Ставя все эти проблемы в антропологической плсскгсти, мы ясно видим взаимную корреляцию структурирующих начал л добровольных решений.
Раскроем на примерах динамику добровольности и принудительности в следовании социальному правилу. Говоря о записи социального закона и нормы на теле человека, мы лишь указали на существование, с одной стороны, внешних, принудительных форм такой записи и, с другой, добровольных, сопряженных с удовольствием. Здесь целесообразно произвести некоторые уточнения.
Применение розог часто представляется насильственным средством и аномалией. В книге по истории розги мы обнаруживаем отрывки, где хорошо прослеживаются градации: удовольствие — воля к правилу — внешнее насилие. Сказанное ниже подтверждает мысль,
высказываемую многими мыслителями: «Ничто в такой мере не избавляет нас от внешнего принуждения, как самопринуждение».
Подчеркнем, что речь в приводимых ниже отрывках идет о жизни привилегированных классов европейского общества. Часто полагают, что телесные наказания распространялись только на низшие общественные слои6. Это не соответствует историческим фактам, ибо непосредственное телесное воздействие было распространено и среди привилегированных.
Наши примеры приводятся в книге: Бертрам Д.Г. История розги. В 2-х т. — М., 1992. Автор приводит письмо бабушки внучке. Речь идет об происходившем примерно в 1830 г.
Итак, градация первая — удовольствие.Бабушка с удовольствием описывает моды времен своей юности:
«... приданое мое вышло на славу: ведь я считалась благородной девушкой! Всего мне было дано шесть платьев; пожалуй, современные девицы найдут такое количество ничтожным, но тогда — о, тогда оно казалось громадным. Дали мне и ситцевое платье с красными крапинками, сшитое по самой последней моде, с короткой талией, которая должна была не доходить до плечей только на два дюйма... Юбки были довольно тесны и с одной стороны несколько подобраны... При выходе на улицу в то время надевали длинный широкий шавль (шаль. — Авт.) и перчатки, причем последние были настолько длинны, что закрывали всю руку. В мои времена женщины особенно изощряли вкус в перчатках. У меня было их несколько пар, были белые, были и цветные, все были вышиты и украшены накладными узорами из дорогих и красивых кружев. Такие перчатки стоили обыкновенно довольно дорого. Волосы имели тогда обыкновение завивать горячими щипцами в локоны; украшений на них было бесконечное количество. ...Впрочем, родная, мода капризна, как ты, вероятно, знаешь; мода всегда была тиранкой и всегда таковой, я убеждена, останется» (Указ соч. — Т. 1. — С. 255—256).
Прервем цитирование для комментария. Моде дают определение тиранки, однако подчиняются ей с удовольствием. Далее речь идет о практиках, которые удовольствия не доставляют. Но их считают безусловно необходимыми и те, кто их применяет, и те, к кому их применяют.
Градация вторая — самоконтроль, насилие над самим собойили добровольное подчинение насилию. Итак, девочку привозят в школу:
«Немедленно же был осмотрен весь... гардероб, причем все было одобрено, забраковали только корсет, который оказался настолько свободным, что его перешнуровали, и в конце концов, я еле-еле могла дышать в нем; но мисс Померей (владелица панси-
" Эта точка зрения преобладает в известной книге: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. — Харьков, 1994 (репринт).
она. — Авт.), видя мои страдания, заметила, что девицы не должны распускать свою грудь как молочницы... Каждое утро при входе в классную комнату мы должны были делать нашим учительницам новомодные реверансы, которым мы научились от нашего танцмейстера. Затем наши ноги устанавливались на полку, выпрямитель привязывался к плечам и в талию втыкалась большая штопальная игла острием кверху; рассчитано было так, чтобы мы неминуемо укололись, если бы осмелились хотя слегка опустить голову. А кто укалывался, той грозило наказание...» (Там же. — С. 257).
Итак, насилию себя подвергают добровольно для достижения экспрессивной цели социального маркирования: дабы осанка как привычное положение тела напоминала, что владелица тела и осанки не принадлежит к группе «молочниц», т.е. к низшему классу. Точно так же работали не только над телом, над поведенческими нормами, но и над языком. Норму не только «вбивают». Возникает «воля к норме» (М.Фуко).
Что же касается наказания, то оно осуществлялось посредством применения розги. Градация три — внешний контроль и насилие.Норма формируется принудительно, причем имеет место род социального театра — аналогичный театру публичной казни.
«Если кто-либо из нас провинилась в чем-нибудь... и была приговорена к телесному наказанию, то она должна была подойти к кафедре учительницы и после глубокого поклона просить разрешения отправиться за розгой. Разрешение давалось, и проштрафившаяся удалялась и сейчас же возвращалась в класс, но уже без перчаток; в руках ее была подушка, на которой лежала розга. Затем она становилась перед учительницей на колени и преподносила ей розгу, которая тут же несколько раз прогуливалась по обнаженным плечам и шее преступницы. ...Видела я неоднократно, как в присутствии всей школы секли наполовину обнаженных взрослых девиц, как говорят, невест, и секли за что ? За малейшее невольное уклонение от параграфов установленного в нашей школе режима При всех публичных экзекуциях полагалось одевать на наказуемую особое платье, похожее несколько на ночной капот, и вот в этом именно наряде виновную перед поркой водили перед рядами выстроившихся для присутствования при наказании товарок» (Там же. — С. 258,259).
Эти обычаи записи нормы прямо на теле и сопутствующего социального театра изживаются лишь в наши дни. До этого телесные наказания воспринимались как норма. Знаменитый режиссер И.Бергман, родившийся в 1918 г., вспоминает свое детство в протестантской Швеции второй половины 20-х годов: «Прегрешения посерьезнее наказывались по всей строгости. Сперва выяснялось, в чем преступление. Потом преступник признавался в содеянном в низшей инстанции, т.е. в присутствии гувернанток, матери... За признанием немедленно следовал бойкот... После обеда и кофе
стороны вызывались в кабинет к отцу. Там возобновлялисьдопросы и признания. После чего приносили прут для выбивания ковров,и преступник сам решал, сколько ударов он, по его мнению,заслужил. Определив меру наказания, доставали зеленую,туго набитую подушку, с виновного стягивали штаны... и приговор приводился в исполнение» (Бергман И. Картины.— Москва—Таллинн, 1997. —С. 41).
Прослеживается общая связь между изменением телесной и «эмоциональной экономии» личности и постепенным возрастанием возможности расчета в социальном существовании. Такая возможность порождается длительным процессом изменения в структуре обществ. Расчет тесно связан с рациональностью. Только вот расчет бывает разным.
Н.Элиас вводит представление о рациональности двора, которое, несомненно, шокирует тех, для кого самоочевидностью является утилитарное отношение к миру, кто возрос на теориях рационализации М.Вебера, ГЛукача и Ю.Хабермаса. Рациональность двора относится к потребности вычислять точно поведение других через тонкие детали этикета, церемонию, вкус, платье, манеры и разговор — в поисках знаков подъема или падения в процессе сдвига баланса власти. Выигрышем в игре могло стать внимание короля. Это внимание влекло за собой получение ряда благ в качестве дара (прежде всего, земель). Владение землей, этим главным средством производства в традиционных обществах, давало власть. Это не менее рационально, чем расчет буржуазии в конкуренции за экономическую власть.
У аристократов двора и буржуазных моралистов разные модели восприятии и классификации социального мира. Разница хорошо ощущается при сравнении с протестантской этикой, как о ней писал М.Всбер (см. тему 5). Каталог пуританских ценностей включает умеренность, самоконтроль, решительность, сдержанность, бережливость, искренность, справедливость, прилежание, скромность, чистоплотность, благочестие, миролюбие. Буржуазный характер пуританина особенно очевиден, если сравнить его нравы с максимой «.положение обязывает» благородного сословия, где высокое положение в социальной иерархии диктует необходимость быть великодушным и щедрым. Именно эта необходимость, в конце концов, вела к конкуренции двора, так прекрасно описанной в мемуарах герцога Сен-Си мои а7.
Историк нравов Э.Фукс, работы которого в последние годы переизданы дважды, не может понять, зачем нужны были безумные траты на праздники, которые делались в Германии на княжеских дворах: «Недурненькая сумма —- 52 тысячи гульденов! На эти деньги можно было тогда прокормить в течение одного дня всю страну»4. Он не по-
7 Сен-Симон.Мемуары. Полные и доподлинные мемуары герцога де Сен-Симона о пеке
Людовика XIV и Регентстве. Избранные главы. •— В 2-х т. — М., 1991.
* Фукс Э. Иллюстрированная история нравов. Галантный век. — М.,1994. — С. 23.
нимает, зачем нужны десятки платьев, отделанных бриллиантами, ибо судит то, о чем он пишет, с позиций буржуазного утилитаризма, который воспринимается как универсалия. Н.Элиас показывает, для чего это было нужно, т.е. рассматривает как проявление рациональности.
Сравнительное социально-антропологическое исследование позволяет сделать видимыми те ограничения спонтанных аффектов и действий, которые возникли в процессе социально-исторического развития и стали второй природой цивилизованного человека. Этот процесс выливается в рационализацию поведения. Динамика самого процесса слепа, будучи следствием некоординированных действий с непредсказуемыми последствиями.
Цивилизация — не только процесс умиротворения.Процесс цивилизации с антропологической точки зрения можно трактовать и как длительную трансформацию аффективных проявлений,как всесторонний аппарат самоограничения.Хорошие манеры «человека из общества», контролирующего собственные аффекты, — наиболее ясный пример.
Такое представление совместимо с множеством конфигураций развития цивилизации. Выбор для анализа именно высших классов имеет ряд дополнительных следствий. Именно элита рыцарей сыграла свою роль в оформлении генетического поля Запада. Именно названные процессы стали археологией глубинных структур общества. По отношению к российскому обществу такие исследования только предстоят.
Вопрос о том, почему изменялись человеческое поведение и эмоции, — вопрос о том, почему меняются формы жизни. Одни функции уходят вместе с исчезновением прежних жизненных форм, другие остаются, меняя свой облик. Постепенно вырабатываются новые стили жизни, новые умения, которые распространяются «вширь».
В Средние века путешествие по дороге было опасным предприятием. Таковым оно остается и сегодня. Но характер опасности разный. Средневековый путешественник должен был быть готов — и физически, и по темпераменту — отразить жестокую атаку. Сегодня путешествие по шоссе на автомобиле тоже опасно. Чтобы избежать ее, нужна высокая степень самоконтроля, умения сдерживать непосредственные реакции и в то же время реагировать быстро и точно. То же касается агрессивного поведения. Ярость битвы, сопряженная с удовольствием, постепенно превращается в атавизм.
Самоконтроль свидетельствует о силе «Я», которая выступает как рационализированный психологический наследник, вытесняющий преимущества грубой физической силы.
Эффективный аппарат самоконтроля — важный источник власти. Любопытны размышления З.Фрейда о способности самоограничения, которыеприводит Э.Фромм: «Чернь живет как хочет..., мысдерживаем себя.Мы делаем это для того, чтобысохранить нашу целостность. И эта привычка постоянного подав-
ления природных инстинктов придает утонченность нашему характеру. Мы чувствует глубже, а потому на многое не осмеливаемся. Почему мы не напиваемся? Поскольку неудобство и стыд похмелья... доставляют нам куда больше «неудовольствия», чем наслаждение, получаемое от пьянства... Бедные обычные люди — они не могли бы существовать без толстой кожи и легкомыслия... Бедняки слишком бессильны и беззащитны, чтобы действовать так, как мы» (Цит. по: Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и его влияния. — М., 1996. — С. 36, 37). Самоконтроль с большей вероятностью складывается в привилегированных социальных пространствах. Превосходить и быть свободным во взаимодействиях — привилегия господ, а не рабов. Но, напомним еще раз, именно привилегированные сделали целый ряд непреднамеренных социальных изобретений, которые изменили облик мира.