Философский анализ языка в связи с разработкой общей теории познания получил развитие в XVII–XVIII вв. в работах Декарта, Бэкона, Гоббса, Локка, Лейбница, Гартли и других. Так, Джон Локк отмечал, что без предварительного анализа языка «…невозможно сколько-нибудь ясно или последовательно рассуждать о познании» (Локк Дж. Избранные философские произведения. – М., 1960. Т.1. С. 404). Эта тенденция в первой половине ХХ века выросла в логическом позитивизме в тезис «анализ познания есть анализ языка».
Конечно, анализ языка не является единственной задачей познания и тем более философии, как это утверждали неопозитивисты. Однако познание действительно тесно связано с языком. Знание существует, фиксируется, развивается и передается в форме лингвистических структур. Это тривиально. Но с конца XIX века в связи с возрастанием абстрактности научного знания обнаружилось, что ролью языка в познании нельзя пренебречь. Это хорошо уловили и начали исследовать такие известные западные философы, как Л. Витгенштейн, Р. Карнан, Б. Рассел, У. Куайн и другие. Почему это так? Почему существенна роль языка в познании?
Язык, будучи связан с мышлением и являясь системой знаков, обозначающих предметы и явления мира, опосредует отношение человека к миру. Он входит в исходную структуру познания, выступает орудием познания и влияет на наши представления о мире. Указанную структуру познания можно изобразить так (рис. 5) (здесь L обозначает язык):
S L O
ЗНАНИЕ
Рис. 5
Существуют, как известно, естественные (национальные) и искусственные (специализированные) языки. Уже каждый национальный язык по-своему членит действительность и на уровне здравого смысла формирует представления человека об окружающем мире, формирует обыденное мировоззрение. Но эту лингвистическую (точнее, онтологическую) относительность нельзя преувеличивать, так как есть наука, которая осознает здравый смысл и преодолевает ограниченность обыденных представлений о мире. Однако есть лингвисты и философы, которые абсолютизируют эту относительность. В частности, это характерно для уже упомянутой гипотезы «лингвистической относительности» Сепира – Уорфа, согласно последней язык не просто опосредует представления о мире, но полностью определяет мировоззрение. В то же время научные знания о мире действительно зависят от использования в процессе познания специализированных языков. Как сказал известный американский философ У. Куайн, «онтология повторяет филологию». Хотя сам он распространяет это положение и на естественные языки, так как, по его мнению, даже естественный язык есть широко разделяемая (принимаемая) теория.
На рациональном уровне отражения мира и в теоретическом познании в силу конвенциональной (условной) связи знака с предметом обозначения язык выступает необходимым условием обобщения, абстракциии формализации. Опосредующая функция языкового знака играет решающую (эвристическую) роль в творческом, преобразующем процессе научного познания. Идею эту выдвинул еще В. Гумбольдт. Он утверждал, что «языки являются не только средством выражения уже познанной истины, но, более того, средством открытия ранее неизвестной».
Показательным примером эвристической роли языка в познании, на наш взгляд, является открытие такого вида материи, как поле. В 1865 году английским физиком Джеймсом Максвеллом была создана теория электромагнитных явлений. Ее автор, по существу, теоретически указал на существование нового вида материи — поля. И в этом открытии Максвеллу помог язык, точнее, язык количественно-математического описания физической реальности в форме дифференциальных уравнений. С языковой точки зрения он создал знаковую модель объективной реальности и нашел новую интерпретацию, которая и предполагает существование и распространение электромагнитных волн как разновидности физического поля (наряду с гравитационным).
Ввиду абстрактности и отсутствия экспериментального подтверждения о новой теории говорили так: «Теория Максвелла — это уравнения Максвелла». Действительно, лишь в 1888 году немецкий физик Генрих Герц экспериментально доказал распространение волн, предсказанных Максвеллом. Верно, что его теория — прежде всего его уравнения, но какие уравнения! Вот что писал о них Герц: «Нельзя изучать эту удивительную теорию, не испытывая по временам такого чувства, будто математические формулы живут собственной жизнью, обладают собственным разумом, — кажется, что эти формулы умнее нас, умнее даже самого автора, как будто они дают нам больше, чем в свое время было в них заложено». Другой известный физик и современник Максвелла Людвиг Больцман отозвался о его уравнениях словами из «Фауста»:
Кто из богов придумал этот знак?
Какое исцеление от унынья
Дает мне сочетание этих линий!
Расходится томивший душу мрак.
Существенную роль в познании играет общественно-историческая практика. Последняя есть материальная чувственно-предметная целенаправленная деятельность людей по изменению мира. Практика и познание — это две стороны единого исторического процесса. Но как относительно самостоятельные явления они различаются, прежде всего, тем, что практика, по преимуществу, материальная деятельность, а познание, по преимуществу, — духовная.
Основные формы практики: (1) материальное производство, преобразование природы с помощью орудий труда; (2) социальная практика по преобразованию общественного бытия (социальные реформы, революции и т. п.); (3) научный эксперимент — активная целенаправленная предметная деятельность по исследованию свойств объективного мира.
Роль практики в познании многообразна. Общественно-историческая практика в целом является основой познания. В едином историческом процессе определяющую сторону составляет практика. В процессе познания практика выступает исходным пунктом, движущей силой и конечной целью познания, а также критерием истины и критерием определенности знания. Знания добываются не ради самих знаний. Они вызваны к жизни прежде всего и в конечном счете ее потребностями. Практика пронизывает все стороны, формы и ступени познания. Добытые знания возвращаются в жизнь (практику) и активно влияют на ее развитие.