видения, присущие ей (парадиг­мы) — изменчивы (см. об этом гл. X). А это означает: сегод­няшняя картина мира не равна вчерашней. Повседневное сознание все еще живет научной картиной мира прошлых лет и веков, а сама наука уже убежала далеко вперед и рисует порой вещи столь парадоксальные, что сама ее объективность и беспристрастность начинает казаться мифом...

Наш век стал веком коренной смены парадигм научно­го мышления и радикального изменения естественнона­учной картины мира. Вплоть до начала нынешнего столе­тия в науке господствовала возникшая в Новое время ньютоновско-картезианская парадигма — система мышле­ния, основанная на идеях И. Ньютона и Р. Декарта. По­следнему принадлежала идея принципиальной двойственно­сти реальности: материя и ум — различные, параллельные друг другу субстанции. Отсюда следовало, что материаль­ный мир можно описать объективно, не включая в опи­сание человека-наблюдателя с его специфической пози­цией, с его субъективностью. Можно сказать, что сама идея «строго объективной науки» вырастает из декартов­ских онтологических построений.

Сразу стоит отметить, что научная картина мира, воз­никшая из учении Декарта и Ньютона, отбросила один очень важный момент, присутствовавший как у одного, так и у другого «патриарха»: фигуру Бога. Рационально-механистический образ мира, формировавшийся в трудах последователей, демонстрирует нам мир как единый и единственный: мир твердой материи, подчиненный жест­ким законам. Сам по себе он лишен духа, свободы, бла­годати, он безмолвен и слеп. Физикалистски понятая действительность — гигантские космические просторы, в которых движутся по четким траекториям массы мате­рии — не несет в себе никакой необходимости появления человека и сознания. Человек в этом мире — ошибка, описка, курьезный случай. Он — эпифеномен (побочный продукт) звездной эволюции. Лишенная Бога и сознания Вселенная не живет, а существует без смысла и цели> бо­лее того, всякий смысл для нее — ненужная роскошь, ара­беска, разрушающаяся под влиянием закона энтропии.

Механистическая Вселенная Ньютона состоит из ато­мов — маленьких неделимых частиц, обладающих постоян­ной формой и массой и связанных таинственным законом тяготения. Она организована в трехмерное пространство классической эвклидовой геометрии. Это пространство абсолютно, постоянно и всегда находится в покое. Оно представляет собой большое вместилище тел, само по себе нисколько от них не завися и лишь предоставляя им возможность перемещения под воздействием силы притя­жения. Точно так же время являет собой чистую длитель­ность, оно абсолютно, автономно и независимо от материального мира. Однородным и неизменным потоком течет оно из прошлого через настоящее в будущее. В це­лом Вселенная предстает как огромный полностью детер­минированный часовой механизм, в котором действует непрерывная цепь взаимосвязанных причин и следствий

Если бы можно было получить точную информацию о каждом звене этой цепи, то стало Бы вполне возможным совершенно точно реконструировать любую ситуацию прошлого и предсказывать события будущего без всяких, погрешностей.

Вселенная, представленная в виде комплекса механиче­ских систем, развивается без участия какого бы то ни было сознания и разума. Вся ее история, начиная от «большого взрыва» до сегодняшнего дня — результат слепого и стихийного движения материальных масс. Жизнь зарож­дается в первозданном океане случайно как результат бес­порядочных химических реакций, и пойди процесс чуть по-другому, сознание никогда не проявилось бы в бытии. С физикалистской точки зрения появление жизни и со­знания — не только загадка, но и явление достаточно странное, абсурдное, так как оно противоречит второму началу термодинамики, утверждающему, что всякая слож­ная система неуклонно стремится стать простой, но не наоборот. Иронизируя по поводу механистических взгля­дов, выдающийся современный ученый Станислав Гроф замечает: «Вероятность того,, что человеческая разумность развилась из химического или первобытного океана благо­даря всего-навсего случайной последовательности меха­нических процессов, кто-то недавно очень удачно сравнил с вероятностью того, что ураган, пронесшийся сквозь гигантскую помойку, случайно соберет «Боинг-747».

Полагая человека случайностью, механистическая наука не интересуется его судьбой, его целями и ценностями, ко­торые выглядят смешными нелепостями, мгновенной вспышкой сознания в грандиозной машине бессмыслен­ной Вселенной. Субъективное (т. е. принадлежащее чело­веку, субъекту действия и мышления) перемалывается жерновами объективного. Мир выглядит как нечеловекоразмерный, бесстрастно уничтожающий все человеческое, да и просто не замечающий его.

В начале XX в. был сделан целый ряд открытий, в корне изменивших видение мира современным естествознанием. Теория относительности А. Эйнштейна, опыты Резерфордас альфа-частицами, работы Нильса Бора, исследования в химии, биологии, психологии и других науках показали, что мир гораздо разнообразнее, сложнее, чем это представлялось механистической науке, и что сознание человека изначально включено в само наше восприятие действительности. «Антропный принцип» означает: мир та­ков, каков есть, потому что это мы глядим на него, и вся­кое изменение в нас, в нашем взгляде, в нашем самочув­ствии и самосознании меняет картину мира. «Чисто объективное» ее описание — невозможно.

Каким же мир предстает глазам современного ученого?

Согласно теории относительности пространство не трехмерно, а время не линейно. И то и другое не являют­ся отдельными самостоятельными сущностями. Они тесно переплетены и образуют пространственно-временной континуум. Поток времени не является равномерным и однородным, он зависит от позиции наблюдателя и его скорости относительно наблюдаемого события. Кроме того, в общей теории относительности речь идет о том, что пространство и время находятся в тесной связи с массой тел: возле гигантских космических тел пространство спо­собно искривляться, а время — замедляться.

В новой картине мира исчезает жесткое различие между материей и пустым пространством, так как развитие атом­ной и субатомной физики разрушило представление о твердой материи. Это значит, что когда мы выходим за рамки «зоны средних измерений», углубляемся на другие уровни существования материи, то обнаруживается, что элементарные частицы, из которых состоят атомы — не­вещественны. В квантовой физике один и тот же феномен может выступать и как частица, и как волна, частицы как бы непрестанно создаются из чистой энергии и возвраща­ются в собственно-энергетическое состояние. Это сплош­ная динамика, которая не позволяет говорить о фиксиро­ванном месте в пространстве и о массе покоя. Элементарные частицы являют собой сгустки поля.

На субатомном уровне материя не столько существует, сколько «проявляет тенденцию к существованию», внутриатомные события выступают как неопределенные, случающиеся, спонтанно возникающие и могут быть опи­саны лишь на языке математических вероятностей. Таким образом, в области квантовых взаимодействий не может

быть и речи о причинности, присущей ньютоновско-картезианскому отображению мира.

Работы Нобелевского лауреата Ильи Пригожина, по­священные так называемым диссипативным структурам в химических реакциях, положили начало новому принци­пу осмысления действительности: «порядок через флукту­ации». В свете этого принципа, признающего за Вселен­ной первичную динамическую неопределенность, оказалось возможным выработать новое понимание эволю­ции. Второй закон термодинамики не всесилен, ибо все су­ществующие системы имеют прирожденную способность мутировать в направлении большей сложности. Одна и та же энергия, одни и те же принципы обеспечивают эволю­цию на всех уровнях: от физико-химических процессов до человеческого сознания и социокультурной информации. Вселенная оказывается единой во всех своих пластах, жи­вой, развивающейся, восходящей на новые ступени бытия.

На базе подходов, отбросивших старые представления, возникают радикалистские взгляды. К ним принадлежит, например, «шнуровочная философия природы» Джеффри Чу, разработанная для одного типа субатомных частиц — андронов. Вселенная для нее — это бесконечная сеть взаимосвязанных событий. Они как зеркала, отражающи­еся друг в друге, как живой клубок, где одно непрерывно перетекает в другое. Все теории естествознания — лишь создания человеческого разума, только версии бытия, и их не надо путать с самой реальностью, которая в следующий момент может повернуться совсем другой стороной.

Целый ряд современных физиков приблизился к мистическому мировоззрению. Сейчас на русский язык уже переведена книга Фритьофа Капры «Дао физики», устанавливающая связь между физическими открытиями XX столетия и древними истинами, трактующими мир как иерархию ритмических вибраций единого вселенского начала, духа-энергии. Современные естествоиспытатели все более обращаются к опыту индуизма, буддизма, дао­сизма, к оккультным учениям, усматривающим в основе мироздания творческое сознание. Человек, таким обра­зом, перестает быть обмолвкой природы, а становится за­конным проявлением внутренних потенций действительности. Одна из его главных задач — познание соб­ственного места в бытии и понимание того, что вся Все­ленная пронизана токами разума, наполнена смыслом.

Современная научная картина мира динамична, проти­воречива. В ней больше вопросов, чем ответов. Она изумляет, пугает, ставит в тупик, шокирует. Но ничего не поделаешь. Поискам познающего разума нет границ, и в ближайшие годы мы, возможно, будем потрясены новы­ми открытиями и новыми идеями. А сейчас обратимся к картинам мира, которые не меняются веками и служат объяснением устройства мироздания для многих поколе­ний. Они качественно иные и обращены к сложному взаи­модействию мира людей и мира высших сил.

Философия: человек и мир

Философские картины мира очень многообразны, однако все они строятся вокруг отношения: мир — чело­век. Впрочем, вполне приемлема и инверсия: человек — мир. Собственно на этом различении строятся две веду­щие линии в философском знании, которые можно услов­но назвать объективистской и субъективистской.

Объективистские концепции, независимо от того, явля­ются они материалистическими или идеалистическими, отдают приоритет миру, полагая, что он так или иначе объективен, т. е. не зависит в своем существовании и ка­чествах от желаний субъектов и человеческого способа видения. Истина для всех едина: для людей, богов, демо­нов и любых разумных существ. Если к нам прилетит со­роконожка с Юпитера, у которой уши на ногах, а видит она исключительно в инфракрасной части спектра, исти­ны и законы логики будут для нее те же, что и для нас, так как они отражают объективные характеристики действи­тельности (или, напротив, эмпирическая действитель­ность есть выражение объективных логических законов). Объективистские философские концепции полагают, что мы все можем и должны находить общие позиции но воп­росу о качествах действительности и своем месте в ней, а те, кто упрямствует в отстаивании особой позиции — про-

сто заблуждается,, впадает в иллюзию. Яркими примера­ми объективистских концепций были философия Гегеля и Маркса. Учения этого типа очень высоко ценят роль познания в жизни людей, так как считают, что рациональ­ное знание непосредственно связывает нас с истиной и показывает мир таким, как он есть.

Противоположностью объективизма является субъективизм, когда мир, общий для всех живущих субъек­тов, заменяется на множество «мирков». Я — сам себе Вселенная, я вижу действительность исключительно со своей точки зрения, пребываю в своих ситуациях и без­мерно одинок, потому что никто не может разделить со мной моего индивидуального мира, становящегося тюрь­мой. Вся иная действительность преломляется через мое уникальное «я», потому, вообще-то, трудно сказать, есть ли что-нибудь объективное. Все зависит от меня, и мир как бы сплавляется со мной, становится моей проекцией, результатом моей активности. Границы между «я» и миром размываются при доминировании личностного начала. Ярким примером субъективизма такого рода выступает философия Ж. П. Сартра, который считает, что человек, не по своей воле «заброшенный в бытие» — полностью свободен. Общих истин и общих правил нет. Каждый про­ходит через жизнь на свой страх и риск, делая все что по­желает и отвечая только перед самим собой. Поддаться общим истинам и взглядам — значит предать самого себя.

Огромное «пространство» между двумя крайними полюсами и составляет поле философского поиска. Соб­ственно, важнейшей философской проблемой является вопрос: что в мире — от нас, и что — от самого мира ? Что от субъективности и что от объективности? Что зависит от человека и что не зависит? Как в старой молитве: «Госпо­ди, дай мне понять, что я могу изменить, дай мне понять, чего я изменить не могу, и научи отличать первое от вто­рого!» Философия уже две с половиной тысячи лет пыта­ется отличать, хотя ее поиски не всегда успешны.

Философы, желая понять мир, одновременно старают­ся разобраться в том, возможно ли вообще его постижение и как именно оно возможно ? Можем ли мы получать истинные объективные знания или всякая наша обращенность к миру есть взгляд через искажающие очки потребностей л пристрастий? Великий философ XVIII в. Иммануил Кант выдвинул идею о том, что пространство и время, через которые мы воспринимаем действительность, есть тишь способ нашего человеческого видения, и каков мир «сам по себе» — совершенно неизвестно. «Ну и не надо нам этого знать!» — сказали впоследствии философы-прагматисты, — главное г— получать практические резуль­таты, а что там на самом деле, совсем не важно!» Однако другие философы не согласились с таким отказом от позна­ния и решили, если уж и не пробиваться к реальности «са­мой по себе», то по крайней мере, выработать единую точ­ку зрения на то, каким мир для нас представляется.

В западной философии в наши дни доминируют и спо­рят между собой два основных подхода. Согласно перво­му никаких общих точек зрения на мир и судьбы челове­ка вообще быть не может. Каждый человек и каждый философ «варятся в собственном соку» и не имеют выхо­да к своим братьям по разуму.

В соответствии со вторым, возможно взаимопонимание между людьми, а значит, и формирование единых, обще­значимых представлений о том, что являют собой мир и человек. Как бы то ни было, философы всегда общаются между собой, с другими людьми и ищут общий язык, об­щие ракурсы видения, несмотря на то, что «субъективных миров» действительно много, и они порой довольно далеко отстоят друг от друга.

Чтобы не впадать в крайности, можно сказать, что мир, ч котором протекает наша жизнь — это сплав субъектив­ного и объективного, того, что зависит, и того, что вовсе не зависит от нас, и эта сложная диалектика каждый раз кон­кретно рассматривается философией на новом уровне и в новой исторической обстановке. При этом философы об­суждают проблему мира и человека на понятийном языке и никогда ничего не берут просто на веру. Их дело — во всем сомневаться, все подвергать строгому критическому анализу и никогда не останавливаться на достигнутом уровне знания. В этом философия противоположна рели­гии, стремящейся точно воспроизводить древний канон.

Философская картина мира — это картина, бесконечно рисуемая пытливым интеллектом, включающая сложное переплетение человеческого и внечеловеческого, матери­ального и духовного, минутного и вечного.