НЕОКАНТИАНСТВО

В конце XIX века позитивистская социология в России столкнулась с глубокими теоретическими трудностями, стало явным внутреннее противоречие натуралистического редукционизма. Кризис механического естествознания приводит к усилению антипозитивистского течения, кото­рое выступило против изучения общества с помощью естественнонаучных методов, против сближения социологии с естествознанием. Это стало причиной появления НЕОКАНТИАНСТВА, которое критиковало вульгарный натурализм, эволюционизм и механицизм.

Представители русского неокантианства, хотя и признавали, что истории присущи закономерности, но сущность последних получала у них идеалистическую трактовку как чисто психологическую. Для них, как и для всей русской социологии, было характерно стремление способствовать прогрессу общества, улучшению условий жизни.

Они считали невозможным рассматривать общественную жизнь как естественно-натуралистический процесс. Считали, что нет единства гуманитарного и естественнона­учного знания, отрицали детерминизм. В связи с этим мож­но выделить следующие основные моменты неокантианской концепции социологии /46, с.46/:

1. Приоритет логических основ (использование априоризма, а не наблюдения).

2. Критика понятий и языка социологии.

3. Гносеологическое философствование.

4. Акцентирование внимания на проблемах культуры ценностном аспекте человеческого поведения. Лозунг «Назад к Канту» увлек за собой многих исследователей, одних полностью, других частично. Неокантианство России условно можно разбить на три группы /132, с.256/.

— ортодоксальное ядро (СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ) — А. С. Лаппо-Данилевский, Б.А. Кистяковский;

— концепция, близкая к философскому иррационализму
(СУБЪЕКТИВНО-НОРМАТИВНАЯ) — П.И. Новгородцев,
В.М. Хвостов; .

— вариант «индивидуального психологизма» (ПСИХОЛО­ГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ НЕОКАНТИАНСТ­ВА)— Л.И. Петражицкий и его последователи.

Идет дальнейшее развитие и МАРКСИСТСКОЙ СОЦ­ИОЛОГИИ (исторического материализма). Марксизм стал рассматриваться как возможный вариант, возникающий при объяснении и поиске путей эволюции России. Можно выделить два его основных направления: ОРТОДОКСАЛЬ­НЫЙ МАРКСИЗМ (Г.В. Плеханов, В.И. Ульянов-Ленин) и неортодоксальный, «ЛЕГАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ» (П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский, Н.А. Бердяев и др.).

Ортодоксальный марксизм, в свою очередь, можно так­же разделить на два течения. Первое было ортодоксальным как по форме, так и по содержанию и обосновывало в духе исторического детерминизма пути естественной социаль­ной эволюции (Плеханов).

Второе было ортодоксальное по форме, но неортодок­сальное по содержанию, т.к. пыталось соединить теорию сущего и теорию должного (Ленин). В конечном итоге это привело к соединению исторического материализма с поло­жениями русской субъективной социологии, т.е. к единству, при этом научно обоснованному, политического тоталитаризма с субъективизмом.

В этот период идет также дальнейшее уточнение пред­ставителями старых школ (Ковалевский, Кареев и др.) сво­их прежних позиций.

Рассмотрим взгляды основных представителей неокан­тианства. Александр Сергеевич ЛАППО-ДАНИЛЕВСКИЙ(1863 —1919), историк и социолог, наиболее яркий представитель русского неокантианства, выступавший за создание СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ГНОСЕОЛОГИИ. Он был председателем первого Русского социологического об­щества имени М.М. Ковалевского (1916 —1918), а после Февральской революции руководил кафедрой социологии в Петроградском университете. Основное его произведение — «Методология истории» (т. 1, 1910; т.2, 1911).

Он выступил за переход от «публицистического люби­тельства» в социологии к ее специализации, т.е. к научному профессионализму. В центре его внимания оказались вопросы синтеза истории и социологии. Вариант данного син­теза был им разработан.

Лаппо-Данилевский считал, что цель гуманитарной на­уки — это выяснение психического содержания социаль­ных и культурных фактов, а на основании этого построение типологической конструкции. Основными типологизирующими дисциплинами, по его мнению, являлись история и социология. Так же, как и М. Вебер, он указывал, что дан­ную двоякую задачу нельзя решить, используя только номотетические или только идиографические методы. Так как первые направлены на отыскание закона, а вторые на фик­сацию фактов. Социология рассматривалась как «номотетическая» наука, а история — как «идиографическая». Выход он видел в синтезе «истинно позитивных» моментов этих методов с помощью методологического осмысления их различия и границ применения как в социологии, так и в истории. Решение этой проблемы впервые позволит сформулировать основы теоретической социологии. Все предше­ствующие социологические школы не смогли выявить ни специфический «социальный фактор», ни принципы соц­иологического познания, поэтому он подверг критике как позитивизм О. Конта, так и экономизм К. Маркса.

Лаппо-Данилевский считал, что социология — это абс­трактная, обобщающая наука, которая не может опираться безусловно на понятия физики, механики или энергетики. Она изучает психологическую форму законосообразности, каузальности и необходимости. Под ней Лаппо-Данилевский понимал абсолютно безусловную цель, которая опре­деляет структуру массовой человеческой деятельности, а также формы ее развертывания и реализации. Исходя из этого, по его мнению, исторический прогресс заключается в осознании людьми этой цели и все более последовательной ее реализации. Общество, состоящее из индивидов, осозна­ет конечную идеальную цель и выступает как сгусток воли, общность.

Богдан Александрович КИСТЯКОВСКИЙ (1868—1920), также приверженец социологической гносеологии, выступал за строгое логическое подразделение наук об об­ществе (разграничение юриспруденции и социологии, исс­ледований социальной действительности и нормативных наук).

Основные работы: «Общество и личность» (1899), «Со­циальные науки и право» (1916).

Общество, по его мнению, это психическое взаимодей­ствие людей. А так как общество — психическое явление, его нельзя рассматривать при помощи пространственных категорий, ведь психические процессы очень отличаются от физических процессов и количественно неизмеримы.

Кистяковский правильно отметил, что психика индиви­да под воздействием общества изменяется. Общественная эволюция — это сложное понятие. Исследовать его можно только после рассмотрения более простых социальных за­конов, которые составляют основу данных процессов раз­вития и действуют всегда одинаково. Он считал, что соотношение социальных законов и законов развития об­щества такое же, как физических и химических законов, с законами геологии. Геология изучает явления, которые яв­ляются результатом сложного взаимодействия основных физических и химических законов. Социальная эволюция, по мнению Кистяковского, это сложный результат пересе­чения ряда различных причин, которые можно проанализировать в отдельности и объяснить при помощи основных социальных законов. При этом пересечение разных причин и сведение их в ту или другую комбинацию — чисто исто­рическая случайность. Для открытия закона необходимо изолировать однородные явления, которые находятся в причинной связи между собой. Только знание нескольких пересекающихся рядов причин даст возможность вывести закон. Он выступал против проведения аналогии между обществом и организмом.

Кистяковский, как и все неокантианцы, отмечал нали­чие кризиса в современном социальном познании и считал, что выход из него надо искать в области методологии. Он писал: «Надо знать, для какой специальной цели создается понятие, т.е. орудием какого познания оно будет служить для того, чтобы решить, существенен ли или несущественен гот или иной признак. Указания на специальные цели по­знания дает не формальная логика и методология. Так, например, понятие человека будет совершенно различно, и существенными надо будет признать совершенно различ­ные признаки, смотря по тому, будет ли это понятие обра­зовано для целей анатомии, физиологии, психологии или социологии. Определение понятия человека, данное Ла-Меттри в "L'homme machine", человек это машина, годится для анатома, для которого человек прежде всего есть меха­ническая комбинация целесообразно устроенных органов и их рудиментов, но оно не удовлетворило бы даже физиоло­га, не говоря даже о психологе и социологе. В противопо­ложность этому с аристотелевским определением человека, как животного общественного, анатому и физиологу нечего делать, и оно годится только для социолога и отчасти для психолога. Все это заставляет нас признать громадное зна­чение методологии для научного образования понятий, не­смотря на то, что собственно учение о понятии относится к формальной логике. Вырабатывать научные понятия, при­годные для той или другой специальной науки, нельзя, не разрабатывая методологию ее» /54, с.98 —99/.

Он убедительно показал, что большинство понятий соц­иологии были или некритически перенесены из сферы донаучного, обыденного сознания, или взяты из сферы других наук, отсюда их бессодержательность, неопределенность, произвольность. Одна из основных причин кризиса, по его мнению, заключалась в некритическом заимствовании по­зитивизмом категорий и методов естественных наук, что привело к игнорированию специфики предмета социально­го знания. Поэтому он настаивал на «пересмотре всех ос­нов» социального познания.

Необходимо отметить нигилистическое отношение Кистяковского к категории возможности. Он считал, что пред­ставители нового течения в социологии должны, в первую очередь, перестать рассматривать социальные явления с точки зрения возможности, а только с точки зрения необ­ходимости и долженствования. Так как «область социоло­гии есть область безусловно достоверного в социальных явлениях», то и главным будет установление необходимо­сти, а не определение различных возможностей /56, с.393/. Важным для исследователя является обоснование ценности права для практической жизни людей. Отмечая относи­тельность права по сравнению с безусловными истиной, верой, справедливостью, красотой, он указывал, что значи­тельную часть духовной культуры составляют ценные формальные свойства интеллектуальной и волевой деятельности, среди которых право играет ведущую роль. Дисциплинирование человека происходит в большей мере благодаря праву, чем, например, систематическим упраж­нениям воли. Социальная дисциплина может быть создана только правом, поэтому Кистяковский отождествляет дис­циплинированное общество с обществом, в котором развит правовой порядок. Внутренняя свобода человека достигается благодаря праву, игнорирование же его ведет к власти силы и росту несвободы. В России общество никогда не уважало право, люди не осознавали, что условием нормаль­ного общественного развития является прочное правосоз­нание. Поэтому дальнейший путь России Кистяковский видел в признании вместе с абсолютными ценностями так­же относительных ценностей, а именно, обыденного, но в то же время прочного и нерушимого правопорядка.

Павел Иванович НОВГОРОДЦЕВ(1866—1924) был представителем СУБЪЕКТИВНО-НОРМАТИВНОЙ КОНЦЕПЦИИ. Подвергая критике позитивистскую соц­иологию, он отмечал, что «уже первый шаг их социологии есть грубая гносеологическая ошибка. Эта ошибка состоит и наивно-реалистическом утверждении объективного ха­рактера изучаемых фактов и связей» /98, с.270/. По его мнению, логика социальной науки не фиксирует «ни соци­альный закон, ни объективное состояние социальных явле­ний, как думают позитивисты, а это есть не что иное, как систематизация построений нашей мысли, различных абс­трактных гносеологических типологий» /98, с.272/. Новго­родцев выступал против позитивистского сведения культурной системы к системе социальной, а последней — к биоприродным факторам.

Он указывал, что мы отличаемся от животных не тем, ч то наши нормы меняются со временем, а тем, что они у нас в отличие от них есть. Поэтому специфика социальных явлений в человеческой жизни заключается как раз в наличии «первоначальных задатков» всеобщего долженствования, т.е. норм. «Безусловное долженствование» выступает нравственной основой структуры личности и, в конечном счете, является главной творческой основой об­щества и культуры. Позитивисты, сравнивая процесс образования норм и процессы следования нормам людьми с процессами природы, которые протекают естественно, за­бивают, что если нормы и «образуются закономерно, то через людей и при посредстве их воли» /98, с. 257/. Поэтому ставить вопрос о закономерности социальной деятельности можно только лишь в смысле закономерности воли.

В связи с этим, как отмечал Новгородцев, «становится понятной та формула, которую мы противопоставляем по­зитивно-социологическому направлению: нравственность (как и право) может и должна изучаться не только историческое и общественное явления, но также как внутреннее, психическое переживание, как норма или принцип личности. Рядом с социологическим изучением должно быть признано индивидуально-психологическое и нормативно-этическое: нравственность должна быть понята не только со стороны своей исторической изменчивости, но также как явление и закон личной жизни, как внутренняя абсолютная ценность» /98, с.273 —274/. Он считал, что между понятиями «должное» (норма) и «естественная необходимость», как и между понятиями «сознание» и «материя» лежит непроходимая пропасть /98, с.256/.

Новгородцев обращает усиленное внимание на внутренний мир личности, рассматривает нравственно-правовые императивы как посредники в отношении «среда — личность». Но в то же время не согласен с упрощенной интерпретацией личности как пассивного продукта, части социальной среды (группы), как «передаточной инстанции общего движения в замкнутой цепи исторической необходимости». Личность выступает единственным источником сознательных решений, поэтому общество есть не что иное, как сознание отдельных лиц.

Новгородцев опирался на сформулированный Кантом Гегелем тезис в их концепции права и государства о том, что социальному прогрессу всегда предшествует поворот идеализму. Эту идею он положил в основу своей «системы нравственного идеализма». Поворот к идеализму возможен был только в результате разрыва с позитивизмом. Новгородцев считал, что в праве заключено идеальное нравственное начало и оно должно быть подвергнуто специальному философскому анализу.

Необходимо обратиться к нравственной проблеме, понять ее и обосновать как самостоятельную и независимую от любых исторических и социологических предпосылок. Решение вопроса о долженствовании является главным в нравственной проблеме для Новгородцева. Позитивизм не способен решить нравственную проблему, так как при решении вопроса об этическом долженствовании нельзя обойтись без априорных указаний нравственного сознания. Ученый выступал против широко используемого в социологии исторического подхода, так как это ведет к исчезнове­нию личности и объектом исследования становится деятельность масс, среда. Он считал, что наряду с социоло­гией необходимо развивать индивидуально-психологическое, нормативно-этическое изучение естественного права.

Вениамин Михайлович ХВОСТОВ(1868 —1920), правовед и историк, также поддерживал субъективно-норматив­ный вариант неокантианства. Профессор Московского университета в период с 1899 г. по 1911 г.

Хвостов считал, что «названием "социология" со времен Конта обозначается основная и наиболее общая наука об обществе. Существует очень обширная группа наук, кото­рые все в совокупности покрываются общим названием со­циальных или общественных наук. Все эти науки имеют своей задачей исследование отдельных сторон обществен­ной жизни.

...Но, как бы ни были абстрактны и общи выводы отдель­ных групп общественных наук, есть такие общие вопросы, которые не входят в компетенцию ни одной из них. Такой характер имеет вопрос о том, что из себя представляет самое общество и процесс его жизни во всей его полноте. Ясно, что подобного вопроса не может делать предметом своего исс­ледования ни история, ни философия, ни экономика, ни юриспруденция или политика, так как он выходит за пред­елы компетенции всех этих наук и в то же время является основополагающим для них, ибо от ответа на этот вопрос зависит и характер ответов на те частные и более узкие вопросы, которые разрешаются этими общественными на­уками. Разрешение этих основных вопросов об обществе и берет на себя социология, или общая наука о явлениях общественности. Социология оказывается такой же основ­ной наукой для группы общественных наук, какой биоло­гия... оказывается для наук, изучающих отдельные проявления жизни и отдельные стороны жизненной организации, каковы анатомия, физиология, ботаника, зоология» 161, с.1 —2/.

Социология, по мнению Хвостова, это особая промежу­точная наука, которая использует типологические методы, статистику и «понимание». При этом он подчеркивал, что она является одной из «наук о духе», так как социальный мир состоит из психических взаимодействий. При рассмот­рении структурных особенностей этого взаимодействия Хвостов пришел к следующему. Общество и личность, взятые отдельно и.противопоставленные друг другу; будут только лишь теоретическими абстракциями. Если же взять их в жизненном единстве, то они выступают реальностью особого психо-материального ряда онтологических явлений и важным является при этом то, что решающую роль в этом единстве играет духовное.

Личность, по мнению Хвостова, это социокультурное образование, общество и культура накладывают свою печать даже на такую физиологическую характеристику человека, как пол. Он выступил против морали «двойного стандарта», обосновал законность женской эмансипации.

Хвостов отрицательно относился к революции как форме разрешения социальных противоречий. По его словам, необходимо учитывать, что за революцией всегда следует реакция. Революция ведет к разрушению культуры и гибели людей. Он отдавал предпочтение реформам, которые строены на социологическом знании и которые учитывали общественное мнение, социальные идеалы и частные интересы.

Свои социологические воззрения Хвостов попытался изложить в большой специальной работе. Первый том его «Социологии» был практически весь посвящен изложения истории социологических теорий. Второй том, который был посвящен анализу социологического объяснения и структуры социологического знания, хотя в рукописи был готов, в свет так и не вышел. Была опубликована только его первая глава, и некоторые материалы использовались при написании брошюры «Основы социологии».

Хвостов критически проанализировал труды своих предшественников. Их взгляды были классифицированы на 8 школ. Он выделил и проанализировал механическую, географическую, этнографическую, биологическую, психологическую, экономическую, этическую социологию, а также отдельно выделил защитников полной самостоятельности социологии и противников этой науки. Рассмотрение и анализ мировой социологии, в том числе и русской, позволили ему сделать вывод о том, что соперничество и не утихающая борьба между всеми школами является показателем незрелости социологии. А для ее развития необходимо выделит основные вопросы социологии и систематизировать их на адекватной методологической основе. Эту задачу предполагалось решить во втором томе.

Он подверг критике представление о прогрессе как раз­витии, которое направлено для достижения ценной для нас цели, так как это понятие не вполне научное. Хвостов счи­тал необходимым заменить понятие прогресса понятием развертывания духовного процесса. В связи с этим внима­ние социологов должно быть направлено на анализ продук­тов духовного общения людей, а также на выявление духовной закономерности как общей схемы социального порядка. Он рассмотрел три фазы исторического разверты­вания духовного процесса. Хвостов подверг критике как марксизм — за выпячивание исторического фактора, так и субъективную школу — за «недоучет» объективных факто­ров.

Социальные законы, по его мнению, это общие схемы порядка протекания человеческого общения, и они тожде­ственны законам психики. Поэтому социальную психоло­гию необходимо рассматривать как часть социологии, которая изучает формы коллективного сознания — осмыс­ливает мир с позиций данной социальной группы и выраба­тывает понятия, характеризующие социальную организацию общества.

Лев Иосифович ПЕТРАЖИЦКИЙ(1867 —1931) играл ведущую роль в русском неокантианстве, а именно ПСИ­ХОЛОГИЧЕСКИ-ЭМОЦИОНАЛЬНОМ ВАРИАНТЕ НЕ­ОКАНТИАНСТВА. С 1893 г. по 1918 г. он был профессором Петербургского университета, а после эмиграции руководил кафедрой социологии в Варшавском университете.

Новгородцев отметил два главных отличия позиции Петражицкого: это последовательный упор на психологизацию норм и всего социального целого, и его близость к позити­визму.

Петражицкий резко выступал против тех, кто видел в обществе игру сверхчеловеческих сил. Поэтому социоло­гия, по его мнению, это наука, которая призвана изучать человеческое участие в процессах социальной жизни, а именно, особого рода психическую деятельность индивиду­ального характера.

Для ее изучения социология должна опираться на субъективную психологию человеческих мотивов, теорию «ес­тественного права» и принцип «интроспекции».

Основным методом изучения и познания предметов и явлений является наблюдение, то есть восприятие с по­мощью внешних чувств (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание). Это используется в области изучения явлений физического, материального мира. А в области изучения явлений духовного мира, психических явлений, как указывал Петражицкий, оно состоит во внутреннем восприятии про­исходящего в собственной психике и будет называться уже «внутренним наблюдением, самонаблюдением, или интроспекциею, интроспективным психологическим мето­дом».

Петражицкий выступил за проведение методологиче­ской критики существующего образования общих гуманитарных понятий и перестройку существующей психологии.

При выяснении вопроса, что следует считать «централь­ным научным термином социологии», он отвергал как традиционно принятое понятие «общество», так и выдвинутое новое понятие «ценность» /106, с.96, 169/, объясняя это тем, что они не были методологически основательными и не выясняли «мотивационной силы» нормативных переживаний, их «давления на поведение» индивида. Центральным понятием он считал, является «социальное поведение» и его «мотивы» (импульсы). При этом «мотив» как социологическое понятие имеет научно-психологический синоним — «эмоции». Эмоции выступают прототипом всей психиче­ской жизни вообще. Так как эмоции выступают в роли самого содержательного компонента социального поведе­ния, то предметом социологии становится понимание социального действия. Социальные отношения он пытался свести к явлениям психического взаимодействия. Исходя из этого, основным методом в области социальных явлений выступает интроспекция. Петражицкий указывал, что но­вая «эмоциональная» психология, то есть теория мотивов поведения, будет теоретической союзницей данной соц­иологии.

Ученый не только признает эмоции, но и детализирует их, как того требует современная логика научного исследо­вания, аналогично химику, который изучает воду, разлагая ее на кислород и водород. Петражицкий поступал таким же образом, сделав классификацию эмоций, выделяет эмоции «голода-аппетита», эмоции «жажды», «охотничью эмо­цию», «сонную эмоцию», «благожелательные эмоции», «злостные эмоции», «одиозные эмоции» и т.п.

Он отмечал, что «хозяином» человеческой жизни, фак­торами, которые являются решающими и управляющими как в области телодвижения, так и осуществления функций психики являются «эмоции», а не выделенные традицион­ной психологией элементы. Эмоции, носящие двусторон­ний, пассивно-активный характер, являются истинным двигателем, мотивом поведения. Познание, чувства и воля выступают только как добавочные, вспомогательные и под­чиненные психические процессы и служат эмоциям в каче­стве средства для более совершенного эмоционального приспособления. Основой социального выступают бессоз­нательные эмоции, а не воля как сознательный процесс односторонне активного начала, не разум с его ясными и твердыми категориями, стремлением к единству, несвобод­ное творчество личности. Бессознательный процесс жизни является основным и первичным.

«С историческо-эволюционной точки зрения, — подчер­кивал Петражицкий, — представляется весьма вероятным, что первоначальною основою развития психики были имен­но эмоции, и что односторонне-пассивные и односторонне-активные элементы представляют позднейшие продукты эволюции и дифференциации эмоций; ощущения и чувства произошли путем дифференциации эмоциональных раз­дражений, состоявшей, с одной стороны, в постепенном ослаблении и устранении моторного элемента, с другой сто­роны, в выделении из первоначальных смутно-неопреде­ленных раздражений более дифференцированных претерпеваний: ощущений и чувств (причем отрицатель­ные чувства, страдания произошли, вероятно, от репульсивных, положительные чувства — от аппульсивных эмоций); точно также волевые переживания произошли от первоначальных эмоций путем дифференциации эмоциональных позывов, выделения чисто активного элемента. И теперешний наши эмоции с их разнообразными специфи­ческими качествами и дифференцированными акциями представляют тоже продукты дифференциации примитив­ных смутно-неопределенных моторных раздражений, аппульсий и репульсий, с простыми и недифференцированны­ми акциями, представление о которых можно добыть путем наблюдения движений примитивных живых существ (protozoa и т.д.). Примитивные животные не имеют органов зрения, слуха обоняния и т.д., и вообще ходячее предполо­жение существования у них познания, ощущений и т.д. — совершенно произвольное предположение; то же относится и к наделению их чувствами и волею (последнее предполо­жение, как увидим ниже, наиболее ненаучно). Единственно возможный вывод из наблюдения их движений относительно их психики состоит в том, что они не лишены способности к моторным раздражениям аппульсивного и репульсивного характера с соответственными простыми ак­циями» /106, с.223—224/.

Между конкретным поведением человека и «народной психикой» он выводит посредником социальные нормы («нормы—законы»). Подлинной детерминантой общественных институтов и отношений являются сверхгрупповые, общеклассовые нормы (право, мораль).

Нормы — это продукт прогресса «народной психики». Они выполняют две функции: импульсивную, т.е. создают препятствия или способствуют действию мотивов, и педа­гогическую, т.е. способствуют развитию или ускорению определенных психических склонностей. Поэтому любая социальная система выступает ступенью социального поведения и социального воспитания. Выполнив свои функции, она неизбежно заменяется новой социальной системой, которая будет соответствовать стоящей уже на более высоком уровне народной психики. Каждая последующая система норм будет выступать в виде идеала по отношению к уже достигнутому уровню /107, т.1/.

Петражицкий считал, что « идеалом является достиже­ние совершенно социального характера, совершенное гос­подство действенной любви в человечестве» /106, с.З/. А историю человечества он рассматривал как постоянный рост разумности норм и учреждений, увеличение гуманности средств реализации норм и ускорения социального действия. Поэтому миссия будущей науки политики права, с точки зрения Петражицкого, «заключается в сознательном ведении человечества в том же направлении, в каком оно двигалось пока путем бессознательно-эмпирического приспособления, и в соответственном ускорении и улучшении движения к свету и великому идеалу будущего», то есть в том, чтобы сознательно вести человечество в направлении к общему благу /106, с.4/.

Его идеи использовали и широко поддерживали как в нашей стране, так и за рубежом.

В дальнейшем влияние неокантианства пошло по двум направлениям:

1. Способствовало новому взлету философии идеализма (Бердяев, Булгаков и др.);

2. Не сумев уничтожить позитивизм во время его кризи­са, стало толчком к его дальнейшей эволюции.

Неокантианство, оформленное в виде умозрительно-критической, идеалистической традиции, пыталось заме­нить натуралистические модели. Но полностью подорвать интеллектуальное доверие позитивизму в России оно не смогло. Во время критики позитивизм часто называл себя наследником линии Фейербаха, Белинского и Чернышев­ского, а с этой традицией в русской философии идеализм легко справиться не мог.