Учение о познании, идеях и истине

…В наших умах не остается ничего иного, как признать светочем

природы разум и чувственные ощущения. Только эти две способности,

по-видимому, формируют и образовывают ум человека и обеспечивают то,

что составляет собственно функцию этого светоча: дать возможность вещам,

иначе совершенно неизвестным и кроющимся во тьме, предстать перед

разумом и быть познанными и как бы воочию увиденными. И коль скоро эти

две способности взаимно помогают друг другу, когда чувство дает разуму

идеи отдельных чувственно воспринимаемых вещей и предоставляет

материал для мышления, разум же, напротив, направляет чувственное

восприятие, сопоставляет между собой воспринятые от него образы вещей,

формирует на их основе другие, выводит новые… Разум же берется здесь как

дискурсивная способность души, которая продвигается от известного к

неизвестному и выводит одно из другого в четкой и правильной

последовательности суждений. Это и есть тот разум, с помощью которого

человечество пришло к познанию закона природы. Основание же, на котором

строится это познание, которое разум возводит ввысь и поднимает до самого

неба, составляют объекты чувственного восприятия; ведь чувства самыми

первыми дают и проводят в потаенные глубины ума весь первоначальный

материал мышления…[16]

И тот мало знаком с предметом настоящего исследования − разумом,

кто не ведает, что поскольку разум есть самая возвышенная способность

души, то и пользование им приносит более сильное и постоянное

наслаждение, чем пользование какой-нибудь другой способностью. Поиски

разумом истины представляют род соколиной или псовой охоты, в которой

сама погоня за дичью составляет значительную часть наслаждения. Каждый

шаг, который делает ум в своем движении к знанию, есть некоторое

открытие, каковое является не только новым, но и самым лучшим, на время,

по крайней мере.

…Прежде чем предаться такого рода исследованиям, необходимо было

изучить свои собственные способности и посмотреть, какими предметами

наш разум способен заниматься, а какими нет.

Общее и всеобщее − это созидания разума…общее и всеобщее не

относятся к действительному существованию вещей, а изобретены и созданы

разумом для его собственного употребления и касаются только

знаков − слов или идей. Слова бывают общими, как было сказано, когда

употребляются в качестве знаков общих идей и потому применимы

одинаково ко многим отдельным вещам; идеи же бывают общими, когда

выступают как представители многих отдельных вещей. Но всеобщность не

относится к самим вещам, которые по своему существованию все

единичны…

…На мой взгляд, идеи могут быть разделены на три разряда. Они

бывают: во-первых, реальные или фантастические; во-вторых, адекватные

или неадекватные; в-третьих, истинные или ложные.

Во-первых, под реальными идеями я разумею такие идеи, которые

имеют основание в природе, которые сообразны с реальным бытием и

существованием вещей, или со своими прообразами.

Фанатическими или химерическими я называю такие идеи, которые не

имеют ни основания в природе, ни сообразности с тою реальностью бытия, к

которой их молчаливо относят как к их прообразу…

Адекватные идеи суть такие идеи, которые полностью представляют

свои прообразы. Из наших реальных идей одни адекватны, а другие

неадекватны Адекватными я называю те идеи, которые полностью

представляют нам те прообразы, от которых, как полагает ум, они взяты и

которые они должны замещать, относясь к ним. Неадекватны идеи,

являющиеся лишь частичным или неполным представлением тех прообразов,

к которым их относят…

Идеи, отнесенные к чему-нибудь, могут быть истинными или

ложными. Идеи могут называться истинными или ложными, когда ум

относит какую-нибудь из них к чему-либо внешнему им. Ибо при этом ум

делает скрытное предположение об их сообразности с данной вещью; и если

это предположение будет истинным или ложным, то и сами идеи получат

такое же наименование.

Ум не может долго задержаться на одной неизменяющейся идее. Если

действительно идеи в нашем уме (пока мы имеем в нем какие-нибудь идеи)

постоянно меняются и текут в непрерывной последовательности, то

невозможно — возразит кто-нибудь − долгое время думать о каком бы то ни

было одном предмете. Если под этим подразумевать, что можно долгое время

удерживать в уме лишь одну и ту же отдельную идею без всякого (в не)

изменения, то я считаю это фактически невозможным…

Истина состоит в соединении или разделении представителей, смотря

по соответствию или несоответствию самих обозначаемых ими вещей,

ложность − в противоположном…

Почти никогда и нигде еще истина не получала признания при своем

первом появлении; новые взгляды всегда вызывают подозрение, всегда

встречают отпор лишь потому, что они еще не общеприняты. Но истина,

подобно золоту, не бывает менее истинной от того что она добыта из

рудников недавно.

…Устранение ложных основ идет не во вред, а на пользу истине,

которая терпит наибольший урон и подвергается наибольшей опасности

именно тогда, когда ее перемешивают с ложью или строят на лжи...

…Лучше отказаться от какого-нибудь своего мнения и отбросить его,

когда истина оказывается против него, чем опровергать чужое, ибо я ищу

только истину и всегда буду рад ей, когда бы и откуда бы она ни шла.

…Если бы люди изучили пути, которыми они пришли к знанию многих

всеобщих истин, они нашли бы, что эти истины появились в уме людей в

результате должного рассмотрения существа самих вещей…

Наше познание касается наших идей. Так как у ума во всех его мыслях

и рассуждениях нет непосредственного объекта, кроме тех его собственных

идей, одни лишь которые он рассматривает или может рассматривать, то

ясно, что наше познание касается только их.

Познание есть восприятие соответствия или несоответствия двух

идей. На мой взгляд, познание есть лишь восприятие связи и соответствия

либо несоответствия и несовместимости наших отдельных идей. В этом

только оно и состоит. Где есть это восприятие, есть и познание.

Интуитивное познание. Так как все наше познание, как я сказал,

состоит в созерцании умом своих собственных идей, в созерцании,

предстзерцании, предстамую большую ясность и величайшую достоверность,

какая только возможна для нас при наших способностях и при нашем способе

познания, то будет неплохо кратко рассмотреть степени его очевидности.

Различия в ясности нашего познания, на мой взгляд, зависят от

различных способов восприятия умом соответствия или несоответствия своих

идей. Если мы станем размышлять о своих способах мышления, то найдем,

что иногда ум воспринимает соответствие или несоответствие двух идей

непосредственно через них самих, без вмешательства каких-нибудь других

идей; это, я думаю, можно назвать «интуитивным познанием». Ибо уму не

нужно при этом доказывать либо изучать, он воспринимает истину, как глаз

воспринимает свет: только благодаря тому, что он на него направлен. Таким

образом, ум воспринимает, что белое не есть черное, что круг не есть

треугольник, что три больше двух и равно одному плюс два. Такого рода

истины ум воспринимает при первом взгляде на обе идеи вместе одной лишь

интуицией, без содействия других идей; и такого рода знание самое ясное и

наиболее достоверное, какое только доступно слабым человеческим

способностям. Эту часть познания нельзя не принять: подобно яркому

солнечному свету она заставляет воспринимать себя немедленно, как только

ум устремит свой взор в этом направлении. Она не оставляет места

колебанию, сомнению или изучению: ум сейчас же заполняется ее ясным

светом. От такой интуиции зависят всецело достоверность и очевидность

всего нашего познания. Такую достоверность каждый признает столь

значительной, что не может представить себе большей и потому не требует

ее, ибо человек не может представить себе, что он способен к более

достоверному знанию, чем знание того, что данная идея в его уме такова, как

он ее воспринимает, и что две идеи, в которых он замечает различие,

различны и не вполне тождественны…

Демонстративное познание. Следующей степенью познания является

та, где ум воспринимает соответствие или несоответствие идей, но не

непосредственно. Хотя всюду, где ум воспринимает соответствие или

несоответствие своих идей, там имеется достоверное познание, однако ум не

всегда замечает соответствие или несоответствие идей друг с другом даже

там, где оно может быть обнаружено; в этом случае ум остается в незнании и

по большей части не идет дальше вероятных предположений. Соответствие

или несоответствие двух идей не всегда может быть тотчас же воспринято

умом по той причине, что те идеи, о соответствии или несоответствии

которых идет речь, не могут быть соединены так, чтобы это обнаружилось. В

том случае, когда ум не может соединить свои идеи так, чтобы воспринять их

соответствие или несоответствие через их непосредственное сравнение и, так

сказать, помещение [их] бок о бок или приложение друг к другу, он старается

обнаружить искомое соответствие или несоответствие через посредство

других идей (одной или нескольких, как придется); именно это мы и

называем «рассуждением». Так, если ум хочет знать, соответствуют ли или не

соответствуют друг другу по величине три угла треугольника и два прямых,

он не может сделать это непосредственным созерцанием и сравнением их,

потому что нельзя взять сразу три угла треугольника и сравнить их с

каким-нибудь одним или двумя углами. Таким образом, в этом случае ум не

имеет непосредственного, интуитивного знания. В этом случае ум стремится

найти какие-нибудь другие углы, которым были бы равны три угла

треугольника; и, найдя, что эти углы равны двум прямым, он приходит к

знанию того, что углы треугольника равны двум прямым.

Чувственное познание существования отдельных вещей. Интуиция и

доказательства суть две ступени нашего познания. То, что не достигается тем

или другим, с какою бы ни принималось уверенностью, есть лишь вера или

мнение, а не знание, по крайней мере, для всех общих истин. Есть, правда, и

другое восприятие в уме, касающееся единичного существования конечных

предметов вне нас; простираясь дальше простой вероятности, но не достигая

вполне указанных степеней достоверности, оно слывет за «познание». Ничего

нет достовернее того, что идея, получаемая нами от внешнего объекта,

находится в нашем уме; это − интуитивное познание. Но некоторые считают,

что можно сомневаться, существует ли что-нибудь, кроме данной идеи в

нашем уме, и можем ли мы отсюда заключить с достоверностью о

существовании какого-нибудь предмета вне нас, соответствующего данной

идее, ибо в уме можно иметь такие идеи и тогда, когда таких предметов нет, и

никакой объект не воздействует на наши чувства. Но я думаю, что здесь у нас

есть чувство очевидности, устраняющее всякое сомнение.

Я спрашиваю любого, разве нет у него непоколебимой уверенности в

том, что он по-разному воспринимает, когда смотрит на солнце днем и думает

о нем ночью, когда действительно пробует полынь и нюхает розу и когда

только думает об этом вкусе или запахе? Разницу между идеей,

восстановленной в нашем уме нашей собственной памятью, и между идеей, в

данный момент приходящей в наш ум через наши чувства, мы сознаем так же

ясно, как разницу между любыми двумя отличными друг от друга идеями.

Если кто-нибудь скажет: «Сон может сделать то же самое, и все эти идеи

могут быть вызваны у нас без всяких внешних объектов», тому, быть может,

будет угодно услышать во сне, что я отвечаю ему: 1) неважно, устраню ли я

его недоумения или нет: где все лишь сон, там рассуждения и доказательства

не нужны, истина и познание − ничто; 2) я думаю, что он признает очень

большую разницу, снится ли ему, что он находится в огне, или он находится в

огне наяву. Но если бы кто решился быть таким скептиком, чтобы

утверждать, что то, что я называю «находится в огне наяву», есть лишь сон и

что мы не можем тем самым узнать с достоверностью о существовании вне

нас такой вещи, как огонь, я отвечаю следующее: если мы знаем достоверно,

что удовольствие или страдание происходит от прикосновения к нам

определенных предметов, существование которых мы воспринимаем своими

чувствами или видим во сне, что воспринимаем, то эта достоверность так же

велика, как наше благополучие или несчастье, и сверх этого нам безразлично,

идет ли речь о знании или существовании. Так что, мне думается, к двум

прежним видам познания можно прибавить и этот познание существования

отдельных внешних предметов через наше восприятие и осознание того, что

мы действительно получаем от них идеи, и таким образом допустить

следующие три ступени познания: интуитивное, демонстративное и

чувственное, причем для каждого из них существуют особые степени и виды

очевидности и достоверности.[17]