Новая духовная культура

Дорога на север вилась среди густой сельвы, пересекая не однажды полноводные реки — притоки Амазонки, как объяснил мне отец Санчес. Мы встали на рассвете, наскоро попрощались с Хулией и пустились в путь на машине, кото­рую отец Санчес одолжил у одного друга. Это был мощный грузовик-внедорожник с громадными шинами. Дорога шла слегка в гору. Здесь деревья росли посвободнее и были выше и стройнее.

— Напоминает окрестности Висьенте, — заметил я.

Санчес улыбнулся и ответил:

— Мы сейчас находимся на особой земле, где энергетический уровень чрезвычайно велик. Этот участок — пример­но пятьдесят миль на двадцать — тянется до самых Селестинских развалин, а со всех сторон его окружает дикая сельва.

Далеко справа, на границе сельвы, показалась полоса рас­чищенной земли.

— А это что? — спросил я.

— Ах, это? Это наше правительство так представляет себе развитие сельского хозяйства.

Деревья были повалены бульдозерами и кое-как свалены в кучи, часть стволов была обуглена. На обнаженной почве, поросшей дикой травой, паслось стадо. Несколько коров под­няли головы на шум мотора и проводили нас равнодушным взглядом.

Дальше я заметил участок, где деревья повалили совсем недавно, — и понял, что, если так и пойдет, бульдозе­ры скоро доберутся до тех стройных красавцев-деревьев, мимо которых мы проезжали.

— Какой ужас! — воскликнул я.

— Да, — ответил Санчес. — Даже кардинал Себастьян не одобряет этого.

Я вспомнил Фила — может быть, именно эти места он ста­рался защитить. Что с ним, где он? И тут мне опять неожи­данно вспомнился Добсон. Коннор говорил, что Добсон обещал приехать в гостиницу.

Явно неспроста я получил от Коннора это сообщение. Где сейчас Добсон? Держат его под замком или выслали из страны? От моего внимания не ускользнуло, что мысль о Добсоне явилась мне сама собой, стоило мне подумать о Филе.

— Далеко отсюда миссия Себастьяна? — спросил я.

— Около часа езды, — ответил Санчес,— Как вы себя чувствуете?

— В каком смысле?

— Я имею в виду энергетику.

— По-моему, уровень достаточно высок. Еще бы, такая красота вокруг!

— Что вы думаете о нашей вчерашней беседе втроем?

— Это было удивительно!

— А вы хорошо поняли, что там происходило?

— Вы имеете в виду то, что идеи появлялись у нас по очереди?

— Это само собой, но я имею в виду высший смысл всего этого.

— Я вас не понимаю.

— Я как раз об этом думал. По-моему, такое осознанное общение, когда каждый не стремится подчинить себе остальных, а, наоборот, помогает им проявить всё лучшее, что в них есть, — это модель отношений, которую со временем усвоит всё человечество. Подумайте только, как это подни­мет всеобщий энергетический уровень и ускорит эволюцию.

— Вот именно, — подхватил я, — я тоже размышлял, к чему придет наша цивилизация, когда повысится общий уровень энергии.

По его взгляду я понял, что попал в точку.

— Это и я хотел бы знать!

Наши взгляды встретились, и я понял, что мы оба ждем мысли, что придет кому-то из нас. Наконец он сказал:

— Ответ на это должен быть в Девятом откровении. Оно объяснит, куда приведет нас эволюция.

— Я тоже так думаю.

Санчес затормозил. Мы приближались к развилке, и он, кажется, был не совсем уверен, куда нам сворачивать.

— А Сан-Луис нам не по дороге? — спросил я.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Только если мы свернем налево. А что?

— Коннор говорил, что Добсон собирался проезжать Сан-Луис по пути в гостиницу. Я думаю, это было сообщение для меня.

Мы продолжали смотреть друг на друга.

— Вы ведь притормозили перед этой развилкой, — ска­зал я. — Почему?

Он пожал плечами.

— Сам не знаю. Самый короткий путь на Икитос — прямо. А я вдруг заколебался почему-то.

У меня дрожь пробежала по телу. Санчес поднял бровь и широко улыбнулся.

— Пожалуй, придется ехать через Сан-Луис, а?

Я кивнул и ощутил прилив энергии. Теперь я видел, что остановка в гостинице и встреча с Коннором наполняются глубоким смыслом. Санчес свернул налево и покатил в сто­рону Сан-Луиса, а я смотрел на дорогу и чего-то ждал.

Мы уже проехали тридцать или сорок миль, и ничего не про­изошло. Потом внезапно раздался гудок, и мы увидели дого­няющий нас серебристый джип. Водитель изо всех сил ма­хал нам. Мне он показался знакомым.

— Это Фил! — воскликнул я.

Мы подъехали к обочине. Фил выскочил из джипа, под­бежал к нашему грузовику и схватил меня за руку, кивнув Санчесу.

— Не знаю, куда и зачем вы едете, — сказал он, — но дорога впереди забита солдатами. Вам лучше вернуться и пе­реждать с нами.

Откуда вы узнали, что мы тут проедем? — спросил я.

— Я не знал этого! Я просто случайно взглянул на дорогу и увидел вас. Мы в полумиле отсюда. — Он посмотрел вокруг и добавил: — Лучше побыстрее съехать с этой дороги.

— Мы поедем за вами, — сказал отец Санчес.

Мы развернулись вслед за Филом и поехали назад. Он свернул на другую дорогу, отходящую на восток, и вскоре остановился. Из-за купы деревьев навстречу нам вышел че­ловек. Я не верил своим глазам — это был Добсон! Я вылез из грузовика и побежал к нему. Он был удивлен не меньше меня. Мы обнялись.

— Как здорово, что я снова вас вижу! — воскликнул он.

— Взаимно! — ответил я. — Я думал, вас убили.

Добсон похлопал меня по спине и сказал:

— Убить не убили, но перетрусил я здорово. Меня просто задержали. Но и среди чиновников кое-кто почитывает Руко­пись, — меня потихоньку отпустили. С тех пор я в бегах. — Он помолчал, улыбаясь мне.

— Я рад, что с вами ничего не случилось. Когда Фил мне рассказал, что видел вас в Висьенте, а потом вас схватили вместе с ним, я не знал, что и думать. А ведь мне следовало бы знать, что мы еще встретимся. Куда вы направляетесь?

— Хотим встретиться с кардиналом Себастьяном. Мы пред­полагаем, что он хочет уничтожить последнее откровение.

Добсон кивнул и хотел что-то сказать, но тут подошел отец Санчес. Я быстро представил их друг другу.

— Кажется, я слышал ваше имя, — сказал Добсон. — В Лиме говорили об аресте двух священников.

— Отца Карла и отца Костоса? — спросил я.

— Да, кажется, так их звали.

Санчес только покачал головой. Потом мы с Добсоном стали рассказывать друг другу наши приключения. Он похвастался, что усвоил все восемь откровений. Ему не терпелось еще о чем-то рассказать, но я его перебил, вспомнив про Коннора. Я рассказал, как встретился с ним и как он уехал в Лиму.

— Боюсь, там-то его и арестуют, — сказал Добсон. — Очень жаль, что я вовремя не попал в эту гостиницу, но мне надо было заехать сначала в Сан-Луис, чтобы встретиться еще с одним ученым. Правда, я его там не нашел, зато увидел Фила, и...

— И что? — спросил Санчес?

— Вы лучше сядьте, — сказал Добсон. — Вы не поверите. Фил нашел список части Девятого откровения!

Мы застыли на месте.

— Это перевод? — спросил отец Санчес.

— Да.

Фил, который всё это время возился с чем-то в джипе, подошел к нам.

— Так вы нашли часть Девятого откровения?! — воскликнул я.

— Не совсем так. Я не сам ее нашел, а мне дали. После того как нас с вами арестовали, меня привезли в какой-то другой город, не знаю, как он называется. Через некоторое время его посетил кардинал Себастьян. Он всё расспрашивал меня о Висьенте и о моей деятельности в защиту леса.

Я не понимал, почему это его интересует. И вдруг надзиратель приносит мне часть Девятого откровения! Он стащил ее у кого-то из людей Себастьяна, который, видимо, только что закончил ее переводить. Там говорится об энергии старых лесов.

— А что именно? — спросил я.

Он задумался, вспоминая, и Добсон снова предложил нам сесть. Он привел нас на прелестную полянку, в центре кото­рой был расстелен брезент. Там было очень красиво. Полян­ка имела около десяти метров в диаметре и была со всех сто­рон окружена высокими деревьями.

На ней росли кусты с ароматными цветами и папоротники — такой яркой зелени я никогда раньше не видел. Мы сели в кружок. Фил посмотрел на Добсона. Добсон обвел взглядом нас всех и начал:

— Девятое откровение рассказывает, как изменится человеческая цивилизация в следующем тысячелетии в результате сознательной эволюции. Там описывается новый образ жизни.

Например, Рукопись предсказывает, что мы добровольно сократим рождаемость и население земли уменьшиться, так что все смогут жить в самых красивых и богатых энергией уголках планеты.

Причём заметьте, что тогда красивых мест станет намного больше: мы перестанем вырубать леса, и они будут спокойно расти, накапливая энергию.

Согласно Девятому откровению, в середине следующего тысячелетия все люди будут жить среди пятисотлетних ле­сов и тщательно ухоженных садов, но, при этом, вблизи от городов, наполненных невероятно сложной техникой.

К тому времени всё, что человеку нужно для жизни — еда, одежда, средства передвижения, — будет изготовляться автоматически и в таких количествах, что их хватит на всех.

Все наши потребности будут полностью удовлетворяться безо всякой необходимости в каких-то денежных расчетах — но без излишеств и потворства лени.

Руководствуясь интуицией, мы будем точно знать, что и когда следует делать, и наши действия всегда будут согласо­ваны с действиями остальных.

Потребление не превзойдет разумных пределов, потому что мы изживем слепую страсть к обладанию вещами, и чрезмерная забота о своей безопас­ности тоже отойдет в прошлое. В следующем тысячелетии нас будут заботить совершенно другие вещи.

Согласно Рукописи, — продолжал Добсон, — все наши стремления сосредоточатся на собственной эволюции — каждому будут доставлять огромную радость интуитивные прозрения и их осуществление в его судьбе.

Не будет боль­ше безумной спешки и бега на месте, и все мы будем осоз­нанно ждать значимых совпадений. Мы будем знать, что эти совпадения могут произойти где угодно — на лесной троп­ке, например, или на мосту через горное ущелье.

Представьте себе, как человек встречается с человеком и эта встреча исполнена смысла и значения! Вот двое — они видят друг друга впервые. Для начала каждый из них увидит энергетическое поле другого и убедится в его открытости и искренности.

Потом, они поведают друг другу истории сво­ей жизни, и каждый из них радостно встретит сообщения, которые принес ему другой. А после этого оба пойдут даль­ше своим путем, но совершившаяся встреча оставит в них важные перемены.

Их колебательный уровень станет выше, и они смогут общаться с людьми при следующих встречах еще глубже и осознаннее, чем до этого.

Получая нашу энергию, Добсон говорил об обществе бу­дущего с возрастающим вдохновением и красноречием. Его слова дышали истиной. Я, например, нимало не сомневался в возможности таких достижений.

Но я знал также, что на протяжении человеческой истории многие провидели по­добное будущее — Карл Маркс, например, — но никто не знал, как подступиться к осуществлению утопии. Коммунизм обернулся трагедией.

Даже усвоив первые восемь откровений, я не мог вообра­зить себе, каким же образом человечество достигнет высот, описанных в Девятом. Дождавшись, когда Добсон умолкнет, я высказал свои сомнения.

— Рукопись говорит, что извечное человеческое стремление к истине поддержит нас на пути, — ответил он, улыбаясь мне. — Но чтобы лучше понять, как произойдут перемены, наверное, стоит яснее представить себе будущее тысячелетие — так же, как мы с вами тогда, в самолете, представили себе нынешнее, помните? Так, словно вы сами про­жили его от начала до конца.

Добсон коротко рассказал остальным о нашей беседе в самолете, а потом продолжал:

— Подумайте сначала о том, что происходило за последнюю тысячу лет. В средние века мы жили в простом и понятном мире, где церковь учила нас, что есть добро и что зло. Но в эпоху Возрождения мы освободились от диктата церкви. Мы поняли, что мир устроен сложнее, чем думали священники, и захотели сами добраться до истины.

Мы поручили науке разведать, что же творится во Вселен­ной на самом деле, но, когда наука замедлила с ответами, которые были нам насущно необходимы, мы решили занять­ся своим благоустройством в мире, и так возникла современ­ная этика труда, породившая озабоченность мирскими дела­ми и отодвинувшая внимание к духовности на второй план.

Но сейчас, мы прозреваем природу этой озабоченности, мы видим истинную причину того, что пять столетий были по­священы созданию материальных удобств и ресурсов, — это нужно было, чтобы создать условия для другой, новой жиз­ни — жизни, в которой тайны духовности возвращают свое значение.

Все сведения о мире, которые мы получили, пользуясь научным методом, указывают на то, что целью существова­ния человечества на этой планете является сознательная эволюция. И когда каждый начнет продвижение на собствен­ном пути, постигая истину за истиной, — тогда, предсказы­вает Девятое откровение, вся наша жизнь изменится корен­ным образом.

Он сделал паузу, но все молчали. Нам хотелось и дальше слушать его.

— Как только наше число достигнет критической массы, — продолжал Добсон, — и откровения распространятся по все­му миру, человечество впервые в истории переживет период сосредоточенного созерцания.

Мы поймем, наконец, как пре­красен окружающий мир и сколько в нём духовности. Мы поймем, что деревья, реки и горы — это могучие святыни, достойные восторженного поклонения. Мы потребуем пре­кратить всякую хозяйственную деятельность, губительную для природы.

Люди, близкие к проблемам загрязнения окружаю­щей среды, найдут новые и действенные средства решения этих проблем, ибо, как только они станут на путь эволюции, их интуиция подскажет им, что надо делать. Таково будет начало великих перемен.

Для многих и мно­гих из нас это будет нелёгкое время, потому что, когда ин­туиция подскажет человеку, кто он на самом деле такой и чем должен заниматься, многие поймут, что делают не то, что надо, что их работа противоречит их призванию, и захотят изменить ее.

В этот период, говорит Рукопись, люди неред­ко будут менять профессию и род деятельности несколько раз на протяжении жизни.

Следующим важным сдвигом будет переход к автоматиза­ции производства. Для людей, занимающихся этим уже сейчас, для инженеров и техников, автоматизация означает переход к более эффективной экономике.

Но когда их осознание прояс­нится, интуиция подскажет им, что это лишь средство высво­бодить людям время для более важных устремлений.

Остальные из нас, тем временем, будут следовать указани­ям собственной интуиции, заниматься своим делом. Для это­го нам будет требоваться всё больше свободного времени.

Мы поймем, что наше истинное призвание слишком важно, чтобы тратить время на рутинную работу. Мы найдем спо­соб сократить рабочее время, чтобы посвятить себя поискам собственной истины.

Два-три человека будут делать на рабо­те то, что раньше делал один. И поэтому тем, кому раньше автоматизация грозила потерей работы, будет обеспечена хотя бы частичная занятость.

— А как же деньги? — спросил я. — Неужели кто-то добровольно пойдет на сокращение доходов?

— А они не сократятся, — ответил Добсон. — В Рукописи говорится, что наши доходы останутся стабильными, потому что люди будут давать нам деньги взамен откровений.

Я чуть не расхохотался.

— Что-что?

Он улыбнулся, глядя на меня.

— В Рукописи говорится, что, когда мы глубже проник­нем в энергетические процессы, идущие во Вселенной, мы поймем, что на самом деле происходит, когда мы что-то отдаем кому-нибудь. Сейчас существует только одно представление о духовной сущности дарения — понятие церковной десятины.

Он повернулся к отцу Санчесу.

— Как вы знаете, понятие церковной десятины обычно толкуется весьма узко — как обязанность отдавать церкви десятую часть своих доходов. Предполагается, что отданное вернется к нам сторицей.

Но Девятое откровение разъясняет, что дарение — универсальный принцип помощи не только церкви, но каждого каждому. Когда мы отдаем, мы сторицей получаем взамен, потому что в этом и состоит сущность вселенского энергообмена.

Вспомните, когда мы отдаем кому-то энергию, образовавшаяся в нас пустота немедленно восполняется из вселенского источника, если мы к нему подключены. Но ведь и с деньгами то же самое. В Девятом откровении говорится, что, когда мы начнем постоянно от­давать, к нам будет возвращаться гораздо больше — столько, сколько мы и не сумеем истратить.

И наши дары, — продолжал он, — будут предназначены тем, от кого мы получаем духовные истины. Людей, которые появляются в нашей жизни, как раз в нужный момент, чтобы принести сообщение, дать ответ на наш насущный вопрос, мы должны будем отдарить деньгами.

За счёт этого, наши доходы останутся на прежнем уровне и мы сможем освобо­дить часть рабочего времени. И чем больше людей будет вовлечено в эту духовную экономику, тем скорее мы перей­дем к цивилизации следующего тысячелетия.

Вслед за периодом, когда каждый становится на путь сознательной эволю­ции, настанет период, когда каждый будет получать деньги за то, что он свободно эволюционирует и сообщает другим добытые им истины.

Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно и радостно слушал.

— Да, — сказал он Добсону. — Я ясно вижу, что так и будет. Если все будут в этом участвовать, все мы будем постоянно отдавать и получать. Этот взаимообмен, взаимопередача информации и станет нашей новой работой, нашей новой экономической ориентацией.

Нам будут платить люди, на которых мы окажем духовное воздействие. Это позволит полностью автоматизировать всё, что относится к материальным ресурсам жизни, потому что у нас не будет времени этим заниматься.

Управление производством ста­нет автоматическим, как машинная программа. Мы, возможно, вложим в него деньги, а сами будем развивать то, за что наше время получило название «века информации».

Сейчас для нас самое важное — понять, к чему мы идем. До сих пор мы не могли спасти от загрязнения окружающую среду, демократизировать весь мир и накормить всех голод­ных, потому что отдавать нам мешал страх бедности и же­лание властвовать.

Мы не могли от них избавиться при гос­подстве старых взглядов на жизнь. Но теперь можем!

Он поглядел на Фила.

— Но ведь нам понадобятся дешевые источники энергии?

— Ядерная энергия, сверхпроводимость, искусственный интеллект, — сказал Фил. — Недалеко и до полной автома­тизации, раз уж мы теперь знаем, зачем она нужна.

— Это так, — сказал Добсон. — Главное — понять справедливость и неизбежность нового образа жизни. Мы живем не для того, чтобы копить богатства и усиливать власть, а ради эволюции.

Преображение начнется с того, что мы будем платить за откровения, а затем, с ростом автоматизации, деньги вообще исчезнут. Они нам не понадобятся. Следуя своим интуитивным прозрениям, мы будем брать только то, в чем действителено нуждаемся.

— И мы поймем, — вставил Фил, — что надо лелеять и за­щищать природу, потому что это невероятной силы источ­ник энергии.

Когда Фил заговорил, наше общее внимание обратилось на него, и он, казалось, удивился немедленному подъему сил, последовавшему за этим.

— Я не успел изучить все откровения, — продолжал он, глядя на меня. — После того, как тюремный надзиратель по­мог мне убежать, я, возможно, и не сохранил бы эту часть Де­вятого, если бы ранее не встретился с вами.

Я вспомнил, что вы говорили о великом значении Рукописи. Но даже и не оз­накомившись с остальными откровениями, я понимаю важность того, чтобы автоматизация находилась в гармонии с энергообменом на земле.

Меня всегда интересовали леса и их экологическая роль. Теперь я понимаю, что этот интерес уходит корнями в детские годы. Девятое откровение учит, что, став на путь духов­ной эволюции, человечество добровольно сократит свою численность до величины, необременительной для нашей планеты.

Мы будем жить в равновесии с природной энерго­системой. Сельское хозяйство будет автоматизировано, если не говорить о съедобных растениях с высокой энергетикой, которые кто-то захочет вырастить для себя.

Лес, необходи­мый для промышленности, будет выращиваться в специаль­но отведенных для этого местах. Это позволит оставшимся на земле природным лесам спокойно расти, накапливая энергию.

В конце концов, природные леса будут повсюду, и люди будут жить рядом с ними, пользуясь их энергией. Подумай­те, как будет наполнен энергией мир, в котором мы заживем!

— Это повысит энергетический уровень всех людей без исключения! — вставил я.

— Да, конечно, — рассеянно проговорил Санчес. Он, ви­димо, успел забежать мыслью далеко вперед, рисуя себе по­следствия энергетического изобилия.

Все ждали, что он еще скажет.

— Процесс нашей эволюции, — произнес он наконец, — тем самым ускорится. Чем больше энергии впитает каждый из нас, тем таинственнее будут встречи с людьми, которых Вселенная посылает к нам с сообщениями в ответ на наши вопросы, — Он снова ненадолго задумался. — И с каждым новым интуитивным прозрением, с каждой новой таин­ственной встречей, ускоряющей наше продвижение, наш ко­лебательный уровень будет повышаться.

...Вперед и всё выше! — пробормотал он, как бы говоря сам с собой. — Если история будет продолжаться...

— То мы будем переходить на всё более и более высокий энергетический и колебательный уровень, — договорил за него Добсон.

— Да, — подтвердил Санчес, — именно так. Извините меня, я через минуту вернусь. — Он встал, отошел за деревья и сел там в одиночестве.

— О чем еще говорится в Девятом откровении? — спросил я у Добсона.

— Неизвестно, — ответил он. — На этом та часть, которая у меня есть, заканчивается. Хотите поглядеть на нее?

Я ответил утвердительно, и он, сходив к своему грузови­ку, принес папку, в которой было около двадцати машино­писных листов. Я быстро прочел их, удивляясь тому, как глу­боко и ясно изложили Добсон и Фил содержание Рукописи.

Дойдя до последней страницы, я убедился, что передо мной действительно только часть откровения, — текст неожидан­но обрывался на полуслове.

За словами о преобразовании планеты, которое положит начало новой духовной культуре и поднимет людей к новым колебательным уровням, следо­вало утверждение, что этот процесс приведет еще и к... но к чему — так и осталось неизвестным.

Прошло около часа. Санчес встал и подошел ко мне. Я так и просидел это время в окружении растений, рассматривая их могучие энергетические поля. Добсон и Фил, погружен­ные в беседу, стояли у своего джипа.

— Пожалуй, нам пора в Икитос, — сказал мне Санчес.

— А как же солдаты?

— Рискнем! Меня сейчас посетила мысль, что мы проско­чим, если выедем немедленно.

Я согласился положиться на его интуицию, и мы пошли к Филу и Добсону, чтобы поделиться своими планами. Они поддержали наш замысел. Добсон сказал:

— Мы сейчас тоже решали, что нам делать. Мы едем пря­мо на Селестинские развалины. Вдруг удастся спасти и ос­тавшийся текст Девятого откровения.

Простившись с друзьями, мы с отцом Санчесом отправи­лись на север.

— О чем вы думаете? — спросил я своего спутника после долгого молчания.

Отец Санчес немного притормозил и посмотрел на меня.

— О кардинале Себастьяне и о ваших словах. Вы говорили, что он прекратит борьбу с Рукописью, если мы сумеем всё объяснить ему.

Слушая Санчеса, я представил себе встречу с Себастьяном. Мы находились в каком-то парадном помещении, и карди­нал был суров и высокомерен. У него была возможность уничтожить Девятое откровение, а мы изо всех сил стара­лись переубедить его, пока не поздно.

Опомнившись, я увидел, что Санчес с улыбкой смотрит на меня.

— Что вам привиделось? — осведомился он.

— Я думал о Себастьяне.

— И что же?

— Я ясно видел нашу встречу. Он хотел уничтожить откровение, а мы уговаривали его этого не делать.

Санчес глубоко вздохнул.

— Похоже, что только от нас зависит, станет ли известной оставшаяся часть откровения.

У меня сжалось сердце.

— Что же мы ему скажем?

— Еще не знаю. Надо убедить его, что Рукопись не противоречит истинам нашей церкви, а лишь проясняет их. Я уверен, что и неизвестная нам часть откровения подтвердит это.

Мы ехали молча около часа по пустынной дороге. Я мыс­ленно перебирал все события моего пребывания в Перу. Я знал, что откровения Рукописи глубоко усвоены мною. Я подмечал значимые совпадения, таинственно меняющие жизнь, как о них рассказывало Первое откровение.

Я пони­мал, что множество людей осознают эту тайну, что форми­руется новое отношение к жизни, — как сообщало Второе откровение.

Третье и Четвертое научили меня тому, что наша Вселенная представляет собой гигантскую энергетическую систему и что человеческие конфликты возникают из-за нехватки энергии и борьбы за овладение ею.

Пятое откровение показало, что можно положить конец всем конфликтам, если приобщиться к высшему источнику энергии. Я научился подключаться к этому источнику — это уже стало для меня почти привычным.

Шестое откровение я тоже постоянно держал в памяти — оно давало знание о привычных сценариях схваток за энергию и учило преодо­левать эти сценарии.

Седьмое помогало обнаружить свое истинное «я» и стать на путь эволюции, для чего следовало четко формулировать насущные вопросы, доверять интуи­тивным прозрениям и получать ответы. Только на этом пути человек мог быть по-настоящему счастлив.

Восьмое учило правильному отношению к людям. Надо видеть и укреплять лучшее, что есть в каждом из них, и тог­да они принесут нам сообщение с ответами на насущные, вопросы.

Объединившись в одно целое, все откровения помогали поддерживать состояние высокой осознанности и ожида­ния. Оставалось ещё Девятое. Оно рассказывало о том, куда приведет человечество эволюция. Часть этого откровения нам уже известна. А остальное?

Отец Санчес остановил грузовик у обочины.

— До миссии кардинала Себастьяна осталось меньше четырех миль, — сказал он. — Нам надо поговорить.

— Хорошо.

— Не знаю, что будет, но думаю, что надо ехать прямо туда.

— Миссия большая?

— Большая. Он трудился над ее созданием двадцать лет. Это удаленное место он выбрал, чтобы быть поближе к глу­хим индейским деревням, которым, как он чувствовал, уделялось мало внимания. Теперь же, сюда съезжаются со всей страны, чтобы поучиться у него.

Он участвует в церковном управлении и потому должен часто бывать в Лиме, но эта миссия — его любимое детище. Он предан ей всем сердцем. Санчес заглянул мне в Глаза.

— Будьте начеку. Может наступить момент, когда одному из нас понадобится помощь.

И мы поехали дальше. Проехав еще несколько миль по пустынной дороге, мы увидели у правого края дороги два военных джипа. В них сидели солдаты, проводившие нас внимательными взглядами.

— Так, — сказал Санчес, — теперь они знают, что мы здесь.

Еще через милю мы увидели въезд в миссию. За больши­ми чугунными воротами тянулся мощеный проезд. Ворота были открыты, но джип с четырьмя солдатами загораживал путь. Нам подали знак остановиться. Один из солдат что-то сказал в рацию.

Санчес улыбнулся подошедшему солдату.

— Я отец Санчес, приехал к кардиналу Себастьяну.

Солдат внимательно оглядел его, потом меня. Потом он отвернулся и подошел к тому, у которого была рация. Они коротко переговорили, не сводя с нас глаз. Через несколько минут солдат вернулся и приказал следовать за ними.

Вслед за джипом мы проехали по трехполосной дороге еще несколько миль и, наконец, увидели миссию. Большая церковь из тесаного камня могла вместить, как я прикинул, не меньше тысячи человек. По обеим ее сторонам стояли четырехэтажные дома — видимо, школьные здания.

— Выглядит внушительно, — заметил я.

— Да, но люди-то все где? — удивился Санчес.

На дорожках никого не было.

— Это знаменитая школа Себастьяна, — объяснил Сан­чес, — но куда же подевались ученики?

Военный джип остановился у входа в церковь. Солдаты вежливо, но твердо предложили нам выйти из машины и следовать за ними. Поднимаясь по каменным ступеням, я за­метил за соседним домом несколько грузовиков и тридцать или сорок солдат, выстроившихся в шеренгу.

Нас провели к алтарю и пригласили в небольшое помещение радом. Там нас обыскали и велели ждать, после чего солдаты удалились, не забыв запереть за собой дверь.

— А где кабинет Себастьяна? — спросил я.

— Здесь же, в здании церкви, только подальше. Внезапно дверь распахнулась. Окруженный солдатами, на пороге стоял Себастьян. Он был высок ростом и держался очень прямо.

— Что вы тут делаете? — обратился он к Санчесу.

— Хочу поговорить с вами.

— О чем?

— О Девятом откровении Рукописи.

— Оно никогда не будет найдено. Говорить не о чем.

— Мы знаем, что вы уже нашли его. Глаза кардинала расширились.

— Я не позволю распространять это откровение. Оно лжет.

— Откуда вы знаете? — возразил Санчес. — Вы можете ошибаться. Позвольте мне прочесть его.

Себастьян посмотрел на Санчеса, и жесткое выражение его лица слегка смягчилось.

— Раньше вы полагались на мои суждения в таких воп­росах,

— Это так. Вы были моим наставником. Вы вдохновляли меня. Я подражал вам, строя свою миссию.

— Вы относились ко мне с уважением, пока не появилась эта Рукопись! — сказал Себастьян. — Видите, как она разделяет людей? Я предоставил вам идти собственным путем. Я не вмешался даже когда узнал, что вы обучаете паству этим откровениям. Но я не потерплю, чтобы этот документ раз­
рушил всё, что так долго созидала наша Церковь.

За спиной Себастьяна появился солдат и почтительно обратился к нему. Бросив взгляд на Санчеса, кардинал вышел. Дверь осталась открытой, и мы видели его, но разговора слы­шать не могли. Полученное известие явно встревожило Се­бастьяна. Он направился к выходу, сделал солдатам знак идти за ним. Только один по приказанию кардинала остался с нами.

Войдя в комнату, этот солдат прислонился к стене. Судя по лицу, он был чем-то встревожен. Он был совсем моло­денький, лет двадцати.

— Что случилось? — обратился к нему Санчес.

Солдат только потряс головой.

— Это имеет отношение к Рукописи? К Девятому откро­вению?

Солдат удивленно раскрыл глаза.

— А что вы знаете о Девятом откровении? — несмело спросил он.

— Мы хотим его спасти.

— Я тоже хочу, чтобы его спасли, — проговорил юноша.

— А вы его читали? — спросил я.

— Нет. Но я слышал, что говорят. Оно оживит нашу религию. Снаружи послышался грохот выстрелов.

— Что происходит? — воскликнул Саичес. Солдат стоял не шелохнувшись. Санчес легонько прикоснулся к его руке.

— Помоги нам!

Юноша выглянул в коридор. Потом сказал:

— Кто-то ворвался в церковь и похитил список Девятого откровения. Похититель не мог далеко уйти, он где-то здесь.

Прогремело еще несколько выстрелов.

— Надо помочь им, — сказал Санчес.

Эти слова привели юношу в ужас.

— Мы должны выполнить свой долг, — продолжил священник. — На благо всего мира.

Солдат кивнул и предложил нам перейти в другую часть церкви, где было потише. Он добавил, что постарается по­мочь. Он проводил нас к лестнице и, поднявшись на два про­лета, мы очутились в длинном коридоре, тянущемся во всю длину огромного здания.

Кабинет кардинала прямо под нами, двумя этажами ниже, — прошептал юноша.

Внезапно мы услышали топот ног в соседнем коридоре. Несколько человек бежали в нашу сторону. Опередив меня, Санчес с солдатом вбежали в помещение по правой сторо­не коридора. Я не успевал добежать до нее, поэтому вскочил в соседнюю дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Это была классная комната. Парты, кафедра, стенной шкаф. Он оказался открыт, я забрался внутрь и скорчился среди каких-то коробок и пахнущих плесенью курток. Я постарался укрыться за ними, хотя понимал, что, если в шкаф заглянут, я буду немедленно обнаружен. Я старался не шевелиться и даже не дышать.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошло, судя по звуку, несколько человек. Один из них, кажется, направился к шкафу, но остановился и пошел в другую сторону. Вошед­шие громко переговаривались по-испански. Потом наступи­ла тишина.

Я подождал минут десять, прежде чем медленно и осто­рожно приоткрыть дверцу и выглянуть. В комнате никого не было. Я подкрался к двери. Снаружи было тихо. Я быстро подошел к двери, за которой скрылись Санчес с солдатом.

К моему удивлению, за ней оказалась не комната, а новый ко­ридор. Прислонясь к стене, со сжавшимся от волнения сер­дцем я тихонько позвал Санчеса. Никто не ответил. Я был один. У меня кружилась голова от страха.

Я сделал глубокий вдох и приказал себе не терять головы и зарядиться энергией. Прошло несколько минут усилий, и формы и краски коридора выпукло выступили, обретя кра­соту и живое присутствие. Я вызвал в себе любовь. Постепен­но мне стало лучше. Вернулась мысль о Себастьяне. Если он у себя в кабинете, то и Санчес, конечно, пошел туда.

Коридор заканчивался лестницей. Я спустился на два про­лета. Теперь я был на первом этаже здания. Через стеклянную дверь лестничной площадки я оглядел коридор. Он был пуст. Я открыл дверь и пошел вперед, сам не зная, куда иду.

И тут я услышал голос Санчеса — он раздавался из-за две­ри, перед которой я как раз замедлил шаг. Громко и сердито что-то проговорил Себастьян. В эту минуту дверь раскры­лась, и появился солдат, немедленно наставивший на меня винтовку.

Он втащил меня в комнату и поставил у стены. Санчес взглянул на меня и положил руку себе на солнечное сплетение. Себастьян брезгливо покачал головой. Молодень­кого солдата, который помогал нам, здесь не было.

Я понимал, что жест Санчеса что-то означает. Мне при­шло в голову, что он, вероятно, нуждается в энергии. Я сосредоточился на его лице, пытаясь разглядеть его истинную сущность. Его поле сразу расширилось.

— Нельзя утаивать истину, — говорил он. — Люди должны ее узнать.

Себастьян смотрел на него надменно.

— Эти откровения отрицают Писание. Они лгут.

— А если они не отрицают Писания, а всего лишь разъясняют его смысл?

— Его смысл нам известен, — ответил кардинал. — Мы знаем его много веков. Вы что, забыли, чему вас учили столько лет?

— Нет, — сказал Санчес, — не забыл. Но я убедился, что откровения повышают нашу духовность. Они...

— Да чьи это откровения? — прогремел Себастьян. — Кто написал эту вашу Рукопись? Какой-то язычник майя, невесть откуда научившийся арамейскому? Что знали эти люди, эти дикари, которые верили в магические места и в какую-то непонятную энергию?

Эти храмовые развалины, где нашлось Девятое откровение, — их называют Селестинскими храмами, то есть небесными. Но что они могли знать о небесах?

— Их цивилизация сохранилась? — продолжал он. — Нет! Она погибла. Никто не знает, что случилось с майя. Они ис­чезли без следа. А вы хотите, чтобы мы уверовали в эту Ру­копись?

Если ей верить, от людей что-то зависит, они могут изменить мир. Но это не так. Всё в Божьей воле. Единствен­ный выбор, который есть у человека, — это верить или не ве­рить в Писание, спасти свою душу или погубить.

— Но подумайте вот о чем, — заговорил Санчес. — Что, собственно, значит — уверовать в Писание и спасти свою душу? Что происходит при этом? Разве Рукопись не объясняет нам подробно, как стать духовнее, причаститься к миру, спастись — разве она не описывает то, что человек при этом чувствует?

И раз­ве Восьмое и Девятое откровения не показывают нам, что будет, если все начнут действовать подобным образом?

Себастьян, покачав головой, пошел к выходу, но тут же вернулся и уставил на Санчеса проницательный взгляд.

— Вы ведь не читали Девятого откровения!

— Нет, читал. Правда, только часть.

— Как она к вам попала?

— Начало мне пересказали еще до того, как мы сюда при­ехали, А следующий отрывок я прочел несколько минут назад.

— Что? Каким образом?

Санчес шагнул к кардиналу.

— Кардинал Себастьян, очень многие хотят узнать Девятое откровение. Оно показывает в истинном свете все предыдущие. Оно показывает нам наше будущее. Оно объясняет, что такое осознание духовности.

— Нам известно о духовности всё, отец Санчес.

— Неужели? А по-моему, не всё. Много веков мы говорим о ней, представляем ее себе, исповедуем веру в нее. И всё же, она была для нас чем-то абстрактным, всего лишь умственным понятием.

И мы призывали людей к вере только во избежание зол, но никогда ради того, чтобы приобрести что-то великолепное и восхитительное! Рукопись описывает вдохно­вение, которое охватывает нас, когда мы по-настоящему лю­бим друг друга, когда мы действительно эволюционируем!

— Эволюционируем! Да вы прислушайтесь к собственным словам! Вы же всегда отрицали эволюцию! Что случилось с вами, отец Санчес?

Санчес собрался с мыслями.

— Да, я боролся с идеей эволюции, когда ею пытались подменить Бога, когда утверждали, что Вселенная возникла и развивалась без Него. Но теперь я вижу, что истина — в со­единении научной и церковной точек зрения. Истина в том, что эволюция есть способ, которым Господь сотворил и продолжает творить мир.

— Нет никакой эволюции! — воскликнул Себастьян. — Господь сотворил мир — и всё.

Санчес посмотрел на меня, но я не нашел, что сказать.

— Кардинал Себастьян, — продолжал он, — Рукопись описывает человеческий прогресс, как идущую из поколения в поколения эволюцию понимания, развитие высшей духовности, повышение колебательного уровня. Каждое новое поколение увеличивает запас энергии и глубже познает истину, передавая свое знание следующему поколению, а оно идет ещё дальше.

— Чушь! — сказал Себастьян. — Есть только один способ повысить свою духовность — следовать наставлениям и при­мерам Писания.

— Вот именно! — подхватил Санчес. — Но что это за наставления? Разве не о том повествует Писание, как люди пытались впитать энергию, идущую от Бога, причаститься к Его воле? Не к этому ли призывали народ ветхозаветные проро­ки? И не концентрация ли Господней энергии в некоем сыне плотника заставляет нас называть Его воплощенным Богом?

Разве Новый Завет, — продолжал он, — не рассказывает о том, как несколько человек насытили себя энергией так, что с ними произошло преображение? Разве Иисус не ска­зал, что и мы сможем делать то, что Он делает, и больше того?

Толька сейчас мы начинаем понимать эти слова и от­носиться к ним серьезно. Только сейчас мы начинаем пони­мать, куда Он звал нас! Рукопись объясняет Его слова! Объяс­няет, как мы можем их исполнить!

Себастьян отвернулся. Его лицо побагровело от гнева. Наступило молчание. В комнату вбежал офицер в высоком чине и доложил кар­диналу, что преступники обнаружены.

— Смотрите! — воскликнул он, указывая в окно. — Вот они! В нескольких сотнях метров мы увидели двоих человек, бегущих по направлению к лесу. Отряд солдат стоял на опушке с ружьями на изготовку.

Офицер повернулся к кардиналу, держа наготове рацию.

— Если они успеют скрыться в лесу, — сказал он, — пой­мать их будет трудно. Разрешите открыть огонь?

И тут я узнал бегущих.

— Это Билл и Хулия! — крикнул я.

Санчес подошел к Себастьяну почти вплотную.

— Во имя Господа! Вы не совершите убийства!

— Кардинал, если вы не хотите, чтобы Рукопись унесли, нужно отдать приказ! — повторил офицер.

Я не мог пошевелиться.

— Отец мой, поверьте мне! — умолял Санчес. Рукопись не уничтожит того, что вы возводили, во что вы верите. Не уби­вайте этих людей!

Себастьян покачал головой.

— Поверить вам?

Он сел за стол и повернулся к офицеру.

— Не стрелять! Прикажите своим людям взять их живыми.

Офицер поклонился и вышел.

— Спасибо! — сказал Санчес. — Вы сделали верный выбор.

— Я не хочу никого убивать, — ответил Себастьян. — Но в остальном я остаюсь при прежнем мнении. Эта Рукопись появилась нам на погибель. Она подорвет структуру духов­ной власти. Она заставит людей вообразить, что они управ­ляют своей участью.

Она создаст разброд и шатания, люди отвернутся от Церкви, и час Пришествия застанет их врасп­лох. — Он сурово взглянул на Санчеса. — Сюда движутся ты­сячи отрядов. Ни от вас, ни от кого другого уже ничего не зависит. Девятое откровение никогда не покинет пределов Перу. А теперь — вон из моей миссии!

Мы мчались прочь, слыша в отдалении грохот грузовиков.

— Почему он нас отпустил? — спросил я.

— Решил, видимо, что это не меняет дела. Он думает, что мы всё равно не сможем ему помешать. А я и сам не знаю, так это или нет. — Наши глаза встретились. — Мы ведь его не переубедили.

Я тоже не знал, что думать. Может быть, цель нашей по­ездки сюда была всё-таки не в том, чтобы переубедить Себа­стьяна? Может быть, от нас и требовалось только отвлечь его ненадолго?

Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно оглядывал до­рогу, надеясь увидеть Билла и Хулию. Мы сразу решили ехать в ту сторону, где они скрылись. Пока что мы не увидели ни­чего примечательного.

Мы ехали, и у меня в голове бродили мысли о Селестинских развалинах. Я представил себе, как они выглядят: раско­пы, палатки археологов и возвышающиеся над ними очер­тания древних пирамид.

— По-моему, их в этом лесу нет, — сказал Санчес. — Наверняка у них была машина. Надо решать, что нам делать.

— Пожалуй, надо ехать на развалины, — вслух подумал я.

Санчес поглядел на меня с интересом.

— На развалины так на развалины. А больше и некуда.

Мы повернули к западу.

— Что вы знаете об этих развалинах?— спросил я.

— Они принадлежат двум эпохам, как и сказала вам Хулия. Во-первых, цветущей некогда цивилизации майя. Правда, большинство их храмов находится дальше к северу, на Юка­тане. Все следы их цивилизации таинственно исчезли около шестисотого года до Рождества Христова, без всяких видимых причин. Позже в этих же местах создали свою цивилизацию инки.

— А что, по-вашему, случилось с майя?

Санчес посмотрел на меня.

— Не знаю.

Несколько минут мы ехали молча. Потом я внезапно вспомнил, что отец Санчес сказал Себастьяну, что прочел еще одну часть Девятого откровения.

— Как вам удалось увидеть еще одну часть Девятого? — спросил я.

— Молодой солдат, который помог нам, знал, где она спрятана. Когда мы с вами разделились, он отвел меня туда и показал ее мне. Это не так много добавило к тому, что рассказали нам Добсон и Фил, но, всё-таки, снабдило меня некоторыми аргументами в споре с Себастьяном.

— Что же там было?

— Там говорилось, что Рукопись проясняет содержание многих религий. Благодаря ей, их обетования сбудутся. Лю­бая религия, говорится там, помогает людям установить связь с высшим источником энергии. Все религии говорят о внутреннем восприятии Бога, которое переполняет и воз­вышает нас.

Религия утрачивает свое содержание, когда ее служители начинают толковать людям Господню волю, вместо того чтобы учить их, как найти к нему внутренний путь.

Рукопись говорит, что в истории случалось время от време­ни, что кто-то находил путь соединения с божественным источником энергии, — тогда он оставался в веках свиде­тельством, что такое возможно. — Санчес посмотрел на меня. — Разве не это сделал Иисус? Разве Он не увеличил свой колебательный уровень до того предела, когда стал на­столько легок, что...

Санчес умолк, не договорив, и погрузился в глубокое раз­мышление.

— О чем вы думаете? — спросил я. Санчес, казалось, был в замешательстве.

— Я и сам не знаю. То, что показал мне солдат, кончалось как раз на этом. Там говорилось, что такой человек может проторить дорогу всему человечеству. Но куда ведет эта до­рога? Здесь текст обрывался.

Мы проехали еще минут пятнадцать, не разговаривая. Я попробовал сосредоточиться и получить какое-нибудь ука­зание на то, что будет дальше, но ничего не получилось. Воз­можно, я слишком старался.

— Вот и развалины, — сказал Санчес.

Слева от дороги был лес, а за ним я различил впереди три высоких сооружения пирамидальной формы. Когда мы, ос­тановив машину, подошли ближе, я увидел, что пирамиды сооружены из тесаного камня и расположены друг от друга на одинаковых расстояниях, около тридцати метров.

Про­странство между пирамидами было вымощено гладкими каменными плитами. У оснований пирамид чернело не­сколько раскопов.

— Посмотрите туда! — воскликнул Санчес, указывая на самую отдаленную пирамиду.

Там кто-то сидел — одинокая фигура перед гигантским сооружением. Я сразу ощутил энергетический подъем. Ког­да мы прошли половину пути, уровень энергии необычайно возрос.

Я посмотрел на Санчеса. Он поднял бровь. Когда мы подошли еще ближе, я узнал Хулию. Она сидела, скрестив ноги, и держала в руках стопку бумажных листов.

— Хулия! — позвал Санчес.

Она повернулась к нам и встала. Ее лицо светилось радужным сиянием.

— А где Билл? — спросил я.

Хулия показала направо. Там, в сотне шагов от нас, стоял Билл. В предвечерних сумерках он весь светился.

— Что он делает? — спросил я.

— Вот Девятое, — вместо ответа проговорила Хулия, протягивая нам бумаги.

Санчес сказал ей, что мы уже знаем ту часть откровения, где говорится о человечестве, преображенном в результате сознательной эволюции.

— Но куда приведет нас эволюция?— спросил Санчес. Хулия не ответила. Она просто стояла, воздев руку с бумагами, словно ожидала, что мы прочтем ее мысли.

— Что? — воскликнул я.

Санчес положил мне руку на плечо. Я понял, что он велит мне сосредоточиться и ждать.

— Девятое открывает нам наше конечное предназначение, — проговорила Хулия. — Теперь всё кристально ясно. Мы, люди, — вершина эволюции, говорится там. Материя начинается, как простейшая и слабая форма энергии, потом делается всё сложнее, элемент за элементом, вид за видом, поднимаясь на всё более высокие уровни колебаний.

Когда появились мы, люди, тогда еще первобытные, мы неведомо для самих себя продолжали эволюцию. Мы всту­пали в конфликты, побеждая врагов и отбирая их энергию, — и тогда слегка продвигались вперед — или враги побеждали нас, и тогда мы энергию теряли.

Эти схватки продолжались, пока мы не изобрели демократию — систему, которая хотя и не устранила конфликты, но, по крайней мере, подняла их с физического уровня на психологический.

А теперь, — продолжала Хулия, — мы начинаем осозна­вать этот процесс. Мы видим, что ход истории подготовил нас к сознательному эволюционированию. Мы можем повы­шать наш энергетический уровень и сознательно пережи­вать значимые совпадения. Эволюция ускоряется, и уровень колебаний возрастает.

Она помолчала, глядя на нас, и повторила еще раз:

— Наше предназначение — повышать и дальше уровень энергии. С его повышением возрастает уровень колебаний атомов, из которых состоят наши тела.

Она снова замолчала.

— Что же это значит? — спросил я.

— Это значит, — сказала Хулия, — что материя, из которой мы состоим, делается всё легче, всё духовнее...

Я поглядел на Санчеса. Он устремил на Хулию сосредото­ченный взгляд.

— Девятое откровение, — заговорила она снова, — гово­рит, что с повышением уровня колебаний начнут происхо­дить поразительные вещи. Целые группы людей, достигнув определенного уровня, будут неожиданно становиться неви­димыми для тех, чей уровень колебаний пока еще не столь высок.

Этим людям будет казаться, что те, с высоким колеба­тельным уровнем, просто исчезли, тогда как они будут ви­деть и ощущать себя по-прежнему — только более легкими.

Слушая Хулию, я замечал в ней перемены. Ее тело стало напоминать энергетическое поле. Его очертания по-прежне­му были ясными и четкими, но я видел уже не кожу и муску­лы — вся она словно бы состояла теперь из чистого, мерца­ющего изнутри света.

Я повернулся к Санчесу. Он выглядел так же. И больше того, к моему невероятному изумлению, так выглядело всё — пирамиды, камень у нас под ногами, лес, окружающий развалины, мои руки...

Окружающая меня красота достигла неимоверной силы и завершенности, превосходя все, что я был в состоянии вообразить, превосходя даже то, что я ви­дел тогда, на вершине горы.

— Когда люди начнут повышать свои колебания до тако­го уровня, что станут невидимы для окружающих, — продол­жала Хулия, — это будет знаком того, что мы пересекаем гра­ницу между этим миром и тем, откуда мы пришли и куда уйдем после смерти.

Примером сознательного пересечения этой границы является Христос. Он открылся для энергии, пока не стал столь легок, что мог ходить по воде. Он пере­шел смертную границу здесь, на Земле, перешел ее первым и тем расширил физический мир до пределов духовного.

Его жизнь учит нас делать то же самое, и если мы соединимся с тем же источником, мы сможем, шаг за шагом, повторить Его путь. Настанет день, когда все мы достигнем такого колеба­тельного уровня, что сможем взойти на небеса, сохранив свой облик.

Я заметил, что Билл медленно подходит к нам. Его движе­ния были необыкновенно грациозными, словно он не шел, а скользил по льду.

— Откровение сообщает, — говорила Хулия, — что большая часть человечества достигнет такого колебательного уровня в течение третьего тысячелетия. Это будут группы людей, соединенные самыми тесными связями. Но в истории уже случалось, что люди достигали такого уровня. Согласно откровению, все майя вместе перешли границу.

Хулия внезапно замолчала. Мы услышали за спиной при­глушенные голоса. Говорили по-испански. Несколько десят­ков солдат появились на территории развалин. Они направ­лялись к нам. К собственному удивлению, я ничуть не испугался. Солдаты шли в нашем направлении, но, как ни странно, не прямо к нам.

— Они не видят нас! — сказал Санчес. — Мы на слишком высоком колебательном уровне.

Я снова посмотрел на солдат. Санчес был прав. Они про­шли в десяти шагах от нас, но нас не заметили.

Внезапно мы услышали громкие испанские возгласы сле­ва, у пирамид. Солдаты, которые были ближе всех к нам, ос­тановились и побежали в этом направлении.

Я напряг зрение, пытаясь рассмотреть, что там происхо­дит. Еще один отряд вышел из леса, таща за руки двоих че­ловек. Это были Добсон и Фил!

Увидев, что их схватили, я был так огорчен, что сразу почувствовал отлив энергии. С Санчесом и Хулией, которые стояли, неотрывно глядя на пленников, очевидно, происходило то же самое.

— Постойте! — донесся до нас крик Билла. Нам казалось, что он кричит издалека. — Постойте! Не теряйте энергию!

Я не только слышал эти слова — я их чувствовал. Они зву­чали как-то странно, искаженно.

Мы повернулись и увидели подбегающего к нам Билла. Он начал говорить еще что-то, но на сей раз, его слова прозвуча­ли совершенно неразборчиво. Я понял, что мне трудно сфо­кусировать на нем зрение. Его облик начал как-то расплывать­ся, я не верил своим глазам. Он постепенно исчезал.

Хулия повернулась ко мне и Санчесу. Ее энергетический уровень понизился, но она ничуть не была растеряна, слов­но произошедшее что-то ей объяснило.

— Нам не удалось сохранить уровень колебаний, — сказа­ла она. — Страх очень заметно понижает его. — Она посмотрела на то место, где только что мы видели Билла.

— Девятое откровение говорит, что, хотя отдельные люди смогут, время от времени, переходить границу, всеобщий переход не совер­шится, пока мы не избавимся от страха и не научимся поддер­живать высокий уровень колебаний во всех ситуациях. Она говорила со всевозрастающим подъемом.

— Разве вы не поняли? Мы еще не способны на это, но Девятое откровение дает нам веру в свои силы. Это откровение открывает нам наше назначение и цель эволюции. Все остальные откровения рисуют нам мироздание, как неверо­ятную красоту и энергию, а мы, подключаясь к энергии, можем воспринимать эту красоту.

Чем больше красоты мы видим, тем дальше продвигаем­ся на пути эволюции. Чем дальше мы на этом пути, тем выше наш колебательный уровень. Девятое откровение говорит нам, что, в конце концов, наше обостренное восприятие кра­соты и высокий уровень колебаний откроют нам путь на Небеса, которые уже перед нами, хотя мы еще не видим их.

Если же мы усомнимся в своем пути или перестанем заме­чать свое продвижение, надо немедленно вспомнить нашу цель, в которой и заключается смысл человеческой жизни.

Эта цель — обретение неба на земле. Вот зачем мы здесь. И теперь мы знаем, как этого можно достичь... Как мы этого достигнем.

Она помолчала минутку.

— В Девятом откровении упоминается существование Десятого. Я думаю, оно раскроет нам...

Прежде чем она успела договорить, раздалась автоматная очередь, и каменные осколки брызнули у самых моих ног. Мы бросились на землю, подняв руки. Никто не сказал ни слова, когда подошли солдаты, обыскали нас, отобрали бу­маги и увели в разные стороны.

Первые недели после ареста были сплошным кошмаром. Офицеры, сменяя друг друга, беспрерывно допрашивали меня о Рукописи, и мой энергетический уровень резко упал.

Я изображал глупенького туриста и делал вид, что ниче­го не знаю. В конце концов, я действительно не знал, у кого еще из священников имеются копии или насколько широко распространены в обществе идеи Рукописи.

Мало-помалу, моя тактика стала приносить плоды. Я просто надоел моим следователям, и военные передали меня гражданским властям, которые подошли к делу совершенно иначе.

Чиновники начали убеждать меня, что моя поездка в Перу с самого начала была одной сплошной глупостью, потому что никакой Рукописи вообще никогда не существовало. Все откровения, уверяли они, придумала небольшая группка смутьянов-священников, задумавших бунт, а меня просто-напросто обвели вокруг пальца. Я слушал и не возражал.

Через какое-то время эти беседы стали прямо-таки дру­жескими. Я стал считаться невинной жертвой заговора, до­верчивым и наивным янки, который начитался приключен­ческих книжонок и вот, заблудился в чужой стране.

Поскольку моя энергия была на очень низком уровне, я не исключаю, что, может быть, они бы действительно промыли мне мозги, — если бы не одно событие.

Меня внезапно пере­вели с военной базы, где я сидел, в правительственный комп­лекс неподалеку от лимского аэропорта, и оказалось, что там же держат отца Карла. Это совпадение вернуло часть моей утраченной уверенности.

Впервые я увидел его во дворе, куда вышел на прогулку. Он сидел на скамье и читал. Я подошел, поборов искушение броситься к нему со всех ног и надеясь, что не привлеку вни­мания служащих в доме. Когда я сел рядом, он поднял глаза и широко улыбнулся.

— Я вас ждал, — сказал он.

— Правда?

Он отложил книгу. Я увидел, что его глаза сияют радостью.

— Когда мы с отцом Костосом приехали в Лиму, — рассказал он, — нас немедленно задержали, разлучили, и с тех пор меня держат здесь — непонятно почему, меня даже не допрашивают. А потом я начал постоянно думать о вас. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Вот я и понял, что вы должны появиться.

— Как я рад, что вы здесь! — ответил я. — Вам кто-нибудь рассказал, что произошло на Селестинских развалинах?

— Да. Мне удалось недолго поговорить с отцом Санчесом. Его привезли сюда на один день, а потом забрали.

— Он здоров? Знает, что стало с остальными? И что с ним будет? Посадят в тюрьму?

— Нет, он ничего не знал об остальных, и что будет с ним, тоже неизвестно. Власти методически разыскивают и уничтожают списки Рукописи. Они хотят представить всё дело, как крупномасштабную мистификацию. Нас представят обманщиками, а что сделают потом — кто знает?

— Но ведь есть же копии Добсона! Те, которые он вывез в Штаты.

— Эти копии уже у них. Отец Санчес рассказал, что правительственные агенты разыскали их и похитили. Перуанс­кие агенты были, как оказалось, повсюду. Они знали про Добсона с самого начала и про вашу приятельницу Чарлину тоже.

— И вы думаете, что в итоге, копий не останется совсем?

— Думаю, будет чудом, если уцелеет хоть одна.

Я отвернулся. Моя новообретенная энергия опять умень­шилась.

— Но вы ведь понимаете, что это значит? — спросил отец Карл.

Я молча посмотрел на него.

— Это значит, — продолжал он, что каждый из нас должен запомнить как можно точнее то, что говорилось в Рукописи. Вам с Санчесом не удалось уговорить кардинала Себастьяна разрешить опубликовать Рукопись, но вы отвлекли его, и благодаря этому нам удалось узнать и усвоить Девятое откровение. Теперь, надо его распространить, и вам придёт­ся принять в этом участие.

Его слова вызвали впечатление, что он на меня давит, и мой старый сценарий «замкнутого» снова напомнил о себе. Я откинулся на спинку скамьи и стал смотреть в другую сто­рону. Отец Карл расхохотался. Тут мы заметили, что на нас смотрят из окна несколько служащих комплекса.

— Послушайте, — быстро сказал отец Карл. — Наступило время, когда надо делиться откровениями с людьми. Каждый человек, получивший сообщение и осознавший истинность откровений, должен передать сообщение тому, кто готов его воспринять.

Приобщение к источнику энергии — это то, к чему люди должны стремиться, ждать этого, говорить об этом. Иначе человечество может соскользнуть назад, на ту стадию, когда считалось, что мы живем ради власти над людьми и эксплуатации нашей планеты. А если это случит­ся, человечество обречено. Это сообщение мы должны пе­редать миру.

Двое служащих вышли из здания и направились к нам.

— И еще одно, — тихонько сказал отец Карл.

— Что?

— Отец Санчес говорил, что Хулия упомянула Десятое откровение. Его еще не нашли, и никто даже не представляет, где оно может быть.

Служащие были совсем рядом.

— Я думаю, — сказал отец Карл, — что вас сейчас отпус­тят. Возможно, разыскать его будет некому, кроме вас.

Наш разговор прервался. Меня повели в здание. Отец Карл улыбнулся, помахал мне рукой и что-то сказал, но я не расслышал — с той минуты, как он заговорил о Десятом от­кровении, мысль о Чарлине прочно угнездилась у меня в голове. Почему? Какое отношение имеет она к Десятому от­кровению?

Мне предложили собрать те немногие вещи, что у меня были, проводили до ворот и погрузили в казенный автомо­биль. Меня мигом примчали в аэропорт и сразу провели на посадку.

Один из чиновников вяло улыбнулся мне и окинул взгля­дом из-за толстых очков. Улыбка его быстро слиняла. Он протянул мне мой пас­порт и билет на рейс в Штаты... а потом с ужасающим акцен­том посоветовал никогда, никогда не возвращаться в Перу.