ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЕ ФОРМЫ ВОЗВРАЩЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА К АБСОЛЮТУ

 

Чтобы стать равной Богу, не должна ли душа обратиться в Ничто"?

М. Экхарт. Духовные проповеди

и рассуждения

 

Человек в ходе своей истории все более и более обрастает овнешненными и овремененными формами бытия, преодолевая которые, возвращается к Первосущему. О таком способе самовозвращения Человека говорил Плотин. "Если ты не ищешь ничего иного, как узнаешь ты о Его ("движения Жизни". — Ю.Ф.) присутствии? — писал он. — Дело в том, что ты соединился со Всем и не остановился на какой-либо черте его; дело в том, что ты уже не говоришь больше: до этих пределов — это я. Отбросив "до этих пределов", ты сам стал Всем. Ты и раньше Им был. Но поскольку что-то присоединилось к тебе в дополнение ко Всему, ты стал меньше, чем Оно, из-за самого этого добавления. Эта прибавка не имела ничего положительного (действительно, что можно было бы добавить ко Всему?), она абсолютно негативна. Став "кем-то", перестаешь быть Всем, отрицаешь его. И это продлится до тех пор, пока не отбросишь такое отрицание. Ты становишься больше, отбрасывая все, что не является Всем: если ты от этого откажешься, Все явится тебе. Но если ты остаешься во власти частностей, Оно не предстанет перед тобой. Ему не нужно приходить, чтобы присутствовать. Если Оно отсутствует, значит, ты удалился от Него. Удалиться не значит покинуть его, обратившись к чему-то другому, ибо Оно здесь; это значит отвернуться от Него в его присутствии"48.

Возвращение к своим первоистокам есть последовательное преодоление всего того в субъективном, что подверглось процессу объективации и овнешнению. Возвращение — это такая форма преодоления самообъективаций, при которой низшие формы бытия не столько отрицаются, сколько свертываются в высшие, подводятся под их "онтологическую юрисдикцию", а потому и не воспринимаются уже как нечто существенное или даже существующее. Возвращаться к Себе означает таким образом реинтегрировать в Свое Внутреннее его же овнешненные формы, чтобы те вновь стали истинной основой, обителью Духа. Человек в состоянии вновь реинтегрироваться в Ничто, лишь преодолевая во внутреннем и внешнем мире свое Ничтожество.

Развертывание, распаковывание Пустоты, Ничто одновременно происходит в трех основных сферах сущего: семантической, онтологической и ментальной. В этих же сферах сущего происходит и свертывание развернутостей в пустотное Первоначало. Трансцендентный алгоритм возвращения человека к Богу содержится в Евангелии от Матфея: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное" (Матф. 5,3). Наиболее удивительную интерпретацию этой мистической интуиции мы находим у Мейстера Экхарта.

Обретение нищеты духа, считает Экхарт, это единственный способ прорыва в вечность, являющегося делом более высоким и трудным, нежели первоначальный исход из нее. В этом прорыве Человек становится настолько богат, что ему уже недостаточно Бога со всем, что он есть, со всеми его божественными делами, ибо в этом прорыве Человек приемлет то, в чем Бог и он — одно. Человек сам становится тем неподвижным, что движет всеми вещами. В этом прорыве, в своей "последней нищете" человек вновь завоевывает то, чем предвечно был, чем навсегда останется. Для того чтобы Человек осуществил прорыв в Вечность, он должен ничего не хотеть (ментальный вакуум), ничего не знать (семантический вакуум) и ничего не иметь (онтологический вакуум). Вкратце воспроизведем эти три формы нищеты по Экхарту, позволяющие Человеку сделать прорыв из Времени в Вечность. При этом постараемся сохранить в своем пересказе его удивительную стилистику.

Первая форма нищеты, или высшая нищета, — "нищ тот, кто ничего не хочет". Чтобы быть истинно нищим, Человек должен стать настолько свободным от своей сотворенной воли, насколько он был таковым, когда его не было. До тех пор, пока у него сохраняется воля исполнять волю Бога и он имеет какое-либо желание, относится ли оно к вечности или к Богу, Человек не нищ действительно. Когда Человек пребывал в первооснове своей, у него не было никакого Бога: он принадлежал Самому Себе. Когда же Человек отрешился от этой своей свободной воли и получил свое сотворенное существо, тогда появился у него и Бог, ибо до появления Человека как тварного существа и Бог не был Богом. Но даже тогда, когда появились люди и начали свое сотворенное существование, Бог не был Богом в Себе Самом, но лишь в творениях своих он был Богом.

Бог, поскольку он — Бог, не есть конечная цель творения и не обладает той полнотой существования, какую имеет в Боге создание. Даже если бы Человек устремился в вечную бездну Божественной сущности, из которой возник, то Бог со всем тем, что он есть как Бог, не мог бы даровать полноты и удовлетворения. Поэтому и просит Экхарт у Бога, чтобы тот позволил освободиться от Бога, ибо иначе он не сумеет обладать истиной и причаститься вечности. Человек, который "ничего не хочет", — это человек, преодолевший в себе все формы воли, в том числе и божественной, за исключением "свободной воли" ("нищая воля"), какой он обладал, когда не был.

Вторая форма нищеты, или "явная нищета", — "нищ тот, кто ничего не знает". Человек, который должен достичь этой нищеты, обязан быть таким, каким был, когда не жил ни в каком отношении, ни для себя, ни для правды, ни для Бога. Он должен настолько отрешиться от всякого познания, чтобы умерло в нем всякое представление о Боге.

Человек должен освободиться от всякого знания, как тогда, когда он изошел от Бога. Бог не есть разум и ничего не познает, а потому и свободен от всех вещей и потому он — все вещи. Тот, кто хочет быть нищ духом, должен стать нищ всяким знанием, как тот, кто ровно ничего не знает и не представляет себе ни о Боге, ни о творениях, ни о самом себе. Менее всего Человек должен воображать, что он до конца познал сущность Бога. Только таким образом Человек может стать нищ знанием.

Третья форма нищеты, или "последняя нищета", — "нищ тот, кто ничего не имеет". До тех пор человек не нищ "последней нищетой", пока Бог находит в нем приют для своего Дела, хотя Человек и освободился от всех вещей, тварей, самого себя и даже Бога. Бог не ставит целью дел своих, чтобы Человек сохранял в себе приют, где бы Бог мог являть себя. Истинная нищета духа состоит в том, чтобы если Бог и захотел появиться в душе, то должен был бы сам стать обителью, где он будет действовать. И Бог именно этого и желает. Так как если бы Бог нашел человека в той полной нищете, то тогда ведь это был бы он сам, и подвергся бы своему же действию. Именно здесь он сам себе обитель для своих свершений. Здесь он — одно в себе самом совершаемое дело. Здесь, в этой нищете, человек вновь достигает вечного бытия.

Экхарт завершает свои мистические рассуждения о нищете духом крамольными для официального богословия выводами: "Покуда в человеке есть обитель — есть в нем и многообразие. Поэтому и молю я Бога, чтобы Он сделал меня свободным от Бога. Ибо несущее бытие по ту сторону Бога, по ту сторону различности. Там был я настолько самим собою, там хотел я себя самого и видел себя самого, как того, кто создал вот этого человека. Там я первопричина себя самого, моего вечного и временного существа... По вечной сущности моего рождения не могу я никогда и умереть... В моем рождении рождены были все вещи; я был сам своей первопричиной и первопричиной всех вещей. И желал бы, чтобы не было ни меня, ни их. Но не было бы меня, не было бы и Бога. Нельзя требовать, чтобы это было понято"49. Своими блестящими интуициями о трех основных формах духовной нищеты Экхарт по сути осуществил систематизацию основных направлений реинверсии Нечто, Полноты в Ничто, Пустоту. Подобного рода суждения можно найти и у других адептов Тайной Доктрины, хотя и не в столь систематизированном виде.

Итак, чтобы вновь обрести состояние ментального вакуума, необходимо отказаться от своей личностной определенности, основу которой составляет волющее начало: "нищ тот, кто ничего не хочет". Для того чтобы вновь оказаться втянутым в семантический вакуум Логоса, необходимо отречься не только от всех видов явного знания, но даже неявного и сокровенного, связанного с постижением сущности Бога: "нищ тот, кто ничего не знает". Чтобы обрести бесконечный онтологический статус (онтологическая пустота), дающий возможность беспредельно влиять на все процессы в мироздании, человеку необходимо отказаться от всех вещей и даже от самого Бога, ибо он их порождает: "нищ тот, кто ничего не имеет".

Рассмотрим каждый из трех видов инволюционной инверсии (реинверсии) Полноты, Нечто в Пустоту, Ничто в качестве основных способов (направлений) возвращения Человека к Абсолюту. Естественно, при этом мы не будем придерживаться жесткой теологической версии обратного восхождения, тем более такой сверхжесткой экхартовской мистической версии. Постараемся осуществить "мягкую" метафизическую интерпретацию этих мистических прозрений, в основу которой положим принцип несомненной приоритетности высших и менее проявленных онтологических, ментальных и семантических форм над низшими и более проявленными, позволяющий систематически поддерживать необходимую гармонию в отношениях Человека и пульсирующей (развертывание-свертывание) Вселенной его Духа. Но тогда мистическая проблема возвращения Человека к Первосущему трансформируется для нас в проблему обнаружения гармонии в иерархии человеческой экзистенции, построенной на абсолютных началах, т.е. по сути превращается в метафизическую апологию космологизма-субъектоцентризма.

Семантическая реинтеграция Человека в Абсолют. Принято говорить, что современный человек живет в самом эпицентре информационного взрыва. Легче заново "вырастить" необходимое для конкретной деятельности знание, нежели отыскать его в упорядоченном информационном хаосе. Но это одна сторона вопроса, и даже не самая главная. Универсум значений, регулирующий человеческую экзистенцию, состоит не только из одних знаний, — в него входят еще и более универсальные значения: нормы, ценности и символы.

Человек должен периодически возвращаться к своим символическим первоначалам и субординировать с ними всю иерархию значений, и прежде всего самую нижнюю его нишу — знаниевую, дескриптивную, дискурсивную. Перманентно развертывающуюся систему значений необходимо периодически свертывать в целостность первозданного взгляда на Мир, в его Первозначение. Рацио постепенно дивергируется от Логоса, а потому его систематически необходимо реинтегрировать в него, чтобы Человеку не выходить за пределы истинного и целостного познания Мира. Если это не происходит, то информационная хаотизация способна поглотить символическую гармонию Бытия. И тогда душа человека может оказаться не просто в эпицентре информационного взрыва, но и погребенной под его обломками. Если человек не сумеет овладеть механизмами свертывания лавинообразного потока развертывающейся информации, то его когнитивные структуры скорее всего разрушатся. Всей своей разветвленной системой знаний, норм и ценностей человек должен перманентно реинтегрироваться в символическую реальность. «Нужно решительно порвать с тем гносеологическим предрассудком, — писал Н.А. Бердяев, — что всякое познание есть рационализирование, объективирование, суждение, дискурсивное мышление... Из иррационального хаоса и тьмы изнимается лишь маленькая область рационализированного и объективированного, область суждения, в котором царит ценность истины. Мы же полагаем, что в безмерной области первичного, нерационализированного сознания есть царство света, а не только тьмы, космоса, а не только хаоса. В этой области раскрывается Логос, смысл мира. Хаос и тьма, "мир сей", даны именно рационализированному сознанию, сознанию же иному, первичному, дан "мир иной", мир истинно сущего»50.

Основным механизмом перманентного возвращения к Логосу в даосизме является так называемое забвение знаний. Чжуан-цзы призывал людей забыть непомянутое и вспомнить незабываемое. Люди, утверждал он, как правило, "не забывают то, что подлежит забвению, и забывчивы насчет того, что не забывается".

В даосизме Правда — это то "незабвенное забытое", которое присутствует в любом человеческом суждении. Она не находится в поверхностных пластах сознания, а хранится в структурах бессознательного. Забыть нечто — это означает поместить его в такие интимные уголки своей души, которые способны его сохранить для вечности. В человеческой памяти в полисемии слова всегда необходимо удерживать первозданный смысл и предавать забвению более поздние смысловые напластования, идущие от проявленных форм бытия. Фиксировать свое внимание человек должен не на терминологических нюансах, а на смысловой целостности слова, символа. Филологи только тем и занимаются, что классифицируют и описывают полисемию Слова. Они не свертывают частные значения в единый смысловой образ, а еще более дробят его. Процесс, обратный филологическому, должен состоять в восхождении к первозначениям, корням Слова. Но это делает не филология, а поэзия, которая возвращает человека к корневым смыслам слов, свертывая дурную бесконечность полисемии в целостные образы сущего и этим возвращая самосознанию незабвенное забытое. Мы можем восторгаться свежестью взгляда на мир, читая поэтические строки, если они написаны даже столетия назад. Поэтическое начало всегда свежо и непосредственно, потому что оно возвращает слову утраченную целостность корневого значения. Чжуан-цзы проповедовал необходимость переорганизации сознания и мышления согласно приоритетам символических интенций протосознания.

Необходимость возвращения к первознанию в даосизме мотивируется тем, что именно в древности люди владели правдивыми сведениями о мире, которые с течением времени замещались все менее истинными и наконец в основном ложными свидетельствами о мире. Воскрешая незабвенное забытое и забывая подлежащее забвению. Человек тем самым возвращается к неявным знаниям, имплицитно содержащимся в символах, излучающих свет истины о Сущем. «В древности были люди, достигшие предела знания, — утверждал Чжуан-цзы. — Где же этот предел? Некоторые полагали, что изначально вещей не было. Это предел, все, что можно сказать, и к этому нечего прибавить. За ними шли те, кто считали, что вещи существуют, но изначально не было разграничения между ними. За ними шли такие, которые считали, что разграничения существуют, но изначально не было истинного и ложного. Когда же появилось "истинное" и "ложное", Пути был нанесен ущерб»51. Удивительно, сколь точны мистические прозрения даосского мудреца о том, что по мере проявления семантической пустоты, Символа, нарастает объективизация знаний, а вместе с ней продуцирование ложных представлений человека о мире и самом себе. Вот и предлагает Чжуан-цзы воскресить незабвенное забытое, восстановить целостный образ мира, вытеснить из сознания все виды формального, а следовательно, и ложного знания. Сколь современно звучит сейчас_/ его страстная проповедь!

В символизме сакральное, небесное, и земное, человеческое, не противостоят, а составляют семантическую целостность, включающую в себя как непроявленные, так и проявленные значения: символические, ценностные, нормативные, рациональные. В даосизме символизм как раз и соответствует сфере забытья, позволяющей преодолевать отчужденные, формализованные, а по сути своей ложные формы знания. «Он настаивает на том, — интерпретирует В.В. Малявин учение Чжуан-цзы о забывании, — что это искусство не требует ухода от "мира обыденного" и тем более противоборства с ним. Протестуя против поиска полезности в вещах, даосский философ не требует отказаться от жизненных удобств, в том числе и создаваемых техникой. Он лишь требует пользоваться всем под знаком забытья, включая все сущее в перспективу безграничного поля опыта. В таком случае все вещи находят себя в "другом". Забытье, чтобы стать самим собой, должно быть само забыто. Отрицание пользы должно само стать бесполезным. Забытое забытье — это абсолютное не-знание Нареченного Недеянием, которое безусловнее и первичнее забытья Возвышенного Безумца»52.

В даосизме слова существуют лишь для того, чтобы их забывать, вспоминая символический смысл незабвенного, составляющего его рационально непознаваемую, иррациональную основу первознака. В забывании проявляется благая весть. Для того чтобы погрузиться в протобытие, необходимо "забывчивое" употребление знаков и значений. Только тогда человек в состоянии будет понимать таинственные интенции Вечности, когда сумеет осуществить символическую ретроспекцию бесконечного ряда значений Слова, от самого элементарного и проявленного вплоть до трансцендентного по ступеням перманентного его забывания. "Словами пользуются для того, чтобы внушить смысл. Постигнув смысл, забывают про слова. Где же найти мне забывшего слова человека, чтобы перекинуться с ним словом?"53 — с отчаянием вопрошает Чжуан-цзы.

Современный человек своим сознанием погружен в дурную бесконечность словесных ярлыков, терминов и жаргонов, он все дальше и дальше уходит от "самовитого слова" (В. Хлебников) с его смысловой энергетикой. Воскрешение человека в Слове — это и есть преодоления всего того Ничтожного, что наслоилось в нем благодаря псевдокультуре, псевдоцивилизации, псевдонауке. Перманентное возвращение к первообразам, первичным архетипам позволяет удерживать в поле сознания Человека всю целостность Логоса, божественного Слова.

Итак, забывание слов — это способ, каким человек в состоянии семантически реинтегрироваться в свои абсолютные первоначала. Забывание слов — это единственный способ реконструкции в душе трансцендентных, трансрациональных смыслов космологической целостности бытия.

Онтологическая реинтеграция Человека в Абсолют. Человек изначально был свободным существом. Но по мере того, как овнешнялся его мир, он все более утрачивал свою внутреннюю свободу и подчинялся порядку внешней необходимости. Человек призван вновь свернуть овнешненный мир в пустотное онтологическое пространство Свободы. Современный человек, утверждал Э. Фромм, осуществляет бегство от свободы в любые формы внешней зависимости, если они предоставляют ему житейский комфорт. Но это бегство имеет свои пределы, за которыми лежит Хаос, способный прервать это его онтологическое отступление всеобщим Небытием. Необходимо определенным образом реинверсировать объективации сущего в субъсктивации свободы духа.

Одним из свойств исторического процесса является наращивание в нем "онтологического ускорения". Чем интенсивнее расширяется внешнее бытие человека, тем более оно оказывается переполненным, перегруженным ложными экзистенциальными формами. Другой особенностью этого ускорения оказывается выход низших и более проявленных онтологии из-под контроля высших форм бытия. Низшие онтологии как более жесткие и репрессивные пытаются не только обособиться от высших, но и центрировать "вселенскую ось бытия" на свою "особую природу". Наиболее репрессивным экзистенциалом выступает телесная организация мира, основанная на порядке необходимости.

Человек должен перманентно возвращаться из сферы необходимости в сферу свободы, систематически возвращать себе самый высокий, но постоянно утрачиваемый им онтологический статус, обеспечивающий ему сакральную легитимность занимать высшую ступеньку во всемирной иерархии. Гуссерль выдвинул идею постоянной "реактивизации" первичных интенций и целей человеческой жизни, постоянного возвращения к ее истокам, с тем чтобы на этом пути восстановить иерархию мирожизненных приоритетов. Вне перманентной реактивизации мир не имеет особых перспектив на существование. Необходимо все время переподчинять существование низших форм бытия высшим экзистенциальным целям. Инволюция (свертывание) низших онтологических форм в высшие и есть процесс восхождения с самой низшей ступеньки бытия — необходимости — к наивысшей — свободе. "Свобода, — писал И.А. Ильин, — не есть произвол; ибо произвол есть всегда потакание прихотям души и похотям тела. У свободного Человека не произвол ведет душу, а свобода царит над произволом; ибо такой человек свободен и от произвола: он преобразил его в духовное, предметно обоснованное произволение"54.

Каков механизм возвращения Человека из царства необходимости в царство свободы?

Если принципом семантического возвращения Человека к Абсолюту в мистике выступает механизм забывания, то принципом его онтологической реинтеграции в Абсолют является принцип ничегонеделания. Наиболее обобщенно он представлен в раннем даосизме и связан с преодолением внешней детерминации и обретением самодетерминированности в поведении.

Принцип ничегонеделания направлен на то, чтобы человек своим волевым началом не провоцировал себя самого к безудержному самообъективированию и самовытеснению из своего собственного мира. "Действие всего существа (приостанавливающее всякую частную деятельность и тем самым все — лишь ее ограниченностью обусловленные — ощущения деятельности) должно походить на бездеятельность, — писал М. Бубер. — Это деятельность ставшего цельным Человека, которая именуется бездействием: когда ничто отдельное, ничто частное уже не волнует человека, и поэтому он больше не вмешивается в мир; когда действует цельный, в своей цельности замкнутый, в своей цельности покоящийся человек; когда человек стал действующей цельностью. Обрести такое устойчивое состояние — значит быть готовым выйти навстречу Высшему"55. Не ускорять того, что само должно естественным образом двигаться. Ускорять ход событий — означает работать на интересы плоской эволюции. Можно реформацией поднять технологию, но при этом загубить социум и человека.

Принцип ничегонеделания отнюдь не парализует человеческую активность. Просто он указывает, что человеческая деятельность должна быть релевантной естественному процессу распаковывания (запаковывания) сверхонтологии Абсолюта. Человек должен делать лишь то, что лежит в русле самой бытийственной тенденции, и остерегаться своим нетерпением ускорять ход событий. Выполнение принципа ничегонеделания прежде всего направлено против процесса самообъективирования субъекта, основу которого составляет воля к внешней деятельности, или деятельностная воля человека.

Воля является самой низкой и самой проявленной формой субъективности, так как ее интенции направлены за пределы человеческого Я в сферу чистой объективности и ее энергетика расходуется на подчинение духовного начала в человеке началу телесному. Она кумулирует интенции рацио на всеохватное овладение мирозданием, превращение свободы лишь в познанную необходимость.

Свобода опирается не на волю, а на творческие интенции Человека. Принцип творчества есть центральный принцип самореинтеграции Человека. Творчество есть человеческая соразмерность Духу. Волющее начало человеческой телесности должно раствориться в свободной самотрансценденции Духа.

Воля низводит человека до обыкновенного природного феномена, ибо способна властвовать над внешним миром, предварительно овладев миром внутренним. Воля — это универсальный механизм объективирования субъективности, придания окончательной упорядоченности предельно объективированным формам бытия за счет полнейшей дезинтеграции в них любых форм субъективности. Ее главный удар направлен против гармонии мира, и основной ее целью является последовательное замещение естественного для Универсума порядка сакральной свободы искусственным порядком технологической необходимости, достижение окончательного господства объективности над субъективностью.

Волевое начало, вышедшее за пределы своей телесной обители в высшие онтологические сферы человека, ведет к свертыванию всеобщего креативного процесса и превращению его в механизм расширенного репродуцирования фантомов рациональности, замещению трансценденции рациональностью, а последней — отражательными способностями окончательно десубъективированного объекта.

Принцип ничегонеделания в креационизме органично подкрепляется принципом творчества. Принцип творчества является центральным в онтологическом учении Н.А. Бердяева. Он считает, что творчество неотрывно от свободы и позволяет преодолевать порядок необходимости. Творит лишь свободный из пустоты своего духа, из ничего. Из необходимости рождается лишь эволюция, творчество же рождается из свободы. Когда мы говорим на нашем несовершенном человеческом языке о творчестве из ничего, мы говорим о творчестве из свободы. С точки зрения детерминированного ряда она ничем не обусловлена, рожденное из нее не вытекает из предшествующих причин, из чего-то. Человеческое творчество из ничего не означает лишь ничем не детерминированную абсолютную прибыль. Детерминирована только эволюция; творчество не вытекает ни из чего предшествующего, и тайна творчества есть тайна свободы. В творческой свободе есть неизъяснимая и таинственная мощь созидания из ничего (недетерминированно), прибавляя энергию к мировому круговороту энергии.

Акт творческой свободы, подчеркивает Н.А. Бердяев, трансцендентен по отношению к мировой данности, к замкнутому кругу мировой энергии. Акт творческой свободы прорывает детерминированную цепь мировой энергии. Желание рационализировать творчество связано с желанием рационализировать свободу. Свободу пытаются рационализировать и те, кто ее признает, кто не хочет детерминизма. Но рационализация свободы есть уже детерминизм, так как отрицает бездонную тайну свободы. Свобода предельна, ее нельзя ни из чего выводить и ни к чему сводить. Свобода — безосновная основа бытия, она глубже всякого бытия. Свобода есть мощь творить из ничего, мощь духа творить не из природного мира, а из себя. Свобода в положительном своем выражении и утверждении и есть творчество56.

Возвращение в его онтологическом аспекте есть способ, каким деятельное, волющее начало в человеке растворяется в его свободной трансценденции, т.е. в творческом, креативном начале, когда внешний человек возвращается к внутреннему человеку, ибо "благодать не совершает никакого дела, она слишком благородна для этого: действие так же далеко от нее, как небо от земли"57.

Таким образом, инволюция (свертывание) низших и более проявленных форм бытия в высшие и менее проявленные — это перманентный процесс подведения телесности под "юрисдикцию" духовности, что оказывается возможным при минимизации в человеческой экзистенции значимости рационально-волющего начала и усилении роли внутренней трансценденции, т.е. трансрационально-креативного начала.

Ментальная реинтеграция Человека в Абсолют. Каким образом овнешненный, отелесненный Человек может вновь войти в царство Духа? Плотин, взывая к Богу, пытался выяснить, какова истинная сущность человеческой души. «Мы... но кто же это "мы"? — вопрошал Плотин. — ...То ли мы существо, которое пребывает в Духе, или то, которое присоединилось к нему и родилось во времени? До своего рождения мы были другими там, наверху... мы были чистыми душами, мы были Духом... мы были частицами духовного мира, не отсеченными и не отделенными от него. Но и сейчас мы от него не отделены. Только теперь к первоначальному существу присоединилось другое, жаждавшее бытия и нашедшее нас... оно соединилось с тем, кем мы были... И мы стали ими обоими; мы уже не одно то, чем являлись раньше; иногда мы лишь то, что к нам примкнуло, — это когда духовное существо перестает действовать и, в определенном смысле, удаляется»58.

Процесс последовательного объективирования вакуума субъективности есть составная часть процесса распаковывания, проявления Великой Пустоты в Великую Полноту. Утрачивая свою Форму, воплощаясь в Содержание процессов Природы и вновь восходя к Самому Себе субъективированием проявленных объективации, Абсолют становится еще более Бесконечным Субъектом. "Со свободой духа, — писал Гегель, — в какой бы форме она ни выступала, связано вообще снятие простой природности как некоего иного по отношению к духу. Дух должен сначала возвратиться из природы в себя, возвыситься над ней, преодолеть ее, прежде чем он будет в состоянии беспрепятственно парить в ней как в некоей податливой стихии и преобразовывать ее в положительное существование собственной свободы"59.

По мере распаковывания, проявления Великой Пустоты в Великую Полноту пустотный субъект постепенно начинает наполняться ментальным содержанием со своей иерархической структурой. Одновременно с тем, как он ментально "полнел", порождаемые автоэманацией его более проявленные слои Я становились как бы менее субъективными (энтропия Я). Если Бесконечный Субъект характеризуется абсолютной пустотой содержания и бесконечной ментальной валентностью, то Конечный Субъект — абсолютной полнотой содержания и нулевой ментальной валентностью. В ментальном аспекте исторический процесс есть не что иное, как последовательное заполнение сферы субъективности все менее целостными и универсальными вложенными субъективациями. Завершающей формой субъективности и является Конечный Субъект, который может рассматриваться как следствие рациональной инверсии Бесконечного Субъекта в Бесконечный Объект.

Используемое в даосизме понятие "завершенный субъект" можно интерпретировать как обозначение такого субъекта, который в своей структуре содержит помимо ментальной пустоты и всю иерархию ее проявленных субъективаций вплоть до телесной формы ментальности. Таким образом, завершенный субъект — это некий синтез всех субъективных форм, располагающихся на целостном ментальном континууме, "ограниченном" с одной стороны Бесконечным Субъектом, а с другой — Конечным Субъектом. В ментальной структуре Человека, как утверждает неофрейдизм, присутствует все предшествовавшее ему человечество вплоть до Адама.

Огрубленной моделью человеческой ментальности может быть выделение в ней внутренней и внешней структур. По Экхарту, в каждом человеке существует два человека: внутренний и внешний, и последний должен подчиняться первому. Внешний человек — существо сугубо практическое, связанное со взаимодействием с внешним миром, в котором он осуществляет деятельность. Внутренний человек обращен к Абсолюту и связан с внутренним миром постольку, поскольку не позволяет ему применять свои силы "по-скотскому"... Целостный человек не замыкается на внешнем человеке, его основу всегда составляет внутренний человек, контролирующий деятельность первого.

В завершенном человеке внутренний человек и внешний человек не всегда оказываются субординированными по трансцендентному основанию, — естественная иерархия их отношений деформируется в связи с тем, что более проявленные формы сознания являются и более репрессивными. Именно это обстоятельство и влечет за собой необходимость перманентного возвращения человека к его пустотным ментальным основаниям.

Механизмами перманентного самовозвращения Субъекта служат различного рода практики погружения в архетипическую бездну бессознательного, прорыва в сферу трансцендентного сознания. Так, в буддийской и джайской религиях целью "пути освобождения" является обретение человеком состояния нирваны. Погружением в нирвану завершается религиозная жизнь человека, в ней он обретает свою высшую святость. Святыми нирвана достигается после длительного развития ими добродетелей (вера, мужество, внимание, сосредоточение и мудрость) и через "три двери освобождения": пустоту (шуньята), отсутствие признаков (анимитта), отсутствие желаний (апранихита). Как только поняты эти "три двери освобождения", высший смысл учения больше уже не представляет для человека трудностей и все складывается самоочевидным образом.

В даосизме проблема возвращения Человека к Самому Себе как Абсолюту решается перманентным его перевоплощением, в результате которого он постепенно освобождается от своей личностной, именитствующей определенности, пока окончательно не растворяется в Великой Пустоте. В одной из глав своей книги Чжуан-цзы говорит о той радости, с которой "истинные люди древности" принимали беспредельность превращений в мире. "Люди почитают за необычайное счастье родиться в облике Человека, — писал он. — Насколько же радостнее знать, что то, что имеет облик человеческий, претерпит десять тысяч превращений, и им не наступит Предел! Вот почему мудрец радуется тому, что никогда не потеряется и пребудет вечно"61.

Самовозвращением к абсолютному в себе Человек последовательно снимает с себя маски и личины, начиная с самой внешней и кончая той, которая обволокла первичную пустоту его ментальности с получением имени (именная личина). Наиболее явственно механизм деперсонифицирования первозданной субъективной целостности для эмпирического наблюдения открыт в геронтологии. По мере старения в человеческом сознании постепенно угасают внешние напластования, обнажая те слои, которые образовались в раннем детстве. В конечном итоге человек начинает извлекать из глубин памяти самые ранние события своей жизни, совершенно отключаясь от своего актуального состояния, слабо припоминая тех, кто его непосредственно окружает. И наконец, смерть вновь делает его пустотным субъектом, растворяющимся в Ничто со всей своей неявной информацией о Мире. Такова онтогенетическая картина человеческого самовозвращения. Мистики утверждают, что от нее особо не отличается филогенетическая картина реинтеграции Человека в Абсолют.

Глубинная работа духа позволяет человеку вновь обретать естественную иерархию в структуре менталитета, основанную на приоритетности непроявленного целостного микрокосма над проявленными и менее целостными уровнями человеческого Я. "Часто я пробуждаюсь от своего тела к себе самому, — писал Плотин, — я становлюсь недосягаем для внешнего мира, я внутри себя; я вижу красоту, исполненную величия; тогда я верю: я прежде принадлежу к высшему миру; жизнь, которой я живу в эти моменты, — лучшая жизнь; я сливаюсь с Божественным, живу в нем; достигнув этого высшего взлета, я останавливаюсь; я возвышаюсь над другой духовной реальностью; но после этого отдохновения в Божественном, опускаясь от интуиции до рефлексии и рассуждения, я спрашиваю себя: как я мог и раньше и вновь пасть так низко, как могла моя душа оказаться внутри тела, если, даже находясь в этом теле, она такова, какой мне предстала"62.

Ментальный вакуум Абсолюта, втягивая в свои непроявленные трансцендентные глубины дурную бесконечность деперсонифицированных объективации проявленного Мира, реинверсируя их обедненные энтропией актуальности в пустотность Абсолюта — в мифологемы Слова (семантический вакуум), в креативную мощь Свободы (онтологический вакуум), в интенции Субъекта (ментальный вакуум), тем самым перманентно преобразовывает Силы Хаоса в Гармонию Сущего. Отталкиваясь от объективированной тверди, от своей нижней трансцендентной бездны, Абсолют оказывается способным выходить за пределы своей беспредельности, т.е. к высшей трансцендентной бездне в глубь Хаоса, превращая его энергетику в живительный источник своей пустотной экзистенции.

Считая Бога Субъектом истории, Гегель усматривал в историческом процессе возвращающегося Бога, к Самому Себе в облике самоотчужденного Человека. Возвращение Человека к Абсолюту — это не экзистенциальная задача отдаленного будущего, в котором человек, оказавшись полностью проявленным (ментальная полнота), обратной своей автоинверсией развернет бег Истории вспять, заменив Эволюцию на Инволюцию. Человек возвращается к своим абсолютным первоистокам перманентно с самого начального момента своего возникновения. Лучшая часть исторического человечества уже давно реинтегрировалась в Абсолют самозабвением, забвением в Себе феноменального Иного и припоминанием абсолютного Его. Для современного человека процесс самовозвращения осложняется тем, что он оказался слишком далеко отброшенным Эволюцией от абсолютных первоначал. По сравнению с астральным пращуром у него значительно больше шансов подольше сохраниться во временном Теле и существенно меньше — в вечном Духе. Проблема перманентной реинтеграции Человека в Абсолют в наш век, чреватый вселенскими катастрофами, из мистической превратилась в сугубо метафизическую. О ней заговорили как о самой насущной проблеме человечества в связи с осознанием негативных последствий научно-технического прогресса, поставивших под вопрос возможность выживания Человека как вида.

Наконец-то настала пора выйти из гераклитова потока интенций Тайной Доктрины, чтобы попытаться построить мировоззренческую концептуализацию человеческого бытия, или бытийствующего человечества, которая позволила бы прояснить не только существо верхней и нижней бездн человеческой экзистенции, но и всю иерархию форм его.

 

 

Глава 3

СЕМАНТИЧЕСКИЙ МОДУС ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЭКЗИСТЕНЦИИ