Стронин А. История общественности. СПб., 1885, С. 219—220.

Глава 4. Человек "общинный" и "государственный" 155

Преобладание элементов "представительного начала" над прямым демократизмом, усиление влияния племенной вер­хушки, военной дружины или тайных обществ в ущерб роли рядовых соплеменников в эпоху "военной демократии" суще­ственно видоизменяет процедуру управления, но самоуправ­ление не исчезает из социальной жизни общества. Генотип самоуправления видоизменяет формы своего воплощения, но содержащийся в нем генетический "код" саморегуляции об­щественного организма передается с социальным опытом из поколения в поколение. Эпоха "военной демократии" тем и интересна для исследователей, что в ней сочетаются как черты родообщинного самоуправления, так и черты возни­кающей надобщинной организации, приобретающей свой осо­бый интерес.

На этом этапе общественного развития уже племя вы­ступает универсальной социальной организацией. Характе­ризуя племенную организацию, Ф. Энгельс писал: "Эта про­стая организация вполне соответствует общественным усло­виям, из которых она возникла. Она представляет собой нечто иное, как свойственную этим условиям, естественно вырос­шую структуру; она в состоянии улаживать все конфликты, которые могут возникнуть внутри организованного таким об­разом общества"¹.

Среди многих исследователей утвердилось мнение о том, что племя — это формирование, процесс определенной эт­нической общности. Действительно, роль племени в станов­лении этноса чрезвычайно велика. Вопрос лишь в том, что первично, образно говоря, в этом процессе — племя как со­циальная организация, способствующая консолидации этничес­кой общности², или этническая общность связанных ближним или дальним родством людей, испытывающая потребность в еди­ной социальной структуре, т. е. в племенной организации? Ю. В. Бромлей отмечает, что "племя не всегда обладало языко­вой и диалектной гомогенностью, хотя представление первобыт-

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 156.

См., например: Генинг В. Ф. Этнический процесс в первобытности. Свердловск, 1970. С.59.

156 Часть II. Становление "человека юридического"

ных людей о "своем" языке выступало важнейшим показате­лем такой этнической общности"¹.

Различия в определении племени либо как преимуще­ственно этнической общности, либо как прежде всего соци­альной общности связанных родовыми и иными узами людей не должны служить препятствием для рассмотрения племен­ного самоуправления как формы управления большим соци­альным организмом. Разница будет заключаться лишь в том, что в одном случае мы можем избрать в качестве структур­ной модели племенного самоуправления классическую схему "род—фратрия—племя", в другом — модель, включающую общину (чаще — соседскую, реже — родовую) как важней­шее структурообразующее звено этого самоуправления. Оче­видно, выбор должен зависеть не от приверженности к той или иной "школе", а прежде всего от рассматриваемого ре­гиона, коль скоро установлено, что имела место многоли-нейность социального и этнического развития первобытных обществ.

Выше уже подчеркивалось, что данные археологии, эт­нографии, истории, накопленные за последнее столетие, сви­детельствуют о большей пестроте, иначе говоря •—-многова­риантности социальных структур древнейшего общества, чем это представлялось в середине XIX в. Приведем один при­мер. Многие исследователи быта и социальной жизни остро­витян Полинезии сталкивались с тем, что опознать племя среди множества родов, общин и других племен непросто. Н. А. Бутинов пишет по этому поводу: "Можно, конечно, опираясь на труды Л. Г. Моргана об ирокезах, отличить племя (общность территории и управления) от рода (особенность про­исхождения и экзогамия). Но как отличить племя от части племени или от союза племен? Хорошо, если племя имеет свой особый диалект, как это было, например, у ирокезов Северной Америки. В Полинезии племя как социальный орга­низм редко совпадает с племенем — этнической общностью.

' Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 261. В другой своей работе он определяет племя как "макроединицу общественного разви­тия" в первобытном обществе подобно государству в классовом. См.:

Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии- М., 1981. С. 31.

Глава 4. Человек "общинный" и "государственный" 157

Как правило, этническая общность состоит из нескольким со­циальных организмов'⁴. Население всего архипелага говорит на одном и том же языке, однако это население делится на несколько племен, каждое с собственной территорией, соб­ственными органами самоуправления. Исходя из представле­ния о племени как "органе общественной надстройки", В. Ф- Геннинг дает свое определение племени: "Племя — это прежде всего организованная группа первобытного населе­ния, совместно владеющая некоторой территорией и имею­щая определенные органы власти и управления, которые ре­гулируют как отношения внутри самой группы, так и ее кон­такты с внешним миром"². Определение В. Ф. Геннинга делает акцент на выделении "социального качества" племени, не иг­норируя существующих в нем родовых связей.

Система племенного самоуправления состоит, таким об­разом, из нескольких образующих подсистем — самоуправ­ляющихся общин и (или) родов. Такая двойная система само­управления позволяет, в принципе, подключить к нему мак­симальное число участников принятия решения: всех взрослых общинников, собирающихся на общее собрание, выборных старейшин общин, глав семейств и родов, совет общины (пле­мени). Однако реальное участие соплеменников в управле­нии племенем зависело от степени демократизма организа­ции этого управления.

Оговоримся сразу — мы не склонны идеализировать "зо­лотой век" человечества. Уже на ранних стадиях организа­ции самоуправления очевидно неравенство: не равны с дру­гими соплеменниками мужчины-чужаки или молодежь, не прошедшая обрядов посвящения, особенно бесправны у мно­гих примитивных племей женщины (напомним рассуждения Морганао "классах" мужчин и женщин!). Это неравенство отражается и на общественных функциях. Данные об австра-

Бутинов Н. А. Социальная организация полинезийцев. М., 1985. С. 11. Геннинг В. Ф., Павленко Ю. В. Институт племени как орган зарожда­ющейся политической надстройки // Фридрих Энгельс и проблемы ис­тории древних обществ. Киев, 1984. С. 65.

Часть II. Становление "человека юридического"

 

лийских аборигенах показывают зарождение такой племен­ной организации.

Рассеянные на большом пространстве тотемические

группы австралийских аборигенов не в состоянии отдельно от остальных групп обеспечить себя продовольствием в пре­делах собственного кормового пространства, особенно в -ча­стые периоды засухи; поддержание брачных отношений, воспитание молодежи (уже упоминавшиеся инициации); ох­рана и поддержание полезных обычаев и отмена ставших ненужными; обеспечение внутреннего мира и внешней бе­зопасности — удовлетворение этих и других потребностей может быть обеспечено лишь сообща, всем племенем. Об­щеплеменная организация продиктована, таким образом, элементарной жизненной необходимостью, а не исключи­тельно борьбой отдельных родов, групп или их предводите­лей за лидерство (вывод, который навязывали вульгарные

марксисты).

Племенное самоуправление, предполагающее какое-то

общественное начало и общественное самосознание, озна­чает определенную организацию власти, нормативное регу­лирование.

Человек, таким образом, попадает уже в более слож­ную систему нормативности: родовую, общинную и племен­ную норматику одновременно. Это предполагает уже более

высокий уровень знания этих норм.

Основой организации племенного самоуправления слу­жит разделение общественного труда как в хозяйственной жизни, так и в социальной сфере, когда требуется согласова­ние совместных действий общин, семейств и -иных трупп, согласование усилий по защите общих и частных интересов. Такая необходимость разделения труда, и общественного со­трудничества и руководства им вызывает к жизни по мень­шей мере три уровня принятия решения: общее собрание (или сход); совет старейшин; решения вождей, главарей, органи­заторов военных походов. Соответственно, можно выделить и

три уровня нормотворчества.

Уже в протоплеменной организации власти австра­лийских аборигенов можно обнаружить в зародыше три

Глава 4. Человек "общинный" и "государственный"______159

основные учреждения племенного самоуправления более высокой ступени общественного развития. Это общее со­брание (сходка) полноправных членов тотемических групп, совещание или совет старейшин, глав тотемических кла­нов и власть общего главаря, предводителя, который ру­ководит переходом на другую стоянку или военным похо­дом. Такая триединая система самоуправления как нельзя лучше отвечает условиям кочевого образа жизни, ибо по­зволяет "включить" тот или иной институт самоуправле­ния в зависимости от состояния (кочевого, оседлого, по­ходного) определенной общности, тяготеющей к племенной организации. Так, в момент стоянок или сходок на праздни­ки обретает силу общее собрание, оно являет собой не только суверенную власть, но и некую религиозную, язы­ковую общность объединенных общей судьбой людей, этой общности придается дополнительная сила путем коллек­тивного исполнения ритуалов и обрядов. Более подвижное состояние общности или же необходимость принять более быстрое ("оперативное") решение "включает" в управле­ние совет старейшин. Наконец, военно-походное состоя­ние естественно предполагает чье-то предводительство и единоначалие, когда основным субъектом управления выд­вигается вождь, главарь. Соответственно, каждый уровень управления наделен определенными правомочиями.

Более сложным по своей организации предстает пле­менное самоуправление полинезийцев¹. Достаточно подроб­но изучена социальная организация архипелага Тонга, преж­де всего благодаря сведениям миссионеров, путешественни­ков, а также этнографов. На главном острове архипелага — Тонгатапу до прибытия европейцев обитали три независи­мых племени. В каждое племя, имевшее свою территорию, входило несколько поселений — общин, в каждую общину — несколько большесемейных домохозяйств, которые, в свою очередь, состояли из нескольких малых семей. Н. А. Бутинов

См. фундаментальный труд Р. Вильямсона: WilUamson R. W. The Social and Political Systems of Central Polynesia. Vol. 1—3. Cambridge, 1924.

160 Часть II. Становление "человека юридического"

подчеркивает специфику организации племенного управле­ния тонганцев: "В тонганском племени главную роль в обще­ственной жизни играли не роды, а сословия: эги — вожди, матабуле — их советники, муа — потомки и младшие род­ственники матабуле, туа — рядовые общинники, земледель­цы. Основой такой структуры был принцип генеалогического старшинства, регулирующий... личный состав сословий"¹. Де­мократические традиции народных собраний уже фактачес-ки утрачены, сходка общинников созывается лишь для вы­слушивания распоряжений вождей; среди самих вождей сте­пень знатности определяется генеалогической близостью к вождю племени. В отличие от ирокезов, определяющих племя как потомство группы людей из разных родов, у тонганцев оно выступает уже как потомство одного человека или Бога. Столь же различно и распределение власти в этих полярных типах племен: у ирокезов оно происходило по принципу знат­ности родов, у тонганцев — по генеалогической линии. "Туи Тонга — подлинный вождь благороднейшего происхождения. И все его родственники таковы — ведь они происходят с неба"², — гласит тонганское предание. Характерно, что в тон-ганских преданиях и мифах почти никогда не рассказывается о простых соплеменниках, в лучшем случае они составляют фон жизнеописаний высоких вождей племени. Вместе с тем весьма высок престиж вождей-ораторов, состоявших при высших вож­дях и исполнявших важную роль в племенных ритуалах.

Более демократична система племенного самоуправления у народов самоа, где совет общин выражал общественное мнение и был близок по своему значению роли советов ироке­зов. У племени кивай (Новая Гвинея) вообще не обнаружено общественной иерархии, по меньшей мере все мужчины рав­ны между собой, хотя и не признают авторитет пожилых людей³. Вообще, часто среди племен Австралии, Океании, как и у многих африканских племен, в условиях отсутствия соци-

' Бутинов Н. А. Указ. соч. С. 13—14. См. также: Токарев С. А. Происхож­дение общественных классов на островах Тонга // Советская этногра­фия. 1958. № 1,

² Мифы, предания и сказки Западной'Полинезии. М., 1986. С. 239.

³ См.: Сказки и мифы папуасов кивай. 'М., 1977. С. 38—39.

Глава 4. Человек "общинный" и "государственный" 161

ального, имущественного неравенства весьма высок автори­тет стариков, что дает некоторым исследователям повод гово-пить о настоящей геронтократии среди этих племен. К этому вопросу мы вернемся ниже в разделе о "вождествах".

Несмотря на выделение знатных и богатых родов внут­ри племен или союзов племен, общинное самоуправление сохраняется особенно там, где родовые связи внутри общин прочнее. К этому феномену привлекает внимание Л. Г. Мор­ган, описывая Лигу ирокезов с ее "правительством", т. е. со­ветом предводителей (сахемов)¹. Особенно важно отметить демократизм принятия решений, имеющих силу обязатель­ной нормы: "Чтобы постановление получило действенную силу, требовалось, чтобы все сахемы Лиги, облеченные пол­ной гражданской властью, были "одного мнения". Единогла­сие было основным законом. <...> Если, однако, все усилия добиться единогласия терпели неудачу, то дело откладыва­ли. Дальнейшее действие совета становилось в этом случае невозможным"².

Племенные сходки, которые историки XIX в. именуют собраниями, вече и т. п., встречаются у большинства извес­тных истории и этнографии племен. Это и описанные Таци­том собрания древних германцев³, фолъкмоты (folkmott — народное собрание) англосаксов⁴, геретингсы (собрания воо­руженных воинов) лангобардов⁵, dal и airecht ирландцев⁶, скандинавские тинги⁷, сходы и народные вече швейцарс­ких общин⁸, пишто бечуанов, палавер племен Экваториаль­ной Африки⁹. Исследователями упоминаются также собра-

' См.: Морган Л. Г. Лига ходеносауни, или ирокезов. М., 1983. С. 47.

² Там же. С. 64, 65. "

³ См.: Тацит. Германия. Гл. II,

⁽ См.: Gomme G.-L. Primitive Folk-motts. L., 1880; Stubbs W. Constitutional

History of England. Vol. 1. L., 1896.

³ См.: Violet P. Histoire des institutions politiques et administratives de la

France. Vol. 1. P., 1890.

¹¹ См.: D'Arbois de Jubainville М. Н. Les Assemblees publiques de

1'Irlande. P., 1880.

См.: Олъгейрссон Э. Из прошлого исландского народа: Родовой строй и государство в Исландии. М., 1957.

^а См.: Rambert Е. Etudes historiques et nationales. Lausanne, 1889. ^я См.: Cureaux A. Les societes primitives de Т Afrique Equatoriale. P., 1912.

162 Часть II. Становление "человека юридического"

ния по родовому признаку у хеттов', собрание, боеспособных воинов в древнем Шумере², собрания рядовых свободных граждан "гоженъ", о которых известно из китайских древ­них источников³, народные собрания "сабха" или "самити", упоминаемые индийскими хрониками⁴. Не везде эти собра­ния проводятся регулярно — у одних племен они приурочи­вались к ежегодным культовым праздникам, к весенним "яр­маркам"; у других созывались в случае необходимости вы­нести важное решение, т. е. от случая к случаю.

Собрание соплеменников выступает как высший суве­ренный орган племени, выражение коллективной воли. Пе­рераспределение земельных и охотничьих угодий, пастбищ, охрана святилищ, решение споров между отдельными рода­ми и общинами, вынесение приговоров по тяжким проступ­кам (а часто и публичное исполнение этих приговоров), ре­шение о переселении в другие земли, наконец, вопросы ве­дения военных действий против враждебных племен — эти и другие полномочия народных собраний большинства извест­ных истории племен предстают как перенесение на разрос­шуюся организацию традиций общинного самоуправления. Характерной особенностью племенных собраний было сохра­нение почти повсюду принципа консенсуса, единогласия. Да и позднее, при вечевом строе, выражение одобрения криком или бряцанием оружия останется данью этой традиции.

Какова "нормативная" основа племенного самоуправления? С. Е. Хартланд считал, что "первобытное право в действитель­ности является совокупностью обычаев племени" (primitive law is in truth the totality of the customs of the tribe)³. Такой подход, видимо, дает слишком упрощенный ответ на поставленный нами вопрос, поскольку выделяет только одну, хотя одну из самых важнейших, составляющих первобытной нормативной систе­мы. Выше со ссылкой на Е.Н.Черных и А. Б. Венгерова мы

' См.: Иванов В. В. Происхождение и история хеттского термина "panku" — "собрание" // Вестник древней истории. 1958. № 1. С. 14.

² См.: Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй древнего Двуречья. М.,1959. С.163.

³ См.: Рубин В. А. О народном собрании в древних государствах Восточ­ной Азии // Рубин В. А. Личность и власть в древнем Китае. М., 1999.

⁴ См.: Жидков О. А. История государства и права Древней Индии. М.,1963. С. 75.

⁵ Hartland S. Е. Primitive Law. Wash.; N. Y.; L., 1924. P. 5.

Глава 4. Человек "общинный" и "государственный"______163

говорили о нескольких нормативных регуляторах в древних обществах: биолого-психологическом; брачно-семейном; корпо­ративно-групповом; мифолого-религиозном; правовом; мораль­ном. Очевидно, что на уровне племенного самоуправления всту­пает в действие большинство из этий регуляторов.

Универсальной формой выражения норм, на которых строилось племенное управление, остается обычай, "веко­вой обычай", по словам Ф. Энгельса. Однако было бы невер­но говорить о незыблемости этих норм. Сила племенного са­моуправления в том и состоит, что оно способно дать толчок нормотворчеству, отвечающему новым потребностям само­управляемой социальной системы. Именно племенные орга­ны управления принимают решения, могущие идти вразрез с существующими "вековыми обычаями", но освященные ав­торитетом собрания, племенного совета "старейших и муд­рейших", эти решения затем усваиваются общинниками как новые правила их поведения. Племенное самоуправление вы­ступает в этом случае как нормотворческий институт, как орган социального планирования и предвидения.

Трудно найти грань, отделяющую племенной совет, еще являющийся органом демократического общинного самоуправ­ления, и совет, предстоящий уже как орган властвования от­деленной от рядовых соплеменников группы. Одни исследова­тели изрядно потрудились, чтобы идеализировать этот инсти­тут родовой демократии, другие, чтобы увидеть в нем зачатки государственной власти. Во всяком случае, очевидно, что со временем совет старейшин племени превращается из органа самоуправления, которому по необходимости делегируются пол­номочия племенного собрания, в орган управления соплемен­никами, уже имеющий и осознающий свой собственный инте­рес и становящийся социальным "наростом" племенной общно­сти. "Только позднее эти молодчики становились членами особого класса'", — заметил К. Маркс в конспекте лекций Г. Мэна по истории институтов в том месте, где речь шла о возникно­вении племенной знати, главенствующей над зависимыми со­племенниками и имеющей уже свой собственный интерес.

Важнейшим инструментом подавления рядовых членов общины, племени формирующейся знатью была сама пле-

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 45. С. 382.

164 Часть II. Становление ''человека юридического"

менная организация, ее вековые традиции, жестокие обы­чаи, порабощающие отдельного человека вопреки (а быть может, благодаря) демократическим процедурам племенных и общинных сходок, шумным праздникам и красочным обря­дам... Личный интерес, все более остро осознающий себя, ищет выход в захвате лидирующих позиций в сохраняющей­ся коммуналистической организации общинно-племенного са­моуправления. Но сразу личный интерес выразить себя не в силах, необходима групповая солидарность объединенных еди­ным устремлением людей. В недрах общинно-племенных са­моуправленческих структур появляются микросоциумы: муж­ские (реже — женские) союзы, тайные общества, кланы, выражающие интересы отдельных групп соплеменников, стремящихся противопоставить себя остальной части племе­ни, общины. Воцаряется своеобразное двоевластие коллек­тивистского самоуправленческого и партикуляристского ав­торитарного начал, о чем пойдет речь ниже.