Пункты 8 и 10 НКП даже с позиций обыденного здравомыслия кажутся странными. Их происхождение в теоретической механике проясняется пониманием двух обстоятельств. Во-первых, того, что любая научная теория суть не более чем искусственная знаковая схема, информационная модель чётко ограниченного круга явлений. Во-вторых, того, что исторически формирование динамики Галилея–Ньютона было теснейшим образом связано с задачами небесной механики, с конкретной спецификой движений объектов Солнечной системы. Именно эта специфика в значительной мере диктовала теоретикам соответствующие идеализации, упрощающие предположения, концептуальные схемы.
Так, ограниченность пункта 8 в полной мере была осознана лишь в квантовой механике, хотя он несправедлив и в массе других ситуаций. Например, одно дело – измерить термометром температуру воды в бассейне, и совсем другое дело – температуру воды в объёме напёрстка. Очевидно, что во втором случае сам процесс измерения термометром сильно изменит подлежащую измерению температуру. Зато в движениях небесных тел ничего не меняется от того, что человек наблюдает их невооружённым глазом или в телескоп. Механика эпохи Галилея и Ньютона руководствовалась, в основном, опытом такого рода.
Ограниченность пункта 10 особенно очевидна: никто и никогда не видел, чтобы рассеянный в атмосфере дым собирался обратно в трубу, чтобы цыплёнок забирался обратно в яйцо, которое после этого вновь становилось целым, и т. п. Тем не менее, небесная механика ещё в античности могла единообразно просчитывать движения планет как в будущее, так и в прошлое. И применительно к задачам из этой узкой области допущение об обратимости движений было с успехом воспринято динамикой Галилея–Ньютона.