Социальные взгляды

Политическая власть − это право создавать законы,

предусматривающие смертную казнь и соответственно все менее строгие

меры наказания для регулирования и сохранение собственности и применять

силу сообщества для исполнения законов и для защиты государства от

нападения извне − и все это только ради общественного блага.

Для правильного понимания политической власти и определения

источника ее возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном

состоянии находятся все люди, а это − состояние полной свободы в

отношении их действий и в отношении распоряжения своим имуществом и

личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в

границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого

лица и не завися от чьей- либо воли. Это также состояние равенства, при

котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, − никто не имеет

больше другого.

Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же

породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые

природные преимущества и используя одни и те же способности, должны

также быть равными между собой без какого-либо подчинения или

подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным

проявлением своей воли не поставит одного над другим и не облечет его

посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на

господство и верховную власть. Но состояние свободы не равно состоянию

своеволия. Естественное состояние имеет законы природы, разум, который

учит, что нельзя приносить вред жизни, здоровью, собственности других.

Каждый обязан сохранять себя и сохранить остальную часть человечества. Не

существует подчинение, которое дает право уничтожать друг друга. В

естественном состоянии любой имеет право приводить в жизнь законы

природы, которые требуют мира и сохранения, и наказывать тех, кто

нарушает этот закон.

От человека, преступившего естественный закон, надо обезопасить

других, его можно уничтожить, т.к. с ним не может быть совместной жизни.

На этом основан закон природы. Поэтому в естественном состоянии человек

может наказывать и за меньшие нарушения закона, но в такой степени и с

такой же строгостью, чтобы это не было выгодно преступнику и дало ему

повод раскаяться и послужило уроком для остальных. Наказания в

естественном состоянии ничем не отличаются от наказаний в государстве. В

естественном состоянии каждый обладает исполнительной властью.

Гражданское правление избавляет от неудобств естественного состояния. А

эти неудобства огромны, так как люди − судьи в своих собственных делах. Ни

один преступник не осудит самого себя.

Состояние войны есть состояние вражды и разрушения. И,

следовательно, сообщая словом или действием не об опрометчивом и

поспешно принятом, но о продуманном и твердом решении лишить жизни

другого человека, сделавший это вовлекает себя в состояние войны с тем, в

отношении кого он заявил о подобном намерении, и, таким образом,

подвергает свою собственную жизнь опасности со стороны другого или

всякого, кто будет помогать тому защищаться и примет его сторону. Вполне

здраво и справедливо, чтобы я обладал правом уничтожить то, что угрожает

мне уничтожением. Ибо по основному закону природы нужно стремиться

оберегать человека насколько возможно; когда нельзя уберечь всех, то

необходимо в первую очередь думать о безопасности невинных. …Тот, кто

пытается полностью подчинить другого человека своей власти, тем самым

вовлекает себя в состояние войны с ним; это следует понимать как

объявление об умысле против его жизни. Ибо у меня имеется основание

заключить, что тот, кто хочет подчинить меня своей власти без моего

согласия, будет поступать со мной, добившись своего, как ему

заблагорассудится, и может даже уничтожить меня, если у него будет такая

прихоть; ведь никто не может желать иметь меня в своей неограниченной

власти, если только он не собирается принудить меня силой к тому, что

противоречит праву моей свободы, сделать меня рабом. Быть свободным от

подобной силы является единственным залогом моего сохранения; и разум

побуждает меня смотреть на него как на врага моей безопасности, который

стремится отнять у меня свободу, обеспечивающую ее; таким образом, тот,

кто пытается поработить меня, тем самым ставит себя в состояние войны со

мной.

Естественная свобода заключается в том, чтобы не быть ничем

связанным, кроме закона природы. Свобода людей в условиях существования

системы правления заключается в том, чтобы жить в соответствии с

постоянным законом, общим для каждого в этом обществе и установленным

законодательной властью, созданной в нем; это − свобода следовать моему

собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон.

Никто не может дать большую власть, чем та, которой он сам обладает и тот,

кто не может лишить себя жизни, не может дать другому власти над ней (над

своей жизнью). Состояние рабства − это продолжающееся состояние войны

между законным победителем и пленником. Если же о повиновении заключен

договор, то на время его действия состояния войны и рабства прекращаются.

Хотя земля и все низшие существа принадлежат сообща всем людям,

все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся

в его собственной личности. Человеку принадлежит труд его тела и работа

его рук, следовательно, и плоды, результаты его труда тоже… Человек имеет

право своим трудом присвоить столько, сколько сможет потребить, пока этот

предмет не подвергнется порче. Все остальное принадлежит другим. Главным

предметом собственности является сама земля. В соответствии может быть

лишь такой участок, какой под силу обработать одному человеку… Сначала

собственность труда была утверждена путем договора. Начало ей положили

труд и усердие, а потом разные государства при заключении союзов

публично отказались на претензию и прав на землю, составляющую

территорию других государств, хотя раньше по естественному праву они

имели право на эту землю. Это было положительное соглашение.

Политическое общество − там, где каждый из членов отказался от

естественной власти, передав ее в руки общества. Общество становится

третейским судьей, устанавливая постоянные правила, равные для всех с

помощью получивших от общества полномочий людей проводит в жизнь эти

правила, разрешает разногласия, наказывает. Гражданское общество − те, кто

объединены в одно целое и имеют общий установленный закон и судебное

учреждение, которое наделено властью разрешать споры и наказывать

преступников. Законодательная 2l власть − государство имеет право

устанавливать меру наказания за нарушения. Власть войны и мира. Власть

наказывает за ущерб, нанесенный любому члену общества тем, кто не входит

в него. Исполнительная власть выполняет приговор. Люди отказываются от

своей исполнительной власти, чтобы составить один народ, одно

политическое тело, под властью одних верхов правительства. Абсолютная

монархия несовместима с гражданским обществом. Цель гражданского

общества возмещать неудобства естественного состояния, которые

возникают, когда каждый человек − судья в собственном деле. Если

существуют какие-либо лица, не имеющие органа, куда можно обратиться

для разрешения разногласий − значит, эти лица еще в естественном

состоянии, тогда находится абсолютный государь в отношении тех, кто ему

подвластен. В естественном состоянии человек сам себя защищает, а в

абсолютной монархии всем распоряжается каприз и воля монарха − это на

ступень ниже обычного состояния разумных существ… Люди не могут

считать, что находятся в гражданском обществе, пока законодательная власть

не передана в руки коллективного органа. Ни для одного человека,

находящегося в гражданском обществе, не может быть сделано исключение

из законов этого общества.

Поскольку люди являются, как уже говорилось, по природе

свободными, равными и независимыми, то никто не может быть выведен из

этого состояния и подчинен политической власти другого без своего

собственного согласия. Единственный путь, посредством которого кто-либо

отказывается от своей естественной свободы и надевает на себя узы

гражданского общества, − это соглашение с другими людьми об объединении

в сообщество для того, чтобы удобно, благополучно и мирно совместно жить,

спокойно пользуясь своей собственностью и находясь в большей

безопасности, чем кто-либо не являющийся членом общества. Это может

сделать любое число людей, поскольку здесь нет ущерба для свободы

остальных людей, которые, как и прежде, остаются в естественном состоянии

свободы. Когда какое-либо число людей таким образом согласилось создать

сообщество или государство, то они тем самым уже объединены и составляют

единый политический организм, в котором большинство имеет право

действовать и решать за остальных. Ведь когда какое-либо число людей

создало с согласия каждого отдельного лица сообщество, то они тем самым

сделали это, сообщество единым организмом, обладающим правом выступать

как единый организм, что может происходить только по воле и решению

большинства. Ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть

лишь согласие составляющих его лиц, а поскольку то, что является единым

целым, должно двигаться в одном направлении, то необходимо, чтобы это

целое двигалось туда, куда его влечет большая сила, которую составляет

согласие большинства: в противном случае оно не в состоянии выступать как

единое целое или продолжать оставаться единым целым, единым

сообществом, как на то согласились все объединенные в него отдельные

лица; и, таким образом, каждый благодаря этому согласию обязан

подчиняться большинству.

Великой и главной целью объединения людей в государства и передачи

ими себя под власть правительства является сохранение их собственности.

Поскольку с момента объединения людей в общество большинство

обладало всей властью сообщества, то оно могло употреблять всю эту власть

для создания время от времени законов для сообщества и для осуществления

этих законов назначенными им должностными лицами; в этом случае форма

правления будет представлять собой совершенную демократию. Или же оно

может передать законодательную власть в руки нескольких избранных лиц и

их наследников или преемников, и тогда это будет олигархия. Или же в руки

одного лица, и тогда это будет монархия; если в руки его и его наследников,

то это наследственная монархия; если же власть передана ему только

пожизненно, а после его смерти право назначить преемника возвращается к

большинству, то это выборная монархия. И в соответствии с этим сообщество

может устанавливать сложные и смешанные формы правления и в

зависимости от того, что оно считает лучшим. Форма правления зависит от

того, у кого находится верховная власть, которая является законодательной

(невозможно предположить, чтобы низшая власть предписывала высшей или

чтобы кто бы то ни было, кроме верховной власти, издавал законы); в

соответствии с этим форма государства определяется тем, у кого находится

законодательная власть. Под государством я все время подразумеваю не

демократию или какую-либо иную форму правления, но любое независимое

сообщество.

Основной целью вступления людей в общество является стремление

мирно и безопасно пользоваться своей собственностью, а основным орудием

и средством для этого служат законы, установленные в этом обществе.

Первым и основным положительным законом всех государств является

установление законодательной власти; точно так же первым и основным

естественным законом, которому должна подчиняться сама законодательная

власть, является сохранение общества и каждого члена общества. Эта

законодательная власть является не только верховной властью в государстве,

но и священной и неизменной в руках тех, кому сообщество однажды ее

доверило.

Законодательная власть − это та власть, которая имеет право указывать,

как должна быть употреблена сила государства для сохранения сообщества и

его членов. Но так как законы, которые создаются один раз и в короткий срок,

обладают постоянной и устойчивой силой и нуждаются в непрерывном

исполнении или наблюдении за этим исполнением, то необходимо, чтобы все

время существовала власть, которая следила бы за исполнением тех законов,

которые созданы и остаются в силе. И таким образом, законодательную и

исполнительную власть часто надо разделять. Существует еще одна власть в

каждом государстве, которую можно назвать природной, так как она

соответствует той власти, которой по природе обладал каждый человек до

того, как он вступил в общество. Сюда относится право войны и мира, право

участвовать в коалициях и союзах, равно как и право вести все дела со всеми

лицами и сообществами вне данного государства; эту власть можно назвать

федеративной. Эти две власти, исполнительная и федеративная, хотя они в

действительности отличаются друг от друга, так как одна из них включает в

себя исполнение муниципальных законов общества внутри его самого по

отношению ко всему, что является его частями, другая же включает в себя

руководство внешними безопасностью и интересами общества в отношениях

со всеми теми, от кого оно может получить выгоду или потерпеть ущерб, все

же эти два вида власти почти всегда объединены. И хотя федеративная власть

при хорошем или дурном ее осуществлении имеет огромное значение для

государства, все же она менее способна руководствоваться

предшествующими постоянными положительными законами, чем

исполнительная власть; и поэтому по необходимости она должна

предоставляться благоразумию и мудрости тех, в чьих руках она находится,

для того чтобы она была направлена на благо общества. Ведь законы,

касающиеся взаимоотношений подданных друг с другом, направлены на

руководство их действиями и вполне могут предшествовать им. Но то, что

следует сделать в отношении иностранцев, во многом зависит от их

поступков и от различных замыслов и интересов, и это по большей части

следует предоставлять благоразумию тех, кому доверена эта власть, чтобы

они могли руководствоваться самым лучшим, что дает их искусство, ради

пользы государства. Хотя исполнительная и федеративная власть в каждом

сообществе в действительности отличается друг от друга, все же их вряд ли

следует разделять и передавать одновременно в руки различных лиц. Ведь

обе эти власти требуют для своего осуществления силы общества, и почти

что невыполнимо сосредоточивать силу государства в руках различных и

друг другу не подчиненных лиц или же создавать такое положение, когда

исполнительная и федеративная власть будут доверены лицам, которые могут

действовать независимо, вследствие чего сила общества будет находиться под

различным командованием, а это может рано или поздно привести к

беспорядку и гибели.

Во всех случаях, пока существует правление, законодательная власть

является верховной.

Исполнительная власть, если она находится где угодно, но только не в

руках лица, которое участвует также и в законодательном органе, явно

является подчиненной и подотчетной законодательной власти и может быть

по желанию изменена и смещена.

Когда законодательный орган передал исполнение созданных им

законов в другие руки, то у него все еще остается власть взять это из других

рук, когда к тому будет причина, и наказать за любое дурное управление,

нарушающее законы. То же самое справедливо и в отношении федеративной

власти, так как и она, и исполнительная власть − обе являются

министериальными и подчиненными по отношению к законодательной

власти, которая в конституционном государстве является верховной. Право

созывать и распускать законодательный орган − право, которым обладает

исполнительная власть, − не дает исполнительной власти верховенства над

законодательной, а является просто доверенным полномочием, данным ей в

интересах безопасности народа в том случае, когда неопределенность и

переменчивость человеческих дел не могут вынести постоянного

установленного правила.[18]

Монтескье Шарль Луи(1689 − 1755) − французский

философ-просветитель, политический мыслитель, историк и правовед,

писатель. Родился в семье знатного дворянина. Занимался изучением

искусства, а также наук естественных и общественных. Сотрудничал в

«Энциклопедии», возглавлявшейся Дидро.

Среди произведений, созданных Монтескье − «Размышления о

причинах величия и падения римлян» (1734), «Опыт о вкусе в

произведениях природы и искусства» (напечатана в «Энциклопедии»).

Наиболее фундаментальный и знаменитый труд Монтескье «О духе

законов» (1748).

 

 

…Я начал с изучения людей и нашел, что все бесконечное разнообразие

их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии.

Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами

собою подчиняются им, что история каждого народа вытекает из них как

следствие и всякий частный закон связан с другим законом или зависит от

другого, более общего закона.

Обратившись к древности, я постарался усвоить дух ее, чтобы случаи,

существенно различные, не принимать за сходные и не просмотреть различий

между теми, которые кажутся сходными.

Принципы свои я вывел не из своих предрассудков, а из самой природы

вещей.

Нельзя относиться безразлично к делу просвещения народа.

Предрассудки, присущие органам управления, были первоначально

предрассудками народа. Во времена невежества люди не ведают сомнений,

даже когда творят величайшее зло, а в эпоху просвещения они трепещут даже

при совершении величайшего блага. …Я счел бы себя счастливейшим из

смертных, если бы мог излечить людей от свойственных им предрассудков.

Предрассудками я называю не то, что мешает нам познавать те или иные

вещи, а то, что мешает нам познать самих себя.

Стремясь просветить людей, мы всего более можем прилагать к делу ту

общую добродетель, в которой заключается любовь к человечеству.

Человек − это существо столь гибкое и в общественном быту своем, столь

восприимчивое к мнениям и впечатлениям других людей − одинаково

способен и понять свою собственную природу, когда ему показывают ее, и

утратить даже всякое представление о ней, когда ее скрывают от него.

Законы в самом широком значении этого слова суть необходимые

отношения, вытекающие из природы вещей; в этом смысле все, что

существует, имеет свои законы: они есть и у божества, и у мира

материального, и у существ сверхчеловеческого разума, и у животных, и у

человека. Те, которые говорят, что все видимые нами в мире явления

произведены слепою судьбою, утверждают великую нелепость, так как что

может быть нелепее слепой судьбы, создавшей разумные существа?

Итак, есть первоначальный разум; законы же − это отношения,

существующие между ним и различными существами, и взаимные отношения

этих различных существ.

Бог относится к миру как создатель и охранитель; он творит по тем же

законам, по которым охраняет; он действует по этим законам, потому что

знает их; он знает их, потому что создал их, и он создал их, потому что они

соответствуют его мудрости и могуществу.

Непрерывное существование мира, образованного движением материи

и лишенного разума, приводит к заключению, что все его движения

совершаются по неизменным законам, и какой бы иной мир мы себе ни

вообразили вместо существующего, он все равно должен был бы или

подчиниться неизменным правилам, или разрушиться.

Таким образом, дело творения, кажущееся актом произвола,

предполагает ряд правил, столь же неизбежных, как рок атеистов. Было бы

нелепо думать, что творец мог бы управлять миром и помимо этих правил,

так как без них не было бы самого мира.

Эти правила − неизменно установленные отношения. Так, все движения

и взаимодействия двух движущихся тел воспринимаются, возрастают,

замедляются и прекращаются согласно отношениям между массами и

скоростями этих тел; в каждом различии есть единообразие и в каждом

изменении − постоянство.

Единичные разумные существа могут сами для себя создавать законы,

но у них есть также и такие законы, которые не ими созданы. Прежде чем

стать действительными, разумные существа были возможны, следовательно,

возможны были отношения между ними, возможны поэтому и законы.

Законам, созданным людьми, должна была предшествовать возможность

справедливых отношений. …Итак, надо признать, что отношения

справедливости предшествуют установившему их положительному закону.

Так, например, если существует общество людей, то справедливо, чтобы

люди подчинялись законам этого общества…

Но мир разумных существ далеко еще не управляется с таким

совершенством, как мир физический, так как хотя у него и есть законы, по

своей природе неизменные, он не следует им с тем постоянством, с которым

физический мир следует своим законам. Причина этого в том, что отдельные

разумные существа по своей природе ограничены и потому способны

заблуждаться и что, с другой стороны, им свойственно по самой их природе

действовать по собственным побуждениям. Поэтому они не соблюдают

неизменно своих первоначальных законов, и даже тем законам, которые они

создают сами для себя, они подчиняются не всегда.

Неизвестно, находятся ли животные под управлением общих или

каких-нибудь особенных законов движения. Как бы то ни было, они не

связаны с богом более близкими отношениями, чем остальной материальный

мир; способность же чувствовать служит им лишь для их отношений друг к

другу, к другим существам и к самим себе.

В свойственном им влечении к наслаждению каждое из них находит

средство для охраны своего отдельного бытия, и это же влечение служит им

для сохранения рода. Они имеют естественные законы, потому что соединены

способностью чувствовать и не имеют законов положительных, потому что

не соединены способностью познавать. Но они не следуют неизменно и

своим естественным законам; растения, у которых мы не замечаем ни

чувства, ни сознания, лучше их следуют последним. …Как существо

физическое, человек подобно всем другим телам управляется неизменными

законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы,

установленные богом, и изменяет те, которые сам установил. Он должен

руководить собою, и, однако, он существо ограниченное; как всякое смертное

разумное существо, он становится жертвою неведения и заблуждения и

нередко утрачивает и те слабые познания, которые ему уже удалось

приобрести, а как существо чувствующее, он находится во власти тысячи

страстей.

Такое существо способно ежеминутно забывать своего создателя − и

Бог напоминает ему о себе в заветах религии; такое существо способно

ежеминутно забывать самого себя − и философы направляют его законами

морали. Созданный для жизни в обществе, он способен забывать своих

ближних − и законодатели призывают его к исполнению своих обязанностей

посредством политических и гражданских законов.

Всем этим законам предшествуют законы природы, названные так

потому, что они вытекают единственно из устройства нашего существа.

Чтобы основательно познакомиться с ними, надо рассмотреть человека во

время, предшествовавшее образованию общества. Законы, по которым он

жил в том состоянии, и будут законами природы. …Как только люди

соединяются в обществе, они утрачивают сознание своей слабости,

существовавшее между ними равенство исчезает, и начинается война. Каждое

отдельное общество начинает сознавать свою силу отсюда состояние войны

между народами. Отдельные лица в каждом обществе начинают ощущать

свою силу и пытаются обратить в свою пользу главные выгоды этого

общества - отсюда война между отдельными лицами.

Появление этих двух видов войны побуждает установить законы между

людьми. Как жители планеты, размеры которой делают необходимым

существование на ней многих различных народов, люди имеют законы,

определяющие отношения между этими народами: это международное право.

Как существа, живущие в обществе, существование которого нуждается в

охране, они имеют законы, определяющие отношения между правителями и

управляемыми: это право политическое.

…Есть у них еще законы, коими определяются отношения всех граждан

между собою: это право гражданское. …Закон, говоря вообще, есть

человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; а

политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более

как частными случаями приложения этого разума.

Эти законы должны находиться в таком тесном соответствии со

свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно

редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными и для

другого народа.

Необходимо, чтобы законы соответствовали природе и принципам

установленного или установляемого правительства, имеют ли они целью

устройство его, что составляет задачу политических законов, или только

поддержание его существования, что составляет задачу гражданских законов.

Они должны соответствовать физическим свойствам страны, ее

климату − холодному, жаркому или умеренному, качествам почвы, ее

положению, размерам, образу жизни ее народов-земледельцев, охотников или

пастухов, степени свободы, допускаемой устройством государства, религии

населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, нравам и

обычаям; наконец, они связаны между собой и обусловлены

обстоятельствами своего возникновения, целями законодателя, порядком

вещей, на котором они утверждаются. Их нужно рассмотреть со всех этих

точек зрения.

Это именно я и предполагаю сделать в настоящей книге. В ней будут

исследованы все эти отношения; совокупность их образует то, что называется

Духом законов. …Есть три образа правления: республиканский,

монархический и деспотический… Республиканское правление − это то, при

котором верховная власть находится в руках или всего народа, или части его.

Монархическое − при котором управляет один человек, но посредством

установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом все вне

всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица.

В монархиях политика совершает великие дела при минимальном

участии добродетелей, подобно тому как самые лучшие машины совершают

свою работу при помощи минимума колес к движений. Такое государство

существует независимо от любви к отечеству, от стремления к истинной

славе, от самоотвержения, от способности жертвовать самым дорогим и от

всех героических добродетелей, которые мы находим у древних и о которых

знаем только по рассказам.

Законы заменяют здесь все эти добродетели, ставшие ненужными;

государство освобождает всех от них: всякое действие, нне производящее

шума, там в некотором смысле остается без последствий.

Честь, т. е. предрассудки каждого лица и каждого положения, заменяет

в нем, [монархическом правлении], политическую добродетель, о которой я

говорю выше, и всюду ее представляет. Честь может там вдохновлять людей

на самые прекрасные деяния и в соединении с силою законов вести их к

целям правительства не хуже самой добродетели.

Как для республики нужна добродетель, а для монархии честь, так для

деспотического правительства нужен страх. В добродетели оно не нуждается,

а честь была бы для него опасна.

…Политическая свобода состоит совсем не в том, чтобы делать то, что

хочется. В государстве, т. е. в обществе, где есть законы, свобода может

заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно

хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть.

Необходимо уяснить себе, что такое свобода и что такое независимость.

Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин

мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы

свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане.

Если справедливо, что характер ума и страсти сердца чрезвычайно

различны в различных климатах, то законы должны соответствовать и

различию этих страстей, и различию этих характеров…

Холодный воздух производит сжатие окончаний внешних волокон

нашего тела, отчего напряжение их увеличивается и усиливается приток

крови от конечностей к сердцу. Он вызывает сокращение этих мышц и таким

образом еще более увеличивает их силу. Наоборот, теплый воздух ослабляет

наружные волокна, растягивает их и, следовательно, уменьшает их силу и

упругость.

Поэтому в холодных климатах люди крепче. Деятельность сердца и

реакция окончаний волокон там совершаются лучше, жидкости находятся в

большем равновесии, кровь энергичнее стремится к сердцу, и сердце в свою

очередь обладает большей силой. Эта большая сила должна иметь немало

последствий, каковы, например, большее доверие к самому себе, т. е. большее

мужество, большее сознание своего превосходства, т. е. меньшее желание

мстить, большая уверенность в своей безопасности, т. е. больше прямоты,

меньше подозрительности, политиканства и хитрости. Поставьте человека в

жаркое замкнутое помещение, и он по вышеуказанным причинам ощутит

очень сильное расслабление сердца. И если бы при таких обстоятельствах ему

предложили совершить какой-нибудь отважный поступок, то, полагаю, он

выказал бы очень мало расположения к этому. Расслабление лишит его

душевной бодрости, он будет бояться всего, потому что будет чувствовать

себя ни к чему не способным. Народы жарких климатов робки, как старики;

народы холодных климатов отважны, как юноши.

В южных странах организм нежный, слабый, но чувствительный,

предается любви, которая беспрерывно зарождается и удовлетворяется в

гареме, а при более независимом положении женщин связана с множеством

опасностей. В северных странах организм здоровый, крепко сложенный, но

тяжеловесный, находит удовольствие во всякой деятельности, которая может

расшевелить душу: в охоте, странствованиях, войне и вине. В северном

климате вы увидите людей, у которых мало пороков, немало добродетелей и

много искренности и прямодушия. По мере приближения к югу вы как бы

удаляетесь от самой морали: там вместе с усилением страстей умножаются

преступления, и каждый старается превзойти других во всем, что может

благоприятствовать этим страстям. В странах умеренного климата вы увидите

народы, непостоянные в своем поведении и даже в своих пороках и

добродетелях, так как недостаточно определенные свойства этого климата не

в состоянии дать им устойчивость.

В климате чрезмерно жарком тело совершенно лишается силы. Тогда

расслабление тела переходит на душу: такой человек ко всему равнодушен,

не любопытен, не способен ни на какой благородный подвиг, ни на какое

проявление великодушия, все его склонности приобретают пассивный

характер, лень становится счастьем,

там предпочитают переносить наказания,

чем принуждать себя к деятельности духа, и рабство кажется более легким,

чем усилия разума, необходимые для того, чтобы самому управлять собою.

В Азии всегда были обширные империи; в Европе же они никогда не

могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины гораздо

обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области; а

поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы

менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие

преграды.

Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы

там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы

разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с

естественным разделением страны.

В Европе в силу ее естественного разделения образовалось несколько

государств средней величины, где правление, основанное на законах, не

только не оказывается вредным для прочности государства, но, напротив,

настолько благоприятно в этом отношении, что государство, лишенное такого

правления, приходит в упадок и становится слабее других.

Вот что образовало тот дух свободы, благодаря которому каждая страна

в Европе с большим трудом подчиняется посторонней Силе, если эта

последняя не действует посредством торговых законов и в интересах ее

торговли…

Напротив, в Азии царит дух рабства, который никогда ее не покидал; во

всей истории этой страны невозможно найти ни одной черты, знаменующей

свободную душу; в ней можно увидеть только героизм рабства.

В стране с подходящей для земледелия почвой, естественно, устанавливается

дух зависимости. Крестьяне, составляющие главную часть ее населения,

менее ревнивы к своей свободе; они слишком заняты работой, слишком

поглощены своими частными делами. Деревня, которая изобилует всеми

благами, боится грабежей, боится войска. Таким образом, в странах плодородных всего чаще встречается правление одного, а в странах

неплодородных − правление нескольких, что является иногда как бы

возмещением за неблагоприятные природные условия.

Бесплодная почва Аттики породила там народное правление, а на

плодородной почве Лакедемона возникло аристократическое правление как

более близкое к правлению одного − правлению, которого в те времена

совсем не желала Греция.

Многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, принципы

правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого

образуется общий дух народа.

Чем более усиливается в народе действие одной из этих причин, тем

более ослабляется действие прочих.

Над дикарями властвует почти исключительно природа и климат,

китайцами управляют обычаи, в Японии тираническая власть принадлежит

законам, над Лакедемоном в былое время господствовали нравы, принципы

правления и нравы старины господствовали в Риме…

Люди управляются различными законами: правом естественным;

божественным правом, которое есть право религии; правом церковным,

иначе − каноническим, которое есть право религиозной дисциплины; правом

международным, которое можно рассматривать как вселенское гражданское

право, в том смысле, что каждый народ есть гражданин вселенной; общим

государственным правом, которое имеет своим предметом человеческую

мудрость, создавшую все человеческие общества; частным государственным

правом, имеющим в виду каждое отдельное общество; правом завоевания,

которое основано на представлении, что один народ хотел, мог или должен

был совершить насилие над другим народом; гражданским правом отдельных

обществ, посредством которого гражданин может защищать свое имущество

и жизнь против всякого другого гражданина; наконец, семейным правом,

которое является следствием разделения общества на отдельные семейства,

требующие особого управления.

Существуют, следовательно, различные разряды законов, и высшая

задача человеческого разума состоит в том, чтобы точным образом

определить, к какому из названных разрядов по преимуществу относятся те

или другие вопросы, подлежащие определению закона, дабы не внести

беспорядка в те начала, которые должны управлять людьми.

Не следует ни делать предметом постановлений божественного закона

то, что относится к законам человеческим, ни решать посредством

человеческого закона то, что подлежит законам божественным. Эти два рода

законов отличаются один от другого своим происхождением, своей целью и

своей природой.

Все согласны в том, что природа человеческих законов отличается от

природы религиозных законов. Это есть великий принцип, но он в свою

очередь подчинен другим принципам, которые следует определить.

Человеческим законам свойственно от природы подчиняться всем

видоизменившимся обстоятельствам действительности и следовать за всеми

изменениями воли людей; напротив, свойство религиозных законов − никогда

не изменяться. Постановления человеческих законов относятся к благу,

установления религии − к высшему благу. Благо может иметь какую-то иную

цель, потому что существует много различных благ; но высшее благо едино

и, следовательно, изменяться не может. Законы можно изменять, потому что

они признаются законами только тогда, когда они хороши; но установления

религии всегда считаются наилучшими.

Есть государства, где законы ничего не значат и служат лишь

выражением прихотливой и изменчивой воли государя. Если бы в таких

государствах религиозные законы были однородны с человеческими

законами, то они также не имели бы никакого значения. Между тем для

общества необходимо, чтобы существовало что-то постоянное; это

постоянное и есть религия.

Сила религии покоится главным образом на вере в нее, а сила

человеческих законов − на страхе перед ними. Древность существования

благоприятствует религии; степень веры часто соразмеряется с отдельностью

предмета, в который мы верим, ибо наш ум при этом бывает свободен от

побочных понятий той отдаленной эпохи, которые могли бы противоречить

нашим верованиям. Человеческим законам, напротив, дает преимущество

новизна их происхождения. Она указывает на особое, живое внимание

законодателя, направленное на то, чтобы добиться их исполнения[19].

Руссо Жан-Жак(1712 − 1778) − французский философ-просветитель,

политический мыслитель, писатель, теоретик искусства. Родился в Женеве,

в семье часовщика. Систематического образования не получил. Прибыв в

Париж в начале 40-х годов, Руссо сотрудничал в «Энциклопедии» Дидро.

Широкую известность Руссо получил после выхода «Рассуждения о

науках и искусствах», небольшого произведения, написанного на конкурс,

объявленный Дижонской академией: способствовало ли возрождение наук

и искусств улучшению нравов? Слава оригинального мыслителя

упрочилась за Руссо после выхода других его произведений, в частности

«Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми»

(1755). Самое знаменитое и влиятельное произведение Руссо «Об

общественном договоре, или Принципы политического права» (1762).

 

 

«РАССУЖДЕНИЕ О НАУКАХ И ИСКУССТВАХ»

Как и тело, дух имеет свои потребности. Телесные потребности

являются основой общества, а духовные его украшают. В то время как

правительство и законы охраняют общественную безопасность и

благосостояние сограждан, науки, литература и искусства менее

деспотичные, но, быть может, более могущественные − обвивают гирляндами

цветов оковывающие людей железные цепи, заглушают в них естественное

чувство свободы, для которой они, казалось бы, рождены, заставляют их

любить свое рабство и создают так называемые цивилизованные народы.

Необходимость воздвигла троны, науки и искусства их утвердили. Сильные

мира сего, любите таланты и покровительствуйте их обладателям!

Цивилизованные народы, лелейте их. Счастливые рабы, вы им обязаны

изысканным и изощренным вкусом, которым вы гордитесь, мягкостью

характера и обходительностью нравов, способствующими более тесному и

легкому общению, словом всеми внешними признаками добродетелей,

которых у вас нет.

Наши души развращались, по мере того как совершенствовались науки

и искусства. Быть может, мне скажут, что это несчастье, присущее только

нашей эпохе?

Нет, милостивые государи, зло, причиняемое нашим суетным

любопытством, старо, как мир. Приливы и отливы воды в океане не строже

подчинены движению ночного светила, чем судьба нравов и

добропорядочности − успехам наук и искусств. По мере того как они озаряют

наш небосклон, исчезает добродетель, и это явление наблюдается во все

времена и во всех странах.

Взгляните на Египет, эту первую школу Вселенной… В этой стране

родились философия и изящные искусства, и вскоре после этого она была

завоевана…

Посмотрите на Грецию, когда-то населенную героями…

Нарождающаяся письменность еще не внесла порчи в сердца обитателей этой

страны, но вскоре за нею последовали успехи искусств, разложение нравов,

македонское иго, и Греция − всегда ученая, всегда изнеженная и всегда

порабощенная − отныне стала только менять своих повелителей. Все

красноречие Демосфена не в состоянии было вдохнуть свежие силы в

общество, расслабленное роскошью и искусством.

Вот каким образом роскошь, развращенность и рабство во все времена

становились возмездием за наше надменное стремление выйти из счастливого

невежества, на которое нас обрекла вечная Мудрость. Казалось бы, густая

завеса, за которую она скрыла от нас все свои пути, должна была бы указать

нам на то, что мы не предназначены для пустых изысканий. Но есть ли хоть

один ее урок, которым мы сумели бы воспользоваться, и хоть один урок,

которым мы пренебрегли безнаказанно? Народы! Знайте раз навсегда, что

природа хотела оберечь вас от наук, подобно тому как мать вырывает из рук

своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от вас тайны являются

злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучения составляет одно из

немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они были бы еще хуже, если

бы имели несчастье рождаться учеными[20].

 

 

«РАССУЖДЕНИЕ О ПРОИСХОЖДЕНИИ

И ОСНОВАНИЯ НЕРАВЕНСТВА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ»

Я замечаю двоякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я

назову естественным или физическим, так как оно установлено природой,

состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или

душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или

политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или

по крайней мере стало правомерным с согласия людей. Оно состоит в

различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том,

например, что одни более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие,

или даже заставляют их повиноваться себе.

Способность к совершенствованию, которая при содействии различных

обстоятельств ведет к постепенному развитию всех остальных способностей.

Она так же присуща всему нашему роду, как и каждому индивидууму,

тогда как животное по истечении нескольких месяцев будет тем, чем

останется оно всю свою жизнь, а его вид через тысячу лет тем же, чем был в

первом году этого тысячелетия.

…Печально было бы, если бы пришлось признать, что эта своеобразная

и почти безграничная способность является источником почти всех

человеческих несчастий, что она, в союзе с временем, выводит в конце

концов человека из того первобытного состояния, в котором он вел

спокойную и невинную жизнь, что она, способствуя в течение целого ряда

веков расцвету его знаний и заблуждений, пороков и добродетелей,

заставляет его сделаться тираном над самим собой и природой.

У всех народов мира умственное развитие находится в соответствии с

теми потребностями, которые породила в них природа или заставили

приобрести обстоятельства, и, следовательно, с теми страстями, которые

побуждают их заботиться об удовлетворении этих потребностей.

…Я отметил бы то обстоятельство, что северные народы опережают в

общем южные в области промышленности, так как им труднее без нее

обойтись, и что, следовательно, природа, как бы стремясь установить

известное равенство, наделила умы продуктивностью, в которой отказала

почве. Но если даже мы и не станем прибегать к малонадежным

свидетельствам истории, разве не ясно для всякого, что все как бы намеренно

удаляет от дикаря искушения и средства выйти из того состояния, в котором

он находится. Его воображение ничего ему не рисует, его сердце ничего не

требует. Все, что нужно для удовлетворения его скромных потребностей, у

него под рукой, он настолько далек от уровня знаний, обладать которыми

необходимо, чтобы пожелать приобрести еще большие, что у него не может

быть ни предусмотрительности, ни любознательности.

Не имея никакого нравственного общения между собой, не признавая за

собою никаких обязанностей по отношению к себе подобным, люди не могли

быть, по-видимому, в этом состоянии ни хорошими, ни дурными и не имели

ни пороков, ни добродетелей, если только мы не будем, понимая слова эти в

физическом смысле, называть пороками в индивидууме те качества, которые

могут препятствовать его самосохранению, и добродетелями те, которые

могут ему способствовать; но в таком случае наиболее добродетельным

пришлось бы назвать того, кто менее других противится внушениям природы.

После того как я доказал, что неравенство едва заметно в естественном

состоянии и его влияние там почти ничтожно, мне остается показать, как

возникает оно и растет в связи с последовательным развитием человеческого

ума. После того как я доказал, что способность к совершенствованию,

общественные добродетели и прочие духовные свойства, которыми наделен

был человек в естественном состоянии, не могли развиваться сами собой, что

они нуждались для этого в содействии множества внешних причин, которые

могли и вовсе не возникнуть и без которых он навсегда остался бы в

первобытном состоянии, мне предстоит дать обзор и выяснить значение

различных случайностей, которые могли способствовать совершенствованию

человеческого разума, способствуя в то же время вырождению человечества,

которые могли сделать человека существом злым, сделав его существом

общежительным, и дойти от эпохи бесконечно далекой до той поры, когда

человек и Вселенная стали такими, какими мы их видим. Первый, кто напал

на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это мое» − и нашел людей,

достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным

основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и

убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот,

кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не

слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что

плоды земные принадлежат всем, а земля − никому!» Но весьма вероятно, что

дела не могли уже тогда оставаться дольше в том положении, в каком они

находились. Идея собственности, зависящая от многих идей

предшествующих, которые могли возникнуть лишь постепенно, не внезапно

сложилась в уме человека. Нужно было далеко уйти по пути прогресса,

приобрести множество технических навыков и знаний, передавать и

умножать их из века в век, чтобы приблизиться к этому последнему пределу

естественного состояния.

Я проношусь стрелой через длинную вереницу веков, так как время

идет: рассказать мне нужно о многом, а движение прогресса вначале почти

что неуловимо, и чем медленнее следовали друг за другом события, тем

скорее можно описать их. Первые завоевания человека открыли ему, наконец,

возможность делать успехи более быстрые. Чем больше просвещался ум, тем

больше развивалась промышленность. Люди не располагались уже на ночлег

под первым попавшимся деревом и не прятались в пещерах. У них появилось

нечто вроде топоров.

С помощью твердых и острых камней они рубили деревья, копали

землю и строили из древесных ветвей хижины, которые научились

впоследствии обмазывать глиной или грязью. Это была эпоха первого

переворота. Образовались и обособились семьи; появились зачатки

собственности, а вместе с этим уже возникли, быть может, столкновения и

раздоры.

Пока люди довольствовались сельскими хижинами, шили себе одежды

из звериных шкур с помощью древесных колючек или рыбьих костей,

украшали себя перьями или раковинами, разрисовывали свое тело в

различные цвета, улучшали или делали более красивыми свои луки и стрелы,

выдалбливали острыми камнями немудрящие рыбачьи лодки или выделывали

с помощью тех же камней грубые музыкальные инструменты, словом, пока

они выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и

разрабатывали лишь такие искусства, которые не требовали сотрудничества

многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми,

насколько могли быть таковыми по своей природе, и продолжали

наслаждаться всей прелестью независимых отношений. Но с той минуты, как

человек стал нуждаться в помощи другого, с той минуты, как люди заметили,

что одному полезно иметь запас пищи, достаточный для двух, равенство

исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд, и обширные леса

превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим

потом и на которых скоро взошли и расцвели вместе с посевами рабство и

нищета.

Великий переворот этот произвело изобретение двух искусств:

обработки металлов и земледелия. В глазах поэта − золото и серебро, а в

глазах философа − железо и хлеб цивилизовали людей и погубили род

человеческий.

Все способности наши получили теперь полное развитие. Память и

воображение напряженно работают, самолюбие всегда настороже, мышление

стало деятельным, и ум почти достиг уже предела доступного ему

совершенства. Все наши естественные способности исправно несут уже свою

службу; положение и участь человека стали определяться не только на

основании его богатства и той власти приносить пользу или вред другим,

какой он располагает, но также на основании ума, красоты, силы или

ловкости, заслуг или дарований, а так как только эти качества могли

вызывать уважение, то нужно было иметь их или делать вид, что имеешь.

Выгоднее было казаться не тем, чем был в действительности; быть и

казаться − это для того времени уже вещи различные, и это различие вызвало

появление ослепляющего высокомерия, обманчивой хитрости и пороков,

составляющих их свиту. С другой стороны, из свободного и независимого,

каким был человек первоначально, он превратился как бы в подвластного

всей природе, особенно же ему подобным, рабом которым до некоторой

степени он становится, даже становясь их господином. Если он богат, он

нуждается в их услугах, если он беден, то нуждается в их помощи, и даже при

среднем достатке он все равно не в состоянии обойтись без них. Он должен

поэтому постоянно стараться заинтересовать их в своей судьбе, заставить их

находить действительную или мнимую выгоду в том, чтобы содействовать

его благополучию, а это делает его лукавым и изворотливым с одними,

надменным и жестоким с другими и ставит его в необходимость обманывать

тех, в ком он нуждается, если он не может заставить их себя бояться и не

находит выгодным у них заискивать. Ненасытное честолюбие, страсть

увеличивать свое благосостояние, не столько ввиду истинных потребностей,

сколько для того, чтобы стать выше других, внушают всем людям низкую

склонность вредить друг другу и тайную зависть, тем более опасную, что,

желая вернее нанести удар, она часто прикрывается личиной

благожелательности. Словом, конкуренция и соперничество, с одной

стороны, а с другой − противоположность интересов и скрытое желание

обогатиться на счет другого − таковы ближайшие последствия возникновения

собственности, таковы неотлучные спутники нарождающегося неравенства.

Прежде чем изобретены были особые знаки, заменяющие всякие

ценности, богатство могло состоять почти исключительно в землях и стадах

скота, являвшихся единственными реальными благами, которыми могли

владеть люди. Но когда поземельные владения, переходившие по наследству

из рода в род, настолько увеличились в числе и размерах, что покрыли собою

всю землю и соприкасались между собою, то одни из них могли возрастать

уже только на счет других. Те люди, которые остались ни при чем, благодаря

тому, что слабость или беспечность помешали им в свою очередь приобрести

земельные участки, стали бедняками, ничего ни потеряв, потому что не

изменились, когда все изменилось вокруг них, и принуждены были получать

пропитание из рук богатых или же похищать его у них. Отсюда возникли

мало-помалу, в зависимости от различий в характере тех и других, господство

и рабство или насилия и грабежи. Богатые же со своей стороны, едва

ознакомившись с удовольствием властвовать, стали скоро презирать всех

остальных и, пользуясь прежними рабами для подчинения новых, только и

помышляли, что о порабощении и угнетении своих соседей, подобно

прожорливым волкам, которые, раз отведав человеческого мяса, отвергают

всякую другую пищу и желают пожирать только людей.

Таким образом, наиболее могущественные или наиболее бедствующие,

основываясь на своей силе или своих нуждах, стали приписывать себе своего

рода право на имущество другого, равносильное в их глазах праву

собственности, и за уничтожением равенства последовали жесточайшие

смуты. Захваты богатых, разбои бедных, разнузданные страсти и тех и

других, заглушая естественное сострадание и слабый еще голос

справедливости, сделали людей скупыми, честолюбивыми и злыми. Началась

бесконечная борьба между правом сильного и правом первого завладевшего,

приводившая к постоянным столкновениям и убийствам.

Возникающее общество стало театром ожесточеннейшей войны.

Погрязший в преступлениях и пороках и впавший в отчаяние род

человеческий не мог уже ни вернуться назад, ни отказаться от сделанных им

злосчастных приобретений; употребляя во зло свои способности, которые

могли служить лучшим его украшением, он готовил себе в грядущем только

стыд и позор и сам привел себя на край гибели.

Если мы проследим за прогрессом неравенства в связи с этими

различными переворотами, то увидим, что возникновение законов и права

собственности было начальным пунктом этого прогресса, установление

магистратуры − вторым, а третьим, и последним, − изменение правомерной

власти в основанную на произволе; так что различие между богатым и

бедным было узаконено первой эпохой, различие между сильным и

слабым − второй, а третьей − различие между господином и рабом.

Это − последняя ступень неравенства, тот предел, к которому приводят все

остальные, если только новые перевороты не уничтожат совершенно

управления или не приблизят его к правомерному устройству.

Я попытался изложить историю происхождения и развития

неравенства, возникновения политических обществ и злоупотреблений,

которым открывают они место, насколько все это может быть выведено из

природы человека, при свете одного только разума и независимо от

священных догм, дающих верховной власти санкцию божественного права.

Из изложения этого видно, что неравенство, почти ничтожное в естественном

состоянии, усиливается и растет в зависимости от развития наших

способностей и успехов человеческого ума и становится наконец прочным и

правомерным благодаря возникновению собственности и законов.

Из него следует далее, что нравственное неравенство, узаконенное

одним только положительным правом, противно праву естественному,

поскольку оно не совпадает с неравенством физическим. Это различие

достаточно ясно показывает, что должны мы думать о том виде неравенства,

которое царит среди всех цивилизованных народов, так как естественное

право, как бы мы его ни определяли, очевидно, не может допустить, чтобы

дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом, и горсть

людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство нуждается в

самом необходимом[21].

 

«ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ДОГОВОРЕ,

ИЛИ ПРИНЦИПЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРАВА»

Человек рожден свободным, а между тем везде он в оковах. Иной

считает себя повелителем других, а сам не перестает быть рабом в еще

большей степени, чем они. Каким образом произошла эта перемена? Я не

знаю. Что может сделать эту перемену законной? Думаю, что я могу

разрешить этот вопрос.

Древнейшее из всех обществ и единственно естественное − это семья;

но и в семье дети остаются привязанными к отцу только до тех пор, пока они

нуждаются в нем для самосохранения. Как только исчезает эта

необходимость, естественные узы рушатся. Дети, свободные от обязанности

повиноваться отцу, и отец, свободный от обязанности заботиться о детях,

становятся равно независимыми. Если же они и продолжают жить в

единении, то это происходит уже добровольно, а не естественно, и

целостность самой семьи поддерживается только путем соглашения.

Эта общая свобода есть следствие человеческой природы. Ее первый

закон − забота о самосохранении, ее первые заботы − те, которые человек

обязан иметь по отношению к самому себе; и как только человек Достигает

разумного возраста, он становится своим собственным господином, будучи

единственным судьей тех средств, которые пригодны для его

самосохранения…

Поскольку ни один человек не имеет естественной власти над себе

подобными и поскольку сила не создает никакого права, то в качестве основы

всякой законной власти среди людей остаются соглашения.

Отказаться от своей свободы − это значит отказаться от своего

человеческого достоинства, от права человека, даже от его обязанностей. Нет

такого вознаграждения, которое могло бы возместить отказ от всего. Такой

отказ несовместим с человеческой природой; отнять всякую свободу у своей

воли равносильно отнятию всяких нравственных мотивов у своих поступков.

Наконец, соглашение, в котором, с одной стороны, выговорена абсолютная

власть, а с другой − безграничное повиновение, есть пустое и противоречивое

соглашение…

Итак, с какой точки зрения ни рассматривать вещи, право рабства

ничтожно, и не только потому, что оно беззаконно, но и потому, что оно

нелепо и ничего не означает. Слова раб и право противоречивы; они

исключают одно другое.

Если, таким образом, мы устраним из общественного соглашения то,

что не составляет его сущности, то мы найдем, что оно сводится к

следующему: Каждый из нас отдает свою личность и всю свою мощь под

верховное руководство общей воли, и мы вместе принимаем каждого члена

как нераздельную часть целого.

Вместо отдельной личности каждого договаривающегося этот акт

ассоциации немедленно создает моральное и коллективное целое,

составленное из стольких членов, сколько собрание имеет голосов, целое,

которое получает путем этого самого акта свое единство, свое общее я, жизнь

и волю. Эта общественная личность, составленная путем соединения всех

остальных личностей, получала в прежнее время название гражданской

общины, а теперь называется республикой или политическим телом, которое

именуется своими членами государством, когда оно пассивно, и сувереном,

когда оно активно, державой − при сопоставлении ее с ей подобными. По

отношению к участникам они коллективно принимают имя народа, а в

отдельности называются гражданами, как участники суверенной власти, и

подданными, как подчиненные законам государства.

Суверен, будучи образован из составляющих его частных лиц, не имеет

и не может иметь интересов, противоположных их интересам; поэтому

подданные не нуждаются в гарантии против суверенной власти, ибо

невозможно предположить, чтобы организм захотел вредить всем своим

членам, и мы увидим ниже, что он не может вредить никому в отдельности.

Суверен есть всегда то, чем он должен быть, по тому одному, что он

существует.

Но дело обстоит не так с отношениями подданных к суверену; несмотря

на общий интерес, ничто не ручалось бы за выполнение ими принятых на

себя обязательств, если бы суверен не нашел средств обеспечить себе их

верность.

Дабы это общественное соглашение не оказалось пустой

формальностью, оно молчаливо заключает в се