Русская Церковь при Павле I и Александре I.

Царствование императора Павла Петровича (1796-1801) было переходным. Опасаясь потери престо­ла, на который не имела законных прав, Екатерина держала сына фактически под арестом в Гатчине, он вступил на престол в 42 года в полити­ческом отношении несовершеннолетним. Воспитанник митрополита Платона (Левшина), Павел был глу­боко верующим человеком: не деистом, как его мать, но и не по­верхностным религиозным романтиком, как его наследник Алек­сандр. Однако общим у него с Александром было некое внеконфессиональное отношение к религии. Он приютил у себя изгнан­ные Наполеоном Иезуитский орден и орден Мальтийских рыцарей, принял звание Великого мастера ордена. Приглашал он и папу римского переселиться в Россию. Убежденный монархист-самодержавник, Павел хотел восстановить византийскую традицию священноимператоров, попытавшись во время своей коронации в полном обмундировании, с саблей, войти в алтарь Царскими вра­тами, чтобы причаститься вместе с духовенством. Но митрополит Платон остановил его словами о бескровной жертве. Павел поко­рился, снял оружие, но в Царские врата во­шел. Это единственный случай вхождения царя Царскими вратами в алтарь. Павел уважал духовенство, но по-канцелярски: считая гражданские награды высочайшим почетом, начал на­граждать орденами, медалями, аксельбантами священников и епис­копов, причем как белое духовенство, так и архиереев, вслед за своей матерью, впервые в истории православия наградившей мит­рой протоиерея. Система обер-прокурорства еще не сформирова­лась и зависела от личности обер-прокурора. Первый обер-прокурор павловского царствования князь В. А. Хованский ввел строжайший контроль чуть ли не за каждым шагом архиерея и на­чал распространять власть прокурорских мирских чиновников и на епархии, требуя от консисторских секретарей ежемесячных ра­портов обер-прокурору После жалобы Синода императору Хованс­кий был не только снят, но Синоду было предложено самому из­брать преемника. Им был избран граф Д. И. Хвостов, который по сути отошел в тень, предоставив всю власть председателю Синода митрополиту Амвросию на следующие три года. Это была лебеди­ная песнь синодского епископата, так как следующим обер-проку­рором, в 1803 г., стал князь А. Н. Голицын, гонитель Цер­кви александровской эпохи. Ассигнования на Церковь, компенсация за отнятые имения при Павле были удвоены, достигнув почти четверти государственных доходов от них, значительно увеличена смета на духов­ные школы. Павел удвоил размеры земельных наделов архиерейских домов, и предоставил монастырям и тем же архие­реям много мельниц, мест для рыбной ловли и других наделов. В его же царствование было узаконено единоверие, допускавшее бо­гослужебный обряд Старой веры. Открыт ряд дополнительных семинарий, а Петербургская и Казанская возведены в 1797 г. в звание академий. Трагедия Павла - неприспособленность к влас­ти, отсутствие гибкости и способности идти на компромиссы, непоследовательность и бессистемность, враждеб­ные отношения с екатерининскими вельможами, порожденные не­расположением к ним и строгостями, а также восста­новлением телесных наказаний дворянству, но не духовенству, рав­но как и попытка развязать войну с Англией стоили ему жизни.

XIX век начался с восшествием на престол в 1801 г. Александра I - человека лицемерного, загадочного, склонного к мистицизму. Он качался от мечтаний об утопическом золотом веке к пессимистическим мыслям о бренности мира и бессмысленности всех человеческих потуг. Он олицетворял собою новую эпох. Поверхностное и эмоциональное пробуждение не вело к глубо-ким богословским раздумьям. Жажду духовности, вызванную распадом секулярных рационалистических надежд, общество пыталось утолить из мистичес­ких учений - пиетизма и масонства, Галлицизированное и вольтерьянствующее русское «просвещенное» общество не могло принять "отсталую", крестьянскую Восточную Церковь. Пиетизм и масонство были приемлемы по­тому, что пришли с Запада. Их распространенность свидетельствовала о раздвоении Церкви на внешнюю и внутрен­нюю. Внешняя - это видимая Церковь с ее обрядами, канонами и догматикой, которые воспринимались как средство постиже­ния высшей цели - Церкви внутри самого себя, а через нее - мисти­ческого непосредственного познания Божества, Творца. Общес­твенная храмовая молитва трактовалась как значи­мое действие для некультурной толпы и была началь­ным этапом для избранного меньшинства. При такой установке конфессиональные различия теряли значение. Александровская эпоха была временем предельной религиоз­ной терпимости в России, не распространявшейся на пра­вославие, к которому высший свет относился с пре­небрежением за его сложную догматику, дисциплину, обрядность и за упор на общественное богослужение. Широко распространялись секты, как завозимые с Запада, так и доморощенные. Масоном был Михаил Сперанский. Будучи семинарским преподавателем он заставил Санкт-Петербургскую духовную академию принять в качестве профессора еврейского языка и философии немецкого лютеранского пиетистского богос­лова и мастера петербургской масонской ложи Фес­слера. Ректору Петербургской академии Филарету (Дроздову) удалось до­биться удаления Фесслера; Сперанский перевел Фесслера в Мос­ковскую академию, начальство которой было менее влиятельно. После чего увольнения Фесслера добились розенкрейцеры, заявившие, что Фссслер - враг христанства. поскольку отрицает божественность Христа, признавая его только как учителя нравственности. Помимо масонов, иезуитов и розенкрейцеров распространены были также доморощенные сек­ты хлыстов, скопцов, молокан и духоборцев, проповедовавшие со­вершенно открыто. Селиванов, глава запрещенной секты скопцов, жил от­крыто в Петербурге и беседовал несколько раз с Александром I на богословские темы. Быть сектантом, причем самым крайним, было выгодно. Молоканам, отказывавшимся от во­енной службы и не признававшим никаких правительств и государ­ственных налогов, были подарены государством плодороднейшие земли в Новороссии (по 15 десятин на мужскую душу), в то время как законопослушные православные крестьяне оставались бесправ­ными крепостными. Такие же отказчики от военной службы, не­мецкие менониты, могли не только создавать свои самоуправляю­щиеся земледельческие колонии в России, но и с неофициального разрешения голицынского Синода обращать в свою веру соседних русских крестьян. Все же эта обстановка способствовала духовному пробужде­нию. В обществе наблюдалось своеобразное богоиска­тельство, хотя и сентиментальное, чуждое церковности. Продол­жалось возрождение мо­нашества, которое через три десятилетия начнет оказывать влия­ние на некоторые круги русского высшего света. Павел Пестель мечтал о том, как он после установле­ния нового государственного порядка удалится в монастырь, чтобы умереть иноком.

Александровская эпоха не внесла ничего существенного в вопросы богословской мысли, религиозной фило­софии, а тем более в разработку вопросов места национальной Церкви в государственном организме. В 1817 г. власти объединили управление Церковью и образованием в едином Министерство духовных дел и народного просвещения, на­зывавшемся обычно Сугубым министерством. Главой его был на­значен обер-прокурор Голицын, говоривший о себе как об универ­сальном христианине, признающем только религию, которая опи­рается на духовный опыт сердца. Отсюда его интерес к сектам, проповедовавшим второе рождение и опыты духовного пробужде­ния Что касается православной Церкви, то создание Сугубого ми­нистерства над Синодом означало понижение автори­тета и сокращение полномочий архиереев, на но­вом посту Голицын сохранил за собой и обер-прокурорство. Факти­ческим органом голицынского псевдобогословия был «Сионский вестник», издававшийся учеником Шварца и Новикова Дабзиным - председателем розенкрейцерской ложи. Чтобы избежать полно­го отождествления с масонством и розенкрейцерством, Голицын держал при себе в качестве духовника архимандрита-обскуранта Фотия. Как Александр I и Голицын, Фотий выдвигал идею построения теократического государства, только понимали они эту идею по-разному. Результатом тесного сотрудничества Голицы­на и Фотия была строгая религиозно-нравственная цензура печати и образования. Известны пресловутые «реформы университетско­го образования и быта», инспектор университетов Магницкий успел провести только в Казанском университете, пре­вратив студенчество в некие полумонашеские общины. Студенчес­кие дортуары делились по этажам в соответствии с нравственным обликом студентов. Нравственно «здоровые» этажи мо­лились за «падших», но не смели общаться с ними. На каждом эта­же было тюремное помещение, куда отправляли на хлеб и воду осужденных университетской общиной студентов. Профессоров наказывали, если содержание лекций противоречили Библии в понимании Голицына-Фотия-Магницкого. Философия должна была опираться на Ветхий Завет, правоведение - на «Русскую правду» и т.д. Дружба и сотрудничество Фотия с Голицыным продолжались до 1824, пока Фотий не понял, что масонско-пиетистское богосло­вие Голицына имеет мало общего с его «православ­ным» богословием. Фотий добился встречи с императором, посылая ему письма апокалиптического характера, в которых пу­гал царя революционным духом пиетистских книжек Госнера. Пос­ле беседы с Александром, не поняв, что религиозное мышление Александра сродни голицынскому.

Фотий очередной встрече с Голицыным не только отказался дать ему благословение, но проклял и предал его анафеме, про­должал писать царю, требуя закрытия Библейского общества, ликвидации Духов­ного министерства и изгнания его главы, Фесслера. Его поддержал митрополит Петербургский Сера­фим (Глаголевский). Это было связано с интригой Аракчеева, видевшего в Голицыне главного конкурента. 15 мая 1824 г. Голицын был уволен, Сугубое ми­нистерство упразднено. Показательно, что в 1818 автора книги «Разговор о бессмертии души над гробом младенца» Евстафия Станевича выслали из столицы и наказали цензора, одобрившего издание книги - архимандрита Иннокентия (Смирнова), ректора Петербургской духовной академии. Офици­альный предлог- аморальность темы смерти младенца, на деле - месть Голицына за косвенную критику в книге его Сугубого министерства и выпады против лабзинского «Сионского вестника». После отстав­ки Голицына автор и цензор были оправданы, книга издана тиражом 2500 экземпляров и ре­комендована Синодом как нравственно-назидательное чтение. Запрещена и реабилитирована книга была по лич­ному распоряжению императора.

Заслугой голицынского министерства надо признать предпринятый под покровительством Библейского об­щества филиала Британского библейского общества, перевод на русский язык Священного Писания. Председателем Общества до отставки был Голицын, научный перевод с еврейских и гречес­ких текстов делался профессорами и бакалаврами Петербургской академии, Одним из энтузиастов и переводчиков был молодой Филарет (Дроздов), будущий митрополит Московский. Филарет боролся и за переход семинарий и академий с латыни на русский язык, но удалось добиться только при Николае I. В 20-е гг было напечатано первое полное русское издание Нового завета с Псалтирью и Пятикнижие Ветхого Завета.

Однако назначенный новым министром народного просвеще­ния престарелый адмирал Шишков повел борьбу против русской Библии. Он утверждал, что нет русского языка, а лишь славянский - возвышенный и вульгарный. И перевод Священного Писания на вульгарный диалект славянского является чуть ли не богохульством. А массовое издание его на таком .диалекте- еще больше принижает Писание; делает доступным в каждом доме. Листы священной книги начнут использоваться в качестве оберточной бумаги, непочтение поведет к распростране­нию вольнодумства, ересей, атеизма. Особенно Шишков и митрополит Петербургский Серафим выступали против перевода Пятикнижия с еврейского оригинала, мотивируя это рас­хождением оригинала с церковнославянским текстом и отсутстви­ем возможности проверить подлинность перевода. По их настоянию напечатанный перевод Пятикнижия был сожжен. Поддерживаемые Синодом Шишков и Серафим выступали и против филаретовского -Катехизиса-, из-за перевода молитв на русский язык и из-за того, что язык катехизиса (предназначенного для начальных школ!) близок разговорному. Катехизис удалось спасти только после восстановления церковнославянского тек­ста молитв и архаизации русского текста учебника синодской ко­миссией. Закрытия ненавистного Фотию Серафиму и Шишкову Библейского общества и прекращения русского перевода Священ­ного Писания они добились уже при Николае I, который распорядился непроданные экземпляры не уничтожать, а распрос­транять среди заключенных. На пост министра просвещения в 1828 г. назначен князь К. К. Ливена, ак­тивного члена закрытого Библейского общества с первого дня его существования. Ливен принадлежал к секте Моравских братьев и, став министром, возродил Немецкое библейское общество в родной Прибалтике, но не Русское и не в остальной империи, министром просвещения которой он был по должности! Духовные нужды России ни министра, ни его царственного покровителя не интересовали. Полный русский перевод Корана был опублико­ван раньше перевода Библии. Раньше русского и с благословения Синода появились переводы Священного Писании на мордовский, татарский, алеутский. Противником русского перево­да Библии был и Сперанский, ко­торый рекомендовал читать английский перевод.

Важным событием была реформа духовной школы 1808-1814 гг. В XVIII и начале XIX века духовные школы были лучшими учебными заведениями России. Они обеспечивали солидные знания в области классической культуры, фи­лософии, латыни, историографии и естественных наук. Большинство общественных, научных и госу­дарственных деятелей были воспитанниками духовной школы - от Ломоносова до председателя комиссии 1782 г. по созданию регу­лярной сети гражданских государственных школ графа П. В. Завадовского, от елизаветинского канцлера Безбородко до Сперанского. Созданная комиссией Завадовского Санкт-Петербургская педагогическая учительская семи­нария (зародыш Петербургского университета, позднее преобразо­ванная в Педагогический институт) столкнулась с тем, что только ученики семинарий обладали достаточной ака­демической подготовкой для успешного обучения в ней. По распоряжению правительства ежегодно определенное ко­личество семинаристов направлялось в учительскую семинарию, и к 1801 г. из 400 ее выпускников более 300 были бывшими семина­ристами. Большинство студентов всех рус­ских университетов, существовавших при Александре I в приказном порядке набиралось из семинарий. Из 66 профессоров Московского университета в начале XIX века 22 были выпускника­ми семинарий, 33 иностранцами и 11 окончили русские гражданские школы или были воспитанниками домашних учителей. Правительственные постановления 1797 и 1803 гг. обя­зали семинарии поставлять ежегодно не меньше 50 студентов в Пе­тербургскую медицинскую академию. Из 762 врачей, вышедших из акаде­мии в 1808-1822 гг.., более 700 были бывшими семинариста­ми. 75 % студентов правоведческих факультетов 1828-1876 гг. – бывшие семинаристы. Пока духовные учебные заведения выполня­ли функцию главной общеобразовательной школы Империи, правительство заставляло делать упор на общее образова­ние. Ког­да Александр I завершил создание общегосу­дарственной системы трехступенчатой гражданской школы, можно было подумать о придании духовной школе богословского направления. Этому-то вопросу была посвяще­на реформа 1808-1814 гг.

Создана была четырехступенчатая система: уездное духовное училище - школа грамотности с элементарным ознакомлени­ем с церковнославянским языком и основами богословия; епархиальное училище, дававшее неполное среднее образование с богословским уклоном; шестилетняя семинария, дававшая среднее богословское образование, но по уровню знаний скорее неполное высшее учебное за­ведение. В ходе реформы было введено преподавание русского языка как особого предмета; больше внимания церковнославянскому и греческому языкам за счет со­кращения латыни. Система завершалась духовной академией. Таковых теперь было четыре; две бывшие Сла­вяно-греко-латинские (в Киеве и Москве) плюс две новые акаде­мии - Петербургская и Казанская. В академиях обучались отлични­ки из выпускников семинарий - будущие архиереи, профессоры самих академий, преподаватели семинарий и гимназические учителя закона Божьего. С повсеместным распространением семинарского образования как почти обязательного условия рукоположения стала исчезать традиция избрания кандидатов в священники приходом, а в епископы - епархиальным съездом. При старой системе главными критериями избра­ния были (в нисходящем порядке): личное благочестие, нравственные качества, административные способнос­ти, образованность кандидата. При Петре приоритет получи­ла формальная образованность, в связи с чем в начале XVIII века большинство епископов призывалось с Украины, из Киевской академии, поскольку Московская нахо­дилась в стадии становления. Были и политические факторы пред­почтения киевского духовенства. Студенты академии принимали мона­шеский постриг не по призванию, а из карьерных видов на епис­копство, не окончив академии. Подлинного монашества и мо­нашеского образа жизни большинство из них не вело, вызывая раздражение у белых священников.

Хотя преобразователям не удалось добиться перехода се­минарий и академий с латинского на русский, было введено преподавание русского языка, русской литературы и русской истории, более интенсивно начали преподаваться греческий и церковнославянский. Началось вытеснение латыни: больше предметов стало препод­аваться на русском. Языческий классицизм и дру­гие светские предметы заменены изучени­ем богословия и восточных Отцов Церкви. Хотя реформа была не идеальной, с нее началось проникновение подлинно православного святоотеческого богосло­вия в официальную школу, чему содействовало монашеское возрождение старчества. В 1820 г изгна­ние из России иезуитов и закрытие их богословской академии и духовного центра, открытых в Полоцке в 1811 г. В то же время правительственная комиссия не удовлетворила просьбу митропо­лита Филарета об издании богословских учебников на русском языке. Комиссияпод влиянием Шишкою, ответила, что книги станут доступны простым смертным, которых они могут соблазнить в ереси. Латынь как предмет преподавания умирала, чему способствовала переориентировка семинарии в 30-е гг. на практические предметы, нужные деревенскому священни­ку: основы земледелия и медицины. К 40-м гг. богословская шко­ла окончательно перешла на русский язык.

В то же время богословская школа становится сословной: со времени Петра духовенство и всевозможные церковнослужители должны были от­правлять своих сыновей в семинарии, чтобы избавить их от вхождения в сословия, облагаемые налогами и рекрутскими поборами; после секуляризации цер­ковных земель Церковь вынуждена ограничить размер своей школьной системы, из-за отсутствия средств принимая только детей духовенства и церковных служащих; духовные школы обеспечивали детей духовенства хоть какими-то бурсами, кры­шей над головой и питанием, а большинство духо­венства было слишком бедным, чтобы позволить себе платное обучение своих детей в государственных, а тем более в частных школах. При этом к середине XIX века светские учебные заведе­ния по уровню образования стали превосходить духовную школу, страдающую от недостатка средств после инфляции 20-х-ЗО-х гг. Семинариям не на что было приобретать новое обо­рудование, и зарплаты педагогов в семинариях и академиях к се­редине века составляли от 50 до 80 процентов от ставок в светских учебных заведениях, что способствовало оттоку самых талантливых учителей в светскую школу.