рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Философия научила нас почитать божество, любить людей, верить, что у богов власть, а среди людей тесное сообщество (Ер. ad. Luc.,90,3

Философия научила нас почитать божество, любить людей, верить, что у богов власть, а среди людей тесное сообщество (Ер. ad. Luc.,90,3 - раздел Философия, Противодействия Случаю. Устрани Общительность, И Ты Разо­рвешь Единство Челов...

противодействия случаю. Устрани общительность, и ты разо­рвешь единство человеческого рода, на котором покоится жизнь человек (De benef., TV, 18).

Философия научила нас почитать божество, любить людей, верить, что у богов власть, а среди людей тесное сообщество (Ер. ad. Luc.,90,3).

Мы должны представить в воображении своем два государ­ства: одно — которое включает в себя богов и людей; в нем взор наш не ограничен тем или иным уголком земли, границы нашего госу­дарства мы измеряем движением солнца; другое — это то, к кото­рому нас приписала случайность. Это второе может быть афин­ским или карфагенским или связано еще с каким-либо городом; оно касается не всех людей, а только одной определенной группы их. Есть такие люди, которые в одно и то же время служат и большому и малому государству, есть такие, которые служат только большо­му, и такие, которые служат только малому.

Страсти меняют выражение лица, заставляют хмурить лоб, улыбаться, краснеть или бледнеть. И неужели ты думаешь, что столь явственные изменения в теле могут происходить не от при­чин материальных? Если страсти материальны, то материальны и душевные болезни: скупость, жестокость... Соприкасаться могут лишь материальные вещи, говорит Лукреций.

МАРК АВРЕЛИЙ

1У, 21. Если душа продолжает существовать, то каким образом воз­дух из века вмещает их в себя? — А каким образом вмещает в себя земля тела погребаемых в течение стольких веков? Подобно тому, как здесь тела, после некоторого пребывания в земле, изменяются и разлагаются, и таким образом очищают место для других трупов, точно также и души, нашедшие прибежище в воздухе, некоторое время остаются в прежнем виде, а затем начинают претерпевать из­менения, растекаются и возгораются, возвращаясь обратно к семенеобразному разуму Целого, и таким образом уступают место вновь прибывающим.

1V, 27. Мир или стройный порядок, или же смешение и пута­ница. Но несомненно первое. Или в тебе может существовать извест­ный строй, а во всем должно быть настроение? И это, когда все раз­личено, расчленено и находится в постоянном взаимодействии!

IV, 48. Следует смотреть на все человеческое как на мимо­летное и кратковечное: то, что было вчера еще в зародыше, завтра уже мумия или прах. Итак, проведи этот момент времени в согла­сии с природой, а затем расстанься с жизнью так же легко, как па­дает созревшая олива: славословя природу, ее породившую, и с благодарностью к произведшему ее древу.


V, 30. Дух Целого требует общения. Поэтому менее совер­шенные существа он создал ради более совершенных, а более со­вершенные приноровил друг к другу. Ты видишь, какое он всюду установил подчинение и соподчинение, каждому дал в меру его достоинства и привел наиболее совершенные существа к едино­мыслию.

VI, 30. Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь: ведь это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропоря­дочность, неисчерпанность, серьезность, скромность, привержен­ность к справедливости, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела. Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя желала сделать философия. Чти богов и заботься о благе людей.

VII, 9. Все сплетено друг с другом, всюду божественная связь, и едва ли найдется что-нибудь чуждое всему остальному. Ибо все объединено общим порядком и служит к украшению одно­го и того же мира. Ведь из всего составляется единый мир, все про­никает единый бог, едина сущность всего, един закон, един и разум во всех одухотворенных существах, едина истина, если только еди­но совершенство для всех существ одного и того же рода и причаст­ных одному и тому же разуму.

VII/, 54. Пора не только согласовать свое дыхание с окружа­ющим воздухом, но и мысли со всеобъемлющим разумом. Ибо ра­зумная сила так же разлита и распространена повсюду для того, кто способен вбирать ее в себя как сила воздуха для способного к дыханию.

IX, 1. Совершающий несправедливость впадает в нечестие. Ведь природа Целого создала разумные существа друг для друга, и поэтому они должны помогать друг другу по мере достоинства, а отнюдь не вредить... И тот, кто лжет, такое проявляет нечестие по отношению к тому же божеству. Ведь природа Целого есть приро­да сущего; сущее (onta) же находится в тесной связи с тем, что су­ществует в данный момент (hyparchonta). Это же божество именутся также и истиной, ибо оно есть первопричина всех истин. Следовательно, тот, кто лжет преднамеренно, впадает в нечестие, поскольку он совершает несправедливость своим обманом; тот же, кто лжет без намерения, — поскольку он разногласит с природой Целого и поскольку он вносит смятение, противоборствуя природе мира. Ведь позволяющий увлечь себя, вопреки своему желанию, к тому, что противоположно истине, противоборствует ей потому, что природа сообщила ему задатки, пренебрегши которыми он уже не в состоянии различить ложного от истинного. Впадает в не­честие также и тот, кто стремится к наслаждению как к добру и из­бегает страданий как зла. Ибо такому человеку неизбежно при­дется часто сетовать на общую природу, которая якобы не счита­ется с достоинством, отделяя людей дурных и хороших, так как

 


часто дурные утопают в наслаждениях и обладают средствами к их достижению, на стороне же хороших — страдание и то, что его порождает. К тому же, боящийся страдания будет бояться и чего-либо имеющего произойти в мире, что уже нечестиво. Стремящий­ся, далее, к наслаждениям не остановится и перед несправедливо­стью — а это очевидное нечестие.

IX, 9. Все причастное чему-либо общему стремится к едино­родному с ним.

Все земное тяготеет к земле, все влажное сливается воеди­но, равно как и воздушное; так что нужны преграды и усиление, чтобы разобщить их. Огонь уносится вверх вследствие огня эле­ментарного, но в то же время тяготение ко всему здешнему огню для общего воспламенения настолько сильно в нем, что легко воз­горается всякое сколько-нибудь сухое тело, ибо в его составе не много такого, что препятствует воспламенению, И поэтому все причастное общей разумной природе равным образом стремится к родственному ему или даже в большей степени. Ведь поскольку оно совершеннее по сравнению с другим, постольку в нем сильнее склонность к сближению с себе подобным и слиянию с ним воеди­но. Уже у неразумных существ можно найти ульи, стада, вскарм­ливание потомства, некоторое подобие любви. Это объясняется тем, что у них есть души, и склонность к совместной жизни в су­ществах относительно совершенных проявляется с большей си­лой, нежели в растениях, камнях или деревьях. У разумных же существ имеются государства, содружества, домохозяйства, со­вещания, а на войне — союзы и перемирия. У существ еще более совершенных единение осуществляется даже вопреки разделя­ющему их пространству, каково, например, единение звезд. Та­ким образом, известная степень совершенства может породить согласие даже между существами, относящимися друг от друга. Взгляни же теперь на то, что происходит. Одни только разумные существа забывают ныне о стремлении и склонности друг к другу, только среди них не замечается слияния воедино. Но как не избе­гают люди единения, все же им не уйти от него, ибо природа силь­нее их. При некотором внимании ты убедишься в правильности моих слов. Легче поэтому найти нечто земное, не соприкасающее­ся ни с чем земным, нежели человека, не находящегося в общении с человеком.

X, 5. Что бы ни случилось с тобой, оно предопределено тебе из века. И сплетение причин с самого начала связало твое существо­вание с данным событием.

XI, 1. Разумная душа облетает весь мир и окружающую его пустоту, исследуя его форму, проникает в беспредельную веч­ность, постигает периодическое возрождение Целого и понимает и сознает, что наши потомки не увидят ничего нового, как и наши предки не видели ничего сверх того, что видим мы, но что человек,


достигший сорока лет, если он обладает хоть каким-нибудь разу­мом, в силу общего единообразия некоторым образом уже видел нее прошедшее и все имеющее быть.

XII, 29. Солнечный свет един, хотя и дробится стенами, го­рами и бесчисленным множеством других предметов. Едина об­щая сущность, хотя она и раздроблена между бесчисленным мно­жеством отдельных и своеобразных тел. Едина душа, хотя она и раздроблена между множеством существ и особых образований. Едина разумная душа, хотя и кажется разделенной. Другие же сопринадлежащие части, как-то: жизненные силы (pneymata) и материальные начала (hyrokeimena), бесчувственны и чужды друг другу; однако и их сдерживают в единстве разумное начало и их собственная косность. Разуму же свойственно особое тяготе­ние к тому, что ему родственно, он сближается с ним, и это стрем­ление к общению не может быть отделено от него.


Тема 4

Средневековая христианская философия

4.1. Раннехристианская апологетика:

Афиногор, Ипполит, Ириней,

Климент Александрийский, Тертуллиан

[Оправдание деятельности христиан]

...Человекоубийцы, святотатцы, кровосмесители, враги государ­ства — вот какими наименованиями нас наделяют и какие пороки нам приписываются. Говорят, что мы во время наших таинств умерщвляем дитя, съедаем его и после столь ужасного пиршест­ва предаемся кровосмесительным удовольствиям, между тем, как участвующие в пиршестве собаки опрокидывают подсвечни­ки и гася свет освобождают нас от всякого стыда (Тертуллиан. Апология II;VII).

Вы не обожаете богов наших, говорите вы, и не приносите жертву императору (Тертуллиан. Апология X).

Однако право естественное и общественное требует, чтобы каждый поклонялся тому, кому хочет: Религия одного человека не вредна, не полезна для другого. Но не свойственно одной религии делать насилие другой. Религия должна приниматься по убежде­нию, а не насильственно (Тертуллиан. К Скапуле II).

Тот, кому мы поклоняемся, есть единый Бог, который своим словом, премудростью и всемогуществом извлек из ничтожества мир со стихиями, сотворил тела и духов для умножения своего ве­личия. Бог невидим, хотя и является повсеместно; не осязаем, хо­тя благодатью своею и начертал в нас образ свой; непостижим, хо­тя человеческий разум познает его. Это самое и доказывает Его существование и величие. Ничто не вселяет такой величествен­ной идеи о Боге, как невозможность постигать его бесконечное со­вершенство вместе и открывает Его людям и скрывает Его от них (Тертуллиан. Апология XVII).

Нам открыто, что Бог произнес (слово) и произнеся родил Его, и что по сей причине оно именуется сыном Божьим, а по причи­не единства существа называется Богом, ибо Бог есть дух. Когда солнце испускает луч, то луч сей есть часть целого; но солнце нахо­дится в луче, потому что это есть его луч, и чрез то не производится


отделения, а делается расширение существа. Так-то и слово стано­вится духом от духа, богом от Бога, подобно как свет есть истечение света. Источник света ничего не теряет ни в существе, ни в сиянии своем, когда сообщается и разливается так и то, что происходит от Бога есть Бог и сын Божий (оба составляют одно). Дух от духа и Бог от Бога, иной в лице, но не в качестве, иной в порядке, но не в нату­ре, исходя из своего начала, но не оставляя его.

Сей луч Божий, как о том было предсказано, семенился в де­ву, и содеялось в недрах ее плотью, родился человеком, соединил­ся с Богом (Тертуллиаи. Апология XX).

Что же для тебя, человека, полезней ли со славой покинуть этот мир, сделавшись мучеником или же избавившись (от муче­ния) и оставшись здесь на Земле, продолжать грешить? Вот мы ви­дим многих, которые отреклись пред лицом суда и по некоторым обстоятельствам, по божественному промышлению получили сво­боду: они прожили немного времени, впали во многие прегрешения. Какая же польза получилась для них от их отречения? Лучше было бы для них, если бы они вышли чистыми из этого мира, послушав­шись небесных велений, чем оставшись здесь, обременили себя грехами, за которые они должны будут дать отчет.

Поэтому тот, кто ради имени (Бога) терпит страдания, пусть помолится о том, чтобы ему каким бы то ни было образом (можно бы­ло) сделаться мучеником и выйти из этого мира. Ведь такой (человек) никогда не будет осужден (Богом), но сам будет судить, получивши присущее ему участие в первом воскресении.

Итак, будь человек тверд, всегда непоколебим в своей вере и когда тебя поведут на мучения, повинуйся охотно, чтобы таким образом могла обнаружиться твоя вера. (Ипполит. Толкования на книгу пророка Даниила. Кн. II, XXVII).

...Мы молимся за императоров и за Римскую империю перед настоящим Богом (Тертуллиан. Апология XX).

Какие люди более заслуживают получить просимое, как не мы, которые молимся за вашу власть, чтобы сын, как требует справедливость, наследовал от отца царство, чтобы ваша власть более и более утверждалась и распространялась, все всем покор­ствовали. Это полезно и для нас, чтобы нам вести жизнь тихую и безмятежную и охотно исполнять ваши повеления (Афиногор. Прещения о христианах. 37).

[Религиозный антиинтеллектуализм]

...Ваши поэты и философы похитили свое учение из Священного Писания, чтобы придать своим мнениям достоверность.

Конечно, то что сказано вашими философами, историками и поэтами по-видимому достойно веры, но изукрашенность их ре­чи, но глупость и пустота их мнения обнаруживается из того, что


у них много бредней, а истины не находится ни малейшей части­цы, ибо и то, что, по-видимому, сказано ими справедливого, сме­шано с заблуждением.

Все они (философы) любят пустую и суетливую славу, ни сами не познали истины, ни других не привели к истине. Ибо то, что они говорили, обличает их, так как говорили они несогласно друг с другом и многие из них отвергли свои же собственные по­ложения; они не только опровергали друг друга, но даже некото­рые из них и собственные свои учения разрушали, так что их слава обращалась в бесчестие и глупость, ибо разумные люди осуж­дали их.

Мы же свое учение ведем от Откровения. Законодателем своим имеем истинного Бога, который и учит нас поступать правед­но, быть благочестивым и делать добро.

Не ново и не баснословно наше учение, но древнее и досто­вернее всех ваших поэтов и писателей... (Феофил Антиохийский. К Автонику. О вере христианской 1,14; II, 12; III, 3,9,16).

Что пользы в аттической речи, философских соритах, сил­логистических доказательствах, в измерениях земли, расположе­нии звезд и обращении Солнца? Заниматься подобными вопросами свойственно человеку, который налагает на себя мнения, как зако­ны (Татиан. Речь против эллинов, 28).

Еретическое учение есть человеческое и бесовское.Филосо­фия, предприемлющая дерзновенно исследовать природу Божест­ва и его судьбу, послужила орудием сей мирской мудрости. Она про­извела все ереси... Философы и еретики рассуждают об одних и тех же предметах, путают себя одними и теми же вопросами... Но что общего между Афинами и Иерусалимом, между Академией и Цер­ковью, между гностиками и христианами.

Мы не нуждаемся ни в любом божестве после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия. Веруя им, мы не хотим ни­чему другому верить, думаем даже, что более и верить нечему (Тертуллиан. Прещение против еретиков VII, VIII).

“Ищите и обрящете” относится не к нам — христианам, а иудеям.

Положим, что слова “ищите и обрящете” относятся и ко все­му свету. Но нельзя же согласиться, что надобно прибегать к свету разума, дабы открыть настоящий их смысл. Чтобы проникнуть в божественные глаголы, не должно останавливаться на букве, над­лежит углубляться в дух, в энергию их.

Иисус Христос всем народам преподал точный и неизмен­ный символ веры, которому весь свет обязан верить и которого, следовательно, надлежит искать, чтобы найти и ему поверить. Но сей единственный и неизменный символ веры не требует беско­нечных изысканий. Ищите, пока не найдете, верьте, когда нашли.


А уверовавши же вы должны прекратить все ваши искания. Са­мый плод ваших исканий, когда вы получите его, укажет вам, где должно остановиться.

Но если только потому, что одни нашли одно, а другие — дру­гое, захотим мы всегда искать, дабы найти, то мы в опасности всегда искать и никогда не уверовать... И так невозможно будет никогда стоять твердо...

Но если я уверовал в то, во что действительно должен был уве­ровать, и если после того воображаю, что мне искать должно, то ста­ло быть, я надеюсь найти еще чего-нибудь, и надеяться могу только потому, что под личиной веры действительно неверие; или же пере­стал верить, но отрекшись от веры, я отступник. Одним словом, если я ищу, то это значит, что еще не нашел или уже потерял.

Наше знание получено от Апостолов и мы не должны прини­мать никаких других проповедников. Что же проповедовали Апо­столы или что открыл им Иисус Христос? Я заключаю, что нельзя узнать о том иначе, как посредством церквей, Апостолами учреж­денных, церквей, руководимых и наученных ими сперва изустно, а потом и чрез их Писания (Тертуллиан. Прещения против ере­тиков IX; X; XI; XXI).

Итак держись порядка твоего познания и не возвышайся как не знающий доброго, выше самого Бога, ибо он недосягаем; не ищите чего-либо выше творца мира, ибо не найдешь. Творец твой беспределен, и ты не измышляй кроме него другого Отца. Как будто бы ты вполне измерил Его, прошел через все мироздание и видел всю глубину, высоту и длину его. Ибо ты не постигаешь его и мысля неестественно, окажется бессмысленным; и если бу­дешь продолжать в том же роде, впадешь в безумие, считая себя лучше и выше Творца и воображая, что проник выше его царства (Ириней. Епископ Лионский. XXV).

[Религиозный интеллектуализм]

Это обстоятельство свидетельствует, что философия сама по себе вовсе не влияет гибельно на человеческую жизнь, что не она явля­ется причиной возникновения ложных мнений и дурных дел, как некоторые клевещут на нее, но что она содержит очевидным и во­площенным образом учение истинное, даром, который эллинам ниспослан от Бога. И от веры она не отвлекает нас — напротив, мы ограждаемся философией, как бы некиим прочным оплотом, от­крывая в ней некоторого союзника, совместно с которым и обосно­вываем потом нашу веру. Через сравнительное между собой сопоставление двух находящихся во взаимной связи учений, вырабо­танных не на путях противоположных, истина выясняется полнее и глубже, а отсюда проистекает и более совершенное ее выслежи­вание и обретение.


Науки светские не менее чем богословские имеют божест­венное происхождение. Философия состоит служанкой богосло­вия. Прежде пришествия Господа философия была необходима эллинам для достижения некоторого рода правоты и ныне она оказывается необходимой для приведения к истинному благоче­стию тех, коих дух не иначе может открыться для истинной веры, как путем выводов и посылок или после предварительных опыт­ных доказательств; для них философия состоит некоторого рода предуготовительным учением. А может быть философия, прежде чем Господь призвал эллинов к Себе, была дана им лишь и на nepвый случай. Она была для эллинов таким же руководителем,каким был и закон для Евреев, “приводилаих как детей ко Христу” (Гал. III, 23, 24).

Если же философия есть предуготовительное учение, пролегающее и выравнивающее путь ко Христу, если она доводит путника до решимости посвятить себя Христу и окончить совершенство в нем, то не медли [изучать философию]...

Учение, а не природа нас развивает до степени людей добро­детельных. Оно весьма много влияет на образование в нас и самой расположенности к добродетели.

Учение, сопровождаемое доказательством, настолько в душе исследователя упрочивает веру, что он отказывается и представлять себе дело иначе. Если содержимое нами учение ве­ры мы доказательствами обоснуем, то это от различных обман­щиков нас предохранит, не допустит, чтобы от бредней их мы сбились с толку.

Конечно, можно быть верующим и без науки, зато разуметь
излагаемое верой неуч не в состоянии. Здравое учение принимать, а дурное отвергать может не простая вера, а та лишь, которая опи­рается на науку. Есть наука, постигаемая учением и трудом, и есть наука, основанная на авторитете и состоящая плодом веры. Уче­ние, нас наставляющее истинному Богопочитанию, есть дар нам свыше, подобно тому, как вера есть плод действия на нас благодати. Лишь с тех пор мы можем познавать волю Божию, как начинаем [во благодати] исполнять ее.

Пути же, ведущие к истине, многочисленны и разнообразны, ибо Бог по благости своей различные средства использует для спа­сения людей и все эти пути выводят нас на путь Господень и приво­дят к вратам Господним.

И все же учение Спасителя, будучи Божией силой и Божией Премудростью,производит свое действие всецело своим собствен­ными свойствами и не передается ни в какой другой помощи; и если присоединить к нему философию, то оно не сделается от этого дейст­веннее. Но так как философия обессиливает все нападки софистов, то она отстраняет с пути обманчивые сети, расставленные истине, то ее назвали мы оградоюи стеной, окружающей виноградник.


Учение истинное, усвоемое верою для душевной нашей жиз-ии, столь же необходимо, как необходим хлеб для нашей жизни те­лесной. Что же касается до предуготовительного учения, то оно по­ниже на закуску или же на десерт (Климент Александрийский. (Строматы. 1,3—7; 20).

К изучению наук ведет нас двоякий путь — авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела — разум. Ибо первое предпочитает­ся, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при до­стижении. Итак, хотя авторитет людей добрых представляется полезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для ученых, однако так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать то­го, каким он должен явиться пред людьми учащими и посредст­вом какой жизни может сделаться способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет…

Авторитет же бывает частью божественный, частью челове­ческий; но истинный, прочный и высший авторитет тот, который называется божественным (Августин. О порядке II, 9).

Иное дело, когда мы верим авторитету, и иное — когда ра­зуму. Вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует ни­какого труда. Если она тебе нравится, ты можешь прочитать много такого, что об этих предметах написали, как бы из снис­хождения, великие и божественные мужи, находя это необходи­мым для пользы простейших, и в чем они требовали веры к себе со стороны тех, для чьих душ более тупоумных или более заня­тых житейскими делами, другого средства к спасению быть не могло. Такие люди, которых всегда громаднейшее большинство, если желают постигать истину разумом, весьма легко одурачиваются подобием разумных выводов и впадают в такой смутный и вредный образ мыслей, что отрезвиться и освободиться от него не могут никогда или могут только самым бедственным для них путем. Таким полезнее всего верить превосходнейшему автори­тету и соответственно ему вести жизнь. Если ты считаешь это безопаснее, я не только не возражаю против этого, а даже весь­ма одобряю. Но если ты не можешь обуздать в себе того страст­ного желания, под влиянием которого решился дойти до истины путем разума, ты должен терпеливо выносить многие и длинные околичные пути, чтобы вел тебя тот разум, который один только должен быть называем разумом, т. е. разум истинный, и не только истинный, но и точный и чуждый всякого подобия ложности (если только возможно для человека каким-либо образом достигнуть этого), так чтобы тебя не могли отвлечь от него никакие рассуж­дения, ложные или истинноподобные (Августин. О количестве души VIII).


4.2. Основные принципы христианского мышления

и мировоззрения. Познание как богоуподобление.

Мистика и схоластика

АВГУСТИН

И ты — Бог и Владыка всего сотворенного тобою, у тебя конечные причины всего преходящего, в тебе непреложные начала всего не­изменяемого и все само по себе временное и само по себе неуяснимое находит себя в Тебе и вечную жизнь и всегдашнее успокоение (Августин. Исповедь 1,4).

Я хочу познать только Бога и душу. И ничего больше? Ничего (Августин. Исповедь IV, 15).

О несчастен тот человек, который все это знает, но тебя не знает, напротив того, блажен тот, кто тебя знает, хотя бы ничего этого не знал. А кто и тебя и все это познал, тот еще блаженней, но не в следствие богатства своих знаний, а потому только, что тебя знает, если познавая тебя, прославляет тебя как Бога, принося тебе благодарение и вдается в суету своих помышлений (Августин. Исповедь V1,4).

Сущность этой религии составляет история и пророчества о Божественном домостроительстве спасения человеческого рода долженствующего быть преобразованным и приготовленным к вечной жизни (Августин. Об истинной религии VII).

Бог не разумом не может быть постигнут, ни словом понятие о нем не может быть выражено. Для постижения существа неиследуемого не остается, следовательно, ничего, кроме собственной благодати и откровения Его через посредство пребывающего в его недрах Логоса (Климент Александрийский. Строматы V, 12).

Чтобы преподать нам соверщеннейшие понятия о себе и своей воле Бог ниспослал нам в помощь Священное Писание, с которым справляются люди, ищущие его на тот конец, чтобы веровать в него и, уверовавши, служить ему искренне (Тертуллиан. Апология VIII). Кто божественным писаниям верит, тот имеет в них верный критерий, ибо в них слышится ему голос самого Бога, доказательство непререкаемое (Климент Александрийский. Строматы 11,3).

Об истинном содержании вероучения нельзя узнать иначе, как посредством церквей, апостолами учрежденных, церквей, ру­ководимых и наученных ими сперва изустно, а потом и через их писания. Если это так, то всякое учение, соглашающееся с учени­ем их коренных апостольских церквей, столь же древних, как и са­ма вера, неоспоримо есть истина, потому что она церквями приня­та от Апостолов, Апостолами от Иисуса Христа, Иисусом Христом от Бога (Тертуллиан. Прещения против еретиков XXI).

 


Господи боже мой! Хочу начать с того, чего я не знаю и не постигаю, откуда я пришел сюда, в эту смертную жизнь или жиз­ненную смерть, откуда, говорю, пришел я сюда. И меня, пришель­ца, восприяло сострадательное милосердие твое... Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но ты чрез них по­давал мне, младенцу, пищу детскую, по закону природы, тобою ей предначертанному, и по богатству щедрот твоих, которыми ты об­лагодетельствовал все твари по мере их потребностей (Августин. Исповедь 1,6).

Так как главное условие взаимного союза во всяком государ­стве состоит в повиновении царям и вообще высшей власти, то во сколько более должны мы повиноваться во всем богу, царю небес­ному, господствующему над всей Вселенною и правящему ею как делом рук своих, служа ему с благоговением и все повеления его ис­полняя беспрекословно? И как между властями и начальствами в обществах человеческих низшие повинуются высшим и высшие предпочитаются низшим, так и бог превыше всех и все должно по­коряться ему (Августин. Исповедь III, 8).

Я мысленно обратил свой взор и на другие предметы, кото­рые ниже тебя, и увидел, что о них нельзя сказать ни того, что они существуют: существуют потому, что получили свое бытие от тебя; не существуют потому, что они не то, что ты. Ибо то только действительно существует, что пребывает неизменно (Августин. ИсповедьУП 11).

Вначале сотворил бог небо и землю (Быт. 1,1). Как же ты сотворил их? И какие средства, какие приготовления, какой ме­ханизм употребил ты для этого громадного дела? Конечно, ты действовал не как человек-художник, который образует какую-нибудь вещь из вещи же (тело из тела) по своему разумению, имея возможность дать ей такую форму, какую указывают ему соображения его ума. Откуда же душа этого художника могла получить такую способность, как не от тебя, сотворившего ее? Притом он дает форму материи уже существующей, чтобы произвесть из ней другую вещь по своему усмотрению; для сего он употребляет то землю, то камень, то дерево, то золото и другие тому подобные предметы. Откуда же и эти предметы получили бы свое бытие, если бы ты не сотворил их? Этот художник-человек всем обязан тебе: ты устроил его тело так, что оно посредством разных членов совершает разные действия, а чтобы эти чле­ны были способны к деятельности, ты вдунул в телесный состав его душу живую (Быт. II, 7), которая движет и управляет ими; ты даровал ему и способность ума, чтобы постигать тайны искус­ства и наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть; ты же наделил его и телесными чувствами, которые служат ему проводником между телесною и духовною его природою, то к что мир телесный и мир духовный находятся у него при по-

 


средстве этих чувств в общении... Но как ты творишь все это? Как сотворил ты, всемогущий боже, небо и землю? Конечно, не на не­бе и не на земле творил ты небо и землю; ни в воздушных странах, ни во глубинах морских, потому что и воздух, и вода принадле­жат к небу и земле; не могло это совершиться нигде и в целом ми­ре, чтобы мир творился в мире, потому что мира не было до сотво­рения его и он никак не мог быть поприщем твоего творения (quia поп erat ubi fieret antequam fieret). He было ли у тебя под руками какой-нибудь материи, из которой мог ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не созданная тобою, а между тем послужившая материалом для твоего творчества? Допущением такой материи неизбежно ограничивалось бы твое всемогущество... До творения твоего ничем ничего не было, кроме тебя, и... все существующее зависит от твоего бытия (Августин. Исповедь XI, 5).

Велика и неизмерима глубина — сам человек, коего впрочем и волосы сочтены у тебя, Господи, и не один из них не падет без воли твоей ( Августин. Исповедь 1V,14).

Весь человеческий род, жизнь которого от Адама до конца настоящего века есть как бы жизнь одного человека, управляется по законам божественного промысла так, что является разделен­ным на два рода. К одному из них принадлежит толпа людей нече­стивых, носящих образ земного человека от начала до конца века. К другому — ряд людей, преданных единому богу, но от Адама до Иоанна Крестителя проводивших жизнь земного человека в не- которой рабской праведности; его история называется Ветхим заветом, так сказать обещавшим земное царство, и вся она есть не что иное, как образ нового народа и Нового завета, обещающего царство небесное. Между тем временная жизнь последнего наро­да начинается со времени пришествия господа в уничижении [продолжается] до самого дня суда, когда он явится во славе своей.] После этого дня, с уничтожением ветхого человека, произойдет та перемена, которая обещает ангельскую жизнь; ибо все мы восстанем, но не все изменимся (I Коринф. XV, 51). Народ благочестивый восстанет для того, чтобы остатки своего ветхого человека переменить на нового; народ же нечестивый, живший от начала конца ветхим человеком, восстанет для того, чтобы подвергнуться вторичной смерти. — Что же касается подразделения [того и другого народа] на возрасты, то их найдут те, которые вникают [в историю]: такие люди не устрашатся пред судьбою ни плевел, ни соломы. Ибо нечестивый живет ведь для благочестивого и греш­ник — для праведника, чтобы чрез сравнение с нечестивым и грешником человек благочестивый и праведный мог ревностнее возвышаться, пока достигнет конца своего ( Августин. Об истин­ной религии XXVII).


/ Познание как богоуподобление. Христианский мистицизм]

Бог есть высший закон, на основании которого судит наш разум. Неизменная природа, стоящая выше разумной души, есть Бог. Эта му­дрость есть та неизменная истина, которая по справедливости называется законом всемогущего художника. Душа и о природе тел судит не сама по себе, но все-таки ее природа выше той, которую она судит, но выше ее природы стоит та, сообразно с которой она судит и о кото­рой она судить не может. Мы о низших предметах судим сообразно с истиной, точно так же о нас самих судит сама Истина, когда мы быва­ем соединены с ней. О самой же истине не судит и Отец, потому что Она не меньше, чем он, и притом все, о чем он судит, он судит через нее. Ибо все, что стремится к единству, в ней находит свою норму, или свою форму, или свой образец. Поэтому только она одна пред­ставляет собой полное подобие того, от кого получила свое бытие — она называется Сыном.

Человек судит обо всем потому, что, когда пребывает с Бо­гом, он стоит выше всего. А с Богом он пребывает тогда, когда мыс­лит с чистейшим сердцем и всей любовью любит то, о чем мыслит. Таким образом насколько возможно он далее сам становится тем самым законом, согласно с которым, он судит обо всем, но судить о котором никто не может (Августин. Об истинной религии XXXI). Ибо как от истины происходит все истинное, так от подобия про­исходит все подобное. Поэтому так как истинное постольку ис­тинно, поскольку оно подобно первоединому, то образом всего су­ществующего служит наивысшее подобие Началу, оно же и есть Истина, потому что не имеет ничего с ним несходного (Августин. Об истинной религии XXXV). Кто сознает себя сомневающимся, сознает нечто истинное и уверен в том, что в данном случае созна­ет. Следовательно уверен в истинном. Отсюда всякий, кто сомневается в существовании истины в самом себе, имеет нечто истинное, на основании чего он не должен сомневаться, ибо все истин­ное бывает истинным не иначе, как от истины (Августин. Об истинной религииXXXIX).

Относительно этого вопроса, впрочем, между нами и этими превосходнейшими философами (платониками) существует полное согласие. Они допускали и в своих оставленных нам сочинениях различным образом развивали мысль, что эти бессмертные и бла­женные существа блаженны оттуда же, откуда делаемся блажен­ными и мы, — от некоего отражения умного света, который для них есть бог и нечто иное, чем они, — света, которым они просвещаются так, что сияют сами и через общение с которым являются совершенными и блаженными. Плотин, выясняя мысль Платона, часто утверждает, что та душа, которую они считают душою мира, блажен­на оттуда же, откуда и наша, что есть некоторый отличный от нее спет, которым она создана, и которым духовно озаряемая, она духовно сияет. Подобие этому бестелесному он указывает в самых


видимых и великих небесных светилах: свет представляет собою как бы солнце, а душа — как бы луну. Ибо луна, как они полагают, светится светом, отраженным от солнца. Итак, этот великий плато­ник [Плотин] говорит, что душа разумная (или, как следует лучше ее назвать, душа умна, к роду которой он относит и души тех бессмерт­ных и блаженных существ, которые, как он не сомневается, обитают в небесных жилищах) выше себя не имеет иной природы, кроме бога, который сотворил мир и которым создана и она, и что премирным су­ществам тем блаженная жизнь и свет познания истины сообщаются оттуда же, откуда и нам (Августин. О граде божием Х, 2).

Если бы умолкло смятение плотской крови, если бы прошли образы земли, воды и воздуха, замолкли небеса и сама душа достигла внутреннего безмолвия, возвышаясь над собой и превыше себя, если бы исчезли сковывающие ее грезы, замолк всяк язык, прекратились всякие символы, устранилось все происходящее, если бы человек отрешился от всего этого... если все это замолкло и мы стали бы внимать только тому, кто сотворил все и он один заговорил не посредством голоса творений, и непосредственно сам от себя, так чтобы могли услышать его собственное слово не в языке плоти, но в голосе ангелов, не в громе облаков, не в притчах и гада­ниях, но его самого, которого мы во всем этом любим — могли слы­шать Его самого без всякого посредничества, подобно тому, как мы теперь возносимся духом и в минуты трепетного воззрения соприкасаемся вечной мудрости над всем почивающей, и если бы это внимание божественному гласу не переставало бы продолжаться без всякой примеси чуждых представлений и одно чистое вдохновение увлекало созерцателя погружаться во внутреннюю радость блаженства этого мира... мир с его удовольствиями терял для нас всю его прелесть (Августин. Исповедь IX, 10).

“Солнце с высоты для всех равно щедро излучает свой свет, но видят его только имеющие глаза и не закрывающие их. Так и Бог
с высоты своей посылает всем изобильную помощь, ибо он — неиссякающий источающий, спасительный и озаряющий Источник милости и добра. Наследуются же его благодатью и силой к совершению добродетели и достижению совершенства не все, но только те, которые проявляли доброе произволение и делание, доказали веру и любовь к Богу, которые постоянно устранялись от всего дурного, твердо держались заповедей Божьих и всегда устремляли душев­ный взор на самое солнце правды Христа (Св. Григорий Палама Гомилин. —Монреаль, 1965. — С. 249).

Кого Бог просвещает озарением, тем дает видеть сокровен­ное в Божественном свете, и просвещенные видят это по мере люб­ви и хранения заповедей и просвещаются в глубочайших и сокро­венных таинствах (Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. — Сергиев Посад, 1917. — С. 109).

[Схоластическая традиция: от свободомыслия к ортодоксии]


ИОАНН СКОТ ЭРИУГЕНА

Я не настолько запуган авторитетом и не до такой степени робею перед натиском малоспособных умов, чтобы не решиться открыто провозгласить положения, ясно составленные и без всякого сомнения определенные истинным разумом, в особенности же когда приходится рассуждать о таких материях только среди мудрых, для которых нет ничего сладостнее, нежели внимать истинному разуму (О разделении природы 1,67,512 В).

Поскольку всякий род благочестивого и совершенного уче­ния, посредством которого и наиприлежнейше изыскивается, и на-иочевиднейше обнаруживается порядок всех вещей, основывается на той науке, которую греки имеют обыкновение называть филосо­фией, мы полагаемым необходимым сказать несколько слов о ее разделах или частях... Но разве рассуждать о философии — это не то же самое, что изъяснять правила истинной религии, посредст­вом которой первую и высшую причину всех вещей — бога — и смиренно почитают, и разумно исследуют? Итак, истинная фило­софия есть истинная религия и, обратно, истинная религия есть ис­тинная философия (О предопределении 1, 357 С — 358 А).

Важнейший и едва ли не единственный путь к познанию ис­тины — сначала познать и возлюбить самое человеческую приро­ду... Ведь если человеческая природа не ведает, что совершается в ней самой, как она хочет знать то, что обретается превыше ее (О разделении природы II, 32,610 D-611A).

ПЬЕР АБЕЛЯР

Возражение некоему невежде
в области диалектики

Некие современные ученые, будучи не в состоянии постичь силу доказательств диалектики, проклинают ее настолько, что считают псе ее положения скорее софизмами и обманом, нежели доводами разума. Эти слепые поводыри слепцов, не знающие, как говорит апостол, ни того, о чем они говорят, ни того, что они утверждают, осуждают то, чего они ре знают, и чернят то, чего они не постигают. Они считают смертельным испробывать то, чего они никогда не вкушали. Все непонятное им они называют глупостью и все для них непостижимое полагают бредом.

Так обуздаем же дерзость этих лишенных разума людей свидетельствами Священного Писания, на которое, по их призна­нию, они больше всего опираются, потому что мы не в силах опро­вергнуть их доводами разума. Пусть они наконец признают искус­ство диалектики, так сильно порицаемое ими (как противоречащее Священному Писанию), поскольку церковные учителя восхваляют


ее и считают необходимой для этого писания. Ведь блаженный Ав­густин решился превознести это знание великими похвалами и признал, что по сравнению с прочими искусствами только оно одно дает возможность познания и только его одно следовало бы назвать знанием...

Он же во второй книге “О христианском учении” заявляет, что из всех искусств для Священного Писания особенно необходи­мыми являются диалектика и арифметика. Одна — для разреше­ния вопросов, другая — для разъяснения аллегорических тайн, ко­торые мы часто находим в природе чисел; и тем более оно превозно­сит диалектику, чем более необходимой считает ее для разъяснения всех сомнений в исследованиях...

Наука рассуждения больше всего имеет значения для про­никновения во всякого рода вопросы, имеющиеся в Священном Пи­сании, и для разрешения их... Диалектика и софистика весьма сильно отличаются друг от друга, так как первая заключается в ис­тинности доводов, вторая — в подобии их; софистика учит ложным доказательствам, диалектика же разоблачает их лживость и пу­тем различения истинных доказательств учит опровергать лож­ные. Однако и то и другое знание, а именно как диалектика, так и софистика, ведут к умению различать доказательства, и только тот сможет разобраться в них, кто будет в состоянии отличить лож­ные и обманчивые доказательства от истинных и требуемых...

Что же тот понимает под словом мудрости и хитросплетения слов, если не различие между истинными и ложными доказатель­ствами? А они, как мы сказали, так переплетены друг с другом, что тот, кто не знает одних, не сможет различить других, так как для познания любых предметов необходимо познание им противопо­ложных.

Ведь никто не познает точно добродетели, если не имеет по­нятия о пороке, в особенности когда некоторые пороки до такой сте­пени близки к добродетелям, что легко обманывают многих своим подобием; также и ложные доказательства своим сходством с ис­тинными очень многих вовлекают в заблуждение. Поэтому разли­чие мнений имеет место не только в области диалектики. Даже и в христианской вере имеют место многочисленные заблуждения, так как красноречивые еретики сетями своих утверждений завле­кают в различные секты многих простаков, которые, не будучи ис­кушены в доказательствах, принимают подобие за истину и ложь за разумное. Бороться с этой чумой в спорах нас побуждают также сами церковные учителя, чтобы то, что мы не понимаем в писании, мы постигали бы не только молясь господу, но и исследуя это при помощи рассуждений...

Наконец, кто же не знает, что как первые [диалектики], так и вторые [софисты] равно получили свое наименование от самого искусства рассуждения? Ведь самого сына божьего, которого мы


называем словом, греки называют логос (logos), то есть началом бо­жественной мысли, или божественной мудростью, или разумом. Поэтому и Августин в книге “83 вопроса” в сорок четвертой главе говорит: “Вначале было слово, которое греки называют логос”. Он же в книге против пяти ересей говорит: “Вначале было слово. Греки правильнее говорят “логос”. Ведь “логос” означает и слово, и разум”. И Иероним в послании к Паулину о Священном Писании говорит: “Вначале было слово, логос, по-гречески обозначающее многое. Ибо оно является и словом, и разумом, и исчислением, и первопри­чиною всех вещей, благодаря коей существует все, что существует. Все это мы правильно мыслим во Христе”.

Ведь подобно тому как господь Иисус Христос называется словом отца (по-гречески “логос”), точно так же он называется и софией (sophia), т. е. мудростью отца, и потому к нему, несомнен­но, больше всего относится та наука, которая даже по наименова­нию связана с ним и по происхождению от слова “логос” названа логикой. И подобно тому как от Христа возникло название “хри­стиане”, так и логика получила название от “логоса”. Последова­тели ее тем истиннее называются философами, чем более истин­ными любителями этой высшей мудрости они являются. Это ве­личайшая мудрость наивысшего отца, когда она облекается в нашу природу для того, чтобы просветить нас светом истинной мудрости и обратить нас от мирской любви к любви в отношении его самого, конечно, делает нас в равной степени христианами и истинными философами...

Сам господь Иисус Христос побеждал иудеев в частых спо­рах и подавил их клевету как писанием, так и разумным доказа­тельством и ... укрепил веру в себя не только могуществом чудес, но особенно силой слов. Почему же он пользовался не только чуде­сами, делая то, что больше всего подействовало бы на иудеев, про­сивших у него знамения, как не потому, что он решил наставить нас собственным примером, каким образом мы должны привлекать к вере при помощи разумных доказательств тех, которые ищут муд­рости? Различая это, апостол говорит: “Ибо иудеи требуют чудес, а эллины ищут мудрости”, то есть последние укрепляются в вере преимущественно доказательствами, подобно тому как первые — чудесами.

Когда же не хватает знамений чудес, то нам остается единст­венный способ сражаться против любых противников: победить словами то, что мы не можем победить деяниями, в особенности когда у разбирающихся людей большую силу имеют разумные до­казательства, чем чудеса, относительно коих можно легко впасть в сомнение, не сотвореные ли они дьявольским наваждением.

Абеляр П. Возражения некоему невежде в области диалектики // История моих бедствий. — М., 1959. — С. 89—94.


ФОМА АКВИНСКИЙ

Притом даже и то знание о боге, которое может быть добыто человеческим разумом, по необходимости должно было быть пре­подано человеку через… Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое… Хотя человек не обязан испытывать разумом то, что превы­шает возможности человеческого познания, однако же то, что…

ДЖ. БРУНО

Теофил. Итак, Вселенная едина, бесконечна, неподвижна. Едина, говорю я, абсолютная возможность, едина действительность, еди­на форма или душа, едина… Если точка не отличается от тела, центр от окружности, ко­нечное от… Диксон. Порожденное и порождающее... всегда принадлежат к одной и той же субстанции. Благодаря этому для вас не звучит…

Ф. М. А. ВОЛЬТЕР

Вольтер Ф. Метафизический трактат // Философские сочинения. — М., 1988. — С. 250. …У всех народов, слушающих голос своего разума, есть всеобщие представления,… Вольтер Ф. Назидательные проповеди // Философские сочинения. - M., 1988. —С. 250.

Ж.-Ж. РУССО

Все способности наши получили теперь полное развитие. Память и воображение напряженно работают, самолюбие всегда настороже, мышление стало… Руссо Ж. -Ж. О причинах неравенства // Антология мировой философии: в 4-х т.… Как и тело, дух имеет свои потребности. Телесные потребности яв­ляются основой общества, а духовные его украшают. В то…

П. А. ГОЛЬБАХ

никогда не сумеем составить себе правильных представлений о них, равно как и об их местопребывании и образе действий. Нет и не может быть ничего вне… ...Все наши идеи, желания, действия представляют собой не­обходимый результат… ...Поднимемся же над облаками предрассудков. Выйдем из окружающего нас густого тумана, чтобы рассмотреть взгляды…

К. А. ГЕЛЬВЕЦИЙ

Чтобы иметь возможность дать верное и точное определение слову ум и различным значениям, придаваемым этому слову, необходимо сперва рассмотреть ум… Ум или рассматривается как результат способности мыс­лить (и в этом смысле ум… Чтобы понять, что такое ум в этом последнем значении, надо выяснить причины образования наших идей.

Шаги, которыми разум доходит до различных истин.

Локк Д. Опыт о человеческом разуме // Сочинения: в 3-х т. Т.1.—М., 1985.— С. 96, 97, 103, 151, 152. Д.БЕРКЛИ ...Филонус.Когда ты уколешь палец булавкой, не разрывает ли и не разделяет ли она мышечные волокна?

Филонус. Да.

Гилас.Допустим, что ты исчез с лица земли, разве ты не можешь представить себе, что вещи, которые могут быть чувственно восприняты, будут все-таки продолжать существовать?

Филонус.Могу, но тогда это должно быть в чьем-нибудь дру­гом уме. Когда я отрицаю существование чувственных вещей вне ума, я имею в виду не свой ум, в частности, а все умы. Ясно, что эти вещи имеют существование, внешнее по отношению к моей душе, раз я нахожу их в опыте независимыми от нее. Поэтому есть какая- то другая душа, в которой они существуют в промежутки между моментами моего восприятия их, как равным образом они сущест­вовали до моего рождения и будут существовать после моего пред- полагаемого исчезновения с лица земли. И так как то же самое верно по отношению ко всем другим конечным сотворенным духам, то из этого необходимо следует, что есть вездесущий вечныйдух, который познает и обнимает все вещи и который показывает их нашему взору таким образом и сообразно таким правилам, какие он сам установил и какие определяются нами как законы природы.

Беркли Д. Три разговора между Гиласом и Филонусом //

Сочинения. —М., 197 8. —С. 319—324.

Д. ЮМ

Нет такого впечатления или такой идеи любого рода, которые не сознавались или не вспоминались бы нами и которых мы не представляли бы существующими; очевидно, что из такого сознания и проистекает наиболее совершенная идея бытияи уверенность в нем. Исходя из этого, мы можем сформулировать следующую дилемму, самую ясную и убедительную, какую только можно себе вообразить: так как мы никогда не вспоминаем ни одного впечатления и ни одной идеи, не приписывая им существования, значит, идея существования должна либо происходить от отчетливого впечатления, соединенного с каждым восприятием или с каждым объектом нашей мысли, либо быть тождественной самой идее восприятия или объекта.



Так как эта дилемма является очевидным следствием прин­ципа, гласящего, что каждая идея происходит от сходного в ней впечатления, то наш выбор между обоими положениями дилем­мы не может быть сомнительным. Не только нет такого отчетли­вого впечатления, которое сопровождало бы каждое впечатление и каждую идею, но я не думаю, чтобы существовали вообще два отчетливых впечатления, которые были бы соединены неразрыв­но. Хотя некоторые ощущения и могут быть временно соединены, мы вскоре замечаем, что они допускают разделение и могут быть даны в отдельности. В силу этого, хотя каждое впечатление и каждая идея, какие мы только помним, рассматриваются как существующие, однако идея существования не происходит от какого-либо отдельного впечатления.

Итак, идея существования тождественна идее того, что мы представляем как существующее. Просто думать о какой-нибудь вещи и думать о ней как о существующей совершенно одно и то же.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т.1. — М., 1965. — С. 161.

Предположим, что перед нами налицо два объекта, один из которых — причина, а другой — действие; ясно, что путем простого рассмотрения одного из этих объектов или же их обоих мы никогда не заметим той связи, которая их соединяет, и никогда не будем в состоянии решить с достоверностью, что между ними есть связь. Итак, мы при­ходим к идее причины и действия, необходимой связи, силы, мощи, энергии и дееспособности не на основании какого-нибудь единичного примера. Если бы мы никогда ничего не видели, кроме совершенно отличных друг от друга единичных соединений объектов, мы никогда не были бы в состоянии образовать подобные идеи.

Но далее, предположим, что мы наблюдаем несколько приме­ров того, что одни и те же объекты всегда соединены вместе: мы тот­час же представляем себе, что между ними существует связь, и на­чинаем заключать от одного из них к другому. Таким образом, эта множественность сходных примеров оказывается самой сущностью силы, или связи, и является тем источником, откуда проистекает эта идея. Следовательно, чтобы понять идею силы, мы должны рассмот­реть эту множественность — больше ничего и не требуется, чтобы преодолеть затруднение, так долго смущавшее нас...

...Предполагать, что будущее соответствует прошлому, по­буждает нас лишь привычка...И даже после того, как я в процессе опыта воспринимал множество повторяющихся действий такого рода, нет аргумента, понуждающего меня предположить, что дей­ствие будет соответствовать прошлому опыту. Силы, которые дей­ствуют на тела, совершенно неизвестны. Мы воспринимаем только свойства тех сил, которые доступны ощущениям...


...Руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что буду­щее соответствует прошлому...

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х m. T.1 — M., 1965. — С. 170—174, 796—800.

...Я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находя­щихся в постоянном течении, в постоянном движении. Наши глаза не могут повернуться в глазницах без того, чтобы не изменились наши восприятия. Наша мысль еще более изменчива, чем зрение, а все остальные наши чувства и способности вносят свою долю в эти изменения, и нет такой душевной силы, которая оставалась бы неизменно тождественной, разве только на одно мгновение. Дух — нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различ­ные восприятия...

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 1.— М., 1965.— С. 369.

Мир, в котором мы обитаем, представляет собой как бы огромный театр, причем подлинные пружины всего происходящего в нем от нас совершенно скрыты, и у нас нет ни знания достаточного, чтобы предвидеть те бедствия, которые беспрестанно угрожают нам, ни силы достаточной, чтобы предупредить их. Мы непрестанно балан­сируем между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью, изобили­ем и нуждою, — все это распределяется между людьми тайными, неведомыми причинами, действие которых часто бывает неожи­данным и всегда — необъяснимым. И вот эти-то неведомые причи­ныстановятся постоянным предметом наших надежд и страхов; и если наши аффекты находятся в постоянном возбуждении благо­даря тревожному ожиданию грядущих событий, то и воображение наше также действует, создавая представление об указанных силах, от которых мы находимся в столь полной зависимости...

Люди обладают общей склонностью представлять все суще­ствующее подобным себе и приписывать каждому объекту те каче­ства, с которыми они близко знакомы и которые они непосредст­венно осознают. Мы усматриваем на луне человеческие лица, в об­лаках — армии и в силу естественной склонности, если таковую не сдерживает опыт и размышление, приписываем злую или добрую волю каждой вещи, которая причиняет нам страдание или же до­ставляет удовольствие... Даже философы не могут вполне освобо­диться от этой естественной слабости; они часто приписывали нео­душевленной материи страх перед пустотой, симпатии, антипатии и другие аффекты, свойственные человеческой природе...


...Неудивительно, что человечество, находящееся в полном неведении относительно причин и в то же время весьма озабоче­нное своей будущей судьбой тотчас же признает свою зависимость от невидимых сил, обладающих чувством и разумом...

...Не трудно заметить, что, чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он предается суеверию; в ча­стности, это наблюдается у игроков и мореплавателей, которые из всех людей меньше всего способны к серьезному, но зато полны всяких легкомысленных и суеверных представлений.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 2. — М., 1965. — С. 371, 372.

...Необходимость есть нечто существующее в уме, а не в объектах, и мы никогда не составим о ней даже самой отдаленной идеи, если будем рассматривать ее как качество тел.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 2. М., 1965. — С. 795.


тема 9

Немецкая классическая философия


 

И. КАНТ

...Бытиене есть реальный предмет, иными словами, оно не есть поня­тие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. Оно есть только полагание вещи или некоторых определений само по себе. В логическом применении оно есть лишь связка в суждении. Положение бог есть всемогущее(существо) содержит в себе два по­нятия, имеющие свои объекты: бог и всемогущество; словечко естьне составляет здесь дополнительного предиката, а есть лишь то, что предикат полагает по отношениюк субъекту. Если я беру субъект (бог) вместе со всеми его предикатами (к числу которых принадле­жит и всемогущество) и говорю бог естьили есть бог,то я не прибав­ляю никакого нового предиката к понятию бога, а только полагаю субъект сам по себе вместе со всеми его предикатами, и притом как предметв отношении к моему понятию.Оба они должны иметь со­вершенно одинаковое содержание, и поэтому к понятию, выражаю­щему только возможность, ничего не может быть прибавлено, пото­му что я мыслю его предмет просто как данный (посредством выра­жения он есть). Таким образом, в действительном содержится не больше, чем в только возможном.

Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: в 6-ти т. Т. 3. М., 1964. — С. 521, 522.

...По мере того как формируется тело человека, достигают надле­жащей степени совершенства и его мыслительные способности; они становятся вполне зрелыми только тогда, когда волокна его органов получают ту прочность и крепость, которые завершают их развитие. Довольно рано развиваются у человека те способно­сти, при помощи которых он может удовлетворять потребности, вызываемые его зависимостью от внешних вещей. У некоторых людей развитие на этой ступени и останавливается. Способность связывать отвлеченные понятия и, свободно располагая своими познаниями, управлять своими страстями, появляется поздно, а у некоторых так и вовсе не появляется в течение всей жизни; но у всех она слаба и служит низшим силам, над которыми она должна была бы господствовать и в управлении которыми заключается преимущество человеческой природы...


...Если исследовать причину тех препятствий, которые удер­живают человеческую природу на столь низкой ступени, то ока­жется, что она кроется в грубости материи, в которой заключена духовная его часть...

Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба // Сочинения: в 6-ти m.T.1. — М., 1964. — С. 249.

Попытка философов разработать всемирную историю согласно плану природы, направленному на совершенное гражданское объединение человеческого рода, должна рассматриваться как возможная и даже как содействующая этой цели природы.Прав­да, писать историю,исходя из идеи о том, каким должен быть обычный ход вещей, если бы он совершался сообразно некоторым разумным целям, представляется странным и нелепым намерени­ем; кажется, что с такой целью можно создать только роман.Если, однако, мы вправе допустить, что природа даже в проявлениях че­ловеческой свободы действует не без плана и конечной цели, то эта идея могла бы стать весьма полезной; и хотя мы теперь слишком близоруки для того, чтобы проникнуть взором в тайный механизм ее устройства, но, руководствуясь этой идеей, мы могли бы беспо­рядочный агрегатчеловеческих поступков, по крайней мере в це­лом, представить как систему...

Предположение, что этой идеей мировой истории, имеющей некоторым образом априорную путеводную нить, я хотел заме­нить разработку чисто эмпирическисоставляемой истории в соб­ственном смысле слова, было бы неверным истолкованием моего намерения.

Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Сочинения: в 6-ти т. Т. 6. — М., 1966. — С. 22, 23.

Во всех суждениях, в которых мыслится отношение субъекта к пре­дикату (я имею в виду только утвердительные суждения, так как вслед за ними применить сказанное к отрицательным суждениям нетрудно), это отношение может быть двояким. Или предикат В при­надлежит субъекту А как нечто содержащееся (в скрытом виде) в этом понятии, или же В целиком находится вне понятия А, хотя и связано с ним. В первом случае я называю суждение аналитичес­ким,а во втором — синтетическим...Первые можно было бы назвать поясняющими,а вторые — расширяющимисуждениями...

...Конечная цель всего нашего спекулятивного априорного знания зиждется именно на таких синтетических, то есть расши­ряющих (знание), основоположениях, тогда как аналитические суждения хотя они в высшей степени важны и необходимы, но лишь для того, чтобы приобрести отчетливость понятий, требую­щуюся для достоверного и широкого синтеза, а не для того, чтобы приобрести нечто действительно новое.


...Все математические суждения синтетические.Это поло­жение до сих пор, по-видимому, ускользало от внимания аналити­ков человеческого разума...

Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: в 6-ти т. Т.З. — М.,1964. — С. 110—112.

Истинная задача чистого разума заключается в следующем вопро­се: как возможны априорные синтетические суждения.Метафи­зика оставалась до сих пор в шатком положении недостоверности и противоречивости исключительно по той причине, что эта задача и может быть даже различие между аналитическими и синтети­ческимисуждениями прежде никому не приходили в голову. Прочность или шаткость метафизики зависит от решения этой за­дачи или от удовлетворительности вообще невозможно объяснить эту задачу. Решение поставленной выше задачи заключает в себе вмес­те с тем возможность чистого применения разума при создании и развитии всех наук, содержащих априорное теоретическое знание о предметах, т. е. ответ на вопросы: Как возможна чистая матема­тика? Как возможно чистое естествознание?

Так как эти науки действительно существуют, то естествен­но ставить вопрос: как они возможны: ведь их существование дока­зывает, что они должны быть возможны. Что же касается метафи­зики, то всякий вправе усомниться в ее возможности, так как она до сих пор плохо развивалась, и ни одна из предложенных до сих пор систем, если речь идет об их основной цели, не заслуживает того, чтобы ее признали действительно существующей.

Однако и этот вид знаниянадо рассматривать в известном смысле как данный: метафизика существует если не как наука, то во всяком случае как природная склонность [человека] (rnetaphysica naturalis). В самом деле, человеческий разум в силу собственной потребности, а вовсе не побуждаемый одной только суетностью всезнайства, неудержимо доходит до таких вопросов, на которые не могут дать ответ никакое опытное применение разума и заимст­вованные отсюда принципы: поэтому у всех людей, как только ра­зум у них расширяется до спекуляции, действительно всегда была и будет какая-нибудь метафизика. А потому относительно нее сле­дует поставить вопрос: как возможна метафизика в качестве при­родной склонности,т. е. как из природы общечеловеческого разума возникают вопросы, которые чистый разум задает себе и которые, побуждаемые собственной потребностью, он пытается, на сколько может, дать ответ?

Но так как во всех прежних попытках ответить на эти естест­венные вопросы, например, на вопрос, имеет ли мир начало или он существует вечно и т. п., всегда имелись неизбежные противоре-


чия, то нельзя только ссылаться на природную склонность к мета­физике, т. е. на самое способность чистого разума, из которой, правда, всегда возникает какая-нибудь метафизика (какая бы она не была), а следует найти возможность удостовериться в том, зна­ем ли мы или не знаем ее предметы, т, е. решить вопрос о предме­тах, составляющих проблематику метафизики, или о том, спосо­бен или не способен разум судить об этих предметах, стало быть, о возможности или расширить с достоверностью наш чистый ра­зум, или поставить ему определенные и твердые границы. Этот по­следний вопрос из поставленной выше общей задачи можно с пол­ным основанием выразить следующим образом: как возможна ме­тафизика как наука?

...Мы можем и должны считать безуспешными все сделан­ные до сих пор попытки догматическипостроить метафизику, если некоторые из них заключают в себе нечто аналитическое, а именно одно лишь расчленение понятой, a priori присущих наше­му разуму, то это вовсе еще не составляет цели, а представляет собой лишь подготовку к метафизике в собственном смысле сло­ва, а именно для априорного синтетического расширения нашего познания; расчленение не годится для этого, так как оно лишь по­казывает то, что содержится в этих понятиях, но не то, каким об­разом мы приходим a priori к таким понятиям, чтобы затем иметь возможность определить также их применимость к предметам всякого знания вообще...

...Из всего сказанного вытекает идея особой науки, которую можно назвать критикой чистого разума.Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания. Поэтому чистым мы на­зываем разум, содержащий принципы безусловно априорного зна­ния. Органономчистого разума должна быть совокупность тех принципов, на основе которых можно приобрести и действительно осуществить все чистые априорные знания. Полное применение такого органона дало бы систему чистого разума. Но так как эта си­стема крайне желательна и еще неизвестно, возможно ли и здесь вообще какое-нибудь расширение нашего знания и в каких случа­ях оно возможно, то мы можем назвать науку, лишь рассматриваю­щую чистый разум, его источники и границы, пропедевтикойк си­стеме чистого разума. Такая пропедевтика должна называться не учением,а только критикойчистого разума, и польза ее по отноше­нию к спекуляции в самом деле может быть только негативной: она может служить не для расширения, а только для очищения нашего разума и освобождения его от заблуждений, что уже представляет собой значительную выгоду. Я называю трансцендентнымвсякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным a priori. Систематаких понятий называлась бы транс­цендентальной философией...


...Трансцендентальная философия есть идея науки, для которой критика чистого разума должна набросать архитектоничес­ки,то есть основанной на принципах, полный план с ручательством за полноту и надежность всех частей этого здания...

Таким образом, к критике чистого разума относится все, из чего состоит трансцендентальная философия...

Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: в 6-ти т. Т.З. — М., 1964. – С. 113-124.

И.Г.ФИХТЕ

...Каждый, имеющий притязание на общее умственное развитие, должен в общих чертах знать, что такое философия; несмотря на то, что он сам не участвует в этих исследованиях, он все же должен знать, что она исследует; и, несмотря на то, что он сам не проникает и ее область, он все же должен знать границы, отделяющие эту об­ласть от той, на которой находится он сам, чтобы не бояться опасно­сти, угрожающей со стороны совершенно другого и абсолютно чуждого ему томумиру, в котором он находится. Он должен это знать по крайней мере для того, чтобы не совершать несправедливости по отношению к тем людям науки, с которыми ему все же приходится жить вместе, как человеку, чтобы не давать ложных советов доверяющимся ему и удерживать их от всего того, за пренебрежение к чему они в будущем могут жестоко поплатиться. По всем этим соображениям каждый образованный человек должен по крайней мере знать, чем философия неявляется, каких намере­ний она неимеет, чего она неспособна делать.

Достигнуть же этого познания не только возможно, но даже и нетрудно. Научная философия, несмотря на то, что она возвыша­ется над естественным воззрением на вещи и над обыкновенным

человеческим рассудком, тем не менее обеими ногами стоит на почве последнего и исходит из него, несмотря на то, что она в дальнейшем, конечно, выходит за его пределы...

...Философия прирожденачеловеку; это общее мнение, и по­этому каждый считает себя вправе судить о философских предме­тах. Я здесь совершенно оставляю в стороне, как обстоит дело с этой прирожденной философией — об этом я буду говорить в своем месте; и только утверждаю о новейшей, но должна быть изучена...

...Относительно новейшей философии здесь следует только иметь в виду и помнить, что она ни в какой мере не отрицает за обыкновенным человеческим рассудком права судить о... предме­тах, но что она, наоборот, признает за ним это право, как мне ка­жется, в гораздо более сильной степени, чем какая-либо из пред­шествующих философий; но она за ним признает это право лишь в его сфере и в его собственной области,но ни в коем случае не в


области философско-научной, в области, которая совершенно не существует для обыкновенного рассудка, как такового. Обыкно­венный рассудок может рассуждатьоб этих предметах; и, может быть, даже очень правильно, но не может обсуждать их фило­софски,ибо этого не может никто, кто не учился этому и не уп­ражнялся в этом...

...Наукоучение есть систематическое выведение чего-то дей­ствительного, первой степени сознания; и оно относится к этому действительному сознанию как описанная выше демонстрация ча­сов к действительным часам. Оно, в качестве чистого наукоучения, безусловно, не желает в каком бы то ни было из всех возможных от­ношений, хотя бы наряду с этим и т. д., быть чем-либо большим, чем это, и оно не желает совсем существовать, если оно не может быть этим. Каждый, кто выдает его за что-либо иное за нечто большее, совершенно не знает его.

Его объект — это, в первую очередь, основные определения сознания, как таковые, как определения сознания; но отнюдь не как вещи, действительно существующие вне знания. Дальше мы яснее увидим, что в нем и для него оба суть одно и то же...

Фихте И. Г. Ясное как солнце сообщение широкой публике

о подлинной сущности новейшей философии.

-М., 1937.-С.2-5, 31-34, 78, 79, 82, 83.

...Философским же может быть названо только такое воззрение, ко­торое сводит наличное многообразие опыта к единству одного об­щего начала и затем исчерпывающим образом объясняет и выво­дит из этого единства все многообразие...

...Если задача философа — вывести возможные в опыте яв­ления из единства предположенного им понятия, то, очевидно, он вовсе не нуждается для этого ни в каком опыте; поскольку он — философ и строго держится в границах философии, он должен выполнять свою задачу, не считаясь ни с каким опытом... В при­менении к нашему предмету, он должен быть в состоянии априо­ри охарактеризовать всю совокупность времени и всевозможные в нем эпохи...

...Отдельные личности совершенно исчезают пред взором философов, и все сливается для него в одну великую общину. Фи­лософская характеристика выражает каждую вещь в опреде­ленности и последовательности, какие никогда не могут быть до­стигнуты самими вещами вследствие вечных колебаний дейст­вительности; оно не затрагивает поэтому личностей и, никогда не опускаясь до уровня портрета, представляет идеализированную картину.

Фихте И. Г. Основные черты современной эпохи - С.-Пб., 1906. — С. 4, 5, 12, 13.


...Конечное разумное существо не имеет ничего вне опыта; опыт содержит в себе весь материал его мышления. Философ необходимо стоит под теми же условиями; поэтому кажется непонят­ным, как бы это он мог возвыситься над опытом.

Однако он может отвлекать, то есть через свободу мышления разделять то, что связано в опыте. В опыте неразрывно связаны друг с другом вещь,— то, что должно быть определено независимо от нашей свободы и на что должно быть направлено наше познание, и интеллигенция,то есть то, что должно познавать. Философ мо­жет отвлекаться от того или от другого; тем самым он отвлекается от опыта и возвышается над ним. Если он отвлекается от вещи, то в качестве основы объяснения опыта у него остается интеллигенция в себе,то есть отвлеченная от ее отношения к опыту; если он отвле­кается от последней, то у него получается вещь в себе, то есть от­влеченная от того, что она встречается в опыте. Первый образ мыс­ли называется идеализмом,второй — догматизмом...

...Какую кто философию выберет, зависит... от того, какой кто человек: ибо философская система — не мертвая утварь, которую можно было бы откладывать или брать по желанию; она одушевлена душой человека, обладающего ею. Дряблый от природы или рас­слабленный и искривленный духовным рабством, учений роскошью или тщеславием характер никогда не возвысится до идеализма.

Фихте И. Г. Первое введение в наукоучение // Избранные сочинения. — М., 1916. — С. 413—424.

Ф.В.ШЕЛЛИНГ

Философия в целом исходит и должна исходить из начала, которое, будучи абсолютным тождеством, совершенно необъективно. Но как же это абсолютно необъективное может быть доведено до сознания и как же может быть понято, что оно необходимо, если оно служит ус­ловием понимания всей философии? Что оно не может быть ни по­стигнуто, ни представлено с помощью понятий, не требует доказа­тельства. Остается, следовательно, только одна возможность — чтобы оно было представлено в непосредственном созерцании, которое, однако, в свою очередь само непостижимо, а поскольку его объект должен быть чем-то совершенно необъективным, по-видимому, да­лее внутренне противоречиво. Если однако, допустить, что все-таки существует такое созерцание, объект которого есть абсолютно тож­дественное, само по себе не субъективное и не объективное, и если мы в связи с этим созерцанием, которое может быть только интеллектуальным, сошлемся на непосредственный опыт, то возникает вопрос, каким образом это созерцание также может стать объективным, то сеть как устранить сомнение, не основано ли оно просто на субъек­тивной иллюзии, если не существует общей и всеми признанной объективности этого созерцания? Такой общепризнанной объектив-


ностью интеллектуального созерцания, исключающей возможность всякого сомнения, является искусство. Ибо эстетическое созерцание и есть ставшее объективным интеллектуальное созерцание...

...Если эстетическое созерцание есть лишь объективировав­шееся трансцендентальное, то само собой разумеется, что искусстве есть единственно истинный и вечный органон, а также документ философии, который беспрестанно все вновь подчеркивает то, чего философия не может дать во внешнем выражении, а именно нали­чие бессознательного в его действовании и продуцировании и его изначальное тождество с сознательным. Искусство есть для фило­софа наивысшее именно потому, что оно открывает его взору свя­тая святых, где как бы пламенеет в вечном и изначальном единении то, что в природе и в истории разделено, что в жизни и в деятельно­сти, так же как в мышлении, вечно должны избегать друг друга. Представление о природе, которое искусственно строит философ, для искусства изначально и естественно. То, что мы называем пpиродой, — поэма, скрытая от нас таинственными, чудесными письменами. И если бы загадка могла открыться, мы увидели бы одиссею духа, который удивительным образом заблуждаясь, в поиске себя бежит от самого себя, ибо сквозь чувственный мир за полупроницаемой дымкой тумана лишь мерцает, как мерцает смысл в словах, некая страна фантазии, к которой мы стремимся...

Философия достигает, правда, наивысшего, но она приводит к этой точке как бы частицу человека. Искусство же приводит туда, а именно к познанию наивысшего, всего человека, каков он есть, и на этом основано извечное своеобразие искусства и даруемое им чудо.

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х m. T.1 — M., 1987. — С. 482—485.

...Однако, в том виде, в каком материализм существует до сих пор, он совершенно непонятен, а когда он становится понятым, он по су­ществу уже ничем не отличается от трансцендентального идеализ­ма. Объяснить мышление как материальное явление можно, миф, превращая материю в призрак, в простую модификацию интелли­генции, общими функциями которой являются мышление и мате­рия. Но этим материализм сам возвращает нас к духовному как к изначальному. Правда не может быть и речи о том, чтобы объяс­нить бытие из знания таким образом, будто бытие есть результат действия знания; между тем и другим вообще не может быть при­чинной связи, и они вообще никогда бы не встретились, не будь они изначально едины в Я. Бытие (материя), рассматриваемое как про­дуктивность, есть знание; знание, рассматриваемое как продукт, есть бытие.

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х т. Т. 1. — М., 1987. - С. 291.


Интеллигенция продуктивна двояко: либо слепо и бессознательно, либо свободно и сознательно; бессознательно она продуктивна в созерцании мира; сознательно — в создании идеального мира.

Философияснимает эту противоположность тем, что рас­сматривает бессознательную деятельность как бы изначально тождественную сознательной и как бы выросшей из общего с ней корня: это тождество философия обнаруживает непосредствен­но в той, безусловно одновременно сознательной и бессознатель­ной деятельности, которая находит свое выражение в творениях гения; опосредованновне сознания — в продуктах природы, ибо в них всегда обнаруживается полнейшее слияние идеального и реального.

Поскольку философия полагает бессознательную, или, как можно ее так назвать, реальную деятельность тождественной со­знательной, или идеальной, философия изначально устремлена на то, чтобы повсюду возвращать реальное к идеальному, в результа­те чего возникает то, что называют трансцендентной философией. Упорядоченность всех движений в природе, величавая геометрич­ность, которая царит, например, в движениях небесных тел, объяс­няется не тем, что природа есть сама по себе совершеннейшая гео­метричность, а, напротив, тем, что совершеннейшая геометричность есть то, что производит природу; подобным объяснением само реальное перемещается в идеальный мир, а движения в природе, превращаются в созерцания, которые существуют только в нас и которым вне нас ничто не соответствует. То, что природа, будучи полностью предоставлена самой себе, свободно создает при каждом переходе из жидкого состояния в твердое как бы упорядоченные об­разы, что в кристаллизациях более высокого уровня, в органичес­ких, эта упорядоченность даже кажется близкой к целесообразнос­ти, что в животном мире, в этом продукте слепых сил природы пе­ред нашим взором возникают действия, не уступающие по своей упорядоченности сознательным действиям...

Согласно этому воззрению, природа, будучи лишь зримым организмом нашего рассудка, может производить только упорядоченное и производит его необходимым образом, то из этого следует, что в природе, мыслимой в качестве самостоятельной и реальной, и в соотношении ее сил также можно обнаружить в качестве необхо­димого образование подобных упорядоченных и целесообразных продуктов, что, следовательно, идеальное в свою очередь должно проистекать из реального и находить в нем свое объяснение.

Если задача трансцендентальной философии состоит в том, чтобы подчинять реальное идеальному, то задача натурфилосо­фии, напротив, — в том, чтобы объяснить идеальное, исходя из ре­ального, следовательно, обе они (трансцендентальная философия и натурфилософия) составляют одну науку и отличаются друг от друга только противоположной направленностью своих задач;


поскольку же обе эти направленности не только одинаково возможны, но и одинаково необходимы, то в системе знания обеим присуща равная необходимость.

Шеллинг Ф. Введение к наброску системы натурфилософии или о понятии умозрительной физики и о внутренней организации системы этой науки // Сочинения: в 2-х т. Т. 1. — М., 1987. — С. 182.

Если всякое знание основано на их совпадении (1), то задача, состоящая в том, чтобы объяснить это совпадение, несомненно, является наивысшей для всякого знания, а поскольку философия является, по общему признанию, наивысшей и главной наукой, то, несомненно, и основной задачей философии.

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х т. Т-1. - М., 1987. - С. 234.

Натурфилософия и трансцендентальная философия разделены между собой на два возможных направления философии, и если всякая философия должна выводить либо интеллигенцию из природы, либо природу из интеллигенции, то трансцендентальная философия, перед которой стоит эта последняя задача, является дру­гой необходимой основной наукой философии.

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х т. - Т. 1. -М., 1987. - С. 234.

...Интеллигенция, пока она созерцающая, едина с созерцаемым и ничем от него не отличается, она не сможет прийти к созерцанию самой себя посредством продуктов, прежде чем сама не обособится от продуктов, а так как она сама — не что иное, как определенный способ действия, посредством которого возникает объект, то oна сможет достигнуть самой себя, только обособив свое действие как таковое от того, что в этом действовании для нее возникает, или, что то же самое, от произведенного ею...

Подобное обособление действовавши от произведение именуется в обычном словоупотреблении абстракцией. Таким образом, первым условием рефлексии является абстракция. Пока интеллигенция ничем не отличается от своего действия, осознание его невозможно. Посредством абстракции она становится чем-то отличным от произведенного ею, которое, однако, именно поэтому теперь является уже не как действование, а лишь как произведенное.

Между тем интеллигенция, то есть это действование, и объект изначально единицы. Объект есть этот определенный потому, что интеллигенция производила именно так, а не иначе. Тем самым объект, с одной стороны, и действование интеллигенции — с другой, поскольку они друг друга исчерпывают и полностью друг с другом совпадают, вновь соединятся в одном и том же сознании...


...Посредством этой способности абстрагироваться от отдель­ного объекта, или, что то же самое, посредством способности к эм­пирической, интеллигенции никогда не удается оторваться от объ­екта; ибо именно с помощью схематизма понятие и объект вновь объединяются...

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х т. Т.1. — М., 1987. — С. 378—383.

Вы правы, остается еще одно — знать,что существует субъектив­ная сила, которая грозит уничтожением нашей свободе, и с этой твердой, непоколебимой уверенностью в сердце бороться,бороться за нее, бороться со всей силой своей свободы и в этой борьбе по­гибнуть. Вы вдвойне правы, мой друг, поскольку и тогда, когда эта возможность давно уже исчезнет для света разума, ее надо будет сохранить для искусства, для высшего в искусстве.

...Пока человек пребывает в области природы, он в собствен­ном смысле слова — господинприроды так же, как он может быть господиномсамого себя. Он отводит объективному миру опреде­ленные границы, которые ему не дозволено преступать. Представ­ляясебе объект, придавая ему форму и прочность, он властвует над ним.

Шеллинг Ф. Философские письма о догматизме и критицизме // Сочинения: в 2-х т. Т. 1.— М., 1987. — С. 83—85.

Возникновение всеобщего правового строя не должно быть делом случая, и все-таки оно может быть только результатом свободной игры сил, наблюдаемой нами в истории. Поэтому возникает во­прос, заслуживает вообще наименования истории ряд событий, лишеных плана и цели, и не заключено ли уже в самом понятииистории понятие необходимости, подчиняться которой вынужден даже произвол.

Здесь прежде всего следует точно установить смысл понятия истории. Не все, что происходит, есть вследствие этого объект исто­рии; так, например, явления природы могут носить исторический характер только в том случае, если они оказывают влияние на человеческую деятельность. Еще в меньшей степени считается объектом истории то, что происходит согласно познанному правилу, периоди­чески повторяется или вообще являет собой какой-либо априорно определенный результат. Если говорить об истории природы в под­линном смысле этого слова, то природу следовало бы представлять себе так, словно, будучи, по видимости, свободной в своем продуцировании, она постепенно производит свои продукты во всем их многообразии посредством постоянного отклонения от одного изначального прообраза, а это было бы не историей объектов природы(таковой является, собственно говоря, описание природы), а историей самойпроизводящей природы...


...История не протекает ни с абсолютной закономерностью, ни с абсолютной свободой, но есть лишь там, где с бесконечными от­клонениями реализуется единый идеал, причем так, что с ним сов­падают если не отдельные черты, то весь образ в целом...

...Таким образом, мы пришли к новому пониманию истории, а именно к тому, что существует лишь история таких существ, ко­торые видят перед собой идеал, недостижимый для индивидуума, но достижимый для рода. Из этого следует, что каждый индиви­дуум должен вступать именно там, где остановился предшеству­ющий, чтобы в последовательности индивидуумов не было пере­рыва, и если это, что должно быть реализовано в историческом процессе, может быть реализовано лишь посредством разума и свободы, то должны быть возможны также традиция и передача достигнутого...

...Теперь мы переходим к основной особенности истории, которая заключается в том, что она должна отражать свободу и необходимость в их соединении и сама возможна лишь посредством этого соединения...

...Это положение, сколь парадоксальным оно не представля­лось, есть не что иное, как трансцендентальное выражение всеми признанного и всеми предполагаемого отношения свободы к скры­той необходимости, которую называют то судьбой, то провидени­ем, хотя при этом не мыслится ничего определенного; это и есть то отношение, в силу которого люди, действуя свободно, должны по­мимо своей воли становиться причиной чего-то, к чему они никогда не стремились, или, наоборот, в силу которого совершенно не уда­ется и позорно проваливается то, к чему они в своей свободной деятельности стремились, напрягая все силы.

Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма // Сочинения: в 2-х m. T.1. — M., 1987. — С. 451—457.

Г. В. Ф. ГЕГЕЛЬ

Эта наука постольку представляет собой единство искусства и ре­лигии, поскольку внешний по своей форме способ созерцания ис­кусства, присущая ему деятельность субъективного созидания и расщепления его субстанционального содержания на множество самостоятельных форм, становится в тотальностирелигией.. В ре­лигии в представлении развертывается расхождение и опосредствование раскрытого содержания и самостоятельные формы не только скрепляются вместе в некоторое целое, но и объединяются в простое духовное созерцание и, наконец, возвышаются до мышле­ния,обладающего самосознанием.Это знание есть тем самым по­знанное посредством мышленияпонятие искусства и религии, в котором все то, что различно по содержанию, познано как необхо­димое, а это необходимое познано как свободное.


...Соответственно этому философия определяется как позна­ние необходимости содержания абсолютного представления, а так­же необходимости обеих его форм, — с одной стороны, непосредст­венного созерцания и его поэзии, как равным образом и объективно­го и внешнего откровения, которое предполагается представлением, а с другой стороны, прежде всего субъективного вхождения в себя, затем также субъективного движения вовне и отождествление веры с предпосылкой. Это познавание является, таким образом, призна­нием этого содержания и его формы и освобождением от односто­ронности форм, возвышением их до абсолютной формы, самое себя определяющей как содержание, остающейся с ним тождественной и в этом тождестве представляющей собой познавание упомянутой в-себе-и-для-себя-сущей необходимости. Это движение, которое и есть философия, оказывается уже осуществленным, когда оно в за­ключение постигает свое собственное понятие, то есть оглядывается назад только на свое же знание.

Гегель Г. Энциклопедия философских наук.

Т. 3. - М., 1977. - С. 393, 394.

...Относительно истории философии нам раньше всего может прий­ти в голову мысль, что в самом этом предмете содержится явное внутреннее противоречие. Ибо философия хочет познать неизмен­ное, вечное, сущее само по себе; ее цель — истина. История же сооб­щает о том, что существовало в одно время, а в другое время исчез­ло и вытеснено другим. Если мы исходим из того, что истина вечна, то она не входит в сферу преходящего и не имеет истории. Если же она имеет историю, то, так как история есть лишь изображение ряда минувших образов познания, в ней нельзя найти истину, ибо истина не есть минувшее...

...Деяния, которыми занимается история философии, так же мало представляют собой приключения, как мало всемирная исто­рия лишь романтична; это не просто собрание случайных событий, путешествий странствующих рыцарей, которые сражаются и не­сут труды бесцельно и дела которых бесследно исчезают; и столь же мало здесь один произвольно выдумал одно, а другой — другое; нет: в движении мыслящего духа есть существенная связь, и в нем все совершается разумно. С этой верой в мировой дух мы должны при­ступить к изучению истории и, в особенности, истории философии.

Гегель Г. Лекции по истории философии // Сочинения. Т. 9. Кн. 1. - М., 1932. - С. 15-25.

Абсолютное знание есть понятие, имеющее предметом и содержа­нием само себя и являющееся своей реальностью...

...Путь, или метод, абсолютного знания является столь же аналитическим, сколь и синтетическим. Развертывание того, что содержится в понятии, анализ, представляет собой обнаружение


различных определений, которые содержатся в понятии, но, как таковые не даны непосредственно, и, следовательно, является од­новременно синтетическим. Выражение понятия в его реальных определениях вытекает здесь из самого понятия, и то, что в обычном познании образует доказательство, является здесь возвращением перешедших в различие моментов понятия к единству. Последнее является благодаря этому тотальностью, наполненным и превра­тившимся в свое собственное содержание понятием.

Гегель Г. Философская пропедевтика // Работы разных лет: в 2-х т. Т.2 .— М.,1971. — С. 146, 147.

Это столь же синтетический, сколь и аналитический момент суждения,в силу которого первоначальное всеобщее определяет себя из самого себя как иное по отношению к себе,должен быть назван диалектическим.Диалектика — это одна из тех древних наук, которая больше всего игнорировалась в метафизике нового времени, а затем вообще в популярной философии как античного, так и нового времени.

...Диалектику часто рассматривали как некоторое искусство, как будто она основывается на каком-то субъективном таланте,а не принадлежит к объективности понятия. Какой вид она приоб­рела в философии Канта и какой вывод он сделал из нее — это было показано выше на определенных примерах его взглядов. Следует рассматривать как бесконечно важный шаг то, что диа­лектика вновь была признана необходимой для разума, хотя надо сделать вывод, противоположный тому, который был сделан от­сюда (Кантом).

...Главный предрассудок состоит здесь в том, будто диалек­тика имеет лишь определенный результат:это сейчас будет опре­делено более подробно. Но прежде всего следует заметить относи­тельно упомянутой формы, в которой обычно выступает диалек­тика, что по этой форме диалектика и ее результат касаются исследуемого предметаили же субъективного познания,и объяв­ляют ничтожным или это познание, или предмет; определенияже, которые указываются в предмете как в чем-то третьем,не рассма­триваются и предполагаются как значимые сами по себе. Одна из бесконечных заслуг кантонскойфилософии состоит в том, что она обратила внимание на этот некритический образ действия и этим дала толчок к восстановлению логики и диалектики в смысле рас­смотрения определений мышления в себе и для себя.Предмет, каков он был без мышления и без понятия, есть некоторое пред­ставление или даже только название, лишь в определениях мыш­ления и понятия он естьто, что он есть.

Гегель Г. Наука логики. Т.З. — М., 1972. – С. 296-299.


… Если же мы исследуем истину знания, то мы, по-видимому, исследуем, что есть оно в себе.Но в этом исследовании оно есть нашпредмет, оно есть длянас; и то, что оказалось бы его “в себе”, было бы, таким образом, скорее его бытием для нас.То, что мы утверж­дали бы в качестве его сущности, было бы скорее не его истиной, к только нашим знанием о нем. Сущность или критерий исходили бы от нас, и то, что следовало бы сравнивать с этим критерием и о чем, и итоге этого сравнения, должно было воспоследовать решение, не обязательно должно было бы признать его.

Но природа предмета, который мы исследуем, избавляет (нас) от этого разделения или этой видимости и предпосылки. Сознание в себе самом дает свой критерий, и тем самым исследование будет сравнением сознания с самим собою; ибо различение, кото­рое только что было сделано, исходит из него...

Гегель Г. Феноменология духа // Сочинения. Т. 4. - М., 1959. - С. 47, 48.

.Абсолютная идея есть прежде всего единство практической и те­оретической идеи и, следовательно, вместе с тем единство идеи жизни и идеи познания...

...Абсолютная идея есть для себя, потому что в ней нет ни перехода, ни предпосылок и вообще никакой определенности, ко­торые не были бы текучи и прозрачны; она есть чистая форма по­нятия, которая созерцает свое содержание как самое себя. Она есть свое собственное содержание, поскольку она есть идеальное различение самой себя от себя, и одно из этих различений есть тождество с собой, которое, однако, содержит в себе тотальность форм как систему содержательных определений. Это содержа­ние есть система логического...

Гегель Г. Энциклопедия философских наук: в З-х т. Т. 1. - М., 1974. - С. 419-421.

Кто мыслит абстрактно? — Необразованный человек, а вовсе не просвещенный...

В обоснование своей мысли я приведу лишь несколько при­меров, на которых каждый сможет убедиться, что дело обстоит именно так. Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца — и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интерес­ный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу — красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует в моральном разложении знати, добавит, может быть, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.

Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его вос­питании влияние дурных отношений между его отцом и матерью,


увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудивший к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые — доведись им услышать такие рассуждения — скажут: да он хочет оправдать убийцу!..

Это и называется “мыслить абстрактно” — видеть в убийце только одно абстрактное — что он убийца и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет челове­ческое существо.

Гегель Г. Кто мыслит абстрактно? // Работы разных лет: в 2-х m. T.1. — М., 1970. — С. 390, 391.

Чистая наука, стало быть, предполагает освобождение от противо­положности сознания (и его предмета). Она содержит в себе мысль, поскольку мысль есть также и вещь сама по себе, или содержит вещь самое по себепоскольку вещь есть также и чистая мысль. В

качестве науки истина есть чистое развивающееся самопознание и имеет образ самости...

...Для того, чтобы представление по крайне мере понимало, в чем дело, следует отбросить мнение, будто истина есть нечто осязаемое...

Гегель Г. Наука логики. Т.1. — М., 1970. — С. 102—104.

...Мы можем также заключить, насколько превратно понимание свободы и необходимости как взаимоисключающих друг друга. Ко­нечно, необходимость как таковая еще не есть свобода, но свобода имеет своей предпосылкой необходимость и содержит ее в себе как снятую...

Гегель Г. Наука логики // Энциклопедия философских наук: в 3-х т. Т. 1. — М., 1975. С. 336, 337.

Л. ФЕЙЕРБАХ

...Абсолютный философский акт состоит в том, чтобы беспредмет­ное делать предметным, непостижимое — постижимым, другими словами, объект жизненных интересов превращать в мысленный предмет, в предмет звания,это тот же акт, которому философия, вообще знание обязано своим существованием. А непосредственным следствием этого является то обстоятельство, что начало философии составляет начало науки вообще,а вовсе не начало специальногознания, отличного от знания реальных наук. Это подтверждается даже историей. Философия — мать наук. Первые естествоиспытатели, как древнего, так и нового времени, были философами.


...Новейшая философия именно тем и отличалась от философии схоластической, что она снова соединила эмпирическую деятельность с мыслительной, что она в противоположность мышлению, отмежеванному от реальных вещей,выставила тезис—философствовать следует, руководствуясь чувством. Поэтому если мы обратимся к началу новейшей философии, то мы будем иметь перед собою подлинное начало философии. Не в конце своего пути приходит философия к реальности, скорее с реальности она начинает. Только этот путь, а не тот, который намечается автором в согласии со спекулятивной философией со времен Фихте, есть единственно естествен­ный, то есть целесообразный и верный путь. Дух следует за чувством, а не чувство — за духом: дух есть конец,а не начало вещей.

Фейербах Л. О начале философии //

Избранные философские произведения: в 2-х т. Т. 1. — М., 1955. - С. 98, 99.

С устранением кантовского предела разума философия освободилась от той ограниченности, которую на нее неизбежно накладывала эта произвольная граница; и только тогда смогла открыться поэтому универсальная, свободная перспектива в области философии.

...Очередной и неотложной задачей философии было определение идеи абсолютного тождества в ней самой для того, чтобы найти в этом определении реальный медиум между общим идеи и особенным действительности, принцип для познания особенного в его особенности...

...История философии отнюдь не является историей случайных субъективных мыслей, т. е. историей отдельных мнений... Истинная, объективная категория, в которой она должна рассматриваться, есть идея развития...История философии является системой.

Фейербах Л. История философии: в 3-х т.

Т. 2. - М., 1967. - С. 7—9, 11-130.

… Мое учение или воззрение может быть поэтому выражено в двух словах: природа и человек. С моей точки зрения, существо, предшествую­щее человеку, существо, являющееся причинойили основойчелове­ка, которому он обязан своим происхождением и существованием, есть и называется не бог — мистическое, неопределенное, многозначащее слово, а природа— слово и существо ясное, чувственное, недвусмыс­ленное... Я понимаю под природой совокупность всех чувственных сил, вещей и существ, которые человек отличает от себя как нечеловече­ское... Природа есть свет, электричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он является существом, непроизвольно и бессознательно действующим...

Фейербах Л. Сущность религии //

Избранные философские произведения.

Т. 2. - М., 1955. - С. 441, 442, 444-446, 589-591.


...Жизнь — это поэт, книга — это философ. Первый созерцает единство во множестве, второй множество в единстве. Поэзия, чтобы увеличить прелесть и усилить эффект, рассматривает издалека дерево, как оно стоит в полном цвету, и как играют на нем эти тысячи и тысячи цветов, и ограничивается магической силой этого созерцания. Но философия подходит вплотную к дереву, отламывает один или самое большее два цветка, ибо она обходится немногим и их уже достаточно для нее, рассматривает их очень подробно, берет спокойно с собою домой, высушивает затем на солнце разума и сохраняет их в книге. Поэзия превращает каплю pocы, сверкающей на дереве всеми красками, в бриллиант; но философия, для того, чтобы отличить сущность от видимости, касается водяной капли указательным пальцем рассудка и, размазывая ee, кладет таким образом конец блестящей иллюзии...

Фейербах Л. Писатель и человек // История философии: в 3-х т. Т. 1. — М., 1967. — С. 421.

...В чем же заключается сущность человека, сознаваемая им? Каковы отличительные признаки истинно человеческого в человеке! Разум, воля и сердце.Совершенный человек обладает силой мышления, силой воли и силой чувства. Сила мышления есть свет по­знания, сила воли — энергия характера, сила чувства — любовь. Разум, любовь и сила воли — это совершенства.

Фейербах Л. Сущность христианства // Избранные философские произведения Т. 2. - М., 1955. - С. 30-32, 34, 35.

Человек дан самому себе только чувственно.Он сам себе предмет в качестве чувственного объекта. Тождество субъекта и объекта — лишь абстрактная мысль в самосознании, оно может стать истиной и действительностью только в чувственном созерцании, которое человек получает от человека.

Мы не только воспринимаем камни и деревья, не только тело и кости, мы воспринимаем также чувства, пожимая руки и целуя губы чувствующего существа; мы слышим ушами не только жур­чание воды и шелест листьев, но мы также воспринимаем одушев­ленный голос любви и мудрости; но видим не только поверхности зеркал и иллюзии красок, мы всматриваемся также во взгляд чело­века. Итак, не только внешнее, но и внутреннее,не только тело, но и дух, не только вещь, но и я составляют предметы чувств. Поэтому все является чувственно воспринимаемым, если не непосредственно, то опосредованно, если не глазами анатома или химика, то глазами философа, поэтому совершенно законно эмпиризм усматривает источник наших идей в чувствах. Он только забывает, что главным, самым существенным чувственным объектом человека является сам человек,что только во взгляде человека на человека


загораетея свет сознания и ума. Поэтому идеализм прав в своих поискаx источника идей в человеке, но не прав, когда он хочет вывести идеи из обособленного, замкнутого существа, из человека, взятого в виде души, одним словом, когда он хочет вывести их из Я без чувст­венно данного. Так называемые Идеи возникают только из общения между людьми, только из разговора человека с человеком. Не в одиночку, а с кем-нибудь вдвоем приходим мы к понятию, приходим вообщe к разуму. Два лица необходимы для порождения человека как в физическом, так и в духовном смысле, сообщества людей есть изначальный принцип и критерий истинности и всеобщности. Даже достоверность бытия других, внешних мне вещей для меня опо­средована достоверностью наличности другого человека, вне меня сущего. Что я вижу в одиночку, в том я сомневаюсь, а то, что видит другой человек, становится для меня достоверным.

Фейербах Л. Основные положения философии будущего // Избранные философские произведения. Т.1.-М.,1955.- С. 189, 190.

Только посредством чувств я знаю, что вне меня существуют другие существа, другие люди, что я являюсь индивидуальным существом, отличным от них, так же как и они от меня. Но эта моя индивидуальность распространяется не только на те редкие признаки и свойства, при помощи которых я различаю себя от других, но также и на те свойства, которые я в отличие от первых мыслю как общие и охватываю в одном общем понятии человека. Я не являюсь индивидуумом вот только до сего пункта и не дальше, так чтобы мои индивидуальные свойства имели свою границу в свойствах об­щих, не касаясь их и их не опорочивая. Нет! Индивидуальность — это неделимость, единство, целостность, бесконечность; с головы до ног, от первого до последнего атома, насквозь, повсюду я инди­видуальное существо. “Я не человек вообще, в данном определен­ном образе”, я человек только в качестве этого абсолютно опреде­ленного человека. Бытие в качестве человека и бытие в качестве данного индивидуума, безусловно, во мне неразличимы. Я ощу­щаю, хочу, мыслю точно так же, как и ты, но мыслю я не твоим или общим разумом, а моим собственным. Я хочу, но точно также хочу не твоей и не всеобщей волей, а моей собственной.

Фейербах Л. О спиритуализме // Избранные философские произведения. Т.1. — С. 496.

И действительности мораль индивидуума, мыслимого как существующего самого по себе,— это пустая фикция. Там, где вне Я нет никакого Ты, нет другого человека, там нет и речи о морали; только общественный человек является человеком. Я семь Я только по­средством тебя и с тобою. Я сознаю тебя самого только потому, что


ты противостоишь моему сознанию как очевидное и осязаемое Я как другой человек. Знаю ли я, что я мужчина и что такое мужчина, если мне не противостоит женщина? Я сознаю себя самого — это значит, что прежде всего другого я сознаю, что я мужчина, если я действительно мужчина. Равное, безразличное, бесполое Я — это только идеалистическая химера, пустая мысль.

Фейербах Л. Эвдемонизм //Избранные философские произведения. Т. 1.— М., 1955. — С. 617.

Собственная сущность человека есть его абсолютная сущность, его бог; поэтому мощь объекта есть мощь его собственной сущно­сти. Так, сила чувственного объекта есть сила чувства, сила объ­екта разума — сила самого разума, и наконец, сила объекта воли — сила воли...

Фейербах Л. Сущность христианства // Избранные философские произведения. Т.2. — М.,1955. — С.34,35.

...Сама смерть есть художник, который трудится в жизни, и подкрадывающаяся смерть есть лишь завершенное, готовое и удавшееся творение.

Время называется формой проявления единства бытия и
небытия, оно само изображает эту истину. Теперь положительно как бытие, теперь — это есть. Вся наша жизнь есть лишь теперешняя,
мгновенная. Вся жизнь есть лишь продолжение мгновений; мы существуем всегда лишь мгновенно; я есть теперь, а в следующее мгновение, может быть, вовсе и нет, и так в течение всей жизни. А к концу жизни я могу сказать: лишь мгновением была моя жизнь.

Фейербах Л. История философии: в 3-х т. Т.1.—М.,1967. - С. 59, 60,

Периоды человечества отличаются один от другого лишь переменами в религии. Только тогда историческое движение затрагивает самое основное, когда оно захватывает человеческое сердце. Серд­це не есть форма религии, в таком случае она должна была бы находиться также в сердце; сердце — сущность религии. Теперь спрашивается, что же, в нас произошла религиозная революция. Да, у нас нет больше сердца, нет больше религии. Христианство отвергается, отвергается даже теми, кто по видимости его еще сохраняет; но не хотят предать гласности, что христианство отвергается. Из соображений политических в этом не хотят сознаться, делают из этого тайну; предаются вольному или невольному самообману; даже отрицание христианства выдается за христианство, христианство превращается в простое название.

Фейербах Л. Необходимость реформы, философии // Избранные философские произведения: в 2-х т. Т. 1.- М., 1955. - С. 107, 108.


К. МАРКС и. Ф.ЭНГЕЛЬС

Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а некак человеческая чувственная дея­тельность, практика,не субъективно.

Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспита­ния, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (например, у Роберта Оуэна).

Совпадение изменения обстоятельств и человеческой дея­тельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика.

Общественная жизнь является по существу практической.Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики.

Самое большое, чего достигает созерцательныйматериа­лизм, т. е. материализм, который понимает чувственность не как практическую деятельность, это — созерцание им отдельных ин­дивидов в “гражданском обществе”.

Маркс К. Тезисы о Фейербахе// Собрание сочинений. Т. 3. — С. 1— 4.

Люди никоим образом не начинают с того, что “стоят в этом теоре­тическом отношении к предметам внешнего мира”...Они начинают с того, чтобы не “стоять” в каком-нибудь отношении, а активно действовать,овладевать при помощи действия известными пред­метами внешнего мира.

Маркс К. , Энгельс Ф. Собрание сочинений. Т. 19. — С. 377.

Животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит разносторонне. Универсальный продукт животного непосредственным образом связан с его физическим орга­низмом, тогда как человек свободно противостоит своему продук-


ту. Животные строят только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет прила­гать к предмету присущую мерку...

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. —С. 93, 94.

По мере того, как предметная деятельность повсюду в обществе становится для человека — действительностью его собственных сущностных сил, все предметы становятся для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивиду­альности, его предметами, и это значит, что предмет становится им самим.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 121.

Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечиваниетруда. Осуще­ствление труда есть его опредмечивание. При тех порядках, кото­рые предполагаются политической экономией, это осуществление труда, это его претворение в действительность выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета как отчуждение.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 88.

...Деятельность человека оказывается мукой, его собственное тво­рение — чуждой ему силой, его богатство — его бедностью, его сущностная связь, соединяющая его с другим человеком — несу­щественной связью...

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 24.

Сущность отчуждаемого от самого себя труда, которому созданное им богатство противостоит как чужое богатство, его собственная производительная сила — как производительная сила его продукта, его обогащение — как самообеднение, его общественная сила — как сила общества, властвующего над ним.

Маркс К. Теория прибавочной стоимости // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 93, 94.

Вместе с разделением труда, содержащим все эти противоречия и покоящимся в свою очередь на естественно возникшем разделении труда в семье и на распадении общества на отдельные, противоре­чащие друг другу семьи, — вместе с этим разделением труда дано и распределение,являющееся притом — как количественно, так и качественно — неравнымраспределением труда и его продуктов;


следовательно дана и собственность, — зародыш и первоначаль­ная форма которой имеется уже в семье, где жена и дети — рабы мужчины. Рабство в семье — правда, еще очень примитивное и скрытое — есть первая собственность, которая, впрочем, уже и в ;)той форме вполне соответствует определению современных эко­номистов, согласно которому собственность есть распоряжение чу­жой рабочей силой. Впрочем, разделение труда и частная собст­венность, это — тождественные выражения: в одном случае гово­рится по отношению к деятельности то же самое, что в другом — по отношению к продукту деятельности.

Далее, вместе с разделением труда дано и противоречие между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и об­щим интересом всех индивидов, находящихся в общении друг с другом; притом этот общий интерес существует не только в пред­ставлении как “всеобщее”, но прежде всего он существует в дейст­вительности в качестве взаимной зависимости индивидов, между которыми разделен труд. И наконец, разделение труда нам также и первый пример того, что пока люди находятся в стихийно сло­жившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделе­ние деятельности совершается не добровольно, а стихийно, — соб­ственная деятельность человека становится для него чужой, про­тивостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того, чтобы он господствовал над ней.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. — С. 31.

Человек есть существо, не только в том смысле, что и практически, и теоретически он делает своим предметом род — как свой собст­венный, так и прочих вещей, но и в этом смысле — и это есть лишь другое выражение того же самого, — что он относится к самому себе, как к существу универсальномуи потому свободному.

Родовая жизнь у человека, так и животного физически со­стоит в том, что человек (как и животное) живет неорганической природой, и чем универсальнее человек по сравнению с живот­ным, тем универсальнее сфера той неорганической природы, ко­торой он живет. Подобно тому, как в теоретическом отношении растения, животные, камни, воздух, свет и т. д. являются частью человеческого сознания, отчасти в качестве объектов естество­знания, отчасти в качестве объектов искусства, является его ду­ховной неорганической природой, духовной пищей, которую он предварительно должен приготовить, чтобы ее можно было вку­сить и переварить, — так и в практическом отношении они со­ставляют часть человеческой жизни и человеческой деятельнос­ти. Физически человек живет только этими продуктами приро­ды, будь то в форме пищи, отопления, одежды, жилища и т. д.


Практически универсальность человека проявляется именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его не­органическоетело, поскольку она служит, во-первых, непосред­ственным жизненным средством для человека, и во-вторых, ма­терией, предметом и оружием его жизнедеятельности. Природа есть неорганическое телочеловека, а именно — природа в той мере, в какой сама она не есть человеческое тело. Человек живетприродой. Это значит, что природа есть его тело,с которым чело­век должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть. Что физическая и духовная жизнь человека нераз­рывно связана с природой, означает не что иное, как то, что при­рода неразрывно связана с самой собой, ибо человек есть часть природы.

Отчужденный труд человека, отчуждал от него 1) природу, 2) его самого, его собственную деятельную функцию, его жизнеде­ятельность, тем самым отчуждает от человека род: он превращает для человека родовую жизнь в средство для поддержания индиви­дуальной жизни. Во-первых, он отчуждает родовую жизнь и инди­видуальную жизнь, а во-вторых, делает индивидуальную жизнь, взятую в ее абстрактной форме, целью родовой жизни, тоже в ее абстрактной и отчужденной форме.

Дело в том, что, во-первых, сам труд, сама жизнедеятель­ность,сама производственная жизньоказывается для человека лишь средством для удовлетворения одной его потребности, потреб­ности в сохранении его физического существования. А производст­венная жизнь и есть родовая жизнь. Это есть жизнь, порождающая жизнь. В характере жизнедеятельности заключается весь характер данного вида, его родовой характер, а свободная сознательная дея­тельность как раз и составляет родовой характер человека. Сама жизнь оказывается лишь средством к жизни.

Животное непосредственно тождественно своей жизнедея­тельности. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность.Человек же делает свою жизнедея­тельность предметом своей воли и своего сознания... Его жизнедея­тельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с ко­торой он непосредственно сливается воедино. Сознательная жиз­недеятельность непосредственно отличает человека от животной жизнедеятельности. Именно лишь в силу этого он есть родовое существо. Или можно сказать еще так: он есть сознательное сущест­во, т. е. собственная жизнь является для него предметом именно лишь потому, что он есть родовое существо. Только в силу этого его жизнедеятельность есть свободная деятельность. Отчужденный труд переворачивает эти отношения таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущностьтолько лишь в средство для поддержания своего существования.


Практическое созидание предметного мира,переработка неорганической природы есть самоутверждение человека как со­знательного — родового существа, т. е. такого существа, которое от­носится к роду как к своей собственной сущности, или к самому се­бе как родовому существу. Животное, правда, тоже производит. Оно строит себе гнездо или жилище, как это делают пчела, бобр, муравей и т. д. Но животное производит то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит односторон­не, тогда как человек производит универсально; оно производит лишь под властью непосредственной физической потребности, между тем как человек производит даже будучи свободен от физи­ческой потребности, когда он свободен от нее; животное произво­дит самого себя, тогда как человек воспроизводит всю природу; продукт животного непосредственным образом связан с его физи­ческим организмом, тогда как человек свободно противостоит сво­ему продукту. Животное строит только сообразно мерке и потреб­ности того вида, к которому он принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прила­гать к предмету присущую мерку, в силу этого человек строит так­же и по законам красоты.

Поэтому именно в переработке предметного мира человек впервые действительно утверждает себя как родовое существо.Это производство есть его деятельная родовая жизнь. Благодаря этому производству природа наказывается его произведением и действи­тельностью. Предмет труда есть поэтому опредмечивание родовой жизни человека:человек удваивает себя уже не только интеллекту­ально, как это имеет место в сознании, но и реально деятельно, и со­зерцает самого себя в созданном им мире. Поэтому отчужденный труд, отнимая у человека предмет его производства, тем самым отни­мает у него его родовую жизнь,его действительную родовую пред­метность, а то преимущество, которое человек имеет перед живот­ным, превращает для него в нечто отрицательное, поскольку у чело­века отбирают его неорганическое тело, природу.

Подобным же образом отчужденный труд, принижая само­деятельность, свободную деятельность до степени простого сред­ства, тем самым превращает родовую жизнь человека в средство для поддержания его физического существования.

Присущее человеку сознание его родовой сущности видоиз­меняется, стало быть, вследствие отчуждения так, что родовая жизнь становится для него средством.

Таким образом отчуждение труда приводит к следующим результатам:

Родовая сущность человека— как и природа, так и его ду­ховное родовое достояние — превращается в чуждую ему сущ­ность, в средстводля поддержания его индивидуального существования.


Отчужденный труд отчуждает от человека его собственное тело, как и природу вне его, как и его духовную сущность, его чело­веческуюсущность.

4) Непосредственным следствием того, что человек отчуж­ден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от сво­ей родовой сущности, является отчуждение Человека от человека.Когда человек противостоит самому себе, то ему противостоит дру­гойчеловек. То, что можно сказать об отношении человека к своему труду, к продукту своего труда и к самому себе, то же можно ска­зать и об отношении человека к другому человеку, а также к труду и к предмету труда другого человека.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 92—94.

Таким образом, это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, посмотреть действительный процесс производства и по­нять связанную с данным способом производства и порожденную им формулу общения — то есть гражданское общество на различ­ных ступенях — как основу всей истории; затем необходимо изоб­разить деятельность гражданского общества в сфере государст­венной жизни, а также объяснить из него все различные теорети­ческие порождения и формы сознания: религию, философию, мораль и т. д., и т. д., и проследить процесс их возникновения на той основе, благодаря чему, конечно, можно изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между различными его сторонами). Это понимание истории, в отличие от идеалистическо­го, не разыскивает в каждой эпохе какую-нибудь категорию, а ос­тается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а объясняет идейные образования из матери­альной практики и в силу этого приходит также к тому результа­ту, что все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой, не растворением их в “самосознании” или превращением их в “привидения”, “призраки”, “причуды” и т. д., а лишь практическим ниспровержением реальных общественных отношений, из которых произошел весь этот идеалистический вздор, — что не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии и всякой, иной теории. Это концепция показывает, что история не растворяется в “самосо­знании”, как “дух от духа”, а что каждая ее ступень застает в на­личии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшиеся отноше­ния людей к природе и друг к другу, застает передаваемую каждо­му последующему поколению предшествующим ему поколениям массу производственных сил, капиталов, и обстоятельств, кото-


рые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывает ему его собственные условия жизни и придает ему определенное развитие, особый характер.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. — С. 36, 37.

Индивид есть общественное существо.Поэтому всякое проявление “то жизни—даже если оно и не выступает в непосредственной фор­ме коллективного,совершаемого совместно с другими, проявления жизни, — является проявлением и утверждением общественной жизни.Индивидуальная и родовая жизнь человека не являются чем-то различным,хотя по необходимости способ существования индивидуальной жизни бывает либо более особенным,либо более всеобщимпроявлением родовой жизни, а родовая жизнь бывает либо более особенной,либо всеобщейиндивидуальной жизнью.

Как родовое сознание,человек утверждает свою реальную общественную жизньи только повторяет в мышлении свое реаль­ное бытие, как и наоборот, родовое бытие утверждает себя в родо­вом сознании и в своей всеобщности существует для себя как мыс­лящее существо.

Поэтому, если человек есть некоторый особенный индивид и именно его особенность делает из него индивида и действитель­ное индивидуальное общественное существо, то он в такой же мере есть также и тотальность, субъективное для-себя-бытие мыслимо­го и ощущаемого общества, подобно тому, как и в действительности он существует, с одной стороны, как созерцание общественного бытия и действительное пользование им, с другой стороны — как тотальность человеческого проявления жизни.

Таким образом, хотя мышление и бытие и отличныдруг от друга, но в то же время они находятся в единстве друг с другом.

Смертькажется жестокой победой рода над определенныминдивидом и как будто противоречит их единству, но определен­ный индивид есть лишь некое определенное родовое существои как таковое смертен.

4) Подобно тому как частная собственностьимеется лишь чув­ственным выражением того, что человек становится в одно и то же время предметнымдля себя и вместе с тем чужим для самого себя и бесчеловечным предметом, что его проявление жизни оказывается его отчуждением от жизни, его приобщение к действительности — выключением его из действительности, чужойдля него действитель­ностью, — точно так же и положительное упразднение частной соб­ственности, т. е. чувственноеприсвоение человеком и для человека человеческой сущности и человеческой жизни, предметного челове­ка и человеческих произведений, надо понимать не только в смысле непосредственного,одностороннего пользованиявещью, не только в смысле владения, обладания.Человек присваивает себе свою всесто-


роннюю сущность всесторонним образом, следовательно, как целост­ный человек. Каждое из его человеческихотношений к миру — зре­ние, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление, созерцание, ощуще­ние, желание, деятельность, любовь, словом все органы его индиви­дуальности, равно как и те органы, которые непосредственно по своей форме есть общественные органы (VII) являются в своем предмет­ном отношении или в своем отношении к предмету,присвоением последнего. Присвоение человеческойдействительности, а отношение к предмету, это — осуществление на деле человеческой действительности,человеческая действительностьи человеческое страдание, потому что страдание, понимаемое в человеческом смысле, есть самопотребление человека.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 119—120.

Мы видим, что история промышленности и сложившееся предметное бытие промышленности являются раскрытой книгой человеческих сущностных сил,чувственно представшей перед нами человеческой психологией,которую до сих пор рассматривали не в связи сущностью человека, а всего лишь под углом зрения какого-нибудь внешнего отношения полезности, потому что, — двигаясь в рамках отчуждения, — люди усматривали действительность человеческих сущностных сил, человеческую родовую деятельностьтолько во всеобщем бытии человека в религии, или же в истории в абст­рактно-всеобщих формах политики, искусства, литературы и т. д. (IX). В обыкновенной материальной промышленности(которую в такой же мере можно рассматривать как часть вышеуказанного всеобщего движения, в какой само это движение можно рассматри­вать как особуючасть промышленности, так как вся человеческая деятельность была до сих пор трудом, т. е. промышленной, отчуж­денной от самой себя деятельностью, мы имеем перед собой под видом чувственных, чуждых, полезных предметов,под видом отчуждения, определенные сущностные силычеловека.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Собрание сочинений. Т. 42. — С. 123.

Культивирование всех свойств общественного человека и произ­водство его как человека с возможно более богатыми свойствами и связями, а потому и потребностями, — производство человека как можно более целостного и универсального продукта общества (ибо для того, чтобы пользоваться множеством вещей человек должен быть способен к пользованию ими, т. е. он должен быть в высокой степени культурным человеком), — тоже являются условиями производства, основанного на капитале.

Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов // Собрание сочинений. Т. 46. Ч.1. — С. 386.


В общественном производстве своей жизни люди вступают в опре­деленные, необходимые, от их воли не зависящие отношения, кото­рые соответствуют определенной ступени развития их материаль­ных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляют экономическую структуру общества, ре­альный базис, на котором возвышается юридическая и политичес­кая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовные процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

Маркс К. К критике политической экономии // Собрание сочинений. Т. 13. — С. 6, 7.

Отношения, разумеется могут быть выражены только в идеях, и потому философы усмотрели своеобразие нового времени в гос­подстве над ним идей и со свержением этого господства идей отож­дествили порождение индивидуальности. Совершить эту ошибку, с идеологической точки зрения тем легче, что вышеуказанное господство отношений — выступает в сознании самих индивидов как господство идей, а вера в вечность этих идей, т. е. вышеуказанных отношений вещной зависимости, конечно, всячески укрепляется, поддерживается и внушается господствующим классом.

Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов // Собрание сочинений. Т. 46. Ч.1. — С. 108.

Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает. Точно также нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего кон­фликта между общественными производительными силами и про­изводственными отношениями.

Маркс К. К критике политической экономии // Собрание сочинений. Т. 13. — С. 7.

Над различными формами собственности, над социальными условиями существования возвышается целая надстройка различных и своеобразных чувств, иллюзий, образов мысли и мировоззрений. Весь класс творит и формирует все это на почве своих материаль­ных условий и соответственных общественных отношений.

Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Собрание сочинений. Т. 8. — С. 145.

Экономические отношения каждого общества проявляются прежде всего как интересы.

Маркс К. К жилищному вопросу // Собрание сочинений. Т. 18. —С. 271.


“Идея” неизменно посрамляла себя как только она отделялась от интереса.

Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство // Собрание сочинений. Т. 2. С. 89.

Класс, имевший в своем расположении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для ду­ховного производства, оказываются в общем подчиненными гос­подствующему классу.

Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. —С. 46.

При таких обстоятельствах было необходимо, чтобы задача от­дельных членов стремящегося к господству класса изображалась как общечеловеческая задача.

Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. С. 280.

Если во всей идеологии люди и их отношения оказываются постав­ленными на голову, словно в камере-обскуре, то и это явление точно также проистекает из исторического процесса их жизни, подобно тому, как обратное изображение предметов на сетчатке глаза про­истекает из непосредственного процесса их жизни.

Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. — С. 25.

[Идеолог] ошибочно принимает мысли, идеи, ставшие самостоя­тельными, мысленное выражение существующего мира — за осно­ву этого существующего мира.

Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. —С. 84.

...Всякая историческая борьба — совершается ли она в политичес­кой, религиозной, философской или в какой-либо иной идеологи­ческой области — в действительности является только более или менее ясным выражением борьбы общественных классов...

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии // Собрание сочинений. Т. 21. — С. 259.

...Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в веч­ном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то яв­ную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов...

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Собрание сочинений. Т. 4. —С. 424.


..Не может быть перемирия между французскими рабочими и присвоителями продукта их труда...

...Коммуна хотела уничтожить классовую собственность, ко­торая превращает труд многих в богатство немногих... Она хотела сделать индивидуальную собственность [Необходимо обратить внимание, что Маркс обозначает в качестве оппозиции частной собственности не общественную собственность, а собствен­ность индивидуальную, т.е. ту, которую может поднять чело­век своим трудом и талантом в условиях ассоциированного (обобществленного) труда. В этом пункте обозначилась возмож­ность новой парадигмы марксизма, способной разрешить про­тиворечие между трудом и собственностью не со стороны сме­ны форм собственности (вторичное), а со стороны труда (пер­вичное, субстанциональное) и способов его “обобществления на деле” (Ленин). Здесь открывается путь к истинному освобожде­нию труда, к труду на собственной основе (Примеч. состав.)] реальностью, превратив средства производства, землю и капитал, служащие орудием порабощения и эксплуатации труда, в орудие свободного ассоциированного труда...

Кооперативное производство не должно оставаться пустым звуком, оно должно вытеснить капиталистическую систему, если ко­оперативные товарищества организуют национальное производство по общему плану…, прекратив анархию, неизбежную при капиталис­тическом способе производства... Не будет ли это коммунизмом?

Маркс К. Гражданская война во Франции // Собрание сочинений. Т. 17. — С. 385.

...Первым шагом в рабочей революции является превращение про­летариата в господствующий класс, завоевание демократии. Про­летариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил...

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Собрание сочинений. Т. 4.— С. 446.

...Коммуна была, по сути дела, правительством рабочего класса, ре­зультатом борьбы производительного класса против присваиваю­щего; она была открытой, наконец политической формой, при кото­рой могло совершиться экономическое освобождение труда...

Маркс К. Гражданская война во Франции // Собрание сочинений. Т. 17. —С. 346.

В современную эпоху господства вещных отношений над индиви­дами, подавление индивидуальности случайностью приняло самую резкую, самую универсальную форму, поставив тем самым перед

 

– Конец работы –

Используемые теги: Философия, научила, нас, почитать, божество, любить, людей, верить, Что, богов, власть, среди, людей, тесное, сообщество, Luc0.158

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Философия научила нас почитать божество, любить людей, верить, что у богов власть, а среди людей тесное сообщество (Ер. ad. Luc.,90,3

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Еще рефераты, курсовые, дипломные работы на эту тему:

Сама Наталия объясняет свое обаяние так: «Я просто очень люблю людей, жизнь, Бога и ста­раюсь найти то, что нас всех объединяет».
На сайте allrefs.net читайте: Сама Наталия объясняет свое обаяние так: «Я просто очень люблю людей, жизнь, Бога и ста­раюсь найти то, что нас всех объединяет»....

"То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху; и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи".
На сайте allrefs.net читайте: "Владислав Лебедько"

Тебе кажется, что где-то там живут боги соблазнения. Но после прочте­ния этой книги ты поймешь — ты и есть бог
ВВЕДЕНИЕ... АЛЕКС ЛЕСЛИ ЧИТАТЕЛЮ...

История философии: Запад-Россия-Восток книга вторая. Философия XV-XIX вв.. Сборник Философия эпохи Возрождения. Итальянские гумманисты XIV-XV вв. У истоков гуманизма. Антропоцентризм. Флорентийские платоники. Философия Николая Кузанского. Социально-филосо
http filosof historic ru books item f s z... История философии Запад Россия Восток книга вторая Философия XV XIX вв Сборник...

ледниковые периоды.Что нас ждет в будущем?
Получаемая энергия от Солнца зависит от расстояния до него. Это самый важный фактор для планет. Если принять во внимание, что энергетическая… Представьте ее в космическом пространстве. Наша Земля - это шар с диаметром… Получая, примерно, одинаковый поток тепла от солнца на единицу поверхности, Земля и Луна имеют огромные различия своих…

Власть и насилие
От внутриродового уклада, обряда почитания старших, путём множества видоизменений и разветвлений до метода поддержания порядка на огромных… Людям неинтересно иметь власть над чем–то безжизненным, им необходимо, чтобы… Найти эту грань дело очень непростое, т.к. всё в этом мире переменчиво. Если вчера возможно было совершать какое–либо…

Среда проживания людей
Резкое увеличение за последнее столетие объемов промышленного и сельскохозяйственного производства, развитие транспорта, энергетики, химической… Поэтому среди негативных последствий научно-технического прогресса все больший… Полностью очевидной стала необходимость активной борьбы с этими явлениями, потому что они угрожают жизни…

Романтическая любовь: что есть истина, а что – ложь
На сайте allrefs.net читайте: Романтическая любовь: что есть истина, а что – ложь.

Сочинения на тему "Ни за что бы не подумал, что я..."
Ярослав Владимиров Мне кажется, что я очень скрытный человек и эта поэтичность где-то глубоково мне. Я не всегда могу выразить словами свои мысли,… Веселые мультики и комиксы,кино с постоянным хэппи эндом , яркие глянцевые… И когда на уроке мы говорим о том, что многие за рубежом учат и восхищаютсярусским языком, то мне это доставляет…

Что такое объект и предмет науки? Что является объектом и предметом формальной логики
Ответ Предмет... Вещь конкретный материальный объект... В науке предмет часть объекта определ нный его аспект исследуемый в каком либо конкретном случае Например...

0.043
Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • По категориям
  • По работам