Обзор историографии.

Внешнеполитическая деятельность Юстиниана, его борьба за воссоздание могущества Римской империи, геополитическая битва с сасанидским Ираном, противостояние набегам варварских племён, в первую очередь, славянских, всегда было объектом пристального внимания со стороны как отечественной, так и зарубежной историографии. Но и не был оставлен в стороне другой компонент интересующей нас темы – исследование источниковых особенностей и материала «Тайной истории» Прокопия Кесарийского. Краткому обзору изучения этих проблем в отечественной и зарубежной исторической науке и будет посвящён данный историографический очерк.

Внешнеполитическая деятельность императора Юстиниана получила достаточно подробное освещение в обобщающем труде известного дореволюционного российского византиниста Ф.И.Успенского (1845 – 1928 г.г.). «История Византийской империи» (1913 – 1948 г.г.). В этом фундаментальном сочинении Успенским рассмотрены разнообразные аспекты положения Восточной Римской империи в системе международных связей того времени, включая влияние политической и культурной традиции Византии на соседние племена, преимущественно на славянские.[2] Для начала следует рассмотреть вопрос: как оценивает учёный общее направление внешней политики Юстиниана? Ф.И.Успенский считает, что основной целью василевса ромеев на мировой арене было восстановление Римской империи и распространении её, вместе с ортодоксальным христианством, на всю Ойкумену.[3] Анализируя представления о власти эпохи раннего Средневековья, Ф.И.Успенский приходит к выводу, что данная идея была адекватна мироощущению людей того времени.[4] Однако, по мнению исследователя, мысль о восстановлении Римской империи в прежнем её виде, оставаясь популярной в разных слоях общества, была утопией в силу «этнографических» (натиск славян на Балканы) и геополитических (ожесточённое противостояние персов и ромеев на Востоке).[5] В данных условиях основной вектор направления внешнеполитической деятельности Юстиниана – борьба с арианскими «варварскими» королевствами вандалов и остготов на Западе представляется учёному не соответствующим реальным государственным задачам, стоящим перед Византией , что в его глазах и обусловливает фиктивность перспективы воссоздания прежней империи.[6]

Анализирует Ф.И.Успенский и особенности проведения Юстинианом своего внешнеполитического курса и на различных направлениях. Особенно подробно он останавливается на итальянском, африканском и балканском театрах боевых действий. Так, основную идею войны с готами и вандалами исследователь видит, как уже говорилось выше, в восстановлении универсальности Римской империи и борьбе за чистоту веры против арианства, причём Успенский отмечает, что Юстиниан, по его мнению, изначально включал эти войны в программу своего царствования.[7] Причина быстрого успеха войск ромеев в Африке видится учёному в силе внутренних противоречий в Вандальском королевстве (присвоении германцами-вандалами всех земель местного населения), которые привели к возникновению социальной напряжённости.[8] Эффективность действий византийской армии в Италии связывается исследователем с преимуществом по части боевой техники, дисциплины и искусства ведения войны даже немногочисленного войска Юстиниана, возглавляемого Велисарием, над «народным ополчением» остготов королей Теодата и Витигиса.[9] Продолжительность же борьбы василевса Восточной Римской империи за овладение Италией объясняется Ф.И.Успенским двумя факторами: слабостью немногочисленных византийских военных сил (поскольку, как отмечает учёный, император Юстиниан не ожидал столь ожесточённого сопротивления[10]) и «дурной администрацией», поставленной византийской властью во главе завоеванных городов. [11] Успех же готов во главе с Тотилой на выделяемом исследователем втором этапе ведения войны связывается исследователем с «социальным и политическим переворотом», произведённым последним, а именно: широким привлечением в свою армию крестьян и беглых рабов.[12] Политика же Юстиниана в отношении славян, укоренившихся на Дунае и совершавших постоянные набеги на земли империи, рассматривается Ф.И.Успенским опять-таки как не соответствующая запросам времени: огромные средства, вложенные василевсом в поддержание старых и строительство новых укреплений, вовсе не были оправдны исторически, поскольку данная оборонительная система не смогла противостоять решительному натиску славянских пришельцев и дальнейшему их расселению на землях Балканского полуострова.[13] Успехи же многочисленных славянских вторжений., по мнению учёного, объясняются тем, что Юстиниан был занят в это время тяжёлой войной в Италии (которая, как мы уже выяснили, представлялась исследователю неудачной попыткой реставрации отживших норм), отвлекавшей значительную часть сил с балканского театра и не позволявшей Юстиниану, ослеплённому своими имперскими амбициями, выработать новые методы взаимоотношений со славянскими племенами.[14] Анализируя характерные особенности славяно-византийских отношений указанного периода, исследователь выделяет следующие: VI в. – время приобщения отдельных представителей славянской верхушки к византийской культуре и образу жизни; выделяются две стадии походов славян на Византию в это столетие: первая половина VI в. – набеги с целью грабежа и захвата добычи и пленных, вторая – вторжения с ориентацией на дальнейшую колонизацию имперских земель (условным рубежом Успенский признаёт события 550 – 551 г.г., в ходе которых славяне стремились заселить Солунь и приморские области Балкан[15]); данные походы славян приводят к образованию в их племенной среде ранних политических структур; средства же борьбы Юстиниана с варварами – обыкновенные приёмы римско-византийской дипломатии, включающие привлечение на свою сторону племенных и коленных вождей путём щедрых выплат и пожалования почётных званий.[16]Изменение характера славянских набегов (более целенаправленное стремление «склавинов и антов» к расселению в окрестностях Солуни и в других областях Балканского полуострова, а также появление их первых поселений к югу от Дуная) в последние годы правления Юстиниана объясняется исследователем влиянием развитой военной организации аваров.[17] Относительно персидской политики Успенский делает два важных вывода. Во-первых, он утверждает, что одной из ключевых причин противостояния двух держав была неустойчивость границы между ними.[18] Во-вторых, неуспехи боевых действий ромеев против персов объясняются исследователем вовлечённостью основных сил Византии в борьбу на Западе.[19]

Интерес вызывает и оценка Ф.И.Успенским «Тайной истории» Прокопия Кесарийского как исторического источника. С одной стороны. Исследователь обвиняет Прокопия в двуличности и тенденциозности,в изображении личностных и политических портретов Юстиниана и Феодоры[20] ; с другой – использует некоторые факты, содержащиеся в труде Прокопия для заключения собственных выводов (например, относительно страшного разорения Северной Африки и Италии вследствие войн Юстиниана).[21]

Таким образом, мы можем сделать вывод, что Ф.И.Успенский в своей работе оценивает внешнюю политику Юстиниана скорее как не соответствующую историческим условиям его эпохи, несмотря на размах замыслов императора и их воплощения.[22] Противоречиво относится учёный и к «Тайной истории»: признавая её источником не вполне достоверным, он, тем не менее, использует отдельные факты, содержащиеся в ней.

Обратимся к ещё одному видному представителю дореволюционного отечественного византиноведения – Юлиану Андреевичу Кулаковскому (1855 – 1919 г.г.). Его труд «История Византии» (1910 – 1915 г.г.) преимущественно представляет собой хронику событий вплоть до 717 г. и не претендует на теоретическое осмысление отобранного материала. Однако некоторые концептуальные умозаключения на его страницах можно обнаружить. Так, Кулаковский приходит к выводу, что страшное нашествие войска гуннов в 528 г. на балканские владения Византии и послужило решительным точком для Юстиниана, побудившим василевса заняться системой укреплений.[23] Военные действия с персами на восточной границе империи в первые годы царствования императора. По мнению историка, носили такой же вялотекущий характер, как и при императоре Анастасии.[24] Исследователь полагает, что Юстиниан вообще тяготился войной с персами, так как она мешала ему в полной мере воплотить его великие планы восстановления римской власти и ортодоксального христианства на Западе. Что и явилось важной предпосылкой заключения «вечного мира» в 532 г.[25] Заключение же договора с Хосровом, по мнению Кулаковского, и было одним из решающих факторов того, что василевс решился начать войну с вандалами.[26] Нетрудно усмотреть в этом выводе перекличку с уже рассматривавшимися выше взглядами Ф.И.Успенского. Причиной слабости Вандальского королевства перед лицом Византии Кулаковскому представляется тяга к роскоши некогда воинственных германцев, которая их изнежила.[27]Однако в отличие от Успенского исследователь считает, что сельское население оставалось в целом лояльным власти вандалов.[28] Восстановление же Юстинианом старых имущественных прав православной («кафолической») церкви рассматривается историком как причина последовавших общественных потрясений и бедствий.[29] Что же касается отношения к достоверности известий «Тайной истории» Прокопия Кесарийского, то Кулаковский считает её достаточно надёжным источником для освещения самых разнообразных сторон византийской истории, включая придворный церемониал и быт, военные столкновения и т.д.

В советское время изучение истории Византии, как и всякой другой страны в любой период её истории, основывалось на формационной теории и концепции классовой борьбы. Наиболее заметным специалистом по эпохе Юстиниана в нашей стране в 1940 – 1980 –е г.г. стала Зинаида Владимировна Удальцова (1918 – 1987 г.г.). Её перу принадлежат многие работы по разным аспектам византийской истории: от дипломатии до культуры. Начнём краткий обзор её сочинений с монографии «Италия и Византия в VI в.» (1959 г.). В данной работе Удальцова выдвигает положение, что Восточная Римская империя в данное время являлась основным источником рабовладения и. следовательно, являлась естественной опорой итальянских рабовладельцев.[30] Из этого учёный делает вывод, что природа и история византийского нашествия могут быть только через призму классовых интересов рабовладельцев.[31] Быструю победу армии Юстиниана Удальцова объясняет военным превосходством византийцев, поддержкой союзников (римской рабовладельческой знати и высшего католического духовенства), противоречиями между двумя группами остготской знати – военной знатью, стремящейся к независимости и проримской партией, готовой пойти на компромисс с Юстинианом; политическим курсом Витигиса. пытавшегося удовлетворить одновременно интересы обеих сторон, введение в заблуждение широких масс римско-италийского населения, патриотические чувства которого не могла разбудить «узкоклассовая политика» Витигиса.[32] Временный успех вождя восставших остготов – Тотилы – обусловлен, по мнению историка, его попыткой сближения с угнетёнными классами Италии.[33] Что касается оценки установления господства византийской власти над Италией, то здесь Удальцова придерживается воззрения о крайней реакционности господства Восточной Римской империи, которое несло местному населению реставрацию крупного рабовладельческого землевладения, восстановление зависимости рабов и колонов, установление налогового гнёта и произвола имперского бюрократического аппарата, что, по мнению исследователя, тормозило развитие феодализма в Италии.[34] Более общий анализ внешней политики Юстиниана Удальцова даёт в своей статье, вошедшей в состав тома III коллективного труда советских историков «История Византии». (1967 г.). Основной целью деятельности Юстиниана на мировой арене по-прежнему признаётся восстановление им Римской империи в прежнем масштабе, однако теперь этот процесс имеет прочную классовую основу – правящий рабовладельческий класс Византии в целом.[35] Лёгкость завоевания византийцами Северной Африки объясняется историком следующим образом: в среде вандальской знати наметились противоречия между провизантийской партией и сторонниками сохранения независимости, нарастала социальная борьба как между завоевателями и завоёванными (социальная, этническая, конфессиональная рознь), так и между рядовыми вандалами и знатью, всё более отделявшейся от своего народа, военная мощь королевства пришла в упадок, эмиссары Юстиниана ловко играли на имевших место противоречиях.[36]Естественными союзниками византийцев Удальцова считает православное духовенство, старую римскую рабовладельческую аристократию, купечество африканских городов, тесно связанное с Византией.[37] Результатом же завоевания Вандальского королевства стала реставрация римких рабовладельческих порядков, которая, по мнению историка, и вызвала взрыв народного возмущения против имперской власти. В отличие от Кулаковского, Удальцова не списывает недовольство африканского населения лишь на восстановление имущественных прав православной Церкви, но считает, что обострение социальной напряжённости обусловливается комплексом мер византийского правительства, нацеленных на реставрацию рабовладения.[38] Причинами же восстания солдатских масс 536 г. ученый считает острую борьбу за землю, между византийским правительством, раздававшим её потомкам римской рабовладельческой аристократии и православной Церкви, и рядовыми воинами, а также конфессиональные противоречия между арианами и православными.[39] Окончательную победу Юстиниана над своими врагами в Африке Удальцова приписывает раздробленности местных племён, неоднородности социального состава участников, стихийности восстаний и отсутствию у восставших дисциплины.[40] Причиной экспансии Византии в Юго-Восточную Испанию историк считает стремление правящего класса Восточной Римской империи захватить её богатства, которое активно поддерживало купечество восточных провинций державы[41], а кроме того, стратегический интерес превращения Средиземного моря вновь в «Римское озеро».[42] Внутреннее положение Испании, ознаменовавшееся социальными потрясениями (конфликты между вестготской знатью и различными слоями населения), как заключает исследователь, вновь импонировало завоевательным планам Юстиниана.[43] Последовавшая скорая утрата владений византийцами объясняется Удальцовой наличием тесной связи между испано-римской и вестготской знатью, несмотря на все противоречия.[44] Вообще, конечная неудача Восточной Римской империи в утверждении на Западе, по мнению исследовательницы, обусловлена одним серьёзным фактором: попыткой реставрации рабовладельческих отношений.[45] Последствиями её для империи Удальцова считает разорение страны и народных масс, усиление налогового гнёта, а также неудачи в войнах с персами и славянами.[46]

Таким образом, можно сделать вывод, что в работах З.В.Удальцовой предложена концепция внешней политики Византии времён Юстиниана как попытки реставрации рабовладельческой империи в угоду отживавшим свой век представителям правящего класса. Острые социальные, этнические и конфессиональные противоречия в «варварских» королевствах способствовали достижению данной цели. Однако попытка реставрации крупного рабовладения римского типа на завоёванных территориях, установление византийского фискального гнёта свело на нет все усилия Юстиниана и византийского истеблишмента. Более того, подобная внешняя политика, обращённая в прошлое, способствовала разорению страны и населения, обострение социального положения, а кроме того, ухудшение положения империи на других фронтах – персидском и славянском. Вышеизложенная концепция излагается З.В.Удальцовой и во многих её статьях, в частности в коллективном труде «Всемирная история», в томе III, посвящённом периоду раннего и развитого Средневековья, в статье, посвящённой кризису рабовладельческих отношений в Византии.[47]

Останавливалась Удальцова в своих исследованиях и на втором компоненте интересующей нас проблемы – изучении «Тайной истории» Прокопия Кесарийского как исторического источника по изучению истории Византийской империи эпохи Юстиниана, в том числе и внешней политики этого периода. В своей работе «Идейно-политическая борьба в ранней Византии по данным сочинений историков (IV –VII в.в.)» (1974 г.) исследовательница анализирует вехи биографии Прокопия Кесарийского, особенности его политических взглядов и мировоззрения. Рассмотрев особенности концепции византийского историка в двух его «полярных» по оценкам царствования василевса работах – трактате «О постройках» и «Тайной истории», Удальцова делает вывод о двойственности мышления Прокопия, в котором, по его мнению уживались «сухой и холодный карьерист» и тайный «диссидент».[48] Относительно же достоверности картины деятельности Юстиниана, в том числе и его внешней политики, созданной на страницах «Тайной истории», исследовательница утверждает, что этот портрет далеко не во всём соответствует истине, поскольку Прокопий в своём труде, по её мнению, желая обличить злодейства Юстиниана и Феодоры, явно потерял чувство меры и сумел изобразить даже хорошие поступки царственной четы в дурном свете.[49] Что же касается аспектов мировоззрения Прокопия Кесарийского, важных для понимания его концепции внешней политики, то Удальцова подробно останавливается на изображении историком варваров. Она делает вывод, что, со одной стороны. Прокопий Кесарийский сообщает о варварских народах достоверные сведения[50] и в описании их обычно проявляет несвойственную римским и византийским писателям сдержанность,[51] однако при этом он всё равно уверен в окончательной победе римского мира и поэтому относится к варварам с презрением, а порой и с открытой враждебностью.[52]

Немалое внимание в отечественной историографии уделялось славянскому направлению внешней политики Юстиниана. Одним из своеобразных итоговых обобщений по этой теме является монография В.П.Будановой «Варварский мир в эпоху Великого переселения народов» (2000г). В данной работе проанализированы этапы натиска варварский племён на Римскую империю и на её преемницу = Византию (Восточную Римскую империю). В главе III своей работы В.П.Буданова подробно останавливается на истории славяно-византийского противостояния в VI в. Прежде всего, исследовательница отмечает тот факт, что славянские миграции, устремлённые на восток, к границам Византии, косвенным образом способствовали стабилизации положения в германском племенном мире на Западе.[53] Рассматривается в монографии и механизм проникновения славян в придунайские области: исследовательница приходит к выводу, что существовали две волны славянских миграции, одна из которых в второй половине V в. заселяла Полабье, а другая – Паннониию и Дакию.[54] Здесь же Буданова делает важное заключение, что отношения между империей и славянскими племенами в V – VI в.в. постепенно приобрели отлаженную схему: чередование мира и войн.[55] Политика же собственно Византии по отношению к пришедшим варварам строилась на привычном для империи принципе исключительности и универсальности власти её главы и притязаний державы.[56] Во взаимоотношениях славян и ромеев Буданова выделяет две важные вехи: 40-е г.г. VI в., когда славянские походы в земли Восточной Римской империи становятся более массовыми, чем ранее в царствование императоров Анастасия I (491 – 518 г.г.) и Юстина I (518 – 527 г.г.), и середину VI в.. после которой славяне приступают к планомерному заселению Балканского полуострова, «задерживаются в пределах империи».[57]

Следует также сказать несколько слов и о зарубежной историографии внешней политики Юстиниана и изучения «Тайной истории» Прокопия Кесарийского как её источника. Одним из виднейших её представителей является французский учёный второй половины XIX –первой половины XX в. Шарль Диль (1859 – 1944 г.г.). В своей работе «Юстиниан и византийская цивилизация в VI в.» Диль рассматривает императора Юстиниана I ак выдающегося государственного деятеля ранней Византии, который считал своей провиденциальной задачей восстановление Римской империи в прежних границах вкупе с распространением на земли ариан-еретиков православного христианства.[58] Василевс под пером французского историка предстаёт также искуснейшим дипломатом, который сумел ловко и к вящей выгоде для себя воспользоваться внутренними противоречиями в «варварских» королевствах и рознью между ними, причём зачастую сознательно с помощью своей разведки раздувал вражду между ними.[59] Сильным козырем василевса Диль также считает наличие в его распоряжении сильной армии и искусных военачальников.[60] Хотя Диль и признаёт, что расплатой за грандиозные успехи Юстиниана на Западе был внутренний кризис империи, её слабость перед лицом нашествий персов, славян и гуннов,[61] он всё же считает, что эти безусловные провалы относятся ко второй половине царствования императора, когда он, состарившийся и выпустивший из рук бразды правления государством, не вмешивался в дела обороны, войны и дипломатии.[62] Что касается достоверности материалов «Тайной истории», то Диль убеждён, что, составляя свой труд в состоянии оскорблённого чувства патриотизма и возмущения к правлению Юстиниана, Прокопий без критики отнёсся ко многим «сплетням», а ряд негативных сторон правления императора раздул «до крайности».[63] В то же время историк убеждён, что при внимательном анализе из текста «Тайной истории» можно извлечь и нужную информацию об эпохе Юстиниана.[64] Особенно ярким примером такой двойственности в отношении Диля к данному источнику, служит анализ известий труда Прокопия относительно биографии Велисария.[65] Принадлежит Дилю и определение жанра «Тайной истории» как памфлета.[66]

Таким образом, краткий обзор историографии позволяет нам сделать два важных вывода. Во-первых, практически все исследователи рассматривают внешнюю политику Юстиниана, направленную главным образом на реставрацию Римской империи, неудачной, повлекшей за собой внутренний кризис и поражения на персидском и славянском театрах боевых действий. Относительно же достоверности «Тайной истории» Прокопия Кесарийского исследователи делают вывод, что опираться на факты, помещённые в ней, следует с сторожностью.