В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СПИНОЗЫ

Яков увлекся философией Спинозы в молодые годы. Увлечение вылилось позднее в книгу "Бенедикт Спиноза", которая была издана в Москве в предвоенном 1940 году. Книга сделала имя исследователя учения голландского философа, кандидата философских наук, Якова Абрамовича Мильнера известным и своим в философских кругах.

Спиноза настолько вошел в жизнь ученого, что его день рождения - 24 ноября - отмечался как семейный праздник. Ирина, став женой Якова, укрепила эту традицию.

Она любила Якова любовью зрелой, понимающей женщины, для которой стали важными ум, доброта, забота мужа. Он не балагур, не весельчак, с ним интересно не потому что умел развлекать ее шутками-прибаутками, а потому что имел выработанные им самим взгляды, не повторял чужих слов и выражений, словом, был оригинален.

Яков имел длинные, до плеч, волосы, лицо задумчивого, серьезного человека. Вида был неказистого из-за невысокого роста и искривленного позвоночника.

В описываемый вечер Ирина знала, что муж вот-вот придет с работы, он всегда торопился домой в этот торжественный день. Принесет бутылку-другую сухого вина, взглянет на стол и скажет задушевно:

- Положительно невозможно представить тебя бездействующей.

"Положительно невозможно" - это его изобретение, никто из знакомых Ирины так не говорил.

Сегодня день был особенный: исполнилось триста тридцать лет со дня рождения Спинозы. Пришли двое друзей с женами. Сели за стол, налили вина. Поднялся, как обычно, Яков Абрамович и произнес речь. Говорил вдохновенно. Ирина всегда восхищалась им в такие минуты. В конце слова о Спинозе сказал:

- Двести восемьдесят семь лет назад Бенедикт Спиноза закончил свою знаменитую "Этику". Сообщаю вам, друзья мои, что я сегодня отнес в издательство рукопись книги "Этика, или Принципы истинной человечности".

Ирина, конечно, знала об этом: она помогала мужу в работе. Но то, что он сказал далее, было решительно (еще одно любимое словечко Якова) неожиданным:

- На титульном листе - фамилия Мильнер-Иринин. Да, да. Я хочу имя жены - моего верного друга - сделать своей второй фамилией, запечатлеть это имя на века.

Яков работал главным редактором философской литературы в издательстве "Наука". Будущее ему представлялось радостно-звучным.

* * *

А у Бенедикта не было своей Ирины, хотя и намечалась, когда он из училища перешел в популярную школу амстердамца Эндена. Там он сблизился с его дочерью Кларой-Марией. Она обучала его латыни. Учила хорошо, да и ученик был исключительно старательный и способный. Латынью со временем овладел в совершенстве. Именно тогда сменил свое имя Барух - Благословенный, данное ему при рождении, на Бенедикта - в латинском звучании. Кстати, книги он писал на латыни - языке общения ученых всех стран того времени.

Учительница была милой, стройной девушкой с черными удлиненными глазами. В двадцатом веке такие глаза рисовал у женщин бельгийский художник Поль Дельво. Клара-Мария была умна и образована. Владела, кроме латыни, греческим языком. Могла наизусть читать стихи Гомера и Горация. Рассудительный, тихий и молчаливый юноша нравился девушке.

* * *

Будущее не оказалось светлым и прекрасным. Книгу Якова Абрамовича затребовали в ЦК КПСС. Известный в те годы философ, академик Павел Федорович Юдин предложил ее издать хотя бы тысячным тиражом. Но другой философ, вице-президент АН СССР, член ЦК Петр Николаевич Федосеев, решил судьбу книги по-иному: ее издали на правах рукописи тиражом - смешно сказать - в шестьдесят экземпляров. Но это было одно из обстоятельств, способствовавших возникновению интереса к книге у читающей публики. Ее передавали из рук в руки, снимали, даже переписывали главы.

* * *

24 ноября 1632 года в большом доме на улице Бургвал в Амстердаме был слышен плач ребенка. Родился мальчик. Отец его Михоэл - состоятельный человек, занимавшийся торговлей. Ведал он и финансовыми операциями амстердамской еврейской общины.

Мать Дебора, хрупкая и болезненная, умерла, когда сыну исполнилось шесть лет. Барух был похож на нее: смуглое и умное лицо, голубые и живые глаза, черные и кудрявые волосы.

В училище он слыл илуем - гениальным ребенком. Став юношей, уверовал в мощь разума, превращающего раба в свободного благодаря познанию мира. Двадцатилетним поступает в школу Франциска ван ден Эндена, в которой и подружился с голландкой Кларой-Марией. Там усиленно изучает философию Джордано Бруно и Рене Декарта. Надо здесь сказать, что интерес к учению француза вылился в книгу "Основы философии Декарта", опубликованную, когда Спинозе было тридцать один год.

В 1654 году умер отец. Юноше пришлось продолжить его дело и небезуспешно. Но это отвлекало от занятий философией, и Барух, отказавшись от наследства в пользу сестер Ревекки и Мириам, становится шлифовальщиком линз, зарабатывая ремеслом на жизнь.

В комнате, в которой он жил, стояли железная койка, маленький стол, шлифовальный станок и два стула. На стене - книжная полка. И в конце жизни Спиноза такой же нетребовательный к благам. Он жил тогда в Гааге в доме художника Спика в мезонине.

Лукас, хорошо знавший этот период, рассказывал:

- Трудно поверить, как скромно и бережливо он жил... Врожденное чувство стыдливости, умение довольствоваться самым необходимым, нежелание есть чужой хлеб - таковы причины его скромности... Бывало так, что на весь день он себе заказывал молочный суп с маслом стоимостью в три пфеннига и кружку пива...

Но вернемся к молодому Спинозе. Он уже тогда пришел к выводу, что мы все обязаны направлять разум на постижение величественной природы, что бог и природа - это одно и то же. Вольнолюбивые речи юноши дали результат: магамад - совет общины - объявил, что 27 июля 1656 года в синагоге Бет-Иаков будет проклят двадцатичетырехлетний Барух Спиноза.

Синагога была переполнена. Все знали о хереме. Так называлось великое отлучение еретика, означавшее изгнание из общины.

При свете свечей кантор громко и значительно провозгласил:

- Никто не должен говорить со Спинозой ни устно, ни письменно, ни оказывать ему какие-либо услуги, ни проживать с ним под одной крышей, ни стоять от него ближе, чем на четыре локтя, ни читать ничего, им составленного или написанного.

Раввины предали анафеме вольнодумца во время его отсутствия. Бенедикт помнил, что другой философ Уриэль Дакоста, на которого тоже пала херема, не проявив предусмотрительности, чуть не был растерзан толпой фанатиков этой же общины. На бежавшего Уриэля Дакосту падали градом камни. Позднее он покончил жизнь самоубийством.

Бенедикт был вынужден покинуть Амстердам. Начались его скитания по Голландии. Перед отъездом встретился с Кларой-Марией. Разговор был безрезультатным: Спиноза не имел ни средств к существованию, ни постоянного места жительства. Расставание было печальным. Бенедикт попросил спеть на прощание песню, которую они переняли от друзей, уверявших, что это турецкая песня о царевне Мелисельде:

В ручье, как зеркало, кристально чистом,

Лежит и нежится царевна Мелисельда.

И к ней ласкается ручей

И страстно жмет к груди своей.

О Мелисельда!

Вот вышла из ручья. Как первый снег, чиста

И ослепительна, и обжигает красота...

О Мелисельда!

Кораллами алеют губы,

Сверкают перламутром зубы.

О Мелисельда!

И лик ее величествен. Он

Сияньем благостным и гордым озарен.

О Мелисельда!

В глазах таятся молнии и грозы

Уста - благоуханье розы...

О Мелисельда!

* * *

Известность Мильнера-Иринина возросла после издания сборника статей "Актуальные проблемы марксистской этики". Он вышел в свет в Тбилиси в 1967 году. Тираж его приличный для научного сборника - пять тысяч.

Бандероль из Тбилиси получила Ирина и вскрыла ее. Открывался сборник внушительной статьей Якова Абрамовича "Этика - наука о должном". Мало того, в нем напечатана глава из книги, которая называлась "Принцип совести".

Ирина позвонила мужу:

- Яша, принципы истинной человечности начинают побеждать! Твои друзья сдержали слово: тебя опубликовали в сборнике по методологии этики.

Придя домой, Мильнер увидел в сборнике много знакомых фамилий. Ему было приятно.

Книгу высоко оценили, о чем Яков Абрамович знал, Г.Д. Бандзеладзе, талантливый грузинский этик, П.М. Егидес, борец и философ, В.С. Штейн из Алма-Аты, М.А. Камышан из Днепропетровска.

Сборник, который был издан в Тбилиси, планировалось издать в Томске, где я тогда работал. Собирая сборник, я предложил Якову Абрамовичу написать статью. Но сборник мне издать в Томске не удалось: его просто запретили.

Отношения у меня с Мильнером установились дружеские. Я сохранил четыре его письма. Они доброжелательны и содержательны. В одном из них - слова благодарности. Дело в том, что я послал ему свою книгу "Этика", изданную в Томске.

- Вчера поздно вечером получил Вашу книгу с любезной дарственной надписью. Большое-пребольшое Вам за нее спасибо. Я чувствую, что с большим удовольствием ее прочитаю, так как успел ее полистать, - писал Яков Абрамович.

Свою "Этику" послал ему и Гела Бандзеладзе. На ней надпись:

- Великому ученому и гражданину от Бандзеладзе.

Встретились мы с Яковом Абрамовичем на обсуждении тбилисского сборника в Институте философии АН СССР в Москве.

Да, такое обсуждение состоялось. В зале заседаний все места были заняты. Мильнер-Иринин сел сбоку: видел весь зал. Выступлений было много. Тогда уже обнаружилось наличие враждебного отношения части философов к трудам Якова Абрамовича. Оно дало о себе знать через несколько месяцев. В журналах "Коммунист" и "Вопросы философии" появились не просто отрицательные, а разгромные, рецензии на сборник. Больше всех досталось Мильнеру-Иринину и Егидесу, не обошли Бандзеладзе и меня, хотя я и не был правоверным мильнеранцем.

Оппоненты и защитники Мильнера проявляли излишнюю запальчивость, горячность и часто отступали от норм научной полемики, цель которой - истина. Но она не воссияла в этой борьбе.

* * *

"Этика" Мильнера - не эпигонская книга. Влияние Спинозы есть, конечно. Как же - любимый философ... Есть сходство в методе построения этики. Этот метод - аксиоматический, содержащий возможность ошибок. Оба выбирали некоторые положения как самостоятельные, как безусловно истинные, а потом последовательно применяли в своих построениях, доказывая новые положения. Оба философа обращались ко всем людям, к человечеству. Мильнер и книгу назвал "Этика, или Принципы истинной человечности".

Различия более разительны. Однажды Яков Абрамович так объяснил коренное различие:

- Бенедикт был рационалистом и считал, что разум - вот свет совести, я же утверждаю, что совесть - это свет разума.

Книга Мильнера есть не что иное, как торжественная песнь в честь совести. И в разговорах с коллегами и друзьями, и в книгах Яков Абрамович не уставал повторять:

- Нет таких благ в мире, которые способны были бы искупить, а тем более оправдать потерю человеком совести.

Прекрасно сказано. И таких высказываний в книге много.

- Совесть, - говорил он, - самое заветное в человеке, она единственный и естественный верховный судья всех человеческих деяний.

Я не собираюсь объявлять книгу Мильнера-Иринина образцовой, эталонной, совершенной во всех отношениях. Нет, в ней немало наивного. Но размышления о совести сохранят значение навеки.

Спиноза любил повторять:

- Не осмеивать человеческих поступков, не огорчаться ими и не клясть их, а понимать.

Последователи Спинозы сделали эту фразу короче:

- Не плакать, не смеяться, но понимать.

Такова должна быть позиция философа. Бенедикт следовал своему убеждению в жизни: стойко переносил невзгоды, терпеливо старался понять поступки людей. Мужества ему было не занимать. Якова Абрамовича восхищало прежде всего это качество философа. Когда он размышлял о жизни Спинозы, видел его склонившимся над станком и шлифующим стекла, переезжающим с места на место, кочующим по Нидерландам, гонимым, лежащим в постели, бледным и измученным туберкулезом. Исследователь жизни и учения Спинозы Мильнер знал также, что философ все же однажды не просто плакал, а горько рыдал.

Было это в августе 1672 года: фанатичная толпа растерзала Яна де Витта и его брата. Первый был главой нидерландского правительства, он побудил Спинозу написать "Богословско-политический трактат", вызвавший бешеную ненависть ревнителей чистоты религии. Трактат был опубликован анонимно, но авторство Спинозы быстро раскрыли. Вскоре события приняли трагический оборот для де Витта. Нидерланды не смогли дать должный отпор Франции, напавшей на страну. Вину возложили на главу правительства. Спиноза был вынужден совершенно уединиться. Именно в это время он и закончил свою "Этику".

* * *

Два великих философа семнадцатого века Лейбниц и Спиноза встретились. Было это в 1676 г. За пять лет до встречи Лейбниц написал Спинозе: "Знаменитому и славнейшему мужу Бенедикту де Спинозе. Среди прочих достоинств Ваших, о которых разносит славу молва, я слышал также и о Вашей выдающейся опытности в области оптики".

Лейбниц прислал свою статью по оптике. Ответ пришел через пять недель. Завязалась переписка. Обоих интересовала проблема усовершенствования интеллекта. Спиноза называл немецкого ученого человеком свободного ума и сведущим в науках.

Встречу организовал Шуллер, друг и врач Спинозы. С первых минут установилось взаимопонимание. Величественный тридцатилетний Лейбниц ходил по кабинету, Спиноза сидел в кресле. Позднее гость скажет в "Новых эссе":

- Спиноза - прекрасный человек с прекрасной биографией.

Лейбниц перед встречей посетил Францию, которая была монархической, в которой правил абсолютизм, и которая враждебно относилась к свободной республиканской Голландии. Естественно, разговор зашел о свободе. Оба сошлись во мнении, что без понимания мира вещей и явлений нет свободы.

- Свобода есть осознанная необходимость, - сказал Спиноза.

Он рассказал гостю о книге "Этика", ее идеях. Лейбниц больше спрашивал, чем излагал свои взгляды. Оба знали о расхождениях и старались не касаться спорного. Они искали единства. И эти два разных философа во время встречи находили его. Свободу они противопоставляли не необходимости, а принуждению, тому, что сковывает деятельность людей, а также своеволию и произволу.

Умер Спиноза 21 февраля 1677 года, не прожив на свете даже сорока пяти лет. Сгубила его чахотка, усугубившаяся шлифованием линз.

В 1982 году исполнилось триста пятьдесят лет со дня рождения Спинозы. Яков Абрамович традиционно произнес речь. Рассказывая о последних днях жизни философа он не смог сдержать слез - сказывался возраст:

- Зима принесла страдания. Лихорадочное состояние, кровохарканье не оставляли философа. Лицо сделалось серого цвета. Врач Шуллер, ученик Спинозы, ничем не мог помочь учителю.

Все было так. О приближающейся кончине Шуллер сообщил Лейбницу: "Боюсь, что господин Спиноза нас скоро покинет. Болезнь, унаследованная от матери, причиняет ему ужасные боли. С каждым днем ему становится все хуже и хуже".

Спиноза умер в три часа дня сидя в кресле, когда в доме никого не было - ни хозяев, ни врача. На скульптурном портрете (1881 год) М. Антокольского, хранящемся в Эрмитаже, философ запечатлен сидящим в кресле в последние минуты жизни. Руки скрещены, книга у ног, голова лишь слегка опущена. Кажется Спиноза навеки погрузился в раздумье.