Центральной проблемой семантики и семиотики вообще является проблема значения языкового знака. Данная проблема сложна и не решена в современной науке. В конституировании (установлении) значения участвуют, видимо, все элементы знаковой ситуации. Это породило различные и соответствующие отдельным аспектам знаковой ситуации концепции значения: предметную (Г. Фреге), синтаксическую (А. Айер, Р. Карнап), образную (Л. Витгенштейн, Г. Клаус), прагматическую(Ч. Моррис, У. Куайн).
Однако не все компоненты знаковой ситуации равноценны и одинаково существенны в плане значения. Язык как средство осуществления мышления и коммуникации представляет собой определенную функциональную систему. Функциональное понимание системы языка при его описании предполагает учет всего того, с чем взаимодействует эта система и от чего зависит само ее бытие. Общее понимание функции определяется как способ связи элементов одного множества с элементами другого. Функция в системном понимании определяется отношением (зависимостью) к целостности более высокого порядка.
Значение в широком философском смысле — это функция некоторого материального объекта (языкового знака), возникающая на основе отношения (связи) его к другим объектам (в том числе себе подобным). Видимо, поэтому некоторые авторы пытаются определить значение как отношение (см., напр.: Абрамян Л.А. Гносеологические проблемы теории знаков. – Ереван, 1965). По нашему мнению, даже при самом широком философском подходе к значению такая его характеристика недостаточна, так как природа отношений может быть самой различной. И связи знака с другими объектами многочисленны и многообразны. С философской точки зрения, особенно с семиотической, существенны как характер этих связей (отношений), так и их субординация и осуществление. В этом плане наиболее приемлемой представляется концепция значения, которую развивал советский исследователь И.С. Нарский (см.: Современные проблемы теории познания диалектического материализма. В 2 т. Т. 2. – М., 1970).
В указанной концепции значение характеризуется как инвариант информации, несомой знаком. При этом под информацией понимаются особым образом трансформированные в знаке и знаковой системе знания, а также передача этих знаний. Иначе говоря, информация — это преобразование и перемещение знаний от источника к приемнику. Такое понимание информации является не традиционным, а достаточно широким с привлечением технологического аспекта знания. В коммуникативном плане информация есть организующее и управляющее воздействие одних систем на другие (в данном случае воздействие языка на человека в процессе коммуникации). Реализуется это воздействие в передаче структуры (или ее фрагментов) первых систем вторым. В процессе осуществления информации передаются не знания в собственном смысле слова, а определенные материальные структуры, организация знаковой системы.
Таким образом, известное выражение «люди посредством языка обмениваются мыслями» не следует понимать буквально. В процессе общения людей друг с другом мысль не «выпархивает» вместе со словом из головы говорящего и не входит затем аналогичным образом в голову слушателя. Очевидно, мысль как свойство высокоорганизованной материи, как функция мозга не может существовать вне головы человека. Мысль не вкладывается в слово, а лишь особым образом выражается в нем. Мысль, идеальное, объективируется, трансформируясь в материальные структуры языка. Мысль воплощается в различные слова и тексты и объективно существует (если можно так выразиться) как смысловое значение знаков.
Целью человеческой языковой коммуникации является взаимопонимание людей, поэтому в прагматическом плане значение связано также с пониманием. Основой взаимопонимания является аналогичность психофизиологической организации людей, материальное единство многообразного мира и социальная общность людей на основе общественно-исторической практики, которую обслуживает язык.
При восприятии слова как физического раздражителя в мозгу адресата (получателя, приемника) формируется аналогичная мысль. Это происходит при включении слова в деятельность организма адресата, адекватную деятельности организма отправителя. Иначе говоря, в процессе языкового общения происходит кодирование и раскодирование передаваемых мыслей. Следовательно, информация включает в себя и интерпретацию знаков; значение же выступает как некоторое вторичное (возникающее и проявляющееся в отношении) функциональное свойство материи знака. Эту двойственную — уровневую — природу языковой коммуникации филигранно точно выразил А.И. Куприн в рассказе «Вечерний гость». Он пишет: «Сейчас он войдет... мы начнем разговаривать. Гость, издавая звуки разной высоты и силы, будет выражать свои мысли, а я буду слушать эти звуковые колебания воздуха и разгадывать, что они значат... и его мысли станут моими мыслями».
Таким образом, язык и мышление относительно автономны, а сущность языковой коммуникации состоит в актуализации в памяти смысловых и других значений или их формировании под воздействием знаков. Конечно, в голове человека мысли не существуют в оголенном, «чистом» виде, как некоторое «идеальное бытие». Материальную основу мысли здесь составляют материальные нейродинамические процессы, протекающие в структурах мозга. К тому же не следует забывать, что реальный процесс мышления, осуществляемый конкретным индивидом, есть сложное и динамичное образование. В этом процессе интегрированы многие составляющие: абстрактно-дискурсивные, чувственно-образные, эмоциональные, интуитивные и другие. Поэтому существует и внесловесная мысль, объективированная в мозговых нейродинамических системах (кодах) определенного типа как разновидность и компонент субъективной реальности (см.: Дубровский Д.И. Существует ли внесловесная мысль? // Вопросы философии. – 1977. – № 9). В частности, мышление на уровне чувственного отражения мира не нуждается в вербальных средствах реализации.
В связи с этим представляется неверным бытующее со времен культа личности Сталина утверждение, что мышление может существовать лишь на базе языка (см., напр.: Пассов Е.И. Основы методики обучения иностранным языкам. – М., 1977. С. 16). Наличие относительной самостоятельности мысли в актуально переживаемом данным человеком мышлении (в «живой» мысли) подтверждается самим поиском адекватного выражения мысли и исследованиями функциональной асимметрии мозга и патологии мышления, особенно афазий.
Сам переход от мысли к слову в психологическом плане надо рассматривать не как простое «одевание» мысли в звуковую оболочку, а как сложный многоступенчатый, многократно опосредованный процесс, одним из основных звеньев которого является внутренняя речь (Л.С. Выготский). Последняя отличается аморфной структурой, но обладает предикативностью. Это ставит ее в промежуточное положение между мыслью, не имеющей грамматической структуры, и речевым высказыванием, оформленным согласно грамматическим правилам.
При указанной нами специфике языка и мышления их связь выступает более подвижной, динамичной, диалектически противоречивой. Эта противоречивость, как уже отмечалось, является внутренним источником их развития. Утверждение же, что мысль в «чистом» виде бытует в голове человека или что она в буквальном смысле содержится в языке (в природном содержании языковых знаков), ведет либо к вульгарному материализму, либо к объективному идеализму.
Объяснение происхождения и развития человеческого сознания, мышления и языка в философии связано с разработкой теории общественного развития. Значение устанавливается в ходе социальной предметной деятельности, в структуру которой входит и сам язык (речевая деятельность). С социально-ценностной точки зрения значение представляет собой зафиксированную знаком «превращенную» форму этой деятельности, обнаруживаемую в отношениях между элементами знаковой ситуации, подобно тому, как стоимость товара, выраженная в деньгах, есть превращенная форма общественных отношений при его производстве, обмене и потреблении. Значение объективируется в указании на предмет, действии или других знаках и субъективируется в смысле (понятии, гносеологическом образе).
Единство языка и мышления, соответствие элементов языка объективированным элементам идеального (смыслам) сложилось, выработано длительным естественно-историческим путем в процессе трудовой деятельности. Об этом в самом языке свидетельствует тот факт, что наиболее древняя часть языка по преимуществу включает слова, обозначающие действия. Сначала звуки (зачатки слова) используются людьми как непосредственная звуковая связь, как стимул и регулятор действия (аналогичная звуковая коммуникация есть у животных). Первоначально слова сопровождали реальные действия. Но затем развилась способность к такому оперированию словами, которое не обязательно сопровождалось реальными действиями над предметами. Звуковой сигнал начал связываться с представлениями о действии, он становится знаком действия («шило» — шить, «рубило» — рубить). Так возникает информационная коммуникация, которая опосредует отношение человека к природе (и орудиям труда), а также отношение человека к человеку в процессе трудовой деятельности. Вероятно, первоначально слов было немного и каждое из них охватывало целиком какую-либо ситуацию. В каждом слове, видимо, было заключено такое содержание, которое при современном уровне развития языка выражается с помощью нескольких предложений (суждений).
В силу исторического характера языка и мышления нет взаимооднозначного соответствия между явлениями объективной реальности, элементами концептуальной системы и элементами структуры языка. Известно, что существуют различные естественные и искусственные языки, имеющие различные структуры и по-разному членящие (структурирующие) реальность. Поэтому построение речи на иностранном языке при переводе требует не поэлементного (дословного) перевода, а перехода с точки зрения одного языка на точку зрения другого.
Лингвистическую и индивидуальную относительность мышления и связанную с этим некоторую неопределенность познания и общения иногда абсолютизируют. В частности, это нашло выражение в известной гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа и не менее известной гипотезе о неопределенности перевода Куайна. Первая из них утверждает, что различия языков несут с собой различия в том, как думают или смотрят на мир. Вторая считает, что любой «перевод» (включая интерпретацию собственной речи) является принципиально неопределенным, и, следовательно, не может быть отдано предпочтение какой-либо схеме перевода как более правильной. Иначе говоря, представления о мире варьируются не только от языка к языку, но и от индивида к индивиду, а в некоторых случаях непостижимы вообще.
Однако языковое и индивидуальное видение мира не ведет человека к конфликту с действительностью и с другими людьми. Правильное понимание сущности предметов и явлений окружающего нас мира и эффективность коммуникации в конечном счете обеспечиваются на основе предметной целеполагающей деятельности человека. Известно, что язык возник из потребности совместной согласованной деятельности членов общества. Он представляет собой целенаправленную функционирующую систему. И поскольку цель речи подчинена цели предметно-практической деятельности, постольку успешное осуществление последней есть доказательство взаимопонимания, доказательство эффективности человеческой коммуникации (т. е. определенности языкового мышления).
4. Компьютерный язык и «компьютерное мышление»
Научно-технологический прогресс общества, ограниченность материальных ресурсов планеты вызывает потребность все большего использования компьютеров как одного из существенных ресурсов его развития. В настоящее время формируется общество, в котором все более важную роль в производстве и использовании знаний играет автоматизированная переработка информации. С развитием кибернетики и компьютерных систем, которые стали называться интеллектуальными системами, возник и термин «искусственный интеллект». Конечно, любой термин, в том числе и этот, имеет право на существование. Однако следует понимать, что машинное мышление является упрощенной технической моделью человеческого мышления.
Знание и язык можно формализовать, и с помощью ЭВМ моделировать (имитировать) мышление. Но при этом семантическая (смысловая) информация естественного языка в формализованных (искусственных) языках неизбежно огрубляется. Человеческое понятийное мышление есть единство устойчивого и изменчивого, дискретного (дизъюнктивного) и непрерывного (континуального). Формальная же логика опирается на устойчивое и оперирует дискретными по своей природе средствами. Фактически (и это главное) машина воспроизводит лишь формально-логическую сторону человеческого мышления. ЭВМ приспособлены для ускорения движения знаков, поддающихся семантической интерпретации, а ее задает человек. Строго подходя, машина не является субъектом мышления и познания, им является человек. Качественное отличие понятийного мышления человека от машинного подтверждается и фактами патологии психики человека. В частности, у шизофреников не нарушается формальное мышление, но нарушаются содержательные связи между понятиями.
Однако указанные выше различия не умаляют значения ЭВМ в современном обществе. А в теоретико-познавательном плане компьютерное моделирование способствует решению проблем когнитивной психологии и эпистемологии. Так, под влиянием потребностей компьютерной революции формируются новые, нетрадиционные разделы эпистемологии, в частности так называемая «информационная эпистемология». Последняя как раз и рассматривает знание с позиции переработки и преобразования информации (см.: Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. – М., 1991).