Борьба с ересями в средневековой Руси.

Есть мнение, что первая ересь, богумильство, пришла на Русь с крещением, занесенная к нам из Болгарии, где она довольно широко распространилась среди низшего духовенства и бедных слоев населения примерно в Х веке. Это разновидность манихей­ства, видящего мир и историю как борьбу двух равносильных на­чал - Бога и сатаны. Причем Бог - творец всего духовного, сатана -всего материального, физического. По этому учению, тело челове­ка создал сатана, душу - Бог. Значит, не может быть телесного вос­кресения: тело пойдет в ад, душа - в рай. Логически в этой схеме нет места стремлению к самоусовершенствованию, борьбе с гре­хом: как бы ты себя не вел - тело твое погибнет, а душа спасется. Видя все материальное только как зло. как творение дьявола, богумилы выступали против частной собственности и богатства. Привлекало богумильство особенно бедняков, ибо в этой религии они находили и объяснение своей бедности и духовное примире­ние с нею. В Италии и Франции XII и XIII веков из богумильства выросли известные воинственные антикатолические секты, соответственно катаров и альбигойцев. Влиятельным толкователем богумильства в Болгарии XI века был некий поп Иеремия, составивший книгу апокрифов на Священное Писание. На Руси апокрифы пользова­лись особой популярностью. Следы богумильства на Руси усматри­вают в популярном здесь апокрифическом описании создания Бо­гом Адама и Евы. Бог, говорится в этом повествовании, пошел в баню, уронил полотенце, которое упало на землю. Сатана схва­тил полотенце и создал из него человека, но Бог вдохнул в челове­ка свой дух и этим его оживил. Так Бог с сатаной и договорился; тело принадлежит сатане, а душа - Богу- «Глубинная книга», превратившаяся в старообрядческой редакции в «Голубиную книгу», имеет немало манихейских элементов. В летописи есть такжепо­вествование о неком боярине Яне, который спорил в 1071 г. в Белоозерс с какими-то волхвами, утверждавшими,что дьявол со­здал человека, а Бог только вдохнул душув него.Карташев считает богумилов первым тайным религиозным обществом в России, сохранившим якобы свою тайну до XVIII века,когда они открытопревратились в секты хлыстов и скопцов. Однако не все историки согласятся с Карташевым в том, что между ними - прямая связь. Более вероятна преемственность этих сект от наиболее эсхатологически настроенных элементов старообрядцев хотя отрицательное их отношение к телу роднит их и с богумилами.

Следующим известием о еретичестве на Руси является краткое летописное сообщение „од 1311 г. о том, что Собор епископов в Переяславле Залесском отлучил от Церкви какого-то новгородско­го протопопа, отрицавшего монашество. Все дальнейшие ереси XIV-XVI веков связаны с Новгородом, что естественно: будучи главным центром международной торговли на Руси, он был местом встреч людей разных вер и учений. Кроме того, купечество по своей природе элемент индивидуалистический, инициативный, пытливый, часто связанный с новыми религиозными учениями, от­клонениями от общепринятого. В России почти все купечество XVIII и XIX сто­летий было старообрядческим, часто беспоповским, т.е. тянущим­ся к религиозному рационализму

В новгородской летописи под конец XIV века мы встречаем ересь стригольников. Что это такое, чему они учили, достоверно неизвестно. Были ли они брадобреями или проповедовали какую-то форму бритья и стрижки, мы не знаем. Известно только, что они протестовали против взятия епископами платы за рукополо­жение, которую они называли симонией, т.е. взяточничеством. В симонии обвинен был даже митрополит Алексий, но греческий патриарший суд его оправдал. Заинтересованный в осуждении Алексия, его конкурент на митрополичий стол. епископ Тверской, послал некоего монаха Акиндина в Грецию выяснить, берется ли там плата за рукоположение. Греки, брав­шие определенную пеню, заявили Акиндину, что берут не плату, а лишь сумму, необходимую для возмещения расходов. Акиндин понял это как осуждение взимания денег за рукоположе­ние и в своем отчете великому князю решительно осудил такую практику как симонию, сделав вывод, что священник, рукополо­женный со взиманием платы, - не священник, его рукоположение недействительно. Стригольники отсюда вывели, что все русское духовенство неканонично и неблагодатно. Следующим их шагом был отказ от всех таинств, кроме крещения, и осуждение всей исторической Церкви, кроме апостольских времен. Движение впоследствии раз­делилось. Более умеренные вернулись в Церковь в XV веке и, вероятно, повлияли на повторное запрещение взимания денег за руко­положение, вынесенное Собором 1503 г, (Осуждение симонии было вынесено еще Собором, созванным во Владимире Суздальс­ком митрополитом Кириллом в 1273 г.'- Запретил взимание пош­лин за рукоположение и Стоглавый Собор 1551 г. Повторность за­претов свидетельствует об их несоблюдении.) Крайнее же крыло стригольников дошло до осуждения Нового Завета, непризнания загробной жизни, воскресения и Христа как Спасителя, признавая только молитву «Отче наш», исповедуясь Матери - сырой земле или небу Божьей вселенной через отверстие в крыше дома. Новго­родское вече утопило трех стригольников в Волхове в XV веке, хотя и митрополит Московский Фотий, и Константинополь­ский патриарх рекомендовали в посланиях новгородцам не карать еретиков смертью, а лишь увещевать, если это не поможет, не пре­ломлять с ними хлеб. Так что покараны они были не церков­ным судом.После середины XV века стригольники больше не упоминаются.

К концу века появляется в Новгороде ересь жидовствующих. вероятно, не без связи с остатками стригольников. Завезли в Новгород эту ересь некий врач приглашенного в Новго­род литовско-русского князя Александра Олельковича, еврей Схария или Захарня, а также еще два еврея в свите князя - Моисей Хануш и Иосиф Шмойло Скарабей. Жидовством их учение можно назвать лишь условно, так как с иудейством связь его была лишь в том, что Схария отрицал возможность вхождения Бога в челове­ческую плоть, признавал Христа пророком, а не сыном Божьим, что сродни и мусульманству, и таким христианским ересям, как несторианство. отчасти арианство и отчасти присутствует у совре­менных мормонов, духоборцев, иеговистов, муновцев и пр. Праз­днование субботы вместо воскресенья, которое проповедовал Сха­рия, мы сегодня находим у адвентистов седьмого дня. Отрицание Схарией Троицы было характерно для некоторых антитринитарных учений, распространенных в то время в Западной Европе, осо­бенно у анабаптистов. Схария тут явно путался, принимая Троицу за троебожие и утверждая, что это противоречит учению Ветхого Завета о едином Боге. Жидовствующие также отрицали иконопочитание как идолопоклонство, что не является иудейс­кой монополией - протестантские движения, даже англиканст­во, до XX века решительно осуждали иконопочитание. Своей эру­дицией в спорах эти евреи произвели большое впечатление на ма­лограмотных новгородских священников. Они особенно упирали на слова Христа о том, что Он пришел в мир не разрушить, но исполнить Ветхий Завет, делая отсюда вывод о вечности и преиму­ществе Ветхого над Новым Заветом. Многие новгородские прото­попы и их семьи соблазнились этим учением. Карташев указывает на секретный характер секты. Так, наиболее пылкому из неофитов протопопу Алексию, желавшему обрезаться, Схария посоветовал воздержаться для конспирации. Карташев называет их второй пос­ле богумилов тайной сектой, которая, возможно, просуществовала до нашего времени в островках, например, крестьян в Воронежс­кой области, называвших себя явреями, значительная часть ко­торых переселилась в 70-80-х гг. в Израиль и там проявила себя го­раздо более ортодоксальными иудеями, чем подавляющее боль­шинство израильских евреев. В 1479 г. в Новгород прибыл Иван III. Там он встретился с обои­ми главными жидовствующими протопопами - Алексием, превра­тившимся в Авраама, и Денисом, был очарован их богословской эрудицией и назначил первого настоятелем Успенского, а второго -Архангельского соборов московского Кремля. Там они увлекли в свою ересь молдавскую княжну Елену, вдову старшего сына велико­го князя, да и самого великого князя, который позднее принесет в этом покаяние своему духовнику.

Но не из одного Новгорода распространялась эта ересь. Выдаю­щийся дипломат и фактически Иоаннов министр иностранных дел дьяк Федор Курицын пробыл четыре года в Венгрии. Владея немецким, венгерским, польским и греческим языками, он вошел в тамошнее общество и привез с собой антитринитарное учение, которое оказалось тождественным новгородской ереси. Ученый и весьма влиятельный Курицын распространял ересь широко в вы­сшем московском обществе в непосредственном окружении Ивана III в то время, когда в Новгороде уже вел с ней борьбу архиепис­коп Геннадий. Открылась там ересь типично по-русски: двое жидовствующих клириков напились в кабаке и начали крошить иконы. Под арестом они быстро развязали языки, назвали имена. Нача­лись аресты. Сначала с еретиками обходились мягко, прощая пос­ле покаяния. Освобожденные бежали в Москву, под защиту Кури­цына. Схария же отправился в Крым, где находился в качестве не­коего резидента Ивана III. К нему являлись русские послы и, веро­ятно, подвергались его религиозной пропаганде.

В 1490 г даже на Московский митрополичий стол восшел подо­зреваемый в жидовстве (а скорее всего, просто рационалист-агностик) - Зосима. Главными борцами с жидовствующими в это время выступают Иосиф Волоцкий и Геннадий, архиепископ Новгородс­кий. Подих влиянием созван был в 1490 г Собор, вынесший мягкое осуждение ереси. Осуждены были только девять клириков, в том числе два московских - Денис и чернец Захар, которого он увлек в ересь (Апраам уже умер). Геннадий и Иосиф требо­вали костров, узнав об инквизициях. Но Собор на это не пошел. Решительно против казни выступали Нил Сорский и другие заволжские старцы. Осуж­денные упирались, никого не выдали и симулировали психическое помешательство. Приговорены они были лишь к покаянному за­ключению в монастырях. Однако князь разрешил выдать новгородцев Геннадию, который подверг их гражданской казни с издевательствами, а затем заточил в монастырях, откуда они вскоре бежали за границу.

В Москве ересь продолжала владеть великосветским салоном Курицына в качестве некоего барского вольнодумства, а не в виде определенной религии. То была пора астрологии и псевдонаучно­го ревизионизма по отношению к средневековому духовному на­следству. После кончины Геннадия его преемником по борьбе с жидовствующими стал куда более осторожный и методичный Иосиф Волоцкий, имевший сильные связи при дворе. К 1494 г. он добился соборного осуждения и отставки покровителя жидовствующих, содомиста и пьяницы митрополита Зосимы, который жес­токо карал своих критиков, правил Церковью террором,но Иосиф оказался ему не по зубам. Систематизированным обвинени­ем ереси, представленным Иосифом, явилась его книга - "Просве­титель". Явление Зосимы, который в пьяном виде отрицал загроб­ную жизнь и воскресение, равно как и ереси жидовствующих, в на­следнице Византии, которую вот-вот назовут Третьим Римом, было скандалом и позором. Но даже избрание нового митрополита Си­мона в 1495 г. мало что дало. Курицын оставался на своем посту и продвигал жидовствующих на ответственные священнические до­лжности. И только после смерти Курицына в 1497 г. Иосиф смог начать решительную борьбу с ересью. Для этого собираются два Собора, в 1503 и в 1504-1505 гг. Иван, который умер в 1505 г., уже, по-видимому, к последнему Собору прямого отношения не имел, уступив инициативу своему соправителю - сыну Василию. Тот дает согласие на казнь еретиков посредством сожжения. И вот первые костры российской "инквизиции" запылали в 1504 г,

Первона­чально Иван провозгласил наследником своего внука от первого брака, Дмитрия. Но затем произошло закулис­ное соглашение между церковной партией Иосифа, с одной сторо­ны, и Василия и его матери Софии, с другой. Церковная партия стяжателей, вождем которых был Иосиф, обещала поддержать кандидатуру Василия за обязательство сто поддерживать Иосифа и стя­жателей. И Иван неожиданно сажает Елену и ее сына в темни­цу, где они вскоре умирают, а наследником провозглашает Василия. На Соборе 1503 г. снова против костров выступали Нил и дру­гие заволжские старцы. В Соборе 1504-1505 гг. Нил уже не участво­вал, но за прощение выступал его ученик Вассиан Патрикеев. Каз­нили шестерых поименованных и еще многих. Но Карташев сомневается, что список намного превышал шесть имен, в числе которых был и дьяк Волк Курицын, по-видимому брат Федора, так как лишь несколько десятков человек было разослано по монастырям на покаяние. Многие были в конце концов освобождены. В этом Карташев снова видит следы тайного общес­тва, считая, что на самом деле в ереси состояло значительно боль­шее число людей.

Если малообразованных священников покорило полуиудейскос учение как религия, то светских привлекала больше алхимическая сторона учения: астрология, псевдонаучное связывание судеб чело­века с природными явлениями и ворожба на этой почве, что тоже пропагандировалось жидевствующими, В отличие от большинства историков, которые делают упор на протестантско-антитринитарный дух учения - отрицание видимой церкви, икон, обрядности, таинств, Карташев делает упор на связь его с иудейством. Он ука­зывает, что иудейство, оставшись племенной религией, не было заинтересовано в полном обращении в свою веру гоев. Для них предлагалась размытая форма иудейства в виде рационалистичес­кого вольномыслия с приоритетом Ветхого Завета. Это подтверждает и литература, сохранившаяся от жидовствующих. Например, перевод Моисеева Пятикнижия на живой русский язык того времени с белорусизмами, переработанный по еврейскому оригиналу. Есть еще так называемый «Псалтирь жидовствукчцих» с фальшивой, как считает Карташев, пометкой: «С благословения Филиппа, Митрополита всея Руси». Это не псалтирь, а еврейский сборник «Махазор» с текстами, из которых нельзя вывести прови­дение Христа, как в псалмах Давида.

Появление ересей активизировало православное творчество, не только в виде полемического "Просветителя". Так не очень обра­зованный, но горячий Геннадий собрал вокруг себя переводчиков, которые сделали первый полный перевод всей Библии на славянс­кий язык. Такого полного перевода не было еще ни на Востоке, ни на Западе, где только Реформация даст переводы на живые языки. Из-за отсутствия книгопечатания на Руси издание этой Библии задержалось на 80 с лишним лет, когда она с исправлениями и дополнениями выйдет в типографии князей Острожских (так называе­мая Острожская Библия) в 1580-1582 гг., опередив весь православ­ный Восток.

Нельзя не упомянуть первых русских попыток создания нацио­нальной идеологии. Это. во-первых, «Сказание о белом клобуке». в котором излагается легенда о чудесном путешествии архипастыр­ского клобука сначала из Рима в Новый Рим - Константинополь в связи с предстоявшим отпадением старого Рима в папскую ересь; а затем, по грехам греческим, клобук является в Новгороде. Не со­всем ясно заключение повести, что таким образом Москва стала Третьим Римом: ведь клобук пришел к новгородским владыкам, а возглавила-то Русь Москва, а не Новгород.

Разработка же доктрины Москва - Третий Рим принадлежит уже монаху одного из псковских монастырей - Филофею, и направ­ление ее нравственно-поучительное, а не имперско-триумфаторское. Филофей рассуждает о том, что после падения всех православ­ных государств только Русь сохраняет независимость, и это возла­гает особую моральную ответственность на ее государей: будучи на­следницей последней православной империи - Второго Рима, Мос­ква становится Римом Третьим и должна быть защитницей всех православных народов и обязана сохранять чистоту веры, так как если и она впадет в ересь, то тогда уж наступит конец света, ибо четвертому Риму не бывать. Никакой прямой политической на­грузки в учении Филофея, жаловавшегося году в 1523-м наместни­ку Василия в недавно присоединенном к Москве Пскове на тира­нические методы управления, не было. Он скорее увещевал князя: ты последний христианский православный государь, так веди себя как добрый христианин на троне, а не как варвар-захватчик. Как мы увидим, внешнеполитического применения эта доктрина в по­литике московских государей тоже не имела.

Гораздо более значительным событием для всей последующей церковной и церковно-политической истории России были собы­тия 1439-1448 гг., когда Русская Церковь отложилась от Констан­тинопольского патриархата (1448 г.) из-за принятия им Флорен­тийской унии 1439 г., т.е. подчинения Риму. В результате, желая со­хранить в своей юрисдикции хоть какую-то часть Русской Церкви, Вселенская патриархия теперь склоняется в пользу отдельного митрополита для Польско-Литовской Руси, и вскоре мы видим две отдельные Русские Церкви: автокефальная Московская и подчиня­ющаяся Константинополю Киевская митрополия. Другим след­ствием этих событий стало постепенное и все большее подчинение Московской Церкви государю и государству. Уже само решение о непризнании Унии и митрополита Исидора, вернувшегося из Фло-ренции униатом, было принято великим князем, а не высшим ду­ховенством, которое сначала просто растерялось. И выбор первТ го независимого о_ Константинополя митрополита (Ионь^ выбором того же Василия II, хотя официально он бьл избр нни ком поместного Собора. Отньже Русская Церковь (Московс^ возглавлялась простым подданным русского государя, который пос­ле падения татарского ига (1480 г.), т.е. ликвидации политической зависимости русского князя от хана-царя, и исчезновения визан­тийского императора - символического царя, становился самодер. жцем. Если первоначально это слово обозначало лишь независи­мость правящего государя от какого-либо сюзерена, то во всяком случае со времен Ивана III. русские самодержцы все больше толко­вали его в смысле абсолютизма собственной власти над своими подданными, в том числе и над митрополитом, а позднее и патри­архом. Правда, и до отрыва от Константинополя примерно каж­дый второй митрополит был русским, но поставлялся-то он Все­ленским патриархом с согласия и одобрения императора; так что его положение было как бы экстерриториальным и надгосударствен-ным. Парадоксально, но факт: Церковь в России была сильнее, сво­боднее, самостоятельнее, а следовательно, и авторитетнее под та­тарским игом и подчиняясь Константинополю, чем обретя автоке­фалию под покровительством -благочестивейших» самодержцев.