От истоков до последних времен

Запомнилась первая встреча с Владимиром Федоровичем Пустарнаковым. Осенью 1977 года, накануне поступления в аспирантуру Института философии” я в нерешительности стоял перед дверью Сектора истории философии в СССР. Неожиданно дверь распахнул невысокий, плотного сложения человек, который встретил меня проницательно оценивающим и одновременно с лукавой искоркой взглядом. Через некоторое время состоялось собеседование, для участия в котором тогдашний заведующий Сектором Василий Евграфович Евграфов пригласил присутствовавших в кабинете сотрудников и я вновь ощутил на себе острый испытывающий взгляд — это был Владимир Федорович. Вопросы его выделялись проблемностью постановки и задавались с прицелом на комплексную проверку знаний исторических источников, историографии и дискуссий в научной периодике. Позднее из личных бесед я узнала что глубокая заинтересованность древнерусской тематикой сложилась у Владимира Федоровича при подготовке первого тома “Истории философии в СССР”, который вышел в свет в 1968 году.

Об этой странице в научной биографии Владимира Федоровича надо сказать особо. Мало кто знает, что он был непосредственно причастен к написанию IV главы, посвященной древнерусской мысли. По его рассказам, подготовка раздела, авторами которого в книге значатся М.Н.Тихомиров и М.В Соколов, шла очень трудно. В процессе подготовки книги текст М.В.Соколова был передан для ознакомления М.Н.Тихомирову, который как редактор тома, забраковал предложенный вариант и дал свой текст. Случилось так, что М.В.Соколов не дожил до завершения работы над спорным разделом тома. В 1966 г. умер академик Тихомиров. После смерти обоих ученых, привлекавшихся к написанию главы о древнерусской философии, Владимир Федорович по своему усмотрению скомпилировал находившиеся в его распоряжении материалы, существенно переработав и дополнив их. Курьез заключается в том, что отвергнутый М.Н.Тихомировым материал вместе с другими архивными документами академика был посмертно издан под названием “Философия в Древней Руси” (см.: Тихомиров М.Н. Русская культура X—XVIII вв. М., 1968. С. 90-172). Составители сборника знали о занятиях М.Н.Тихомирова древнерусской философской проблематикой и, сохранявшуюся без подписи машинописную статью аттрибутировали как труд академика, но еще при этом охарактеризовали как самую крупную из работ М.Н.Тихомирова по истории древнерусской культуры. Публикаторам был известен и другой, названный ими кратким, вариант машинописи на ту же тему, который действительно вышел из-под пера М. Н. Тихомирова (Архив РАН, Ф. 963, on. I. Д. 36). Кардинальные отличия краткого варианта от публикуемого не остались без внимания, но сомнений по поводу авторства, тем не менее, у них не возникло (см. комментарии к указ. соч. С. 423). Владимир Федорович неоднократно вспоминал эту историю, упоминал он так же и о том, как родственники М.В.Соколова предпринимали попытки восстановить авторство текста, неоправданно приписанного академику Тихомирову, Владимир Федорович публичным выступлением в прессе намеревался содействовать им в этом. Пусть эти строки послужат восстановлению истины. Справедливости ради надо сказать, у редколлегии издания были все основания считать, что соавтором разделало древнерусской мысли в I томе “Истории философии в СССР” являлся также и В.Ф.Пустарнаков, который не просто компилировал и редактировал текст, а создал принципиально новую версию, опираясь на исходные материалы авторитетных ученых, поэтому и имя его по праву могло бы стоять в оглавлении рядом с М.Н.Тихомировым и М.В.Соколовым. Однако, Владимир Федорович на это не пошел. Возможно, одной из причин такого решения было ревностное отношение маститых авторов к молодому и неизвестному им научному сотруднику, который во время обсуждений высказывал резонные соображения насчет философизации раздела. М.Н.Тихомиров и М.В.Соколов без энтузиазма воспринимали предложения В.Ф.Пустарнакова, но в конечном счете, именно они и послужили дополнением. но уже без согласования с авторами.

Владимир Федорович впоследствии неоднократно обращался к древнерусским сюжетам, которыми он занимался параллельно с подготовкой докторской диссертации по марксизму и углубленной проработкой отечественного философского наследия XIX—XX столетий. При этом он шутливо говорил, что настоящий историк философии должен стремиться охватить все: “от Адама — до аэроплана”. Не специализируясь на древнерусской тематике и обращаясь к ней как бы попутно, В.Ф.Пустарнаков оказался в числе первопроходцев, профессионально обогативших изучение философской мысли Древней Руси.

Себя Владимир Федорович квалифицировал как последовательного западника, но в отличие от древних и современных представителей этого направления, отказывающих Древней Руси даже в наличие проблесков какой-либо философии, этот последоветельный “западник” своим авторитетом способствовал преодолению нигилизма в отношении огромной исторической эпохи. Естественно, как приверженец западнических установок, он сводил развитие древнерусской философии прежде всего к движению философем в религиозной форме сознания, но при этом с его прямым участием был утвержден в правах семи вековой древнерусский этап в развитии отечественной философской мысли. Всякие разговоры идейных западников о “невегласии”, бедноте, затянувшемся на столетия “подготовительном предфилософском этапе”, после работ “западника” Пустарнакова теряли свой смысл. Перечислю здесь лишь основные труды Владимира Федоровича, посвященные начальному этапу русской философии: Проблема познания в философской мысли Киевской Руси // Становление философской мысли в Киевской Руси. М., 1984. С. 12-27; Идейные источники древнерусской философской мысли. Философские идеи в религиозной форме общественного сознания Киевской Руси // Введение христианства на Руси. М., 1987. С. 188-262; Зарождение и развитие философской мысли в пределах религиозной формы общественного сознания эпохи Киевской Руси // Отечественная общественная мысль эпохи средневековья. Киев, 1988. С. 33-41; Идейно-философские контакты с Грецией в контексте международных политических и культурных связей Руси в период с середины XII до конца XIII в. // Отечественная философская мысль XI—XVII вв. и греческая культура. Киев, 1991. С. 130-138; Патриотическая литература в контексте закономерностей эпохи перехода от восточнославянской древности к русскому, украинскому и белорусскому средневековью (конец ХШ-конец XIV вв.) // Переводные памятники философской мысли в Древней Руси. М., 1992. С. 3-20.

Все названные работы дополняют друг друга и органически складываются в отдельную монографию. Осталось назвать эту подборку неизданной книгой. Хочется надеяться, что появится издатель и увидит свет еще одна книга В.Ф.Пустарнакова, книга посвященная древнерусской философии. Такая книга должна занять подобающее ей место среди весьма немногочисленных работ на ту же тему. Это будет справедливо и достойно памяти Владимира Федоровича, сумевшего объять всю историю русской философии.

Обстановка научного диспута и вне официальных заседаний сопровождала Владимира Федоровича в родном для него секторе отечественной философии, научных советах, конференциях, круглых столах. При этом Владимир Федорович Пустарнаков отличался яркой эмоциональной полемичностью и редко встречающимся в научной среде умением не переводить ценностные предпочтения и разногласия в личную неприязнь. Если же таковая периодически возя икала после жарких дискуссий, то инициатива исходила со стороны обиженных оппонентов. Например, в 80-х гг. споры по проблемам русского Просвещения закончились тем что Нина Федоровна Уткина восприняла критику как личное оскорбление и перестала отвечать на приветствия. Надо было видеть, как переживал это Владимир Федорович, предпочитавший любые формы публичного обсуждения аргументам косого обиженного взгляда.

Меня всегда восхищало научное рыцарство не свободного от эмоций большого ученого, в выступлениях которого крайне нелицеприятные оценки уживались с неизменной рекомендацией к публикации критикуемого труда. Так было в конце 90-х гг. с работой Валентина Лазарева о русской идее, положения которой Владимир Федорович не принял, но на публикации текста настаивал, чтобы сама проблема могла широко и публично обсуждаться.

Во время обсуждений моей кандидатской диссертации, посвященной мировоззренческим проблемам древнерусского еретичества, а затем и публикаций на эту тему, Владимир Федорович выделял довольно обширный блок проблем, решение которых он не приемлет (прежде всего это касалось исследования дохристианских архетипов в отечественной мысли), но при этом он неизменно находил и позитивные основания в обсуждавшихся работах, искренне поддерживая интересные решения и соглашаясь с убедительной аргументацией.

Он был принципиально чужд комплиментарности. Как у подлинного ученого позиция его была неизменно принципиальной, а поддержка, даже скупая, дополненная яркими замечаниями, многого стоила. Бескомпромиссность и бойцовский настрой удивительно уживались с терпимостью. Весьма показательно, что даже самые горячие споры неизменно заканчивались дружескими чаепитиями и добрыми рукопожатиями.

Хотелось выразить сердечную признательность Владимиру Федоровичу, который принимал самое непосредственное и заинтересованное участие в подготовке к изданию моих исследований, причем не только советом и поддержкой. Например, книгу “Древнерусские апокрифы” он в прямом смысле помог спасти. После 1991 года. доступ в философскую редакцию издательства “Мысль”, где по стечению обстоятельств оказались все машинописные экземпляры и рукопись для их сверки, был закрыт, ибо издательство помещалось в комплексе зданий Академии общественных, наук и как партийная собственность несколько лет было опечатано. Затем комплекс был передан Российскому государственному гуманитарному университету, заселившему все корпуса Академии за исключением издательского крыла. Уже несколько лет шли занятия студентов в новом корпусе, но доступ в помещения издательства и для его бывших сотрудников и для авторов был закрыт. Казалось, что итог многолетней работы пошел прахом. Но именно Владимир Федорович в те нелегкие минуты отчаяния посоветовал обратиться к служащим, в ведении которых оказалось помещение, тем более, что судьба издательства была окончательно решена и комнаты стали готовить к размещению в них других подразделений. Другой сотрудник сектора помог получить рекомендации у университетских профессоров. Охрана открыла двери и позволила сортировать мусор, от которого тогда освобождали кабинеты. Каково же было удивление, когда среди вороха бумаг на полу обнаружилась до боли знакомая папка. Прошло еще несколько лет и дополненная новыми разделами книга вышла из печати. Так что без преувеличения можно сказать, что крестным отцом “Древнерусских апокрифов” является Владимир Федорович, которая появилась на свет при его прямом участии, включая и рекомендацию к изданию.

Меня всегда удивляла огромная работоспособность Владимира Федоровича. Я не помню тем, которые были бы ему не интересны и, кроме того, я не помню ни одного случая, чтобы при всей своей загруженности он отказал кому-либо в рецензии, или уклонился бы от обсуждения статей и книг. Рукописи и книги шли через него потоком. Вокруг него постоянно возникали новые люди, приезжали авторы из союзных республик, в судьбе которых он принимал живое участие. В результате лучше и полнее никто не знал состояния дел в современной философской науке.

Пока писались эти строки неожиданно стало ясно, что в необыкновенной открытости и доступности проявились не только человеческие качества Владимира Федоровича, но и его высокий профессионализм. Так мог поступать только настоящий историк философии, охвативший своим недюжинным умом всю связь времен, в максимально возможной широте охвата исследовавший движение русской философской мысли от ее зарождения до последних времен.

Владимир Мильков