ЛЕКЦИЯ ХI. ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

ЛЕКЦИЯ ХI. ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

 

Две волны массовых миграций. Европу за пределами Римской империи населяли народы трёх ветвей индоевропейской семьи: кельты (галлы, гельветы, белги, бритты), германцы и славяне. Начиная с IV в. отмечаются наиболее крупные перемещения различных этнических групп, называемые историками Великим переселением народов. При этом выделяются две волны этих массовых миграций.

Первую волну возглавили германские племена готов. Уже во II в. х.э. они покинули свою прародину в Скандинавии и двинулись на юг, где наткнулись на хорошо укреплённый римский лимес (оборудованную специальными защитными сооружениями границу). Пытаясь обойти его, готы постепенно смещались на восток, пока не попали на земли Восточноевропейской равнины.

Народные предания об этом героическом периоде мы знаем из произведения готского историка VI в. Иордана (Иорнанда), почерпнувшего многие сведения из сочинения римского писателя Кассиодора Сенатора. Свой труд Иордан назвал «О происхождении и деяниях гетов» (De origine actibusque Getarum) или кратко Getica.

По Иордану, геты вышли с «острова Скандза» (Скандинавского полуострова) и сначала обосновались где-то на побережье Балтийского моря, покорив местных ругов, затем вандалов, после чего отправились в «Скифию» (Восточную Европу), которую они завоевали в три этапа, подчинив все жившие там племена. По преданию, готами управляли вожди из рода Амалов.

В IV в. сложились два готских этнических массива – вестготы (тервинги) и остготы (грейтунги). Границей между ними стала река Днестр. В третьей четверти IV в. у остготов возник мощный племенной союз Херманарика, разгромленный около 375 г. гуннами.

Гунны (хуннý) представляли вторую волну Великого переселения народов. Во II–I вв. до х.э. они нападали на северные рубежи Китая, вынудив жителей Поднебесной построить для защиты от них Великую Китайскую стену. Однако после ряда поражений, понесённых ими от китайцев, во II в. х. э. хунну двинулись на запад, где вобрали в себя множество представителей финно-угорских народностей. Восприняв их язык, они сохранили своё самоназвание – хунну (сюнну) – гунны.

Под предводительством своего верховного вождя Баламбера (Баламира) гунны нанесли поражение всем племенным группам, проживавшим в южном секторе Восточной Европы. Однако создать своё сильное межплеменное объединение они в то время не смогли. Более того, новому «королю» остготов Винитару даже удалось взять к себе на службу часть гуннов. Такое явление было вполне обычным для эпохи «военной демократии».

«Военная демократия». Американский этнограф Льюис Генри Морган (1818–1881), изучая архаические общества Древнего мира и современных ему американских индейцев, обнаружил в их социальной организации много общего. Характеризуя в целом переходный этап от доклассового общества к государству, Л.Г.Морган назвал время существования варварских обществ «эпохой военной демократии».

Приняв термин «военная демократия», К. Маркс и Ф. Энгельс придали ему универсально-историческое значение. Позднее, в работах советских историков этим термином стала обозначаться не только определённая форма организации власти, но и соответствующий ей этап в развитии первобытного общества. По мнению марксистов, эпоха «военной демократии» является заключительным этапом разложения первобытного общества и его преобразования в классовое (рабовладельческое или феодальное) общество.

Археологически она соответствует ранней поре металлов (бронза, раннее железо), внедрение которых повлекло за собой широкое развитие плужного земледелия, скотоводства, ремесла, обмена, появление избыточного продукта, частной собственности и патриархального рабства.

В этих условиях одним из крупных факторов начавшегося процесса классобразования и становления отделённой от народа государственной власти явились грабительские войны в целях захвата чужих богатств и рабов, обогащавшие и усиливавшие военных предводителей и объединившихся вокруг них дружинников.

Опираясь на последних, военачальники, в особенности вожди повсеместно возникавших в это время союзов племён, постепенно захватывали власть в ещё сохранявшихся органах первобытной демократии – родоплеменных советах. Значение народных собраний падало, а родоплеменные советы превращались в специфические органы «военной демократии», которые с окончательным распадением общества на классы становились органами классовой диктатуры.

Таковы основные положения марксистской концепции развития человечества от доклассового общества к государству. Несмотря на то, что в целом взгляды историков-марксистов относительно сущности переходного периода представляются достаточно обоснованными, существенным их недостатком являются представления об однородности «варварского» общества того времени и однотипности их систем организации власти.

«Вождество». В ХХ в. в изучении архаических обществ помимо археологии, этнографии и истории выделилась особая наука, которую на Западе называют социоантропологией, а в нашей стране – этнологией. В отличие от первых трёх названных наук последняя изучает только социальные связи, организацию власти, механизм функционирования древних социумов.

Исследования обществ, переживавших переход к классовому строю, как европейских, так и неевропейских, позволили выделить некоторые общие черты (универсалии), определить последовательные этапы процесса и создать типологию социальных и политических структур переходного периода. Изучая тему «Образование государства» в курсе истории Древнего мира, мы уже познакомились с концепцией М. Фрида и Э. Сервиса и используемыми ими терминами редистрибуция и реципрокный обмен. Характеризуя различные типы «варварского» общества, М. Фрид и Э. Сервис употребляют термин chiefdom, который отечественные историки переводят как 'вождийство' или ’вождество’.

Сам по себе этот термин подчёркивает главную роль института вождя в складывании потестарно-политических структур. По определению Э. Сервиса, вождество – это «промежуточная форма, вырастающая из эгалитарного общества и предшествующая всем известным примитивным государствам». Она отличается централизованным управлением и наследственным иерархическим статусом. Политическая организация повсеместно представляет собой теократию, а форма подчинения власти приобретает вид религиозного подчинения жрецу-вождю.

Такой политический строй, как показали исследования различных обществ, является универсальным, переживаемым всеми народами в период разложения родоплеменного строя, в том числе теми, которые впоследствии не создали государства. Он стадиально предшествует как рабовладельческим, так и феодальным государствам.

Отличия простого и сложного вождества. Формируясь в рамках единого этносоциального организма – племени, вождество имело тенденции к распространению и включению в свой состав других племён на основе конфедерации, завоевания или подчинения в форме обложения данью, что в любом случае сопровождалось значительным увеличением прибавочного продукта. М. Фрид и Э. Сервис выделяют в этой эпохе «военной демократии» два чётко выраженных этапа, которые они называют этапами простого и сложного вождества.

На этапе простого вождества варвары ещё раздроблены на отдельные племена. Возни-кающие у них племенные союзы имеют временный характер и создаются либо для сов-местного набега на соседей, либо для обороны от их вторжения. Временным является и институт верховного военного вождя, у которого нет постоянной дружины.

При переходе на этап сложного вождества прежде всего возникает институт постоян-ного военного вождя, для эффективного функционирования которого создаётся постоян-ная дружина. Верхушка дружины становится ближайшими советниками верховного вождя. Тогда же возникают прообразы будущей дани, идущей на содержание дружины.

Наиболее ярко этапы эпохи военной демократии прослеживаются на эволюции гуннского племенного союза. Оставаясь на уровне простого вождества, гунны даже после разгрома сильной державы Херманарика (находившейся на уровне сложного вождества) не смогли создать аналог этой державы.

Лишь к 430 г., когда верховный вождь Руа (Руга, Ругила) сумел подчинить себе все гуннские и зависимые от них племена, возникло межплеменное объединение, которое при Аттиле (435–454) охватывало значительную часть Центральной и Восточной Европы, что знаменовало собой переход гуннов на этап сложного вождества.

Вождество как «сгусток идей». Известный западный социоантрополог, сотрудник Американского музея естественной истории (Нью-Йорк) Роберт Л.Карнейро убеждён в том, что вождество не возникло само по себе. Как и все другие политические институты, которые когда-либо создавали люди, вождество стало воплощением «сгустка идей», которые витали в человеческом обществе. Привожу далее отрывок из статьи Р.Л.Карнейро, опубликованной в вышедшем в нашей стране сборнике статей, посвященном проблемам сущности раннего государства, его альтернативам и аналогам.

«…несколько факторов привели к тому, что деревни эпохи неолита переросли пределы местной автономии и создали политические единицы, состоящие из нескольких общин, которые мы называем вождествами. Этими условиями, по существу, стали наличие сельского хозяйства, ограничения, налагаемые социальной и естественной средой, демографическое давление и войны. Все вместе они создали необходимые и достаточные условия, которые инициировали процесс. Почти неизбежно они приводили к возникновению вождеств, а затем, на более ограниченных территориях, к появлению государства.

Итак, в какого рода идеях выразились эти условия, когда начали формироваться вождества? По моему мнению, соответствующие идеи были просты и немногочисленны и могли придти на ум любому обычному человеку. Их было немного, помимо следующих:

1. Силой оружия захватить соседние селения.

2. Включить людей и их территорию в свою политическую единицу.

3. Взять пленных и заставить их работать как рабов.

4. Использовать своих ближайших соратников, чтобы управлять захваченными территориями, если местные лидеры организуют восстания.

5. Потребовать от подданных периодической уплаты дани.

6. Потребовать от них также предоставления воинов в случае войны.

Этой полдюжины идей было вполне достаточно, чтобы обеспечить интеллектуальный аппарат, вовлечённый в создание вождеств. Можно ли найти ещё столько же более простых идей? Неужели такие мысли не могли прийти в голову кому угодно? Неужели такие мысли не приходили в голову вождю селения, который столкнулся с проблемой недостатка земли и наличия жадных соседей?»

Как видно из цитированного отрывка, Р. Л. Карнейро видит истоки вождеств в эпохе перехода от неолита к эпохе освоения металлов. Однако наиболее ярко простое и сложное вождества проявились не в глубокой древности, от которой, к тому же, до нас дошло не так много информации, а в эпоху Великого переселения народов, когда многочисленные племена «варваров» появились на границах древних цивилизаций.

Дружинное государство. Дальнейшее развитие потестарно-политических структур архаических обществ привело к появлению раннего государства. Изучая дошедшие до нас свидетельства об эпохе Великого переселения народов, западные историки и социоантропологи называют его «военным». Однако этот термин весьма расплывчатый и может быть отнесён к многим государствам различных эпох.

Немецкий историк Хайнрих Миттайс, занимавшийся проблемами истоков средневекового европейского государства, находил их в дружинных отношениях верности своему вождю. Признание населением власти короля учёный интерпретирует как дружинную верность и предлагает выделить особый тип государства, который он называет Gefolg-sсhaftsstaat ('дружинное государство'). При этом Х.Миттайс и его последователи подчёркивали чисто немецкий характер дружинного государства, основанного на древних германских традициях.

Аналогичный термин, независимо от Х. Миттайса, предложила Е. А. Мельникова, занимаясь сравнительным анализом архаических государств Скандинавии и Руси. По мнению исследовательницы, «основной особенностью политической системы зарождающегося государства является то, что его функции выполняются главным образом военной организацией – дружиной.

Она образует органы управления центральной власти, ещё примитивные и слабо расчленённые: осуществляет сбор прибавочного продукта и его перераспределение, частично через контроль над внешней торговлей; управление; выполняет часто военные функции: подчинение новых территорий и их интеграцию в государственную систему, охрану территории, на которую распространяется центральная власть, а также организация походов, носящих как завоевательный, так и грабительский характер. Именно основополагающая роль дружины (или аналогичной военной организации) определяет особенности политического строя и потестарных структур, а также весь облик зарождающегося государства».

С экономической точки зрения дружинное государство представляет собой пёструю картину взаимодействия различных укладов. Помимо первобытнообщинного присваивающего и производящего хозяйства, которое в совокупности принято называть патриархальным укладом, в обществе, характерном для дружинного государства, развивается патриархальное рабство и зародыши феодального уклада.

Каждый из названных трёх укладов имел свою «нишу». Патриархальный уклад сохранялся в сельской местности, рабовладение «подпитывалось» частыми войнами, сохранением вплоть до раннего Нового времени невольничьих рынков и самопродажей в рабы.

Медленнее всего развивался в дружинном государстве феодальный уклад. Самые ранние элементы феодализма проявляются в организации королевских или княжеских сёл, население которых поставляло правителю продукты питания, напитки и обслуживало его дружину. В дальнейшем военные советники государя превратились из сборщиков дани с отдельных территорий в собственников отдельных земель.

Стратификация общества в дружинном государстве. Поскольку в эпоху перехода от вождеств к раннегосударственным образованиям не было ведущего экономического уклада, который определял бы характер того, что марксисты называют «надстройкой» (идеология, право, политическая система и другие сферы общественной жизни, не входящие в экономический базис), стратификация общества в то время ещё не имела ярко выраженного классового характера.

Тем не менее, если общество начало стратифицироваться, т.е. разделяться на отдельные слои, прослойки, сословия и т.п., значит уже идёт процесс складывания государства. По мнению М. Фрида, «раз существует стратификация, то предпосылки государственности уже созданы и действительное формирование государства уже началось».

При переходе к государственной организации общества резко возрастает роль центральной власти. Она сохраняет все основные функции предшествующего времени, но упорядочивает и дифференцирует их. Наряду с перераспределением возникает организованный сбор прибавочного продукта (в форме фиксированных даней). Важной функцией государства становится охрана складывающейся подвластной территории.

ЛЕКЦИЯ ХII. ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ МЫСЛЬ ВИЗАНТИИ

 

Идеологическое оформление автократии. В бюрократической централизованной и деспотической монархии император (василевс) считался самодержцем (автократором) «божьей милостью». Идейное обоснование императорского самодержавного режима находило отражение не только в законодательстве, но и в политической литературе, например, в «Наставлениях правителям» Агапита (VI в.). В своих «Наставлениях» (букв. «Зеркало принцев») Агапит исходил из принципа божественного происхождения императорской власти, подданных которой он подобострастно именует «рабами». Но вместе с тем мыслитель признаёт и несовершенство человеческой природы монарха.

В основу оправдания автократии как института положен мотив о благотворительной роли царя. Никто на земле не может обязать государя следовать законам, но он сам возлагает эту обязанность на себя во имя благочестия, собственного спасения и спасения подданных. По мнению Агапита, крепость государства зависит от гармоничных отношений между народом и властью, но вместе с любовью царь должен внушать и страх.

В рассматриваемом сочинении ощущается стремление приспособить некоторые идеи античной политической философии – об общем благе, справедливости, царе-философе и других – к теологизированной концепции патриархальной христианской монархии. Свои идеи Агапит выразил в популярной форме. Его трактат был написан в лёгком для усвоения элегантном стиле, он широко копировался и был пригоден для школьного обучения.

Другой автор того же VI в., оставшийся анонимным, написал о том же в более утончённом виде для философски образованных кругов. В диалоге «О политической науке» в духе неоплатонизма (приспособленного к христианской доктрине учения Платона) проводится идея о том, что, поскольку искусство василевса заключается в подражании Богу, то василевс должен быть философом, а василейя (как политическая наука управления страной) должна иметь собственные законы, доктрину и метод.

Складывание представлений об образцовом правителе. Образ идеального василевса не сразу приобрёл черты «христианнейшего». Традиция обожествления личности и деяний римских императоров была заложена христианским писателем Евсевием Кесарийским (260/265–339), который в «Жизнеописании Константина», «Похвале Константину» и других своих трудах в качестве придворного историка изобразил императора-арианина обладателем «богоданнной мудрости», в котором «Бог явил подобие единодержавной своей власти». Саму империю историк изобразил «царством Христовым» и «божьим царством на земле».

Образ идеального византийского правителя в «Истории» Феофилакта Симокатты (VI в.) ещё не полностью облачён в тогу благочестия и защитника веры. Такой вывод следует из сентенций и назиданий, вложенных историком в уста умирающего императора Тиверия своему преемнику. Тиверий наставляет преемника в выражениях светской мудрости, без ритуального обращения к библейским догмам и образцам: «За тем, кто наделён обширной властью, следуют и большие прегрешения»; «…Держи в узде разума произвол своей власти с помощью философии, как рулем, управляй кораблем своей империи… Бойся думать, что ты превосходишь всех умом, если судьбою и счастьем поставлен выше всех»; «…Жало дано царю пчёл не для тирании, но скорее на пользу народа и справедливости» (История, 1, 6, 20, 16).

«Хронография» Феофана (VIII в.) выделяет в облике императора в качестве основной черты благочестие, понимаемое как верность православию и единству церкви. Обнаруживает себя и стремление официального хрониста «заново переписать для своего времени всемирную историю».

Обожествление василевсов. Императорская власть в Византии формально не была наследственной и часто становилась добычей придворных клик и всевозможных узурпаторов. За тысячелетнюю историю империи половина самодержцев была лишена престола с помощью яда или заточения в монастырь, другие были утоплены, ослеплены или оказались жертвой тайного заговора, народных волнений и т.д. Тем не менее, общественная мысль Византии пыталась нарисовать образ идеального василевса, поскольку положение наследницы великого Рима обязывало «ромеев» быть примером для соседних, «менее цивилизованных» народов.

Византийская господствующая доктрина изображала василевса земным божеством, божественным венценосцем. К нему постоянно прилагался торжественный эпитет «солнце» (намёк на связь с космическим миропорядком), его появление перед толпой превращалось в многозначительный символ, а его жилище, одежда и даже чернила, которыми он подписывался, имели священный смысл, образуя составные части государственной культовой обрядности.

Традиционная и ритуализированная униженность подданных (коленопреклонение и лобызание земли у ног самодержца должны были совершать и сенаторы) сопровождалась показной униженностью императора, который наряду с «державой» – символом земной власти держал ещё акакию – мешочек с пылью, напоминавшей о бренности всего сущего.

Взаимоотношения государства и церкви. Ещё при Юстиниане I был провозглашен основополагающий принцип: василевс и патриарх в содружестве правят один телом, а другой душою подданных. Теория согласия между царской и церковной властями, впоследствии именуемая «симфонией светской и духовной власти», нашла своё выражение в предисловии к VI новелле (императорскому указу) Юстиниана I, где она передаётся в таких словах: «Величайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием – это священство и царство; первое служит делам божеским, второе заботится о делах человеческих, оба происходят из одного источника и украшают человеческую жизнь, поэтому цари более всего пекутся о благочестии духовенства, которое со своей стороны постоянно молится за них Богу. Когда священство непорочно, а царство пользуется лишь законной властью, между ними будет полное согласие, приносящее человечеству громадную пользу».

Теория «согласия и единомыслия» двух властей побуждала византийскую церковь предпринимать время от времени робкие попытки освободиться от диктата императорской власти. Это проявлялось главным образом в поддержке оппозиции против неугодного василевса, которого патриархия критиковала с религиозно-моральных позиций.

Однако императоры, как правило, имели больше влияния и возможностей в политической борьбе со всякой оппозицией. Обычно они сами подбирали «удобного» патриарха. В случае серьёзной угрозы василевсы не останавливались и перед прямым низложением и даже казнью оказавшихся строптивыми церковных иерархов, правда, с последующим одобрением (или прощением) от церкви.

Стремление представить Византию державой, сохранившей былое величие Римской империи, порождало консерватизм во всех сферах политической жизни страны. Византийское государство изображалось, с одной стороны, как Новый Израиль богоизбранного народа, а с другой – как прямое продолжение дела римских цезарей.

Идея избранничества подкреплялась насаждаемым представлением о совершенстве византийских порядков. Все социальные бедствия объяснялись злоупотреблениями «грешных» чиновников. От Римской империи Византия унаследовала также доктрину о господстве василевса над всей ойкуменой, т. е. над всеми землями, некогда покорёнными Римом.

Политическая философия Иоанна Дамаскина. Творчество Иоанна Дамаскина (ок. 675 – ок. 750), богослова и талантливого сочинителя религиозных гимнов, относится к периоду формирования и систематизации средневековой «школьно-церковной философии». Заслуга Иоанна Мансура из Дамаска перед богословием состояла в отходе от фрагментарного и избирательного патристического (святоотеческого) философствования в платоновском духе и, в частности, в использовании аристотелевской политической систематизации, сопровождаемой скрупулёзным расчленением понятий и выведением нового понятия. Главный труд Иоанна «Источник знания» состоит из двух частей – «Диалектики» и «Точного изложения православной веры».

Философия, согласно одному из определений мыслителя, есть «искусство искусств и наука наук», ибо она есть начало всякого искусства. Через неё изобретается всякое искусство и всякая наука. Философия как познание сущего есть вместе с тем уподобление Богу. Уподобление это происходит благодаря мудрости (которая представляет собой истинное познание блага), через справедливость (которая есть «нелицеприятное воздаяние каждому должного») и через праведность, под котрой разумеется доброта («когда мы благодетельствуем нашим обидчикам»).

Философия, по Дамаскину, подразделяется на умозрительную и практическую. Первая включает в себя богословие, физиологию и математику, вторая – этику, домостроительство и политику. Политика, как и вся практическая философия, тесно связана с этикой. Практическая философия занята главным образом изучением добродетельного. Она, в частности, «упорядочивает нравы и учит, как распорядиться собственной жизнью; если она предлагает законы одному человеку, она именуется этикой, если целой семье – домостроительством; если городам и землям – политикой».

В соответствии с традицией христианского мистицизма Бог в философской системе Иоанна Дамаскина олицетворяет собой бесконечное бытие «как некая безбрежная и беспредельная пучина сущности», и поэтому его невозможно постигнуть, описать. Человек представляет собой некий «второй мир», малый – в великом»; он наделён душой и телом и представляет собой средину между умом и материей. Правит душой и плотью ум.

Вершина политической мысли Византии – сочинения Михаила Пселла. Выдающийся эрудит, философ, историк и крупный государственный чиновник Михаил Пселл (1018 – ок. 1096) оставил после себя большое литературное наследие. В условиях господства христианского богословия М. Пселл, подобно западным гуманистам, обращался к античному наследию. Более того, он нередко сопоставлял окружающую действительность с античными образцами и отыскивал в последних эталоны для суждений и оценок. При этом современная ему государственная жизнь воспринималась либо как «болезнь» тела государства, либо как деградация по сравнению с древностью.

В написанной Михаилом Пселлом «Хронографии», посвящённой непосредственно деяниям василевсов сравнительно близкого ему времени, он обличает одного из них, Константина VIII, в том, что тот начал «безобразить и вздувать тело государства. Одних подданных он раскормил деньгами, других – по горло набил чинами и сделал их жизнь нездоровой и пагубной» (Хронография, III). Болезнь государства согласно метафизическому толкованию философа, превратила подданных в животных, столь разжиревших, что нельзя было уже обойтись без всякого рода очищающих средств» (Там же, VII).

В государстве, как и в человеческом теле, – разъясняет М. Пселл метафору, широко распространённую ещё в античной литературе, – все члены должны занимать положенное место и тем самым содействовать осуществлению «гармонии», «порядка» и «соразмерности». Идеальным государственным строем предстаёт в глазах мыслителя, например, афинская политика, в которой имелись списки людей как «лучших и благородных, так и безродных».

Сетуя на современные ему порядки, М. Пселл объясняет их несовершенство таким образом: на смену порядку приходит неразбериха, когда благородство никем не принимается в расчёт, когда синклит (высшее имперское чиновничество) ничего не значит перед прихотью самодержца.

В соответствии с официальной доктриной власть самодержца изображена М. Пселлом как «род полезного служения подданным». С моральной стороны такая власть нуждается, считал он, в правителе с душой, «постоянно бдящей о благом правлении», а если этого нет, то возникают не только неурядицы, но и более тяжёлые последствия. Злоупотребления властью и страсть к самодержавному правлению неизбежно связаны с нарушением законов и затрудняют «благое» правление.

Самый очевидный для М. Пселла порок византийских василевсов заключался в нежелании слушать благомысленных советников, сделавшийся, по его оценке, «неизлечимой болезнью», «нелепой привычкой». Образ идеального царского советника М.Пселл явно списывал с самого себя.

Политический идеал византийского мыслителя и политика М.Пселла, по обобщению Я. Н. Любарского, – это своеобразное «ограниченное самодержавие», при котором власть автократора «умеряется и направляется» на благо подданных его советником – философом. Традиционная византийская доктрина императорской власти, толкующая о её божественности и изначальной справедливости, трансформируется у эллинофила М. Пселла в концепцию государства, в котором равновесие, гармония и порядок поддерживаются царём и направляются благомысленными советчиками-философами. Советчик в представлении мыслителя – это не монах-аскет, не суровый учитель добродетели, а политик-прагматик.

Политические взгляды Г. Г. Плифона. Византийские писатели и учёные периода упадка империи начинают проникаться гуманистическими тенденциями. Видным выразителем этого процесса стал философ-платоник Георгий Гемист Плифон (ок. 1360–1452), автор фундаментального антихристианского трактата «Законы» (другое предполагаемое название – «О наилучшем законодательстве»).

В своём трактате, дошедшем до нас в отрывках, Г. Г. Плифон выдвинул систему мировоззренческих и политико-правовых представлений, в которых языческая религия, детализированные до мелочей обряды и собственно политико-правовые принципы и установления тесно переплелись в неком синтезе, схожем отчасти с примером ислама.

На трактовку Г. Г. Плифоном законов как необходимых отношений, вытекающих из природы вещей, оказала влияние философия Платона в её неоплатонических истолкованиях, а также учения других крупных мыслителей древности. Помимо опыта христианства, Г. Г. Плифон ввёл в круг обсуждения и заимствования идеи зороастризма, индийского брахманизма, восточной магии, исторический опыт ислама, однако как своё, национальное, пропагандировалось при этом греческое античное наследие.

В суждениях о «наиболее важных вопросах» Плифон намерен был не просто тщательно рассмотреть вопрос о государственном устройстве, но и «определить раз и навсегда, которое из них наилучшее», полагая, что только «от законодателей и философов более, нежели от каких-нибудь других людей, можно узнать что-нибудь здравое об этих вещах». Выше всего Г. Г.Плифон ставит знание хороших догматов, формулировки которых он возводит к Зороастру, египтянину Мену, Пифагору и Платону, хотя и считает их в целом совечными миру. Догматы эти обнаруживаются в ходе занятий, посвящённых обретению мудрости.

У Г. Г. Плифона можно найти положение о том, что конкретный закон может быть хорошим при наличии хороших догматов. Однако подобный закон хорош для тех, кто имеет хорошие законы, но не для тех, кто пользуется плохими. Лучшая форма правления для Г. Г. Плифона – монархия, пользующаяся советником, притом из людей средней имущественной состоятельности. Личность императора выступает у него «симбиозом философии и власти». Отношение к социальному протесту масс у него негативное.

В идеальном обществе Г. Г. Плифона существует три класса со строго очерченными функциями – трудящиеся, собственники средств производства и те, кто осуществляет управление. В качестве вспомогательного класса мыслитель выделял ремесленников и торговцев. Трудящихся он именует «илотами», подчёркивая, по-видимому, по аналогии с древнеспартанским опытом, их зависимое положение.

 

ЛЕКЦИЯ ХIII. ОБРАЗОВАНИЕ ГОСУДАРСТВ ЗАПАДНЫХ И ЮЖНЫХ СЛАВЯН

 

Славянский мир в V–VI вв. Разделение единого славянского этноса на западных и восточных славян произошло ещё в первые века х.э. Оно было связано с постепенным рас-селением славян по Центральной и Восточной Европе начиная с эпохи, предшествовав-шей Великому переселению народов.

Среди западных славян выделялись племенные объединения чешско-моравских, поль-ских, полабских, сербо-лужицких и балтийских славян. В число последних входили лю-тичи, ободриты и поморяне. Основной регион расселения древних славян представлял со-бой по форме неправильный четырёхугольник, сторонами которого были р. Одер, балтий-ское побережье, р. Днепр, северные отроги Карпат.

Широкая экспансия славянских племён, прежде всего антов и склавинов, в балканские провинции Византии и возникновение там славиний привели к появлению третьей ветви славянства – южных славян. Не случайно их языки ближе к языкам восточных славян, чем к западнославянским.

В последней трети VI в. славянские племена Восточной и Центральной Европы, среди которых Византия проводила политику divide et impera, были подчинены создателем Аварского каганата Баяном (ок. 560–630). Авары нападали на северные пределы Византии до 626 г., пока не потерпели сокрушительное поражение под стенами Константинополя. После этого, обосновавшись на Среднем Дунае, авары переключились на разорение Западной Европы.

Княжество Само и борьба франков с аварами. Жестокое обращение аваров со славянами, о котором есть известие и в Повести временных лет, вызывало славянские восстания. Одно из них произошло в 623/24 г. под предводительством Само, который создал княжество, просуществовавшее до его смерти (658). Историки спорят по поводу этнической принадлежности Само. В Хронике Фредегара он назван франкским купцом, но некоторые славянские историки ХIХ в. пытались доказать, что имя Само – славянское и является сокращением от Самослав.

Избранный князем после победы восстания, Само подчинил племена, жившие на землях Чехии, Моравии, большей части Словакии, а также лужицких сорбов, часть земель словенцев и хорватов. На всём протяжении своего правления Само пришлось вести регулярные войны с франками.

В 631 г. в княжество Само вторглось войско франкского короля Дагоберта. Несмотря на то что Дагоберту помогали отряды алеманнов и лангобардов, его армия потерпела поражение у Вогастисбурга. В последующие годы славяне Само вторгались в Тюрингию, где основывали свои поселения.

Сильное княжество Само распалось сразу же после его смерти. Вторая половина VII– конец VIII в. стали временем сохранения аварского ига и регулярных военных конфликтов между франками и аварами. Лишь на рубеже VIII–IХ вв. авары были разгромлены Карлом Великим, после чего франки начали экспансию против славян.

Великоморавская держава. Для укрепления своей власти над славянами франкские правители поддерживали преданных им князей. Одним из них стал князь Нитры Прибина, пытавшийся объединить под своей властью племена, проживавшие на землях современных Словакии и Моравии.

Соперником Прибины был Моймир, подчинивший племенных вождей Моравии и основавший в 830 г. Великоморавскую державу. Ок. 833 г. Моймир I изгнал Прибину из страны. Независимая политика Моймира испугала правящую верхушку Восточнофракского королевства, и по приказу Людовика II Немецкого он был свергнут в 846 г.

Преемник Моймира I Ростислав (846–870) укрепил Великую Моравию и установил ок. 860 г. союз с противником Людовика II маркграфом Австрии Карломаном. В ответ на антиморавский союз Людовика Немецкого с Болгарией Ростислав вступил в коалицию с Византией (863). По его просьбе в Моравию прибыли свв. Кирилл и Мефодий.

Дважды немецкое войско вторгалось в Великую Моравию, а затем Ростислав был свер-гнут Святоплуком I (870–894), которого немцы заключили в тюрьму. Это вызвало в 871 г. народное восстание против немецкого господства, которое возглавил священник Славо-мир – один из учеников Мефодия. Немцы освободили Святоплука из тюрьмы для подав-ления восстания, но князь перешёл на сторону восставших.

В последующем Святоплук I присоединил в 874 г. Блатенское княжество, где правил сын Прибины Коцел. До конца своих дней Святоплук боролся с немцами, однако его знать (лехи) отказывалась признавать княжескую власть. После смерти Святоплука I разверну-лась борьба за власть между его сыновьями Моймиром II и Святоплуком II, что облегчило задачу венграм, к 906 г. полностью разрушившим Великую Моравию.

Образование Чешского государства. Уже в 895 г. чехи отпали от Великоморавской державы. У них постепенно сложились два политических объединения: зличанское с цент-ром в Либице, которым управляли Славниковичи, и чешское с центром в Праге во главе с Пшемысловичами.

Вмешательство знати Восточнофранкского королевства (будущей Германии) во внутренние дела Чехии задерживало объединение чешских племён в единое государство. Первым исторически известным князем был Борживой (874–879) из рода Пшемысловичей. Вместе со своей женой Людмилой Борживой принял христианство в столице Моравии Велеграде.

Уже при внуке Борживоя – Вацлаве (923–935) положение в Чехии стало напряжённым. При нём усилилось влияние немецкого духовенства, которое, как и в Моравии, начало борьбу против славянской церкви. Вацлав поддерживал католическое духовенство, которое заняло в стране господствующее положение. Победа католической церкви над славянской укрепляло положение социальных верхов. Однако господство латинского языка и письменности на долгое время задержало развитие письменности на чешском языке.

В дальнейшем сильнее оказалось Пражское княжество. Его князь Болеслав I (935–967) признал в 950 г. верховную власть германских королей, но она имела лишь формально-юридический характер. При Болеславе II (967–999) была учреждена ок. 973 г. отдельная Пражская епископия, и Чехия вышла из подчинения Регенсбургскому епископу. В 996 г. Болеслав II одержал победу над Славниковичами и объединил под своей властью все чеш-ские земли.

После смерти Болеслава II молодому чешскому государству пришлось пережить глубокие внутренние и внешние потрясения. Против Болеслава III, прозванного Рыжим (999–1003) поднялась племенная знать, не желавшая смириться с потерей своей самостоятельности. В результате этого Болеслав III вынужден был бежать в Германию, а Чехия в 1003–1004 гг. входила в состав владений подчинившего её польского князя Болеслава I Храброго.

После восстановления независимости чешский князь Олдржих (1012–1034) в 1019 (или в 1029) г. подчинил Моравию. При следующем князе Бржетиславе I (1034–1055) централь-ная власть в Чехии заметно укрепилась. Отражая набеги немецких рыцарей, чешские князья боролись за дарование им германскими императорами королевской короны.

Полабско-прибалтийские славяне. Основными формами их политической организа-ции в IХ в. были территориальные союзы и градские области. Они создавались в целях обороны и в то же время представляли собой раннюю форму народности.

Развитие полабско-прибалтийских племён происходило в непрерывной борьбе с агрес-сией немецких рыцарей. Германский король Генрих I Птицелов (919–936) покорил сербов-лужичан и заставил ободритов платить дань. При Оттоне I (936–973) началось создание марок (пограничных областей) на славянских землях.

Один из его маркграфов, Герон, однажды предательски перебил на пиру 30 славянских князей. В последней трети Х в. немцами были основаны марки Биллунгов на земле ободритов, Герона на землях гаволян, Мейсенская и Восточная марки на землях сербов-лужичан.

Наряду с политическим подчинением параллельно шёл процесс насильственной хрис-тианизации славянского населения. Всё это приводило к восстаниям. В 983 г. восстали лютичи, в 1002 г. – ободриты. Хотя оба этих восстания были подавлены, в ХI в. у запад-ных славян происходит общий процесс консолидации и складывания первых государст-венных образований, оформившихся позднее в Вендскую державу и другие сильные межплеменные объединения.

Польша до середины ХI в. Польские средневековые хроники сохранили имена древних князей, якобы управлявших страной в эпоху Великого переселения народов. Первым же исторически достоверным князем считается Мешко I (ок. 960–992), под властью которого находились как великопольские земли и Мазовия, так и Поморье с Силезией.

В 966 г. Польша приняла христианство. Большую роль в этом сыграла Чехия, с которой Польша в 60–80-х годах Х в. находилась в тесном союзе. Объединение всех польских земель завершилось при Болеславе I Храбром (992–1025) присоединением им Кракова и Краковской земли. В 1000 г. на т.н. Гнезненском съезде Болеслав I добился учреждения самостоятельного польского архиепископства, что укрепило независимость страны. В ХI в. в Польше оформилась система государственного управления. Власть на местах опира-лась на систему гродов, во главе которых стояли назначаемые из столицы комесы (позже – каштеляны, от лат. castellum – „маленькая крепость”).

Во внешней политике Польши в начале ХI в. центральное место занимали взаимоотно-шения со Священной Римской империей, а также с Чехией и Русью. В 1003–1018 гг. с перерывами шли германско-польские войны. По завершившему их Будишинскому миру к Польше отошли Лужицы, часть Мейсенской марки и Моравия.

Захватническая политика Болеслава I на востоке ослабила Польшу и надолго осложни-ла её отношения с Русью. В 1025 г. Болеслав I принял королевский титул. Его преемник Мешко II (1025–1034) столкнулся с оппозицией крупных церковных и светских земле-владельцев, чем воспользовались Священная Римская империя и Чехия. В 1029–1031 гг. они нападали на Польшу, потерявшую Лужицы, а после похода чешского князя Брже-тислава I в 1038 г. – и Силезию. После смерти Мешко II усилившаяся светская и духовная знать выступила против центральной власти, что привело к отпадению Мазовии и Помо-рья. В 1037–1038 гг. в Польше бушевало народное восстание за возвращение к язычеству и прежние свободы.

Казимиру I (1039–1058) пришлось признать зависимость от Священной Римской импе-рии. Только союз с Русью укрепил положение Польши и помог Казимиру I в 1047 г. подчинить Мазовию, затем Восточное Поморье, а ок. 1050 г. возвратить Силезию.

Освоение болгарами Балканского полуострова. В VI–VII вв. земли к югу от Нижнего Дуная были заселены славянами, которые ассимилировали местное гето-фракийское население. Такая же участь постигла и протоболгар, пришедших сюда в 681 г. из Приазовья под предводительством хана Аспаруха. Тюрки-протоболгары полностью ославянились, но распространили на славян свой этноним.

Византийские императоры вынуждены были признать Болгарское ханство, с которым они вели регулярные войны при преемниках Аспаруха. Богатые подарки, уступка части земель и уплата дани не избавили Византию от нападений болгар. Лишь в середине VIII в., когда в Болгарии шла борьба за ханский престол, Византия получила „мирную пере-дышку”.

В 755 г. император Константин V отказался от уплаты дани. Лишь хан Телериг (766–777) сумел расправиться с оппозиционными болярами, уничтожив тех, кто симпати-зировал Византии, а его преемник Кардам (777–802) нанёс поражение грекам и добился возобновления уплаты дани.

Своего расцвета Болгарское ханство достигло при Круме (802–814) и Омортаге (814–831). В 805 г. Крум вторгся во владения аваров и захватил все их земли до р. Тисы. В 811 г. византийский император Никифор I погиб в битве с армией Крума. Лишь смерть Крума предотвратила штурм Константинополя болгарами.

При Омортаге Болгария присоединила себе Паннонию (соврем. Венгрия). В 827 г. болгарские войска перешли через Драву, вторглись в Паннонию и подчинили паннонских славян. Через два года болгары вновь вторглись в Паннонию. В результате переговоров с франками, происходивших уже после смерти Омортага, в 832 г. области вокруг города Срем были признаны принадлежавшими Болгарии.

Завоевательная политика продолжалась и при преемниках Омортага, когда болгарам удалось подчинить своей власти ряд областей в Македонии, входивших ло того в состав Склавинии. Болгары предприняли попытку завоевать сербские земли, однако трехлетняя война против сербов закончилась безрезультатно (около 850 г.).

Первое Болгарское царство. Ещё более сильной державой стала Болгария при хане Борисе (852–888). Его правление началось с установления мирных отношений с соседями – Великой Моравией, Византией и сербскими княжествами. Однако союз государств Юго-Восточной Европы оказался непрочным. Правителю Восточнофранкского королевства Людовику II Немецкому удалось втянуть Бориса в войну с Великой Моравией.

В ответ великоморавский князь Ростислав заключил союз с Византией, заставив Болгарию воевать на два фронта. Людовик Немецкий не оказал болгарскому хану военной помощи. Оказавшись в критической ситуации, Борис не решился начать войну с василевсом Михаилом III и «неожиданно», как писал константинопольский патриарх Фотий, принял христианство от византийцев ок. 865 г.

После крещения Болгария оказалась в церковном отношении подчинённой Константинополю. Однако уже в 866 г. Борис начал новые переговоры с папой и немецким духовенством и, умело играя на противоречиях между Римом и Константинополем, добился к 870 г. признания Болгарии архиепископией, которая, хотя и была подчинена константинопольскому патриарху, но во внутренних делах являлась автономной. При Борисе болгарские владения простирались до побережья Адриатики.

Апогея своего могущества Первое Болгарское царство достигло при царе Симеоне (893–927), который был воспитан при дворе василевсов. Здесь он не только выучился греческому языку и приобщился к византийской образованности, но и прошёл хорошую школу политической борьбы и дипломатии. Главными целями Симеона стали захват Константинополя, оттеснение Византии на второе место и превращение Болгарии в государство-гегемона на Балканском полуострове.

Первая война Симеона с Византией шла с 894 по 896 г. Потерпевшие поражение близ Адрианополя византийцы натравили на болгар венгров, но Симеону удалось спровоцировать нападение печенегов на венгерские кочевья. В конечном счёте, Симеон смог дойти до стен Константинополя и расширить свои владения за счёт территории империи.

Вторая болгаро-византийская война началась в 913 г. Попытки Византии противопоставить Симеону коалицию из печенегов, сербов и арабов не увенчались успехом. 20 августа 917 г. византийская армия была наголову разбита на р. Ахелой. В 919 г. Симеон провозгласил себя «царем болгар и ромеев». Его власть распространялась также на Сербию и Македонию.

Но уже при его сыне Петре (927–969) начался упадок Болгарии. Женившись на внучке византийского императора Романа I, Пётр постепенно попал под влияние Константинополя. После смерти Петра, опираясь на военную помощь князя Святослава, византийский император Иоанн I Цимисхий в 971 г. подчинил себе бóльшую часть Болгарии.

ЛЕКЦИЯ ХIV. ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ МЫСЛЬ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ

 

Рецепция римского права. Масштабная работа по кодификации римского права, проведённая в Византии в 529–534 гг., дала средневековым европейским юристам возможность создать на базе «Кодекса Юстиниана» (Corpus iuris civilis) собственное направление юридической мысли, получившее название «школа глоссаторов».

Одно из значений греческого слова γλόσσα – ‘примечание, комментарий’. Своим названием «школа глоссаторов» обязана избранной ей основной формой работы с Corpus iuris civilis – примечаниям к тексту правового памятника, помещаемым на полях или между строк основного текста. Основателем этой школы был известный правовед из Болоньи Ир-нерий (1065–1125).

Глоссы служили средством критического анализа и толкования, объяснения (экзегезы) различных фрагментов памятника. В тексте также отыскивались параллельные места, выявлялись разночтения, фиксировались противоречия и т.п. При этом в юридических штудиях глоссаторов проявлялись христианско-религиозные мотивы. Главную свою зада-чу Ирнерий и его последователи видели в правильном комментировании и точном пони-мании текста.

Слабым звеном глоссаторов являлось отсутствие исторического объяснения тех сведе-ний, которые были собраны в Corpus iuris civilis. Тем не менее их роль в восстановлении и оживлении духовных связей средневекового западноевропейского сознания с римским правом и юриспруденцией трудно переоценить.

„Саксонское зерцало”. ХIII век дал в Западной Европе ряд первоклассных созданий политико-юридической мысли. Наиболее ярким среди них было „Саксонское зерцало” (ок. 1224–1230) – мастерски выполненная компиляция и обработка норм обычного права, действовавших на восточнонемецких землях, автором которой был Эйке фон Репков (ок. 1180–1190 – ок. 1233).

„Саксонское зерцало” – типичный памятник средневекового права, в котором профес-сиональный правовед обосновывает устои феодального общества: его сословно-классовое деление, многочисленные формы феодальной зависимости, иерархию сословий и внутри-сословных структур, монархическое устройство государственности, закрепляемое законом неравенство, господство христианской религии в сфере мировоззрения и т.д.

Лично для Эйке фон Репкова высочайшее достоинство и непререкаемый авторитет пра-ва являлись аксиомой, ибо творцом и гарантом права у него выступает Бог, который „сам есть право”. Божественный характер права означает, по Эйке фон Репкову, прежде всего существование свободы.

Любое закрепощение человека – акт отрицания права, ситуация бесправия, демонстра-ция неправды: „…мой ум не может понять того, что кто-нибудь должен быть в собствен-ности другого”. Воля Божия отвергает это.

Как институт, учреждаемый и охраняемый Богом, право предполагает также наличие мира в стране, во взаимоотношениях между людьми. Это акцентирование необходимости обеспечивать свободу, поддерживать мир было направлено против сложившегося в пер-вой трети ХIII в. в Германии положения дел: крепостничества и феодальных войн. Отож-дествляя право с обстановкой гражданского мира, Эйке фон Репков вместе с тем допуска-ет и признаёт борьбу за права. Вести такую борьбу он даже считает обязанностью.

Юридическую платформу „Саксонского зерцала” образуют несколько принципов. Важ-нейшими из них являются: единство права и обязанности, единство права и общности, правом располагает только тот, кто имеет честь и соблюдает верность (обязательству, дол-гу, слову, чести). Человек, входящий в какое-нибудь сословие, имеет честь. Лицо без чес-ти – это лицо и без прав, поэтому оно находится вне правового общения. Участников пра-вового общения объединяет взаимособлюдение верности. Её нарушение наказуемо.

Синтез античных и христианских представлений в учении Фомы Аквинского. Самым ярким философом средневековой Европы, одним из пяти великих учителей католической церкви признаётся Фома Аквинский (1226–1274). Его учение было объявлено в 1879 г. «единственно верной» философией католицизма.

Политико-правовые воззрения Фомы Аквинского изложены в трактатах «Сумма теологии», «О правлениях государей», а также в комментариях к «Политике» и «Этике» Аристотеля. В них продолжена традиция Августина, Альберта Великого и других «отцов церкви» по приспособлению античного наследия к потребностям богословия и церковной политики в условиях средневекового феодального общества.

Государство, согласно учению Фомы Аквинского, представляет собой некую часть универсального порядка, создателем и правителем которой является Бог. Законами государства являются (или могут стать в перспективе) специфические установления, отвечающие требованиям божественного порядка. Властью, которая приводит в действие эти законы, является сила, источник которой также находится в божестве.

Цель и оправдание государства состоят в том, чтобы предоставить человеку удовлетворительные средства существования, дать основу для морального и умственного развития, которое, в свою очередь, должно оказывать государству помощь в духовном воспитании христианина. При этом Бог «наставляет» при помощи своего закона и «содействует» своей милостью (Сумма теологии).

Политическая общность, согласно Фоме Аквинату, образуется из ремесленников, земледельцев, солдат, политиков и других категорий работников. Государство может нормально функционировать только тогда, когда природа произведёт такую массу людей, среди которых одни являются физически крепкими, другие – мужественными, третьи – проницательными в умственном отношении.

Суждения Аквината о социальном составе политической общности, модифицируя в религиозном духе ряд положений Аристотеля (о политико-правовом неравенстве различных слоёв населения, о действии принципа распределяющей справедливости в сфере политической жизни и управления полисом, о естественности неравенства и рабства, разумности и оправданности частной собственности и т.д.), по существу берут под защиту сословную иерархию и социально-политические устои феодального общества.

Влияние Аристотеля сказалось и на классификации Фомой форм власти. Он так же выделяет три чистые формы (монархия, аристократия и полития) и три отклоняющиеся (тирания, олигархия и демагогия=демократия). Критерием определения чистоты формы правления служит его моральный характер – справедливое оно для общества или нет.

Политическая власть, по мнению Аквината, существует там, где (при правлении одного или нескольких лиц) исполняются законы и договоры. Власть деспотическая ничем не ограничена и подобна власти господина над рабами. Выделяет Фома и третью разновидность власти – королевскую.

Такова власть правителя, которая опирается не на законы, а на мудрость, причём в этой мудрости правитель находит оправдание своим действиям, видит в ней «свою свободу». Эта идея находит обоснование в трактате «О правлении государей», где государь изображён не только как правитель государства, но и как его творец.

Правовые представления Фомы Аквинского отражают его определение понятия «закон», который «есть известное установление разума для общего блага, обнародованное теми, кто имеет попечение об обществе». В соответствии с этим Фома выделяет четыре типа законов: 1) вечный (lex aeterna), 2) естественный (lex naturalis), 3) человеческий (lex humana), 4) божественный (lex divina). Вечный закон – источник всех других законов, ес-тественный – закон природы.

Юридические воззрения легистов. Приверженцы римского права, сосредоточившиеся на юридических регуляторах мирских отношений и получившие название легисты, не ограничивались одним только его штудированием и комментированием, но занимались ещё и тем, что приспосабливали таковое к экономическим и политическим изменениям, которые объективно происходили в феодальном обществе.

К школе легистов относился один из крупнейших французских законоведов Средневековья Филипп де Бомануар (1250–1296), составивший в 1283 г. сборник обычного права северо-восточного региона Франции «Кутюмы Бовези». В этом своде законов проводится линия на возвышение и упрочение монархической власти. Желание видеть в королевской власти фактор, интегрирующий страну в политическом отношении, дополнялось у Ф.Бомануара намерением добиваться в государстве единства правовой регламентации. Он полагал, в частности, что «нельзя заключать новые договоры, устанавливать новые обычаи без санкции короля».

Однако сколь ни близка была Ф. Бомануару идея правовой консолидации Франции, он не рассматривал её как самодовлеющее благо, а напрямую связывал с необходимостью обеспечивать: следование существующим традициям и обычаям, выполнение взятых на себя людьми взаимных обязательств, соблюдение изданных законов, уважение статуса участвующих в правовом общении субъектов и т.д. Уважение и защита ценностей права представлялись Ф.Бомануару условием сохранения цивилизованного общества.

Развитие обычного права в средневековой Европе. Законоведы, работавшие в этой отрасли юридической науки, также выступали за укрепление монархической власти. Однако в целом у них не было намерения считать эту власть абсолютной и подчинять ей закон. По их мнению, долг государя – повиноваться закону. Законы же, которыми государю надлежит руководствоваться при управлении страной, следует создавать не единоличным повелением монарха.

Английский правовед Генри Брактон (ок. 1200 – ок. 1268) в трактате «О законах и обычаях Англии» (ок. 1256) прямо писал: «…силу закона имеет то, что по справедливости постановлено и одобрено высшей властью короля или князя, по совету и с согласия магнатов и с общего одобрения государства». Однажды изданные законы должны быть, по Г.Брактону, выше самого монарха и обуздывать его власть.

В мотиве связанности государства и лиц, отправляющих государственную власть, законами (т.е. нормами, которые воплощают справедливость, поддерживают всё честное и запрещают всё бесчестное), легко понять отражение процесса формирования сословно-представительной монархии, ограничившей публично-властные полномочия государей.

Убеждение Г.Брактона в том, что право стоит выше монарха, вытекало из понимания английским законоведом причин императивно-нормативной природы действовавшего в стране местного, обычного права. В то время едва ли не общепринятым среди юристов было мнение, что фундаментом обычного права, придававшим ему обязательный характер, является присутствие в нём согласия народа.

Идеи народоправства в эпоху Средневековья. Творчество Марсилия Падуанского (ок. 1275 – ок. 1343) свидетельствует о решительном разрыве с католической традицией во взгляде на государственно-правовые институты. В 1324 г. он написал знаменитый трактат „Defensor Pacis” (’Защитник мира’), за который был обвинён в ереси. Марсилий поднял голос в защиту идеи народоправства, которая в начале ХIV в. многим была непонятной.

Государство Марсилия строится в соответствии с античной моделью: он повторяет аристотелевское определение государства и называет его формой совершенного устройства общества, общиной, которая возникает только ради жизни, но «хорошей жизни». Государство для него – светский институт, развивающийся по собственным законам и имеющий «собственную субстанцию».

По мнению Марсилия, государство выросло из семьи и является результатом природного стремления каждого человека к совершенной жизни. Сердцевиной политического учения Марсилия составляет его трактовка народного суверенитета, согласно которой сувереном в государстве является народ-законодатель. Народ создаёт законы государства, назначает правителей и правительства и контролирует его деятельность.

Изучение римского права в ХIV в. Принципы интерпретации юридического наследия Древнего Рима в то время заметно изменились, что привело к появлению школы пост-глоссаторов (или комментаторов). Если глоссаторы считали Corpus iuris civilis правом всей западной империи, посягавшим – как общее право – на исключительное значение, то комментаторы пытаются найти ему подобающее место в ряду остальных ветвей права.

Основателем школы комментаторов считается Бартоло де Сассоферато (1314–1357). Авторитет этой школы рос в той мере, в какой им удавалось всё свободнее излагать «Кодекс Юстиниана», адаптируя его положения к потребностям современной им эпохи и учитывая при этом значение местного (национального, отечественного) права.

Юристы-комментаторы практиковались в разработке правовой казуистики – изготовлении образцов отдельных «казусов», конкретных случаев с точки зрения того, как они должны решаться согласно общим правовым предписаниям. Такой подход помогал применению норм права в реальной жизни людей.

В ХIII–ХIV вв. специалисты по праву, регулировавшему светские сферы жизни, старались делать из своих обращений к правовому наследию античности выводы, которые бы по возможности полнее соответствовали нарождавшимся тогда новым тенденциям социально-экономического и политико-юридического развития. Под этим углом зрения подвергались обработке материалы, относившиеся как к частному, так и к публичному праву.

Будучи противниками системы привилегий (чуждой и римскому частному праву), легисты добились, например, получения лицами из бюргерского сословия легальной возможности приобретать недвижимость (в том числе имения феодалов). Они модифицировали феодальные правовые установления с тем расчётом, чтобы последние давали привилегии центральной, монархической власти.

Так, ими обосновывалась (зачастую с помощью произвольного истолкования римских источников) идея двойной или разделённой собственности, предусматривавшая объявление собственником одного и того же имущества и вассала и господина, причём господин выступал в этой правовой конструкции верховным собственником. Во Франции, в частности, с ХIII в. известна шедшая от легистов презумпция, что все земли страны являются бенефицием, который исходит в конечном счёте от короля.

Обоснование европейскими правоведами необходимости сильной королевской власти в ХV в. Английский юрист Джон Фортесью (ок. 1385-1395 – ок. 1479), хорошо знакомый с идеями итальянского гуманизма, занимался вопросами публичного права, государственного устройства, политики. В трактате «Похвала законам Англии» (написан между 1468–1471 гг.) он проводит мысль о необходимости укрепления королевской власти.

Будучи идеологом т.н. «нового дворянства» (джентри), зажиточной сельской верхушки (йоменов) и отчасти начавшей формироваться буржуазии, он видел в прочной монархической власти противоядие раздиравшей страну анархии (он был свидетелем начавшейся в Англии в 1455 г. «Войны алой и белой розы»). Но Дж.Фортескью желал упрочения монархической власти не за счёт ослабления престижа и роли права. Наоборот, значение права и закона, его выражающего, правовед всемерно поднимал.

Он твёрдо убеждён, что монарх (по крайней мере, в Англии) «господствует над своим народом не в силу одной лишь власти короля (regale), но и в силу власти политической (politico)». «Политическое» у Дж. Фортескью синоним согласованного с подданными, одобренного народом (понимаемым на английский средневеково-монархический манер). Он писал: «…король, управляющий своим народом политически (politice)», «не может ни изменять законы сам без согласия своих подданных, ни отягощать подвластный ему народ против его желания необычными налогами…». Из народа, который объединяется в «политическое тело», вырастает само государство.

ЛЕКЦИЯ ХV. СРЕДНЕВЕКОВАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ ИНДИИ И КИТАЯ

 

Религиозная ситуация в Индии в VII–ХII вв. В то время буддизм медленно, но верно терял своих последователей. Несмотря на то что он некогда возник как альтернатива брахманизму, закреплявшему деление общества на варны, в раннее Средневековье в Индии вновь укрепляется кастовый строй.

При этом в рассматриваемое время происходит модернизация брахманизма, который превратился в индуизм. Здесь уже не было клира и устава для духовенства, но чётко соблюдалось предписание: брахманом мог стать лишь сын брахмана и брахманки. Видную роль в процессе становления индуизма сыграл философ и религиозный реформатор Шанкара (788–820), отвергавший буддизм и противопоставлявший ему особую форму индуизма – культ Шивы. Проповедь Шанкары имела интеллектуальный, аристократический характер, но он сумел вызвать в стране отклик и содействовал исчезновению буддизма и утверждению шиваизма.

Начиная с VI в. в Южной Индии распространились идеи бхакти – всеподавляющей любви к богу, перед которой теряют значение обрядность, аскетизм и «правоверный» брахманизм. С VII–IХ вв. идеями бхакти проникаются и вишнуиты, а позднее бхакти стали проповедовать в Бенгалии. Поскольку последователи этого учения (бхакты) отвергали обрядность индуизма и исключительность брахманов, проповедь бхакти стала содержать нотки социального протеста.

Причины господства традиционализма в общественном сознании индусов. Вплоть до ХII в. в Индии сохранялись многие социальные и политические традиции древности, но явления стагнации, отмечаемые исследователями индийской истории и политической мысли с первых веков х.э., нарастали.

«Нет сомнения, что древняя индоарийская Индия клонилась к упадку, – писал Джавахарлал Неру. – Будучи неспособной сдержать чужеземцев и завоевателей, индоарийская культура перешла к обороне. Стремясь защитить себя, она отгородилась от внешнего мира. Она сделала свою систему каст, прежде обладавшую известной гибкостью, более жёсткой и застывшей. Она ограничила свободу женщин. Даже панчаяты (советы пяти, руководившие общинами) медленно изменялись в худшую сторону».

Некоторый застой индийской цивилизации в определённой степени явился следствием усталости и истощения сил страны и отражения бесконечных вторжений с севера и северо-запада и, в свою очередь, облегчал завоевание Индии исламскими племенами.

Многие английские историки-немарксисты делят историю Индии на три периода: ин-дусский, исламский и британский. По мнению Дж.Неру такая периодизация исходит «ско-рее из поверхностных изменений в верхушке, чем из существенных перемен в политическом, экономическом и культурном развитии индийского народа».

Но всё же не вызывает сомнения, что эпоха индийского Средневековья чётко разделяется на два периода: до и после мусульманского завоевания. Временной границей между ними является ХIII в., хотя ислам начал проникать в Индию с середины VII в.

Политические идеи раннесредневековой Индии. Вытеснение буддизма индуизмом имело, прежде всего, политические причины. Время крупных империй сменилось эпохой раздробленности страны. На уровне обыденного сознания это означало забвение буддийского идеала правителя, который виделся покорителем мира.

До нас дошло крайне мало памятников индийской общественной мысли того времени. К Х в. учёные относят появление трактата «Нитишара» («Наука о государственном устройстве»), автором которого был Шукрачарья. Здесь представлена картина общественно-политического строя страны накануне вторжений мусульманских племён.

В трактате много места уделено описанию панчаятов и их взаимодействия с центральной властью. «Нитишара» проникнута идеями заботы о народном благе, внимания к жалобам на должностных лиц, приоритета личных качеств и достоинств над происхождением при назначении на правительственные посты.

Здесь говорится, что, если народ жалуется на чиновника, правитель должен стать на сторону подданных, а не чиновника; что «народ могущественнее, чем правитель, подобно тому, как канат, сделанный из многих волокон, достаточно прочен, чтобы удержать льва», что «при назначении должностного лица следует учитывать его работу, характер и достоинства, а не касту или происхождение». Создаётся впечатление, что автор «Нитишары» противопоставлял принципы эпохи расцвета индуизма практике своего времени, в которой торжествовал деспотизм, а кастовые перегородки приобрели особую прочность.

Обобщение средневековой индуистской политической мысли в трактате «Шукра-нити». Это произведение посвящено искусству управления. Народная традиция приписы-вала его поэту Шукре, одному из древних мудрецов, оставившему, по преданию, свои по-учения. Однако, по мнению учёных, дошедший до нас текст принадлежит средневековому автору, выступающему от лица Шукры, чтобы придать своему труду больший вес.

Датировка источника спорна. Его относят и ко времени создания эпоса, и к VIII, и к ХVI в. х.э. Наиболее вероятной представляется версия, что рассматриваемое сочинение относится к ХIII в., но в нём имеются вставки, сделанные в ХVI и ХVII вв.

«Шукранити» подводит итог развитию индуистской политической мысли. Источниками для составителей «Шукранити» служили «Законы Ману», «Махабхарата», «Артхашастра» Каутильи, идеи которой были почёрпнуты в основном из произведения Камандаки.

Несмотря на то, что в некоторых случаях в «Шукранити» даётся оригинальная интер-претация традиционных положений, существенного движения вперёд в ней не наблюдается. «Шукранити» целиком опирается на древние традиции, в ней не чувствуется влияния мусульманских завоевателей.

Возможно, этот памятник был составлен в тех местах Индии, которые не находились под властью завоевателей, или он был задуман как свод национальных политических обычаев в противовес тому, что принесли с собой афганцы и тюрко-монголы.

Как и «Нитишара» Шукрачарьи, «Шукранити», в отличие от ряда более древних источников, занимает сравнительно демократическую позицию по вопросу о варнах. В ней говорится, что касты различаются не по рождению, а по труду и добродетели. Вероятно, что это была попытка возрождения древнего идеала в условиях застоя индуистского общества и окостенения кастовых обычаев.

Идеальное государство Шукры. «Шукранити» содержит традиционную мысль о семи элементах политически организованного общества, которая в какой-то мере заменила отсутствующее абстрактное понятие государства. Шукра даёт такой перечень семи элементов: царь, министры, друг, казна, население, крепость и армия.

Все слабости этой системы «Шукранити» разделяет со своими предшественниками – здесь и смешение внутригосударственных и внешних сношений (включение друга в сос-тав элементов государства) и отсутствие чётких представлений о суверенитете и его носи-телях.

Но «Шукранити» делает определённый шаг вперёд в развитии аналогии политической организации с живым существом. У Каутильи по этому поводу было лишь упоминание о том, что в его перечне союзник и враг стоят особняком, а другие элементы представляют собой как бы члены единого тела.

Шукра более подробно развивает эту идею. По его мнению, царство – это организм из семи членов, царь представляет собой его голову, министр – глаза, друг – уши, и т.д. Здесь органическая концепция государства выглядит более рельефно, чем в древнеиндийской мысли. В соответствии с традицией Шукра видит назначение царя в том, чтобы оберегать подданных и наказывать преступников. Два фактора помогают царю выполнять эти функции – знание науки управления и обладание реальной властью.

В «Шукранити» воспроизводится версия создания царя из частиц лучших из богов, высказанная наиболее чётко в одном из «Законов Ману». Но и в данном случае интерпре-тация Шукры оригинальна. Этой версии придаётся этический характер.

Из частиц богов царя создаёт не верховное божество, а он сам себя формирует с помо-щью силы, энергии, аскетизма и покаяния. Более того, Шукра считает, что из частиц богов создаётся лишь царь, повинующийся дхарме. Тот же, кто подавляет народ и нарушает предписания дхармы, создан из частиц демонов и ему уготован ад.

Трансформация конфуцианских политических идей в III–VI вв. В годы фактического распада страны центр социально-политической активности переместился на места, в деревни, где оттачивались и понемногу набирали силу те нормы социальной этики и принципы администрации, которые были сформулированы в своём завершённом виде в Лицзи – своде древних ли (норм, правил, ритуалов, церемоний, обычаев, привычных стереотипов поведения и речи, взаимоотношений между людьми, складывавшихся на протяжении многих тысячелетий со времён Конфуция.

Эти нормы постепенно становились достоянием общинной верхушки («сильных домов»). Из этого слоя населения выходили потомственные образованные чиновники, грамотеи, знатоки конфуцианства, своего рода китайская аристократия, а точнее – конфуцианская элита.

«Чистые суждения» представителей этого слоя во многом определяли «общее мнение» и реально влияли на моральный климат и политическую администрацию, что способствовало сохранению и укреплению конфуцианства в условиях давления, которому оно подвергалось со стороны даосизма и буддизма. Если в эпоху Суй это было ещё не очень заметно, то при династии Тан (618–907) конфуцианство полностью восстановило свой прежний статус официальной господствующей идеологии.

Политические идеи эпохи Тан. Первые императоры этой династии симпатизировали даосам, поскольку основатель даосизма Лао Цзы носил ту же фамилию Ли, что и Таны. Однако настойчивая пропаганда твёрдых конфуцианцев привела к тому, что в 845 г. был издан указ о лишении буддийских храмов их земельных владений, что привело к падению влияния буддизма в стране.

Императоры династии Тан в конечном счёте осознали, что своим процветанием они и страна в целом обязаны конфуцианцам. С яркой бескомпромиссностью одним из первых напомнил им об этом Хань Юй (768–824), резко выступивший против даосизма и буддизма и призвавший подавить ложные учения во имя процветания единственно истинного.

Трудно сказать, сыграли ли памфлеты Хань Юя сколько-нибудь значительную роль в решении танского императора Уцзуна (841–846) подавить буддизм, но совпадение этих акций примечательно. Правда, гонения против тех, кто сомневался в истинности конфуцианства, не спасли империю Тан от гибели.

Каких-либо принципиально новых идей танские конфуцианцы не выдвинули. Но в сфере толкования и комментирования они весьма преуспели. Кун Инда (574–648) заново собрал и откомментировал ряд древних канонических текстов, создав из них конфуцианское Пятикнижие.

Каждый их этих канонов отныне стал непреложной догмой, абсолютным авторитетом. Толкование и интерпретация древних текстов и написанные на этой основе сочинения стали со времён Тан той идейно-теоретической основой, знание которой с помощью экзаменационной системы открывало путь наверх.

Корни системы конкурсного отбора способных восходят, по меньшей мере, к династии Хань, но отработана она была при Танах. Прошедшие через три ступени конкурса (как правило, сурового и максимально нелицеприятного) носители трёх степеней автоматически становились обладателями высших должностей в системе бюрократической администрации империи.

Возрождение конфуцианских идей в эпоху Сун. Хотя антибуддийские акции и укрепление позиций конфуцианцев уже не смогли спасти династию Тан от гибели в результате мощного крестьянского восстания, пришедшая ей на смену династия Сун (960–1279) не только учла уроки прошлого, но и совершенно отчетливо сделала ставку на конфуцианские идеи и методы. В частности, это проявилось в том месте, которое заняло конфуцианство в идейной борьбе периода Сун.

Период Сун – это уже своего рода триумф конфуцианства. Где-то снизу, на уровне народных верований, конфуцианство уверенно возглавило религиозно-синкретическую систему, включавшую в себя также и культы даосизма и буддизма. Одновременно сверху, на уровне высокообразованных интеллектуалов, конфуцианцы стали столь же уверенно лидировать в сфере социальной, этической и – главное – административно-политической мысли. Это особенно отчётливо проявилось в ХI в. в годы реформ.

Один из реформаторов, Ли Гоу, считал необходимым обратить особое внимание на подготовку конфуцианских кандидатов в чиновники, на их целенаправленное обучение и соблюдение ими этических норм, для чего рекомендовал перенести акцент с безликой экзаменационной системы на систему лично ответственных за своих питомцев наставников. Другие, как Фан Чжунъянь, ратовали за усиление роли служилой конфуцианской бюрократии и отмену привилегий и фаворитизма по отношению к приближённым императора, а также за реформу финансово-экономической системы страны. Третьи, как Оуян Сю, со скорбью вспоминали о системе цзин-тянь.

В этой обстановке острых столкновений различных идей и предложений (смысл которых, правда, во многом совпадал и заключался в необходимости усилить эффективность центральной власти, ослабить стремление частных собственников к беспрерывному обогащению и за этот счёт увеличить доходы государства) наибольшего успеха добился Ван Аньши, пришедший к власти на рубеже 70-х годов ХI в. и осуществивший ряд важных реформ (см. об этом учебник Васильева, Т. I. С. 391).

Неоконфуцианство и политические идеалы конфуцианцев позднего Средневековья. Что касается социально-политических и социально-этических идей (не говоря уже о правовых!), то они у неоконфуцианцев не претерпели никаких перемен. Классика осталась классикой, тогда как комментарий и интерпретации касались лишь второстепенных деталей.

Таким образом, в сфере политической мысли Средневековья сунское неоконфуцианство дало немного. Сравнительно немного сделали в этом направлении и выдающиеся последователи сунских конфуцианцев в более позднее время, включая такого крупного и оригинального мыслителя, как Ван Янмин.

Другое дело – сфера политической культуры и политической культуры и политической практики. Здесь последователи сунских конфуцианцев, пережившие тяжёлые для них годы монгольского завоевания (династия Юань, 1260–1368), с начала новой китайской династии Мин (1368–1644) получили достаточно широкий простор. Прежде всего, сам основатель династии Мин – Чжу Юаньчжан (1368–1398), будучи выходцем из крестьян, сделал активный акцент на социально-политические и этические идеалы конфуцианства и открыл широкий простор для популяризации древней доктрины.

Правда, после его смерти ситуация стала постепенно меняться, а придворные интриги и междоусобицы вскоре почти свели на нет те позиции, которые конфуцианство как официальная доктрина завоевала было в начале династии. Но это не означало, что конфуцианцы смирились. Напротив, вся вторая половина правления династии прошла под знаком энергичной борьбы организовавшихся вокруг своих лидеров конфуцианцев за те политические идеалы и ту форму организации политической власти, которая соответствовала бы древним нормам, и в частности резко ограничивала произвол временщиков и проходимцев.

 

ЛЕКЦИЯ ХVI. ЗАПАДНЫЕ И ЮЖНЫЕ СЛАВЯНЕ В ХII – ХV ВВ.

 

Польша в середине ХI–середине ХII в. При преемнике Казимира I Болеславе II Сме-лом (1058–1079) произошло дальнейшее укрепление княжеской власти. В сфере внешней политики он добивался обеспечения независимости Польши от Священной Римской империи, опираясь на союз с папством.

Последним князем единой страны стал Болеслав III Кривоустый (1102–1138). Его противниками были брат Збигнев и германский император Генрих V. Ок. 1119 г. Болеславу III удалось подчинить Восточное Поморье, а в 1121–1122 гг. – Западное Поморье. Согласно Статуту Болеслава III, вступившему в силу после его смерти, все его сыновья получили удельные княжества.

Распадом страны воспользовалась Священная Римская империя. В 1157 г. Фридрих I Барбаросса заставил краковского князя Болеслава IV Кудрявого (1146–1173) признать вассальную зависимость от империи, а в 1181 г. зависимость от империи признало Западное Поморье. В Польше во второй половине ХII – начале ХIV в. продолжался процесс образования всё новых уделов.

Положение польских земель ухудшилось после появления в 1226 г. в Прибалтике Тевтонского ордена, начавшего планомерное завоевание Пруссии с истреблением её жителей. Недальновидная политика польских князей позволила рыцарям закрепиться в нижнем течении Вислы. В 1241, 1259 и 1289 гг. Польша становилась жертвой ордынских набегов.

Объединение польских земель. В консолидации страны были зантересованы рыцари, страдавшие от произвола магнатов (можновладства), часть польского духовенства, притесняемая немецкими иерархами и боявшаяся потерять в борьбе с ним свои доходы и политическое влияние, а также крестьяне и большая часть городского населения, видевшего в королевской власти олицетворение законности и порядка.

Борьбу за объединение страны, начатую великопольским и краковским князем Пшемыславом II (1290–1296, с 1295 – король) продолжили Владислав I Локетек (1320–1333), закрепивший за польскими государями королевский титул, и Казимир III Великий (1333–1370). Последний заключил мир с Люксембургами, отказавшимися от притязаний на поль-ский престол, и соглашение с Тевтонским Орденом, по которому Польша присоединила Куявию и Добжиньскую землю, а рыцари оставили за собой лишь Гданьское Поморье.

В 1349–1352 гг. Польша захватила Галицию а в 1366 г. – Волынь. Отсутствие необходимых экономических и политических предпосылок, реакционная политика можновладцев, препятствия со стороны немецкого патрициата крупнейших городов привели к тому, что объединение польских земель осталось незавершённым. В состав Польши не вошли Силезия и Западное Поморье, сохранила самостоятельность Мазовия.

Тем не менее, политическое объединение способствовало экономическому развитию Польши. В ХIV в. продолжалась внутренняя колонизация, осуществлявшаяся силами польского крестьянства. Почти исчезли лично сводные крестьяне, они превратились в зависимых – кметов. Большие размеры приняли побеги крестьян, о чём свидетельствуют Вислицко-Петроковские статуты 1347 г.

В развитии ремесленного производства наблюдается объединение ремесленников в цехи и рост цеховых организаций. Расширилась внешняя торговля, особенно транзитная – с генуэзскими колониями на побережье Чёрного моря, и в первую очередь с Кафой (Феодосией). Поморские города – Щецин, Колобжег, Гданьск и другие – установили торговые связи по Балтийскому морю с Новгородом, Фландрией, Англией и Скандинавией.

Унии Польши с Венгрией и Литвой. Главной опорой королевской власти в Польше оставались рыцари и отчасти польское население городов. Влияние рыцарей сказалось при Людвике Венгерском (1370–1382), который, стремясь обеспечить польский престол за одной из своих дочерей, опубликовал в 1374 г. Кошицкий привилей, укрепивший в стране политическое влияние рыцарства.

Уния с Венгрией не обеспечила успеха в борьбе с Тевтонским Орденом. Тем не менее, Людвику Венгерскому наследовала его дочь Ядвига (1382–1386). В это время в поисках супруга для королевы польские магнаты обращают своё внимание на восток. Мужем Ядвиги стал литовский князь Ягайла, подписавший в 1385 г. Кревскую унию с Польшей, по которой под власть польской короны перешла почти вся Украина.

Приняв католичество, Ягайла стал польским королём Владиславом II Ягелло (1386–1434). Насильственное окатоличивание литовско-русских земель вызвало широкое оппозиционное движение, которое возглавил двоюродный брат Ягайлы Витаутас. По договору 1392 г., заключенному в белорусском городе Острове, Ягайла признал Витаутаса литовским князем.

Противоречия между феодалами Польши и Литвы помешали им довести до конца борьбу с Ливонским орденом, несмотря на победу польско-литовской армии в Грюнвальдской битве 1410 г. По Торуньскому миру 1411 г. орден вернул Польше Добжиньскую землю, захваченную им в 1391 г., и Литве – Жемайтию.

При Владиславе II усилилось влияние церковных магнатов, возглавляемых Збиневом Олесницким (1389–1455). Их антинациональная политика привела к срыву планов заключения польско-литовско-чешской унии. Ягайла всячески препятствовал исполнению планов Витаутаса сделать Литву отдельным от Польши королевством. В 1430 г. Витаутас умер во время подготовки к своей коронации.

Польша в середине–конце ХV в. При Владиславе III Варненьчике (1434–1444) была вновь временно разорвана личная польско-литовская уния в связи с его избранием на венгерский престол. Вместо неё была заключена польско-венгерская уния, необходимость которой была продиктована усиливавшейся турецкой опасностью. Однако гибель Владислава III в битве с турками у Варны разрушила планы подписания общегосударственной польско-венгерской унии.

Казимир IV Ягеллончик (1444–1492) тринадцать лет вёл войну с Тевтонским Орденом, закончившуюся в 1466 г. возвращением в состав Польши Восточного Поморья, Хелмской и Михайловской земель и признанием вассальной зависимости Ордена от Польши. В середине ХV в. обостряется конфликт между можновладцами и шляхтой, добившейся для себя привилегий по Нешавским статутам, подписанным королём в 1454 г.

Образование единого Польского государства содействовало подъёму культуры, развитию письменности на польском языке. Немалую роль в этом сыграли также тесные культурные связи Польши с гуситской Чехией. Крупнейшим центром польской науки в первой половине ХV в. был Краковский университет, основанный в 1364 г.

Чешское королевство при Пржемысловичах. Перед смертью Бржетислав I издал закон сеньората (1055), по которому престол переходил к старшему сыну князя, а младшие получали уделы как вассалы старшего. Усилившаяся внешняя опасность заставила чешских феодалов сплотиться вокруг короля. Этот титул стал наследственным в Чехии в 1085 г., при Вратиславе II (1061–1092).

После смерти Вратислава II в Чехии наступили раздоры и ожесточённая борьба за королевский престол. В ней приняли участие не только светские феодалы и пражский епископ, но и германские императоры, стремившиеся ослабить Чехию и присоединить её к Священной Римской империи.

Возникшие во второй половине ХI в. уделы были ликвидированы лишь после монголо-татарского нашествия. Хотя чешские короли получили свою корону из рук германских императоров, они желали быть независимыми. В 1126 г. император Лотарь III напал на Чехию, но был разгромлен у Хлумца чешским королём Собеславом I (1125–1140).

«Три великих чешских короля». Расцвет Чехии приходится на время правления Пржемысла I (1192–1230, с перерывами), Вацлава I (1230–1253) и Пржемысла II (1253–1278). Никогда до и после эпохи их правления Чехия не достигала такого политического могущества и такого расширения своих владений.

Пржемысл I Отакар искусно использовал противоречия между претендентами на императорский престол для усиления своих позиций в Сященной Римской империи. При этом он поощрял немецкую колонизацию в Чехию. Германский император Фридрих II в 1212 г. вынужден был признать в Золотой сицилийской булле независимость Чехии от Священной Римской империи. Папа римский предоставил Пржемыслу I право назначения пражских епископов.

При Вацлаве I усиливается немецкая колонизация Чехии. Сам король предпочитал говорить со своими подданными по-немецки. Переселявшиеся в страну большими группами немецкие горожане старались привить чехам представления о городских свободах, воплощённых в т.н. Магдебургском праве. Вацлав I разгромил в 1241 г. орды Бату-хана, а в 1243 г. он предоставил жителям Брно привилегии «свободного европейского города».

Пржемысл II пытался создать Великую Чехию с выходом в Адриатическое море. В 1260 г. он нанёс поражение венгерскому королю Беле IV у Крессенбрунна и отнял у него оккупированную венграми Австрию, а затем путём купли и браков присоединил Штирию, Каринтию и Крайну, но в 1278 г. потерпел поражение от германского императора Рудольфа I Габсбурга в битве при Сухих Крутах.

Чехия в составе Священной Римской империи. Гибель Пшемысла II в битве при Сухих Крутах вызвала распад Чешской державы. Его преемники Вацлав II (1283–1305) и Вацлав III (1305–1306) пытались объединить с чешской короной польскую и венгерскую, пользуясь бескоролевьем в обоих государствах. Однако все эти попытки оказались бесплодными, а со смертью Вацлава III в Чехии пресеклась династия Пшемысловичей.

В период междуцарствия в Чехии (1306–1310) один год страной управлял граф Рудольф Габсбург, а затем Йиндржих (Генрих) Хорутанский. Наконец, в 1310 г. на чешском престоле закрепилась династия Люксембургов, правившая до 1437 г.

Ян I Люксембург (1310–1346) присоединил к Чехии Верхние Лужицы, а затем Силезию. Для налаживания центральноевропейских торговых связей в 1335 г. в Вишеграде (Венгрия) был заключен договор о торговле между Венгрией, Чехией и Польшей.

При Кареле I (1346–1378) Прага стала столицей Священной Римской империи. Узаконив раздробленность империи, Карел I проводил в Чехии политику централизации. В 1355 г. он кодифицировал чешское право, издав сборник Majestas Carolina. Много сделал Карел I и для укрепления культурной и церковной независимости Чехии. Ещё будучи наместни-ком Чехии при отце Яне, Карел добился учреждения Пражского архиепископства.

Вацлав IV (1378–1419) неоднократно воевал с братом Сигизмундом, занявшим в 1387 г. венгерский трон, а в 1411 г. избранным германским императором. В 1419–1434 гг. Чехия была во власти гуситов. Затем до конца ХV в. в стране шла борьба за власть между умеренными гуситами (чашниками), а также представителями польской и венгерской королевских династий. Чешскими королями в это время были Сигизмунд Люксембург (1419–1437), Альбрехт II Габсбург (1438–1439), его сын Ладислав (Ласло) Погробек (1453–1457), чашник Йиржи (Юрий) Подебрад (1458–1471), Владислав Ягеллон (1471–1516).

Объединение сербов в единое государство. В VIII–ХII вв. у сербов очень медленно складывались классовые отношения, даже несмотря на принятие в IХ в. христианства. Горный рельеф их страны способствовал долгому существованию мелких княжеств – Рашки, Зеты, Травунии, Хума, Боснии и других.

В середине ХI в. возникло первое крупное объединение сербов – княжество во главе с правителем Рашки Чаславом. В него вошли Рашка, Дукля, Травуния и часть Боснии. В на-чале ХI в. это Сербское княжество подчинила Византия, центром борьбы против которой стала Зета – второе крупное сербское объединение, распавшееся в начале ХII в.

Во второй половине ХII в. центр борьбы с Византией возвращается в Рашку, великим жупаном (правителем) которой в 1170–1196 гг. был Стефан Неманя. Сложившееся при нём единое Сербское государство включало в себя Зету, Рашку, Хум, часть Далмации, а на востоке оно доходило до болгарского города Средец (Софии).

Королевство Сербия и его завоевание турками. Сын Стефана Немани Стефан Перво-венчанный (1196–1227) принял в 1217 г. королевский титул. Его брат Савва стал в 1219 г. первым архиепископом страны. Однако наметившийся расцвет был прерван междоусоб-ными войнами, продолжавшимися от смерти Стефана Первовенчанного до начала ХIV в.

Лишь Стефану Урошу III Дечанскому (1321–1331) удалось укрепить положение цент-ральной власти. При этом ему пришлось бороться с Болгарией за лидерство на Балканах (битва при Велбужде 1330 г.).

Наивысший расцвет Сербии пришёлся на правление Стефана Душана (1331–1355), значительно расширившего свои владения за счёт Византии. В 1346 г. Стефан Душан при-нял титул „царя сербов и греков”, а в 1349 г. издал свой „Законник”, ставший самым яр-ким юридическим памятником южных славян эпохи Средневековья.

Отсутствие внутренних условий (прежде всего сильных городов) для создания централизованного государства привело уже при преемнике Стефана Душана Уроше (1355–1371) к распаду Сербо-греческого царства, из которого выделились греческие области, Македония, Зета. Князю Лазарю (1371–1389) удалось объединить Центральную и Северную Сербию. В это время на границах страны появляются турки-османы. В битве при Плочнике (1386) Лазарь нанёс поражение передовому турецкому отряду, но сражение с султанской армией на Косовом поле (1389) привело к гибели Лазаря и его государства.

Преемники Лазаря Стефан Лазаревич (1389–1425) и Георгий Бранкович (1425–1456), носившие греческий титул „деспотов”, были уже вассальными правителями турецкого султана. В 1459 г. Сербия стала одной из областей Османской империи.

Второе Болгарское царство. Ослабление Византии в конце ХII в. привело к восста-нию болгар, во главе которого встали боляре Фёдор (Пётр) и Асень. Восстание началось в 1185 г. Все армии, посылавшиеся из Константинополя, были разгромлены болгарами.

В борьбе за независимость сложили головы Фёдор и Асень, а болгарским царём стал их младший брат Калоян (1197–1207), которому удалось отбить натиск византийцев. Внутренняя нестабильность была характерна для правления Борила (1207–1218), после чего Второе Болгарское царство переживает эпоху расцвета.

Самым могущественным правителем возрождённой Болгарии был Иван-Асень II (1218–1241), неоднократно громивший армии „латинян” и греческих деспотов. В то же время он стремился не допустить восстановления Византии, представлявшей для Болгарии более серьёзную опасность, чем слабая Латинская империя.

Со смертью Ивана-Асеня II в Болгарии началась ожесточённая борьба за власть раз-личных группировок знати. После убийства одного за другим сыновей этого царя на прес-толе оказался болярин Константин Тих (1257–1277), при котором усилилось влияние Ви-зантии и набеги татар. В 1285 г. полчища Ногая разграбили Болгарию, Фракию и Македонию, после чего болгарский царь Георгий Тертерий (1280–1300/1301) вынужден был признать себя вассалом Ногая, погибшего в год смерти Тертерия.

После периода подчинения Болгарии татарскому темнику Ногаю начался распад страны. При Фёдоре Святославе (1300/1301–1321) и его сыне Георгии Тертерии II (1321–1323) Болгария ещё была независимым государством. Однако при Михаиле Шишмане (1323–1330) часть местных владетелей добровольно признала над собой власть Византии. Заметное ослабление Болгарии облегчило завоевание Болгарии турками-османами. В конце ХIV в. Второе Болгарское царство перестало существовать.

ЛЕКЦИЯ ХVII. СТАНОВЛЕНИЕ МУСУЛЬМАНСКОГО ПРАВА

 

Политический строй халифата Аббасидов. Кроме великого везира существовали и другие везиры, но их значение во многом уступало значению великого везира. Городами управляли хакимы – чиновники из числа аристократии, назначенные халифом. Городское самоуправление отсутствовало. Во главе отдельных областей стояли эмиры, – как правило, выходцы из местной знати. Мухтасиб и его ведомство следили за соблюдением единых мер и весов, качеством из-делий, ценами и т.п. Чиновники финансового ведомства руководили раскладкой налогов и пошлин.

Помощником халифа в духовных делах считался кади (судья), который также руково-дил образованием. С развитием ислама как государственной религии главный кади приоб-рёл почти такую же власть, как великий везир. Тем не менее, при Бармекидах великие везиры добились подчинения себе халифской канцелярии (ведомства печати), а также ведомств государственных доходов, военного, халифской гвардии и халифского двора.

Особенности землевладения в средневековом арабском мире. Центром отделившегося от халифата государства Фатимидов стал Египет. Эта династия, ведшая своё происхождение от единственной дочери пророка Мухаммеда – Фатимы, впервые в мусульманском мире создала продуманную систему землевладения. Прежде всего, Фатимиды объявили себя верховными собственниками всей земли своего халифата.

Они раздавали земельные владения в статусе икта – на срок несения военной службы. Частные земли (мульки) принадлежали крупным чиновникам. Широкое распространение также получили вакуфы (вакфы) – земельные пожалования мусульманскому духовенству.

Наследие пророка Мухаммеда. Первоначальные установления, принятые при Мухаммеде и зафиксированные в Коране, стали основой дальнейшего развития правовых и экономических концепций. В случае, когда какой-либо факт социальной практики не мог быть объяснен и обоснован Кораном, законоведы обращались к хадисам – преданиям о словах и поступках Мухаммеда, чтобы его именем освящать свои действия или толкования. Собирание и толкование хадисов стало важным элементом развития и права, и экономических концепций. Мусульманская сунна – учение о предании – основана на множестве хадисов.

Создание крупного централизованного государства потребовало интенсивной разработки проблем права, особенно тех разделов, которые бы регулировали социально-экономические отношения. При этом мусульманские законоведы учли и собственный, и чужой опыт. Однако всё, что вошло в сунну от староарабских доисламских установлений, от обычного права, или же из права других народов, объявлялось правилами и преданиями, идущими от пророка.

Хранителями и передатчиками хадисов считались в первую очередь родственники и сподвижники Мухаммеда или даже просто его современники. Затем шли их ученики. На базе толкования Корана и изучения хадисов возникли теология (богословие) и право – две отрасли мусульманского религиозного закона (шар´, шари´ат). Основными источниками были признаны Коран, сунна и обычное право.

Особенности средневекового мусульманского права. Многие хадисы были сочинены в более позднее время и не могут быть отнесены ко времени Мухаммеда, однако они не теряют своего значения, так как отразили и те социально-экономические изменения, которые произошли в жизни халифата, и сдвиги в правовых и экономических концепциях. Экономические воззрения в Средние века были неразрывно связаны с правом, и часто трудно их расчленить.

Мусульманское право тесно связано с религией. Это обстоятельство, в конце концов,привело к тому, что право потеряло реальное содержание, т.е. все нормы, которые возникли в отдалённый период, не подлежали отмене или замене. Однако в ранний период мусульманские законоведы стремились к созданию наиболее совершенного и всеобъемлющего свода законов. Существование в Коране изречений, противоречащих друг другу, и таких же хадисов потребовало выработки особого подхода к ним.

Поэтому законоведы допускали возможность применения логических выводов и использования личного мнения для решения спорных вопросов, однако при условии обязательного существования соответствующих аналогий в Коране и в хадисах, а также при условии достижения согласованности мнений авторитетных законоведов данного времени.

Правоверные школы мусульманских законоведов. Главными из них являются четыре, которые сохранились до настоящего времени.

1. Ханифиты. Основателем этой школы был один из крупнейших законоведов ан-Ну´ман Абу Ханифа (ок. 696–767). Его последователи наиболее часто применяли умозрительный метод и метод аналогии. Они старались приспособить жёсткие рамки шари´ата к практическим потребностям жизни. В то же время ханифиты допускали широкое использование обычного права и законов, изданных светской властью. Ханифиты также отличались наибольшей религиозной терпимостью.

2. Маликитская школа была основана имамом Маликом ибн Анасом (713–795). Маликиты строго придерживались предания, отрицали рассудочное толкование Корана, отличались религиозной нетерпимостью.

3. Шафииты. Школа основана имамом Мухаммедом ибн Идрисом аш-Шафи´и (ум. в 820 г.). Они ограничивали возможности применения субъективного мнения, их система ближе к маликитам, хотя и стремится как бы примирить ханифитскую и маликитскую школы.

4. Ханбалиты. Основателем школы считается имам Ахмед ибн Ханбаль (ум. в 855 г.), взгляды которого систематизированы его учениками. Крайняя нетерпимость ко всякому «новшеству» в делах веры, отрицание любого свободного и рационального толкования Корана и хадисов – характерные черты системы ханбалитов.

В течение Средневековья шла ожесточённая борьба между различными школами. Предметом споров главным образом были правовые вопросы. В различные периоды правители различных государств одну из школ или систем права объявляли государственной. Наибольший авторитет приобрели ханифитская и шафиитская школы права. Хотя каждый законовед имел право свободно примыкать к любой школе, однако дела он должен был решать на основе учения, которое считалось господствующим в данный период.

Развитие светского права. Несмотря на то что светское право формально не отделялось в средневековых мусульманских странах от религиозного, основные проблемы социальной практики решались в них на основе указов и законов, принимаемых непосредственно правителями. Ещё в VII в., когда шла интенсивная разработка мусульманского права теологами-законоведами, на практике омейядские халифы уже стали светскими правителями и часть судебных функций в городах передали своим наместникам.

При Аббасидах была создана военно-полицейская служба. Подразделения полицейских располагались в городах. Начальник службы имел большие полномочия, мог по своему усмотрению начать следствие против предполагаемого преступника и вынести приговор. Всё это свидетельствует о развитии светского законодательства и существовании светского суда параллельно с религиозным правом.

Особое внимание в мусульманском праве было уделено проблеме собственности. Признание и декларирование божественного происхождения богатства и бедности не могло удовлетворить конкретные запросы социальной практики. Стало необходимым выработать универсальные и в то же время более детальные представления. Источником и основой собственности был признан труд, и в первую очередь земледельческий. Для того чтобы придать весомость своей теории, арабские законоведы приписали Мухаммеду следующие слова: «Земля принадлежит всякому, кто оживит её».

Защита земельной собственности. Право на оживленине земли и установление вследствие этого собственности признавалось за всяким человеком, находящимся под мусульманской верховной властью. Право первого владетеля принадлежит тому, кто оградил пустующую мёртвую землю.

Однако он теряет своё право, если в течение трёх лет не приступил к работам по оживлению. В таком случае власти обязательно передают данный участок другому лицу с условием обработать её. Человек, ожививший землю с соблюдением всех предусмотренных законом условий, становится её собственником.

Ни государство, ни другое лицо не имеют права лишать его собственности, иначе как оплатив все расходы и уплатив полную цену. На аналогичных основах мусульманские законоведы разработали законы, регулирующие право на воду. По общему согласованному мнению всех законоведов, иностранцы, т.е. все неподданные мусульманского государства, не имели права на оживление мёртвой земли и тем самым на земельную собственность в любой мусульманской державе.

Судьба завоёванных земель. С самого начала захваченные земли изымались из военной добычи и не делились между участниками походов. При этом историки и законоведы ссылаются на практику второго из «праведных» халифов – Омара ибн аль-Хаттаба (634–644), который стремился к созданию твёрдой экономической основы своего государства, т.к. в случае раздела земель между участниками похода их стали бы облагать меньшим налогом – ушром. В то же время халиф учёл опыт прежних владельцев в ведении земледелия. В последующем все придерживались этой практики.

В завоёванных странах в пользу казны конфисковывались земли, принадлежавшие свергнутым династиям, убитым на войне с арабами, бежавшим из арабского государства, образованных убылью воды и т.д. Из этого фонда государство предоставляло земли во владение тем, кто имел заслуги перед завоевателями, или же тем, чьё расположение правители хотели получить.

Основное условие владения этими землями состояло в обеспечении обработки и уплате государственного налога. Их налоговый статус определялся прежним их состоянием или же решением государства.

Землевладение духовных лиц и организаций. В халифате постепенно сложилось землевладение мусульманских благотворительных учреждений, мечетей, религиозных школ и т.д. – вакфы. Каждый мусульманин мог передать часть своих земель или другого имущества мечетям и учреждать вакф.

В окончательном варианте вакфы стали неотчуждаемыми и свободными от государственного налогообложения владениями. Тезис о неотчуждаемости вакфов был вызван практической необходимостью, связанной с обеспечением содержания благотворительных учреждений.

Со временем практика учреждения вакфов стала связываться с желанием избежать государственного налогообложения у части земельных и других собственников. Государственная казна терпела от этого убытки, но светские правители не могли препятствовать этой практике.

Правовое положение рабов. Важное место в мусульманском праве занимал вопрос о рабах, хотя ни в земледелии, ни в ремесле их труд широко не применялся. Рабов главным образом использовали в войсках, когда халифы создали гвардии, в домашнем хозяйстве и на тяжёлых осушительных работах.

Дети рабыни, признанные отцом, имели права наследования и могли занимать высокие посты. Были случаи, когда дети рабынь наследовали престол халифов и султанов. Имущество рабов не облагалось пошлинами и налогами. В шариате разработана целая система вольноотпущенничества и оговорены права вольноотпущенников.

Регулирование прав наследования и экономических отношений. В мусульманских странах все гражданские акты должны были регистрироваться у духовных судей – кадиев. Дела о наследстве, договоры о купле и продаже земель и домов, об их аренде, о займе денег заключались исключительно кадием.

Мусульманское право признавало за товарами потребительскую стоимость, и торговля считалась полезным занятием. Золото и серебро выступали в качестве универсального показателя ценности товаров. Однако считалось, что не только золото и серебро в любом виде, но и всё, что способно поддерживать жизнь, может служить платой за определённый предмет.

Мусульманские законоведы Средневековья отличали акт простого обмена от акта купли и продажи. При обмене обе стороны равны в своих правах и обязательствах, а при купле и продаже участники сделки функционально отличаются друг от друга.

По мнению мусульманских законоведов, субъектами купли и продажи могут выступать только умственно полноценные взрослые, свободные и не лишённые гражданских прав. Если же одним из субъектов выступает раб, то он должен заручиться законными полномочиями своего господина.

Одним из необходимых условий для продавца является право собственности на продаваемый предмет и отсутствие всякого судебного запрещения на предмет сделки. Сама продаваемая вещь должна быть известной покупателю и обязательно быть полезной. Запрещается продажа несобранных плодов, зерна на корню, несостриженной шерсти и т.п.

В теории мусульманские законоведы не допускали мысли о прибыли и считали, что при купле и продаже оба участника сделки оказывают друг другу взаимную услугу. При продаже земли в обязательном порядке должны продаваться оросительные сооружения, посевы, деревья, произрастающие на этой земле, а также здания, которые находятся на ней в момент заключения сделки, так как, считается, что эти вещи неотделимы в данном случае от земли. Не подлежали продаже личные права человека, право преимущественной покупки, право на получение вознаграждения, пенсии и наследства.

Идеальное государство в представлениях средневековых исламских правоведов. В мусульманском законоведении общественный идеал выражался в теократии. Правоведы считали необходимым соединение в руках религиозных правителей и светской, и религиозной власти, и государственное право должно было быть основано целиком на религии. Однако в исторической действительности такого государства уже со времён Омейядов не было.

В своей книге законовед ХI в. аль-Маварди изобразил идеальное мусульманское государство, каким оно должно быть по мнению автора. Аль-Маварди считал, что халифат установлен самим Богом, и в мире должен быть только один халиф, а мусульманское государство должно быть единым. Аль-Маварди определил в своей книге качества, которыми должен обладать халиф.

Будущий халиф, по аль-Маварди, должен происходить из племени курейшитов, как и Мухаммед, он должен быть физически и морально совершенным, должен обладать большими знаниями в области правоведения и богословия. Аль-Маварди считал, что халиф может занять свой пост или в результате избрания его народом, или же в случае, если правящий халиф сам при своей жизни назначит преемника. Хотя все суннитские законоведы были согласны с теорией Маварди, на практике со времён Омейядов халифат был наследственным государством.

Отношения между халифом и мусульманской общиной Маварди рассматривал как двусторонний договор, в котором обе стороны принимали на себя определенные обязанности. Халиф прежде всего обязан был обеспечить организацию всей жизни своих подданных по законам шариата. Народ обязан был повиноваться халифу и помогать ему во всех делах. По мнению Маварди, несправедливого халифа народ мог низложить.

ЛЕКЦИЯ ХVIII. СВОЕОБРАЗИЕ РАЗВИТИЯ ЯПОНИИ В СРЕДНИЕ ВЕКА

 

Государство Ематай. Древнейшим протогосударственным образованием Японского архипелага считается Ематай. Населявший его народ в китайском сочинении «Вэй чжи» называется вожэнь. В японских источниках это звучит вадзин. Исследователи до сих пор не могут локализовать Ематай. Кроме того, в китайских источниках упоминаются и другие японские протогосударства – На Мяньту и Куна.

В первые десятилетия II в. между ними разгорелась борьба за лидерство, результатом которой стало создание сильного федеративного объединения во главе с Ематай, правительницей которого стала Химико (ок. 188–248). В последнее десятилетие своего царствования она установила дипломатические отношения с китайской династией Вэй.

Поскольку японцы продемонстрировали преклонение перед «сыном неба» и китайской цивилизацией, послы Химико получили от китайского императора золотую печать. После Химико престол заняла Хими Ие, которая, ввиду краха государства Вэй, отправила посольство ко двору новой династии Западная Цзинь (265). Под 266 г. Ематай последний раз упоминается в источниках.

Ямато и его социальный строй. В конце III – середине IV в. в Японии сложился пле-менной союз под главенством племени Ямато. Его центр находился в районе современного города Нара. Объединив под своей властью большую часть территории страны, Ямато лишь частично покорил племена кумасо и эбису.

Основными категориями зависимого населения в Ямато были яцуко (рабы) и бэ (полусвободные из местного населения, а также из переселенцев из Кореи и Китая). Бэ навечно прикреплялись к земле (во владениях царя и знати) или к определенному ремеслу и по своему положению приближались к римским колонам. В Ямато сохранялась большая роль общины, постепенно превращавшейся из родовой в земледельческую (соседскую).

С начала VI в. власть правителей (оками) заметно ослабевает. Сильные роды начинают борьбу за власть. С 536 г. решающую роль в управлении страной стал играть род Сога. Тогда же происходит укрепление буддизма в ущерб исконному синтоизму.

В последующем Ямато стало самоназванием японцев и их страны. Его можно перевести как: 1) страна гор; 2) страна огнедышащих гор. Другое название Японии – Оясима – «восемь больших островов». Название острова Хонсю переводится как «большая земля». В VI в. было создано сочинение «Кодзики», где утверждалось, что Японские острова – капли с копья бога, сотворившего мир.

Эпоха Сога и Сётоку-тайси. В 592 г. род Сога совершил переворот и захватил фактическую власть в стране. Сога поддержали наследника престола (тайси) Сётоку, ставшего в 593 г. регентом (сэссё). Регентство Сётоку-тайси продолжалось до 621 г. За это время он провел ряд реформ, покровительствуя буддистам.

Для укрепления своего влияния Сога и их приверженцы использовали буддизм, который был занесён в страну корейскими и китайскими переселенцами и начал распространяться в Японии с VI в. Тем самым наносился удар по древней языческой религии японских племён синто («путь богов»), основу которой составляли почитание сил природы и культ предков.

В разгоревшейся борьбе за власть один из членов свергнутого царского дома Сётоку-тайси опирался на придворных, которые предпочитали китайскую культуру. Многие из них успели побывать за морем, в Корее или Китае, и по возвращении выступали поборниками различных заимствований, стремились перенести на японскую почву государственные и социальные институты раннесредневекового Китая.

В 603 г. Сётоку-тайси ввел 12-ранговую лестницу придворных чинов вместо наследственной системы должностей. В 604 г. был обнародован «Кодекс 17 статей», который укрепил власть императора и зафиксировал права и обязанности различных слоев населения. В 607 г. Сётоку-тайси отправил первое посольство в Пекин. Его целью было установление прочных политических связей с китайским двором: правящий лагерь Японии стремился использовать опыт китайской государственной машины управления страной.

«Переворот Тайка» и его последствия. В 645 г. царский род Сумэраги и жреческий род Накатоми разгромили род Сога, временно оттеснивший Сумэраги от власти. Пришедший к власти Сумэраги Котоку (645–654) дал первым годам своего правления девиз Тайка («великая перемена»). Он стал императором Японии с титулом тэнно («сын неба»), а Накатоми Катамари занял пост главного министра (найдзин, с 662 г. – най-дайдзин).

В годы Тайка были проведены реформы, положившие начало формированию централизованного государственного аппарата. Высший совет при императоре (дадзёкан) возглавлял восемь ведомств, состоявших из различных отделов и занимавшихся делами императорского двора, гражданского населения, армии и полиции.

Они назначали чиновников, контролировали деятельность местных властей, в частности, по составлению и проверке подворных списков, по распределению государственных земельных наделов и взиманию с населения налогов, податей, выполнению им трудовой и военной повинностей. Вместо распущенных родовых дружин была создана централизованная армия на основе всеобщей воинской повинности.

Кодекс Тайхорё. Японский император Мому (701–704), взявший девизом своего правления Тайхо («великое сокровище»), издал в 701 г. свод законов, получивший название Тайхорё («кодекс Тайхо»). Этот сборник состоял из 30 разделов, где регламентировалось всё, что связано с надельной системой, налогами, госаппаратом и т.п.

Наиболее важным в Тайхорё является IХ раздел, посвященный надельной системе. Здесь зафиксированы следующие принципиальные положения:

1. Вся земля принадлежит государству в лице императора.

2. Каждый крестьянский двор получал надел в 2 тана (0,24 га) на каждого мужчину и 2/3 от этого надела на женщину.

3. Раз в шесть лет производятся переделы земли.

4. За крестьянской семьей закрепляются садовый и приусадебный участки.

5. Крестьяне превращаются в податное сословие, выплачивающее зерновой налог и на-лог продукцией домашней промышленности (тканями и т.п.) и выполняющее барщину в пользу государства и органов местной власти.

6. Яцуко сохранялись (в VII–VIII вв. рабы составляли 10–15%).

Наделы знати делились на жалованные, которые были пожизненными и ранговыми, и должностные, принадлежавшие только тому, кто состоял в ранге или на должности. Широко распространился институт «кормовых пожалований», когда за должностью или рангом закреплялись крестьянские дворы. Вместо прежнего местничества, бывшего предметом споров между потомственными аристократами, была введена «табель о рангах».

После принятия кодекса Тайхорё Япония была поделена на провинции, подразделявшиеся на уезды. В этих административных единицах были созданы органы управления с губернаторами и уездными начальниками во главе. Деятельность провинциальных администраций контролировалась центральной властью.

Японские столицы эпохи раннего Средневековья. Формирование раннего государства сопровождалось созданием административно-политических, ремесленно-торговых и религиозных центров. Ещё корейско-китайские переселенцы в 320 г. основали г. Нанива (совр. Осака). С 593 г. существовал г. Асука, также, по-видимому, возникший при сильном влиянии северокорейской культуры Когурё.

Однако последующее градостроительство происходило уже под определяющим влиянием Китая. В период 710–784 и 792–1192 гг., когда столицами государства были последовательно города Нара и Хэйан, планировка столиц повторяла китайскую модель г. Чанъань (соврем. Сиань).

Согласно китайскому образцу эти города были ориентированы по сторонам света с обращёнными на юг главными воротами. В центре города (как в Наре) или на севере (как в Хэйане) располагался обширный дворцовый квартал, где помещались правительственные учреждения. Фасад дворца быо обращён к югу, откуда для верующих буддистов исходил «предвечный свет Чистой земли» – обители Будды.

В ограде дворцового квартала было несколько ворот. Главными были центральные – «Ворота красной птицы», которые посвящались одному из божеств четырёх стран китайской мифологии. В то же время также называлось Южное созвездие, господствующее, по представлениям древних китайцев, над всей южной стороной неба.

От этих ворот шла прямая магистраль, пересекавшая Хэйан с севера на юг – «Проспект Красной птицы». Он заканчивался большими воротами, служившими главным входом в город. Параллельно проспекту шли улицы. Проспект и улицы пересекались под прямым углом дорогами. Улицы и дороги образовывали кварталы, в пределах которых пролегали переулки.

Правление Фудзивара до начала ХI в. С 859 по 1086 г. Япония пережила период диктатуры рода Фудзивара, представители которого занимали посты регентов (сэссё) при малолетних императорах или канцлеров (кампаку) при взрослых. Императоры фактически были низведены до положения марионеток рода Фудзивара.

Усиление власти Фудзивара не привело к успокоению страны. В 875 г. произошло крупное восстание племен эдзо на острове Хоккайдо, подавленное правительственными войсками. В 884 г. вспыхнуло крестьянское восстание в провинции Ивами. В связи с экономической и военной слабостью режима в 895 г. Япония прервала отношения с Кореей и Китаем, въезд и выезд был запрещён под угрозой смертной казни.

Не изменилась ситуация и в Х в. Более того, её усугубили попытки свержения Фудзи-вара соперничавшими с ними родами Тайра и Минамото. В 937–940 гг. в провинции Кан-то и на северо-востоке страны длился мятеж, который поднял наместник Масакадо Тайра.

Не было единства и внутри рода Фудзивара. Во время мятежа Масакадо Тайра в 939 г. взбунтовался и наместник острова Кюсю Сумитомо Фудзивара. Тем не менее, род Фудзивара продолжал удерживать в своих руках верховную власть в стране, подкрепляя её браками с представителями императорского рода.

Междоусобная война ХI в. в Японии и образование сёгуната. В середине ХI в. центральная власть в Японии заметно ослабела. Период с 1069 по 1167 г. получил у японских историков название «эпоха правления экс-императоров-монахов», поскольку в это время императоры уходили в монастыри, чтобы бороться со всесильными Фудзивара. В 1156 г. Фудзивара потеряли власть, но их место занял род Тайра.

В течение почти 30 лет Тайра занимали все высшие государственные посты в Японии, но закрепить власть в своих руках так и не смогли. В 1185 г. в битве при Данноура войско рода Минамото нанесло поражение армии рода Тайра, а в 1192 г. Минамото Ёритомо объявил себя верховным правителем государства с титулом сёгун (военный вождь).

Между 1185 и 1192 гг. император и прежняя аристократия лишились реальной власти, но сохранили значительную часть их земельных владений. В стране установилась диктатура сёгунов Минамото. В 1199 г. после смерти Минамото Ёритомо реальная власть в Японии перешла в руки рода Ходзё в лице его лидера Ходзё Токимаса (1199–1215).

Эпоха Ходзё (1199–1338). Хотя официальными лидерами страны остались императоры и сёгуны из рода Минамото, фактическими хозяевами Японии были регенты (сиккэны) из рода Ходзё, 16 представителей которого сменяли друг друга на этом посту.

Огромные средства, затраченные на подготовку отражения монгольских нападений, ухудшили финансовое положение страны и вызвали усиление налогового бремени. Широко распространился княжеский сепаратизм. Тем не менее, ослабление центральной власти не смогло помешать росту японских городов, буддийских монастырей и центров ремесла и торговли во владениях знати. Ещё в ХII в. в Японии появились дза – цехи с функциями гильдий.

В эпоху Ходзё произошло возвышение военно-служилого сословия (самурайства) в противовес старой аристократии во главе с императором. Компромисс этих двух сил выражался в частичном сохранении владетельных прав на землю аристократии и храмов и в номинальном сохранении императорской династии. Аристократия и двор неоднократно пытались восстановить императорскую власть и вернуть утраченные земли.

В 1268 и 1271 гг. монголы направляли послов в Японии с требованием покорности. Правитель страны Токимунэ Ходзё приказал проводить широкие оборонительные работы на юго-западном побережье. В 1274 г. монгольский флот подошёл к японским берегам, но был размётан тайфуном, который помог отбить монгольское нападение и в 1281 г.

Складывание самурайства. Сословие профессиональных воинов было опорой регентов и канцлеров. Историки выделяют три источника формирования самурайского сословия: 1) разбогатевшие крестьяне; 2) получившие землю с крестьянами домашние слуги; 3) высшие чиновники, пополнявшие ряды самурайской верхушки.

Самураи объединялись в отряды (то) и более крупные отряды (дан). Эти формирования состояли из кровных родственников, свойственников, их вассалов и возглавлялись либо главой семейной группы, либо старшим из наиболее влиятельной самурайской семьи в округе.

Идеология самураев отразилась в военных эпопеях, крупнейшими из которых были «Повесть о доме Тайра» и «Повесть о великом мире». В первой рассказывается о соперничестве между Тайра и Минамото, во второй – о борьбе за власть между западными и восточными лидерами знати.

В этих произведениях отразилось мировоззрение самурайского сословия – «Пути воина» («Бусидо»), в основе которого лежало буддийское учение о предопределённости судьбы (карма), идея бренности, непрочности всего земного, фатализм.

В качестве норм поведения идеального самурая прославлялись верность вассала своему господину, мужество, скромность, самопожертвование, утверждался приоритет долга над чувством. Однако в реальной жизни самураи страдали от самовосхваления, посылая в правительство большое количество прошений о наградах.

Первоначально мораль гибели за хозяина у самураев отсутствовала. Они стремились прежде всего к личной славе, добивались получения земельного владения и обеспечения своей семьи, а верность господину служила лишь средством для достижения этой цели.

Переход власти к роду Асикага. Последний регент из рода Ходзё – Такатоки (1303–1333) столкнулся в последние годы своего правления с коалицией знати во главе с императором Годайго (1318–1332, 1334–1336) и полководцами Нитта Ёсисада и Кусуноки Масасигэ. Посланный против мятежников с войском Асикага Такаудзи перешёл на их сторону. В 1333 г. пала Камакура – столица рода Ходзё, после чего началась борьба за власть между победителями. В 1335 г. Асикага Такаудзи провозгласил себя сёгуном.

Власть рода Асикага, управлявшего страной до 1573 г., была непрочной. Рос сепаратизм усилившихся местных князей. В ХV в. прошла целая серия крестьянских восстаний (историки насчитали их 120 за столетие), а в 60-е гг. страна вступила в полосу почти непрерывных междоусобиц.

В эпоху Асикага Япония находилась в сильной экономической зависимости от Китая. Даже собственных монет в «стране восходящего Солнца» не чеканили, пользуясь китайскими денежными знаками. Торговля с Китаем велась на основе специальных разрешений (лицензий), выдававшихся китайским правительством.

Однако на практике это отнюдь не означало подчинения Японии власти династии Мин. Зависимость от Китая носила чисто номинальный характер, она лишь тешила тщеславие правителей «Поднебесной», не принося реальной прибыли.

ЛЕКЦИЯ ХIХ. ДОКОЛУМБОВА АМЕРИКА

 

Древнейшие цивилизации Месоамерики. Основными очагами древнейших американских культур являлись Месоамерика (культурно-историческая область, охватывающая Центральную и Южную Америку, Гватемалу, Белиз, западные районы Сальвадора и Гондураса) и Центральные Анды (современные Колумбия, Эквадор, Перу, Боливия, южная часть Чили), где в VII–V тысячелетиях до х.э. зародилось земледелие.

В Месоамерике кукуруза, фасоль, тыква ко II тысячелетию до х.э. получили широкое распространение. На рубеже III и II тысячелетий до х.э. появилась керамика и первые постоянные поселения земледельцев.

В результате важных социально-экономических и культурных изменений (интенсификация методов земледелия, расширение торгового обмена, зарождение имущественного неравенства и т.д.), происходивших во второй половине I тысячелетия до х.э., на основе архаических культур почти одновременно возникли цивилизации, относящиеся к «классическому» этапу истории Месоамерики (I тысячелетие х.э.).

Он характеризовался складыванием и развитием раннеклассовых обществ, образованием крупных городов-государств и их объединений, централизацией управления, могуществом жречества, продуктивным хозяйством. Но население Месоамерики не знало ни плуга, ни колеса, ни гончарного круга, ни железных орудий.

Одним из основных центров «классической» культуры являлся Теотиуакан (северо-восточнее озера Тескоко в Центральной Мексике), достигший наивысшего расцвета в III–VI вв. и разрушенный в начале VII в. вторгшимися чужеземными племенами. На побережье Мексиканского залива существовала цивилизация «ольмеков», а на территории современного залива Оахама – сапотеков.

Города-государства народа майя. В северо-западной части Центральной Америки сложилась одна из древнейших на американском континенте культура майя. Главные её очаги первоначально располагались возле озера Петен-Ица и к юго-востоку от него, а также в долине реки Усумасинты. Там имелись густо населённые города Тикаль, Копан, Паленке и другие с монументальными архитектурными сооружениями.

В Х в. большинство этих городов было оставлено жителями, которые стали постепенно передвигаться в северном направлении. Причиной переселения явилось, по-видимому, истощение почвы вследствие подсечно-огневого способа земледелия. Некоторые исследователи объясняют это передвижение вражеским нашествием.

В результате центр майяской цивилизации переместился на Юкатан, где быстро выросли города-государства Чичен-Ица, Майяпан, Ушмаль. В ХI в. они объединились в союз, подчинивший себе почти весь полуостров. Однако в дальнейшем между участниками Майяпанской лиги разгорелась борьба, в ходе которой Майяпан одержал победу и во второй половине ХIII в. установил свою гегемонию на Юкатане.

В течение почти двух столетий продолжалось господство майяпанских правителей из династии Кокомов. В ХV в. против них выступили правители ряда небольших областей, объединённые силы которых разрушили Майяпан (1441), после чего Юкатан распался на множество враждующих друг с другом мелких государственных образований.

Общество майя Х–ХV вв. Этот народ во многих отношениях находился примерно на том же уровне экономического, социального и культурного развития, что и предшествоавшее ему Древнее царство «классической» эпохи. Его социальная структура была весьма неоднородной. Городами-государствами правили наследственные халачвиники (’великий человек’).

Господствующую прослойку составляли знать и многочисленное жречество во главе с верховным жрецом. Знать владела плантациями какао, пасеками, соляными месторождениями, имела много рабов. Часть её занималась торговлей.

Каждое селение представляло территориальную общину со значительными родовыми пережитками. Сельскохозяйственные работы общинники обычно производили коллективно. Такой же порядок соблюдался при охоте и рыбной ловле. Население возделывало поля знатных людей и платило им подати, строило храмы, дороги и другине сооружения.

Для выполнения наиболее тяжёлых работ использовались рабы. В рабство обращали военнопленных, преступников, должников, сирот. Таким образом, у майя существовали элементы рабовладельческого общества при сохранении ряда институтов родового строя. У майя была патриархальная семья, владевшая собственностью. Чтобы получить жену, мужчина должен был некоторое время работать на её семью, затем она переходила к мужу.

Особенности духовной культуры майя накануне испанского завоевания. В религии майя к началу ХVI в. древние верования отступили на задний план. Жрецы к этому времени уже создали сложную богословскую систему с космогоническими мифами, составили свой пантеон и установили пышный культ. Олицетворение неба – бог Ицамна был поставлен во главе сонма небожителей вместе с богиней плодородия. Ицамна считался покровителем цивилизации майя, ему приписывали изобретение письменности.

Согласно учению жрецов майя, боги правили миром поочерёдно, сменяя друг друга у власти. Этот миф фантастически отражал реальный институт смены власти по родам. Религиозные верования майя включали в себя и примитивные образные представления о природе (например, дождь идёт от того, что боги льют воду их четырёх гигантских кувшинов, расставленных в четырёх углах неба).

Жрецы создали также учение о загробном мире, отвечающее социальному делению общества майя; себе жрецы отвели особое, третье небо. В культе главную роль играли гадания, пророчества, оракулы. У майя была особая система счисления: у них был двадцатиричный счёт, возникший на основе счёта по пальцам (20 пальцев).

Существенных успехов добились майя в астрономии. Солнечный год был ими вычислен с точностью до одной минуты. Астрономы майя вычисляли время солнечных затмений, им были известны периоды обращения Луны и планет. Помимо астрономии, жрецы были знакомы с начатками метеорологии, ботаники и некоторых других наук.

Календарь майя находился в руках жрецов, но в основу его легло практическое деление года на сезоны земледельческих работ. Основными единицами счёта времени были 13-дневная неделя, 20-дневный месяц и 365-дневный год. Наибольшую единицу счёта составлял 52-летний цикл – «календарный круг». Летосчисление майя велось от начальной даты, соответствующей 3113 г. до х.э.

Письменность майя. Важное значение придавали майя истории, развитие которой было связано с изобретением письменности – высшего достижения культуры майя. Письменность, как и календарь, была изобретена майя в первые века х.э. В рукописях майя идут параллельно текст и рисунки, иллюстрирующие его. Хотя письменность уже отделилась от живописи, но некоторые письменные знаки мало отличаются от рисунков. Майя писали на бумаге, сделанной из луба фикуса, красками при помощи кисточек.

Письменность майя иероглифическая, и, как во всех подобных системах письма, в ней употребляются знаки трёх родов: фонетические – алфавитные и слоговые, идеографические – обозначающие полные слова и ключевые – поясняющие значение слов, но не читающиеся. Письменность всецело находилась в руках жрецов, которые пользовались ею для записи мифов, богословских текстов и молитв, а также исторических хроник и эпических текстов.

Кроме книг, письменными памятниками истории майя являются надписи, высеченные на каменных стенах, которые майя воздвигали каждые 20 лет, а также на стенах дворцов и храмов. Рукописи майя были уничтожены испанскими завоевателями, за исключением трёх. Несколько отрывочных текстов испанцы записали на латыни.

Центральная Мексика в эпоху борьбы за неё народов нахуа. Долина Мехико, или как её называли в древности, Анахуак (на языке нахуа «страна у воды») в «позднекласическую эпоху» (первая половина I тысячелетия х.э.) явилась колыбелью блестящих индейских цивилизаций, созданных племенами языковой группы нахуа.

В IX в. пришедшие с севера тольтеки образовали обширное государство со столицей Толлан (современная Тула), расположенной северо-западнее озера Тескоко (нынешний штат Идальго). К Х в. они покорили майяские центры Юкатана и горной Гватемалы. Тольтеки строили большие города, возводили грандиозные сооружения, имели письменность и календарь.

Тольтекская цивилизация погибла под ударами воинственных племён (также говоривших на языке нахуа), получивших собирательное название чичимеков, что первоначально означало «варвары». Вторгшись в долину Анахуак, они в середине ХII в. разрушили Толлан и двинулись дальше на юг.

На первых порах главную роль среди них играли аколхуа, центром которых стал город Тескоко, на восточном берегу одноимённого озера. Однако в конце ХIV – начале ХV в. этот город-государство был подчинён тепанеками, обитавшими западнее, в Аскапоцалько. Под их властью оказался и Теночтитлан, заложенный ацтеками или теночками (принадлежавшими к той же группе племён, пришедших в долину в ХII в.) около 1325 г. на острове озера Тескоко.

Создание державы ацтеков. В 1426 г. Теночтитлан вступил в союз с Тескоко и Тлакопаном (на западном берегу озера). Сломив господство тепанеков, союзники стали воевать с соседними племенами и постепенно подчинили себе всю долину Анахуак.

Вскоре ацтеки добились гегемонии в тройственном союзе и в ходе продолжавшихся войн сумели распространить свою власть на всю Центральную Америку. Будучи преемниками и наследниками более древних индейских цивилизаций этого региона, они усвоили культуру, сложившуюся там в итоге длительного и сложного процесса развития. С возвышением в ХV в. Теночтитлана наступил период её расцвета.

Ацтеки жили родами, во главе которых стояли выборные вожди. Земля принадлежала общине и передавалась её членам в пользование. Главный военачальник (тлатоани), избиравшийся из представителей определённого рода, являлся фактически верховным правителем, как во время войны, так и в мирное время. Он выполнял также важные жреческие функции.

Ацтекский военачальник и совет при нём осуществляли общее руководство военными действиями всех участников союза. В то же время в своих внутренних делах каждый из союзников сохранял полную самостоятельность.

Частые войны способствовали возникновению имущественного неравенства, т.к. наиболее отличившиеся воины получали большую, чем другие, долю при дележе добычи и распределении земельных наделов. Часть захваченных во время походов военнопленных обращалась в рабство.

С ростом имущественного неравенства некоторые ацтеки превратились в рабов своих более богатых соплеменников. Рабство стало постоянным институтом ацтекского общества. Заметно усилилось выделение родовой знати. Непрерывные войны обусловили также укрепление власти верховного правителя, фактически ставшей наследственной.

У ацтеков был солнечный календарь, построенный в основном по календарной системе майя. Письменность, напоминавшая по типу тольтекскую, находилась в зачаточном состоянии. Она была пиктографической, с некоторыми элементами иероглифии.

Войны Ицкоатла и его преемников. Вся история державы ацтеков наполнена походами против соседей. В правление Ицкоатла (1428–1440), Мотекухсомы I (1440–1469), Ашаякатла (1469–1479) и их преемников велись частые войны, в ходе которых ацтеки одержали победу над народами, жившими в долине Анахуак, и, перейдя через горы, дошли до берегов Тихого океана и Мексиканского залива.

Побеждённых они облагали данью, иногда отнимали у них часть земли, а многих жителей уводили в плен. Значительная часть пленных приносилась в жертву ацтекским богам, остальные обращались в рабство и обрабатывали земли, использовались для строительства храмов и других сооружений, а также в качестве домашней прислуги.

Подобное отношение ацтеков к подвластным племенам приводило к восстаниям и усиливало сопротивление со стороны тех, кого они пытались подчинить. В последней четверти ХV в. серьёзное поражение ацтекским войскам нанесли тараски и сапотеки, вспыхнули восстания в Тласкале и Чолуле. Положение ещё больше ухудшилось в правление Мотекухсомы II (1503–1520), который безуспешно пытался приостановить начавшийся процесс распада своей державы.

Южная Америка до возвышения инков. Древнейшие цивилизации здесь возникли в областях Андского нагорья и побережья Тихого океана. В первой половине I тысячелетия до х.э. на обширной территории получила распространение культура чавин, оказавшая громное влияние на последующее развитие.

Вслед за её исчезновением в северной части побережья складывается культура мочика, на юге – паракас, а позднее родственная ей наска. В бассейне высокогорного озера Титикака (современная Боливия) на протяжении длительного времени существовала созданная племенами аймара цивилизация тиауанако, расцвет которой относится к IX–ХII вв. Около VIII в. угасла культура мочика, а несколько позже наска, тиауанако и др.

На севере перуанского побережья, примерно в ареале мочика, образовалось огромное государство чиму (ХII–ХV вв.) со столицей Чан-Чан. Чиму строили прочные здания, прокладывали водопроводы, широко пользовались мелиорацией и удобрениями. Отличаясь воинственностью, они подчинили себе население соседних районов. Однако в середине ХV в. их «империя» распалась под натиском новых завоевателей – инков.

Держава Тауантинсуйю. Принадлежавшие к языковой группе кечуа инки с ХII–ХIII вв. обосновались в долине реки Урубамбы, где выстроили город Куско. Его основание традиция связывает с именем первого инкского правителя – легендарного Манко Капака.

Исторические предания инков называют 12 имён правителей, предшествовавших последнему верховному инке – Атахуальпе (1525–1532), и сообщают об их войнах с соседними племенами. Если принять приблизительную датировку этих генеалогических преданий, то начало усиления племени инков и, возможно, образования союза племён, можно датировать первыми десятилетиями ХIII в.

Долгое время Куско оставался одним из многих кечуанских городов-государств, соперничавших между собой в борьбе за гегемонию в данном регионе. Однако растущая угроза извне, диктовала необходимость объединения. Когда в начале ХV в. на кечуа с запада напало племя чанка и главным объектом агрессии оказался Куско, инкам удалось перед лицом смертельной опасности сплотить кечуанские племена.

Возглавив образовавшийся военный союз, они в 1438 г. отбросили и разгромили вторгшегося противника. Эта победа, одержанная под руководством первого исторически достоверного правителя инков Пачакутека (1438–1471), положила начало формированию могущественного государства Тауантинсуйю (на языке кечуа «четыре страны света»).

В результате завоеваний, осуществлявшихся Пачакутеком и его преемниками Тупаком Юпанки (1471–1493) и Уайна Капаком (1493–1525), инкская держава, поглотив земли аймара, чиму, чинча и других племён, менее чем за столетие распространила свою власть на огромную территорию от Анд до Тихого океана протяжённостью с севера на юг около 5 тыс. км. Во главе этого мощного государственного образования стоял Сапа Инка (Единственный Инка), считавшийся земным воплощением и сыном Солнца – главного бога инков. Правда, для испанцев держава Тауантинсуйу оказалась «колоссом на глиняных ногах».

ЛЕКЦИЯ ХХ. ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ЕВРОПЕЙЦЕВ В СРЕДНИЕ ВЕКА

 

Воздействие христианских идей. Вся интеллектуальная жизнь в средневековой Евро-пе находилась под контролем католической церкви. Существенная особенность пропове-довавшихся церковью представлений об истории – противопоставление земной жизни, полной мирской суеты, низменных людских страстей и пороков, ужасов и опасностей, Царству Божию, в котором праведных ждёт вечная гармония и бессмертие. Недаром важ-нейший труд теоретика христианства Аврелия Августина (354–430) назывался «О граде Божием». Блаженный Августин убеждал в этом труде, что жизнь есть царство смерти, а смерть ведёт к вечной жизни. Данная идея настолько прочно утвердилась в богословии, что в 1198 г., почти через восемь веков после Ав­густина, будущий папа Иннокентий III написал специальное сочинение «О презрении к миру».

Аскетические взгляды и отрицательное отношение к мирской жизни отражались на подборе событий, их трактовке, характеристиках и оценках исторических деятелей. Исто-рия подразделялась на священную и светскую, причём первая занимала более почётное место в средневековой идеологии, культуре и пропаганде. Библейская священная история и жития святых излагались возвышенным, а события светской жизни – будничным сти-лем.

При описании человека особо выделялись такие его качества, как усердное почитание божественной службы, защита сирых, приверженность евангельскому учению, борьба с еретиками, чувство справедливости, основанное на христианских нормах. В результате портреты исторических деятелей, которые были ярко представлены в средневековой литературе, превращались в некое подобие икон.

Важнейшей особенностью средневековой историографии являлся провинденциа­лизм, вытеснявший прагматизм античной исторической мысли. Через всю книгу Августина «О граде Божием» проходят уверения, что история развивается по божественному предна-чертанию, люди же являются слепыми исполнителями божественного замысла, а их разум и воля не способны изменить ход истории. Исторический процесс Августин представлял как планомерную эволюцию божественного единства. Все позднейшие превращения пред-восхищены божественным замыслом, заложенным в мире уже во время его сотворения.

Проблема зла в истории. Августин признавал, что в мире совершается много зла, но при этом утверждал, что зло допускается Богом, чтобы добро «в большей степени нравилось и представлялось более достойным похвалы». От людей бывает скрыто, ка­ким образом зло служит совершенству творения, но самому Богу это известно.

Иногда Августин раскрывал высший божественный смысл исторических событий, ко-торые при первом взгляде кажутся злыми и греховными. Так он объяснял смысл утверждения мирового господства Римского государства, далёкого от христианских идеалов. Главной чертой древних римлян, писал Августин, было честолюбие, жажда славы. Для своего прославления, во славу родины они совершали героические поступки и терпели страдания. Эти поступки и страдания весьма поучительны: если их можно было осуществлять во имя земных целей и земной родины, то никакие подвиги и жертвы ради небесной родины не должны казаться невозможными.

Таким образом, доблести римлян, служившие ложным целям, становились назиданием для христиан и помогали им продвигаться к полному торжеству царства Божия. Но поскольку люди не в состоянии принять всё Божие откровение сразу, Бог внушает им его постепенно, подобно тому, как ребёнка учат читать по слогам. Именно в постепен­ном продвижении человечества к царству вечной жизни Августин вместе с другими средневековыми богословами видел содержание исторического процесса и историче­ский прогресс.

В отличие от Августина, вероучитель Пелагий (360 – ок. 418) утверждал, что Бог даровал человеку свободную волю. Преимущества разумной твари, т.е. человека, перед прочими существами, созданными Богом, заключается в том, что «нам дозволено выбирать и отвергать, одобрять и пренебрегать». Бог положил перед человеком добро и зло; добровольный выбор Бог даровал самому человеку. Пелагий в начале V в. был осуждён за учение о свободной воле как еретик.

Боги и рок выступали в качестве действующих сил истории и у античных авторов; чудеса и предзнаменования нередко попадали на страницы их произведений. Но для античной историографии было характерно критическое отношение к мифам и легендам. Она не была в такой степени начинена мистикой, как средневековая историография. Всё это означало шаг назад от античного прагматизма и приближалось к мифологическим представлениям о решающей роли сверхестественных сил в человеческой жизни.

Судьба античного наследия. Далеко не однозначно было отношение средневеко­вых историков к античной литературе. Августин и другие отцы церкви IV–V вв. пользовались творениями философов, поэтов и историков. Но христианская церковь часто выступала против обращения к античным мудрецам-язычникам. Однако как на Западе, так и на Востоке периоды отрицания античного литературного наследия и его решительного осуждения чередовались с обращением к античным авторам, моралисти­чески истолкованным в духе христианства. При этом главная заслуга сохранения античного наследия принадлежала Византии.

Одним из выдающихся византийских историков, высоко ценивших античные историографические образцы, был Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 гг. – после 562 г.). Он описал историю войн, которые император Юстиниан «вёл как с восточными, так и с западными варварами».

Следуя примеру Геродота, Прокопий не углублялся в легенды и мифы далёкого прошлого, а излагал политические и военные события, хорошо ему известные. Следуя другим античным примерам, историк давал обещание излагать события так, как они происходили, поскольку «риторике свойственно красноречие, поэзии – вымысел, а историку – истина». Слабее повлияли античные образцы на византийские хроники.

В ХI – начале ХII в., когда византийская культура переживала расцвет, обращение к светской тематике и человеческим стремлениям как одной из основных причин истори-ческих событий стало более заметным. Крупнейший историк Византии ХI в. Михаил Пселл, возводя события истории к воле божественного провидения, в то же время считал необходимым исследовать их земные причины и результаты.

Подобно наиболее глубоким античным исследователям, он не ограничивал объяснение внешнеполитиче­ских поражений своей страны иноземными нашествиями, а старался обнаружить признаки разложения Византии в периоды её расцвета. «Дом рушится уже тогда, – писал он по этому поводу, – когда гниют крепящие его балки».

Почему античная историографическая традиция не была целиком задушена средневековым провиденциализмом и аскетизмом? В Средние века, как и в античный период, жизнь была исполнена мирских страстей, земных нужд и желаний. У самой церкви были земные интересы, проявлявшиеся в эксплуатации своих крестьян и прихожан, в притязании на светскую власть и т.д.

Для осуществления своих целей церковные «верхи» призывали к подчинению народа земным властям. В целях укрепления авторитета королей и князей объявлялось, что прерогативы последних имеют божественное происхождение, а царства земные рассматривались как несовершенная имитация царства небесного.

Отношение к светской истории. В глазах средневекового человека светская история была плодом «мудрствования» человека и уже по одной этой причине не шла ни в какое сравнение с историей священной. Её «сообщения» изменчивы в зависимости от места и времени, поэтому их правомернее относить к разряду «мнений», нежели истин. Соотношение этих двух типов истории в системе средневекового знания может быть выражено в таких соответственных понятиях, как абсолютное и относительное, подлинное и мнимое, божественное и человеческое.

Священная история была «полной» и «завершённой» и включала в себя знание су­деб человечества со дня творения до дня последнего суда и прекращения времени и ис­тории. «Белым пятном» в ней оставался конкретный ход событий между «вознесением Христа на небо» и его «вторым пришествием». В этом незаполненном пространстве сложился тип средневековой светской («профанной») истории, состоявшей из сообщений ординарного человеческого опыта.

В летописях и анналах, выходивших из-под пера самых благочестивых монахов, посто-янно встречаются описания политических событий и борьбы правителей за светские ин-тересы. Некоторые хронисты, считая необходимым искать оправдания тому, что они обращались к светским сюжетам, ссылались на наличие подобных сюжетов в Ветхом завете. Самые ярые приверженцы аскезы обвиняли хронистов, писавших о царях и полководцах, в суетности и греховности, называя их повествования «вздорной бабьей болтовнёй».

Но именно «суетность и греховность» интересов средневековых историков придают их произведениям столь большое значение как исторического источника. Благодаря тому, что изгонявшаяся из исторической литературы земная жизнь всё же проникала в неё, мы встречаем в средневековых хрониках и летописях не только многочисленные сведения о светских правителях и их внешнеполитической, а временами и внутрипо­литической деятельности, но и упоминания о положениях народных масс, о народных бедствиях, волнениях и т.п.

Характерное для средневековой историографии служение теологии не сделало исторические произведения совершенно монотонными и единообразными. Взгляды средневековых историков различались в зависимости от социальной среды, которую они отражали, и от изменений, которые претерпевала эта среда. В хрониках можно заметить отражение взглядов князей, церкви, иногда бюргерства.

Элементы дидактики. Средневековые летописцы и хронисты считали, что их задача – учить добродетельной жизни и отвращать от пороков. Изучая историю, люди должны понять, что им надлежит следовать честным и доблестным примерам и избегать и ненавидеть всё порочное. Летописцы с одобрением писали о милосердии князей и церковных иерархов и с осуждением – о вероломстве, о нарушении крестного целования.

Такие качества, как благочестие, жизнь, сообразная евангельским законам, всячески прославлялись средневековыми историками, но они часто не утаивали и отклонений от того, что считали добродетельным, позволяет нам получить более или ме­нее объективное представление об удалённой от христианских норм реальной социально-политической жизни, быте и культуре Средневековья.

Религия единого Бога способствовала расширению кругозора средневековых историков, побуждала их писать не только о своём народе, но и о «христианском народе» в целом. Развивались взаимосвязи и взаимопонимание исторических литератур христианского мира.

Нельзя также забывать, что Средневековье было эпохой зарождения современных европейских национальностей, национальных языков и национальных государств. А это обстоятельство имело значение для развития национальных историографий. Средневековые историки проявляли большой интерес к происхождению народов и государств.

И чем сильнее народности осознавали себя как единство, тем настойчивее пробивались в историографию тема порицания междоусобиц, патриотические призывы к обороне родной земли от иноземных завоевателей.

Временами эти призывы звучали не менее настойчиво и громко, чем мотивы чисто религиозные. Иногда же они облекались в религиозные одежды. И тогда борьба с иноземными завоевателями трактовалась как борьба с иноверцами, с «погаными».

Роль истории в жизни средневекового человека. В Средние века история не рассматривалась как наука или как занимательное чтение. Она была существенной частью миросозерцания. Различного рода «истории», хроники, летописи, биографии королей, описания их деяний были излюбленным жанром средневековой словесности. Средневековое общество постоянно пыталось соотнести себя с прошлым и будущим.

Этому способствовало то, что очень большое значение истории придавало христианство. Христианская религия изначально претендовала на то, что её основа – Ветхий и Новый завет – глубоко исторична. Существование мира и человека разворачивается во времени, имеет своё начало – творение мира и человека и конец – второе пришествие Христа, когда должен будет свершиться Страшный суд, откроется смысл и свершится смысл истории, представленной как путь спасения человечества Богом.

В феодальную эпоху истории летописец, хронограф мыслился как «человек, связующий времена». История была инструментом самопознания общества и гарантом его мировоззренчески-социальной стабильности, ибо утверждала его универсальность и закономерность в смене возрастов человечества, во всемирной истории. Это особенно ярко прослеживается в таких «классических» исторических сочинениях Средневековья, как хроники Гвиберта Ножанского, Оттона Фрейзингенского, Уильяма Мальмсберийского и др.

Отношение к прошлым историческим эпохам. Глобальный христианский «историзм» сочетался с удивительным, на первый взгляд, отсутствием у средневековых людей чувства конкретной исторической дистанции. Прошлое они представляли в костюмах своей эпохи, усматривая в нём не то, что отличало людей и события давних времён от них самих, но то, что казалось им общим, универсальным.

Прошлое не усваивалось, а присваивалось, как бы становясь частью их исторической реальности. Александр Македонский представал средневековым рыцарем, а библейские цари правили на манер феодальных государей. Это особенно заметно в таком «околоисторическом» жанре, как житийная литература, пользовавшаяся в Средние века наибольшей популярностью.

В ХIII в. в средневековой историографии возникли новые тенденции, связанные с развитием городов. Они нашли отражение в «Хронике» итальянского монаха-францисканца Салимбене (1221 – ок. 1288), отличавшейся острым интересом к событиям мирской жизни его времени, тонкой наблюдательностью и рационализмом в объяснении причин и следствий события, наличием автобиографического элемента, предвещавшим появление нового мировоззрения.

Изменения в историческом сознании европейцев в начале эпохи Возрождения. Гуманисты в своих размышлениях на исторические темы отталкивались от среднекового восприятия прошлых эпох, но при этом противопоставляли свои представления средневековым. Они считали античную культуру образцом мировосприятия индивидуального сознания и добродетели.

С расширением кругозора человека, особенно в эпоху Великих географических открытий, возникает понятие исторического времени. Передовые люди ХIV–ХV вв. уже осознавали исторические изменения в прошлом, а также различия в основном содержании Древнего мира, Средневековья и Нового времени.

Историки эпохи Возрождения окончательно отходят от провиденциализма, объясняя причины событий с позиций человеческого прагматизма, а также желаний исторических деятелей. Авторы исторических сочинений того времени решительно отрицают чудесное и подвергают научной критике сведения такого рода в средневековых хрониках.

Если в Средние века историю человечества делили на периоды по «мировым монархиям», то теперь – на три эпохи. При этом первая эпоха (античность) всячески превозносилась, а вторая (Средневековье) – подвергалась критике. Ругая средневековых хронистов, историки Возрождения некритически относились к историческим трудам античности.

ЛЕКЦИЯ ХХI. ЭПОХА ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО НАКОПЛЕНИЯ В ЕВРОПЕ

 

Теоретические проблемы возникновения капитализма в Западной Европе. Родиной капитализма считается Италия, а временем его возникновения – ХIV век. Главным же признаком капита­лизма является постоянное применение наёмного труда. Капиталистическая система хозяйства формируется при господстве феодальных отношений и длительное время сосуществует с ними. На практике это означает, что феодальный и капиталистический экономические ук­лады несколько веков конкурировали друг с дру­гом, пока не выявилось полное превосходство капитализма над феодализмом.

Главной причиной победы капитализма над феодализмом стали его неограниченные возможности в деле внедрения новой техники и технологии, что невозможно в условиях наличия бесплатной рабочей силы при феодальном экономическом укладе. Получая гарантированный доход, не испытывая страха перед конкурентами, феодал не был заинтересован в повыше­нии производи­тельности труда зависимых от него работников. Наиболее существенные различия феодального и капиталистического уклада показаны в следующей таблице:

 

ФЕОДАЛЬНЫЙ УКЛАД

КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ УКЛАД

1. Натуральное хозяйство и простое товарное производство. 2. Земля – основной объект собственности на средства производства. 3. Рента – основная форма эксплуатации. 4. Мелкое производство – основная экономи- ческая база феодального хозяйства. 5. Основной производитель – крестьянин, имеющий и единоличную собственность. 6. Наделение крестьянина землёй и прикреп- ление его к ней. 7. Экономическая зависимость и внеэконо- мическое принуждение крестьянина.

1. Высокий уровень развития расширенного товарного производства. 2. Все средства производства – объект капи- талистической эксплуатации и капиталисти- ческая собственность. 3. Доминирует крупное производство. 4. Основной производитель – наёмный рабо- чий. 5. Отделение мелкого производителя от ору- дий труда и средств производства. 6. Прибавочная стоимость. 7. Экономическое принуждение. 8. Свободный рынок труда.

 

Под простым товарным производством в политэкономии понимается сохранение пред­приятием неизменных объёмов и качества выпускаемой продукции. При расширен­ном производстве полученная прибыль (прибавочная стоимость) вкладывается в расширение или модернизацию производства. Отделение мелкого производителя от орудий труда и средств производства подразумевает появление слоя людей, не имеющих ни земли, ни другой приносящей доход недвижимости и вынужденных продавать свои «рабочие руки» на рынке труда.

Вызревание капиталистического уклада в недрах феодализма в Западной Европе. В ХIV–ХVI вв. в различных государствах европейского региона происходят следующие изменения:

1. Отказ от отработочной (барщины) и продуктовой (натурального оброка) ренты и переход к денежной ренте (этот процесс историки называют комутацией ренты).

2. В ряде стран преобладает натуральный оброк, вывозимый на рынок.

3. В наиболее отдалённых от торговых путей государствах начинается процесс «второго издания крепостни­чества» – прикрепления крестьян к земле в условиях превращения феодальных вла­дений в капиталистические предприятия, работающие на рынок.

Феодал и капиталист прямо противоположно относились к разорившемуся крестьянину, потерявшему единоличную собственность и неспособному обрабатывать землю, которую он держит у землевладельца. Для феодала безлошадный работник – негодный объ­ект для эксплуатации, в то время как для капиталиста такой человек представляет потенциального рабочего, который вынужден будет предложить свои услуги на рынке наёмного труда.

В связи с этим основными предпосылками развития капитализма являются:

1. Накопление необходимой денежной суммы в руках отдельных лиц при высоком уровне раз­ви­тия товарного производства вообще.

2. Наличие «свободного» от всяких стеснений своей личности и свободного от средств производства вообще наёмного рабочего – пролетария, которому нечем существовать, кроме как продажей своей рабочей силы.

Капиталистический уклад появился в ХIV в. в Италии, а в следующем столетии – в соседних, наиболее развитых государствах Западной Европы (Англии, Франции, Германии). Существует целая группа причин, почему именно Европа и почему именно западная часть этого континента оказались во главе мирового технического прогресса, оставив далеко позади прежних лидеров – Китай и страны арабского мира.

В связи с тем, что капитализм прошёл длительный период развития в недрах феодаль­ного общества, историки-марксисты выделяют в этом периоде два этапа: 1. Превращение натурального хозяйства непосредственных производителей в товарное, что стало продуктом разделения труда. 2. Превращение товарного хозяйства в капитали­стическое, когда возникает конкуренция между товаропроизводителями и их дифференциация.

Разложение слоя мелких товаропроизводителей означало не только их разорение, но и коренное разрушение их хозяйств, которые превращались в капиталистические. На смену бывшим крепостным крестьянам приходят два новых слоя населения – фермеры и наём­ные рабочие.

Географические предпосылки зарождения капитализма в Европе. По своим размерам и форме Европа представляет собой большой полуостров. Протекающие через неё реки (Рейн, Дунай, Волга и др.) рано стали международными транспортными артериями. Здесь уже в Средние века отмечается высокая концентрация населения и тесные связи между различными народами.

С точки зрения климатических условий Европа представляла собой далеко не самый благоприятный для жизнедеятельности человека регион. Здесь требовались значи­тельно бóльшие усилия для производства материальных благ, чем во многих странах Востока. Однако разнообразие природных зон различных частей Европы способство­вало раннему складыванию естественного разделения труда между отдельными странами.

Бóльшая часть народов Европы на протяжении периода Средневековья не подпадала под длительное иго арабов, монголов или турок. Необходимость постоянной борьбы за выживание в неблагоприятных условиях стимулировало работу технической мысли евро-пейцев. Если китайцы, первыми изобретя порох, компас и книгопечатание, оставались и в ХIХ в. на уровне развитого феодального общества, то в Европе эти изобретения способ-ствовали быстрому развитию капитализма.

Но главными предпосылками возникновения капитализма в Европе стали углубление общественного разделения труда и появление мануфактур. К этому следует добавить рост экономических связей между различными областями, свободного товарообмена между го-родом и деревней, интернационализацию европейских рынков. В ХV–ХVI вв. не земля, а деньги становятся главным видом богатства в Европе.

Сущность процесса первоначального накопления капитала. Наряду с вышеперечис-ленными чисто экономическими предпосылками возникновения капитализма необходимо также учитывать и социально-экономические предпосылки появления нового класса об-щества – буржуазии, каковыми являются:

1. Эволюция и разложение мелкотоварного производства.

2. Целая серия насилий, составляющая в совокупности „первоначальное накопление капитала”. В ХIХ в. австрийский учёный Е. Дюринг пытался доказать, что капитализм возник исключительно путём насилия, чем вызвал суровую критику своей теории со стороны К. Маркса, приведшего в своей книге „Анти-Дюринг” целый ряд экономических предпосылок возникновения капитализма.

Первоначальное накопление капитала – это совокупность разнообразных принудитель-ных мер. Основными рычагами капиталистического накопления являются:

1. Экспроприация (отнятие) землевладельцами основного средства производства – земли – у своих работников.

2. Колониальный грабёж.

3. Государственный долг.

4. Протекционизм – защита государством собственных производителей путём введения высоких „заградительных” пошлин для импортных товаров.

Классическим примером проявления первого рычага первоначального накопления стал сгон крестьян с земли в Англии с конца ХVI в. – во время широкого распространения „огораживаний”. К концу ХVII в. крестьянство как основной класс общества в Англии практически исчезает. Появление колониальной системы стало одним из результатов Ве-ликих географических открытий. Она увеличила возможности поднимавшейся буржуазии.

Государственный долг как средство получения капиталистических прибылей возник вследствие непомерно возросших расходов европейских королевских дворов. Последо-вавший за этим рост налогового гнёта приводил к разорению крестьян и части горожан.

Протекционизмом поддерживалась в основном военная промышленность и поступле-ние налогов с крупных промышленников. При этом по отношению к сырью проводилась противоположная политика: пошлины на ввоз сохранялись неизменными, а на вывоз неук-лонно повышались.

Процесс развития первоначального накопления происходил в разных странах по-разному. Это было не капиталистическое явление, а реальность предыстории капитализма. С одной стороны, этот процесс способствовал росту и становлению буржуазии, с другой – разорению мелких производителей. Формирование капиталистического уклада, его развитие сосуществуют с процессом первоначального накопления капитала.

При этом рассматриваемый процесс осуществлялся классом феодалов и феодальным абсолютистским государством. Буржуазия использовала результаты всех географических открытий, войн, преобразований. Европейским государствам того времени был выгоден рост буржуазии – нового источника взимания налогов и пошлин. Процесс первоначаль-ного накопления в основном проходил параллельно процессу разложения феодальных отношений. Однако эти процессы могли и пересекаться, например, когда фермер огоражи-вал землю.

Первые формы капиталистического производства. Чем ускорялось появление капи-талистических предприятий? Разложением класса крестьян и ремесленников, а также стремлением купцов и ростовщиков получить наибольшую прибыль. В ХV–ХVI вв. в Ев-ропе появился новый слой предпринимателей – скупщики. В связи с этим различают три вида первых капиталистических предприятий – мануфактур: централизованную, рассеян-ную и смешанную.

Централизованная мануфактура возникла путём простой кооперации труда и представ-ляла собой разросшуюся мастерскую, где эксплуатировались рабочие одной специально-сти. Рассеянная мануфактура по сути своей была коллективом надомников, которым хо-зяин поставлял сырьё или полуфабрикаты, а через некоторое время забирал готовую про-дукцию. В смешанной переплетены черты централизованной и рассеянной мануфактур.

Мануфактура – это кооперация, основанная на разделении труда внутри мастерской. Она базируется на ручном труде и широком базисе мелких производственных участков, вводит между этими участками разделение труда и развивает разделение труда внутри мастерских. Во главе мануфатуры стоит купец или ростовщик-скупщик, она низводит тру-дящегося на положение наёмного рабочего.

В. И. Ленин заявлял, что „надо различать „неразвитый” и „развитый” капитализм. „Не-развитый” капитализм характеризуется наличием феодальных пережитков”. Сравнивая эпоху первоначального накопления с более поздним временем, В. И. Ленин отмечал: „Без-земельный рабочий не является непременным условием капитализма вообще, а только машинного капитализма».

Капиталистическое производство является уже в самом начале своего формирования показателем начинающегося процесса разложения феодализма. „Капиталистическое зем-левладение есть владение землёй со стороны того, кто имеет капитал и лучше всего при-спосабливается к рынку” (В. И. Ленин). Поэтому перед буржуазией в раннюю эпоху раз-вития капитализма стояла задача очистить землю от феодальных ограничений.

В связи с этим марксисты различают два пути развития капитализма: „крестьянско-буржуазный” (фермерский) и „помещичье-буржуазный” (термины дедушки Ленина). Пер-вый путь предусматривал сохранение собственности в руках дворян, насильственную экс-проприацию земли у крестьян для получения от неё наибольшей выгоды. Второй путь оз-начал экспроприацию дворянской земельной собственности и раздел её между крестьяна-ми. Этот путь менее обременительный для трудящихся масс.

Феодальная и капиталистическая рента. Получение доходов от земли резко разли-чается при феодализме и капитализме. Феодальная рента характеризует отношение между двумя классами общества – феодалами и крепостными крестьянами. Она выражается отра-ботками (барщина), натуральными или денежными платежами (оброками).

Капиталистическая рента – часть сверхстоимости, прибыли, уплачиваемая собственни-ку земли. Эта рента характеризуется отношениями между тремя группами населения: капиталистом-предпринимателем, наёмным рабочим и собственником земли. Капиталис-тическая рента по своему уровню отношений между контрагентами гораздо выше фео-дальной.

С появлением капиталистического уклада начинается общий кризис феодализма. В это время у всех слоёв общества возникает нужда в деньгах. Дворяне определили для себя два пути наживы: усиление нажима на крестьян и секуляризация церковных земель. Помимо огораживаний дворяне использовали для обогащения возможности захвата чужих терри-торий, ухода на службу монарху ради дохода. Поэтому многие из них активно поддержи-вали агрессивную политику своих государей.

Появление новых классов общества. Торговая, ростовщическая, промышленная бур-жуазия складывалась из различных социальных групп. В ХVI в. она только формируется, а потому ещё не выделяется в класс. К. Маркс по этому поводу писал: „В истории буржу-азии мы должны различать две фазы: складывания её как класса и низвержения сложив-шимся классом феодализма”.

В ХVI в. буржуазия ещё не осознала свои антифеодальные интересы, однако она уже была эксплуататорским слоем населения. Буржуа того времени идеализировали абсолют-ную монархию и поддерживали её, поскольку сильная центральная власть подавляла на-родные выступления и занималась протекционизмом, а также регулировала уровень зар-платы. За всё это буржуазия платила большие налоги.

Наёмные рабочие формировались вместе с буржуазией. В ХVI в. это были главным об-разом мануфактурные рабочие. Они отличались пестротой социального состава, посколь-ку пополнялись из бывших крестьян, подмастерьев, бродяг и т.п. Нередко наёмные рабо-чие имели небольшую собственность. Отсутствие классовой солидарности раннего про-летариата способствовало тому, что плебейские слои города примыкали к крестьянам в их восстаниях.

Экономические основы расслоения общества на новых основаниях. Процесс первоначального накопления капитала связан прежде всего с появлением нового типа товаровладельца – с началом экспроприации трудящихся классов города и деревни. Процесс, создающий капиталистические отношения, писал К. Маркс, «…не может быть ничем иным, как процессом отделения рабочего от собственности на условия его труда, – процессом, который превращает, с одной стороны, общественные средства производства и жизненные средства в капитал, с другой стороны, – непосредственных производителей в наёмных рабочий (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 23. С. 726–727).

Этот процесс превращения карликовой собственности многих в гигантскую собственность немногих, развивавшихся в рамках феодальной формации, был глубоким общественным переворотом, происходящим скачкообразно и осуществлявшимся насильственными методами.

Основу всего процесса первоначального накопления составляла экспроприация сельскохозяйственного производителя, обезземеливание крестьянства. Экспроприация ремесленного населения города играла привходящую роль. Предварительным условием первоначального накопления капитала являлось освобождение личности крестьянина от крепостной зависимости, связывавшей крестьянина с наделом.

В условиях «Второго издания крепостничества» процесс первоначального накопления был до крайности замедлен или даже вовсе прерван на длительное время. В связи с тем, что обезземеление крестьянства составляло основу процесса первоначального накопления капитала, проводниками этого процесса выступают прежде всего господствующие классы феодального общества при прямом или косвенном содействии государственной власти.

Роль феодалов в процессе первоначального накопления капитала. В тех странах (например, в Англии) где землевладельческий класс, вследствие благоприятных экономических обстоятельств, считал для себя выгодным освободить крестьян от крепостной зависимости, для того чтобы в той или иной форме освободить «свою» земельную собственность от крестьян, инициатива экспроприации крестьянства принадлежала своим феодалам. Это был стихийный и крайне разрушительный для традиционных форм землепользования процесс.

В тех же странах (например, Франция), где освобождение крестьян к началу ХVI в. было уже совершившимся фактом, но условия для возникновения капиталистической земельной ренты не сложились, феодальное государство должно было изыскивать новые рычаги для усиления феодальной эксплуатации традиционных держателей сеньории, что также вело к экспроприации значительной части крестьянства.

В странах Западной Европы, помимо феодального дворянства и его государства, в первоначальном накоплении и создании предпосылок капиталистического способа производства немаловажную роль сыграли купечество и ростовщики, разорявшие массу мелких производителей.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХII. ЭКОНОМИКА ЧЕХИИ И ПОЛЬШИ В ХVI–ХVII ВВ.

 

Положение чешских земель. Чехия, которая в конце ХV – начале ХVI в. продолжала владеть Силезией, принадлежала к числу наиболее экономически развитых областей Центральной Европы. Победа чашников над таборитами в ходе гуситских войн (1419–1434) позволила им утвердить политические позиции городского сословия, прочно занявшего место в сейме. Возросшая сила городов сказалась в том, что предпринимаемые дворянством в послегуситскую пору шаги к закрепощению крестьян не дали желанного эффекта. Бремя феодальных повинностей в пользу помещика, церкви, государства стало после гуситских войн легче, хотя это облегчение было недолговечным.

На исходе ХV в. феодальная аристократия повела наступление на права городов, перетянув на свою сторону рыцарство, которое в годы гуситского движения выступало в союзе с бюргерами. Такая политика правящего класса, отразившаяся на состоянии деревни, ещё не переломила прежней направленности экономического развития. А вскоре население пограничных земель отозвалось на Великую крестьянскую войну в Германии.

В 1526 г. Чехия вошла в состав владений Габсбургов. Поскольку годом ранее была с огромным напряжением сил подавлена крестьянская война в немецких землях, чешские дворяне не решились усилить эксплуатацию крестьян, ибо страх перед новыми восстаниями был ещё достаточно велик.

Сельское хозяйство Чехии и Моравии. В названном регионе преобладала поликультура: садоводство, виноградарство, огородничество. На юге Чехии большие доходы приносило разведение рыбы: к концу ХVI в. в Чехии, не считая Моравии, число естественных и искусственных прудов, где выращивали рыбу, достигло 78 тысяч. Помещики на опыте убеждались, что эти отрасли требуют квалифицированного, заинтересованного труда и что затраты на наём мастеров для ухода за прудом-«рыбником» окупают себя.

Хлебопашество, открывавшее большой простор для развёртывания барщинного производства, играло определяющую роль на востоке – в Моравии, но и там оно поначалу оставалось в рамках чиншевой системы, т.е. уплаты натурального оброка. Чешские феодалы, державшие собственное хозяйство, в большей мере прибегали к найму, чем к барщине (она чаще практиковалась во владениях церкви). Зачастую же они предпочитали раздавать домениальную землю в срочную аренду крестьянам.

Крестьянский двор сохранил функцию основной хозяйственной ячейки, деревня была достаточно крепко связана с местным рынком, на запросы которого крестьянин реагировал оперативнее помещика. Главными покупателями сельскохозяйственной продукции были города.

Постоянный и значительный спрос предъявляла армия, в ХVI в. почти беспрерывно воевавшая. Внешняя торговля играла весьма значительную роль в экономике, но экспорт продукции сельского хозяйства был недальним (например, рыбу из Южной Чехии в больших количествах везли в Вену), и в нём активно участвовали мелкие скупщики.

Расцвет горного дела в Чехии. Позитивные явления в аграрном строе сопутствовали более глубоким переменам в промышленной сфере. Они явственно видны в горном деле и металлургии, где ключевые позиции занимали добыча и выплавка серебра. В австрийских и чешских владениях техника горно-плавильного дела была для конца ХV – начала ХVI в. весьма совершенной.

Именно сюда рано вторгся купеческий капитал: Фуггеры и их собратья, купцы из верхненемецких городов, не только финансировали предпринимателей, чьи затраты резко росли по мере внедрения технических новинок – сложных водоотливных систем, но и сами приобретали или строили плавильни, тогда как в горном деле были крепки корпоративные начала и рудные разработки велись преимущественно паевыми товариществами.

Добыча денежного металла – серебра – в традиционных центрах чаще всего стояла на месте или постепенно шла на убыль. В Кутной горе в 1530–1540-х годах выплавка упала до 6–7 ц. в год, в то время как во второй половине ХV – начале ХVI в. она составляла ежегодно в среднем 4,5 т.

Зато поднимались новые горные города. Так, Яхимов, по-немецки Иоахимсталь, вырос буквально на глазах с открытием в 1516 г. богатых залежей серебряной руды во владениях графов Шликов на восточном склоне Рудных гор. К подъёму Яхимова приложил руку нюрнбергский капитал. Через несколько лет там уже работали тысячи горняков.

В 1521–1544 гг. в новом городе выплавляли в среднем по 9 т. серебра ежегодно – почти 1/5 всей общеевропейской добычи. Далеко позади были оставлены прочие горные центры континента. Монета яхимовской чеканки – иоахимсталеры, сокращённо талеры, – появившись в 1518 г., скоро получила хождение по всей Европе. Фердинанд I Габсбург, став чешским королём, позаботился о том, чтобы Яхимов перешёл в руки короны. С 1528 г. чеканка талеров была объявлена государственной монополией.

Экономический спад середины ХVI в. Горное дело, как чуткий нерв, уже в середине 1540-х годов ощутило грядущий кризис чешской промышленности. Начала сокращаться добыча серебра в Яхимове, её упадок усилила разорительная Шмалькальденская война. Добыча олова, основным поставщиком которого на континенте оставалась Чехия, пострадала из-за конкуренции британских копей, а также из-за неумения перестроить устаревшие организационные формы производства.

Габсбурги, чьи регальные права в австрийских землях были непререкаемы, вели наступление на права землевладельцев и вольных горных городов Чехии. Такую централизацию при Фердинанде I (1526–1564) и его преемниках не следует рассматривать как прогресс – благодаря регалиям значительная часть драгоценного металла ежегодно выпадала из товарного и денежного обращения в стране.

К середине века Центральная Европа вполне ощутила влияние Великих географических открытий, сдвинувших торговые тракты на запад. С 60-х годов ХVI в. в регионе всё сильнее обнаруживают себя последствия «революции цен».

Перемены к худшему затронули в то время и деревню, где помещики настойчивей, чем прежде, внедряли отработочную ренту (барщину), находя поддержку у центральных властей. При Максимилиане II (1564–1576) крестьянским детям было предписано нести барщину. Рудольф II в 1581 г. обложил дополнительной податью хозяйства, свободные от отработок.

Экономические последствия для Чехии Тридцатилетней войны. Во второй половине ХVI – начале ХVII в. в чешской экономике накапливались симптомы хозяйственного торможения и спада, признаки ослабления раннебуржуазных элементов. Со всей силой негативные явления обнаруживают себя в годы Тридцатилетней войны (1618–1648).

Поставки для армии обогатили не одного предпринимателя, иногда выгоду на военной обстановке извлекали для себя целые округа. Создав своё состояние за счёт конфискованных Габсбургами земель, А.Валленштейн заботился о том, чтобы война не опустошала его владений. Но общий баланс для народов Центральной Европы был трагичным.

За годы Тридцатилетней войны население Чехии убыло по меньшей мере на четверть. Глубокому расстройству торговли способствовали также и махинации сановников (в их числе тот же А.Валленштейн), гревших руки на перечеканке старой монеты и наводнивших денежный рынок обесценившейся монетой.

Победа императорско-католического лагеря обернулась ужасными последствиями для разорённого войной хозяйства. Владения Габсбургов лишились многих крестьян, ремесленников, рудокопов, купцов, которые покидали страну, спасаясь от репрессий и принудительного обращения в католическую веру. Сильно были урезаны права городского сословия.

В Чехии обновлённый земский устав 1627 г. повторил в ужесточённом виде запрет крестьянского перехода, закрепощающие юридические нормы были приведены в действие. Помещики получили возможность, игнорируя записи в старых писцовых книгах (урбариях), требовать с крестьян новые платежи и повинности.

Усиление крепостнических порядков в Польше на рубеже ХV–ХVI вв. Если в Австрии и Чехии так называемое второе издание крепостного права пробивало себе дорогу медленно, то польский вариант барщинно-крепостнического строя, формировавшийся в атмосфере ослабления центральной власти и непомерного роста дворянских привилегий в сочетании с политическим бесправием городского населения, отличался ранним и интенсивным развитием.

С конца ХV в. в Польше резко усилился темп закрепощения деревни. По сеймовой конституции 1496 г. за кметем – полнонадельным крестьянином – ещё сохранялась легальная, хотя и весьма ограниченная возможность покинуть помещика: без согласия господина ежегодно из деревни имел право уйти один кметь. Допускался, хотя и с ограничениями, уход крестьянских сыновей. К середине ХVI в. всё это было запрещено. Подавляющую массу крестьян прикрепили к земле.

Вместе с превращением польского феодально-зависимого крестьянства в крепостное происходило расширение отработочной ренты в системе феодальной эксплуатации. Быдгощско-Торуньская конституция 1519–1522 гг. предусмотрела минимум отработок: не меньше одного дня в неделю с ланового надела (18–22 га). Верхний предел законом не был установлен. К исходу столетия получила распространение 2–3-дневная барщина.

К этому времени прекратилось общегосударственное регулирование крестьянских повинностей. Признанный полновластным господином деревни, помещик распоряжался имуществом и жизнью крепостных. Новые сеймовые постановления закрепляли такой порядок, систематически усиливая санкции против беглых. Крепостное право пытались распространять на безземельных крестьян и на гулящих людей. Впрочем, повторяемость подобных актов скорее свидетельствует о малой результативности запретов и угроз.

Рост числа фольварков. Польский фольварк – домениальное хозяйство, основанное на труде крепостных крестьян и работавшее, прежде всего, на рынок – в ХVI в. превратился в доминанту аграрного развития. Подобно барщинно-крепостническому хозяйству восточногерманских княжеств, он был ориентирован преимущественно на внешний, удалённый на сотни миль от непосредственного производителя европейский рынок.

Вернув себе в 1466 г. в итоге победоносной войны с Тевтонским орденом выход к Балтике, Польша быстро стала крупнейшим экспортёром зерна. С конца ХV по конец ХVI в. вывоз в Нидерланды, Англию, Францию и другие страны удесятерился, доходя до 100 тысяч т. в год.

Максимума он достиг в 1618 г., когда через Гданьск на запад ушло около ¼ млн т ржи и пшеницы. Хлеб вывозили также через Эльблонг, Щецин (Штеттин) и другие порты. Кроме зерна, из Польши в больших количествах экспортировали лён, пеньку, поташ, лес.

Такая ориентация на внешний рынок неблагоприятно отражалась на экономике страны. Заморская торговля заведомо была недоступна крестьянину и мелкому посреднику. Больше того, в Польше от этого прибыльного дела во многом было оттеснено также купечество. Опираясь на своё политическое могущество, закреплённое Нешавскими статутами 1454 г., сеймовой конституцией 1496 г. и другими законами, шляхта присвоила себе право беспошлинного вывоза хлеба и иных продуктов сельского хозяйства.

Торговый баланс Речи Посполитой в условиях расцвета фольварков. Правительство в интересах того же дворянства (шляхты) поощряло ввоз западноевропейских промышленных изделий. Польская внешняя торговля, таким образом, приобретала колониальную окраску: в вывозе был велик удельный вес дешёвого сырья и продовольствия, в ввозе – промышленных товаров, составлявших опасную конкуренцию местным изделиям.

Последствия торжества барщинно-крепостнической системы, рикошетом ударившие и по городу, проявили себя не сразу. До 80-х годов ХVI в. признаки хозяйственного подъёма даже преобладали. Фольварк, ещё не успев разорить деревню, резко увеличил массу товарного хлеба и в известной мере активизировал торговлю.

Действовали силы хозяйственной инерции. «Второе издание крепостного права» всё же не остановило процессы, связанные с поступательным развитием деревни, – шло имущественное расслоение, наблюдались зачатки социальной дифференциации в среде крестьянства.

Хотя крен в сторону внешнеторговых связей осложнил складывание общепольского рынка, его образование продолжалось. Углублялось территориальное разделение труда, расширялись рынки, происходило их слияние. Так, Краковский рынок притягивал к себе часть Сандомирщины, Санокской и Перемышльской земель, южный край Серадзского воеводства, выходя за государственные рубежи, пограничные области входившей в Чешскую корону Силезии.

Развитие польской промышленности. В недрах цеховой системы и наряду с ней в сукноделии, книгопечатании и других отраслях рождались элементы мануфактурного производства. Более скромный, чем в Австрии или Чехии, но всё же значительный размах приобрело горное дело, где производственные условия диктовали концентрацию рабочей силы и разделение труда.

В соляных копях Бохни и Велички (близ Кракова) трудились несколько тысяч горняков: члены паевых товариществ, крепостные из окрестных сёл, работавшие по принуждению, и вольнонаёмная беднота. К найму рабочей силы прибегали кузники (владельцы железоделательных заводов) и другие предприниматели.

Однако на грани ХVI–ХVII вв. берут верх другие тенденции: польская мануфактура становится по преимуществу крепостной. Этот фактор лишь усилил кризис польского города, который оказался в таком же тяжёлом положении, в каковом пребывало местное крестьянство.

Причины экономического кризиса в Польше в ХVII в. Заключение в 1569 г. Люблинской унии Литвы и Польши привело к резкому нарушению прежнего политического баланса в пользу феодальной аристократии. Смыкаясь с могущественными родами Великого княжества – с Радзивиллами, Вишневецкими, Острожскими, старая польская знать и магнатство новой формации (Потоцкие, Конецпольские) становятся на исходе ХVI – в первой половине ХVII в. ведущей силой во внутренней и внешней политике Речи Посполиты.

Всевластие олигархии обостряло и без того печальный результат заметной гипертрофии фольварочной системы хозяйства, и всё это вело к длительному застою, а то и к упадку экономики. В ХVII в. барщина (доходившая до 4 – 5 дней в неделю) и прочие повинности, лежавшие на крепостной деревне, достигают размеров, ставящих под вопрос простое воспроизводство крестьянского двора.

Зажатый в тиски фольварочных порядков, крестьянин меньше продавал и меньше покупал, чем прежде. От этого страдали – либо рвались – рыночные связи. При воцарившейся «золотой шляхетской вольности» занятие ремеслом, промыслом, торговлей становилось всё более рискованным делом: горожанин, как и селянин, не был уверен в завтрашнем дне. Так, десятки железоделательных заводов перешли в руки дворян не только потому, что разорились старые владельцы, – шляхтичи безнаказанно прибегали и к прямым захватам.

Беды, впрочем, не обошли и правящий класс. С истощением деревни и города иссякали и помещичьи доходы. К середине ХVII в. множество средних и мелких дворян разорилось, иные из них полностью деклассировались. Экономический кризис усугубили активные внешнеполитические акции польских королей – войны с Ливонским орденом и Швецией, а также поддержка русских авантюристов в годы Смутного времени.

Экономическое развитие Великого княжества Литовского. Процесс закрепощения крестьян в Литве особенно ярко наблюдается с начала ХVI в. Это привело к снижению уровня сельскохозяйственного труда: крестьянин утратил стимулы к совершенствованию орудий, выработке новых приёмов труда.

В 1547 г. выходит указ, запрещающий покупку и продажу земель. В 1557 г. были изданы «Устава на волоки», т.е. проведена волочная реформа, по которой земля, принадлежавшая государственным крестьянам, признавалась собственностью князя.

Отныне крестьянский надел не мог превышать одной волоки (около 21 га); определялось и качество пашни (грунт добрый, средний, подлый и весьма подлый); были произведены опись и передел земель, устраняющий чересполосицу.

Часть мелкой шляхты была записана в крестьяне. Указ регламентировал размеры огородов и для крестьян, и для горожан. Стало обязательным трёхполье. Второй Литовский статут в 1566 г. узаконил десятилетний срок для сыска беглых крестьян.

Литовские города. Литовское государство было государством высокоразвитых городов. В ХV в. в него входили также более 40 белорусских и около 20 украинских городов бывшего Древнерусского государства.

В ХVI в. города в Литве основываются на магдебургском немецком праве, которое распространилось и на большинство ранее существовавших городов. В городах, основанных ещё в Древней Руси, иногда наряду с магдебургским правом употреблялись правовые нормы, восходящие к Русской Правде. Расчёт число частнособственнических городов, принадлежащих магнатам.

Хотя в Литве почти не было местных ресурсов для развития ремёсел, с ХV в. ремесленная прослойка в городах усиливается. Особенно были развиты железоделательное ремесло (железо получали из болотных руд) и плотничество. Литовские ремесленники делали прекрасные воинские доспехи, которые очень ценились рыцарями Ордена. Доспехи, оружие, снаряжение коней богато инкрустировались золотом и серебром.

В литовских городах рано стали обособляться различные профессии ремесленников. Первыми выделялись в особые цехи и братства мастера золотых и серебряных дел (устав утверждён в 1495 г.). Уже в ХVI в. в Вильнюсе насчитывалось более двадцати цехов. Вторым по уровню развития ремесла был Каунас.

При высокой организации ремёсел, развитом городском самоуправлении, жизнь горожан всё ещё была тесно связана с земледелием. Многие из них имели участки за городом, преимущественно огороды. До середины ХVI в., когда ввели строгие ограничения на покупку земель, горожане иногда владели и усадьбами, покупали земли у феодалов.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХIII. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ГУМАНИСТОВ ХVI В.

 

Влияние раздробленности немецких земель на распространение идей Возрождения в Германии. Как известно, родиной Возрождения была Италия, представлявшая собой в ХIV–ХVI вв. конгломерат разных по своему политическому устройству государств. Нахождение здесь всемирного католического центра – Рима – способствовало не только сохранению многих древних рукописей и текстов и высокому уровню знания латыни, но и созданию наиболее благоприятных условий для критики устоев Средневековья, которую развернули высокообразованные итальянские гуманисты.

Степень раздробленности Германии была более чем на порядок выше, чем в Италии, и это также создавало благоприятные условия для распространения идей Возрождения. Хотя отсутствие сильной центральной власти помогало Католической церкви держать Германию в духовном подчинении, этот фактор способствовал более свободному проникновению гуманистических взглядов на земли Центральной Европы.

Большое централизованное государство римской Папской курии было контролировать намного легче, чем конгломерат мелких феодальных владений. При сильном короле достаточно было постоянно держать папского представителя, который подсказывал монарху, как подобает вести себя «христианнейшему» правителю. Если же король объединённого государства игнорировал советы нунция или примаса своей страны, папа мог объявить монарха отлучённым от церкви и санкционировать создание коалиции враждебных правителей соседних государств.

Значительно труднее было навести порядок в раздробленной стране, где помимо независимых владений светских феодалов и архиепископов существовали ещё и вольные города. Отсутствие сильной центральной власти в Германии заставляло папскую курию держать здесь огромную «армию» священнослужителей, что не могло не вызывать раздражения местного населения, особенно представителей появившейся буржуазии.

Фактический суверенитет немецких князей позволял некоторым из них привечать у себя гуманистов. Те же, кто мечтал о возрождении в Германии сильной императорской власти, находили поддержку своих идей в сочинениях итальянских гуманистов, писавших о необходимости объединения их родины в единое государство.

Ульрих фон Гуттен о политическом будущем Германии. О сумме взглядов на государство и право, типичных для немецкого гуманизма, можно с достаточной достоверностью судить по политическому кругозору Ульриха фон Гуттена (1483–1523) – одного из наиболее ярких гуманистов Германии.

Всё его творчество пронизано патриотической идеей освобождения родной страны из-под гнетущей и разорительной власти римско-католической церкви. «Решительно покончим с папской тиранией», – неустанно увещевает он своих соотечественников.

«…Я готов смириться со смертью, – говорит У. фон Гуттен, – но не с жалким рабством. И с рабством Германии я тоже не смирюсь»». Во имя завоевания свободы родины он призывает немецкую нацию к мечу, считая нелепыми расчёты на получение подлинного суверенитета из рук пап.

Германия, которой удастся сбросить с себя чужеземное ярмо, в плане государственного устройства должна по-прежнему оставаться империей. Но империей единой, преодолевшей княжеский партикуляризм, междоусобицу курфюрстов и её тяжкие последствия: нарушения мира и права. Во главе суверенной империи надлежит находиться могущественному энергичному монарху.

Ему (как и всякому светскому правителю) «следует подчиняться по примеру Христа и учения апостольского». Верно служить своему государю и заботиться о благе отечества – это, по У. фон Гуттену, одно и то же. С императора, являющегося блюстителем свободы всего государства, отцом отечества, в персоне которого воплощается вся страна в целом, соответственно и самый большой спрос. Германия избирает его для того, чтобы он был руководителем войны (если таковая случается) и защитником государства.

Долг императора – не допускать разрушения общественной свободы. Как высшему носителю справедливости ему вменяется в обязанность предотвращать попрание законности, ибо там, где преступают законы, идёт всё прахом.

Представления У. фон Гуттена о справедливом обществе. Полнота власти, которой обладает император, должна употребляться им в видах «общей пользы» и «справедливости». Под «справедливостью» У. фон Гуттен понимает здесь выполнение каждым из сословий своей функции и принесение пользы обществу.

Первым сословием немецкой нации, её ведущей и интегрирующей силой гуманист считал дворянство, рыцарство, возглавляемое самим императором. Страдания и беды Германии проистекают, по убеждению У. фон Гуттена, из факта несоответствия реального положения рыцарского сословия, всё более оттесняемого на периферию общественной жизни, истинному призванию рыцарей.

Порядок в стране восстановится, справедливость придёт, благоденствие наступит тогда, когда за дворянами закрепится монопольное право на политическое руководство государством. В своей приверженности этому сословию У. фон Гуттен доходит до того, что соглашается на ограничение полномочий любой власти (даже императорской!), если они будут задевать и ущемлять указанное право дворянства.

Апология феодального рыцарства (чем бы она субъективно ни побуждалась) – исторически обречённого социального строя, игравшего реакционную роль в жизни Германии ХVI в., – несомненно слабое звено в идейно-политической платформе У. фон Гуттена. Аналогичного свойства были и его боязнь использовать радикальные меры для решения коренных внутренних проблем страны и страх перед народными массами.

Тем не менее главным в содержании этой платформы была острая критика притязаний папского престола (в частности, на власть в Священной Римской империи германской наций), которая усиливалась беспощадным разоблачением порочной жизни, паразитизма и лицемерия иерархов католической церкви. И именно это делало данное учение незаурядным явлением Возрождения, высоким образцом немецкого гуманизма.

С осуществлением своих политических планов У. фон Гуттен связывал решение не одних только собственно государственно-правовых проблем. Он надеялся также на то, что вместе с решением этих проблем в стране начнётся подъём просвещения, быстрее станут распространяться знания, произойдёт расцвет искусств и наук, появится простор для развития человеческих талантов.

Общая характеристика политико-правовых взглядов Эразма Роттердамского. Виднейший гуманист западноевропейского Возрождения Эразм Роттердамский (1469–1536) не оставил сколько-нибудь цельной и логически упорядоченной доктрины государства и права. Он вообще испытывал неприязнь к окончательно завершённым (и потому замкнутым) теоретическим построениям.

К тому же фактически во всех его размышлениях исходным пунктом выступают не те или иные общности (политические, конфессиональные, семейные, этнические и пр.), а ин-дивид, отдельный человек, озабоченный своим личностным (на христианско-религиозный манер) спасением. Политико-правовые идеи «вкраплены» во многие произведения гуманиста, имеющие по преимуществу моралистическую окраску.

Тем не менее есть две работы, в которых Эразм Роттердамский уделил больше внимания политико-правовым вопросам, чем в других своих сочинениях. Это «Кинжал христианского воина» (1501) и в особенности «Воспитание христианского государя» (1516).

В общей сумме идей, направлений и школ, оказавших влияние на представления Эразма о политике, государстве и праве, можно выделить несколько наиболее важных. Во-первых, это «философия Христа», т.е. переработанная гуманистом в соответствии с ренессансными мировоззренческими и социальными принципами этика раннего, незапятнанного католической церковью и схоластикой, христианства. Во-вторых, – взгляды древних греков и римлян, явившиеся, по мнению Эразма, базой самой христианской культуры. В-третьих, идеи итальянского Возрождения, создавшие в Западной Европе духовную почву для формирования человека нового, антифеодального типа.

Высказываясь по вопросам государства и права (и прежде всего, вынося суждения о конкретных институтах и процессах политической жизни), Эразм, конечно, сообразовывался с хорошо известными ему данными о государственно-правовых порядках в тогдашнем европейском обществе.

Высказывания Эразма Роттердамского о государстве и праве затрагивают значительный круг проблем, занимавших философскую и социальную мысль его эпохи. Много внимания он уделяет общему пониманию государства, происхождению и целям государственности; в поле его научных интересов находятся взаимоотношения государства и церкви, различные формы государства.

В числе рассматриваемых им политико-правовых сюжетов: легитимация и границы публичной власти, характер связи права и государства, право на сопротивление. В эразмовских трудах получило развитие своеобразное учение о государстве, его облике и призвании, задачах, принципах правления. В них имеется чётко выраженная пацифистская концепция внешнеполитической деятельности государства.

Ключевой идеей всех затрагиваемых Эразмом вопросов выступает положение, согласно которому политическое бытие общества должно являться воплощением высших социально-этических норм и ценностей. Это долженствование проистекает, по Эразму, из того, что люди, в совокупности составляющие государственный организм, – существа свободные и обладающие самостоятельной волей. Уважение человеческого достоинства имеет, считает гуманист, решающее значение как для правильного поведения каждого индивида, так и для управления, которое требуется от государства.

Идеальное государство по Эразму. По мнению Эразма, государство есть некое тело (corpus), образуемое множеством разных входящих в него частей, и одна из них – государь. Настоящий государь – христианин. От природы он равен остальным своим согражданам (поскольку все они особи человеческого рода), он мудрый и безупречно нравственный человек.

Но прежде всего он – слуга общества, призванный блюсти закон и справедливость. Нет повиновения закону со стороны граждан там, где государь бесцеремонно обращается с ним. Напрасно надеяться на неподкупность чиновников в той стране, где сам государь торгует должностями.

Управляя согражданами, добрый государь всегда считается с двумя фундаментальными вещами. Во-первых, с тем, что он правит свободными людьми и властвует над ними с их согласия. По Эразму, вообще лишь согласие людей (consensus) создаёт государя. А во-вторых, с тем, что его (государя) главная цель – общественная польза, общее благо, общегосударственный интерес.

«Не обращай в свою пользу общественное, – говорит Эразм государям, – а отдавай на общее благо и то, что принадлежит тебе, и всего себя. Многим народ обязан тебе, ты же народу обязан всем». Понятия «общее благо», «общегосударственный интерес» у Эразма очень специфичны и несут характерную для позиции гуманиста социально-этическую нагрузку. Предполагается, что смысл деятельности государства – обеспечение мира, и что люди сознательно служат такому государству (отечеству), представляющему их как политическое целое.

Общая польза достигается путём умножения высоких личных качеств государя как мудрого, справедливого и нравственного человека на добрую волю граждан, исполняющих законы и активно стремящихся к совершенству. К этим двум факторам добавляется третий: учёт объективной обстановки плюс использование подобающих форм, средств и методов управления. В связи с этим встаёт вопрос о том, какая их форм правления казалась Эразму предпочтительной.

Общепринято писать о тяготении гуманиста к монархии. Однако этот монархизм - вынужденный. Государственный порядок, вызывающий у Эразма наибольшие симпатии, – это строй вольных имперских городов или самоуправление общин в Нидерландах.

Эразм и окружающая его действительность. Эразм учит, что основными методами воздействия на свободную волю человека, наставления индивида на путь служения общему благу должны стать воспитание и убеждение. Издаваемые государством предписания, законы должны сознательно приниматься людьми, обладающими свободной волей. Их нельзя навязывать силой или угрозой принуждения.

Гуманист наблюдает в окружающей действительности социальную дисгармонию, праздные элементы (осуждаемые им как источник грязных дел в обществе), различные злоупотребления, преступления и т.д. Потому он считает нужным в соответствующих случаях (смотря по ситуации) применять силу закона. Но в основном законодательство, по его разумению, должно быть не проводником репрессивной политики, орудием насилия, а инструментом постепенного сглаживания и ослабления имущественных, правовых, моральных, культурных контрастов в обществе.

Эразм ясно понимает, насколько много в окружающей его жизни феодального произвола, угнетения и унижения личности, бесправия людей, сословных привилегий, религиозного фанатизма, бескультурья. Однако он категорически против борьбы с варварством феодального мира варварскими же средствами. Правда, при этом он не предлагает своей определённой программы социальных реформ, превративших бы его политико-юридические воззрения в общественную явь.

Он придаёт слишком много значения морализаторству, апелляции к одному лишь здравому смыслу. Вот почему в данном конкретном случае можно пожалеть о дефиците реализма (а точнее даже, практицизма) у Эразма.

Эразм обнажает подоплёку тех феодальных войн, которые затеваются тиранами для того, чтобы под предлогом наступления чрезвычайных обстоятельств (состояния войны) беспрепятственнее разобщать, подавлять и грабить свои собственные народы. Эразм желал установления отношений между всеми государствами на тех же самых нравственных началах, на которых должны строиться взаимоотношения мудрого, справедливого государя со своими гражданами – людьми лично свободными, равными друг другу и руководствующимися собственной волей.

Значение западноевропейского гуманизма для прогресса политико-юридической мысли. Постановка во главу угла проблемы человека в значительной мере обусловила повышенный интерес гуманистов к политической и правовой педагогике, т.е. к вопросам воспитания в духе гражданственности государя, магистратов, отдельных индивидов, всего населения страны в целом. Это – один из показателей стремления не оставаться в рассуждениях о политике, государстве, праве только на уровне абстракций, а придать таким рассуждениям качество, делающее реальным их непосредственное применение на практике.

В сочинениях гуманистов политика, государство и право в принципе ещё не осознаны как объекты, составляющие особую и относительно самостоятельную область социальной жизни. Они трактуются как явления этические, части человеческой культуры вообще. Для гуманизма человек и человеческое органически связаны с природой. Причём эта связь обусловлена не одними их физическими свойствами, но и тем, что они управляются одними и теми же законами, господствующими во Вселенной.

Отсюда черты «натурфилософского» понимания политических институтов, юридических установлений в качестве необходимых звеньев космической законосообразности и регулярности. При этом используются термины, аргументы, словарь христианства.

Влияние политических идей гуманистов на общественную мысль Нового времени. В гуманистическом движении содержатся определённые духовные предпосылки для возникновения идей, оказавших очень большое влияние на развитие политико-юридической мысли Нового времени. Речь идёт о социалистическом учении, а применительно к ХVI–ХVII вв. – об утопическом социализме.

Родоначальники утопического социализма Т. Мор и Т. Кампанелла во многом разделяли позиции ренессансного гуманизма. Они были согласны с его критикой пороков феодализма, господства одних людей над другими, обскурантизма и т. д. Они восприняли попытку гуманистов понять мир как нечто гармонически разумное в своих первоосновах.

Утопическому социализму было близко гуманистическое представление о достоинстве личности. В особенности усвоил он высокую оценку гуманистами социальности, общежития как главного условия существования людей. Т. Мор и Т. Кампанелла взяли на вооружение и тезис гуманистов о необходимости доверять управление государством только наиболее образованным и доблестным членам общества, обладающим наибольшими достоинствами.

Фиксируя определённую идейную связь ренессансного гуманизма и утопического социализма, нельзя забывать о тех качественных различиях (в социально-классовом и мировоззренческом плане, исторических продолжениях и др.), которые имеются между этими течениями и которые, естественно, проявляют себя в различиях их политико-юридических концепций.

 

ЛЕКЦИЯ ХХIV.ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЛИДЕРОВ РЕФОРМАЦИИ

 

Идея «всесвященства» как основа мировоззрения М. Лютера. Прежде чем рассматривать политико-правовые воззрения Мартина Лютера (1483–1546), необходимо разобрать его концепцию «всеобщего священства» («всесвященства»), проливающую свет на социально-исторический смысл этих воззрений.

М. Лютер считал, что «романисты» (т.е. сторонники неограниченной папской власти, препятствующие реформе церкви) выдумали, будто «…папа, епископы, священники, монахи – люди духовного звания, а князья, господа, ремесленники, земледельцы – светского». В действительности же: «Все христиане поистине духовного звания и между ними нет никаких различий, кроме как по роду занятий… мы все – одно тело; каждый его член занимается своим собственным делом, выполняя которое он служит другим… у всех нас одно крещение, одно Евангелие, одна вера и все мы – равные христиане. Лишь крещение, Евангелие и вера делают нас духовными людьми и народом Христовым… Благодаря крещению мы все посвящаемся в священство» (дословно: «в священники»).

По мнению М. Лютера, всесвященство должно утвердиться, так как любой христианин способен напрямую общаться с Богом, в состоянии (и правомочен) толковать и проповедовать «Священное писание», совершать богослужение. Верующий самостоятельно выясняет и строит свои отношения с Богом. И здесь он руководствуется только собственной совестью, посягать на которую ни церковь, ни тем более какие-либо авторитеты не вправе.

В этих лютеровских представлениях – защита личного, осуществляемого верующим по своей воле выбора между угодным Богу добром и неугодным ему злом: «Действовать против нашей совести для нас и опасно и невозможно. На этом я стою. И не могу иначе». Такая модель связи Бога и христианина отрицала принятый в тогдашней официальной религии постулат беспрекословного, нерассуждающего послушания члена религиозной организации власти церковных иерархов.

Значение заключённых в идее всесвященства посылок и проистекающих из неё следствий для истории политической культуры отчетливо осознаешь, когда сопоставляешь её с тем, что отстаивали во времена М. Лютера апологеты католицизма отчётливо осознаётся при сопоставлении с тем, что отстаивали тогда апологеты католицизма. Основатель Ордена иезуитов И.Лойола поучал в «Правилах мышления для членов церкви» (1534) так: «Если церковь утверждает, что то, что нам кажется белым, есть чёрное, – мы должны немедленно признать это».

Лютеровское учение о двух «царствах». Если положение о равнодостоинстве всех христиан, о свободе совести верующего участвовали в формировании предмета раннебуржуазного политико-юридического сознания, то лютеровское учение о двух царствах (порядках) способствовало прежде всего формированию методологического компонента этого сознания: способа осмысления политики, государства, права.

Царства (духовное и светское) М. Лютер понимает, во-первых, как некие замкнутые сферы (области, зоны) господства, строго противостоящие друг другу, а во-вторых, как само отправление господства (властвование, управление). Бытие людей оказалось расколотым надвое из-за двойственности самой природы человека, которая, По М. Лютеру, является одновременно и духовной и телесной.

Существование и сохранение двух царств (порядков) обусловлено ещё и тем обстоятельством, как полагает реформатор, что мир состоит в основном не из настоящих христиан. «Когда бы в нём пребывали одни только истинно верующие, …то не нужно было бы ни князей, ни королей, ни господ, ни меча, ни права. Зачем бы требовалось всё это? В сердцах истинно верующих христиан обитает Святой дух, который их учит и направляет таким образом, чтобы они не допускали никаких беззаконий, любили бы каждого, охотно и просветлённо сносили бы каждую несправедливость, даже смерть». Противоречивость человеческой природы, крайнее несовершенство мира, в котором господствует зло, выступает у М. Лютера причинами, вызвавшими к жизни Божьей волей светское царство.

Под понятием «светское царство» М. Лютер подразумевает всю сферу отношений между людьми, непосредственно регулируемую человеческими установлениями, законами, предписаниями. Ею охватываются совокупности разных связей: хозяйственных, торговых, семейных и т.п. Но в первую очередь, конечно, связи политические, государство.

Политико-правовые взгляды М. Лютера. Если рассматривать политические взгляды М.Лютера, то, найдя приют при дворе саксонского курфюрста, он, естественно, выступал за усиление власти князей в Германии. Об этом он писал в изданном в 1523 г. сочинении „О светской власти”. Историки спорят по поводу отношения М. Лютера к крестьянской войне, бушевавшей в Германии в 1524–1525 гг. По мнению В. М. Володарского и Э. Ю. Соловьёва, подвергших тщательному текстологическому анализу памфлет „Против грабительских и разбойных крестьянских орд”, приписываемый М. Лютеру, последний не был его автором.

Самого слова «государство» в лютеровских текстах нет. В произведениях реформатора, написанных на латинском языке, употребляются такие предшествовавшие слову «государство» эквиваленты, как res publica, politica. В своих немецкоязычных публикациях М. Лютер использует для обозначения государства общепринятый в ту пору в Германии термин Obrigkeit (’начальство, власть предержащие, верхи’ и т.п.). Начальство же он понимает не столько в его абстрактно-социологическом выражении как публичновластный институт общества; он видит в нём живых конкретных людей, которые доступны для личного обращения, с которыми можно (и необходимо) иметь дело и т.п.

В глазах М. Лютера государство менее всего выглядит величиной самоценной. Ему предназначено заботиться о внешнем порядке, удерживать мирские конфликты, бороться с проявлениями и носителями зла, чтобы всякий христианин получил возможность укрепляться во внутренней религиозности, отдаваться вере, истово служить Богу. Быть средством достижения и обеспечения христианской жизни – вот в чём главная функция и оправдание государства.

Лица, которые по роду своих занятий отправляют такую функцию, обладают властью. Их власть над окружающими покоится, по мнению М. Лютера, на насильственном искусственном господстве. Оно искусственно не в том (покушающемся на Библию) смысле, что устанавливается помимо воли Бога. Данное определение призвано подчеркнуть отличие характера господства начальства от родительской власти – господства самосоздающегося, естественного. Попытка отмежеваться от традиционной концепции происхождения и сущности государства тут несомненна.

М. Лютер проводит (хотя и не везде последовательно) ту идею, что царства мира сего должны держаться силой («мечом»), управляться при помощи принудительных законов. Светская власть действовать иначе не может. Каким-либо другим способом нельзя очистить землю от зла, наводить порядок, оберегать покой христиан и т.д.

Выполняя предназначенное ему, государство обязано не выходить за установленные для него пределы. Оно ограничено исключительно делами земными, человеческими и не властно в делах, в которых Бог не подчинил людей начальству (например, в вопросах веры, совести): «…вред, наносимый предоставлением светской власти слишком широкого простора, невыносим и ужасен».

М. Лютер осуждает государей, дерзающих распространить своё влияние также «на небо», т.е. стремящихся управлять душами подданных, их совестью, верой. В особенности он выступает против насильственного навязывания веры, её различных форм. «Нелепо и невозможно повелениями принудить кого-либо верить так, а не иначе», – пишет он.

В известном смысле правильными являются призывы М. Лютера к правителям помышлять не о собственной выгоде, славе и прочее, но о благе страны, рассматривать себя не в качестве господ над народом, но как его слуг. Однако в историко-познавательном плане едва ли эти взгляды были в ХVI в. новинками.

Политические идеи У. Цвингли. Одно из направлений реформационного движения, в котором отразились особенности государственного устройства Швейцарии, возглавил Ульрих Цвингли (1484–1531). Разделяя многие положения учения М. Лютера, У. Цвингли решительнее, чем М. Лютер, выступал против обрядовой стороны католического культа, рационалистически истолковывал причащение и крещение – рассматривал их не как таинства, а как символы.

У. Цвингли также противопоставлял княжеской лютеранской реформации республиканизм своей церкви. Эти расхождения проявились во время встречи У. Цвингли и М. Лютера в Марбурге в октябре 1529 г.

У. Цвингли отстаивал мелкую собственность, порицал ростовщичество и крепостное состояние, осуждал военное наёмничество. Его идеалом был патриархальный хозяйственный и политический уклад, что соответствовало характерной для швейцарских кантонов провинциальной замкнутости, но находилось в противоречии с намерением У. Цвингли добиться под гегемонией Цюриха централизации Швейцарии и выхода её на международную арену.

Признавая божественный характер светской власти, У. Цвингли вместе с тем считал правом народа не повиноваться власти, если она становилась тиранической и попирала «божественные законы». У. Цвингли был убеждённым республиканцем.

После фактического захвата У. Цвингли власти в Цюрихе его радикализм потускнел. Он настоял на сохранении большой церковной десятины, придал своей церкви чёткие организационные формы и поставил её в полную зависимость от светских властей. Тем самым У. Цвингли подорвал широкую массовую базу для проводимой им реформации, что предопределило печальный конец его деятельности и такую же дальнейшую судьбу его варианта протестантизма.

Кальвинистская реформация. О происхождении Жана Кальвина (1509–1564) и его учении можно прочитать в учебнике (С. 134). В 1534 г. Ж.Кальвин стал убеждённым сторонником Реформации, что вынудило его бежать из Франции сначала в Страсбург, а затем в Базель. С 1536 г. и до конца своих дней он пребывал в Женеве.

Став „лектором Священного писания”, Ж. Кальвин насаждал новые порядки функцио-нирования церковных общин с упрощённой мессой, пением псалмов, толкованием текстов Священного писания и поддержанием дисциплины наставлениями. Стремление Ж. Каль-вина перестроить всю жизнь Женевы на свой лад привело к его изгнанию из города сто-ронниками более умеренной реформации в 1538 г.

Однако в стане оппонентов Ж. Кальвина вскоре начались раздоры, и в 1541 г. вновь избранный городской магистрат Женевы попросил его вернуться. Горожане, переполнив-шие главный собор города, ожидали громовой речи Ж. Кальвина против своих врагов, однако он открыл Евангелие на том месте, где остановился три года назад, и продолжил свою прерванную проповедь.

Основы политического учения Ж. Кальвина. Ж. Кальвин поставил своей целью любой ценой сохранить духовную независимость церкви от государственной власти. Последняя должна помогать церкви и охранять её доктрину, служителям же церкви надлежит молиться за неё, не вмешиваться в её дела. Властям необходимо также внимать советам служителей церкви, насаждающих слово и законы Божии.

Изложению вопросов гражданского правления посвящена глава ХХ книги IV богословского трактата Ж. Кальвина «Наставление в христианской вере», опубликованного в Женеве в 1536 г. В ней говорится о «государстве магистратов»: об их долге перед Богом, их служении божественной справедливости, обязанности их должностных лиц действовать в согласии с христианской религией, о различных формах правления и др.

Затем речь идёт о «законах»: об их использовании, их необходимости, различии между ними, о законах моральных, церемониальных и судебных как в Ветхом завете, так и современных, о справедливости и предписаниях законов. Наконец, завершает главу рубрика о «народе»: о его уважении и послушании авторитетам, подчинении воле Божией, о случаях его возможного сопротивления тирании и т.д.

Политическое значение догмата о предопределении. Сердцевиной кальвиновского учения является догмат о божественном предопределении. Согласно Ж. Кальвину, Бог заранее твёрдо определил одних людей к спасению и блаженству, других – к погибели. Люди бессильны изменить волю Бога, но могут догадываться о ней по тому, как складывается у них жизнь на земле. Если их профессиональная деятельность (её предуказывает Бог) идёт успешно, если они набожны и добродетельны, трудолюбивы и покорны властям (установленным Богом), значит Бог благоволит к ним.

Из догмата об абсолютном божественном предопределении для истинного кальвиниста проистекал прежде всего долг целиком посвящать себя своей профессии, быть максимально бережливым и рачительным хозяином, презирать наслаждения и расточительность. Из этого догмата также следовало, что благородство происхождения и сословные привилегии феодалов вовсе не столь важны, ибо не ими обусловливаются предызбранность и спасение человека. Таким образом, Ж. Кальвин сумел специфическими религиозными средствами дать мощный импульс процессу формирования буржуазной социально-экономической практики и духовной атмосферы капитализма, совершающемуся в Западной Европе.

Пробуржуазный характер имела и произведённая Ж. Кальвином коренная реформа устройства церкви. Церковные общины стали возглавлять старшины (пресвитеры), избиравшиеся обычно из наиболее богатых мирян, и проповедники, не имевшие специального священнического сана, исполнявшие религиозные функции как служебные обязанности.

Пресвитеры вкупе с проповедниками составляли консисторию, которая ведала всей религиозной жизнью общины. Идея подобного переустройства церкви, воспринятая в учениях и политике, в своём дальнейшем развитии явилась концептуальной базой для разработки республиканских и даже республиканско-демократических программ.

Критика Ж. Кальвином феодальных порядков. Вслед за М. Лютером Ж. Кальвин говорил о том, что строй политического принуждения произрос на почве грехопадения, однако женевский проповедник усматривал в грехопадении лишь conditio sine qua non (лат. ‘условие, без которого не…’, т.е. необходимое условие) появления государства, а не единственную причину данного события, как склонен был думать по этому поводу М.Лютер.

Осуждая феодально-монархические круги за творимые ими насилия, произвол, беззакония и предрекая за это правителям Божью кару, орудием которой могут стать их собственные подданные, Ж.Кальвин в то же время всякую власть объявлял божественной, требуя от христиан, выполняющих веления государства, думать прежде всего о Боге.

«При повиновении властям, – учит Ж. Кальвин, – всегда должно быть допускаемо исключение из общего правила, или, точнее, при нём должно соблюдаться следующего рода правило: повиновение властям не может нас отвлекать от повиновения тому, воле которого должны быть подчинены все королевские указы, повеления которого сильнее всех законов… Господь – царь царей, или король над королями…, его голос должен быть услышан всеми и раньше всякого другого».

Право сопротивляться тирании Ж. Кальвин признавал только за подчинёнными государю органами власти, церковью, представительными учреждениями. Открытое неповиновение и свержение тирана допустимы, на его взгляд, лишь тогда, когда использованы все способы пассивного сопротивления, исчерпаны все легальные формы борьбы.

Сравнивая между собой традиционные со времён античности формы государства (монархию, аристократию, демократию), Ж. Кальвин отдаёт явное предпочтение аристократической организации. Это предпочтение он обосновывает тем, что преимущества аристократии, по его мнению, доказаны всем опытом истории и подтверждены волей Бога. Лучшей формой правления Ж. Кальвин считал олигархию, а худшей – демократию.

Аристократия представляется Ж. Кальвину такой политической формой, которая позволяет людям сообща выбирать пасторов, даёт возможность без помех избирать правителей и должностных лиц и т.д. Подобная позиция свидетельствует о признании проповедником республиканского устройства оптимальной формой модели государственности.

Воплощение Ж. Кальвином своих политических идей на практике. Отличительное свойство кальвинистской доктрины – заключающаяся в ней жестокая религиозная нетерпимость ко всяким иным воззрениям и установкам, в особенности к крестьянско-плебейским ересям.

Свои политические воззрения Ж. Кальвин воплотил в практической деятельности, возглавляя в 1541–1564 гг. женевскую консисторию. При нём городская церковная организация фактически подчинила себе магистрат. За горожанами была установлена слежка, чуть ли не всеобъемлющей регламентации подверглись самые разные стороны общественной жизни, за малейшие нарушения предписанных норм назначались тяжкие наказания, вошли в обыкновения казни тех, в ком усматривали еретиков.

Тем не менее, кальвинистская идеология оказала огромное влияние на политическое развитие Европы в раннее Новое время. Она существенно содействовала совершению революции в Нидерландах и утверждению в этой стране республики. На её основе возникли республиканские партии в Англии и в Шотландии. Вместе с другими идейными течениями Реформации кальвинизм подготовил тот «мыслительный материал», на основе которого позднее сложилось классическое политико-юридическое мировоззрение буржуазии.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХV. ВОЗНИКНОВЕНИЕ УТОПИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА

 

Понятие утопического социализма. Марксисты твёрдо убеждены в том, что коммунистическая идея пережила в своём развитии два этапа: утопического социализма и научного коммунизма. На самом же деле, как показывают попытки построения «светлого будущего», предпринятые в ХХ в. в СССР, ряде стран Европы и Азии, а также на Кубе, все коммунистические учения являются утопическими.

Согласно взглядам философов и историков, считающих себя марксистами, утопический социализм – предшествующее научному коммунизму теория и учения о коренном преобразовании и справедливом устройстве общества на социалистических началах, не опирающиеся на знание законов общественного развития и его движущих сил.

В. И. Ленин так писал о ранних социалистических учениях: «Когда было свергнуто крепостничество, и на свет божий явилось «свободное» капиталистическое общество, – сразу обнаружилось, что эта свобода означает новую систему угнетения и эксплуатации трудящихся. Различные социалистические учения немедленно стали возникать, как отражение этого гнёта и протест против него. Но первоначальный социализм был у т о п и ч е с к и м социализмом. Он критиковал капиталистическое общество, осуждал, проклинал его, мечтал об уничтожении его, фантазировал о лучшем строе, убеждал богатых в безнравственности эксплуатации.

Но утопический социализм не мог указать действительного выхода. Он не умел ни разъяснить сущность наёмного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту о б щ е с т в е н н у ю с и л у, которая способна стать творцом нового общества (Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 23. С. 46).

Из этих слов В. И. Ленина с полной определённостью следует, что возникновение утопического социализма он относил к эпохе революционного уничтожения, свержения феодальных порядков и становления буржуазного общества, что утопически-социалистиче-ские учения он рассматривал как отражение капиталистических форм угнетения и эксплуатации трудящихся и протест именно против них.

Споры исследователей об искренности литературного творчества Т. Мора. Одним из направлений развития гуманизма наряду с познанием природы было создание картины „идеального общества”. Первым попытался создать подобную картину англичанин Томас Мор (1477/78–1535). Он издал в 1516 г. книгу „Утопия”, полное название которой звучит так: „Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия”. Поэтому Т. Мор по праву считается родона-чальником утопического социализма.

В монографиях и научно-популярных книгах, посвящённых Т. Мору, есть немало попыток перечеркнуть значение «Утопии», используя для этого последующую жизнь и сочинения Т. Мора. Одни авторы рассматривают коммунистический проект Т. Мора как игру праздного воображения, которую не следует принимать слишком серьёзно (например, К. С. Льюис). Другие высказывают мнение о том, что Т. Мор отказался впоследствии от взглядов, изложенных в сочинении, опубликованном в 1516 г. «Утопия» представляла собой юношеский радикализм, – пишет Дж. Скарисбрикк. – Зрелость превратила его (Т. Мора) в труса и закоренелого консерватора».

Этим взглядам противостоит убеждённость многих исследователей в глубокой искренности Т. Мора, в выстраданности идей, изложенных в «Утопии». Автор одной из последних книг о Т. Море Э. Фокс полагает, что «Утопия» воплощала синтез двух глубочайших стремлений Т. Мора – к нравственному совершенствованию (которое приводило его одно время к мыслям о монастыре) и к активной общественной деятельности.

Именно так он представлял себе политику, не противоречащую морали. И после компромисса на службе у Генри VIII, тяжело пережитого Т. Мором как нравственное поражение, он своим отважным и трагическим концом вновь продемонстрировал готовность всё принести в жертву принципам, впервые изложенным им в «Утопии».

Истоки идей, изложенных в «Утопии» Т. Мора. Обращение к коммунистическому идеалу в ХVI в. не было столь парадоксальным, как это могло бы показаться несколько сот лет спустя, так как в Англии ещё сохранялось общинное землевладение и лишь огораживание положило конец коллективистским традициям крестьян.

Принцип общественной собственности был подсказан Т. Мору и литературными источниками, в первую очередь античными. Текст «Утопии» свидетельствует о большом влиянии на неё «Государства» Платона. Но Т. Мор не копировал великого философа. Он отверг сословный характер платоновского «коммунизма», его связь с рабством, эксплуатацией и общественным неравенством, распространив коммунистические принципы на всё общество.

Образ Утопии возникает из критики социальной несправедливости как средство её преодоления. Демократические симпатии Т. Мора, его стремление облегчить участь трудящихся очевидны. Платоновской идее кастовых занятий Т. Мор противопоставляет обязанность всех граждан, за редчайшим исключением, участвовать в производительном физической труде.

Т. Мор отходит и от свойственного Платону подавления личности во имя интересов государства. «Утопия» гарантирует свободное развитие индивидуальности в известных пределах и не только сохраняет семью вопреки Платону, видевшему в ней главную угрозу государству, но и превращает её в важную ячейку производства и общественной жизни.

Влияние раннего христианства на Т. Мора. Как католик, Т. Мор прибегает для обоснования общественной собственности к христианству. Он пишет, что Христу нравилась совместная жизнь, подобная той, которая существует у утопийцев и сохраняется в наиболее чистых христианских общинах. Проповедуя в «Утопии» мысли Христа об общности имуществ, Т. Мор выступал против официальной церковной доктрины своего времени и обращался к идеалам раннего христианства, сохранившимся в народном сознании в форме представлений о безвозвратно ушедшем в прошлое золотом веке и царстве Божием.

Но в сочинении Т. Мора средневековая народная религиозная мысль о смирении и аскетизме, связанная с идеей первородного греха, уступила место идеям прогресса и способности человечества к совершенствованию, характерным для эпохи Возрождения. От идеалов раннего христианства коммунизм Т. Мора отличался трудовым характером и распространением коммунистических принципов на всё общество, а не только на общину верующих. «Христианский коммунизм» был коммунизмом потребителей и нищих. Т.Мор противопоставил ему производство, основанное на общественной собственности.

Т. Мор был одним из лучших представителей гуманизма – научного направления эпохи Возрождения, порвавшего со средневековыми религиозными догмами. Схоластика ему чужда, он опирается всецело на разум. В основе его общественно-политических рассуждений прежде всего лежат отношения между людьми, а не отношения человека с Богом. Т. Мор – один из родоначальников мирской науки об обществе, проникнутой верой в прогресс, в возможность рационального переустройства общества.

Критика Т. Мором окружающей его действительности. «Утопия» написана в форме рассказа о путешествии, который ведётся от имени вымышленного лица Рафаила Гитлодея. Книга делится на две части и в ней преобладает два круга тем: критика современного Т. Мору общества и описание государственного строя на острове Утопия.

Т. Мор разоблачает паразитизм аристократов, духовенства, армии слуг, наёмного войска и безудержное стремление высших классов к роскоши при полном отсутствии забот о тружениках.

«Существует большое число знатных, – пишет он, – которые живут в праздности, будто трутни, трудами других, например, держателей своих земель, которых для увеличения доходов они стригут до живого мяса». Столь же бескомпромиссен Т. Мор и к первым шагам капитализма на английской почве – к «огораживанию», приводящему к тому, что «овцы пожирают людей».

Критика феодального и раннекапиталистического общества фокусируется на политике государства. По Т. Мору, европейское общество само создало воров для того, чтобы наслаждаться зрелищем их повешения. Он видит решение проблемы преступности в упразднении социальных контрастов, заботе о тружениках, охране их земельных наделов, в обеспечении работой безземельных и т.п.

Т. Мор выдвигает новаторские для своего времени идеи о том, что наказание должно перевоспитывать, а не устрашать, о соразмерности преступления и наказания, о замене смертной казни принудительными работами. Т. Мор подвергает резкой критике феодальных правителей, видящих своё призвание в завоевании, а не в общественном благоустройстве. Он догадывается о связи государства с интересами эксплуататоров: «когда я внимательно наблюдал и размышлял обо всех государствах, которые процветают и доныне, честное слово, не встретил я ничего, кроме некоего заговора богатых, под предлогом и под именем государства думающих о своих выгодах».

Представления Т. Мора об идеальном государстве. Корень социальной несправедливости Т. Мор видит в частной собственности. «Я полностью убеждён, – говорит Гитлодей, – что распределить всё поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожить собственность…». Этот тезис служит логическим переходом к изложению идеального общественного и государственного строя утопийцев.

На острове Утопия нет частной собственности, денежного обмена, царит полное равенство. Основу общества составляет семейный и трудовой коллектив. Труд обязателен для всех. Все граждане осваивают какое-нибудь ремесло и поочерёдно занимаются земледельческим трудом, переселяясь для этого в сельскую местность на два года.

Каждая семья имеет в городе дом. Чтобы не способствовать развитию собственнических инстинктов семьи регулярно обмениваются домами. Коллективизм воспитывают также совместные трапезы граждан. Всё необходимое для жизни главы семей получают с общественных складов.

Т. Мор понимает, что гармоничное общество возможно лишь при условии полного достатка. Его эпоха не давала оснований предвидеть технический прогресс. Поэтому Т. Мор прибегает для обеспечения благосостояния к ресурсам, доступным его современникам. Утопийцы не знают пороков, от которых страдала феодальная Европа – паразитизма, роскоши и расточительства.

Они бережливы, не предаются пустым занятиям, и все участвуют в производительном труде за исключением должностных лиц и небольшого числа талантливых людей, специально освобождённых для занятия наукой. Такой подход даёт возможность, по мнению Т. Мора, не только обеспечить общество всем необходимым, но и сделать труд не слишком изнурительным, оставить время для отдыха, для занятий науками и искусствами.

Но всё же отсталость технической базы вынуждает Т. Мора пойти на некоторый компромисс с принципом равенства. Для исполнения неприятных работ утопийцы прибегают к рабскому труду. Количество рабов немногочисленно. Ими становятся военнопленные, граждане Утопии, осуждённые за позорные деяния, а также лица, приговорённые к смерти в других странах за совершённые ими преступления.

Организация власти на острове Утопия. Политический строй Утопии проникнут принципами демократизма и основан на выборности всех должностных лиц – от филарха или сифогранта, избираемого каждыми 30 семействами, до принцепса (в наиболее распространённом переводе – князя), который выбирается всеми филархами из четырёх кандидатов, названных народом.

Принцепс избирается пожизненно, однако он может быть смещён, если будет заподозрен в стремлении к тирании. Остальные должностные лица и сенат, состоящий из старых и опытных граждан, избираются ежегодно. Ни одно важное дело не решается без сената и народного собрания. По всем важным вопросам филархи советуются с главами семейств. Таким образом, представительная система сочетается с элементами непосредственной демократии.

Однако в государственном устройстве утопийцев, как оно описано Т. Мором, не всё ясно. Как считает П. К. Бонташ, «Утопия» была задумана как описание объединения 54 городов, но при этом в ней сохранились следы старой версии, согласно которой каждый из этих городов был полностью самостоятельным.

Вклад Т. Мюнцера в развитие идей утопического коммунизма. Один из идеологов Крестьянской войны в Германии Томас Мюнцер (ок. 1490–1525) участвовал (непосредственно или через своих учеников) в составлении политических документов восставших – «12 статей» и «Статейного письма». Кроме того, он оставил несколько небольших работ публицистического характера.

По мнению Т. Мюнцера, власть следует передать простому народу, поскольку лишь обездоленному люду чужды эгоистические цели, и он движим общими интересами, стремлением к «общей пользе». Т. Мюнцер порицал лютеровское понимание существовавшего светского государства как организации, устанавливающей и охраняющей с помощью юридических законов «гражданское единство» между разными конфликтующими слоями общества с их различными потребностями и религиозными верованиями.

Он считал, что М. Лютер, обосновывая изъятие из ведения светского государства всех общезначимых дел религиозно-этического плана, фактически оправдывал узурпацию данного государства социальными верхами, которые распоряжались им вовсе не ради поддержания «гражданского единства», а в целях удовлетворения своих корыстных партикулярных интересов. Волю и цели Бога способно осуществить только то государство, которое сообразует своё бытие с общей целью мирового развития.

Представления Т. Мюнцера об идеальном государстве. Т.Мюнцер был реалистически мыслящим революционным вождём. Поэтому он не предрешал в деталях формы государственного устройства, принципы управления и т.п. в обществе, где простой трудящийся народ действительно станет источником и субъектом политической власти.

В целом во взглядах Т.Мюнцера присутствуют зачатки республиканских идей, в известной степени восходящих к соответствующим представлениям таборитов. Им было отчётливо сформулировано требование обеспечить охрану основ государства, определение направлений государственной политики и постоянный контроль над нею исключительно самими народными массами. В этом ярко выразился демократизм мюнцеровской программы.

Вместе с тем в ней присутствовали также и черты незрелого, грубо уравнительного коммунизма, проистекавшего из стремления тогдашних плебейских масс осуществить поголовное имущественное равенство и добиться строгого равенства в потребительском использовании уже имеющихся накопленных в обществе богатств.

Как теолог (хотя он и приблизился к атеизму) Т. Мюнцер черпал доказательства правоты своих убеждений в Библии, как человек активного революционного действия он стремился к практическому воплощению на земле «Царства Божьего», которое, по его представлениям, может быть достигнуто только в результате борьбы. Однако под Царством Божьим Т.Мюнцер понимал такой «общественный строй, в котором не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой им государственной власти» (Маркс К., Энгельс Ф.).

Т. Кампанелла и его «город Солнца». Идеи Т. Мора развил итальянец Томмазо Кампа-нелла (1568–1639). Уйдя в 14-летнем возрасте в один из доминиканских монастырей, Т. Кампанелла в 1591 г. издал написанный им научный трактат „Философия, основанная на ощущениях”, который привлёк внимание инквизиции и послужил причиной первого ареста его автора.

Вся Южная Италия входила в то время в состав владений испанской короны, и Т. Кампанелла стал одним из руководителей готовившегося итальянскими патриотами антииспанского восстания в области Калабрия. Однако испанские власти узнали об этом и арестовали вожаков восстания в 1599 г.

Следующие 27 лет своей жизни Т. Кампанелла провёл в застенках папской тюрьмы, где он написал книгу „Город Солнца”. В нарисованном им идеальном городе, напоминающем итальянские города-республики по своей географии, нет частной собственности, всё иму-щество граждан обобществлено, труд обязателен для всех.

Во главе общины жителей города Солнца (соляриев) стоят правители, избранные из числа граждан, сведущих во всех науках. Их четверо, называются они: «Солнце», «Мощь», «Мудрость» и «Любовь». Верховным правителем является «Солнце» (или Метафизик). Он выносит окончательное решение по всем вопросам. Остальные являются его соправителями.

Выдвинувшиеся благодаря своим знаниям, объединяющие в своём лице учёных, государственных деятелей и своеобразных руководителей, они правят с общего согласия общины равных. Важнейшие вопросы, связанные с объявлением и подготовкой войны, солярии решают совместно. На собрании присутствует всё взрослое население, начиная с двадцатилетнего возраста.

Образование и воспитание подрастающего поколения в „Городе Солнца” призвано вы-явить способности каждого и направить их в ту сферу деятельности, где он сможет наибо-лее полно раскрыть их и принести пользу обществу. У всех граждан есть возможность для гармонического духовного и физического развития.

 

ЛЕКЦИЯ ХХVI. ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ЕВРОПЫ В РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ

 

Политические идеи Н. Макиавелли. Один из самых ярких мыслителей раннего Нового времени Никколо Макиавелли (1469–1527) начинал свою политическую карьеру во Флорентийской республике, где был секретарём Совета десяти, послом при европейских дворах. После падения республиканского режима во Флоренции Н. Макиавелли был брошен в 1512 г. в тюрьму, но затем при содействии папы Льва Х его освободили и выслали в деревню, где он до конца своих дней безуспешно дожидался возвращения к политической деятельности.

Из обширного литературного наследия Н. Макиавелли для освещения его политических взглядов особое значение имеют сочинения „Государь” (1513), „Рассуждения о первой декаде (т.е. о первых десяти книгах. – М. Ю.) Тита Ливия” (1513–1516), „История Флоренции” (1520–1525). Главным принципом, который отстаивал Н. Макиавелли в этих произведениях, является то, что он противопоставляет средневековой концепции божественного предопределения идею объективной исторической необходимости и закономерности, которую он называет fortuna.

Но судьба, на его взгляд, это не всеподавляющий Молох, который детально планирует поступки людей и не оставляет им никакой самостоятельности. Наоборот, в полном соот-ветствии с гуманистическими принципами Возрождения, верой в силы человека, важное место в историческом процессе Н. Макиавелли отводит свободной воле индивида и наце-ливает людей на активное, творческое участие в политической жизни. „Чтобы не была по-теряна свободная воля, можно полагать правдой, что судьба предопределяет половину на-ших действий, а другой половиной или около того она предоставляет управлять нам”.

Человек связан определёнными обстоятельствами, условиями жизни, с которыми он должен сообразовывать свои поступки. Но это отнюдь не пассивный человек, осознающий своё ничтожество перед высшими силами. В противоположность средневековой христиан-ской доктрине, Н. Макиавелли отстаивает образ человека-борца, творца и созидателя, иду-щего наперекор судьбе. „Фортуна, подобно реке в половодье, разрушает то, что не имеет силы. Государь, полагающийся только на фортуну, гибнет, как только она ему изменит”.

Второй движущей основой политики Н. Макиавелли считает virtú – своего рода личную энергию, которая проявляется как сила, доблесть, предприимчивость индивида. Рели­гия, по мнению мыслителя, должна служить государственным интересам. Н. Макиавелли вводит также понятие stato (государство), которое означает у него государство вообще, не-зависимо от его конкретных форм.

Представления Н. Макиавелии о государстве. Н.Макиавелли рассматривает государство не как застывшую, неподвижную структуру в ее иерархизованной статике, что было характерно для средневекового мышления, а в движении, именно как изменчивое состояние, зависящее от соотношения борющихся сил. В отличие от средневековых представлений о государстве и политической власти как ниспосланных свыше божественных институтах, Н. Макиавелли рассматривает политическую власть и государство «человеческими глазами», как дело рук человеческих.

В этом смысле характерны темы рассуждений мыслителя: о государстве, достигшем свободы; о вновь возродившемся свободном государстве; каким образом развращённый политический город может сохранить свободное политическое состояние; как государь приобретает новое государство; новый государь в новом государстве и т.д.

Трактовка государства как политического состояния общества подтверждается также воззрениями Н. Макиавелли на происхождение государства. Политическое тело, по мнению Н. Макиавелли, возникло следующим образом. Первоначально люди были малочисленны и жили, подобно животным, разрозненно. Затем они размножились, объединились и для защиты выбрали самого храброго, сделали его своим «главой» и стали ему повиноваться.

Из такого общения появилось сознание хорошего и плохого, поступков честных и добрых, зловредных и преступных. А для того, чтобы не было взаимных обид, люди учредили законы и наказания для их нарушителей. Отсюда возникло сознание необходимости юстиции. Поэтому при выборе властвующего лица – государя – люди стали отдавать предпочтение уже не сильному, а мудрому и справедливому (Рассуждения, I, 2).

Государство, как политически организованное общество, по Н. Макиавелли, есть результат соотношения борющихся сил – аристократии (дворянства) и народа, выливающееся в определённую форму (правления, устройства, войска, законов и т.п.).

Важным компонентом государства в концепции Н. Макиавелли является политическая власть (imperio, potesta, autorita) как полномочия, мощь, могущество и сила, выражающаяся в способности правящих лиц принудить управляемых к повиновению. Н. Макиа-велли мечтал о сильном государе, способном, пусть даже шагая по трупам, объе­динить Италию. За это Н. Макиавелли очень любил товарищ Сталин.

Формы государства различаются у Н. Макиавелли по двум критериям: 1) число правя­щих лиц (единовластие, олигархия, демократия); 2) цели и качества функционирования: правильные (монархия, аристократия, демократия) и неправильные (тирания, олигархия и «распущенность»). В правильных, по его мнению, думают о благе общества, в неправильных – о личном благе.

Политические идеи в философии М. Монтеня. Раннее Новое время стало эпохой расцвета новой философии, отвергавшей прежнее средневековое мировоззрение. В наиболее передовых государствах Европы появляются оригинальные мыслители, прово­дившие в своих трудах не только новые общефилософские концепции, но и не совмести­мые со средневековыми представлениями политические идеи.

Француз Мишель Эйкем де Монтень (1533–1592) принадлежал к служилому дворянскому роду («дворянству мантии»). В качестве советника парламента в Бордо он наблюдал жизнь различных социальных слоёв, в том числе придворных французских королей. В начале 80-х годов ХVI в. М. Монтень был назначен мэром Бордо. В тревожные годы гражданской войны между католиками и гугенотами выступал за единство в интересах мира и согласия.

М. Монтень выступал, подобно своему знаменитому соотечественнику и старшему современнику – писателю Франсуа Рабле (1494–1553), против схоластического воспитания и образования. В принесших ему всемирную славу «Опытах», которые он начал писать вскоре после событий Варфоломеевской ночи, М.Монтень отстаивал мысль о врождённом равенстве людей, призывал ценить их только в зависимости от их личных достоинств и заслуг перед обществом.

Критикуя сословный строй, М. Монтень идеализировал первобытное общество, не знающее ни имущественного неравенства, ни государства, ни религии. Скептицизм М. Монтеня направлен против всего средневекового мировоззрения. Он призывал «судить обо всём, опираясь на разум, а не на общее мнение, свергнуть гнёт авторитетов и поступать как «… люди, которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не принимая на веру…» (Монтень М. Опыты. Кн. 2. М., 1960. С. 297).

Развенчивая средневековые представления о божественном происхождении государства, М. Монтень доходил до атеизма, заявляя о человеческом происхождении самой идеи Бога, равно как и суммы представлений лежащих в основе любой религии. Задолго до Вольтера М.Монтень высказал мысль о «грубом обмане, одурачившем столько великих народов и умных людей». Однако М. Монтень в политической и житейской практике оставался христианином, полагая, что публичное высказывание мнений, противоречащих обычаям страны, может вызвать или усугубить смуту.

М. Монтень выражал большую симпатию простым труженикам, призывая своих чита­телей: «Обратим свой взор к земле, на бедных людей, постоянно склонённых над своей работой, не ведающих ни Аристотеля, ни Катона; вот откуда сама природа каждодневно черпает примеры твёрдости и терпимости, более чистые и более чёткие, чем те, которые мы так любознательно изучаем в школе». При всём при этом М.Монтень социалистом-утопистом не был.

Идеальная монархия Ф. Бэкона. Англичанин Фрэнсис Бэкон (1561–1626) был современником В. Шекспира. Сын лорда-хранителя королевской печати, Ф. Бэкон провёл богатую событиями жизнь: был на дипломатической службе, вёл юридическую практику, с увлечением занимался политической деятельностью в парламенте.

Ф. Бэкон подобно своему предшественнику Т. Мору, написал утопическую повесть «Новая Атлантида» (1613–1614), изданную лишь после его смерти в 1627 г. Хотя жители нарисованного Ф. Бэконом идеального общества активно занимаются познанием природы и техническими усовершенствованиями, их социальные взаимоотношения находятся на средневековом уровне. На Новой Атлантиде есть сосло­вия, богатые и бедные, чиновники и т.п.

Политические взгляды Ф. Бэкона более чётко изложены в его сочинении «Опыты и на­ставления, нравственные и политические» (1597). Здесь Ф.Бэкон, который был долгие годы депутатом парламента, а при Джеймсе I Стюарте – лордом-хранителем печати, предстаёт сторонником абсолютной монархии английского типа. По его мнению, сильный король должен опираться на парламент в своём управлении страной.

Ф. Бэкон заметил упадок в Англии феодального дворянства и возвышение буржуазии и нового дворянства (джентри): «высшее дворянство» ведёт паразитический образ жизни, материально оскудело и стремится к ослаблению монархии, поэтому королю следует держать его «на почтительном расстоянии» от власти.

«Дворяне второго ранга» активны в хозяйственной деятельности и являются опорой королевской власти, потому что предотвращают через парламент превращение этой власти в деспотизм и держат народ в покорности. Ф. Бэкон придавал большое значение экономическому развитию Англии, а из буржуазии особенно выделял купечество.

Он морально оправдывал обогащение и пропагандировал его пути, характерные для эпохи первоначального накопления, – предпринимательство в земледелии и ремесле, колониальную экспансию, торговлю и мореплавание, ростовщичество, монополии. В соответствии с этим он предлагал кодификацию английского права.

Помимо чисто философских сочинений перу Ф. Бэкона принадлежит также «История Генри VII», в которой объединены черты исторического исследования и хроники. Он рационалистически трактует события, обосновывая свой взгляд на необходимость государственной власти, главным принципом которой является сотрудничество короля и парламента. Однако в условиях начала ХVII в., когда абсолютизм Стюартов начинал испытывать первые удары буржуазной парламентской оппозиции, идея сохранения единства короны и парламента оказалась иллюзией.

Идеальная республика Ф. Гвиччардини. Как и его старший современник Н. Макиавел-ли, Франческо Гвиччардини (1483–1540) занимал видные посты в правительстве Флорентийской республики и также написал «Историю Флоренции». Однако свои полити­ческие взгляды он изложил в другом сочинении – «Диалоге об управлении Флоренцией».

Здесь Ф. Гвиччардини заявляет, что «народное правление» – скрытая тирания, т.к. народ подавляет все другие слои населения. Вообще «кто говорит слово «народ», хочет в действительности сказать сумасшедший, ибо это «чудовище», в уме которого всё смутно и ложно, а пустые мнения его так далеки от истины, как далека, по Птолемею, Испания от Индии». Народ Флоренции, образу жизни которой свойственна жажда богатства, не го­дится для защиты города потому, что, как считал Ф. Гвиччардини, «стремление к богат­ству побуждает человека добиваться своей частной пользы, не думая о чести и славе госу­дарства и нисколько с этим не считаясь».

Князь (под которым понимается монарх вообще) всё же меньшее зло, особенно если он мудрый. Конечно, лучше совсем не находиться под чьей-либо властью, но раз без этого нельзя, то всё же предпочтительнее быть подданным князя, чем республики, которая «приобщает к своему величию только собственных граждан». Князь же в большей мере властвует над всеми и потому можно надеяться на какое-либо продвижение по общественной лестнице.

Однако само по себе единовластие имеет тенденцию к превращению в тиранию, по­этому оно также неприемлемо для Ф. Гвиччардини, который пишет по этому поводу: «Из­весть, скрепляющая здание государства тирана – это кровь граждан». Впрочем, по его мнению, в тиранию может вылиться не только демократия или монархия, но и аристокра­тия. Рассуждая подобным образом обо всех формах власти, Ф. Гвиччардини приходит к вы­воду о необходимости смешанного правления, основанного на античных образцах (Ари­стотель, Полибий), заявляя: «Несомненно, что правление, смешанное их трёх форм – мо­нархии, аристократии и демократии, - лучшее и более устойчивое, чем правление одной какой-нибудь формы из трёх, особенно, когда при смешении из каждой формы взято хо­рошее и отброшено дурное».

Так, в идеальной республике Ф. Гвиччардини Большой Совет наделялся законодатель­ными функциями сугубо формально. Он также мог избирать не государственных чинов­ников, а лишь кандидатов на эти посты. Подобным образом в городе должна царствовать, но не управлять сеньория: она лишь формально возглавляет магистратуры, выделяет по­слов и т.п. Избираемый пожизненно гонфалоньер справедливости также номинальный глава города.

Основным же органом управления идеальной республики Ф. Гвиччардини призван был стать Сенат, объединяющий в себе законодательные и исполнительные функции. В этом органе должны заседать представители сеньории, коллегий, гонфалоньер и лица, дважды занимавшие прежде высокие государственные посты. Главная задача власти, по Ф. Гвиччардини, поддержание свободы, равенства, справедливости, исполнения законов. Религия и действие в государстве хорошо отлаженных законов и системы эффективных наказаний являются, по мнению Ф. Гвиччардини, мощными воспитательными факторами.

В условиях крушения республиканских идеалов, «гибели государства», Ф. Гвиччардини выступал с проектом переустройства общества и стабилизации общественного порядка. Как и Н. Макиавелли, Ф. Гвиччардини мечтал об объединении Италии.

Идеолог абсолютизма Ж. Боден. В эпоху складывания абсолютных монархий в Европе необходимо было найти новые обоснования неизбежности и необходимости этого процесса, уйдя от традиционных средневековых положений о «богоосвящённости» королевской власти. Пионером в разработке этих проблем стал Жан Боден (1530–1596), который был профессором университета в Тулузе, адвокатом в Париже, королевским про­курором в Лионе.

В 1576 г. Ж. Боден опубликовал своё сочинение «Шесть книг о государ­стве», где он рассуждает о суверенных правах наследственного монарха, доказывая пре­имущество и позитивную роль единовластия. Ж. Боден также пытался объяснить «рево­люцию цен» большим количеством драгоценных металлов, поступавших из Америки, и тем самым он стал одним из основателей «количественной теории» денег.

Государство вообще (обозначаемое Ж. Боденом термином «республика») есть «правое управление множеством семей и тем, что у них общее под суверенной властью». Оно имеет правый, справедливый, правовой характер. Это значит, что оно действует на основе права, справедливости и законности. Этим оно отличается от неправых, несправедливых обществ и групп, типа шайки разбойников.

Далее, государство, по Ж. Бодену, есть общение семейств. Иными словами, государство состоит не из атомизированных граждан, а представляет собой соединение элементарных социальных ячеек, которыми являются семьи. Семья является не только природно-физио­логической, но и социально-экономической ячейкой, первоклеточкой государства. В связи с этим примечательно, что Ж. Боден выступает против рабства и крепостничества.

Соединение семейств и граждан в государстве достигается путём подчинения их общей политической власти. Существенным качеством этой власти Ж. Боден считает её суверенный характер. «Суверенитет есть постоянная и абсолютная власть государства (I, 8). Как подчёркивает Ж. Боден, суверенитет – самый важный признак политической власти. Теория суверенитета явилась обоснованием абсолютистского государства.

Как сторонник „естественной религии” и веротерпимости, Ж. Боден подвергся обвине-ниям в вольнодумстве. Одним из поводов к этому послужило его сочинение „Беседа семе-рых о сокровенных тайнах и божественных вещах”, где католик, лютеранин, кальвинист, иудаист, мусульманин, атеист и сторонник „естественной религии” ведут спор и где побе-да присуждается последнему.

Усиление антиабсолютистских и тираноборческих настроений вело к первым попыт-кам теоретически обосновать концепцию договорного происхождения власти государя. Намёк на эту теорию содержался и в трудах Ж. Бодена, устанавливавшего определённые границы власти суверена: он не имеет права посягать на частную собственность и обла-гать граждан налогами без согласия их представителей.

В своём политическом идеале Ж. Боден сориентирован на ближайшую и локальную с точки зрения всей политической истории Нового времени задачу. В этом смысле он вы-глядит более ограниченным по сравнению с Н. Макиавелли, который видел не только сию-минутные задачи политики (необходимость централизованной и абсолютной монархии, способной на реформаторство), но и заглядывал в далёкую перспективу, предугадывал исторические границы абсолютизма и переход к республиканизму. Вместе с тем он также внёс большой вклад в разрушение теологическо-схоластических концепций средневеково-го политического идеала.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХVII. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙЦЕВ ОБ ИСТОРИИ В ХVI–ХVII ВВ.

 

Н. Макиавелли как историк. В предыдущей лекции было обращено внимание на политические и правовые идеи этого выдающегося итальянского мыслителя. Однако, как указывалось выше, Н.Макиавелли был автором исторических трудов – „Истории Флоренции” и „Рассуждений о первой декаде Тита Ливия”. В этих произведениях, как и в трактате „Государь” уделено большое внимание проблемам роли истории в жизни людей и необходимости специального изучения этой науки.

Н.Макиавелли доказывал, что в своих делах люди „почти всегда идут по проторенной уже дороге и действуют, подражая кому-либо или чему-либо”. Им никогда не удаётся сравняться с теми, кому они подражают, и точно следовать по избранному пути. Но необ-ходимо, чтобы благоразумный человек шёл путями великих людей и воспроизводил в своих действиях их „дух и направление”. Особенно важны исторические знания для госу-дарей и военачальников, которые должны „упражнять свой военный дух… чтением исто-рии: при таком чтении они должны особенно изучать образ действий великих завоева-телей”, чтобы воспользоваться их опытностью и в то же время избежать их ошибок.

При этом Н. Макиавелли не был простым продолжателем античных историков, утверж-давших „Historia est magistra vitae”. Прежде всего, он расширил временные рамки исторических событий, на которых он учил своих читателей. Наряду с древней историей, великий гуманист обращался к урокам Средневековья и современной ему эпохе. Никто до Н. Макиавелли не давал такого глубокого политического анализа событий прошлого. Он по праву заявил, что путь, им выбранный, не посещался до него никем.

В книге «Государь» Н. Макиавелли использовал опыт истории, чтобы рекомендовать, «как должен действовать государь, чтобы заслужить хорошую репутацию», «какой образ действий должен быть принят государем в отношении войск», «каким образом в государ­ствах всякого рода можно определять степень своей силы» и т.д. Отвечая на вопрос, по­чему король Неаполитанский, герцог Миланский и другие итальянские государи потеряли свои владения, Н. Макиавелли прежде всего упрекал их в общей ошибке, заключавшейся «в неимении достаточного числа войска», а затем в том, что «они навлекли на себя нена­висть народа» или «не сумели обезопасить себя от честолюбия своих вельмож». «Пусть итальянские государи, которые после продолжительного владычества потеряли свои госу­дарства, не обвиняют свою судьбу, а пеняют на собственное ничтожество. Подобно большинству людей, во время затишья они не думали о буре и в спокойное время не предполагали, что обстоятельства могут перемениться».

Огромную роль в истории Н. Макиавелли, подобно античным историкам, отводил лич­ным качествам правителей. Однако и здесь он пошёл дальше своих предшественников. Корни успеха политических деятелей он видел не столько в их смелости, терпеливости и осмотрительности, сколько в умении приводить свой образ действий в соответствие с особенностями обстановки и в способности быстро менять образ действий при изменившихся обстоятельствах. «Одно и то же обстоятельство, – писал Н. Макиавелли, – может иногда спасти, а иногда погубить государство». Одной из причин гибели госуда­рей являлось то, что они не умели согласовать свои поступки «с требованиями времени». Опыт истории показывает, что человек осмотрительный, не способный быть отважным, когда это необходимо, становится причиной собственной гибели. «Если же мы сумеем изменить наш образ действий сообразно со временем и обстоятельствами, то счастие нам не изменит». Так Н.Макиавелли демонстрировал элементы диалектического подхода к урокам истории.

Историко-юридическое направление. В процессе формирования гуманистического историзма особенно велика была роль того его направления, которое сложилось во Фран­ции к середине ХVI в. в центрах изучения юриспруденции – в университетах городов Бурж и Тулуза. Утвердившийся здесь исторический метод изучения римского права (так называемый mos gallicus) в противовес формальному, схоластическому (так называемому mos italicus), – метод, у истоков которого стоял ряд крупных представителей гуманистиче­ской школы юриспруденции, привёл к возникновению на этой почве одного из наиболее глубоких направлений гуманистической исторической мысли.

В 1561 г. Франсуа Бодуэн опубликовал трактат под характерным названием «Об обос­новании всеобщей истории и её соединения с юриспруденцией», пафос которого направ­лен на утверждение истории как научного метода юриспруденции, а историографии – как рода научного познания, поскольку история должна не только описывать события, но и указывать на их причины и следствия (в этом смысл «прагматической» функции истории), поскольку цель историописания - польза, а не удовольствие (utilitas non voluptas). Из этого следовало, что наибольшая ценность истории состоит не в частном интересе к ней чита-теля, а в интересе публичном (общественном), не в моральных уроках, а в политической мудрости и юридических прецедентах, в ней заключённых. И как вывод: история – не жанр (род) литературы, а гуманитарная (социальная и политическая) наука.

В отличие от расплывчатой хвалы истории как литературы „особого рода” Ф. Бодуэн предпринял создание руководства по историческому методу юриспруденции. Среди гума-нитарных наук того времени юриспруденция была единственной наукой, обладавшей, во-первых, документальной основой (Кодексом Юстиниана) и, во-вторых, дисциплиной, т.е. методом критики и анализа исторических памятников. Иными словами, юриспруденция обладала именно тем, чего лишена была тогдашняя историография (т.е. документальным материалом), и методом.

Естественно, что Ф. Бодуэн усмотрел в основательной юридической подготовке истори-ков условие приближения истории к науке. С другой стороны, поскольку законы являются лишь продуктом истории, их изучение возможно лишь посредством исторического мето-да. „Я утверждаю, - писал он, – что история – единственный путь и средство, с помощью которого мы можем достичь знания вещей божественных и человеческих”; „История отличается от других форм литературы тем, что она интересуется не словами, а вещами. От философии она отличается тем, что она интересуется делами человеческими (res humanae), a не вещами естественными, как это было характерно для философии».

Большой интерес представляет развиваемая Ф. Бодуэном идея всеобщей истории. «Диодор Сицилийский, – читаем мы, – критиковал древних историков за то, что они писали историю отдельного народа», что означало создание лишь изолированного «куска» истории. Если «История» Полибия была вселенской, потому что она охватывала Римскую империю, то «История» Евсевия была ещё более вселенской, поскольку она включала – или претендовала на то – всё человечество. «Итак, когда мы говорим об истории, я имею в виду всеобщую и совершенную историю – портрет человеческой расы, не только хроно­логически, но и географически». В такой истории дела государства и церкви нераздельны, рассматриваются как одно целое.

Наиболее завершённым выражением историко-юридического направления ренессанс­ного историзма явился труд уже знакомого нам Жана Бодена «Метод для лёгкого усвое­ния истории» (1566). Признавая, что история «выше всех наук», Ж. Боден в то же время наделяет её только вспомогательной функцией – собирания и упорядочения сырого мате­риала для юриста, способного, опираясь на неё, создать универсальную систему юриспру­денции.

Теория истории Ф. Патрици. Итальянские гуманисты более раннего времени (Лорен-цо Валла, Леонардо Бруни, Флавио Биондо и др.) внесли большой вклад в становление ис-тории как науки, свободной от преклонения перед авторитетом религиозной литературы, а также заложили основы научной критики исторических источников, убедительно доказав, что католическая церковь в Средние века активно занималась фальсификацией докумен-тов на право владения землёй.

Что же касается разработки новых историософских идей (т.е. связанных с философией истории), то здесь гуманисты сделали значительно меньше, чем в критике средневековых представлений об истории человечества. По большей части мыслители эпохи Воз-рождения повторяли теории античных философов и историков, способствуя возвращению из забвения того богатства научной мысли, которое было отвергнуто при утверждении христианского мировоззрения в Европе. Не случайно Ф.Бэкон в начале ХVII в. сравнивал Ф. Гвиччардини по мастерству историописания с Фукидидом, а в „Истории Флоренции” и в особенности в „Рассуждениях” Н. Макиавелли усмотрел образец реализации в историо-графии идеи о пользе истории.

Среди тех, кто пытался обогатить историческую мысль эпохи Возрождения принциаль-но новыми идеями, следует выделить Франческо Патрици (1529–1597). Гуманист и фило-соф, Ф. Патрици опубликовал в 1572 г. сочинение „Десять диалогов об истории”. В отли-чие от своих предшественников – гуманистов ХV в. – он усмотрел в истории не морально-дидактическую потребность, а потребность социальную, общественную. По мнению Ф. Патрици, общество определяется не только настоящим, но и прошлым и будущим. История – важнейший образовательный инструмент человечества, всё прошлое известно как история.

Это положение имело мало общего с пониманием истории как собрания иллюстраций, предписаний науки морали (demonstratio moralis scientiae). В истории имеет значение только знание истины. Выразить ясно и недвусмысленно, как обстояло дело в действи­тельности – основная задача историка. История не показывает и не служит для показа шаблонных примеров морали, её цель – полное познание фактов прошлого (scrivere omni historiae). Поэтому историописание преследует двоякую цель: познание истины и пользу, извлекаемую из неё индивидуумом в целях сохранения себя как человека.

Однако исторически истинное и благо – в плане морали - не одно и то же. Историю нельзя измерить ни благом, ни злом, она свидетельствует лишь одно – истину. Вот почему история и уроки, из неё извлекаемые, - полностью различные вещи. Примеривание к исто­рии шаблонов морали, по мнению Ф. Патрици, не ведёт к достижению истины.

При этом Ф. Патрици сомневается в возможности достижения полной истины в исто­рии. Нет ни одного историка, который всегда и обо всём сообщает правду, и это помимо всего прочего, происходит по той причине, что он таковую в полном объёме не знает. Именно по этой причине столь редки случаи, когда различные историки об одном и том же событии сообщают одно и то же. Полная истина вообще недоступна человеку: ведь он наблюдает вещи с определённой точки зрения, и, следовательно, многое остаётся скры­тым от него. И как вывод: история может быть истинной только в общих чертах.

Итак, провозгласив целью истории установление истины, Ф. Патрици тут же ставит под сомнение достижимость подобной цели. Ещё о последствиях каких-либо событий историк может иметь более или менее полное представление. Что же касается истинной подоплёки событий, скрытых мотивов, то о них он может только гадать. Но тогда история становится родом поэзии.

С этим Ф. Патрици категорически не согласен. Пытаясь выйти из затрудни­тельного положения, итальянский гуманист заявляет, что, в отличие от поэзии, философии, риторики и т.п. история – наука о действительности, наука факта. Всё, что на­ходится перед глазами – предмет истории. История – это сохранение воздействий на ор­ганы чувств однажды данной действительности. История – это документирование того, что способны воспринять органы чувств.

Учение о цивилизации Л. Леруа. Хотя представитель позднего французского гуманиз-ма Луи Леруа в плане понимания предназначений и целей историографии не вышел за рамки цицероновских стереотипов (история – сокровищница примеров, память и знание прошлого, изучение настоящего и предупреждение будущему), тем не менее он создал труд, в котором относительность истории и многоликость культурно-исторических фено-менов впервые представлены с такой отчётливостью. Речь идёт о его трактате „О преврат-ности, или Различии вещей во Вселенной” (1575), который один из историков ХХ в. назвал „первым трактатом, посвящённым истории цивилизации”.

История в трактате Л. Леруа выступает не столько как отрасль науки, сколько как ис-следовательский приём, подход к исследованию человеческой культуры. В споре с теми, кто утверждал непревзойдённость древних образцов, и с теми, кто считал интеллектуаль-ные достижения „современного века”, по крайней мере в ряде областей, намного превзо-шедшими достижеия древних, Л. Леруа, как в своё время и Лоренцо Валла, явно склонялся к позиции последних. Свой ХVI в. Л. Леруа рассматривал как время „созревания плодов”, „время жатв” того, что посеяно трудами гуманистов ещё в начале ХV в.

Л. Леруа разделял оптимистическую концепцию истории. При наличии надлежащих условий для интеллектуальных занятий каждый народ может добиться выдающихся достижений. В этом его убеждает история. Культура каждого народа обладает своеобразием, олицетворяемым своеобразием стиля. Каждая культура развивается по биологической схе-ме, т.е. знает пору детства, юности, зрелости и старости.

Вместе с тем достижения нового века убеждают его в прогрессивном развитии куль-туры. Такое впечатление складывается, если рассматривать её не обособленно, по стра-нам, а сравнительно-исторически. Как новшества своего времени Л.Леруа перечисляет „новые моря, новые типы людей, новый образ жизни, новые законы, новые обычаи”, т.е. время несёт обновление и обогащение культурного багажа человечества.

Через всё сочинение Л. Леруа красной нитью проходит идея изменчивости и текучести истории: „Нет ничего под вечными небесами, что имело бы начало и что не имело бы кон-ца. Ничего, что росло бы и не уменьшалось, будучи подвержено порче и изменениям в соответствии со временем и диктуемым природой…”.

Эта изменчивость проявляется в городах, провинциях, образе жизни, законах, импери-ях, республиках… видах искусства и языках. Следует обратить внимание, что этот вывод являлся не результатом простого заимствования античных идей, а выводом из сравни-тельно-исторического рассмотрения разновременных цивилизаций.

Историческая множественность и полнота цивилизаций – абсолютных как тип и отно-сительных как процесс – приблизила Л. Леруа к осознанию другой важной черты историз-ма Нового времени, а именно исторического релятивизма (относительности). „То, что хо-рошо в одно время, оказывается плохим в другое; то, что является священным здесь, оказывается мирским в другом месте… порча одной вещи означает рождение другой”.

Каждому времени присущ свой предел человеческих возможностей: „Древние знали всё, что было возможно для них знать в то время”. Таким образом, движение времени, по Л. Леруа, означает расширение человеческих возможностей, повышение познавательного предела.

Мера историзма, достигнутая в рассматриваемом сочинении Л. Леруа, отнюдь не являлась типичной для исторической мысли раннего Нового времени. Среди гуманистов – профессиональных филологов и историков, немало примеров формального копирования красноречия древних, имитирования стиля М. Туллия Цицерона, равно как в истории стиля Тита Ливия.

Говоря в целом о достижениях эпохи Возрождения в области историографии, следует отметить, что гуманистами были открыты некоторые закономерности исторического раз-вития, в том числе существование непрерывной борьбы между партиями и противополож-ными группировками, наличие антагонизмов между бедными и богатыми. В обиход вхо-дило трёхчленное деление истории на древнюю, среднюю и новую. В философии истории господствующей оставалась теория цикличности исторического процесса. Однако зарож-далась мысль о поступательном прогрессивном развитии человечества.

Археологические изыскания У. Кемдена. Проникновение гуманизма в сферу научных исследований затронуло и вспомогательные исторические дисциплины. Одним из первых серьёзно занялся археологией английский антиквар и историк Уильям Кемден (1551–1623) – член созданного в 1585 г. в Англии Общества собирателей древностей.

У. Кемден много путешествовал по стране, коллекционируя памятники британской истории и изучая письменные и археологические памятники. В результате появились в свет его работы «Британия» (1586), «Англика, Норманника, Гиберника, Камбрика» (описание древних хроник, 1603), «Реликвии, касающиеся Британии» (1605).

В «Летописи истории Англии и Ирландии в царствование Елизаветы» (1625) У. Кемден описал современные ему события, преимущественно политической и религиозной жизни, с позиций сторонника королевского абсолютизма и англиканской церкви. Незадолго до смерти У. Кемден основал кафедру истории в Оксфордском университете.

Немецкая гуманистическая историография. Самым ярким историком-гуманистом в Германии стал Якоб Вимфелинг (1450–1528). По своим политическим взглядам Я. Вимфелинг принадлежал к умеренному направлению гуманизма. С 1471 г. он преподавал в Гейдельбергском университете, в 1501 г. переселился в Страсбург, с 1520 г. постоянно жил в Шлеттштатте.

Я. Вимфелинг обличал злоупотребления католической церкви, но остался в стороне от Реформации. В своих педагогических трудах он выступал пропагандистом гуманистических методов обучения, сочетая, однако, изучение античной классики с богословием, схоластикой.

Я. Вимфелинг пропагандировал идею германского единства. Написанная им «Краткая история Германии до наших дней» (1505) представляет собой первый опыт общей истории Европы, написанной с гуманистических позиций. Это сочинение, однако, отличается некритическим подходом к источникам и националистическими тенденциями. Так, Я. Вимфелинг пытался доказать, будто Карл Великий был немцем, что Римская империя была возрождена немцами и т. п.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХVIII. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ

 

Появление меркантилизма. Начиная с ХIV в. постепенно формируется новая, не связанная с другими науками, чисто экономическая концепция – меркантилизм (от итальянского слова mercante – ‘купец’). Наиболее известными авторами эпохи меркантилизма являются флорентийский купец Бернардо Даванцати (1529–1606), неаполитанец Антонио Серра, француз Жан Боден (1530–1596), англичане Томас Ман (1571–1641) и Дадли Норс (1641–1691).

Основной задачей, которую ставили перед собой авторы экономических трактатов эпохи меркантилизма, является поиск средств обогащения нации. Этим определяются особенности предмета их анализа. Во-первых, все проблемы рассматриваются на макроуровне. Недаром именно в рамках меркантилизма появляется новое название экономической науки – «политическая экономия». Оно было введено французским экономистом Антуаном де Монкретьеном (ок. 1575–1621). Это название предполагает исследование экономических вопросов именно на уровне страны (полиса).

Во-вторых, поскольку основным источником обогащения нации считалась внешняя торговля, то именно сфера обращения является главным предметом анализа. Основные проблемы, которые рассматривались меркантилистами, касались организации внешней и внутренней торговли, регулирования валютных курсов и денежных потоков, «порчи денег», организации кредита.

Сфере производства меркантилистами также уделялось внимание, но исключительно в связи с тем, что эта сфера является базой для развития эффективной внешней торговли. Главной проблемой была переориентация экономики на нужды экспорта. Поднимались вопросы изменения отраслевой структуры, создания новых форм организации ремёсел – мануфактур. Единственным не связанным с интересами торговли вопросом, интересовавшим меркантилистов, было обеспечение занятости населения.

Меркантилистский научный метод. В целом для меркантилистов характерен макроэкономический подход к анализу экономических явлений. Именно ими было введено понятие «национальное богатство». Оно заменило теологический термин «общее благо» (summum bonum), тем самым, освободив экономическую теорию от богословских традиций, но при этом сохранило характерный для средневековой мысли акцент на всеобщем благе, а не на благе индивида. Индивидуализация понятия «богатство» произойдёт позже, в период зарождения классической теории.

Ещё одной особенностью меркантилистского метода является эмпирическая направленность исследований. С одной стороны, она проявляется в отказе от анализа абстрактных понятий, таких, например, как справедливая цена, с другой – в постановке и решении чисто практических вопросов, тесно связанных с актуальной экономической политикой.

В связи с этим меняется и характер выводов. Они теряют нормативность, свойственную религиозной мысли, и приобретают чисто прагматическую направленность, связанную с решением проблемы обогащения нации.

Понятие богатства в меркантилизме. Богатство рассматривается меркантилистами как количество денег или товарных благ в стране. При этом важным залогом богатства нации они считают наличие ресурсов, необходимых для создания товарных благ и ведения выгодной торговли. К ним прежде всего относятся природные ресурсы, географическое положение, многочисленность и трудолюбие населения, уровень развития промышленности, а также грамотная политика государства.

Часто встречается деление на два вида богатства: естественное и искусственное. Впервые оно было введено итальянским меркантилистом А. Серра. Естественное богатство – это то, чем обладает страна в силу климатических и географических условий. В основном сюда относятся продукция сельского хозяйства, а также выгоды, которые имеет страна в торговле в силу своего расположения. Искусственное богатство – это то, что производит промышленность. Его наличие зависит уже от численности населения, его трудолюбия, знаний и умений. Оно имеет большее значение для страны, так как его объёмы можно увеличивать посредством определённой политики.

Увязывая богатство с количеством трудящегося населения, меркантилисты особое внимание уделяли демографическим проблемам, вопросам занятости, а также факторам, определяющим трудолюбие и способности нации. Но в то же время меркантилисты считали, что увеличить богатство возможно исключительно за счёт внешней торговли.

Такая точка зрения вполне объяснима для эпохи, когда практически единственной отраслью, где возможно было накопление крупных капиталов, была внешняя торговля. Оценка положительной роли торговли меркантилистами также во многом напоминает современные идеи «открытого общества». С их точки зрения, страна, которая ведёт активную торговлю, имеет больше стимулов для экономического развития (роста производства, уровня потребления, капиталов и т.д.).

Теория прибыли. Исключительное значение внешней торговли для меркантилистов объясняется теорией прибыли, из которой они исходили. С их точки зрения, прибыль складывается из превышения цены товара над его стоимостью. При этом для купца стоимостью товара является та цена, по которой данный товар был приобретён. Такой вид прибыли меркантилисты называли «прибыль от отчуждения», поскольку она получается в результате «отчуждения» у покупателя денег сверх стоимости товара.

Оплата товара выше его первоначальной стоимости рассматривалась не как плата за услуги торговца, а как прямой убыток покупателя. По мнению меркантилистов, торговец ничего не прибавляет к стоимости товара, он лишь перераспределяет имеющиеся богатства в свою пользу, получая прибыль за счёт убытка покупателя.

Таким образом, каждая торговая сделка является источником богатства только для одной из сторон, а именно для продавца. Следовательно, для увеличения собственного богатства нужно больше продавать и меньше покупать. На уровне государства это правило означает максимальное расширение экспорта и ограничение импорта, вплоть до законодательного.

Внутренняя же торговля не даёт прироста национального богатства. Как писал французский меркантилист Шарль Давенант в «Эссе об ост-индской торговле» (1679): «От того, что потребляется внутри страны, нация в общем ничуть не становится богаче; что один теряет, то другой выигрывает».

Проблемы общественного потребления и занятости. Интересными представляются взгляды меркантилистов на проблему потребления предметов роскоши. С одной стороны, роскошь осуждается как пустая трата денег, но только в том случае, если предметы роскоши являются импортными товарами. Напротив, если речь идёт о товарах отечественной промышленности, в большинстве случаев меркантилисты утверждают экономическую полезность такого вида потребления.

Кроме того, по мнению меркантилистов, трата денег на различные изящные безделицы приводит к перераспределению средств из рук богатых в руки бедных, тех, кто эти безделицы производит. Тем самым такое использование доходов способствует созданию новых рабочих мест, росту занятости и в целом повышению уровня благосостояния трудящегося населения.

«Страны, где существуют законы против роскоши, обычно бедны, потому что когда люди благодаря этим законам вынуждены ограничиваться меньшими расходами, чем они могли бы и хотели бы нести, то тем самым у них отнимается охота к трудолюбию и изобретательности», – пишет Д. Норс в очерке «О монете».

Фактически меркантилисты ставят проблему уровня потребления как стимула для развития трудолюбия нации, а следовательно, роста производства, проблемы, которая в дальнейшем была забыта и поднята только в 30-е годы ХХ в. Дж. М. Кейнсом.

Интересами обеспечения занятости объясняется и ограничение импорта. Меркантилисты утверждали, что деньги, потраченные на покупку импортных товаров, оплачивают труд иностранных ремесленников, в то время как они могли быть потрачены на оплату труда отечественного производителя.

Теория денег. Меркантилисты, особенно итальянские и французские, внесли большой вклад в развитие теории денег. Актуальной была проблема «порчи денег», т.е. сознательной чеканки монет с недостаточным содержанием драгоценных металлов. В отличие от средневековых авторов – сторонников номиналистической теории денег большинство меркантилистов придерживалось металлической теории денег и утверждало, что порча монеты лишь ухудшает положение в стране.

В частности, финансовый советник Элизабет I и Королевский валютный контролёр сэр Томас Грэшем (1519–1579) вывел закон, который впоследствии получил название «закон Грэшэма», согласно которому порченые монеты всегда вытесняют из оборота полноценные. Это происходит потому, что люди стремятся оставлять у себя полноценные монеты и пускать в оборот порченные. Во-вторых, только полноценные монеты идут на экспортно-импортные операции, а значит, уходят из страны.

В эпоху меркантилизма появляются первые примеры количественной теории денег. В работах француза Жана Бодена (1568) и итальянца Бернардо Даванцати (1588) впервые формулируется идея о том, что важную роль в определении уровня цен играет соотношение количества имеющейся монеты и объёмов товарооборота. В частности, в качестве причин инфляции они выдвигают либо увеличение первого, либо уменьшение второго. В дальнейшем эти идеи получили развитие в работах английского экономиста Томаса Мана.

В большинстве случаев деньги рассматриваются меркантилистами как активный фактор экономики. Принцип нейтральности денег появится позднее. Он впервые будет предложен Д. Юмом и станет доминирующим для всей классической традиции.

Интересна оценка поздними меркантилистами влияния курса валют на преимущества страны во внешней торговле. Этому вопросу большое внимание уделяли поздние авторы (Т. Ман, Д. Норс). Основная идея заключается в том, что рост количества денег в стране приводит к повышению цен и соответствующему увеличению издержек производства.

Это способствует удорожанию экспортных товаров и ухудшает их конкурентоспособность на внешних рынках. Отсюда делался вывод, что страна, которая обладает большими запасами денег, теряет свои преимущества во внешней торговле и тем самым лишается возможностей для дальнейшего обогащения.

Политика протекционизма. Важным средством обогащения нации меркантилисты считали правильную политику правителя. Государство представлялось при этом как активный участник экономических процессов. Такая позиция вполне логично вытекает из общих взглядов меркантилистов.

Во-первых, она является следствием макроэкономического подхода. Меркантилисты исследуют вопросы «национального богатства», которое не может быть заботой отдельных индивидов. Оно является заботой государя, который должен проводить целенаправленную политику по его приросту.

Помимо этого меркантилизму не свойственна чётко выраженная идея экономических законов. Большое значение придавалось волевым целенаправленным действиям людей. В частности, утверждалось, что простое наличие природных ресурсов и драгоценных металлов не обеспечивает процветание нации. Главным является умение купца или правителя извлекать из этого прибыль.

Лишь на позднем этапе начинают формироваться первые представления о саморегулируемости экономической системы. Начинает вырисовываться понятие экономического закона как правила, неустранимого никакой волей человека. Наиболее чётко эта идея прописана в работе английского купца Дадли Норса. Она также встречается в трактатах Томаса Мана в той части, где он доказывает пагубное воздействие государственного регулирования валютных курсов.

Государственная позиция меркантилистов, получившая название «протекционизм», имела одну задачу – обеспечить приток денежных средств в страну. Она включала в себя целый ряд мер. Одним из наиболее ранних инструментов стало регулирование курса валют с целью привлечения иностранной валюты в страну, а позднее – для стимулирования экспортно-импортных операций. Регулированию также подвергалась норма ссудного процента. Дискуссии об уровне этого процента занимают очень большое место в экономических трактатах той эпохи.

Меркантилизм затронул и сферу доходов государственного бюджета. Вводились налоговые льготы и субсидии на экспорт, в то же время устанавливались высокие пошлины на импорт. Тем самым обеспечивалось положительное торговое сальдо. Помимо этого вводились прямые ограничения на потребление импортных предметов роскоши.

Важным элементом политики, особенно на более поздних этапах, стала поддержка экспортной промышленности вплоть до организации государственных мануфактур (Франция). Меркантилисты рекомендовали развивать те отрасли, товары которых пользовались большим спросом и имели высокую цену на внешних рынках.

Помимо этого считалось более выгодным импортировать сырьё, а экспортировать готовую продукцию, так как цена на неё выше. Из этого делался вывод о необходимости развития производства по переработке, а не производству сырья.

Отличие раннего и позднего меркантилизма. Принято выделять два этапа развития меркантилизма. Первый этап называют ранним меркантилизмом, или монетаризмом, и относят к ХIV–ХVI вв. Второй этап – зрелый, или поздний меркантилизм, к которому относят работы экономистов конца ХVI–ХVII в.

Ранние меркантилисты в основном акцентировали внимание на накоплении драгоценных металлов (золота и серебра) в стране и на политике регулирования денежного оборота. Накопление денег воспринималось ими как обогащение нации, поскольку деньги представлялись как всеобщий и всемогущий эквивалент материального богатства, к тому же идеально сохраняющийся при сбережении.

Поэтому основной задачей ранние меркантилисты считали обеспечение активного денежного баланса. Для достижения этой цели устанавливались всяческие запреты на вывоз денег из страны, вплоть до смертной казни (Испания, ХVI в.). Устанавливался жёсткий контроль над тем, чтобы иностранные купцы тратили все вырученные от импорта деньги внутри страны (закон об истрачивании), а также, чтобы отечественные купцы привозили в страну не меньше денег, чем стоимость вывезенных ими товаров.

Меркантилистами более позднего периода эта точка зрения была изменена. Вместо притока денег из новых земель в ХVI в. накопление денежных средств перестало быть актуальной проблемой, более того, стало сказываться негативное влияние роста количества денег в стране на доходность экспортно-импортных операций в силу роста внутренних цен.

«Обилие денег в королевстве делает отечественные товары дороже. Что… прямо противоположно благу государства в отношении размеров торговли», – писал Т. Ман. Помимо этого ограничение вывоза денег мешало расширению торговых операций и росту торговых прибылей. Поздние меркантилисты продолжали придавать большое значение деньгам, но лишь как самовозрастающей субстанции, т.е. средствам, позволяющим получать прибыль. Таким образом, главным становился капитал, работающие деньги.

Теоретики позднего меркантилизма о предпринимательской деятельности. «Ни один человек не становится богаче, если всё его состояние, превращённое в деньги и золотую и серебряную посуду, лежит у него без движения; наоборот, он от этого становится беднее. Тот человек богаче, имущество которого находится в состоянии роста, в виде ли сдаваемой в аренду земли, денег ли, приносящих проценты, или товаров в торговом обороте», – писал Д. Норс. Ограничение вывоза денег означало превращение денежных средств в мёртвые средства.

Основным путём накопления капитала поздние меркантилисты считали положительное сальдо внешней торговли. Поэтому главной задачей стал активный торговый баланс, т. е. превышение экспорта над импортом.

Проблемы ценовой политики. Ещё одним отличием раннего и позднего меркантилизма является смена ценовой политики. Если на раннем этапе общей рекомендацией было завышение цен на экспортные товары, то позднее, когда борьба за рынки стала более напряжённой, главной задачей стало увеличение объёма продаж. Для этого рекомендовалась продажа по низким ценам – возможно, даже ниже себестоимости товаров.

«Опыт последних лет показал нам, что, имея возможность подавать наше сукно в Турцию дёшево, мы сильно увеличили наш вывоз туда, а Венеция настолько же потеряла вывоз своего, потому что оно оказалось дороже нашего», – писал Т. Ман.

Поздние меркантилисты также критиковали своих предшественников за слишком активное вмешательство государства в вопросы денежного обращения. Ими резко критикуется политика государства по регулированию валютных курсов и ставки процента, столь распространённая в эпоху раннего меркантилизма. Появляются первые идеи саморегулируемости денежных потоков. Поздние меркантилисты выступают против целого ряда ограничений торговой деятельности и мер контроля за купцами.

 

 

ЛЕКЦИЯ ХХIX. ВОСТОК В ПОЗДНЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

 

Неравномерность развития различных регионов. Темпы экономического развития государств, находившихся за пределами Европы, в ХVI – первой половине ХVII в. заметно отличались, причём разница между передовыми и отсталыми странами неуклонно возрастала. В некоторых из них – Китае, Индии, Японии – на фоне наметившегося процесса разложения традиционных отношений (которые историки-марксисты считают феодальными) возникли первые ростки капитализма.

Но существовали на Азиатском и Африканском континентах и такие районы, где всё ещё шел процесс разложения первобытнообщинного строя и где общество ещё не освободилось от господства родовых отношений.

Земледелие и скотоводство, будучи основой экономики стран Востока, оставалось в ХVI и ХVII вв. почти на прежнем уровне. Расширились посевные площади и сеть искусственного орошения, но отсутствовали сколько-нибудь значительные новые технические усовершенствования.

Решающими факторами производства оставались ручной труд и высокие навыки земледельца. В некоторых странах, как, например, в Китае, труд людей зачастую заменял тягловую силу скота.

Особенности общественных отношений. Одной из главных причин замедленности развития техники и технологии на Востоке было усиление эксплуатации проживавшего здесь населения центральной и местной властью. Доля доходов крестьян и ремесленников, изымавшаяся государством в виде налогов и податей, неуклонно возрастала.

Документы, хроники, записи современников свидетельствуют также об увеличении размера ренты-налога, уплачивавшегося низами общества «благородному сословию». Однако характер средневековых источников не даёт пока возможности вычислить количественный рост нормы эксплуатации, что весьма огорчает историков-марксистов.

Недостаточная развитость на Востоке товарно-денежных отношений способствовала тому, что основной формой ренты-налога здесь оставались натуральный оброк или подать продуктами. При этом нередким явлением было изъятие у крестьян части минимума продовольствия, необходимого для пропитания семьи.

Наиболее ярко процесс усиления налогового бремени в ХVI–ХVII вв. прослеживается в Индии и Китае. Императоры китайской династии Мин (1368–1644) регулярно издавали указы о введении всё новых налогов в дополнение к уже существующим, а индийские правители неуклонно увеличивали долю урожая, взимаемую в виде налогов.

Бесправие и неграмотность крестьян способствовала тому, что их каждодневно обманывали торговцы на рынке и оптовики – скупщики сырья, обсчитывали менялы и чиновники – сборщики налогов. Колебания цен на продукты или изменения курса серебра или бумажных денег более всего отражались на положении крестьян.

На Востоке почти повсеместно, даже в мусульманских странах (несмотря на запрет Корана отдавать деньги в рост), получило распространение ростовщичество, от которого также страдала прежде всего деревня. Не имея возможности выплатить проценты, крестьяне попадали в кабалу и нередко разорялись. Государственные монополии на жизненно необходимые продукты, в первую очередь на соль, дополняли трудности деревенского бытия.

Борьба за превращение государственных земель в частную собственность. Разорение крестьян открывало возможности для захвата их наделов представителями деревенской верхушки и богатыми горожанами, которые обращали эту землю в частную собственность. Но не этот процесс был наиболее характерен для стран Азии и Африки в позднее Средневековье. Значительно чаще земли, считавшиеся ранее казёнными или общинными, захватывались придворной и военной знатью.

Именно отсутствие на средневековом Востоке традиций частной собственности вызывает сомнения многих историков по поводу того, был ли там вообще феодализм. Для характеристики поземельных отношений в передовых средневековых государствах Востока исследователи употребляют термин «власть-собственность», подразумевающий верховную власть правителя над всеми землями в своих владениях, все платежи с которых собирало для казны местное «благородное сословие».

Вместо характерной для средневековой Европы феодальной ренты, господствующий класс на Востоке получал на своё содержание часть собираемых для казны налогов и податей. Всё это никак не соответствовало содержанию понятия «частная собственность», однако стремление к безраздельному владению движимым и недвижимым имуществом заложено в самой природе человека, и никакими религиозными запретами и угрозами наказания эту страсть истребить невозможно.

Аристократы мусульманских и немусульманских стран в период позднего Средневековья всеми способами добивались укрупнения своих владений, которые официально считались землями верховного правителя и лишь временно были доверены тому или иному знатному человеку для вышеуказанных целей.

В ХVI–ХVII вв. в Индии джагиры (условные владения) некоторых представителей высшей знати достигли 100 тыс. га земли. В Китае императорские родственники, крупные держатели земли, влиятельные сановники «поглощали» тысячи и миллионы му земли, не считаясь с тем, была ли она государственной или частной. В Иране бóльшая часть земель, принадлежавших государству, находилась во владении лидеров местной знати.

Громадные доходы «благородного сословия» Османской империи, полученные от сбора ренты-налога, достигали сотен тысяч акче. В Японии после установления режима Токугава бóльшая часть земель была закреплена за крупными феодалами (даймё). В некоторых из перечисленных стран такие владения были временными и не переходили по наследству (например, в государстве Великих Моголов).

Значительно слабее, чем рост крупного землевладения, была на Востоке тенденция создания небольших частнособственнических хозяйств. В крупных владениях знати одних стран происходило дальнейшее закабаление крестьян – в Османской империи, в Японии. В Китае, наоборот, широкие размеры принял сгон крестьян с земли. Здесь было много бродяг и нищих, умиравших от голода.

Городское производство. В больших городах Востока в эпоху позднего Средневековья, особенно связанных с морской и сухопутной торговлей, главным образом внешней, возникли крупные мастерские и мануфактуры, где разделение труда в процессе производства достигло большой детализации.

Появление мануфактур способствовало значительному росту производительности труда и отвечало увеличению спроса на рынке. В мануфактурах и мастерских расширилось использование наёмного труда, хотя решающую роль в производстве продолжали играть мелкие ремесленники.

Во многих странах Востока наметилось территориальное разделение труда. Товары, изготовленные в одном городе или районе, были известны во всей стране, их покупали далеко от места производства, они славились за пределами страны – индийские ткани, иранские ковры, китайский фарфор и т.п.

Трудности складывания национальных рынков. Большую активность в ремесле, в организации мануфактур проявлял купеческий и ростовщический капитал. Производство оставалось подчинённым интересам его представителей. Но и последние, даже в области внутри- и внешнеторговых операций, не могли действовать сколько-нибудь свободно – господствующее положение принадлежало представителям высшей знати (Япония) или государству в лице чиновничества (Китай), которые контролировали деятельность купцов, предпринимателей, цеховых и гильдейских организаций.

Внутренние таможни, различные ограничения, тяжёлые налоги, трудовые повинности, запреты внешней торговли, прикрепление ремесленников и мастеров к месту работы препятствовали развитию городского производства, расширению рынка, использованию высвобождённых из сельского хозяйства рабочих рук.

Государственные предприятия ограничивали возможности и ёмкость складывавшегося в передовых странах рынка. Всё это препятствовало развитию торговли и предпринимательской активности и накоплению капиталов, тем более что часть доходов предпринимателей и купцов попадала в карманы аристократов, чиновников и в казну.

Жизнь, деятельность, имущества и права купцов не были обеспечены средневековым законодательством и целиком зависели от произвола власть имущих. Поэтому представители зажиточной части горожан искали связи с крупными феодалами, дворами государей, влиятельными чиновниками, покупали себе разнообразные привилегии и чины.

Зачастую они вкладывали свои деньги не в торговлю и предпринимательство, а в приобретение земельных владений, что отражало своеобразное сращивание торгового капитала с «благородным сословием». Такое положение способствовало политической ограниченности городской верхушки, крайней умеренности её требований.

Товарно-денежные отношения на Востоке. На Ближнем Востоке, в Османской империи имел место рост товарности. Близость бурно развивавшейся Европы, расположение на торговых путях, пересекающих Евразию и по морю, и по суше, наличие городов с греческим и армянским населением – всё это способствовало как внешней, так и внутренней торговле.

Но в других районах Востока расцвет Европы не вызвал последствий. Наивысший уровень торговли и денежных отношений в Средней Азии относится к ХV – началу ХVI в. Этот уровень впоследствии никогда не был перекрыт до российского завоевания Средней Азии.

В Индии ХVII век тоже, видимо, не превысил по своим показателям ХVI, хотя Индия в ХVII в. стала поставщиком не только пряностей, но и тканей в Европу. Индонезия должна была испытать значительное воздействие нидерландской и другой колониальной торговли. Но в целом уровень развития Архипелага был столь низким, что серьёзного прорыва в товарном производстве тут нельзя было ожидать.

В Китае период династии Мин (ХIV–ХVI вв.), кажется, по всем показателям экономического развития превосходил следующий период правления династии Цин. Это относится и к товарно-денежным отношениям. Однако прекращение активного освоения морей и океанов после 1436 г. способствовало резкому сокращению объёмов внешней торговли. В 1567 г. китайским кораблям вновь было разрешено плавать за границу, но время было уже упущено: в восточных морях уже господствовали пираты.

В Японии объединитель страны Ода Набунага попытался в ходе реформ законсервировать товарно-денежные отношения, как и всю экономику. Налог был установлен в рисе, выплаты из казны самураям также выдавались рисом, торговлю могли вести только официально утверждённые «корпорации» купцов, которые значительную часть прибыли отдавали в казну. Однако шла скрытая от чиновников торговля, на которой богатели частные лица.

Причины социально-экономической отсталости Востока от Запада. Среди важных причин, которые препятствовали развитию в недрах средневекового традиционного восточного общества (которое историки-марксисты называют феодальным) новых производственных отношений, на первое место следует поставить вторжения и завоевания.

Последствия разрушительных походов Чингисхана и его преемников, которые остановили развитие многих народов Азии, в позднесредневековый период не были изжиты, а в ХV–ХVII вв. происходило завоевание Индии афганскими, таджикскими, тюркскими войсками, турки подчинили Османской империи страны Ближнего Востока и Северной Африки, началось нашествие маньчжур на Китай, Корею, Монголию.

Завоевателями оказались по преимуществу отсталые народы, обрушившиеся на страны высокоразвитого полеводства и развитой городского культуры. Такие нашествия влекли за собой массовое разрушение производительных сил, гибель людей или их порабощение, установление национального гнёта и дальнейший рост эксплуатации.

Большое влияние на ход истории стран Азии и Африки оказали Великие географические открытия и начало колониализма. Погоня за золотом влекла западноевропейских купцов и мореплавателей к берегам Африки и Азии. При этом европейцы старались использовать своё техническое превосходство для закрепления на новых землях.

Своеобразие развития Востока в позднее Средневековье. В тексте настоящей лекции автор сознательно не употребляет термин «феодализм», поскольку используемое отечественными историками-марксистами словосочетание «восточный феодализм» всё ещё не обрело терминологической определённости.

Однако это вовсе не исключает употребления понятия «Средневековье» для характеристики эпохи, которую переживал Восток с первых веков после Р.Х. до ХVIII в. Современные исследователи европейской истории ХVI–ХVII вв. считают её периодом раннего Нового времени, но на Востоке это, несомненно, было позднее Средневековье.

Главное отличие двух издревле противостоявших друг другу половин Старого Света в рассматриваемое время заключалось в том, что на Западе в эпоху Великих географических открытий и Реформации началось складывание новоевропейской цивилизации, которая впоследствии распространилась на Американский континент. Что же касается Востока, то он остался верным вековым традициям, освящённым древними религиями.

Активный слом жаждавшими быстрого и сказочного обогащения европейцами средневековых христианских представлений о греховности богатства и неотвратимом наказании за стремление жить так, как хочется, способствовал широкому распространению индивидуализма и беспринципности в средствах добывания «первоначального капитала».

При такой постановке главных жизненных целей эпоха классического Средневековья представлялась новому европейцу временем «беспросветной тьмы и невежества», неизбежных в условиях духовной диктатуры католической церкви. Однако, борясь с одной крайностью, проповедники новой религии и морали впали в другие крайности, заявив о праве каждого человека по-своему толковать христианскую веру, о поощрении Богом богатства и т.п.

В отличие от европейцев подавляющее большинство жителей Азии в эпоху, когда на их земли хлынули широким потоком жаждавшие наживы западные христиане, не осуждало своё недавнее прошлое и не стремилось «выбросить его на свалку истории». Более того, они считали мудрость своих предков неиссякаемым источником для развития своего и будущих поколений.

Исходя из этого, на Востоке в позднее Средневековье сложилась устойчивая традиция постоянного изучения и систематизации научного и культурного наследия прежних времён. Именно тогда получают широкое распространение всевозможные энциклопедии, антологии, собрания сочинений, написанных предшественниками.

Попытки европейцев подорвать традиционный уклад жизни населения восточных государств и навязать им свои представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо», вызывали ответную реакцию в виде стремления во что бы то ни стало сохранить свою национальную самобытность вплоть до «закрытия страны» для пришельцев с Запада.

Особенно ярко это проявлялось в Китае. Когда европейцы начинали «доставать» местные власти агрессивной рекламой своих «ну очень удобных и практичных товаров», их возили по стране и на конкретных примерах показывали, что китайцы достигли такого совершенства в орудиях труда, архитектуре, одежде, пище и т.п., что совершенно не нуждаются ни в каких заимствованиях с Запада.

Роль Ост-Индских компаний в налаживании новой системы отношений между Востоком и Западом. Прежде чем наиболее сильные в промышленном и военном отношении державы начали делить Восток между собой, европейцы постарались наладить тесные экономические связи с Южной Азией и Дальним Востоком.

Осознававший скудость природных богатств своей родины европеец, ещё со времён крестовых походов взиравший с завистью на Восток, где «земля течёт молоком и мёдом», стремился в раннее Новое время максимально использовать своё технологическое превосходство, чтобы «выкачать» из Азии и Африки как можно больше материальных благ.

Проводниками политики навязывания Востоку раннебуржуазных принципов межконтинентальной торговли, наиболее «мягким» из которых был неэквивалентный обмен, стали Ост-Индские компании. Первая из них возникла в 1600 г. в Англии, вторая – в 1602 г. в Голландии. В отличие от них, монополизировавших торговлю своих стран с Востоком, во Франции бизнесом такого рода занималось несколько компаний.

Западные негоцианты умело использовали противоречия между «благородным сословием» и центральной властью в странах Востока. Они также навязывали местным крестьянам выращивание тех культур, которые лучше всего продавались в Европе. С помощью подкупа европейцы добивались от знати азиатских стран помощи и поддержки в осуществлении своих планов превращения Востока в «сырьевой придаток» Европы.

Активное освоение Американского континента способствовало бурному росту работорговли на западном побережье Африки. Европейцев нельзя обвинить в том, что они навязали африканским правителям этот «бизнес», он процветал здесь ещё со времён Древнего Египта.

Однако «менеджеры» по торговле «живым товаром» сумели придать этому роду деятельности поистине международный размах. Во многих районах Африки в ХVI–ХVIII вв. шла настоящая охота за невольниками, трудом которых была во многом создана экономическая основа будущих США.

 

ЛЕКЦИЯ ХХХ. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК ВСТУПАЕТ НА ПУТЬ ИЗОЛЯЦИОНИЗМА

 

Китайская деревня в эпоху Мин. Рост населения страны привёл к концу ХV в. к уве­личению доли безземельных и малоземельных крестьян. Исключительная дешевизна ра­бочей силы и отсутствие излишков продовольствия не давали возможно­сти развивать технический прогресс в сельском хозяйстве. Тем не менее, благодаря от­крытию способа выращивания риса из рассады китайцам удалось достичь уровня уро­жайности этой куль­туры в 30 центнеров с гектара, в то время как в более западных го­сударствах она не пре­вышала 12–14 центнеров с гектара.

Китайские крестьяне эпохи династии Мин (1368–1644) довели до виртуозности мо­тыжное земледелие. На Востоке вообще орудия с длинными ручками были созданы лишь в отдельных районах Тибета. В условиях дефицита земли постепенно распахивались горные склоны и осушенные земли. Усложнилась водополивная система. Расширялись посевы технических культур, хлопка, табака.

Основным видом крестьянских платежей была продуктовая рента. В Китае ХV–ХVII вв. отмечался рост крупного землевладения, но по большей части не помещичье­го, а осно­ванного на наёмном труде. При этом верховными собственниками земли ос­тавались аристократы. В условиях пребывания у власти бездарных императо­ров широко распространилось разбазаривание государственных земель в виде пожалований, уменьшились налоговые поступления в казну. Из-за нехватки средств, правительство перестало субсидировать ир­ригацию и помогать пострадавшим от сти­хийных бедствий.

Держатели частных земель (дяньху) также платили налоги. Каждые 10 домов в де­ревне объединялись под главенством одного зажиточного двора. 110 дворов состав­ляли круп­ную административно-общинную организацию. Податное китайское население два раза в год платило налоги и выполняло повинности. Система налогооб­ложения в Минском Китае была крайне запутана. Дяньху отдавали половину урожая землевладельцу, а также по­дарки ко всем большим праздникам. Регулярные голодовки приводили к нередким слу­чаям людоедства. В начале ХVI в. отмечается ряд крупных крестьянских движений.

Развитие городов в Китае в ХVI–ХVII вв. В эпоху Мин значительно выросли ста­рые города и возникли новые. Кроме городов появлялись чжэни – торгово-промыш­ленные по­сады. Прилежащие к городам районы обслуживали города как сырьевые базы. В это время ярко проявляется специализация отдельных районов. Расширяется добыча и обработка полезных ископаемых, отмечается рост обрабатывающих промыслов. Наиболее эффективно развивались шёлкоткачество, хлопкоткачество, кра­сильное дело, керамика, производство фарфора и бумаги, книгопечатание, строительное дело. Появляются новые центры шелководства.

Увеличивается число ремесленных цехов и торговых гильдий. Однако китайские ре­месленники были по-прежнему приписаны к своим посадам и два раза в месяц явля­лись на регистрацию. В городе сохранялась круговая порука для более эффективного сбора на­логов, но уже ярко проявляется дифференциация ремесленников. Со второй половины ХVI в. началась постепенная замена повинностей и натуральных налогов де­нежными.

В китайских городах эпохи Мин широкое распространение получили земляческие ор­ганизации приезжих купцов. В ХVII в. в наиболее крупных городах возникли также союзы беднейших ремесленников – циханы.

Уже в ХVI в. в Китае в приморских и центральных провинциях возникают мануфак­туры, однако господство купеческого капитала консервировало средневековые отношения. Поэтому основным видом капиталистического предприятия была рассеянная мануфак­тура, когда купцы раздавали надомникам сырьё и забирали готовую продукцию. Наи­большее количество мастерских с наёмным трудом было в шёлкоткацком производстве. В стране создавалось множество паевых предприятий. Тем не менее, основная доля ремес­ленников работала в казённых мастерских.

Несмотря на низкий покупательский уровень основной массы населения в Китае эпохи Мин отмечается рост объёмов торговли. В стране существовало 33 крупных яр­марочных пункта. Углубление районных специализаций создавало предпосылки для складывания единого рынка. Хотя объемы внешней торговли также росли, её развитие сдерживали высокие налоги и таможенные пошлины.

Во второй половине ХVI в. в Китае неоднократно вспыхивали городские восстания, особенно в городах бассейна р. Янцзы. Не менее частыми были восстания рудокопов. Наиболее крупными проявлениями протеста стали выступления работников казённых мастерских (1598), восстание в Сучжоу (1601–1603), восстание на шахтах близ Пекина (1604), восстание в Фошане (1633). Восставшие боролись против увеличения налогов, за их снижение, за регулярную выдачу зарплаты.

Фактическое устранение императоров династии Мин от управления страной. При сохранении всех атрибутов самодержавия реальная власть в Китае в ХVI – первой трети ХVII в. сосредотачивается не в рамках традиционной имперской управленческой администрации, а в руках неординарных с точки зрения политической традиции «внутридворцовых служб».

«Внутридворцовая администрация» не была однородной. Власть в ней делили назначавшиеся императором секретари (дасюэши) и выдвиженцы-фавориты, многие из которых были евнухами – людьми, повседневно общавшимися с императором. Этот делёж происходил далеко не мирно. Поэтому вся история минского двора в ХVI – начале ХVII в. понизана ожесточённым противоборством отдельных деятелей и клик.

Уже в конце ХV в. императоры стали уклоняться от приёмов сановников, ведавших государственными делами. У-Цзун (Чжу Хоучжао, 1505–1521) вообще отказался от таких приёмов. Практически не занимался решением государственных дел и Ши-цзун (Чжу Хоуцун, 1521–1566), проводя время в поисках эликсира бессмертия и беседах с даосами. Шэнь-цзун (Чжу Ицзюнь, 1572–1620) после 1579 г. под давлением обстоятельств устроил лишь один приём. Си-цзун (Чжу Юцзяо, 1620–1627), передоверив управление всесильному временщику, занимался плотницким делам.

Политическая борьба в Китае ХVI–ХVII вв. Гнёт самодержа­вия, мелочная опека властей способствовали популярности вольнодумных теорий. Полное отсутствие каких-либо представительных органов затрудняло борьбу с произволом на всех уровнях власти. Тем не менее, государственные инспекторы в своих докладах дово­дили до императора сведения о злоупотреблениях чиновников и временщиков.

В этих же докладах они настоятельно рекомендовали не повышать на­логи, отменить ряд повинно­стей, принудительный труд на казённых мануфактурах, очиститься от излишней бюрокра­тии и лично императору больше заниматься делами государства. Инспекторы пытались убедить императора в необходимости демократи­ческих свобод, преобразования армии, пересмотра унизительного мира с монголами, укрепления границ.

В 1498 г. удалось свергнуть клику, стоящую у власти, что явилось сигналом для на­чала движения за реформы. Однако минское правительство ответило на увеличение потока критических докладов инспекторов широкими репрессиями. Поскольку эта мера оказалась неэффективной, и поток докладов не иссякал, в 1567 г. первым министром страны стал учёный Чжан Цзюйчэн. Он предпринял попытку смягчить на­логи, реорганизовать войско, пересмотреть штаты государственный аппарата.

Группировка Дунлинь. Решительные меры Чжан Цзюйчэна вызвали целый ряд доносов на него императору, а после смерти реформатора в 1582 г. его объявили преступником, а семью истребили. Кроме того, бывшие «хозяева жизни», прежде всего крупные землевладельцы, постара­лись отменить все преобразования Чжан Цзюйчэна. Группа видных чиновников, недовольная этим, была выслана из столицы и обосновалась в г. Уси, где находилась Дун­линьская академия. Так образовалась группировка Дунлинь во главе с Гу Сяньчэном. Дунлиньцы проповедовали в своей академии идеи реформ.

В 1620 г. дунлиньцам удалось возвести на престол своего ставленника Гуан Цзуна (Чжу Чанло), начавшего энергично заменять прежних сановников на реформаторов. Через два месяца он был отравлен. Новый император Вэй Чжунсянь не стал вмешиваться в государственные дела, и при дворе воз­никла новая клика временщиков и евнухов, захвативших фактическую власть. Начались преследования дунлиньцев, пользовавшихся огромной популярностью в стране. Реформаторы побоялись обратиться за помощью к народу и потерпели поражение.

В 1628 г. при смене верховной власти клика евнухов была свергнута, однако новый император не принял мер для привлечения к управлению государством прогрессивных чиновников и в стране продолжался разгул реакции.

Внешняя политика династии Мин. В ХVI в. Китай регулярно страдал от набегов монголов. В 1570 г. император подписал невыгодный для Китая договор с монголами, на­вязывавший Минам неэквивавлентную торговлю. Попытка ограничить торговлю с Япо­нией привела к высадке японского десанта, захватившего значительную часть тер­ритории Китая. С большим трудом удалось нанести японцам поражение. В 90-х годах ХVI в. мин­ское правительство направило крупные силы на помощь своему вассалу – корейскому ко­ролю, воевавшему с японцами.

В конце ХVI в. на северо-востоке страны появился новый опасный враг – мань­чжуры – племена чжурчжэньского происхождения. В 1582 г. главой союза маньчжур­ских племён стал Нурхаци. В последующие годы он завоевал приграничные с Китаем территории, а в 1618 г. начал завоевание Китая. Вступив на китайскую землю, маньчжуры осуществляли её планомерное завоевание до 1644 г.

В ХVI в. началось активное проникновение европейцев в Китай. Первыми это сде­лали португальцы: в 1516 г. к берегам Китая подошёл корабль под командованием Рафа­эля Перестрелло, а в 1517 г. – Фернана д’Андраде. Первые попытки португальцев силой обосноваться в Китае оказались безуспешными. В 1540-х гг. путём подкупа китайских чиновников им удалось основать торговую базу близ Нинбо, однако творимые португальцами беззакония и открытая связь с японскими пиратами привели к изгнанию их из страны в 1549 г. Тем не менее в 1557 г. португальцы захватили порт Макао, ставший их главной ба­зой для проникновения в Китай. Вслед за португальцами в раз­личных частях Южного Ки­тая появились опорные пункты англичан и испанцев.

Великая крестьянская война в Китае 1628–1645 гг. Произвол высшей китайской знати не знал границ. Она обирала не только земледельцев, но и государственную казну. Обороной страны и ирригацией никто не занимался. С 20-х годов ХVII в. народные восстания в Китае почти не прекращались. В 1622 г. произошло одно из наи­более круп­ных антиправительственных выступлений – восстание тайного общества «Белый лотос». Проявления протеста постепенно переросли в Великую крестьянскую войну.

Она началась с разрозненных выступлений в провинции Шэньси. В 1631 г. вожди пов­станцев договорились о совместном плане действий. Первый поход на столицу, ко­торый возглавил Ван Цзыюн, окончился неудачей и гибелью его вождя. Но повстанче­ская армия сохранилась и, отступив к югу, прошла по центральным провинциям страны. Основной движущей силой крестьянской войны были безземельные крестьяне, но и зажиточные сельские хозяева, которым ежечасно грозило обезземеливание, также поддержали вос­ставших.

Повстанцы переходили из уезда в уезд, одерживали победы, но нигде не могли за­кре­питься. Кроме того, у них не было единой цели. В 1635 г. состоялось совещание 32-х вож­дей, которое привело к полному объединению восставших. Тем не менее, 1636–1639 гг. стали периодом временного ослабления повстанческой армии. От полного по­ражения их спасла твердолобая позиция китайских феодалов, которые, несмотря на общий кризис в стране, разруху и голод, не хотели идти ни на какие уступки.

В 1639 г. во главе восстания стал Ли Цзычэн, который в следующем году взял крупный город Лоян и осадил Кайфын, от безвыходности положения затопленный мин­ским военачальником. Ли Цзычэн укрепил дисциплину и организовал своё правительство – Совет главных вождей, состоявший из 22 человек. В 1643 г., после взятия Сиани, Ли Цзычэн провозглашается императором.

В 1644 г. восставшие взяли столицу Пекин. Начались преследования чиновников и землевладельцев, но новый эффективный аппарат власти повстанцы создать не смогли, хотя вой­ско сохраняло дисциплину. Бежавшая из столицы знать собралась в Нанкине и при­звала на помощь маньчжурских князей. Во главе её стал У Саньгуй. Ли Цзычэн отошёл через провинцию Шанси на запад. Каратели поначалу обращались с сельскими жителями очень сдержанно, что способствовало колебаниям среди крестьян. Ли Цзычэн вынужден был от­ступить дальше на юг и в 1645 г. погиб в горах.

Закат эпохи Асикага в Японии. Последнее столетие сёгуната Асикага (1467–1568) получил наименование «Эпохи воюющих провинций» (Сэнгоку дзидай). Он ознаменован борьбой вассалов сёгуна против него и между собой В результате сёгуны из рода Асикага утратили контроль над столицей, где образовалось сильное городское самоуправление.

Лидерство перешло к местным правителям в провинциях – князьям (даймё). На территории своих княжеств они стремились к установлению полного контроля над хозяйственной и политической жизнью.

В это время существенно изменилась структура доходов князей. В частности, значительно повысился доход от ремесленно-торговых объединений. Это обстоятельство определило заинтересованность князей в развитии ремесленного производства, горного дела и торговли на территории княжества и страны в целом.

В 1549 г. в призамковом городе Исидэра в провинции Оми (современная префектура Сига) при буддийском храме Каннодзи появился первый в стране «Свободный рынок» (Раку ити), где для привлечения ремесленников и купцов рыночное налогообложение было отменено. Такие же рынки со временем возникли и в других городах.

Внутренний кризис Японии в ХVI в. и появление европейцев. Для этого периода ис­тории страны характерно опережающее развитие промышленности (причём горное дело и производство оружия развивались быстрее, чем отрасли, производившие предметы по­требления – прядильно-ткацкое и гончарное) с сохранением отсталости сельского хозяй­ства. В аграрном секторе экономики были освоены новые культуры: тутовое и лаковое де­рево, чайный куст, цитрусовые. Из-за моря завезли сладкий кар­тофель, арбуз, табак, хло­пок. Однако монополизация некоторых отраслей производства феодалами тормозила раз­витие экономики.

В ХVI в. заметно выросли объёмы внешней торговли. В 1542 г. в Японии появля­ются португальцы, а в 1580 г. – испанцы. Благодаря этому значительно вырос спрос на благо­родные металлы. Главным предметом импорта из Европы сразу же стало огнестрельное оружие, распространение которого вызвало упадок самурайства. Главным родом войска теперь стали асигару (пехотинцы). отмечается также рост числа солдат-профессионалов из крестьян.

Своеобразием внутреннего кризиса в Японии ХVI в. стало то, что крестьянские вос­ста­ния теперь происходили под религиозными лозунгами и их возглавляли различные будди­стские секты. Крестьянские восстания поддерживали городской плебс и мелкопоместные самураи (ронины), задавленные гнётом ростовщиков. Наиболее силь­ным было восстание ронинов и горожан в Киото, вспыхнувшее в 1532 г.

Объединение Японии и начало эпохи Токугава. Инициаторами преодоления раздробленности страны стали мелкие и средние дворяне центрального района острова Хонсю. Их возглавил Ода Набунага, развернувший в 1568 г. борьбу с фактическими правите­лями государства – сёгунами из рода Асикага. В 1573 г. сёгунская династия Асикага была свергнута, а к моменту своей смерти в 1582 г. Ода Набунага завоевал уже половину страны.

В 1583 г. вождём объединительного движения стал бывший крестьянин Тоётоми Хи­дэёси. Покончив в целом с раздробленностью, Тоётоми Хидэёси провёл в 1588 г. изъятие оружия у всех жителей деревень. Вслед за этим в 1589–1595 гг. был составлен новый зе­мельный кадастр Японии, прикрепивший крестьян к земле. При этом 2/3 уро­жая по этому кадастру принадлежало феодалам. В 1592–1593 гг. был совершён поход в Корею, закон­чившийся изгнанием японцев.

Смерть Тоётоми Хидэёси в 1598 г. вызвала борьбу за власть между его полковод­цами, закончившуюся победой Токугава Иэясу, разгромившего в 1600 г. своих соперников в битве при Сэкигахара. В 1603 г. Токугава Иэясу установил власть над всей страной.

Появление европейцев в Японии осложнило там религиозную ситуацию. Активную деятельность здесь развернули иезуиты. Ещё одной гранью кризиса стали последствия за­рождения домашней промышленности и мануфактур к середине ХVII в., приведшие к тому, что многие дворяне попали в зависимость от торгово-промышленного капитала.

Внутренние трудности побудили сёгунов из рода Токугава перейти к политике са­мо­изоляции с целью сохранения незыблемости существующего строя. В 1633, 1636 и 1639 гг. принимаются указы о запрещении японцам покидать страну и строить большие суда для дальних плаваний. Лишь Нагасаки был открыт для ограниченного захода голландцев и китайцев.

В 1630 г. был запрещён ввоз в Японию европейских книг, а также китайских, в которых имелся хотя бы малейший намёк на христианство. После подавления «христианского» восстания 1637 г. в Симабара, в котором участвовало 30 тысяч человек, Токугава осу­ществили стро­гую регламентацию общественных отношений в стране.

 

 

ИСКЛЮЧЕННЫЕ ЛЕКЦИИ

ЛЕКЦИЯ. БРАК И СЕМЬЯ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЕ   Брачные традиции у германцев. Германские обычаи, касающиеся брачно-семейных отношений, имели то общее с аналогичными…

Наряду с Августиновым делением всемирной истории на шесть периодов в Средние века была распространена периодизация по четырём монархиям, заимствованная из библейской книги пророчеств Даниила, а затем подвергшаяся толкованию современ­ника Августина блаженного Иеронима (ок. 342–420). Эта периодизация прочно вошла в историче­ские произведения западного и византийского Средневековья. У Иеронима за Вавилон­ским мировым царством следовало Персидское, за ним царство Александра Македон­ского и, наконец, Римское.

Германские и итальянские хронисты обращались в ХI в. к теории четырёх монархий, когда обосновывали вселенские притязания германских королей, с одной стороны, и римских пап – с другой. И те и другие объявляли себя наследниками Римской мировой державы. Однако линейное время в представлении средневекового человека было ограничено: оно протекало только в интервале между сотворением мира, или точнее – грехопаде­нием Адама и Евы, и изгнанием их из рая, с одной стороны, и грядущим царством Бо­жием – с другой. В царстве Божием, согласно «Откровению от Иоанна», времени больше не будет, а наступит вечное блаженство.

В условиях малоизменяющейся, основанной на традициях, экономической деятельности люди мало ценили время, не смотрели на него как на нечто драгоценное и не слишком заботились о том, чтобы его не упустить (хотя, конечно, в периоды жатвы и сева земледелец должен был ценить время). В Средние века интерес историков привлекали лишь события, вторгавшиеся в повседневную жизнь (войны, эпидемии); хронисты описывали не социально-экономическую жизнь, а главным образом политические события.

Эсхатологические ожидания. Уже в ранней христианской литературе содержались предсказания о том, что день Страшного суда наступит ровно через тысячу лет после Рождества Христова. Об этом заявляли пророк Даниил, Иоанн Богослов в Апокалипсисе и Блаженный Августин.

В 1000 г. в разных уголках «латинской» Европы появились многочисленные анонимные письма, якобы упавшие с неба, в которых утверждалось, что на исходе этого года Христос снова явится на землю, сразится в Палестине с Антихристом и, истребив его, установит на развалинах старой земной жизни своё бесконечное царство.

Охваченные паникой европейские христиане потянулись в Рим. Поскольку места в домах всем не хватило, на улицах и площадях «вечного города» возникли «палаточные городки». Когда колокол на Капитолийском холме возвестил об окончании дня 31 декабря 1000 г., обезумевшая толпа закричала в едином порыве, обращаясь к Господу: „Miserere!” („Сжалься!”).

Римским папой тогда был Сильвестр II – воспитатель германского императора Оттона III и один из умнейших людей своего времени. С наступлением дня 1 января 1001 г. они оба показались на вершине башни замка св. Ангела в Риме, и папа показал своим перстом императору божественный знак на небе, свидетельствовавший о переносе „конца света” на неопределённое время по причинам, о которых будет объявлено дополнительно. Успокоенный народ запел хором: „Te deum laudamus!” („Тебя, Бога, хвалим!”) и вспомнил о том, что Новый год – это весёлый праздник, который принято отмечать соответствую-щим образом.

Православные христиане ожидали „конца света” в 1492 г., когда заканчивался 7000-й год от „Сотворения мира”. Однако к тому времени Константинополь уже почти 40 лет на-ходился под властью турок, а московский князь Иван III не проникся эсхатологическими ожиданиями, поэтому такого красочного „шоу”, какое было в Риме на исходе 1000 г., ниг-де в православном мире отмечено не было. Всё ограничилось кликушествами экзальтиро-ванных личностей в некоторых местах и появлением нескольких сект, члены которых очи-щали свои души перед Страшным судом.

Появление мусульманского летоисчисления. Превращение ислама в одну из мировых религий способствовало распространению мусульманского календаря на значительной части Старого Света. При этом бóльшая часть верующих в аллаха до сих пор использует древний арабский лунный календарь.

Точкой отсчёта мусульманской эры является время бегства (хиджры) пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. Это событие реально произошло в сентябре 622 г., однако при халифе Омаре в 638 г. было принято решение приурочить начало мусульманского летоис-числения к первому дню того года, когда произошла хиджра (1 мухаррама), что соответст-вует 15 июля 622 г. Поскольку это был четверг, а выходным днём у мусульман является пятница, впоследствии днём начала лунной хиджры стало 16 июля 622 г. В Иране и Азер-байджане закрепилась солнечная хиджра с продолжительностью года 365 или 366 дней.

Коран запрещает мусульманам считать год продолжительностью более чем 12 лунных месяцев, т.е. более 354 (обычный) или 355 (високосный) дней. Обычный мусульманский год представляет собой чередование месяцев по 30 (нечётные) и 29 (чётные) дней. В високосном году последний месяц также состоит из 30 дней, но сами такие годы бывают раз в два – три года согласно твёрдо установленному 30-летнему циклу.

Начало мусульманского года в переводе на европейский календарь переходяще. Так, в 2008 солнечном году произойдёт два Новых года по лунной хиджре. Первый раз это будет 9 января, второй раз – 28 декабря. В связи с тем, что за 32 солнечных года проходит 33 года по лунной хиджре, в мусульманском календаре нет однозначно летних, зимних, осенних или весенних месяцев.

«Турецкий» и «арабский» циклы лунной хиджры. Так как общее число дней в мусульманском году получалось 354, а астрономический лунный год равняется 354 дням 8 часам 12 минутам 36 секундам, то к последнему месяцу (зулхиджа) периодически добавлялся один день либо по «турецкому циклу» (3 раза за 8 лет), либо по «арабскому циклу» (11 раз за 30 лет).

Чтобы установить, является ли данный год високосным по 8-летнему «турецкому циклу», необходимо год мусульманского календаря разделить на 8. В тех случаях, когда в остатке будет 2, 5 или 7, год считается високосным. Если счёт ведётся по 30-летнему «арабскому циклу», то год мусульманского календаря надо разделить на 30. Год будет високосным, когда в остатке получится 2, 5, 7, 10, 13, 16, 18, 21, 24, 26, 29.

В качестве примера можно установить, какими будут годы лунной хиджры, которые начинаются 9 января и 28 декабря 2008 г. Первый из этих лунных годов – 1429. Если разделить это число на 8, в остатке получится 5, значит этот год по «турецкому циклу» будет високосным, а следующий – обычным. Разделив 1429 на 30, получаем в остатке 19, из чего следует, что по «арабскому циклу» високосным был 1428 г., закончившийся 8 января 2008 г., а следующие за ним два года будут обычными.

В связи с тем, что «турецкий» и «арабский» циклы немного различаются методиками вычисления високосных годов, начало нового года в них может разниться на один день. Как и в христианском календаре, в лунной хиджре применяется счёт дней семидневными неделями с праздничной пятницей, причём началом суток считается время захода Солнца.

Большое значение для мусульман имеет вычисление начала месяца рамазан, когда они должны соблюдать самый строгий пост. В Турции ещё совсем недавно начало поста объявлялось на основании непосредственного наблюдения за Луной. При этом из-за облачности первый день рамазана мог откладываться на один – два дня.

ЛЕКЦИЯ. КОЧЕВНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

 

Пасторальный номадизм глазами осёдлых цивилизаций. Кочевое скотоводство, которое западные учёные называют пасторальным номадизмом, было преобладающим образом жизни в степях Центральной Азии на протяжении большей части её известной истории. Хотя часто очерняемая внешними наблюдателями как примитивная, в действительности это была усложнённая экономическая специализация по использованию степных ресурсов.

Тем не менее, этот образ жизни был настолько чуждым для окружающих осёдлых цивилизаций, что непонимание и неверное истолкование его были неизбежны. История номадов и их связи с окружающими регионами основывались на том, что сами номады принимали без доказательств: их циклы движения, требования животноводства, экономические ограничения и основная политическая организация.

Пасторальный номадизм представляет обычно используемый термин для формы подвижного животноводства, при которой семьи мигрируют со своими животными с одного сезонного пастбища на другое в годовом цикле. Наиболее характерное культурное свойство этого экономического приспособления состоит в том, что номадные пасторальные общества приспосабливаются к требованиям подвижности и потребностям своего скота.

Кочевники Центральной Азии. Пасторализм исконных жителей этого региона традиционно зависел от использования обширных, но сезонных пастбищ в степях и горах. Поскольку люди не могли переваривать траву, разведение скота, который мог это делать, было эффективным способом эксплуатации энергии степной экосистемы. Стада состояли из ряда травоядных животных, в том числе овец, коз, лошадей, крупного рогатого скота, верблюдов и иногда яков.

Не существовало специализации по разведению отдельных видов, которая развивалась среди бедуинов Ближнего Востока, разводивших верблюдов, и пастухов северных оленей в Сибири. Идеальным для Центральной Азии было наличие всех видов животных, необходимых для обеспечения продовольствия и перевозок, так что семья или племя могли достичь самообеспечения при пасторальном производстве.

В большинстве пасторальных обществ пастбища были в общем владении обширных родственных групп, тогда как животные – в личной собственности. Номадные миграции на эти пастбища были не случайными, но в пределах определённого диапазона пастбищ, к которым группа имела доступ. Там, где пастбище было надёжным, номады стремились иметь только несколько фиксированных стоянок, на которые они возвращались каждый год. Если были доступны только маргинальные пастбища, то миграционный цикл обнаруживал и более частое перемещение, и большее изменение мест стоянок.

В отсутствие внешней власти диапазон пастбищ определялся также силой родовой группы. Самые сильные племена и кланы предъявляли права на лучшие пастбища в лучшене время года, более слабые группы могли использовать их только после того, как сильные группы уходили дальше.

Для номадов время и пространство были связанными элементами: их заботило право использовать пастбище в определённое время или сохранять право собственности на фиксированные предприятия, подобные колодцам, исключительное право собственности на землю само по себе имело малое собственное значение.

Основной общественной единицей в степи была семья (хозяйство), обычно измеряемая количеством шатров. Родовые родственники делили общее пастбище и ставили совместные лагеря, когда было возможно. Группы в лагерях, состоящие из больших семей, были хорошо приспособлены к пасторальному производству. Один человек не мог управлять отдельными стадами крупного и мелкого скота без помощи. Поскольку пастбище было в общем владении, а пастух мог эффективно наблюдать за сотнями животных, индивидуальный скот объединялся в одно большое стадо.

Понятие трёх стадий кочевания. На основании многолетних исследований отечест-венных археологов и этнографов были выделены три последовательных этапа, через кото-рые прошло подавляющее большинство степных народностей средневековой Евразии.

Признаками первой стадии кочевания являются: политическая организация на уровне простого вождийства, рыхлая многоэтничная и многоязыковая общность, организация ши-рокомасштабных нашествий на ближайшие государственные образования, религия на уровне шаманизма и культа предков. Отсутствие стабильных археологических памятников из-за частой смены становищ делает трудноуловимыми для исследователей ареалы, на которых проживали древние кочевые народности.

Вторую стадию (полукочевание) характеризуют сложное вождийство, вместо нашест-вий – набеги, формирование раннегосударственных объединений, складывание этниче-ских общностей и общих языков, появление первых черт этнографической культуры, религия – культ вождей и всадников, связанный с космогонией, археологические памятники – могильники без соседних устойчивых поселений и следы сезонных стойбищ (зимников) по берегам рек.

Главные черты третьей стадии (полуосёдлости): раннее государство, войны за политическое господство, устойчивая этническая общность с единым языком, превращающаяся в средневековую народность, развитая культура с письменностью, города, торговля, принятие мировых религий, археологические памятники, как у осёдлых земледельческих народов.

Было ли у кочевников дружинное государство? Западные историки и социоантропологи находят у европейских «варваров» такую форму политической организации общества, как дружинное государство. Стержнем этой формы власти была дружина (comitatus), а идеологической основой – верность дружинников своему государю (конунгу или князю). Другой стороной дружинной идеологии были обязанности правителя по отношению к своим воинам: отстаивание их интересов, совет с ветеранами и наиболее знатными дружинниками, непременная щедрость и др.

Как мы знаем из истории Древнего мира, природно-климатические условия Азии способствовали закреплению здесь деспотических форм правления. Кочевническая среда также не благоприятствовала складыванию у степняков демократических институтов власти. Более того, демографические проблемы и борьба за лучшие области для кочевания придавали отношениям между степными народностями характер регулярного «выяснения отношений» по поводу того, какая народность является сильнейшей в данном регионе.

Всё это привело к складыванию в Степи своеобразной иерархии народов и их правителей. Наиболее ярким проявлением этой иерархии было наличие во многих кочевых политических объединениях «белых» и «чёрных» племён. На языке древних тюрок ак означало 'белый', а кара – 'чёрный', поэтому, например, общество древних монголов делилось на две части – акчу и карачу, т.е. белые и чёрные люди.

Как правило, в понятие карачу входили покорённые или присоединившиеся племена, избравшие положение людей «второго сорта» в условиях угрозы полного исчезновения как этнос. Пришедший из Северного Причерноморья в Европу на рубеже IX–Х вв. племенной союз, возглавляемый Арпадом, состоял их семи венгерских племён, которые назывались «белыми мадьярами», и присоединившихся иноэтнических групп – «чёрных мадьяр».

Писавший о крещении Венгрии французский хронист ХI в. Адемар Шабаннский, не имевший никакого представления о реалиях кочевого мира, уверяет своих читателей в том, что название «чёрные мадьяры» происходит от того, что у них кожа такого же цвета, как у эфиопов. Понятно, что в Венгрии Адемар Шабаннский никогда не был.

В связи с делением кочевых обществ на акчу и карачу ни о каких отношениях типа дружинной верности древних германцев или древних славян не может быть и речи. Вместо дружинников, имевших право открыто спорить с князем или конунгом, в кочевом мире у каждого местного вождя были нукеры – бесконечно преданные ему военные слуги, по отношению к которым он имел полное право жизни и смерти. В связи с этим нельзя говорить о существовании у средневековых степных народностей дружинного государства.

Организация власти и семейные отношения у кочевников раннего Средневековья. Специфические условия Степи требовали от населявших её народов создания собственной системы управления подчинённым населением, а регулярная борьба за гегемонию – иерархии в среде местных правителей. Наиболее подходящей религией для степняков, несомненно, оказался ислам, поскольку он единственный среди мировых религий признаёт многожёнство.

В доисламскую эпоху многожёнство у степных народов держалось на представлениях о том, что в исключительно тяжёлых условиях постоянного кочевания женщина обязательно должна находиться под защитой и покровительством мужчины. У кочевников долгое время сохранялся обычай левирата – переход жён умершего брата к оставшемуся в живых брату.

Самого могущественного правителя в Степи называли каганом. Из этого слова впоследствии произошло слово «хан». Таким титулом в архаических степных обществах подчёркивалась прежде всего полная независимость данного правителя. Правда, впоследствии в Хазарии произошёл процесс обожествления кагана, сопровождавшийся его превращением в объект для поклонения, лишённый реальной власти. Фактическим правителем Хазарского каганата в IX–Х вв. был шад – военный вождь.

Вообще дуализм верховной власти был свойственен многим степным народам, например, венграм до их прихода на Средний Дунай. По свидетельству восточных авторов раннего Средневековья, народом «маджгарийа» (венграми) управляли джыла (дюла) и карха. Первый из них был верховным судьёй, а второй – военным вождём.

Образование Тюркютского каганата. В V в. тюркюты попали под власть жужан, ко-торые поселили их на Алтае. Там вокруг рода Ашина сложился мощный племенной союз, постепенно ставший главной политической силой в регионе. Вожди тюркютов Асянь-шад, Туу и Бумын создали основы их политической организации по образцу хуннских и тохаро-согдийских государств Восточного Туркестана.

В 545 г. тюркюты разгромили уйгуров (теле), а в 551 г. – жужан. Бумын в 552 г. провоз-гласил себя каганом, но вскоре умер. К 555 г. вся Центральная Азия, включая киданей в Западной Маньчжурии и енисейских кыргызов, оказалась под властью тюркютов. Ставка кагана была перенесена на реку Орхон.

Брат Бумына, Истеми (ум. в 576) разгромил государство эфталитов в Средней Азии, а Мухань-каган (553–572) поставил в зависимость от Тюркютского каганата китайские го-сударства Чжоу и Ци. После этого тюркюты в союзе с Византией начали войны с Ираном за контроль над Великим шёлковым путём. В 571 г. границей между Ираном и тюркютами стала Амударья, а в 588–589 гг. Тюркютский каганат захватил земли и к западу от этой реки. Союз с Византией тюркюты неоднократно нарушали: в 576 г. они взяли Боспор (Керчь), а в 581 г. осадили Херсонес.

Завоевательные войны способствовали консолидации тюркютского общества, но рост богатств и влияния аристократии, её стремление к автономному управлению захваченны-ми землями, а также нечёткий порядок престолонаследия вызвали острый политический кризис. В 582–602 гг. в каганате продолжались междоусобия, активно подогреваемые ки-тайской империей Суй. Их результатом стал распад каганата на Западный и Восточный.

Сущность понятия „эль”. За Тюркютским каганатом закрепилось в раннее Средневе-ковье название „государство великого эля”. Учёные спорят по поводу содержания терми-на „эль”, который не употребляли другие кочевые народы.

При этом предлагались следующие варианты толкования этого термина: 1) племенной союз, государство, народ (С.Е.Малов); 2) объединение аристократии различных племён в организационно сплочённый заимствованными у того же родового строя традициями ари-стократический строй (А.Н.Бернштам).

Л.Н.Гумилёв оспорил обе приведённые точки зрения. На основании того, что Бумын носил титул „Иль-хан” (’правитель народов’), исследователь предлагает переводить „иль” латинским imperium или русским держава, что не совпадает с трактовкой С.Е.Малова. В опровержение второй точки зрения Л.Н.Гумилёв приводит цитаты из тюркских источни-ков, в которых под понятие эль попадает не только аристократия.

Сам же Л.Н.Гумилёв присоединяется к версии С.П.Толстова, считавшего, что эль – „го-сударство, в античном понимании этого слова, политическом, а отнюдь не территориаль-ном значении”. При этом Л.Н.Гумилёв заявляет о том, что „при таком понимании необхо-димо учитывать наличие в эле покорённых племён”.

Объединение тюрок-сельджуков в единое государство. В Х в. из кочевого племени тюрок-огузов выделилось племя кымык, правитель которого Сельджук, сын Духана (Тукана) служил огузскому правителю (ябгу). Вступив в конфликт с ябгу, Сельджук со своими приверженцами откочевал в степи с низовьев Сыр-Дарьи в район Дженда.

От имени верховного правителя орду племени кымык стали называть турками-сельджуками. Около 985 г. сельджуки перекочевали в район Нуратинских гор, где вскоре приняли ислам. В начале ХI в. Сельджук и его орда воюют с «неверными» в союзе с эмиром Дженда. Там Сельджук и умер в возрасте 100 или 107 лет.

В 30-е годы ХI в. Сельджуки получили от Газневидов земли в Хорасане на условиях несения военной службы, но вскоре восстали. В 1038 г. они захватили город Нишапур, где их предводитель Тогрул-бек (1038–1063) был провозглашён султаном. Его брат Чакры-бек утвердился в Мерве (Туркмения).

Эпоха «Великих Сельджукидов». Выступившее против непокорных вассалов войско Махмуда Газневида было разгромлено в битве при Данденакане (1040), после чего сельджуки захватили сначала весь Хорасан и Хорезм, а затем Иран (1042–1051), Азербайджан (1054), Ирак с Багдадом (1055). Халиф Каим признал Тогрул-бека «царем запада и востока». Столицей Тогрул-бека стал город Рей, а столицей его брата Чакры-бека – Мерв.

При Алп-Арслане (1063–1072) и Мелик-шахе I (1072–1092) сельджуки завоевали Армению, а после разгрома византийцев при Манцикерте (1071) – почти всю Малую Азию, а затем Сирию и Палестину. Они также подчинили Грузию, Ширван и Мавераннахр (междуречье Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи). Пик военного могущества сельджуков падает на правление Мелик-шаха, столицей которого стал Исфахан.

Однако уже в конце ХI в. сельджукская держава, представлявшая собой объединённые завоеванием, но этнически и в значительной части экономически слабо связанные терри-тории, стала клониться к упадку. Этому в немалой степени способствовали I Крестовый поход и связанные с ним события, в результате которых Сельджукиды потеряли Грузию, Ширван, прибрежные районы Малой Азии, часть Сирии и Палестину.

Ситуацию усугубил сепаратизм вассалов, вызвавший начало дробления страны. Уже Тогрул-бек вынужден был выделить обширные уделы своим ближайшим родственникам. Некоторые из них со временем превратились в фактически самостоятельные султанаты: Керманский (1041–1187), Сирийский (1074–1117), Конийский или Румский (1077–1307) в Малой Азии. После смерти Мелик-шаха султанский престол до 1118 г. последовательно занимали его сыновья, а затем держава Сельджукидов распалась на две половины – Западную и Восточную. С конца ХII до начала ХIV в. её осколки были захвачены соседями.

ЛЕКЦИЯ. ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА НА СРЕДНЕВЕКОВОМ ВОСТОКЕ

 

Особенности средневековых мусульманских источников. Граница между сочинениями различных жанров в арабо-персидской литературе была весьма подвижной, вследствие чего здесь в географических трудах можно найти немало данных исторического характера, а в исторических – богатую информацию по географии. Одни и те же мусульманские авторы часто выступали и как историки, и как географы. Создавались и произведения синтетического характера, включавшие в себя данные по всем отраслям знания.

Географические труды средневекового мусульманского Востока принадлежат к различным жанрам. Основные из них – зиджи – таблицы координат населённых пунктов. Другое направление в географической литературе халифата представлено описательной географией, называвшейся «наукой о путях и странах» (‘илм ал-масалик ва-л-мамалик).

В ХI–ХII вв. в арабском мире появились географические словари, а также космографии – сочинения, содержавшие описание всей Вселенной. Очень популярным жанром у мусульман были рассказы о путешествиях. Ещё одну группу источников географического характера составляют карты. В Х в. была разработана серия карт, получившая название «Атлас ислама».

Первые мусульманские исторические сочинения были созданы в VII в. и до нас не дошли. На них сильное влияние оказала персидская историческая литература. Основными жанрами мусульманской исторической литературы были: 1) «книга походов» (китаб ал-магази) или «книга завоеваний» (китаб футух ал-булдан); 2) всеобщая история; 3) региональная история, в том числе отдельных городов халифата.

Большой проблемой для исследователей является отождествление арабских географических названий с реальными топонимами и этнонимами других стран. Главная причина тому – особенности арабского алфавита, в котором 28 согласных и всего три пары (долгая – краткая) гласных (а, и, у).

Для мусульманских авторов характерно создание компиляций на основании произведений предшественников. При этом взятые из сочинений разных эпох сведения критически не осмыслялись. В рукописях некоторых турецких авторов ХVI в. можно встретить реалии IХ–Х вв., выдаваемые за современные эпохе этих «кабинетных» учёных.

Средневековых мусульманских авторов интересовал прежде всего мир ислама. Сведения об остальных народах попадали в их сочинения случайно и, как правило, в соответствии с торговыми или политическими интересами исламских государств.

Превращение арабского языка в международный. Обширные завоевания, в результате которых в состав арабского государства были включены народы, находившиеся на различных уровнях социально-экономического и культурного развития, значительные масштабы расселения самих завоевателей по всей обширной империи создали новые возможности для обмена культурными ценностями, взаимовлияния и взаимного обогащения.

Постепенно арабский язык стал общегосударственным, языком делопроизводства, суда, литературы, историографии, науки. Многие выдающиеся мыслители арабского Средневековья, поэты, учёные, выходцы из различных этнических групп писали на арабском языке.

Арабская лексика проникала в другие языки и в свою очередь воспринимала элементы других языков. Но прежде всего развивался сам язык, понятный уже не только для всех арабских племён, но по крайней мере для всех грамотных людей в халифате.

Большое значение в становлении и развитии арабского литературного языка имели запись и редактирование Корана. Одновременно с языком совершенствовалась и письменность. С процессом записи Корана связаны значительные лингвистические наблюдения.

Уже с VII в. возникли различные грамматические школы. Первоначально языковедческая работа была сосредоточена в основанных арабами городах – Басре и Куфе. В VIII в. был создан главный труд по арабской грамматике, принадлежавший перу ас-Сибавейхи.

Арабские языковеды обращались и к общим вопросам о происхождении языков. Они считали, что языки появились или по велению Бога, или по договоренности людей между собой. Арабское языкознание, несмотря на схоластическое мышление языковедов, оказало огромное влияние на самые различные стороны арабской культуры.

Создание словарей и энциклопедий. Наряду с грамматикой большое значение получила лексикография. К концу VIII в. был создан первый толковый словарь арабского языка, впоследствии стали появляться другие, более совершенные. В VIII в. стали появляться малые предметно-тематические словари и филологические монографии.

В ХIII в. были составлены два гигантских словаря – «Пучина» ал-Сагани (1177–1262) и «Язык арабов» Ибн Манзура (1232–1311). «Язык арабов» включает свыше 80 тыс. статей и до сих пор не утратил своей значимости. Следующий словарь – «Окружающий океан» ал-Фирузабади (1326–1414) – стал самым популярным в исламском мире и был переведён впоследствии с сокращениями на персидский и турецкий языки.

Стремление арабов аккумулировать знания других народов. Одним из важных факторов обогащения и развития арабского языка является переводческая деятельность. При халифе Абд ал-Малике (685–705) делопроизводство в государственных учреждениях было переведено на арабский язык, вместо греческого в бывших византийских владениях и среднеперсидского в иранских провинциях.

При нём же была начата чеканка монет нового образца с арабской легендой. На арабский язык были переведены своды византийских законов. В качестве переводчиков первоначально выступали образованные греки, персы, евреи, владевшие арабским языком. В VIII в. были переведены на арабский язык многие памятники мировой литературы по разным научным знаниям.

Целенаправленная и планомерная переводческая деятельность была организована при халифе Харуне ар-Рашиде и его сыне ал-Мамуне в конце VIII – начале IX в. Была создана специальная коллегия переводчиков при «Доме мудрости», где были собраны лучшие знатоки своего языка, доведшие до совершенства технику перевода.

На арабский язык были переведены произведения древнегреческих, византийских, персидских, индийских и других учёных и мыслителей с минимумом иностранных заимствований. До эпохи Возрождения Запад знал произведения древнегреческих мыслителей и учёных Аристотеля, Эвклида, Птолемея, Гиппократа, Галена, Архимеда и других преимущественно в латинских переводах с арабского.

Развитие городов, расцвет ремёсел и торговли способствовали широкому распространению грамотности. Ни один европейский народ не мог соперничать в раннее Средневековье с арабами по распространению грамотности, по количеству школ, по числу учёных. Арабы приписывали Мухаммеду изречение: «Ищите знания, даже если вам придётся отправиться для этого до границ Китая».

Значение Кордовы для развития мировой науки. Крупнейшие города Кордовского халифата были передовыми центрами науки и искусства, рассадниками знаний. Столица халифата, Кордова, была городом науки.

Высшие школы Кордовы приобрели себе заслуженную славу во всей Европе. Из-за Пиренеев притекали в Кордову юноши, охваченные жаждой знания, стремлением расширить свой кругозор и почерпнуть полезные сведения из уст прославленных кордовских профессоров.

В аудиториях Кордовы, в толпе арабских студентов, можно было встретить много кастильцев и французов. Попадались даже немцы и англичане. Живя в Кордове, молодой иностранец мог без всяких помех изучать те науки, к которым он испытывал влечение. Виднейшие учёные читали здесь лекции по философии и литературе, математике и астрономии, географии, медицине и богословию.

В 976 г. в одной только Кордове насчитывалось 27 государственных школ. Позднее был основан университет в Гренаде, где читались курсы богословия и правоведения, а также медицины, химии, философии и астрономии.

В арабских городах и в арабских университетах господствовала самая широкая веротерпимость. Всякий, какую бы религию он ни исповедовал, к какой бы национальности ни принадлежал, мог заниматься науками, учиться и учить. Самые даровитые, сведущие учёные занимали кафедры высших школ. Профессора – мусульмане, евреи, христиане – передавали свои знания молодёжи.

Первые арабские исторические сочинения. Письменная историография у арабов родилась вместе с исламом. Появились предания о пророке. Устанавливалась цепь рассказчиков или до Мухаммеда, или до человека, близко знавшего его.

Первым историческим сочинением является «Жизнеописание пророка», автором которого был Абу Абдаллах Мухаммед ибн Исхак (ум. в 767/768). Он был внуком персидского военнопленного, впоследствии мавра. Современник Малика ибн Анаса, первого собирателя традиций и основателя одной из четырёх правоведческих школ, ибн Исхак получил образование в Медине, ревностно собирал все хадисы о Мухаммеде.

Но Малик ибн Анас обвинил его в связях с шиитами, в тенденциозности и ибн Исхак уезжает в Египет, а затем в Багдад. После этого его в числе других учёных пригласил халиф аль-Мансур (754–775) для составления полной биографии пророка.

Политическая обстановка повлияла на труд ибн Исхака; главный акцент в его сочинениях – это описание вражды между хашимитами, к которыи принадлежал Мухаммед, и Омейядами. Последних он характеризует как враждебную силу по отношению к Мухаммеду. Ибн Исхаком было написано три книги-биографии пророка. Жизнеописаниями пророка занимались и другие историки.

Появление светской историографии у арабов. От описания исключительно сюжетов, связанных с жизнью пророка, мусульманские историки отошли в IX в. Крупнейшими представителями светской арабской историографии были историк арабских завоеваний ал-Балазури (IX в.), историк Багдада ибн Абу Тахир Тейфур (IX в.).

В IX в. появляются «всемирные истории». Крупнейшим представителем этого жанра историописания был Мухаммед ибн Джарир ат-Табари (839–923), создавший «Историю пророков и царей» от древних царей Персии до 908–923 гг. Кроме письменных источников, трудов предшественников – арабских историков – ат-Табари пользовался переводами с персидского, устной традицией и сведениями, полученными во время обучения в лучших мусульманских школах своего времени.

Он посетил Иран, Ирак, Сирию, Египет. Отрывки из письменных источников почти буквально процитированы им, подробность и беспристрастность – главное в его манере изложения. Противоречивые сведения он даёт без собственных комментариев. Своих современников ат-Табари излагает сухо и сжато.

Абу-ль-Аббас ибн Абу Йакуб Йакуби (ум. в 897 или 905) создал свой вариант всемирной истории, историю израильских пророков, правителей Сирии, Ассирии, Вавилона, индов, греков, римлян, персов, китайцев, египтян, берберов, доисламских арабов. Повествование доведено до 872 г. Йакуби – историк и географ. Ему свойственно правдивое описание событий, но с явной склонностью к астрологии.

Один из крупнейших мусульманских историков – Таки ад-Дин Ахмед ибн Али аль-Макризи (1364–1442) родился в Каире, изучал право, затем сам занимал должности кади и мухтасиба. В 1408 г. он был переведён в Дамаск, работал там 10 лет, целиком отдаваясь научным занятиям.

Сохранилась «Книга поучений и назидания», содержащая описания кварталов и памятников Каира, над которой автор работал 20 лет. В своей работе учёный использует более ранние источники, называя авторов. «Книга путей к познанию правящих династий» посвящена истории Египта с 1181 по 1440 г. В обеих книгах содержатся важные сведения о политическом строе Египта, социально-экономических проблемах, жизни народа и т.п.

Исторические взгляды Ибн Халдуна. Большим шагом вперёд в развитии мусульманской историографии стали труды Ибн Халдуна (1332–1406). Первая часть его обширного труда называется «Введение о превосходстве науки истории». По Ибн Халдуну, основу исторического процесса составляют не деяния пророков и царей, а деятельность человеческого общества.

Материальная необходительность как основная направляющая сила в истории человечества – таков первый исходный принцип Ибн Халдуна. Второй принцип гласит, что сущность общества заключается в совместном труде его членов для обеспечения средств к жизни на основе разделения труда между ними. Власть, по Ибн Халдуну, – необходимое организующее начало, которое регулирует противоположности отдельных личностей.

Таким образом, впервые в истории науки материальная жизнь людей была признана основной силой, создающей общество, определяющей все остальные стороны его жизни, в том числе и идеологическую.

Ибн Халдун дал своеобразную периодизацию человеческой истории, он определил три состояния общества: дикость, сельская жизнь, городская жизнь. Каждое из этих состояний отличается друг от друга уровнем производства и потребления. Ибн Халдуна в Европе называют арабским Монтескье и отмечают сходство взглядов Макиавелли со взглядами Ибн Халдуна.

Естественные и точные науки. Ещё в VIII в. арабские астрономы и математики предприняли попытку определить «возраст мира» с момента его сотворения. Естественно, решение этой проблемы было фантастическим.

В IX в. был создан небесный глобус и значительных успехов достигла картография. Арабский астроном ас-Суфий составил каталог расстояний между звёздами по собственным наблюдениям, результаты которых он сопоставил с расчётами Птолемея.

В 969–970 гг. в Ширазе были измерены высоты летнего солнцестояния и осеннего равноденствия. 210 арабских названий звёзд вошли в европейскую астрономию. Длина меридиана, установленная арабами, была уточнена только в новое время. Начиная с IX в. в ряде городов были построены обсерватории, в Европе же первые обсерватории были построены только в ХVI в.

С развитием космогонии тесно связано развитие математики: алгебры, геометрии, тригонометрии. Особо следует выделить развитие химических знаний, многие химические соединения впервые были получены и описаны арабами. Китайский порох арабы применили в артиллерии. В IX в. на Ближнем Востоке уже измеряли удельный вес драгоценных и полудрагоценных камней.

Уровень развития медицины в исламском мире. Арабская медицина господствовала в Европе до ХVI в., арабские врачи знали и применяли лекарства минерального, животного и растительного происхождения, делали сложные хирургические операции. Ибн Баитар описал в ХIII в. 1400 лекарственных растений.

Абу-л-Касим аз-Захрави оставил «Трактат о хирургии и инструментах» с чертежами, переведённый на русский язык в 1983 г. Самым выдающимся представителем медицинской науки на раннесредневековом арабском Востоке был Абу Бекр Мухаммед ар-Рази (ум. в 925 г.), известный важными открытиями в хирургии.

В эпоху классического Средневековья прославился Ибн Сина (980–1037), составивший «Канон врачебной науки», хорошо известный в Европе, где его называли Авиценной. Ибн Сина также известен как мыслитель, развивавший учения античных философов.

ЛЕКЦИЯ. ОБРАЗ ЖИЗНИ ЕВРОПЕЙЦЕВ В ХVI – ХVII ВВ.

 

Динамика численности населения. С ХVI в. начинается новый, устойчивый и мощный прирост населения в Европе, преодолевается тенденция к сокращению рождаемости. Тогда же был превзойдён уровень численности населения середины ХIV в. (до спада после «Чёрной смерти»): к 1500 г. оно исчислялось уже в 80–100 млн. человек, через сто лет – в 100–180 млн. Тенденция к демографическому росту и повышению рождаемости существовала вплоть до начала Тридцатилетней войны.

Распределение населения на Европейском континенте не было равномерным. Плотность населения в ХVI в. составляла от 80 до 200 и выше человек на 1 км² в Ломбардии, 50–80 – в Тоскане, от 30 до 40 человек и выше в Рейнской области, Вюртемберге, Вестфалии. Но в больших городах средняя плотность населения возросла до 300–500 человек на 1 га, иногда и до 800–1000 человек.

Внутренняя миграция. Традиционная миграция населения между городом и сельской округой в ХVI в. получила новые импульсы в результате изменения направлений европейской хозяйственной и политической жизни. Население городов возросло в этот период в среднем более чем в два раза (Палермо, Неаполь, Рим, Флоренция, Болонья, Севилья, Лиссабон, Париж, Марсель, Лион, Лондон, Брюссель, Антверпен, Брюгге, Гамбург, Копенгаген, Стокгольм). Развивается и специфический тип городских агломераций – так называемые малые города.

По мере ослабления в ХVI–ХVII вв. пандемий сокращались и наконец прекратились полностью миграции из областей густонаселённых в области, пережившие высокую смертность. Они уступили место массовым переселениям по политическим и религиозным мотивам.

Переселения в другие регионы. Широкие миграционные процессы породили Реформация и Контрреформация: переселение анабаптистских общин в 20-х годах ХVI в. из Верхней Германии в Моравию, нидерландских меннонитов в прибрежные районы Северо-Западной Германии, в 40-х годах – нидерландских кальвинистов: сначала в Восточную Фрисландию, в ближайшие рейнские города (Аахен, Кёльн, Везель), затем во Франкфурт-на-Майне, на Нижний Рейн, в Саксоно-Тюрингенский район.

Эмиграция из Нидерландов имела важные хозяйственные и культурные последствия для европейских стран. На волне эмиграций появлялись, «основывались» по инициативе правителей земель, принимавших беженцев, новые города-убежища (Гётеборг и Альтона в предместье Гамбурга и др.). Немецкие земли со второй половины ХVI в. породили значительную волну эмиграции в портовые города Швеции, Норвегии, Дании.

Установление османского господства на Балканах дало сильный толчок эмиграции христианского и ретороманского населения. Мощная миграция связана с европейской экспансией за океан. В этот поток были втянуты прежде всего Испания и Португалия. Но в освоении заокеанских приобретений и их колонизации приняли участие также, хотя вначале и в значительно меньшей мере, Голландия, Англия, Франция, Швеция, немецкие города.

Основные причины высокой смертности населения. Низкий уровень гигиены, особенно в городах, способствовал распространению болезней, но эпидемии чумы с конца ХV в. всё больше принимают ограниченный характер.

Вспышки чумных заболеваний учащаются со второй половины ХVI в. В конце Тридцатилетней войны их пережили немецкие земли, где потери населения составили до 60–75%. В 1576–1577 гг. и особенно в 1630 г. чума свирепствовала в Средиземноморье, что привело к сокращению городского населения до 25–30%. В 1495 г. в Италии появился сифилис, распространившийся по всей Европе, с ХV в. начинаются эпидемии оспы.

Население погибало не только от эпидемий, но и от голодовок в результате неурожаев, от пожаров, военных опустошений, вздорожания предметов первой необходимости. Проблема обеспечения продовольствием усугублялась трудностями доставки.

Резкое повышение цен на предметы первой необходимости в 1501–1502 гг. пережила Германия, в известной мере также Франция. Оно повторилось в 20-х (Германия) и 30-х годах (Франция). В 1556–1557 гг. в Северной Европе, во Франции, чтобы смягчить последствия кризисных ситуаций, городские и территориальные власти создавали общественные запасы продовольствия.

Основные показатели семейной демографии. Современная наука располагает для ХVI – первой половины ХVII в. данными о важных демографических параметрах, определявших динамику естественного движения населения (рождаемость, смертность, брачность, соотношение полов, тип семейной ячейки).

Коэффициент рождаемости для этого периода в целом был высок, но высокой в эти столетия оставалась и смертность новорожденных. В целом средняя продолжительность жизни составляла несколько выше 30 лет.

При известной стабильности уровня смертности и длительности жизни колебания в численности населения обусловливались преимущественно изменениями в уровнях брачности и рождаемости, т.е. естественным приростом. Особенность возрастных соотношений определяла и соотношение полов, а тем самым брачность и плодовитость; отмечается большое преобладание мужчин.

Данные о доли женатых в общей массе населения фрагментарны. В немецких и нидерландских городах в ХV в. она составляла около 33–39%. В ХVI в. возраст вступления в брак повышается (в Женеве до 22–24,9 лет). Это свидетельствовало о складывании европейской модели брака «нового времени» (между мужчинами от 26 лет и старше и девушками 23 лет при сохранении значительного числа холостяков). 10–15% девушек оставались незамужними, а из вступивших в брак половина заключала его после 25 лет.

Имелись города – гарнизонные, университетские, церковные центры, порты, – где преобладание мужчин было особенно резким: в Риме в 1592 г. на 100 мужчин было только 8 женщин. Высокий процент мужского населения обрекал на безбрачие, одобряемое церковью.

Светские и духовные ордена охотно принимали неженатых. Но проблема имела и другой аспект – распространение внебрачных и добрачных связей, в том числе и там, где сложные виды семейных структур сдерживали образование новых молодых семей и замедляли рост населения, что вело к перестройке сексуальных отношений, подготавливая внутрисемейное планирование рождаемости, сыгравшее в дальнейшем огромную роль в регулировании численности населения. Развивалась узаконенная и тайная проституция.

Влияние природных условий на питание людей. Питание по-прежнему было обусловлено сезонным ритмом, зависело от климатических колебаний. Человек ещё не вполне освободился от страха голода, которому было подвержено на протяжении всей своей истории Средневековье.

«Средневековый Запад – прежде всего мир голода» (Ж.Ле Гофф). Человек был несвободен и беззащитен перед силами природы в самом главном – в обеспечении условий своего существования. ХVI – начало ХVII в. – время резкого повышения в целом качества жизни, но потребности людей, характер их потребления во многом определялись климатическими условиями.

Жизнь была легче, дешевле в областях с мягким климатом (в Средиземноморье), чем к северу от Альп, не говоря уже о северных и восточных регионах Европейского континента. Тяжелее жилось в горных районах, чем в долинах и на равнине. Потребности жителей побережья, связанных с морским промыслом, мореходством, отличались от образа жизни и нужд обитателей внутренних, континентальных районов.

Развитие рынка и удовлетворение потребностей людей. При всём развитии товарно-денежных отношений, углубления разделения труда не следует преувеличивать регулирующую роль рынка и его воздействие на повседневную жизнь, сферу спроса и предложения. Не только в сельской местности, но и в городах принцип самообеспечения ещё преобладал.

Влияние рынка сильно сказывалось там, где речь шла о предметах роскоши, заморских редкостях, обеспечении сырьём экспортных ремёсел и т.п. Оно было ощутимее в Западной и Центральной Европе, куда перемещались центры экономической и политической жизни европейского мира, где сильнее было воздействие мощных импульсов, исходивших от Атлантики и Средиземноморья с их заморскими связями. Некоторые регионы испытывали сильную зависимость от рынка в отличие от других, занимавших периферийное положение.

В ремёслах, связанных с производством продуктов питания, предметов первой необходимости, особой устойчивостью отличались мелкие традиционные формы организации. Цехи булочников, мясников были обычно невелики, но специализированны (выпечка белого, чёрного и серого хлеба, кондитеры, пирожники).

Там, где складывается стабильный спрос, – в торговых метрополиях, резиденциях, портовых городах, местах размещения гарнизонов и интенсивной циркуляции населения – возникло крупное производство продуктов питания и напитков, учитывающих, в частности, и характер спроса (например, в Лиссабоне были пекарни, изготовлявшие морские сухари). Но в массе выпечка хлеба, производство мяса и мясных продуктов осуществлялась в хозяйствах бюргеров, крестьян, монастырей или рыцарей и дворян.

Доля расходов на питание в семейных бюджетах. В доиндустриальную эпоху подавляющая часть населения более половины того, что она производила или зарабатывала, потребляла или тратила на приобретение продуктов питания.

Е. Шолье, исследовавший уровень жизни в Антверпене ХV–ХVI вв., самый высокий тогда в Европе, приводит данные о распределении расходов семьи каменщика из пяти человек: на питание 78,5%, из них «на хлеб» 49,4%, за наём жилья, на освещение и топливо – 11,4%, на одежду и прочее – 10,1% – соотношение, характерное для развивающихся стран современного мира – Индии, Ирана, Цейлона (В. Абель).

Растительная пища. Важнейшим продуктом, основой питания широких слоёв сельского и городского населения были зерновые, прежде всего рожь или ячмень, просо, иногда в виде добавки овёс. Во многих французских провинциях и в Средиземноморье главным продуктом питания была пшеница.

В ХVI в. к этому прибавились маис и рис (в Португалии и Северной Италии). Гречку широко потребляли в Северной Европе, в ХVI в. она вошла в рацион питания многих областей Центральной и Западной Европы. Из зерновых изготовляли супы, каши, хлеб.

К массовым продуктам питания относились бобовые. Серьёзной сезонной добавкой к питанию широких слоёв населения были овощи и зелень: шпинат, латук, петрушка, чеснок, тыква, морковь, репа, капуста, орехи, ягоды и фрукты (яблоки, груши, вишня, различные сорта слив, земляника).

Роль рыбы в рационе питания. В районах, мало пригодных для животноводства, население потребляло много рыбы, которую разводили в специальных прудах и сохраняли в садках. Торговля морской рыбой (сельдь, треска, сардина и др.), живой, засолённой, копчёной, вяленой, приобрела характер крупной предпринимательской деятельности.

Рыба – продукт питания в дни поста. Потребление её регулировалось церковными предписаниями, запрещавшими потребление мяса и животных жиров в течение не менее 150 «постных» дней в году. Городские власти, советы школ и госпиталей, церковные учреждения делали запасы и большие закупки рыбы для Великого поста. В эти дни торговля мясом, маслом и яйцами была запрещена, исключение делалось для больных и евреев.

Потребление мяса и птицы. Мясо – важный компонент питания во многих областях и странах Европы начала Нового времени. В Центральной и Восточной Европе предпочтение отдавали свинине и говядине, но разводили на мясо также овец и коз; в Англии - баранине. В Средиземноморье потребление мяса в целом было больше, чем к северу от Альп.

Чрезвычайно высоким было потребление мяса в Венгрии. Структура питания венгров в рассматриваемую эпоху в принципе отличалась от западноевропейской, что было связано с относительно низкой плотностью населения и высоким развитием животноводства.

Потребление домашней птицы росло на протяжении всего Средневековья, причём в городе сильнее, чем в деревнях, а доля дичи и других продуктов охоты в рационе, во всяком случае, в Центральной Европе, сокращалась, хотя охота на мелкую лесную дичь по-прежнему оставалась дополнительным источником для крестьянского двора.

Спиртные напитки. В повседневный рацион средневекового европейца входили хмельные напитки: пиво, вино, «мёд» (перебродившая смесь мёда, переваренного с водой). С ХVI в. потребление пива (из хмеля и ячменя) потеснило «мёд», популярный в сельской и городской среде.

Пиво производили в домохозяйствах, а также профессионалы-пивовары. В важнейших регионах его потребления – в Центральной Европе, Нидерландах, Англии – пивоварение приобретает характер экспортной отрасли. В 1640 г. в Копенгагене была построена большая королевская пивоварня, ставшая сильным конкурентом местной гильдии пивоваров. Каждая область специализировалась на особом сорте пива.

С ХVI в. началось товарное производство крепких спиртных напитков – «горячего вина». Центрами его были Южная Франция (провинции Бордо, Коньяк), Андалусия, Каталония. В Нидерландах и Северной Германии делали «шнапс», перегоняя зерно: около 1650 г. в Амстердаме было 50 виноперегонных предприятий, в 1663 г. – 400; в Германии «аквавиту»[1] гнали в Шлезвиге, в Вестфалии; в Дании важнейшим центром был Аальборг.

Появились и новые сорта виноградных вин, лучшего качества и в соответствии с изменившимися вкусами более крепкие: эльзасское, неккарское, майнцкое, мозельвейн, рейнвейн, остервейн (область Верхнего Дуная); европейской известностью пользовались токайские вина.

Свои напитки были в областях фруктового садоводства – молодое вино из яблок: апфельмост – в Швабии, сидр – в Бретани, Нормандии, Галисии; из груш – бирненмост (Бавария), вишен (Хильдесхайм) и др.

Спрос на крепкие, тяжёлые вина способствовал распространению специальных сортов винограда в Западном Средиземноморье – мускатные сорта винограда становятся здесь монокультурой, а производство малаги, мадеры, портвейнов приобретает характер экспортной отрасли.

Вино и хмельные напитки выполняли широкие и разнообразные функции в повседневной жизни: продукт питания, компонент изысканных кулинарных рецептов в утончённой кухне знати и состоятельных граждан, лечебное средство (с добавлением пряностей и лечебных трав).

Оно было также важным компонентом социальной коммуникабельности и широко использовалось при скреплении договоров и торговых сделок, помолвках, бракосочетаниях и т.п., приватных, официальных, корпоративных застольях. В будни пили вина местного происхождения, запивая их водой.

В целом потребление вина было высоким: в Нарбоннэ в начале ХVI в. – 1,7 л на человека в день. Особенной критике подвергали современники Германию, называя ХVI в. в её истории «столетием пьянства».

Значение открытия Америки для питания европейцев. В ХVI–ХVII вв. резко возрастает потребление сахара в Европе. Мощный импульс этому был дан расширением сахарных плантаций и перерабатывающих сахарный тростник предприятий в заморских странах – на Мадейре, Сан-Доминго, Азорских островах, в Бразилии.

Наряду с традиционными средиземноморскими центрами производства сахара – Генуей, Венецией, Барселоной, Валенсией – сахарные заводы после 1500 г. появляются в главных центрах импорта – Лиссабоне, Севилье, Антверпене. Эмигранты из Антверпена принесли технику рафинирования сахара в Амстердам.

Голландское сахароварение, стремительно развившееся после 1609 г. (свыше 100 предприятий), обеспечивало до седины ХVII в. сахаром большую часть Европы. В последовавшем затем упадке не последнюю роль сыграла всё возрастающая конкуренция со стороны Англии и Франции, начавших широкий ввоз сахарного тростника из своих колоний.

Общая структура питания европейца раннего Нового времени. По выражению французского историка Ж. Дюби, «Иерархия достоинства, иерархия статуса находила выражение в изысканности и утончённости стола». Разнообразие и изобилие блюд, мясных и рыбных, дичи, напитков, пряностей (восточных и местных, целебных трав), гастрономическое искусство отличали питание социальных верхов – городского купечества, патрициата, духовенства, знати, церковных иерархов.

В этой среде пользовались спросом кулинарная литература, высоко ценилось поварское искусство. Показательна большая мобильность поварской профессии , что способствовало передаче кулинарных рецептов.

В ХVI в. в Центральной Европе, особенно в германоязычных областях, распространяется славянская кулинарная лексика. Сильным было и итальянское влияние. В 1530 г. в Аугсбурге была издана кулинарная книга итальянского гуманиста ХV в. Бартоломео Сакки Платины.

 

ЛЕКЦИЯ. СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЫ В РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ

 

Значение истории повседневности для современной науки. Сфера повседневного существования всегда привлекала внимание учёных. Но до недавнего времени внимание обращалось преимущественно на условия жизни и быт высших социальных слоёв, роскошь и раритеты.

Современная наука стремится к реконструкции массовых структур повседневной жизни, образа жизни людей разного социального статуса и положения, хотя и теперь жизнь города известна лучше, чем деревни, образ жизни богатых – лучше, чем социальных низов, одни регионы – полнее, чем другие.

Тем не менее уже стали видны какие-то общие закономерности, взаимосвязи, линии развития, отличающие одни периоды и эпохи от других. Эволюция повседневной жизни имеет свои внутренние ритмы, отличные от эволюции исторических реальностей иного плана – политики, идеологии.

За исключением костюма и моды, изменения которых могут быть относительно чётко датированы, другие её сферы в доиндустриальную эпоху трансформировались очень медленно и вряд ли могут быть противопоставлены последним двум векам классического Средневековья. В ХVI – первой половине ХVII в. наряду с новым мы найдём ещё много общего с собственно средневековым.

Причины радикальных изменений в общественном бытии европейцев. В повседневной жизни европейского общества ХVI – первой половины ХVII в. нашли отражение те преобразовательные процессы – экономические, социальные, культурные, – которые оно переживало, порой подспудно. Поражающее региональное многообразие форм повседневной жизни отличало эти столетия от раннего и даже классического Средневековья.

Это было связано не только с этническими или географо-экономическими особенностями, но и с усложнением хозяйственной жизни, её форм, различными внешними влияниями как следствием расширения и изменения характера обмена, коммуникаций, границ европейского мира, миграционных и политических процессов, религиозно-социальных движений эпохи.

В повседневности отразилось новое качество жизни, обусловленное новыми, расширившимися материально-техническими возможностями. Вместе с тем она испытала воздействие мощной социальной переструктурации сельского и городского населения под влиянием вторичного закрепощения и распределения системы фольварка в областях к востоку от Эльбы и в балтийском регионе.

На этот процесс оказали влияние развитие рыночного хозяйства, предпринимательства, дифференциация мелких производителей, рост армии подёнщиков. Одновременно с этим протекал процесс нивелировки крестьянского и городского сословий в подданных, поставляющих государству налоги и солдат.

Проблема самообеспечения Европы продуктами питания. Недостаточность имеющихся у историков данных не позволяет точно определить границы минимума средств существования европейцев в раннее Новое время. Некоторое приближение дают попытки определить калорийность дневного рациона питания: в ХIV–ХV вв. она колебалась от 2,5 до 6–7 тысяч калорий у богатых, высших социальных слоёв.

По мнению современных исследователей (Г. Келленбенц), такой рацион был вполне достаточен, иначе трудно было бы объяснить происходивший почти на протяжении трёх столетий рост численности населения. Поскольку львиная доля прироста населения приходилась на низы общества, можно с достаточной долей уверенности утверждать, что калорийность пищи у богатых и бедных не сильно различалась.

В целом исследователи отмечают для широких масс населения Центральной и Западной Европы снижение по сравнению с концом ХV в. потребления мяса и установление рациона типа «мус-брей» (каша-размазня), остававшегося определяющим ещё и в ХIX в. Несбалансированность питания возрастала в периоды голодовок.

Пауперизация значительной части населения. Стремительный рост нищенства, бродяжничества с середины ХV в. и особенно в ХVI в. – явление, общее для всех европейских стран и регионов, с наибольшей полнотой и выразительностью проявившееся в городах. Городская беднота и нищие представляли сильно дифференцированный социальный слой.

Их привилегированную группу составляли т.н. «домашние бедняки» из числа обедневших, но не деклассированных ещё бюргеров, обитатели госпиталей, приютов, конвентов. К ним примыкали те, кто имел привилегии на сбор милостыни – пилигримы, монахи нищенствующих орденов, но также цеховые ученики, школяры, студенты.

В толпу бродяг, просивших подаяние, вливались отпущенные со службы ландскнехты (наёмные воины), возвращающиеся турецкие пленники, те, кто был вырван из привычного жизненного русла голодом вследствие неурожая, стихийных бедствий, военного разорения. Различны были методы и «техника» сбора милостыни – на улицах, у храма и в самом храме (невзирая на запреты), «у дверей». Наиболее сплочёнными были чаще всего слепые, имевшие своего «короля». Особую группу составляли профессиональные попрошайки-мошенники.

Во многих европейских городах проблема нищенства и бродяжничества отразилась в городской топографии – названиях улиц, кварталов, переулков, свидетельствуя одновременно и об излюбленных этим маргинальным элементом местах обитания, и о стремлении властей локализовать его местонахождение. Бродяги, нищие были желанными постояльцами в бедных городских кварталах: плата подённая или понедельная за угол, ночлег намного превосходила взимаемую обычно с ремесленников за аренду жилья.

Отношение общества и власти к нищим. Процесс пауперизации, рост нищенства и бродяжничества сопровождался резким ухудшением отношения общества к бедности и беднякам. Нищих, особенно пришлых, стали рассматривать как бродяг, как антисоциальный элемент, с которым надлежало вести борьбу.

Городские власти усиливали контроль за «своими», местными нищими, ограничивали приток пришлых, складывалась система благотворительности, преимущественно для «своих» нищих и бедняков (раздача одежды,, денег, хлеба – т.н. столы для нищих, госпитали, приюты, конвенты для больных, нетрудоспособных по старости и т.д.).

Усиливался городской контроль за раздачей «милостыни», особенно духовными институтами, попытки «трудоустройства» работоспособных бродяг. Но городское общество не могло предложить работы, обеспечивающей постоянный заработок и прожиточный минимум.

Отсюда неэффективность полицейских предписаний и отдельных мер городских властей, направленных на уменьшение всё возрастающего давления нищих. Обострение проблемы нищенства в начале ХVII в. породило у властей попытки создать «работные дома»: на лесопильне и солодовне – для мужчин, в прядильне – для женщин, однако она успеха не имела.

Изменение образа жизни бюргерства. Сформировавшееся как мощная экономическая и общественная сила бюргерство в лице своих ведущих слоёв, связанных с торгово-промышленным предпринимательством, с кредитно-финансовыми операциями своих окончивших университеты сыновей, из числа которых формировались кадры новой государственной администрации, стремилось закрепить свой статус во внешних формах – костюме, укладе домашней жизни, роскоши убранства покоев и изысканности стола, великолепии выезда, престижных тратах «на нужды» города и благотворительность.

Именно бюргерство – патрициат, крупное купечество, ренессансная интеллигенция, разбогатевшие ремесленные мастера – стало потребителем наряду со знатью продукции процветающей «индустрии роскоши». Шёлк, бархат, парча, атлас, кружева, фарфор, ювелирные изделия становятся предметами массового производства в Валенсии, Толедо и Севилье, Париже, Лондоне, Антверпене, Аугсбурге, Нюрнберге, Лиссабоне, Амстердаме и Франкфурте-на-Майне, не говоря уже о Генуе, Венеции, Флоренции и Лукке – старинных и традиционных центрах производства предметов роскоши.

Именно в эти столетия развиваются новые отрасли: производство зеркал, инкрустированной мебели; появляются особые специальности – столяров-мебельщиков, каретников, художников, расписывавших стены, потолки, фасады городских дворцов новой знати.

Средневековое бюргерство, начавшее свою историю с противопоставления аристократическому жизненному идеалу, пришло к признанию его высшей ценностью, образцом для подражания и вожделенной целью. Торговля, промышленная деятельность рассматривались как источник материальных ценностей, открывающих путь к аристократическому образу жизни, к породнению с аристократическими фамилиями и анноблированию.

Капиталы легко изымались из сферы торговли и промышленности, вкладывались в земельные приобретения, престижные постройки, расходовались на меценатство, создание клиентелл, становясь тем самым «видимыми», к чему и стремились, ибо щедрость, – одна из главных аристократических добродетелей. Идентификация себя и своих особых интересов и ценностей в рамках третьего сословия была ещё делом будущего, и первые шаги в этом направлении были предприняты в Англии.

Попытки властей сохранить средневековую сословную замкнутость. Тенденция к вертикальной мобильности не могла не породить противодействия. Одной из форм «ответа на вызов» было обилие приходящихся именно на ХVI в. «запретительных» постановлений имперской, королевской, территориальных, городских властей, регламентирующих все внешние проявления повседневной жизни как показатели социального статуса.

Эти постановления, касающиеся одежды, костюма, красноречиво показывают процессы, происходившие в массовом сознании под влиянием повышения общего стандарта жизни и усиления вертикальной мобильности. Роскошь костюма, одежд, говорилось в знаменитом постановлении Карла V от 1548 г., приводит к «непристойной ситуации», когда невозможно отличить князя от графа, графа от барона, барона от бюргера, а бюргера от крестьянина.

Двадцатью годами ранее М.Лютер с негодованием говорил о требованиях восставших крестьян, желающих носить «отделанные куньим мехом шаубен» (верхняя одежда типа плаща – обязательная принадлежность аристократически-патрицианского костюма), золотые цепи и «жрать молочных поросят».

Из императорских запретов видно, что высший слой крестьян – обладатели полных наделов – покупал дорогие английские или голландские сукна, одежду из шёлка, дорогие аксессуары – шёлковые помочи, вязаные широкие воротники для рубах, шейные шёлковые платки, украшения из драгоценных металлов и жемчуга, страусовые перья.

Усложнение социальной структуры европейского общества. Примерно с середины ХVI в. характер регламентирующих постановлений начинает меняться: усложняются градации населения, в частности городского, появляются новые, более чёткие его классификации преимущественно по профессиональному принципу.

Наряду с прежними традиционными группами (ремесленники, мастера, благородные) выделяют крупных купцов, лавочников, торговцев, а также подёнщиков, приказчиков, прислугу и т.д. При этом ограничения на ношение дорогих тканей или драгоценностей становятся менее строгими, не препятствуют росту роскоши имущих групп населения.

Растёт производство дешёвых имитаций дорогих материалов и одежд, фальшивых изделий, украшений «под золото», удовлетворявших престижные устремления «простых» людей – горожан и зажиточных крестьян. Всё это наряду с явной тенденцией к унификации покроя и типа одежды, отдельных элементов и аксессуаров говорит о складывании в первой половине ХVII в. сословного (городского в частности) костюма.

Причины роста волны социальных протестов. Глубокие экономические, социальные и идеологические изменения порождали поднимающуюся волну общественных конфликтов в XVI – первой половине XVII в. Внутренняя политика абсолютизма, в частности централизаторская и налоговая, приносила ему возрастающее число противников не только среди народных масс, но также в среде разных сословных групп городского населения и феодально-сепаратистской аристократии.

Одно восстание следовало за другим, вспыхивали антиналоговые и голодные бунты. Распространение ересей сменялось мощными приливами реформационных движений. Создавалась почва для союзов этих разных сил, иногда объединявшихся в ходе крупных восстаний.

Однако после первых успехов скрытые внутренние противоречия в лагере восставших приводили к открытым столкновениям, отряды повстанцев распадались, их поражение влекло за собой кровавые репрессии. Такая, почти типичная, схема была обусловлена многими причинами: трудностью для крестьянства выработать собственную классовую программу, военной слабостью повстанцев, невозможностью прочного объединения разнонаправленных интересов временно объединявшихся социальных групп.

Проблема выбора восставшими вождей. Эта проблема была одной из сложнейших. Вождями часто оказывались не сами крестьяне или городские ремесленники, представители плебса. В числе руководителей восстаний мы видим зажиточных фермеров, приходских священников, профессиональных юристов, рыцарей, оппозиционно настроенных по отношению к абсолютным монархам феодальных аристократов.

Однако наличие подобных «элитарных» руководителей не означало, что руководимые ими восстания были бесклассовыми или «асоциальными». Восставшие нуждались в людях грамотных, способных осмысленно и логично сформулировать их требования и программы, обладающих военным опытом, могущих вести переговоры с местными и высшими властями. Порой восставшие силой принуждали таких людей возглавлять свои отряды.

Положение даже самого преданного делу вождя часто оказывалось сложным. Он неизбежно оказывался перед дилеммой: то, что он может сделать, противоречит его прежним выступлениям, принципам, непосредственным интересам восставших; то, что он должен сделать, совершенно невыполнимо. И тогда он вынужден отстаивать интересы чуждых ему людей. Всё это неизбежно вело к гибели вожака и шедших за ним восставших.

Сущность дворянской оппозиции и отношение к ней абсолютных монархов. Феодальная аристократия политически заметно изменилась в раннее Новое время. Часть её эволюционировала в придворную элиту, склонную к политическим интригам, иногда вплоть до открытого фрондёрства.

Провинциальная аристократия, особенно сильная в приграничных, недавно присоединённых и этнически обособленных областях, обросшая дворянской клиентелой, недоброжелательно относилась к набиравшему силу абсолютизму, умело использовала, а иногда и разжигала в своих корыстных целях локальные восстания народных масс.

Определённые слои среднего и мелкого дворянства группировались вокруг отдельных влиятельных аристократических родов. Имели место и самостоятельные выступления рыцарства, стремившегося сохранить свою монополию на военную службу. Небольшие группы рыцарей могли прибиться к восставшим крестьянам.

В этих условиях абсолютные монархии вынуждены были идти на меры, призванные укрепить их авторитет среди простых подданных. Казни отдельных аристократов-сепаратистов, некоторых изуверов, истязавших крестьян, «выдача головой» народным повстанцам слишком скомпрометировавших себя придворных и чиновников, лицемерное посредничество между феодалами и крестьянами создавали королевской власти ореол источника «высшей справедливости», порождали мифы о «добрых королях» и «дурных советниках».

Общие итоги культурного развития Европы в Новое раннее время. Главное содержание и главный итог развития эпохи – формирования европейского хозяйственно-культурного универсума. Свидетельство тому – изменения географии размещения промышленного и сельскохозяйственного производства; территориальное разделение труда в масштабах континента; изменение политического и экономического характера взаимосвязей между Средиземноморьем, западными и северо-западными регионами; появление новых силовых линий и центров притяжения с Северными Нидерландами и Англией во главе.

Европейский «экономический мир» (выражение французского историка Фернана Броделя) к середине ХVII в. структурно имел уже мало общего с тем, каким он был в классическое Средневековье, он уже нёс в себе хозяйственно-культурные структуры Нового времени.

Материальной базой преобразовательных процессов ХVI – первой половины ХVII в. были рост народонаселения, новый технический опыт и развитие инженерной мысли, усиление использования энергетической силы воды, интенсификация труда, совершенствование средств коммуникации, рост разделения труда и товарного производства, купеческого капитала и предпринимательства, зарождение капиталистической мануфактуры, осуществившей в конце периода «прорыв» в Англии, Голландии, Франции в важнейших отраслях промышленности.

 

ЛЕКЦИЯ СТАНОВЛЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

 

Причины бурного развития мореплавания в Европе в ХV в. По мнению историков-марксистов, все они, так или иначе, были связаны с развитием экономики. Главнейшими из них являются: 1. Высокий уровень развития товарного производства, из которого вытекает: 2. Недостаток денег, усиливавший жажду их, что вызвало: 3. Начало чеканки собственной монеты. Уже с ХIII–ХIV в. в различных странах Европы восточные денежные знаки уступают место местным (флоринам, дукатам, экю, гульденам и др.).

Предприимчивые европейцы начали везде искать золото и серебро, которых на их родине было крайне мало. В ХV в. во всей Европе ежегодно добывалось примерно 3 тонны золота и 6 тонн серебра. Наиболее богатые из известных в то время залежей золота нахо­дились в Африке (Сенегал, Нигер, Судан, бассейны рек Замбези и Лимпопо), а также на полуострове Малая Азия, которым владела Османская империя. Всё это порождало глубокое несоответствие между развитой, но бедной полезными ископаемыми Европой и регионами, имевшими земли с богатыми недрами и более примитивную экономику.

В ХV–ХVI вв. Европу охватил настоящий бум кладоискательства. Ещё Джеффри Чосер (1340–1400) высмеивал в одном из «Кентерберийских рассказов» современных ему алхимиков и писал о роли золота. В ХV в. в Германии складывается легенда о докторе Фаусте, продавшем душу дьяволу, в том числе ради приобретения «философского камня», который должен был обладать способностью превращать все предметы, к которым он прикасался, в золото. В начале ХVI в. Кристофер Марл стал первым драматургом, написавшем трагедию о докторе Фаусте. Ему же принадлежит крылатое выражение о том, что жажда золота наполнила ветром паруса кораблей.

Дисбаланс в торговле Европы и Востока. Накануне начала эпохи Великих географических открытий азиатская торговля была для предприимчивых европейцев одним из надёжных способов нажить состояние. К тому времени выросли культурный уровень и эстетические требования европейской знати, всё более предпочитавшей изысканные восточные товары изделиям местного производства. В наибольшей степени возросли потребности европейцев в восточных пряностях, парфюмерных изделиях, тканях и украшениях. Всё это способствовало оттоку драгоценных металлов из Европы, усугубляя её и без того стеснённое положение в сфере денежного обращения.

Ярким показателем возраставшего интереса европейцев к Востоку в ХV–ХVI вв. было регулярное переиздание книги итальянского путешественника Марко Поло (1254–1324). Основными путями, использовавшимися для европейско-азиатской торговли, были Северный (пролегал по странам, некогда бывшим в составе империи потомков Чингисхана), Великий шёлковый путь (через Константинополь, Малую Азию, Сирию, Среднюю Азию) и древний «путь благовоний» (через Красное море), находившийся под полным контролем турецкого султана.

Во второй половине ХV в. Европа, по существу, ещё не имела возможности доставлять необходимое ей количество драгоценных металлов. Тем не менее, по выражению Ф.Энгельса, растущая жажда золота – свидетельство того, до какой степени товарно-денежные отношения подточили феодальный строй.

Основными центрами мореходства до ХV в. были: европейский (от Белого моря до Чёрного и Балтийского морей), арабско-индийский и китайско-малайский. Для европейского региона до создания каравеллы были характерны преобладание неуклюжих судов, г.о. галер, и каботажное (прибрежное) плавание. При этом норманны на своих быстроходных ладьях в Х–ХIII вв. переплывали Атлантику. Ок. 1000 г. Лейв Счастливый, сын Эрика Рыжего (первооткрывателя Гренландии), достиг о. Ньюфаундленд (соврем. Канада).

Норманнские ладьи вмещали до 60 человек. Это были килевые суда, что сыграло определяющую роль в последующем развитии мореходства. Результатом постоянного развития и совершенствования европейского мореходства стало создание в ХV в. каравеллы – принципиально нового типа парусного судна, которое могло двигаться не только по ветру, но и против ветра.

Появление каравеллы было дополнено усовершенствованиями в области вооружения. Появились пушки, стрелявшие не каменными, а чугунными ядрами, новый вид огнестрельного оружия – мушкеты. Венгерские оружейники изобрели кремнёвый замок для воспламенения пороха в ружьях.

Предпосылки возникновения востоковедения как особой отрасли знания. Великие географические открытия заставили европейцев более серьёзно заняться не только строительством флота для дальних плаваний в восточные страны, но и изучением языков и культуры азиатских и африканских народов.

Открывшиеся новые широкие перспективы для личного обогащения требовали от предприимчивых людей, действовавших на Востоке, понимания тамошней специфики экономической и общественной жизни. Если в Европе в раннее Новое время уже существовали определённые рамки законности и бизнесмены имели возможности решать свои проблемы законным путём, то на Востоке многое зависело от личных контактов и настроения правителя.

Востоковедение как особая отрасль знания возникла в ХVI–ХVII вв. в тех странах, которые вступили на путь колониальных захватов. Первыми из них были Голландия, Англия и Франция. Именно в этих странах, а не в Португалии и Испании, ранее начавших заморские завоевания, впервые начало развиваться востоковедение.

Как считают историки-марксисты, португальцы и испанцы были колонизаторами феодального типа, а голландцы, англичане и французы – завоевателями капиталистического типа. Это означало, что в ходе завоевания Америки испанские и португальские конкистадоры объявляли захваченные ими земли собственностью своей короны, истребляли в огромных количествах местное население и устанавливали общественные порядки, действовавшие на их родине.

Голландские, английские и французские колонизаторы действовали на Востоке в более сложных условиях. Здесь им противостояли не беспомощные индейцы, никогда не видавшие огнестрельного оружия, а цивилизованные народы, познакомившиеся с порохом на тысячу лет раньше европейцев.

Это заставляло колонизаторов ставить перед собой более скромные задачи, с точки зрения освоения новых территорий, и расширять своё влияние, прежде всего, экономическими, а не военными методами. Местных торговцев нужно было убедить в необходимости увеличении производства и продажи пряностей, благородных металлов и других товаров, в которых остро нуждалась Европа, а это заставляло европейцев активно изучать восточные языки и традиции.

Становление практического востоковедения. Безусловно, главной задачей начального этапа развития европейского востоковедения было изучение восточных языков. Оно имело свои специфические черты. Языки изучались так, чтобы сделать овладение ими по возможности лёгким для европейских колонизаторов, а это приводило к стремлению излагать строй восточных языков, их грамматику в привычных для европейцев терминах, в духе грамматик европейских языков.

Изучение стран Востока слагалось из изучения географии (физической, экономической и политической) той или иной страны, населения (его этнического состава, образа жизни, хозяйственной деятельности, нравов и обычаев, верований и культа), социальных отношений, характерных для общества этой страны, и её политического устройства.

К этому добавлялись сведения о литературе данной страны и об её истории. Особенностью такого изучения были его описательный характер и комплексность. Так сложились первые отрасли востоковедения – языкознание и страноведение.

Недостаточный уровень европейского востоковедения на первых этапах его развития имел следствием создание неточных карт вновь открытых стран и побережий, а также проникновение в описания далёких земель всевозможных мифов и недостоверных исторических сведений, которыми с удовольствием делились с европейцами местные жители в различных странах Востока.

Деятельность ордена иезуитов на Востоке. Созданный в 1534 г. для борьбы с протестантизмом и восстановления былого авторитета католической церкви орден иезуитов активно помогал колонизаторам в распространении их влияния в государствах с иноверным населением. Миссионеры-иезуиты проникали во вновь открытые страны, оседали там, куда не могли проникнуть ни воины, ни мореплаватели, ни купцы.

Проповедуя христианство, иезуиты подчиняли себе влиятельных лиц и правителей, продавали разные товары, в первую очередь огнестрельное оружие, собирали сведения, изучали страну, в которой жили, и создавали форпосты колониального проникновения. В раннее Новое время именно иезуиты были наиболее квалифицированными специалистами в различных областях научного востоковедения.

Результаты деятельности иезуитов на Востоке во многом зависели от их возможностей и способности найти в местных традициях и верованиях параллели с европейской культурой и элементами христианского культа. Тяжелее всего это удавалось сделать в странах мусульманского мира, распространившегося в Средние века вплоть до главных островов Индонезии.

Первые христианские миссии на полуострове Индостан. После открытия в 1498 г. Васко да Гамой морского пути в Индию вокруг Африканского континента его земляки-португальцы начали активное освоение западного побережья Индостана. При этом они отличались особой жестокостью по отношению к индийским и арабским корабельщикам, поставив своей целью захват морских торговых путей, которыми доставлялись в Европу пряности и другие восточные товары.

Первым опорным пунктом португальцев в Индии стал порт Гоа, где они обосновались в 1510 г. Помимо открытого террора, португальцы стремились подчинить местное население и путём приобщения его к Христовой вере. Обратив в христианство несколько десятков местных жителей, они основали в 1534 г. епископство в Гоа, с явным намерением добиться более внушительных успехов в этом процессе.

Начавшаяся в Европе в 1517 г. Реформация лишила почти на два десятилетия Папскую курию возможности осуществления эффективного руководства миссионерской деятельностью в Ост- и Вест-Индии. Обосновавшиеся в Гоа португальцы, среди которых было немало людей с пиратским прошлым, были христианами лишь по названию. В стране с такими древними религиозными традициями, на родине одной из мировых религий – буддизма, проповедь Христовой веры должны были вести миссионеры высочайшей квалификации и обширного кругозора знаний.

Ситуация начала меняться в середине 30-х годов ХVI в., когда возник орден иезуитов. Уже тогда, задолго до созыва Тридентского собора (1545–1563), на котором были окончательно преодолены разногласия внутри Католической церкви и намечены пути её обновления, иезуиты взяли на себя функцию распространения христианства западного обряда по всему миру.

Деятельность Ф. де Хавьера. Наиболее яркой фигурой среди проповедников Христовой веры в Южной Азии и на Дальнем Востоке стал испанский иезуит Франсиско де Хавьер (1506–1552), которого многие исследователи называют на французский манер Франсуа Ксавье. В 1542 г. он прибыл на полуостров Индостан и последние десять лет своей жизни провёл в трудах по обращению азиатского населения в христианство.

Прежде всего, Ф. де Хавьер сделал полноценными христианами «одичавших» португальцев в Гоа. После этого он начал миссионерскую деятельность среди индийского населения, жившего на берегах Траванкора и в Параве. Успехи Ф. де Хавьера на полуострове Индостан были весьма скромными.

После уничтожения португальцами султаната Малайя в 1511 г. в индонезийском регионе были созданы условия для начала проповеди христианства. В 1545 г. туда переехал из Индии Ф. де Хавьер. Из Малайи неутомимый миссионер направился в 1549 г. в Японию. Смерть настигла его 2 декабря 1552 г. на китайском острове Санциане.

Дело Ф. де Хавьера продолжило новое поколение миссионеров. Один из них, Робер де Нобили (1606–1656) даже вступил в касту брахманов для обращения их в христианство. Однако при этом он допустил ряд отступлений от догматов христианской веры.

Проникновение европейских традиций и христианства в Японию. Появление у берегов Японии в 1543 г. португальцев, а спустя шесть лет испанцев, которые достигли Японских островов из Мексики, положило начало распространению огнестрельного оружия, а также христианства. Огнестрельное оружие, впервые применённое в Японии в 1575 г., совершило переворот в военном деле.

Если раньше главная роль в бою принадлежала всадникам-самураям, а пехотинцы были оруженосцами, то теперь на первое место вышли пехотинцы (асигару), возникла необходимость в профессиональном солдате, который владеет огнестрельным оружием, а это могло быть достигнуто лишь в результате систематических повседневных тренировок.

Князья стали формировать свои дружины не только из самураев, но и из крестьян, которых заставляли жить при замках, полностью оторвав их от сельского хозяйства и предоставив им рисовый паёк в качестве жалования. Введение огнестрельного оружия оказало влияние и на технику возведения укреплений, в частности замков, которые окружались крепкими стенами и рвами с водой.

Чтобы привлечь иностранных торговцев, вооружиться огнестрельным оружием и получить поддержку европейцев в междоусобной феодальной борьбе, князья принимали христианство и заставляли своих вассалов следовать их примеру.

Проповедь католичества получила особенно широкое распространение на острове Кюсю, где стали открывать христианские церкви и школы. Появление европейцев способствовало усилению торгового капитала, совершенствованию военного дела, обострило междоусобные войны и привело к возникновению опасности подчинения Японии европейцам по образцу Филиппин, где в 1571–1575 гг. укрепились испанцы.

Попытки распространения католического влияния на Китай. Не сумев проникнуть в «Поднебесную» с помощью оружия, западноевропейские колонизаторы прибегли к услугам миссионеров из ордена иезуитов. Наиболее известен среди них итальянский иезуит Матео Риччи. В 1601 г. ему разрешили приехать в Пекин. Он пользовался большим влиянием при дворе династии Мин.

М. Риччи первым из иезуитов выучил китайский язык. Он организовал в Китае постоянную миссию иезуитов, просуществовавшую до ХVIII столетия. М. Риччи умер в Пекине 11 мая 1610 г., его дело продолжили Никола Лангобарди и Жан де Роха, носившие титул старшин. Их преемники (Э. Диас, Ф. Фуртадо, Ю. Алени и А. де Семедо) были уже вице-провинциалами, что свидетельствует о создании иезуитами на Дальнем Востоке одной из провинций «общества Иисуса».

Среди миссионеров в Китае были итальянцы, португальцы, немцы и многие другие Миссионеры подготовляли почву для дальнейшего колониального проникновения в Китай, добывали сведения о самых разных сторонах жизни китайцев. Но наряду с этим они знакомили китайцев с достижениями западноевропейской науки и техники.

Иезуиты помогли уточнить китайский календарь, освоить производство огнестрельного оружия, лить пушки и ядра по западному образцу. Они также выступали посредниками в торговле, познакомили китайцев с часами и очками. Что касается влияния европейского искусства на китайцев, то последние заимствовали у европейцев лишь технику гравюры.

Возникновение тюркологии. Сведения о тюркских народах поступали в Европу как от послов и путешественников, бывавших в различных регионах, подвластных тюркам-сельджукам, монголам, туркам и другим тюркским народам, так и от европейцев, побывавших на Востоке в качестве пленников.

С ростом территории и влияния Османской империи интерес к истории, географии и культуре Турецкой державы и главному языку подданных её султана заметно возрос. Многократно переиздаются сочинения Иоанна де Плано Карпини, Вильгельма Рубрука, Марко Поло и других европейцев, побывавших в ХIII–ХV вв. в различных регионах тюркского мира.

Первое дошедшее до нас в рукописи пособие по изучению турецкого языка было составлено в 1533 г. секретарём флорентийской миссии в Константинополе Филиппом Ардженти. Первая грамматика турецкого языка была составлена итальянским монахом Пьетро Феррагути (рукопись 1611 г.). Первую научную грамматику турецкого языка издал в Лейпциге в 1612 г. Иеронимус Мегизер.

В ХVII и ХVIII вв. изучение Османской империи в западном востоковедении являлось главным направлением в тюркологии и преследовало преимущественно практические цели – выяснение причин политического и военного могущества Османской империи. Особенно ярко это проявилось во Франции, где работали крупнейшие тюркологи того времени – Луиджи Фердинандо Марсильи (1658–1730), написавший книгу «Военное состояние Оттоманской империи с её приращением и упадком», изданную в 1732 г. на итальянском и французской языках и переведённую в 1737 г. на русский язык, и Мураджа д` Оссон (1740–1807) – армянин по национальности, написавший многотомный труд об Османской империи, её административной структуре, фискально-налоговой системе, основных положениях законодательства, жизни султанского двора и т.д., издававшихся в 1788–1824 гг. В русском переводе этот труд получил название «Полная картина Оттоманской империи…». Он издавался с 1795 г. и не был закончен.

Появление арабистики как особой отрасли знания. Арабы не были для европейцев эпохи Великих географических открытий таким же неизвестным народом, как индийцы или китайцы. Как известно, арабы проникли в Европу уже в начале VIII в., после чего в течение нескольких веков господствовали над землями к югу от Пиренейских гор.

Тем не менее, после появления в Европе университетов, когда высшие учебные заведения мусульманской Испании перестали быть главными очагами образованности в этой части света, интерес к арабскому языку и культуре резко упал, и для европейцев раннего Нового времени арабский мир был уже terra incognita.

В Европе арабистика зародилась в конце ХVI – начале ХVII в. и начала развиваться в ХVII–ХVIII вв., когда основными центрами её стали Рим, Париж, Лейден. История арабских народов изучалась также в Оксфорде, Кембридже и в некоторых немецких университетах.

Интерес к арабским странам в тот период стимулировался как развитием торговых и дипломатических отношений с Востоком, таки практическими задачами миссионерской пропаганды, стремлением Ватикана подчинить себе христианские церкви Востока. В то время арабистика была тесно связана с теологией; арабский язык наряду с древнееврейским изучался для понимания священных книг.

Появлением в свет в 1613 г. арабской грамматики голландского филолога Т. Эрпениуса было положено начало арабской филологии в Европе. Отрывочные известия по арабской истории и исторической географии, собранные западными арабистами в этот период, были в какой-то мере подытожены английским востоковедом Э. Пококком в его труде «Очерк истории арабов», вышедшем в 1650 г., и французским востоковедом Б. д` Эрбело в его энциклопедическом своде «Восточная библиотека», изданном в 1697 г.

 

ЛЕКЦИЯ. ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ МУСУЛЬМАНСКОГО МИРА

 

Османская империя в эпоху расцвета. На рубеже ХV–ХVI вв. турецкие владения простирались от границы с Ираном до границы с Венгрией и Адриатического моря. В 1501 г. султан Баязид I (1481–1512) заставил признать вассальную зависимость от Турции молдавского господаря Штефана IV. В то же время в самом центре владений Османов – Анатолии в начале ХVI в. вспыхивает ряд крупных крестьянских восстаний, проходивших под шиитскими лозунгами.

После жестокого подавления этих восстаний в 1513 г., когда было убито 40 тысяч шиитов, Селим I (1512–1520) в 1514 г. разгромил при Чалдыране армию персидского шаха Исмаила I из династии Сефевидов и занял его столицу Тебриз. Следующими странами, покорёнными Селимом I, стали Армения, Курдистан и Северная Месопотамия до Мосула включительно. В 1516–1517 гг. турецкая власть распространилась на Сирию, Ливан, Палестину, Египет и Хиджаз, а в 1519 г. и на часть Алжира.

Завоевания Селима I увеличили территорию Османской империи вдвое. Его сын и пре-емник Сулейман I (1520–1566), прозванный турками Кануни (’Законодатель’), а евро-пейцами Великолепным, продолжал захваты на Востоке, и ему, как и его пред-шественнику, приходилось подавлять восстания в Малой Азии, но главный удар он на-правил против государств Запада. В 1521 г. турки завоевали Белград, в 1526 г. нанесли тяжёлое поражение венгеро-чешским войскам в битве при Мохаче и захватили столицу Венгрии Буду. В дальнейшем, несмотря на неудачную осаду Вены (1529), они не только закрепили за собой юг Венгрии, но и распространили в 1541 г. своё господство на центральную её часть. Сулейман I вёл агрессивные войны также против Польши и других стран. Мощный турецкий флот под командованием Хайраддина Барбароссы контроли-ровал почти весь Средиземноморский бассейн.

Несмотря на то что некоторые из захваченных территорий были вскоре утрачены (Вос-точная Армения, Азербайджан) или сохранили фактически свою независимость (Йемен, Черногория), Османская империя в это время представляла собой огромное государство, являвшееся твердыней ислама в тогдашнем мире.

Великий сеньор, или Великий турок, как именовали султана в Европе, стал одним из наиболее могущественных государей. По просьбе французского короля Франсуа I Сулей-ман I в 1536 г. заключил с ним союзный договор. Одновременно был разработан текст т.н. капитуляций, предоставлявших французским подданным торговые, консульские и судеб-ные льготы, свидетельствовавшие тогда как по форме, так и по существу о превосходстве Османской империи над своим слабым союзником.

Правление Сулеймана I ознаменовалось также изданием ряда законодательных актов, направленных на упрочение существующих порядков, расширение привилегий светской и духовной знати, развитие торговли и ремёсел, литературы, науки, искусства, архитектуры. Однако в тот же период расцвета Османской империи исподволь складывались пред-посылки её упадка. Великие географические открытия отвлекли из Средиземного моря и Малой Азии на другие пути значительную долю транзитной торговли. „Революция цен” в Европе также нанесла сильный удар турецкой экономике и финансам.

Начало кризиса Высокой Порты. При преемниках Сулеймана I стали более рельеф-ными внутренние противоречия, заложенные в той самой военно-ленной системе земле-владения, которая в своё время была основой военной мощи турок. По мере территори-ального расширения и роста товарно-денежных отношений благородное сословие (сипахи) проявляло всё больший интерес к хозяйственной (а не только к фискальной) эксплуатации своих ленов, усиливало нажим на подвластных им крестьян, вводило произвольные побо-ры, уплату части урожая (издольщину), а иногда и барщину.

Уже с конца ХVI в. перестал соблюдаться запрет сосредоточения нескольких ленов в одних руках. В Турции происходило нечто подобное „второму изданию крепостничества”. При этом изменялась и расстановка сил в правящем классе. Старых военных ленников, ко-торые были для крестьян прежде всего представителями политической власти, постепенно вытесняли новые, стремившиеся стать полными землевладельцами. Иногда это были прежние сипахи, сумевшие превратить свои бывшие временные лены в постоянные част-нофеодальные поместья – чифтлики, но чаще всего сипахи разорялись и их лены перехо-дили в руки других владельцев, не связанных воинскими обязательствами. Таким образом, по своему характеру турецкий феодализм всё больше сближался с европейским.

Наряду с новой земельной знатью усиливается духовная аристократия, в особенности улемы – высшее сословие мусульманских законоведов и богословов. Они имели значи-тельное недвижимое имущество (вакуфы), что вместе с политической и идеологической ролью ислама позволяло высшему мусульманскому духовенству оказывать существенное, подчас решающее влияние на султана, правительство и армию. Прямо или косвенно при-общался к землевладению ростовщический капитал. Он разрушал старую, военно-ленную систему, но не создавал более прогрессивных форм землевладения.

Ближайшим следствием этого было сокращение численности и снижение боевых ка-честв турецкого войска. Новые землевладельцы вовсе уклонялись от военной службы, а в среде сипахи, ещё выполнявших свои воинские обязательства, резко упала дисциплина. Разлагались и войска, состоявшие на денежном жаловании, в особенности янычары. Ока-завшись единственной серьёзной опорой султанской власти, янычары сделались орудием феодальных клик и придворной камарильи. В нарушение старинных правил они обзаве-лись семьями, стали превращаться в своеобразную социальную прослойку, использовав-шую свои привилегии для занятия торговлей и ремёслами. В янычары фиктивно записы-вались многие торговцы и ремесленники, не имевшие никакого отношения к военному делу. Всё это приводило к тому, что и многие из „настоящих” янычар также старались „откосить” от военной службы и посвятить себя бизнесу.

Во второй половине ХVI в. резко снизилось значение султанов как полководцев и госу-дарственных деятелей. Янычарские бунты и постоянный стран перед угрозой свержения (которое облегчалось количественным ростом династии и порядком престолонаследия не от отца к сыну, а к старшему по возрасту принцу) побуждало каждого султана содержать предполагаемых наследников под строгим наблюдением, не допуская их ни к военной, ни к административной деятельности. После Сулеймана I Великолепного султаны уже не возглавляли армию в походах и всё менее влияли на государственные дела. Случалось, что государством фактически управляли энергичные великие везиры, такие, как Мехмет-паша Соколлу (60 – 70–е годы ХVI в.).

Первое серьёзное поражение Османская империя потерпела в 1571 г. в морской битве с испано-итальянской эскадрой при Лепанто. Неудачной для турок стала и война с Россией в 1569 г. Тем не менее границы турецкой державы оставались в общем стабильными на протяжении ста лет. Были даже новые приобретения – Кипр (1571) и Тунис (1574), велись с переменным успехом многочисленные войны на востоке против Ирана, на западе – про-тив Австрии, Речи Посполиты, Венеции. Турецкая официозная история („Тарих”) назы-вает этот столетний период „эпохой остановки” (теваккуф деври). В действительности же „остановилось” только территориальное расширение империи, но не внутреннее разложе-ние военно-ленного строя.

Образование державы Сефевидов. После смерти великого Тимура (Тимурленга) в 1405 г. его империя распалась на ряд враждующих государств. Наиболее сильными из них были Кара-Коюнлу (’Чёрнобаранное’) и Ак-Коюнлу (’Белобаранное’). Правители мелких иранских государств не прекращали опустошительных нападений друг на друга. Наличие постоянной турецкой угрозы на западе страны настоятельно требовало объединения Ира-на в единое государство. Однако ни одно из названных государств – наследником импе-рии Тимура – не стало объединителем страны.

Во второй четверти ХV в. в г. Ардебиль (Южный Азербайджан) усилилось влияние наследственных духовных владык из рода Сефевидов, ведших своё происхождение от главы суфийского ордена Ардебиля Сефи-ад-дина. „Святое” происхождение побудило Сефевидов заявить о своих правах на верховную светскую власть. Их претензии под-держивало местное население и тюркские племена кызылбашей. Последние, недовольные централистской политикой Османской империи, подняли в 1499 г. восстание, которое воз-главил Исмаил Сефевид. Мятежники опустошили Южный Азербайджан (Ширван) и раз-громили основные силы Ак-Коюнлу. В 1502 г. Исмаил Сефевид захватил г. Теб-риз,объявив его столицей Ирана, а себя – шаханшахом. Так возникло государство Сефеви-дов, правивших в Иране до 1736 г.

Образование державы Сефевидов совпало с экономическим подъёмом в стране, про-должавшимся на протяжении всего ХVI в. Первые правители нового государства уделили большое внимание строительству дорог, караван-сараев и других элементов инфраструк-туры. Для повышения темпов развития экономики преемник Исмаила I Тахмасп I (1524–1576) отменил тамгу – тяжёлый налог на ремесло и торговлю. В 1548 г. он перенёс столицу из Тебриза в Казвин, но это не ослабило решающего влияния кызылбашей. В ин-тересах знати этих племён осуществлялась внутренняя и внешняя политика государства Сефевидов вплоть до конца ХVI в., а представители кызылбашской знати занимали здесь руководящее политическое положение.

Реформы Аббаса I в Иране. Расцвет государства Сефевидов падает на правление шаха Аббаса I (1587–1629), сумевшего умело воспользоваться плодами предшествующих деся-тилетий экономического подъёма для укрепления центральной власти. Аббас I пришёл к власти как ставленник кызылбашей в период тяжёлой для Ирана войны с Османской им-перией. В 1590 г. он пошёл на подписание Стамбульского мира с Турцией, по условиям которого Сефевиды отдали туркам свои владения в Закавказье.

„Мирную передышку” в противостоянии с Османами Аббас I использовал прежде все-го для того, чтобы отделаться от опеки кызылбашей и ликвидировать первые ростки сепа-ратизма. В борьбе с кызылбашами шах опирался на мелкую знать, чиновников, высшее шиитское духовенство, заитересованных в укреплении центральной власти, а также на го-родские торговово-ремесленные слои. После заключения Стамбульского мира Аббас I разбивает сепаратистов и переносит столицу в 1598 г. в Исфахан. Для недопущения про-явлений сепаратизма Аббас I провёл ряд реформ.

1. Военная реформа. Суть её заключалась в создании постоянного шахского войска вместо отрядов феодальных владетелей. Это способствовало ослаблению влияния конни-цы кызылбашей, а поднимаемые ими восстания беспощадно подавлялись.

2. Создание при шахе «высочайшего меджлиса» – государственного совета с совеща­тельными правами. При Аббасе I меджлис состоял из семи вельмож.

3. Ликвидация монополии кызылбашей на занятие должностей правителей областей. Для этого теперь привлекалась местная знать, однако вожди кызылбашей всё ещё играли за­метную роль при дворе.

4. Расширение фонда государственных и лично шахских земель (домена), хотя доходы с некоторых вакуфов порой превышали доходы шаха. Постепенно расширяется частное землевладение (мульк), обладатели которого платили в казну 1/10 часть поземельной по­дати. Аббас I незначительно снизил подати. Однако при его преемниках Иран вступает в полосу нараставшего кризиса.

Создание империи Великих Моголов. В начале ХVI в. Делийский султанат, где правила афганская по происхождению династия Лоди, клонился к упадку, что проявилось в расцвете раз­личных религиозных течений.

Наиболее яркими из них были религиозно-реформаторское движение бхакти, высту­павшее против кастового деления общества, с экуменическими идеями объединения мусульман и индусов. Проповедник Нанак (1469–1538) основал сикхизм – монотеистическое учение с пуританской строгостью нравов, отрицанием авторитета духовенства. Учителя сикхов (гуру) внушали своим последователям веру в переселение душ и убеждение в том, что спасение доступно всем людям. Шейх Абдулла Ниязи заявлял о скором приходе нового мессии (махди). Его сторонники (махдисты) за­хватили власть в Биане и установили там общность имущества, что вызвало карательный поход против них в 1548–1549 гг. В соседнем Афганистане возникло тече­ние рошанитов в главе с Баязидом Ансари, выступавшего против усиления вла­сти знати и за независимость афганских племён. Учение рошанитов также полу­чило широкое распространение в Индии начала ХVI в.

Создатель империи Великих Моголов Бабур («Тигр») родился в 1483 г. в Фергане (соврем. Узбекистан) в знатной семье, ведшей своё происхождение от Чингис-хана. Потерпев поражение в борьбе за власть на родине, Бабур отправился со своей армией против Де­лийского султаната, поскольку Индия представлялась ему последней возможностью удовлетворить честолюбивые замыслы. Разгромив правителя Делийского султаната Ибра­хима Лоди в сражении у Панипата в 1526 г., Бабур положил начало двухсотлетнему прав­лению Великих Моголов в Индии. После покорения большей части Северной Индии Ба­бур стал править самодержавно, опираясь только на силу, не создавая никакой граждан­ской администрации.

При этом Бабур был очень способным и разносторонним человеком. Он занимался науками, писал стихи и мемуары. Начиная с 1504 г., когда он завоевал Кабул и основал в нём «Сад верности», Бабур устраивал сады повсюду, чьи бы земли он ни завоёвывал. Смерть Бабура в 1530 г. привела к временному ослаблению империи Великих Моголов при Хумаюне, но при третьем императоре – Акбаре (1555–1605) эта держава достигла пика своего могущества.

Реформы Акбара и их значение. Осознавая необходимость укрепления центральной власти, Акбар взял курс на усиление господства государственной собственности на землю. При нём был значительно расширен фонд государственных земель за счёт конфискаций владений у непокорной знати. Кроме того, Акбар провёл ряд реформ, важней­шими из которых стали:

1. Налоговая реформа. Суть её состояла в том, что отныне рента-налог взималась с хо­зяйства каждого тяглового крестьянина в отдельности. Размеры налога зависели от каче­ства земли и вида обрабатываемой культуры. В конечном счёте, продуктовая рента была заменена денежной. Доля государства в урожае оставалась прежней – 1/3. Эта реформа привела к закабалению крестьян ростовщиками, всё большему втягиванию их в товарно-денежные отношения и началу разложения индийской общины.

2. Основной формой феодального землевладения стал джагир – очень крупная по раз­мерам территория, обладание которой предусматривало обязательную службу шаху. Средний срок держания одного и того же джагира не превышал 10 лет. Джагирдар соби­рал в свою пользу поземельный налог, но не сам, а государственные чиновники фиска, за которыми следили агенты джагирдара. Власть джагирдаров была почти неограниченной. За это они были обязаны содержать за свой счёт войско, находившееся в их подчинении. В случае смерти джагирдара шах становился наследником всего его имущества, в том числе гарема.

Джагирдары регулярно поднимали мятежи, борясь за превращение своих владений в наследственные. Для недопущения этого Акбар не только жестоко подавлял мятежи, но и давал джагиры не единым массивом, а чересполосно. В конце своего правления он попы­тался ликвидировать эту не оправдавшую его надежд систему.

Индия после Акбара. Империя, созданная Акбаром, сумела сохранить свой авторитет и влияние в течение века после его смерти. При сыне Акбара Джахангире (1605–1627) страна пережила несколько мятежей знати, вызванных отказом падишаха от поводившейся при Акбаре политики веротерпимости.

Правление Джахангира было наполнено войнами как внутри страны (с раджпутами), так и с соседним Ираном и афганскими ханами. Сам падишах был безвольным пьяницей и наркоманом, поэтому конец его правления был печальным: он попал в плен к одному из своих вассалов и вскоре умер.

Ему наследовал старший сын Шах-Джахан (1628–1658), которому удалось изгнать португальцев из Бенгалии и распространить свою власть на юг Деканского полуострова, воспользовавшись междоусобными войнами местных правителей. Однако вторжение в Афганистан принесло Шах-Джахану лишь временные успехи.

Шах-Джахан не предпринимал каких-либо важных реформ, касающихся дел управления государством. Джагирдары при нём получили право содержать лишь 1/3 того числа воинов, которое они должны были иметь согласно законам Акбара.

Ещё дальше, чем его отец Джахангир, он отошёл от политики Акбара в отношении индусов. Он вновь ввёл отменённый Акбаром лунный календарь, запретил браки мусульманских вельмож с индусками, приказал разрушить ряд индуистских храмов.

Сокровища, поступавшие в казну, шли на содержание пышного двора. В столичных городах Акре и Дели и ряде других городов сооружались крепости и дворцы, отличавшиеся монументальностью и богатством. Многие из них были выполнены в белом мраморе, инкрустированы сердоликом и другими драгоценными камнями. Среди них – великолепный мавзолей любимой женв падишаха Мумтаз-махал – знаменитый Тадж-Махал.

В конце своего царствования Шах-Джахан решил продвинуть границы империи Великих Моголов далеко на юг. Командующим своего войска он сделал наследника престола – принца Аурангзеба. Хотя наступление моголов было внезапно остановлено по приказу падишаха, две южных области вошли в состав владений Шах-Джахана.

 

[1] Лат. aqua vitae – ‘вода жизни’, так средневековые алкаши любовно называли спирт или самогон.