Русская Церковь и Пётр Великий. Синодальная реформа

Дуализм патриаршей системы был чужд тоталитарному мышлению Петра. Церковь не исключалась из этой программы. Петр даже усиливал ее, настаивая на формальном образовании кадров духовенства, внедряя и расширяя сеть семинарий. Но пет­ровская программа лишала Церковь собственного голоса. Ей при­сваивалась роль «религиозной команды», т.е. роль приводного ремня от правительства к народу. Поэтому уже первые годы петровского царствования отмечены го­нениями на независимо мыслящее духовенство.

В 1691 г. Петр казнит одного из самых образованных московских священни­ков и просветителей, одного из основателей Московской акаде­мии, Сильвестра Медведева по обвинению в латинской ереси; хотя через 10 лет он же назначает явного латинизатора Яворского пат­риаршим местоблюстителем. В чем же состояло преступление Мед­ведева? В 1697 г. был подвергнут страшным пыткам, а за­тем отправлен в цепях в далекую монастырскую тюрьму другой высоко просвещенный московский игумен, Авраамий, чьи пастыр­ские училища, открытые им в московском Андреевском монасты­ре, считались лучшими в России. Его «преступление» заключалось в том, что он посмел направить Петру памятную записку, в кото­рой критиковал его за пренебрежение человеческой жизнью и ма­териальным благополучием своих граждан. Он рекомендовал Пет­ру прекратить пьяные оргии с богохульными увеселениями и бес­конечные путешествия, заняться систематическим управлением го­сударством, последовательным проведением реформ, особенно в области общественной справедливости, в подборе способных, чес­тных и популярных администраторов как в гражданской, так и в церковной областях, особенно при назначении архиереев. Авраамий был выдающимся просветителем, лояльным к Петру сторонни­ком его реформ в принципе. Но он посмел иметь собственное, и к тому же критическое, мнение, что уже было преступлением вгла­зах царя.

В борьбе с самостоятельностью Церкви и с цельювыжиманияиз нее доходов для оплаты своих дорогостоящих войн, Петр в 1701 г. восстанавливает ликвидированный было в 1675 г. Монастырский приказ, который теперь взимал налоги с архиереев. Начальником приказа Петр назначил одногоиз своих фаворитов-боярина Ивана Мусина-Пушкина. Так, на первых порах, управление Церковью было разделено между местоблюстителем-митрополи­том Рязанским, Стефаном Яворским, и Монастырским приказом который был в руках государственных чиновников. Митрополит и епископат ведали еще только вопросами дисциплины священнос­лужителей, рукоположениями и назначениями духовенства бракоразводными делами, половыми преступлениями и вопросами ере­сей и расколов. Монастырский же приказ ведал всеми земельными угодиями архиерейских и патриарших домов и монастырей, а так­же жителей на этих землях, высасывая из них колоссальные сред­ства на нужды правительства.

Приказ в 1708 г. митрополиту Стефану, который был близким другом Мазепы во время своего профессорства в Киеве, предать Мазепу церковному анафематствованию за измену.

Петр предпочитал ве­ликорусскому духовенству, особенно епископату и семинарским учителям, духовенство западнорусское, в котором он видел более надежных союзников своего западнического курса. Киевские шко­ляры, завершавшие свое образование в католических университе­тах, где они должны были прикидываться униатами и присягать на верность папе, хоть по возвращении в Киев и отрекались от като­личества, по духу и содержанию своего богословия в значительной степени оставались римо-католиками восточного обряда. Затем это богословие они переносили с собой в Всликороссию. Правда, некоторые, наоборот, пережив унижение вынужденного сокрытия своей подлинной религии и ложной присяги Риму, возвращались ненавистниками римо-католичества. компенсируя это увлечением протестантизмом. А как мы знаем, лютеранство исповедовало при­нцип «Какой веры государь, такой же и подданные» т.е. принцип национальной Церкви и ее возглавления государем, в отличие от римо-католической традиции, где Церковь экстерриториальна и находится в постоянной борьбе с государством за свое первенство.

В петровской России представителем католической линии был Стефан Яворский, чья главная книга «Камень веры», издание ко­торой было запрещено Петром, была решительной апологией пат­риаршества и автономии Церкви в государстве.

Самым влиятель­ным идеологом лютеранского образца был Феофан Прокопович, ученый монах и профессор Киевской академии, решительно взяв­ший сторону Петра в деле Мазепы. Петр сблизился с Прокоповичем в 1709 г., услышав в Софийс­ком соборе Киева его красноречивую проповедь, прославлявшую Полтавскую победу. В 1716 г. Петр перевез Прокоповича в свою новую северную столицу проповедником, готовя его хиротонию. Всполошилась Московская академия, четырьмя годами раньше протестовавшая против приближения Петром про­тестанта по богословию. В этот раз письменный протест подают руководители академии архимандриты феофилакт Лопатинский и Гедион Вишневский; к ним присоединяет свою подпись Стефан Яворский. Петр подождал два года и в 1718 г. добился Феофановой хиротонии в епископа Псковского, с местопребыванием в Петербурге, который пока не имел своей архиерейской кафедры. Еще в 1716 г., предвидя свою хиротонию. Феофан жаловался в письме своему другу по Киевской академии, что ненавидит ар­хиерейские облачения и всю богослужебную и церемониальную помпу, с этим связанную. Карташев указывает; что хранившаяся в библиотеке Новгородской семинарии личная библиотека Проко­повича в три тысячи книг на три четверти состояла из творений протестантов. На них он и опирается в своих проповедях и публи­кациях, которых у него было более 70 - все публицистического типа, в основном направленные, с одной стороны, на возвышение царской власти и придание ей мистической окраски, а с другой -на демистификацию власти архиерейской. Опираясь на Ветхий Завет и на традицию римских императоров, Прокопович выдвига­ет протестантскую доктрину единственного «масстета», т.е. вели­чества только царя, который является одновременно главой госу­дарства и Церкви, выбрасывая за борт православную доктрину двойственности и «симфонии». Симпатии Петра - на стороне Прокоповича, а не сидящего в далекой Москве Стефана Яворского, который осуждал даже в проповедях чрезмерную секуляри­зацию Церкви Петром. Осуждал он и передачу Петром новосоздан­ному им в 1711 г. Сенату царских полномочий над Церковью в его, Петра, отсутствие. Митрополит Стефан особенно критиковал со­зданный Петром при Сенате институт «фискалов», т.е. доносчиков. А в проповеди по случаю дня рождения царевича Алексея, нелюби­мого Петром за оппозицию его радикальным реформам, митропо­лит обрушился на использование фискалов и в делах церковных.

Но Петр с Прокоповичем шаг за шагом лишали епископат са­мостоятельности. В 1716 г они изобрели новую присягу лояльнос­ти архиереев царю, которую должны были приносить не только новохиротонисанные епископы, но и состоящие уже в сане, в том числе и бедный Яворский. Новая присяга подчеркивала личную лояльность каждого отдельного архиерея, обещание не вмешиваться в гражданские дела, кроме крайних случаев, но и тогда епископ не имел права принимать какие-либо меры самостоятельно, он мог только выразить свое мнение и несогласие лично царю. Присяга требовала от епископов следить за поведением монахов, не разрешать им предпринимать необязательные путешествия; а царя присяга называла крайним судией, что было полнейшей ересью, ибо крайний судия - только Бог.

Сокрушительным ударом по престижу и весу митрополита Стефана был побег в Австрию царевича Алексея в 1717 г и его репатриация в 1718 г. Хотя Петр через своего посланника Толстого, отправленного в Вену уговорить цареви­ча вернуться, обещал ему свободу и безопасность, Алексей был арестован в России и, подвергнутый пыткам, вскоре скончался или был убит. Все архиереи, с которыми Алексей пере­писывался или был связан так или иначе, были доставлены в Пе­тербург и, подвергнутые жесточайшим пыткам, признались, что между ними и Алексеем был тайный заговор восстановить старые обычаи после смерти Петра. В наказание митрополит Ростовский Досифей был колесован, его отрубленная голова выставлена напо­каз, а митрополит Иосиф Киевский умер по дороге в Петербург, куда его везли в цепях, Яворский, как говорится, отделался испу­гом, так как Алексей ему из-за границы не писал, хотя его подпись стояла на первом месте в коллективном письме русского епископа­тас просьбой к Петру помиловать царевича.

Что касается замены патриаршества Синодом, то первые подсту­пы к этому были сделаны еще в 1700-1701 гг. Затем была передача особых полномочий над Церковью Сенату в 1711 г. В 1715-1717 гг. Петр создает систему коллегий по шведскому образцу. Одна из кол­легий, еще по проекту английского правоведа Фрэнсиса Ли, зака­занному Петром во время его пребывания в Англии в 1698 г., долж­на была ведать церковными делами. Карташев считает, что в 1718 г. поручает Феофану Прокоповичу заняться подго­товкой реформы.

В 1720 г. готов «Духовный регламент», по которому создается Духовных дел коллегия. На первой же своей сессии она была переименована в Правящий Святейший Синод. Формально председательствует в нем старейший по хиротонии митрополит, но на практике, пока жив был Феофан, управлял им он, а после его смерти Синод прибирает к рукам «око государево» -обер-прокурор, назначаемый царем в качестве своего представите­ля - Земным главой Церкви в этой системе является император. Правящий Святейший Синод не стал ни правящим, ни святейшим.

«Регла­мент» - идеологический манифест или программа, чем свод законов или правил. Проко­повичу чужда концепция Церкви как мистического Тела Христова. Он определяет Церковь всего лишь как «объедине­ние Божьего народа в общество или республику граждан для того, чтобы они знали друг друга лучше, помогали бы друг другу и с Божьей помощью защищались бы лучше от врагов». Что касается отмены патриаршества, то об этом многозначительно говорится, что честь и слава, возносимые Церковью своему Верховному Пас­тырю, могут ввести простой народ в заблуждение, натолкнуть на ложную мысль, «будто он второй Государь, равный Самодержцу, а то еще даже и выше его стоящий... [Простой народ может] возом­нить, что церковный порядок является иным и даже лучшим госу­дарством... Простые души смущаются такими идеями до такой сте­пени, что в некоторых вопросах начинают обращать свои взоры не так к Самодержцу, как к Верховному Пастырю». Далее идет тирада, пытающаяся доказать, что помазание царя дает ему право на власть и функции не только епископа, но епископов епископа. Жонглируя этимологией греческого слова эпископос, что значит надзиратель или надсмотрщик, Прокопович называет царя верховным надзирателем - верховным епископом государства, т. е. верховным епископом и Церкви, входящей в государство.

Крайний монархист-абсолютист в отношении царской власти, Прокопович перестает быть монархистом, как только переходит к обсуждению архиерейства. Тут он утверждает, что люди с боль­шей охотой «принимают власть совета и скорее готовы подчинять­ся его распоряжениям, чем приказам отдельной личности». Поэто­му Синод (или Коллегия, как сказано в «Регламенте») более легитимен, чем патриарх, меньше подвержен ошибкам и коррупции.

В 1722 г. к Регламенту, были добавлены поправки, в том числе новое правило, обязывавшее священника раскрывать тайну исповеди полиции, если у него исповедовался человек с преступными замыслами, особенно против царя, и если он в этих замысла, не раскаивался. Это постановление, несовместимое с канонами о тай­не исповеди, было включено в качестве закона в Полное собра­ние законов Российской империи, т.е. теоретически подлежало исполнению до последнего дня существования империи. Но на практике закон, по-видимому, перестал действовать где-то с 40-х гг. прошлого века, ибо не был включен в 15-томный «Свод законов Российской империи».

Затем следовали дополнения с подробнейшей разработкой пра­вил о монашестве, одно из которых запрещало монахам держать чернила и бумагу в келиях без специального разрешения игумена. Получив с его разрешения бумагу и чернила, монах должен был держать дверь своей кельи открытой, пока писал, а затем обязав был предъявить написанное игумену на цензуру. Другое правило запрещало постригать в монашество неграмотных и в возрасте моложе 30 лет от роду. Непонятно, зачем требовалась грамотность от монашествующих, которым запрещалось писать?! Монастырям запрещалось принимать бродяг, дезертиров, бывших уголовников, лиц неизвестного гражданского состояния, не установив их лич­ность. Этими мерами, а также отбором в армию многих послушни­ков и даже молодых монахов монашества было сокращено с 25 ты­сяч в 1724 г. до 14 тысяч к 1738 г. С другой стороны, монастырям приказывалось давать пристанище военным инвалидам, отставным бездомным солдатам и офицерам, даже с их женами и семьями, равно как и вообще больным и увечным, направляемым в монасты­ри государством. Если в монастыре не было места для этих лиц, правительство требовало выселения монахов, чтобы освободить место для присылаемых правительством. Причем солдаты и пр. должны были получать ту же еду и те же деньги, что и монахи, а отставные офицеры - полуторную норму монаха. Когда Синод по­жаловался царю, что эти требования невыполнимы, ибо у монас­тырей после отбора их угодий в Монастырский приказ нет средств, Петр возвратил Монастырский приказ под власть Синода и разре­шил монастырям удерживать доходы с недвижимости для благот­ворительных целей.