Исследование своего прошлого

Дорога впереди сужалась, круто огибая каменный выступ горы. Грузовик осторожно повернул, подскакивая на круп­ных камнях. Вокруг нас Анды вздымали свои могучие серые вершины, окутанные белоснежными облаками.

Я поглядел на Санчеса. Он внимательно вёл машину, скло­нившись к рулю. Уже несколько часов мы с трудом одолева­ли тяжелую, с крутыми подъемами дорогу. Временами и без того узкий проезд загромождался завалами камней.

Мне хо­телось возобновить разговор о сценариях, но время для это­го было явно неподходящее — всё свое внимание Санчес должен был уделять дороге. Да, к тому же, я и сам, собствен­но, не знал, о чём хочу спросить.

Я дочитал Пятое открове­ние, и прочитанное близко перекликалось с рассказом свя­щенника. Конечно, неплохо было бы избавиться от сценария борьбы за власть, особенно если бы это ускорило мою эво­люцию, но я так и не понял, что это за сценарий и как он действует.

— О чем задумались? — неожиданно спросил Санчес.

— Я дочитал Пятое откровение, — ответил я. — И всё думаю об этих ваших сценариях. Вы, кажется, считаете, что мой сценарий, как-то мешает мне быть раскованным?

Он не ответил. Его глаза были прикованы к дороге. Мет­рах в тридцати перед нами стоял, загораживая путь, крупный внедорожник. Неподалеку, у края скалистого обрыва, стояли мужчина и женщина. Они тоже увидели нас.

Санчес, остановив грузовик, вгляделся в них и улыбнулся.

— Я знаю ее, — сказал он. — Это Хулия. Всё в порядке. Надо с ними поговорить.

Оба они были темноволосые и смуглые — видимо, перу­анцы. Женщина была постарше, на вид лет пятидесяти, муж­чине можно было дать лет тридцать.

— Отец Санчес! — воскликнула она, подходя.

— Привет, Хулия!

Они обнялись, Мы перезнакомились. Мужчину звали Роландо.

Хулия и Санчес молча повернулись и подошли к краю обрыва, где она до этого стояла с Роландо. Роландо внима­тельно приглядывался ко мне. Мне стало неловко, И я ото­шел, приближаясь к тем двоим.

Роландо последовал за мной, глядя так, словно чего-то хотел от меня. Несмотря на моло­дость, лицо его было грубым и обветренным. Я ощутил не­понятную тревогу.

Пока мы шли к обрыву, он несколько раз хотел загово­рить, но я отводил глаза и убыстрял шаг. Так он и не произ­нес ни слова. Дойдя до края, я сел на узкий выступ скалы так, чтобы он не смог пристроиться рядом. Хулия и Санчес рас­положились немного поодаль и повыше, сидя рядышком на большом валуне.

Роландо выбрал место как можно ближе ко мне. Мне было не по себе от его пристального взгляда, и в то же время его явный интерес ко мне пробудил во мне любопытство.

Поймав наконец мой взгляд, он спросил:

— Вы здесь из-за Рукописи?

Я ответил не сразу.

— Я слышал о ней.

Он, кажется, удивился.

— Но вы ее видели?

Какие-то отрывки, — осторожно ответил я. — А вы имеете к ней отношение?

— Интересуюсь, — сказал он. — Но пока что мне не попался ни один список.

Мы помолчали.

— Вы из Соединенных Штатов?

Этот вопрос мне не понравился, и я решил промолчать. Вместо ответа я спросил:

— А храмовые развалины в Мачу-Пикчу как-то связаны с Рукописью?

— По-моему, нет. Правда, она создавалась примерно тогда же, когда возводились эти храмы.

Я замолчал, любуясь величественной красотой гор. Я рас­судил, что, если я буду молчать, он рано или поздно сам выложит, что они с Хулией тут делают и при чем здесь Рукопись. Так мы и промолчали минут двадцать.

Наконец Роландо встал и медленно двинулся туда, где разговаривали Санчес и Хулия. Я не знал, что делать. Мне не хотелось идти туда, потому что Санчес с Хулией явно хотели побеседовать наедине.

Еще примерно полчаса я сидел на том же месте, глядя на скалис­тые вершины и безуспешно напрягая слух, чтобы услышать хоть что-то из разговора. Никто не обращал на меня ни ма­лейшего внимания.

Наконец я решил присоединиться к ос­тальным. Но, прежде чем я успел встать на ноги, вся троица спустилась и направилась к машине Хулии. Я полез через нагроможденные камни туда же.

— Им надо ехать, — сообщил Санчес, когда я подошел.

— Жаль, что мы не успели поговорить, — обратилась ко мне Хулия. — Надеюсь, мы еще увидимся. — Она смотрела на меня с выражением теплой заботы — таким же, какое я часто видел на лице Санчеса. Я кивнул, и она, склонив го­лову набок, добавила: — Скажу больше, я уверена, что мы увидимся очень скоро.

Я чувствовал, что на это надо что-то ответить, но ничего не придумал. Дойдя до машины, Хулия только кивнула и ско­роговоркой простилась. Она села за руль, Роландо — рядом, и они покатили на север, туда, откуда приехали мы с Санчесом. Весь эпизод оставил у меня чувство недоумения.

Когда мы вернулись в свою машину, Санчес спросил:

— Роландо рассказал про Билла?

— Нет! А что, они его видели?

Санчес, кажется, смутился.

— Да, они встретились с ним в одной деревеньке, за сорок миль к востоку отсюда.

— Билл что-нибудь говорил обо мне?

— Он только сказал, по словам Хулии, что вам с ним пришлось разделиться. Она говорит, что он больше общался с Роландо. Вы ему что-нибудь рассказали о себе?

— Нет. Я не знал, можно ли ему доверять. Санчес смотрел на меня в полном недоумении.

— Я же сказал вам, что всё в порядке! Я знаю Хулию много лет. Она из Лимы, у нее там дело, но с тех пор, как стало известно о Рукописи, она занимается поисками Девятого от­кровения. Неужели бы она стала разъезжать с человеком, которому нельзя доверять! Никакой опасности не было, а вы упустили случай узнать ценную информацию.

Санчес глядел на меня с очень серьезным выражением.

— Вот, — продолжал он, — прекрасный пример того, как сценарий вмешивается в жизнь. Из-за вашей отчужденности совпадение, которое могло произойти, не произошло.

Поняв по моему лицу, что я собираюсь оправдываться, он добавил:

— Ну ладно, что поделаешь! У всех нас свои сценарии. Нет худа без добра — по крайней мере, вы поняли, как действует ваш.

— Ничего я не понял! — воскликнул я. — Как он действует?

— Ваш способ использовать людей и обстоятельства с целью зарядиться энергией, — начал объяснять Санчес, — состоит в том, что вы, согласно написанному вами сцена­рию, замыкаетесь в себе, ведете себя загадочно, скрытничаете.

Себя вы убеждаете в том, что это разумная предосторожность, на самом же деле, вы надеетесь, что кто-нибудь втянется в ваш сценарий и станет пытаться разгадать ваши загадки. Когда так и происходит, вы стараетесь, ничего не объясняя, вынудить этого человека расспрашивать вас, теряясь в догадках о ваших истинных чувствах.

Тем самым, вы полностью приковываете к себе внимание этого человека, и его энергия поступает к вам. Чем дольше вы поддерживаете его неудовлетворенный интерес к себе, тем больше энергии вам достаётся.

Беда только в том, что, изображая необщительность, вы искусственно замедляете ход своей жизни, потому что, одно и то же повторяется в ней раз за разом. Если бы вы держались с Роландо более откры­то, ваша жизнь уже сегодня получила бы новое, важное для вас направление.

Мне стало горько. Ведь и Билл говорил мне что-то похожее, когда заметил, что мне не хочется делиться сведениями с Рено. Это была чистая правда — я действительно предпочитал утаи­вать свои мысли.

Я выглянул в окно — дорога шла в гору, вок­руг вздымались острые скалы. Санчес сосредоточился на вождении, чтобы не слететь с обрыва. Когда мы выехали на ров­ный участок, он повернулся ко мне и сказал:

— Чтобы нейтрализовать свой сценарий, каждый из нас должен, в первую очередь, полностью осознать его. Никакой прогресс невозможен, пока мы полностью не уясним себе наши личные приемы добывания энергии. Это только что произошло с вами.

— А дальше что делать? — спросил я.

— Дальше нужно вспомнить свое прошлое, вплоть до раннего детства, и понять, как именно сформировались ваши привычки. Когда мы доберемся до их истока, поймем, как зародился наш сценарий, мы уже не сможем следовать ему бессознательно.

Помните, что наши родные, когда мы были детьми, пытались заполучить нашу энергию, следуя собственному сценарию, и именно в ответ на это сформировался наш собственный. Мы же нуждались в какой-то стратегии, чтобы отвоевать энергию.

Мы пишем сценарий, в зависимости от по­ведения наших родных. Но когда мы начинаем осознавать,
что в действительности за этим стоит битва за энергию, мы уже не нуждаемся в сценарии, мы видим суть дела.

— Какую суть?

— Человек должен вспомнить свое детство и понять его, с точки зрения эволюции, духовной реальности. Тогда он поймет, кто он такой на самом деле. Тогда сценарий уходит в прошлое, и мы живем своей, настоящей жизнью.

— С чего же мне начать?

— Надо понять, как создавался ваш сценарий. Расскажи­ те мне о своем отце.

— Он хороший человек. Любит пошутить. Способный. Но... — Я колебался. Мне не хотелось показаться неблагодарным сыном.

— Но что?

— Ну, в общем... Он всегда критиковал меня. Всё, что я делал, было неправильно.

— Как именно он критиковал?

Я вспомнил своего отца, когда он был молод и силен.

— Он расспрашивал меня. И мои ответы никогда ему не нравились.

— И что происходило с вашей энергией?

— Думаю, она выходила из меня. Поэтому я старался ничего ему не рассказывать.

— Я так понимаю, что вы старались отвечать ему уклончиво, неопределенно, чтобы привлечь его внимание и в то же время не раскрыться, не дать ему возможности критиковать вас. Он был «следователем», вы же пытались уйти от допроса. Вы культивировали «замкнутость».

— Да, наверное... Что значит был «следователем»?

— Быть «следователем» — это особый сценарий. Люди, пользующиеся этим способом получения энергии, всегда расспрашивают человека, чтобы проникнуть в его внутренний мир исключительно с целью отыскать его погрешности и недостатки.

Когда это удается, они указывают на эти погрешности, критикуют собеседника. При успехе такой
стратегии, критикуемые втягиваются в этот сценарий.

Помня о присутствии «следователя», они теряют самостоя­тельность и уверенность в себе и думают только о том, чтобы не сделать ошибки, не навлечь на себя критику. Их психологическая зависимость и дает «следователю» энергию, которая ему нужна.

Вспомните, как вы вели себя в присутствии таких «следо­вателей»? Разве вы не втягивались в их сценарий и не вели себя так, чтобы избежать критики?

Эти люди заставляли вас смотреть на себя их глазами и поглощали вашу энергию. Всё дело было в том, что вы сами начинали судить себя по тому, что они о вас думали.

Мне вспомнился эпизод с Дженсеном. Всё было именно так, как описал священник.

— Значит, мой отец был «следователем»? — спросил я еще раз.

— Похоже на то.

На мгновение я задумался о своей матери. Какой сцена­рий был у нее? Санчес спросил, о чём я думаю.

— О сценарии своей матери. Сколько всего разновидностей существует?

— Сейчас я вам расскажу, какая классификация сценариев дается в Рукописи. Энергию можно добывать или агрессивно, силой подчиняя себе людей, или пассивно, играя на чужом сочувствии или любопытстве с целью привлечь к себе внима­ние.

Например, если кто-то угрожает вам, будь то действия­ми или словами, вы поневоле, из осторожности или страха, отдадите ему свое внимание и, следовательно, энергию. Тот, кто угрожает вам, вовлекает вас в самый агрессивный сцена­рий. В Рукописи такая разновидность называется «пугало».

С другой стороны, если кто-то упорно рассказывает вам о своих несчастьях, рассчитывая на вашу отзывчивость, да­вая понять, что, если вы ему не поможете, он станет еще не­счастнее, то такой человек достигает своих целей на самом пассивном уровне, действуя по сценарию, который в Руко­писи называется «бедняжка».

Припомните-ка, не попадался ли вам когда-нибудь человек, в присутствии которого вы всегда чувствовали себя виноватым без всяких на то причин?

— Случалось.

— Так вот, это значило, что вы оказывались втянуты в сценарий этого «бедняжки». Что бы вы ни делали, что бы ни говорили, вам постоянно приходилось оправдываться в том, что вы мало делаете для него. Уже одно его присутствие заставляло вас чувствовать себя виноватым.

Я кивнул.

— Все остальные сценарии, — продолжал Санчес, — располагаются по шкале агрессивности где-то между этими двумя. Если у человека более тонкая агрессия, чем у «пугала», если он вторгается в ваш мир исподволь, разрушая его критикой, как ваш отец, — то это «следователь».

Ваш сценарий «замкнутого» несколько менее пассивен, чем у «бедняжки». Другими словами, порядок по мере убывания агрессивности будет такой: «пугало», «следователь», «замкнутый», «бедняжка». Ну, как, вы находите в этом смысл?

— Пожалуй. И что же, каждый пользуется одним из этих сценариев?

— Именно так. Правда, некоторые люди могут пользоваться разными сценариями, в зависимости от обстоятельств, но у большинства из нас — один сценарий, который мы проигрываем множество раз. А выбор его определяется тем, какой из них помогал нам в детстве, при столкновениях с родными.

Тут меня осенило: моя мать вела себя со мной так же, как и отец. Я посмотрел на Санчеса.

— Моя мать... Я знаю, кем она была. Тоже «следователем».

— Значит, вам досталось вдвойне. Тут уж не приходится удивляться вашей скованности. Но, по крайней мере, они не запугивали вас. Вам хотя бы не приходилось опасаться за свою безопасность.

— А что было бы в этом случае?

— Тогда у вас был бы сценарий «бедняжки». Понимаете, как это происходит? Предположим, вы ребенок, из которого выкачивают энергию путем угроз — например, угрожая побоями. В этом случае, никакая замкнутость вам не поможет.

Никого не волнует, раскованны вы или, наоборот, застенчивы и, вообще, что там у вас на душе. Ваши угнетатели слишком агрессивны. И тогда ваш единственный выход — выбрать самую пассивную роль, роль «бедняжки», в надежде вызвать жалость к себе и чувство вины у ваших угнетателей.

Но если эти надежды оказываются тщетными, то есть, сценарий «бедняжки» не срабатывает, тогда вы, когда подра­стете, сами начнете прибегать к насилию и на агрессию от­вечать агрессией. — Санчес помолчал. — Как та девочка-пе­руанка, о которой вы мне рассказывали, помните?

Ребенок делает всё возможное, чтобы добиться внимания членов своей семьи и получить энергию. И сценарий, кото­рый ему в этом помогает, остается с ним на всю жизнь и проигрывается каждый раз, когда он, нуждаясь в энергии, хочет получить ее у кого-то.

— Я понял, как формируется «пугало», — сказал я, — а как возникает сценарий «следователя»?

— Представьте себе ребенка, родители которого не замечают его, не обращают на него внимания — например, по­тому, что заняты своей карьерой или еще чем-нибудь. Что бы вы делали на месте такого ребенка?

— Не знаю.

— Давайте подумаем. Замкнутость не поможет — они ее и не заметят. Они сами замкнуты для вас. Наверное, вы по­пытались бы разузнать побольше об этих холодных, отчужденных людях, поискали бы, к чему в них можно придраться, найти за ними какую-нибудь вину, чтобы обратить на себя внимание, добиться энергии. Вот и вышел бы из вас «следователь». Меня осенило.

— Значит, «замкнутые» создают «следователей»!

— Вот именно.

— А «следователи» вынуждают детей становиться «замкнутыми». А «пугала» формируют у детей сценарий «бедняжки», а если он не помогает, ребенок сам вырастает «пугалом».

— Совершенно верно. Таким образом, сценарии битвы за энергию и переходят из поколения в поколение. Причём, заметьте, можно ясно видеть один из этих сценариев у других, но себя полагать свободным от этих стереотипов. Эту иллюзию следует полностью преодолеть, если мы хотим продвинуться вперед.

Почти все привязаны к какому-то сценарию — во всяком случае, большую часть времени, — и надо
вспомнить прошлое и повнимательнее заглянуть в себя, чтобы распознать свой. Я долго молчал. Потом повернулся к Санчесу и спросил:

— А когда мы узнаем свой сценарий, что делать потом?

Санчес специально притормозил, чтобы заглянуть мне в глаза.

— У нас есть выбор. Мы можем подняться над ролью, которую бессознательно усвоили. Я уже говорил, мы можем найти более высокий смысл в своей жизни и истинную, духовную причину того, что родились именно в таких семьях. Мы можем понять, кто мы такие.

Мы почти приехали, — сообщил Санчес. Дорога достигла своей высшей точки между двух острых вершин. Когда мы миновали один огромный пик, я увидел впереди небольшой домик, прижавшийся к другой величавой громаде.

— А его грузовика нет на месте,— заметил Санчес.

Мы вылезли из машины и подошли к дому. Санчес без це­ремоний отворил дверь и вошел, а я остался снаружи, глубо­ко вдыхая холодный разреженный воздух. Небо было покры­то темно-серыми тучами. В любую минуту мог пойти дождь. Санчес вышел из дома.

— Никого нет. Наверное, он на развалинах,

— А как туда попасть?

И тут я увидел, что священник еле держится на ногах от усталости.

— Еще полмили по дороге, — произнес он, протягивая мне ключи от машины. — До следующего перевала и чуть за него. Развалины пониже, вы их увидите. Садитесь в грузовик и поезжайте, а я останусь здесь. Хочу заняться медитацией.

— Ладно! — И я пошел к машине.

Я пересек небольшую долину и добрался до перевала, рассчитывая на очередной потрясающий вид. Мне не при­шлось разочароваться. С перевала я мог видеть знаменитые развалины Мачу-Пикчу во всей их красе: храмовый ан­самбль, сложенный из массивных, тщательно обработанных многотонных каменных глыб, громоздящихся друг на дру­га.

Даже в такой тусклый пасмурный день невозможно было оторвать глаза от этого чуда. Я остановил грузовик и подышал, набираясь энергии, де­сять или пятнадцать минут. Внизу, среди развалин, ходили люди.

Я увидел человека в стоячем воротничке священника, который вышел из одного разрушенного здания и пошел к грузовику, стоящему неподалеку. Но он был далеко, да и одет был всё-таки не в рясу, а в кожаную куртку с брюками, так что никакой уверенности, что это и есть отец Карл, у меня не было.

Я снова завел машину и подъехал ближе. Услышав шум мотора, он поднял глаза и улыбнулся, оче­видно узнав Санчесов грузовик. Тут он увидел меня, заинте­ресовался и подошел ближе.

Он был невысокий, приземис­тый, с тускло-коричневыми волосами, пухлолицый. Глаза были ярко-синие. Ему могло быть лет тридцать.

— Я друг отца Санчеса, — отрекомендовался я, вылезая из машины. — Он остался в вашем доме.

Он протянул мне руку.

— Я отец Карл.

Я посмотрел на развалины. Вблизи они производили еще более внушительное впечатление.

— Вы тут впервые? — спросил отец Карл.

— Да. Я много слышал об этом месте, но не представлял себе такого.

— Это одно из самых богатых энергией мест в мире.

Я пригляделся к нему. Очевидно, он говорил об энергии в том же смысле, что и Рукопись. Утвердительно кивнув, я сказал:

— Я уже достиг стадии, когда учусь сознательно впитывать энергию, и разобрался со своим сценарием.

При этом, я чувствовал некоторую неловкость от своей откровенности, но и удовольствие — я говорил искренне и открыто.

— Вы не кажетесь слишком замкнутым, — заметил он. Я поразился.

— Откуда вы знаете, какой у меня сценарий?

— У меня развилось чутье на такие вещи. Потому я и здесь.

— Вы помогаете людям определять свои сценарии?

— Да. И узнать свою истинную природу тоже.

Его глаза сияли искренностью. Он раскрывался перед впервые встреченным человеком без малейшей неловкости или смущения.

Я молчал. Он спросил:

— Вы усвоили первые пять откровений?

— Я прочел почти всё, — ответил я, — и, кроме того, разные люди объясняли мне их.

Не успел я это сказать, как понял, что опять отвечаю слишком уклончиво.

— Думаю, что я усвоил первые пять, — поправился я. — А вот шестое мне не совсем понятно.

Он кивнул и сказал:

— Большинство людей, с которыми я общаюсь, даже не слышали ничего о Рукописи. Они приезжают сюда и впадают в восторг от наплыва энергии. Это одно заставляет их переосмыслить всю свою жизнь.

— А как вы встречаетесь с ними?

Он многозначительно посмотрел на меня.

— Они как-то находят меня.

— И вы говорите, что помогаете им узнать свою истинную природу? А как?

Он сделал глубокий вдох.

— Есть только один способ. Нужно вернуться в начало жизни, к детству и прожить его заново. Когда мы осознаем свой сценарий битвы за энергию, мы должны задуматься о высшей истине нашей семьи.

Ведь, кроме схваток за энергию, там было и другое, хорошее. Когда мы обретём эту истину, наша жизнь наполнится энергией, потому что мы будем знать, кто мы такие, на какой дороге, в чём наше назначение.

— Санчес тоже говорил об этом, — ответил я. — Я хочу знать, как найти эту истину.

Близился вечер, становилось холодновато. Отец Карл за­стегнул «молнию» на своей куртке.

— Надеюсь, что у нас будет возможность поговорить об этом, — сказал он. — А сейчас мне не терпится увидеть отца Санчеса.

Я снова бросил взгляд на развалины, и он добавил:

— Пожалуйста гуляйте здесь, сколько хотите. Увидимся позже у меня дома.

Я прогуливался вокруг древних развалин еще часа полто­ра. В некоторых местах я задерживался, чувствуя там особен­ный прилив сил. Я пытался представить себе цивилизацию, возводившую такие храмы.

Как им удалось поднять эти кам­ни на такую высоту и взгромоздить их один на другой? Мне казалось, что это превосходит человеческие силы.

Но постепенно мой интерес к развалинам угас, и я снова задумался о своем положении. Хотя оно за последние часы, собственно, не изменилось, я больше не испытывал страха. Доверие к Санчесу полностью вернулось — глупо было с моей стороны сомневаться в нём. И мне сразу понравился отец Карл.

С наступлением темноты я вернулся к грузовику и пока­тил назад, к дому Карла. Подъехав, я увидел в окно обоих отцов — они стояли рядышком. Еще с порога я услышал рас­каты смеха.

Они, оказывается, были на кухне — готовили вдвоем обед. Отец Карл приветствовал меня и торжествен­но проводил к стулу. Я лениво расселся перед огнем, ярко горящим в камине, и огляделся вокруг.

Комната была просторная, обшитая широкими деревян­ными панелями, протравленными морилкой. Через открытые двери мне были видны еще две комнаты — видимо, спальни — соединенные узким коридорчиком. Освещался дом электрическими лампочками, не слишком мощными, — до меня доносилось гуденье генератора.

Когда обед был готов, меня позвали к грубо сколоченно­му столу. Санчес прочел короткую молитву, и мы поели. За едой священники продолжали свою беседу. Потом мы втро­ем сели у огня.

— Отец Карл разговаривал с Биллом, — сообщил Санчес.

— Когда? — воскликнул я, волнуясь.

— Мы повстречались несколько дней назад, — ответил Карл. — Я с ним познакомился в прошлом году. А сейчас он специально заехал ко мне, чтобы рассказать новости. Он говорит, что, кажется, выяснил, кто вдохновляет действия властей против Рукописи.

— Кто же?

— Кардинал Себастьян, — вставил Санчес.

— Каким образом?

— У меня такое впечатление, — ответил Санчес, — что он использует свое влияние в правительстве, чтобы натравить на нас военных.

Он всегда предпочитал действовать тихой сапой в правительственных коридорах, ничего не обсуждая на церковных советах, чтобы не спровоцировать раскола. Сейчас он перешел к энергичным действиям. Увы, они могут увенчаться успехом.

— То есть?

— За исключением нескольких пастырей из Северного совета, да еще трех-четырех человек вроде Хулии и Билла, ни у кого не осталось копий Рукописи.

— А ученые из Висьенте? — напомнил я.

Наступило молчание. Наконец Карл ответил мне.

—Билл рассказал, что Висьенте прикрыли. Ученые арестованы, материалы опытов изъяты.

— Неужели научное сообщество это потерпит?

— А что они могут поделать? — спросил Санчес. — В конце концов, большая часть ученых не признавала этих опытов-. По официальной версии, исследователи из Висьенте нарушили закон.

— Не может быть, чтобы правительству это сошло с рук.

— Похоже, что уже сошло, — заметил отец Карл. — Я тут звонил в несколько мест, и все рассказывают одно и то же. Надо думать, власти собираются под сурдинку прикрутить гайки.

— И что же теперь будет?

Карл только пожал плечами, а Санчес сказал:

— Что будет, я не знаю, но не исключаю, что исход зависит от того, найдет ли Билл то, что ищет.

— А при чем тут это?

— Билл ведь ищет недостающую часть Рукописи, Девятое откровение. Интерес к такой находке может быть настолько велик, что в дело вмешается мировая общественность.

— А Билл говорил, куда направляется? — спросил я у отца Карла.

— Он и сам этого не знал. Сказал только, что интуиция подсказывает ему двигаться на север, поближе к Гватемале.

— Интуиция?

— Да. Когда вы разберетесь в себе и познакомитесь с Седьмым откровением, вам это станет понятно.

Меня поражало безмятежное спокойствие моих собесед­ников.

— Как вы можете так спокойно рассуждать об этом? — не выдержал я. — А если сейчас вломятся солдаты и арестуют нас всех?

Они смотрели на меня все с тем же спокойствием и тер­пением. Ответил мне отец Санчес.

— Спокойствие не означает беззаботности. Человек спокоен и невозмутим настолько, насколько он подключен к энергии. Мы сохраняем нашу связь с источником энергии, потому что это наилучший способ поведения, независимо от обстоятельств. Вам ведь это понятно?

— Да, конечно. Дело, наверное, в том, что мне самому это плохо удается.

Священники улыбнулись.

— Сохранять связь с источником, — сказал отец Карл, — будет намного легче, когда вы разберётесь в себе.

Тут отец Санчес встал и отправился на кухню — мыть по­суду, как он объявил. Я посмотрел на отца Карла.

— Ну, так как же надо разбираться в себе? С чего начать?

— Отец Санчес говорит, что вы уже поняли, какие сценарии были у ваших родителей. Верно?

— Верно. Оба они были «следователями», и оттого я стал «замкнутым».

— Ну вот. А теперь, оставив в стороне борьбу за энергию, поищите истинную причину своего появления на свет именно в вашей семье.

Я ответил ему недоумевающим взглядом.

— Для того, чтобы осознать свою истинную, духовную личность, надо понять сюжет своей жизни, выявить ее смысл и значение. И начать надо с вопроса: почему я родился именно в этой семье, у этих родителей? Зачем я появился на свет?

— Не знаю!

— Ладно. Ваш отец был «следователем». Кем ещё? Как бы вы его охарактеризовали?

— Вы имеете в виду его взгляды?

— Да.

Я задумался.

— Ну, он считает, что надо радоваться жизни. Что жить надо честно, но в свое удовольствие. В общем, что надо жить полной жизнью.

— И ему это удалось?

— Более или менее. Правда, всегда выходило так, что удача изменяла ему в последний момент, когда он думал, что трудности кончились и остается жить да радоваться.

Отец Карл задумчиво прищурился.

— Значит, он считает, что жизнь дана для радости и удовольствий, но на деле у него так прожить не получилось?

— Ну да.

— А почему так, вы задумывались когда-нибудь?

— Не знаю. Я обычно считал, что ему не повезло.

— Может быть, он просто не знал, как этого добиться?

— Может быть.

— А что вы можете сказать о вашей матушке?

— Ее уже нет в живых.

— Как вы могли бы описать ее жизнь?

— Ее жизнь была посвящена церкви. Она была ревностной христианкой.

— В чём это выражалось?

— Она считала, что надо служить ближним и соблюдать заповеди.

— И она их соблюдала?

— И очень строго. Во всяком случае, так, как ее учили в церкви.

— А вашего отца она убедила, что надо так жить?

Я даже засмеялся.

— Вот уж нет! Мама хотела, чтобы он ходил в церковь каждое воскресенье и принимал участие в благотворитель­ных делах. Но он был слишком большим вольнодумцем для этого.

— Ну и как это всё отразилось на вас?

Я удивился.

— Никогда об этом не задумывался.

— Но ведь, наверное, каждый из них хотел сделать вас своим союзником? Может быть, потому они и «допрашива­ли» вас? Ни один из них не хотел, чтобы вы усвоили ценности другого, верно? Каждый хотел, чтобы вы были на его сто­роне, разве не так?

— Должно быть, вы правы.

— И как вы реагировали?

— Я не хотел становиться ни на чью сторону.

— Каждый из них тащил вас в свою сторону, и, в итоге, вы стали «замкнутым».

— Похоже на то.

— Что случилось с вашей матушкой?

— Она страдала паркинсонизмом, долго болела.

— Но веру свою она сохранила?

— О, да! До самого конца.

— Ну, так каким же смыслом она наделила вас?

— Что-что?

— Вам нужно понять, какой смысл заключен в ее жизни — именно для вас. Вы должны понять, почему родились именно у нее, чему вы должны были у нее научиться.

Любой из нас, независимо от того, сознает ли он это, своей жизнью демонстрирует собственное понимание того, как должен жить че­ловек.

Вы должны понять, чему учит вас жизнь вашей матери, и, в то же время, уяснить, что можно было бы исправить в ее жизни. Это непременная часть вашей жизненной задачи.

— Почему только часть?

— Потому что у вас был еще и отец. Понять, что можно было бы поправить в жизни отца, — это вторая часть.

Я всё еще ничего не понимал. Он положил руку мне на плечо.

— Мы ведь не только физически происходим от своих родителей. Мы и в духовном смысле — их создания. Вы родились у этого мужчины и этой женщины. Их жизнь оставила неизгладимый отпечаток на вашей личности.

Чтобы добраться до своей истинной сути, надо начать с уяснения того, что эта суть — ваше истинное «я» — зародилась между правдой отца и правдой матери. И родились вы у них именно для того, чтобы подняться выше и увидеть каждую из этих правд в более широкой перспективе.

Ваша жизненная цель — найти правду, которая объединила бы их верования, подняв их на более высокий уровень.

Я кивнул.

— Ну, так как бы вы сформулировали то, чему учили вас родители?

— Это нелегко сделать.

— А вы попробуйте.

— Отец считал, что надо жить «на полную катушку», быть самим собой и радоваться этому. Во всяком случае, он стремился к такой жизни. Мама считала, что надо жертвовать собой, жить для ближних. Отречься от себя. Она так пони­мала Писание.

— Ну а сами вы что чувствуете?

— Я не знаю.

— Какую точку зрения вы предпочитаете, отцовскую или материнскую?

— Ни ту, ни другую. Я считаю, что всё не так просто.

Карл засмеялся.

— Снова уклоняетесь от ответа!

— Да нет, я просто не знаю.

— Но, если бы вам пришлось выбирать одно их Двух?

Я колебался, подыскивая самый честный ответ. Наконец меня осенило:

— Они оба правы, — сказал я. — И, в то же время, не правы.

Глаза священника просияли.

— Каким образом?

— Сам не знаю. Но правильная жизнь должна сочетать обе точки зрения.

— Вот. Ваша задача и состоит в том, чтобы понять, как их можно объединить. От вашей матушки вы унаследовали убеждение, что смысл жизни в духовности. От отца вы узна­ли, что жизнь — это самовыражение, веселье, приключение.

— И значит, моя жизнь должна как-то объединить эти два подхода?

— Да. Для вас главное в жизни — духовность. Ваша жизненная задача — в обретении духовности, в которой вы мог­ли бы углубить и выразить свою личность. Вашим родителям не удалось решить эту задачу, они оставили ее вам. В этом и должна состоять цель вашего жизненного странствия, вашей личной эволюции.

Я погрузился в глубокие размышления. Отец Карл ещё что-то говорил, но я уже не мог сосредоточиться на его сло­вах. Огонь в камине догорал. Я понял, что очень устал. Отец Карл выпрямился на стуле и сказал:

— Думаю, вы на сегодня истощили свой запас энергии. Позвольте сказать вам на прощанье только одно. Вы можете пойти спать и больше никогда не вспомнить о нашем разговоре.

Вы можете вернуться к своему сценарию или, наоборот, проснуться завтра с новым пониманием себя и своей жизненной задачи. И в этом случае, вы, возможно, сделаете еще один шаг вперед — вспомните всё, что случалось с вами в жизни с самого рождения.

Если вы рассмотрите свою жизнь, как развитие единого сюжета — с рождения и до на­стоящей минуты, — вы увидите, что именно разрешением этой задачи и были всегда заняты. Вы поймете, что привело вас в Перу и что вам делать дальше.

Я кивнул и внимательно посмотрел на него. В его глазах я прочел заботу и участие — то же выражение, которое я так часто видел на лицах Билла и Санчеса.

— Спокойной ночи! — И отец Карл удалился в спальню, закрыв за собой дверь.

Я расстелил на полу спальный мешок, залез в него и мо­ментально заснул.

Когда я проснулся, моя первая мысль была о Билле. Мне захотелось подробнее расспросить о его планах отца Кар­ла. Пока я лежал и думал, всё еще в спальнике, в комнату ти­хонько вошел отец Карл и начал растапливать камин.

Я расстегнул «молнию» на спальном мешке, и он, услышав этот звук, обернулся.

— Доброе утро! — сказал он, — Как спали?

— Нормально! — бодро ответил я, вставая.

Он положил на угли горку щепочек, а на них поленья покрупнее.

— Что Билл думает сейчас делать, говорил он? — спросил я.

Карл выпрямился и поглядел на меня.

— Он сказал, что заедет к одному своему другу, чтобы подождать каких-то вестей. Видимо, сведений о Девятом от­кровении.

— А еще что он говорил?

— Он считает, что кардинал Себастьян сам хочет найти это откровение. Похоже, что он близок к цели. Билл считает, что от человека, в чьих руках окажется последнее откровение, зависит судьба всей Рукописи — получит ли она распространение, поймут ли ее.

— А почему?

— Я точно не знаю. Билл был один из первых, кому удалось собрать и прочесть все откровения. Возможно, он понимает их лучше, чем кто бы то ни было. Ему, по-моему, кажется, что с последним откровением все предыдущие станут понятнее, их будет легче усвоить.

— Вы думаете, он прав?

— Не знаю. Он лучше меня разбирается в этом. Я усвоил только то, что входит в мою задачу.

— То есть?

Он ответил не сразу.

— Как я уже говорил вам, моя задача состоит в том, чтобы помогать людям найти свою истинную суть. Мне стало это ясно, когда я прочел Рукопись. Для меня в ней главное откровение — Шестое.

Моя истина в том, чтобы помогать людям освоить именно это откровение. Мне это удается, потому что я сам проделал весь процесс самопознания.

— И какой был у вас сценарий? — поинтересовался я.

Его глаза весело сверкнули.

— Я был «следователем».

— Вы подчиняли себе людей, находя в их жизни ошибки и недостатки? — поразился я.

— Вот именно. Мой отец был «бедняжкой», а матушка — «замкнутой». На меня они не обращали внимания. Един­ственным способом добыть энергию для меня было придираться к их поступкам и выискивать у них недостатки.

— И как давно вы это преодолели?

— Около полутора лет назад. Я повстречал отца Санчеса и начал изучать Рукопись. Когда я всерьез задумался о своих родителях, я понял, чему должен послужить опыт, который я вынес из общения с ними.

Понимаете, мой отец считал, что необходимо добиваться успеха во всем, что делаешь. Он был очень целеустремленный человек. Он распределял свое вре­мя до минуты и оценивал себя по тому, чего ему удалось добиться.

А матушка была мистически настроенным челове­ком и полагалась на интуицию. Она считала, что каждому из нас ниспослано духовное руководство и главная задача жиз­ни — ему следовать.

— А что ваш отец думал об этом?

— Считал это бреднями.

Я улыбнулся, но промолчал.

— Понимаете, как это на меня повлияло? — спросил отец Карл.

Я покачал головой — я всё-таки ещё не до конца всё понял.

— Благодаря отцу, — продолжал священник, — я усвоил мысль, что в жизни необходимо добиваться какой-то цели, ставить себе задачи и не успокаиваться, пока их не решишь. Матушка же приучила меня полагаться на духовное руководство, внутренний голос.

Я понял, что моя жизнь должна сочетать обе точки зрения. Я пытался понять, каким образом духовное руководство подвигает человека на цель, достичь которой должен именно он, и никто другой. Я понимал, что важнее всего в жизни именно стремление к этой цели, толь­ко тогда возможно ощущение счастья и полноты жизни.

Я кивнул.

— Поэтому, как вы понимаете, именно Шестое откровение произвело на меня самое сильное впечатление. Как только я с ним познакомился, я сразу понял, что моя миссия в жизни состоит именно в этом — помогать людям разобраться в себе и найти свою цель, свою жизненную задачу.

— А вам известно, как Билл пришел к тому, чем он сейчас занят?

— Да, он мне кое-что рассказывал. Он был «замкнутый», как и вы. А его родители тоже, как и у вас, были «следователями», и каждый из них имел вполне определенные взгляды, которые желал внушить ребенку. Его отец был немецким писателем.

Он считал, что род человеческий нуждается в совершенствовании. Он-то был гуманистом, но нацисты ухватили идею совершенствования, чтобы оправдать истребление, так называемых, низших рас.

Такое искажение его мыслей было страшным ударом для старика. Он эмигрировал в Южную Америку с женой и сы­ном. Его жена была перуанка, но выросла и получила обра­зование в Соединенных Штатах.

Она тоже была писательни­ца, но придерживалась восточной философии. Она считала, что главное в жизни — достичь внутреннего просветления, высшего сознания, главные признаки которого — душевный мир и отречение от всего мирского.

Целью жизни, по ее мнению, было не совершенствование, а устранение нужды в любом совершенствовании, в любом продвижении... Как это, по-вашему, должно было повлиять на Билла?

Я покачал головой.

— Он оказался, — продолжал отец Карл, — в затрудни­тельном положении. Его отец был сторонником западной идеи прогресса, а мать была сторонницей восточного принципа, по которому жизнь дана нам всецело для достижения душевного мира.

Взгляды родителей подготовили Билла к стремлению со­четать основные черты восточной и западной культур, хотя он далеко не сразу это понял. Сначала он стал инженером и трудился ради прогресса, а потом — простым проводником, который показывает людям прекрасные, трогающие душу места этой страны, сам обретая, при этом, душевный мир.

Но Рукопись помогла ему понять себя. В откровениях нашелся ответ на его главный вопрос, и он понял, что запад­ная и восточная мысль действительно могут объединиться в некоей истине высшего порядка.

Из откровений следова­ло, что Запад прав в том отношении, что действительно в жизни должен быть прогресс, совершенствование, стремле­ние к лучшему. Но и Восток прав, потому что для совершен­ствования нужно отрешиться от эгоизма.

Ограничиваясь только логикой, усовершенствоваться нельзя. Надо достичь полноты осознания, внутренней связи с Божеством, потому что только тогда эволюция будет направляться лучшими, высшими сторонами нашей личности.

Когда Билл начал постигать откровения, в его жизни уча­стились важные события. Он встретился с Хосе — священни­ком, который первым обнаружил рукопись и нашел для нее переводчиков.

Вскоре после этого он познакомился с вла­дельцем Висьенте и положил начало исследованиям, прово­дившимся в поместье. Примерно в то же время он повстречал Хулию, которая помимо собственного дела тоже работала проводником, сопровождая туристов в девственные леса.

С Хулией у них обнаружилось много общего. Общность целей сблизила их, и они быстро подружились. Отец Хулии тоже любил потолковать о духовности, но на фантастичес­кий, причудливый лад.

А ее мать преподавала риторику в колледже, была завзятой спорщицей и превыше всего цени­ла ясность мысли. В итоге, Хулия чувствовала тягу к духовно­сти, но не терпела расплывчатости и высокопарной туман­ности выражений.

Билл искал синтеза западного и восточного понимания духовности, а Хулия стремилась выразить это понимание, как можно более четко и ясно. Каждый из них нашел в Рукопи­си то, что искал.

— Завтрак готов! — крикнул Санчес из кухни.

Я повернулся к двери, удивленный — я думал, что он еще спит. Отложив беседу, мы с отцом Карлом двинулись на кух­ню, где нас ждали фрукты и овсянка. После еды отец Карл предложил мне прогуляться с ним к развалинам.

Я с радостью согласился — меня очень тянуло туда. Мы одновременно взглянули на отца Санчеса, но он вежливо отказался. Ему надо было спуститься в долину и позвонить кое-кому, объяснил он.

Небо сияло чистейшей голубизной, и солнце золотило вершины гор. Мы бодро зашагали по дороге.

— Интересно, можно как-нибудь связаться с Биллом? — спросил я.

— Вряд ли. Я даже не знаю, кто эти друзья, к которым он поехал. Что-нибудь разузнать о нем можно было бы в Икитосе — это пограничный городок на севере, — но ехать сей­час туда, боюсь, небезопасно.

— А почему в Икитосе?

— Он говорил, что, наверное, поиски приведут туда. Там много развалин поблизости. И миссия кардинала Себастья­на там же.

— Как вы думаете, найдет Билл Девятое откровение?

— Не знаю.

Несколько минут мы шли молча, потом отец Карл снова заговорил:

— Ну, как, вы выбрали свой путь?

— То есть?

— Отец Санчес мне рассказал, что первое время вы могли думать только о возвращении в Штаты, но потом заинтересовались откровениями. А сейчас что вы чувствуете?

— Сомнения и страх, — честно ответил я. — И всё же, меня почему-то тянет остаться.

— Помнится, у вас на глазах убили человека?

— Да.

— И всё-таки, вы хотите остаться?

— Нет! Я хочу бежать отсюда, спасаться... Но не уеду.

— А почему, как вы думаете?

— Я заглянул ему в глаза.

— Не знаю сам. А вы знаете?

— Помните, на чем мы остановились вчера вечером?

Я помнил очень хорошо.

— Мы обсуждали жизненную задачу, которую я получил от родителей: найти такую духовность, которая поможет моему самовыражению, даст мне переживание приключений и ощущение жизненной полноты. И еще вы сказали, что надо рассмотреть свою жизнь, с точки зрения этой моей эволюционной задачи и тогда станет ясным смысл происходящего сейчас.

Он загадочно улыбнулся.

— Да, если верить Рукописи, так и будет.

— Как это произойдет?

— Каждый из нас должен вспомнить поворотные пункты своей жизни и понять, какое отношение они имеют к эволюционной задаче.

Я потряс головой, ничего не понимая.

— Вспомните, чем вы всерьез интересовались, с кем дружили, какие значимые совпадения с вами случались. Какова их взаимосвязь? В какую сторону они вас подталкивали?

Я подумал о том, что со мной происходило с самого дет­ства. Нет, я не мог уловить осмысленного узора в пестрой череде событий.

— Как вы проводили время подростком?

— Ну, как вам сказать? В общем, я был обычным мальчишкой. Читать очень любил.

— Какие книги вам нравились?

— Детективы в основном, потом научная фантастика, про призраков еще... Всякое такое.

— Что происходило с вами в те годы?

Я вспомнил, какое влияние оказывал на меня дед, и рас­сказал отцу Карлу о нашем озере и горах. Он понимающе кивнул.

— А потом, когда вы выросли, что было?

— Поступил в колледж. Меня не было дома, когда умер дед.

— Что вы изучали в колледже?

— Социологию.

— Почему именно ее?

— Я случайно познакомился с одним преподавателем, и мне очень понравилось, как он разбирается в человеческой природе. Мне стало интересно, и я решил заниматься у него.

— Дальше что было?

— Дальше я получил диплом и поступил на работу.

— Работа вам нравилась?

— Да. И довольно долго.

— А потом?

— Потом я понял, что она почти не приносит результатов. Я работал с трудными подростками — жертвами жестокого обращения. У них были всякие эмоциональные нарушения, комплекс жертвы, отклонения в поведении. Я думал, что смогу по­мочь им преодолеть прошлое и построить свою жизнь заново.
Но потом я убедился, что в моем подходе чего-то недостает.

— И что произошло?

— Я оставил работу.

— А потом?

— А потом одна моя старинная приятельница позвонила мне и рассказала о Рукописи.

— И тогда вы решили лететь в Перу?

— Да.

— Что вы думаете о пережитом здесь?

— Думаю, что я с ума спятил. Дождусь, что меня подстрелят.

— Я имею в виду, как вы оцениваете свою личную эволюцию за время, проведенное здесь?

— Не понимаю вас!

— Когда отец Санчес рассказывал мне о ваших приключениях в Перу, я поразился последовательности, в которой выстраивались значимые совпадения для того, чтобы познакомить вас с очередным откровением Рукописи как раз тогда, когда вы в нем нуждались.

— И что это должно значить?

Он остановился и, став передо мной, испытующе посмот­рел на меня.

— Это значит, что вы готовы. Вы стоите там же, где и мы. Другими словами, вы дошли до рубежа, где вам понадобится Рукопись, чтобы ваша эволюция продолжалась.

Подумайте только, как взаимосвязаны все события вашей жизни! С детства вас интересует всё таинственное, загадоч­ное. Это естественно привело вас к изучению человеческой природы.

Как вы думаете, почему вам повстречался именно этот преподаватель? Благодаря ему, ваш интерес к загадкам и тайнам сосредоточился на величайшей тайне из всех: при­роде человека, его месте в мироздании и смысле жизни.

При этом, вы, до определенной степени и тогда понимали, что осознание смысла жизни требует переосмысления своего прошлого, избавления от груза приобретенных стереотипов и продвижения вперед. Именно поэтому вы и работали с трудными ребятишками.

Но, как вы теперь понимаете, вам нужны были открове­ния, чтобы разобраться, чего же вам недоставало в вашей работе с детьми.

Для того, чтобы дети с эмоциональными нарушениями могли развиваться, они нуждались в том же, в чём нуждаемся и все мы: им нужен был доступ к энергии, без которой они не могли понять свои сценарии и, как вы гово­рите, преодолеть свое прошлое, чтобы далее продолжать процесс духовного развития — тот самый процесс, который вы всё это время пытаетесь осознать.

Рассмотрите эти события в правильной перспективе. Все интересы, управлявшие вашим поведением в прошлом, все фазы вашего развития приготовили вас к появлению здесь, к восприятию откровений.

Вы искали путей продвижения к духовности, развивающей и утверждающей вашу личность, всю жизнь. Энергия, полученная вами в том уголке приро­ды, где вы выросли, — энергия, к которой приобщил вас ваш дед, — дала вам смелость для появления в Перу.

Вы здесь, потому что вам надо быть здесь, чтобы эволюционировать дальше. Вся ваша жизнь была одной длинной дорогой сюда.

Он улыбнулся.

— Когда вы полностью усвоите этот взгляд на свою жизнь, вы обретете то, что Рукопись называет ясным осознанием своего духовного пути. Здесь нельзя торопиться — Рукопись учит нас посвящать исследованию своего прошлого столько времени, сколько понадобится.

Большинство из нас следует своему сценарию битвы за энергию, который надо преодо­леть, но после этого мы можем понять высший смысл наше­го рождения у своих родителей и осознать значение всех событий своей жизни.

Каждый из нас имеет свою духовную цель, свою миссию, которую мы стремились исполнить, даже не осознавая этого. Но, как только мы овладеем полным осоз­нанием своей миссии, наша жизнь стремительно двинется вперед.

Вы уже поняли свою миссию. Теперь вы должны идти впе­ред, позволяя значимым совпадениям направлять вас. Они укажут вам, что вы должны сделать здесь, в Перу. До сих пор вы пользовались энергией Билла и отца Санчеса. Пришло время научиться развиваться самостоятельно и сознательно.

Он хотел еще что-то сказать, но мы оба отвлеклись, зави­дев на дороге догоняющий нас грузовик Санчеса. Когда ма­шина остановилась и Санчес опустил стекло, Карл спросил:

— Что случилось?

— Мне нужно немедленно собраться и вернуться в миссию, — ответил Санчес. — Там солдаты... и кардинал Себастьян.

Мы вскочили в грузовик, и Санчес отвез нас назад, к дому отца Карла. По дороге он рассказал, что солдаты вломились в миссию, чтобы отобрать все копии Рукописи. Не исключе­но и то, что миссию совсем закроют.

Подъехав, мы торопливо вбежали в дом. Отец Санчес сра­зу бросился собирать свои вещи. Я стоял в сторонке, не зная, на что решиться. Отец Карл подошел к собрату и заявил:

— Думаю, мне надо поехать с вами.

— Вы уверены? — спросил Санчес.

— Да. Это мой долг.

— Но чем вы можете нам помочь?

— Еще не знаю.

Санчес посмотрел ему в глаза и вернулся к своим сборам, сказав только:

— Что ж, если вы думаете, что так лучше...

Я стоял, прислонившись к дверной раме.

— А мне что делать?— спросил я.

Оба оглянулись на меня.

— Это вам решать, — сказал отец Карл.

Я молчал.

— Вы должны сами принять решение, — эхом отозвался Санчес.

Я не верил своим ушам. Неужели им совершенно безраз­лично, что я буду делать? Если я поеду с ними, солдаты, без сомнения, арестуют меня. Но и остаться тут одному было невозможно.

— Послушайте, — сказал я, — я просто не знаю, что делать. Вы должны мне помочь. Есть тут кто-нибудь, у кого я мог бы укрыться?

Священники переглянулись.

— По-моему, нет, — ответил Карл.

Я беспомощно смотрел на них. Меня терзал страх. Отец Карл улыбнулся.

— Ну же, — проговорил он, — соберитесь! Вспомните, кто вы такой.

Санчес вынул из дорожной сумки папку с листами бумаги.

— Вот вам список Шестого откровения. Возможно, он подскажет вам решение.

Я взял бумаги. Санчес спросил у Карла:

— Когда вы сможете отправиться?

— Мне нужен еще час. Надо кое с кем связаться.

Санчес посмотрел на меня.

— Почитайте пока, подумайте. Потом поговорим.

Они снова занялись приготовлениями к отъезду, а я вы­шел из дома, сел на валун и достал бумаги. То, что я прочел, уже было мне знакомо из разговоров с Санчесом и Карлом. Исследование прошлого необходимо для осознания своего индивидуального способа отбирать чужую энергию.

Этот способ усваивается нами в детстве. Преодолев этот стерео­тип, мы сможем найти свое высшее «я» и подняться на лест­нице эволюции. Я прочел всё меньше чем за полчаса.

Я понял главное со­держание откровения: прежде чем мы сможем полностью овладеть тем особым состоянием сознания — это состояние знакомо многим по мгновенным проблескам, — при кото­ром мы ясно видим, что идем по жизни, направляемые таин­ственными совпадениями, мы прежде всего должны понять свою истинную сущность.

И тут, как раз, отец Карл, выйдя из-за угла дома, увидел меня и подошел.

— Дочитали?

Он говорил тепло и дружески, как всегда.

— Да.

— Не возражаете, если я посижу тут с вами немного?

— Мне этого очень хочется.

Он пристроился на валуне у моего правого бока и, помол­чав, спросил:

— Вы понимаете, что сейчас стоите на пути познания?

— Да, наверное, но делать-то что?

— Нет, вы должны сначала поверить до конца.

— Не могу, мне очень страшно.

— Поймите, как важно принять правильное решение. Ведь истина, которую вы ищете, так же важна, как эволюция всего мироздания. Потому что эту эволюцию совершаем мы.

Неужели вам непонятно? Отец Санчес рассказал мне о вашем прозрении на вершине горы. Вы видели, как развива­лась материя — от водорода с его простейшими колебания­ми до человека. Тогда вы еще не знали, как люди продолжа­ют эволюцию. Теперь вы это знаете.

Люди рождаются — каждый на своем месте, в свое время, в своей исторической обстановке. Они вступают в союз с другими людьми, нашедшими свою цель.

Ребенок, родившийся от такого союза, примиряет пози­ции своих родителей в некоем высшем синтезе. Ему помо­гают в этом значимые совпадения.

Я не сомневаюсь, что вы поняли Пятое откровение: каждый раз, как мы, впитав энер­гию и встретив нужное совпадение, продвигаемся вперед, мы повышаем свой энергетический уровень и остаемся на нем.

Наши дети наследуют у нас уровень колебаний и в собствен­ной жизни повышают его дальше. Эволюция совершается нами, людьми.

Наше время внесло в этот процесс нечто новое. Мы гото­вы осознать эволюционный процесс и, тем самым, его уско­рить. Страшно вам или нет — это не имеет значения, у вас нет выбора.

Раз уж вы поняли, в чём смысл вашей жизни, вы не можете утратить это знание. Если вы попробуете напра­вить вашу жизнь в другую сторону, вы останетесь с ощуще­нием урона, неполноты. Вы лишитесь самого главного.

— Но сейчас-то мне что делать?

— Не знаю. Это знаете только вы. Я могу только посоветовать вам набрать побольше энергии.

К нам присоединился отец Санчес. Он подошел как мож­но тише и незаметнее, отводя глаза, словно боялся нам по­мешать. Я попытался сосредоточиться, сфокусировав внима­ние на окружающих дом скалах.

Сделав глубокий вдох, я понял, что с той минуты, как вышел из дома, был полностью поглощен собой, ничего вокруг не замечая. Я отсек себя от красоты и величия гор.

Глядя вокруг и пытаясь проникнуться окружающей кра­сотой, я снова, как бывало, ощутил свою причастность ко всему, что вижу. Всё вокруг стало близким, реальным, всё зас­ветилось. Я снова ощутил свое тело легким и полным сил.

Я посмотрел сперва на отца Санчеса, потом на отца Кар­ла. Оба внимательно глядели на меня, и я понял, что они видят мое энергетическое поле.

— Как я выгляжу? — спросил я.

— Вроде бы получше, — ответил Санчес. — Побудьте здесь, наберите энергии как можно больше. Мы соберемся через двадцать минут.

Он улыбнулся — чуть-чуть лукаво.

— И вы, — добавил он, — будете готовы начать