THE STORY OF JEES UCK

(История Джиз Ак)

 

There have been renunciations and renunciations (бывают отречения и отречения = отречения бывают разными). But, in its essence, renunciation is ever the same (но по своей сути отречение — это всегда одно и то же). And the paradox of it is, that men and women forego the dearest thing in the world for something dearer (и парадоксом этого является то, что мужчины и женщины отказываются от самого дорогого в мире ради чего-то более дорогого). It was never otherwise (/это/ никогда не бывало иначе). Thus it was when Abel brought of the firstlings of his flock and of the fat thereof (так это было, когда Авель принес первенцев своего стада и тук их; fat — жир, сало). The firstlings and the fat thereof were to him the dearest things in the world (первенцы и тук их были для него самыми дорогими вещами в мире); yet he gave them over that he might be on good terms with God (тем не менее он отдал их, чтобы /он мог/ оставаться в хороших отношениях с Богом). So it was with Abraham when he prepared to offer up his son Isaac on a stone (так было с Авраамом, когда он приготовился принести своего сына Исаака в жертву на камне; to offer up — приносить /жертву/). Isaac was very dear to him (Исаак был очень дорог ему); but God, in incomprehensible ways, was yet dearer (но Бог, непостижимым образом, был еще дороже). It may be that Abraham feared the Lord (может быть, Авраам боялся Господа). But whether that be true or not it has since been determined by a few billion people (но правда это или нет, с тех пор несколькими миллиардами людей было определено) that he loved the Lord and desired to serve him (что он любил Господа и желал служить ему).

 

women ['wImIn], might [maIt], people [pJpl]

 

There have been renunciations and renunciations. But, in its essence, renunciation is ever the same. And the paradox of it is, that men and women forego the dearest thing in the world for something dearer. It was never otherwise. Thus it was when Abel brought of the firstlings of his flock and of the fat thereof. The firstlings and the fat thereof were to him the dearest things in the world; yet he gave them over that he might be on good terms with God. So it was with Abraham when he prepared to offer up his son Isaac on a stone. Isaac was very dear to him; but God, in incomprehensible ways, was yet dearer. It may be that Abraham feared the Lord. But whether that be true or not it has since been determined by a few billion people that he loved the Lord and desired to serve him.

 

And since it has been determined that love is service (а так как было определено, что любовь есть служение), and since to renounce is to serve (и так как отречься есть = означает служить; to renounce — отказываться; отрекаться /от чего-либо/), then Jees Uck, who was merely a woman of a swart-skinned breed, loved with a great love (то Джиз Ак, которая была всего лишь женщиной смуглокожего племени, любила великой любовью). She was unversed in history, having learned to read only the signs of weather and of game (она была несведущей в истории, научившись читать лишь знаки погоды и дичи; game — игра; дичь, зверь, добытый на охоте); so she had never heard of Abel nor of Abraham (поэтому она никогда не слыхала ни об Авеле, ни об Аврааме); nor, having escaped the good sisters at Holy Cross, had she been told the story of Ruth, the Moabitess (убежав = а так как она убежала от добрых сестер у Святого Креста, не рассказали ей и историю о Руфи, моавитянке), who renounced her very God for the sake of a stranger woman from a strange land (которая отреклась от самого своего Бога ради чужеземки из чужой земли). Jees Uck had learned only one way of renouncing (Джиз Ак научилась лишь одному способу отречения), and that was with a club as the dynamic factor (/и это было/ с помощью дубинки в качестве коэффициента динамичности), in much the same manner as a dog is made to renounce a stolen marrow-bone (во многом точно так же, как собаку заставляют отречься от украденной мозговой косточки; marrow — костный мозг). Yet, when the time came (однако, когда пришло время), she proved herself capable of rising to the height of the fair-faced royal races and of renouncing in right regal fashion (она оказалась способной подняться до высоты царственных рас со светлой кожей и отречься совершенно по-королевски; fashion — манера; способ действия).

 

sign [saIn], weather ['weDq], regal ['rJgql]

 

And since it has been determined that love is service, and since to renounce is to serve, then Jees Uck, who was merely a woman of a swart-skinned breed, loved with a great love. She was unversed in history, having learned to read only the signs of weather and of game; so she had never heard of Abel nor of Abraham; nor, having escaped the good sisters at Holy Cross, had she been told the story of Ruth, the Moabitess, who renounced her very God for the sake of a stranger woman from a strange land. Jees Uck had learned only one way of renouncing, and that was with a club as the dynamic factor, in much the same manner as a dog is made to renounce a stolen marrow-bone. Yet, when the time came, she proved herself capable of rising to the height of the fair-faced royal races and of renouncing in right regal fashion.

 

So this is the story of Jees Uck (итак, это история о Джиз Ак), which is also the story of Neil Bonner, and Kitty Bonner, and a couple of Neil Bonner's progeny (которая является также историей о Ниле Боннере и Китти Боннер, и паре отпрысков Нила Боннера). Jees Uck was of a swart-skinned breed (Джиз Ак была смуглокожего племени; breed — племя, порода, род), it is true, but she was not an Indian (это верно, но она не была индианкой); nor was she an Eskimo; nor even an Innuit (не была она и эскимоской, ни даже инуиткой). Going backward into mouth tradition (возвращаясь = если вернуться к устным преданиям), there appears the figure of one Skolkz, a Toyaat Indian of the Yukon (возникает фигура некого Сколькца, индейца-тояата с Юкона), who journeyed down in his youth to the Great Delta where dwell the Innuits (который путешествовал /еще/ в своей юности к Великой Дельте, где живут инуиты; down — означает движение от центра к периферии), and where he foregathered with a woman remembered as Olillie (и где он встретился с женщиной, которую помнят как Олилли; forgather — встречаться, собираться). Now the woman Olillie had been bred from an Eskimo mother by an Innuit man (так вот, женщина Олилли была рождена эскимоской матерью от инуитского мужчины; to breed — вынашивать /детенышей/, высиживать /птенцов/; порождать). And from Skolkz and Olillie came Halie (а от Сколькца и Олилли появилась Хэйли), who was one-half Toyaat Indian, one-quarter Innuit, and one-quarter Eskimo (которая была наполовину индианка-тояатка, на четверть инуитка и на четверть эскимоска). And Halie was the grandmother of Jees Uck (а Хэйли была бабушкой Джиз Ак).

 

couple [kApl], progeny ['prOGInI], youth [jHT]

 

So this is the story of Jees Uck, which is also the story of Neil Bonner, and Kitty Bonner, and a couple of Neil Bonner's progeny. Jees Uck was of a swart-skinned breed, it is true, but she was not an Indian; nor was she an Eskimo; nor even an Innuit. Going backward into mouth tradition, there appears the figure of one Skolkz, a Toyaat Indian of the Yukon, who journeyed down in his youth to the Great Delta where dwell the Innuits, and where he foregathered with a woman remembered as Olillie. Now the woman Olillie had been bred from an Eskimo mother by an Innuit man. And from Skolkz and Olillie came Halie, who was one-half Toyaat Indian, one-quarter Innuit, and one-quarter Eskimo. And Halie was the grandmother of Jees Uck.

 

Now Halie, in whom three stocks had been bastardized (и вот Хэйли, в которой были испорчены = смешались три рода; to bastardize — объявлять незаконнорожденным; ухудшать, портить), who cherished no prejudice against further admixture (которая не лелеяла никаких предрассудков против дальнейшей примеси), mated with a Russian fur trader called Shpack, also known in his time as the Big Fat (сочеталась браком с русским торговцем мехами по имени Шпак, известном также в свое время, как Большой Жирняк; to mate — сочетать/ся/ браком; спаривать/ся/, случать). Shpack is herein classed Russian for lack of a more adequate term (Шпак здесь классифицируется как русский из-за недостатка более подходящего определения/термина); for Shpack's father, a Slavonic convict from the Lower Provinces (ибо отец Шпака, славянин-заключенный из Южных Провинций /Канады/; the Provinces — Канада; вся страна за исключением столицы; lower — нижний; расположенный южнее), had escaped from the quicksilver mines into Northern Siberia (сбежал с ртутных рудников в Северную Сибирь), where he knew Zimba (где он познакомился с Зимбой), who was a woman of the Deer People and who became the mother of Shpack (которая была женщиной Оленьего Народа, и которая стала матерью Шпака), who became the grandfather of Jees Uck (который стал дедушкой Джиз Ак).

 

whom [hHm], prejudice ['preGudIs], adequate ['xdIkwIt]

 

Now Halie, in whom three stocks had been bastardized, who cherished no prejudice against further admixture, mated with a Russian fur trader called Shpack, also known in his time as the Big Fat. Shpack is herein classed Russian for lack of a more adequate term; for Shpack's father, a Slavonic convict from the Lower Provinces, had escaped from the quicksilver mines into Northern Siberia, where he knew Zimba, who was a woman of the Deer People and who became the mother of Shpack, who became the grandfather of Jees Uck.

 

Now had not Shpack been captured in his boyhood by the Sea People (и вот если бы Шпак в отрочестве не был взят в плен Морским Народом), who fringe the rim of the Arctic Sea with their misery (который окаймляет узкую полоску земли = который живет на узкой полоске земли на краю Арктического моря своей бедностью; to fringe — отделывать бахромой; обрамлять, окаймлять; rim — край; край горизонта, узкая полоска земли; водная поверхность), he would not have become the grandfather of Jees Uck (он не стал бы дедушкой Джиз Ак) and there would be no story at all (и не было бы вообще никакой истории). But he WAS captured by the Sea People (но он БЫЛ взят в плен Морским Народом), from whom he escaped to Kamchatka (от которого он убежал на Камчатку), and thence, on a Norwegian whale-ship, to the Baltic (а оттуда на норвежском китобойном судне в Балтику). Not long after that he turned up in St. Petersburg (вскоре после этого он объявился в Санкт-Петербурге; to turn up — находиться, обнаруживаться; оказаться, выясниться; внезапно появляться), and the years were not many till he went drifting east over the same weary road (и прошло немного лет, пока его не понесло на восток по той же изнуряющей дороге; to drift — сноситься, смещаться, сдвигаться по ветру, по течению, дрейфовать) his father had measured with blood and groans a half-century before (/которую/ измерил кровью и стонами его отец полвека тому назад). But Shpack was a free man, in the employ of the great Russian Fur Company (но Шпак был свободным человеком на службе у крупной Русской Пушной Компании; great — большой, огромный; великий). And in that employ he fared farther and farther east (и на этой службе он путешествовал /все/ дальше и дальше на восток), until he crossed Bering Sea into Russian America (пока он не пересек Берингово море /и не попал/ в Русскую Америку); and at Pastolik, which is hard by the Great Delta of the Yukon, became the husband of Halie (и в Пастолике, который находится рядом с Великой Дельтой Юкона, стал мужем Хэйли; hard by — близко, рядом), who was the grandmother of Jees Uck (которая была бабушкой Джиз Ак). Out of this union came the woman-child, Tukesan (из этого союза появился ребенок женского пола — Тукесан).

 

capture ['kxpCq], measure ['meZq], blood [blAd]

 

Now had not Shpack been captured in his boyhood by the Sea People, who fringe the rim of the Arctic Sea with their misery, he would not have become the grandfather of Jees Uck and there would be no story at all. But he WAS captured by the Sea People, from whom he escaped to Kamchatka, and thence, on a Norwegian whale-ship, to the Baltic. Not long after that he turned up in St. Petersburg, and the years were not many till he went drifting east over the same weary road his father had measured with blood and groans a half-century before. But Shpack was a free man, in the employ of the great Russian Fur Company. And in that employ he fared farther and farther east, until he crossed Bering Sea into Russian America; and at Pastolik, which is hard by the Great Delta of the Yukon, became the husband of Halie, who was the grandmother of Jees Uck. Out of this union came the woman-child, Tukesan.

 

Shpack, under the orders of the Company (Шпак по распоряжению Компании; orders — приказ; приказание, распоряжение; инструкция, предписание; команда), made a canoe voyage of a few hundred miles up the Yukon to the post of Nulato (совершил путешествие на каноэ на несколько сотен миль вверх по течению Юкона до форта Нулато; post — пост, позиция; укрепленный узел; форт; гарнизон). With him he took Halie and the babe Tukesan (с собой он повез Хэйли и малютку Тукесан). This was in 1850 (это было в 1850 году), and in 1850 it was that the river Indians fell upon Nulato and wiped it from the face of the earth (и именно в 1850 году на Нулато напали речные индейцы и стерли его с лица земли; to fall upon smb. — нападать на кого-либо). And that was the end of Shpack and Halie (и это был конец Шпака и Хэйли). On that terrible night Tukesan disappeared (в ту ужасную ночь Тукесан исчезла). To this day the Toyaats aver they had no hand in the trouble (до сего дня тояаты утверждают, /что/ они не участвовали в этих беспорядках; to have/take a hand in smth. — участвовать в чем-либо); but, be that as it may, the fact remains that the babe Tukesan grew up among them (но как бы там ни было, фактом остается то, что малютка Тукесан выросла среди них; to grow up — созревать; становиться взрослым).

 

canoe [kq'nH], earth [WT], trouble [trAbl]

 

Shpack, under the orders of the Company, made a canoe voyage of a few hundred miles up the Yukon to the post of Nulato. With him he took Halie and the babe Tukesan. This was in 1850, and in 1850 it was that the river Indians fell upon Nulato and wiped it from the face of the earth. And that was the end of Shpack and Halie. On that terrible night Tukesan disappeared. To this day the Toyaats aver they had no hand in the trouble; but, be that as it may, the fact remains that the babe Tukesan grew up among them.

 

Tukesan was married successively to two Toyaat brothers (Тукесан была замужем последовательно за двумя тояатскими братьями), to both of whom she was barren (для обоих из которых она была бесплодна). Because of this, other women shook their heads (из-за этого другие женщины отрицательно качали головами; to shake — трясти, качать), and no third Toyaat man could be found to dare matrimony with the childless widow (и невозможно было найти третьего тояата, который бы осмелился на брак с бездетной вдовой). But at this time, many hundred miles above (но в это время за много сотен миль выше /к северу/), at Fort Yukon, was a man, Spike O'Brien (в форте Юкон был = жил один человек, Спайк О'Брайен). Fort Yukon was a Hudson Bay Company post, and Spike O'Brien one of the Company's servants (форт Юкон был торговым постом компании «Гудзонов залив», а Спайк О'Брайен — одним из служащих компании). He was a good servant (он был хорошим служащим), but he achieved an opinion that the service was bad (но он достиг мнения = у него сложилось мнение, что эта служба плохая; to achieve — достигать, добиваться), and in the course of time vindicated that opinion by deserting (и с течением времени отстоял это мнение, бросив службу; to vindicate — доказывать; отстаивать, защищать, восстанавливать /право и т. п./; to desert — дезертировать; покинуть пост, оставить вахту). It was a year's journey, by the chain of posts, back to York Factory on Hudson's Bay (это было путешествие длиной в год, по цепочке постов, назад в факторию Йорк в Гудзоновом заливе). Further, being Company posts, he knew he could not evade the Company's clutches (так как дальше были посты Компании, он знал, что не сможет избежать лап Компании). Nothing retained but to go down the Yukon (не оставалось ничего, кроме как спуститься по течению Юкона; to retain — держать, удерживать; вмещать; сохранять). It was true no white man had ever gone down the Yukon (это была правда, что ни один белый человек не спускался никогда /прежде/ по течению Юкона), and no white man knew whether the Yukon emptied into the Arctic Ocean or Bering Sea (и ни один белый человек не знал, впадает ли Юкон в Северный Ледовитый океан или в Берингово море); but Spike O'Brien was a Celt (но Спайк О'Брайен был кельт), and the promise of danger was a lure he had ever followed (а перспектива опасности была соблазном, которому он всегда следовал; promise — обещание; перспектива, вид; lure — приманка; соблазн).

 

head [hed], whether ['weDq], ocean ['quSn]

 

Tukesan was married successively to two Toyaat brothers, to both of whom she was barren. Because of this, other women shook their heads, and no third Toyaat man could be found to dare matrimony with the childless widow. But at this time, many hundred miles above, at Fort Yukon, was a man, Spike O'Brien. Fort Yukon was a Hudson Bay Company post, and Spike O'Brien one of the Company's servants. He was a good servant, but he achieved an opinion that the service was bad, and in the course of time vindicated that opinion by deserting. It was a year's journey, by the chain of posts, back to York Factory on Hudson's Bay. Further, being Company posts, he knew he could not evade the Company's clutches. Nothing retained but to go down the Yukon. It was true no white man had ever gone down the Yukon, and no white man knew whether the Yukon emptied into the Arctic Ocean or Bering Sea; but Spike O'Brien was a Celt, and the promise of danger was a lure he had ever followed.

 

A few weeks later, somewhat battered, rather famished, and about dead with river-fever (несколько недель спустя, немного потрепанный, весьма изголодавшийся и почти мертвый = едва живой от речной лихорадки), he drove the nose of his canoe into the earth bank by the village of the Toyaats and promptly fainted away (он направил нос своего каноэ в земляной берег у поселка тояатов и сразу потерял сознание; to faint — падать в обморок). While getting his strength back, in the weeks that followed (пока он восстанавливал свои силы в последующие недели), he looked upon Tukesan and found her good (он поглядел на Тукесан и увидел, что она хороша; to find — находить; считать). Like the father of Shpack, who lived to a ripe old age among the Siberian Deer People (подобно отцу Шпака, который дожил до почтенного возраста среди Оленьего народа Сибири; ripe old age — почтенный возраст, зрелый возраст), Spike O'Brien might have left his aged bones with the Toyaats (Спайк О'Брайен, возможно, оставил бы свои старые кости у тояатов). But romance gripped his heart-strings and would not let him stay (но романтика овладела его глубочайшими чувствами и не позволила ему остаться на месте; to grip — схватить; крепко держать/ся/; овладевать вниманием; heart-strings — глубочайшие чувства; string — струна). As he had journeyed from York Factory to Fort Yukon (как он пробрался из фактории Йорк до форта Юкон), so, first among men, might he journey from Fort Yukon to the sea and win the honour of being the first man to make the North-West Passage by land (так первым из людей он, возможно, совершил бы путешествие от форта Юкон до моря и завоевал бы почет, став первым человеком, который проделал Северо-Западный Проход[9] по суше). So he departed down the river, won the honour, and was unannaled and unsung (и он отправился вниз по реке, завоевал почет, и = но не попал в летописи и оказался невоспет; annals — анналы, летописи; to sing — петь; воспевать). In after years he ran a sailors' boarding-house in San Francisco (в последующие годы он управлял пансионом для моряков в Сан-Франциско; to run — руководить, управлять; вести /дело, предприятие и т. п./), where he became esteemed a most remarkable liar by virtue of the gospel truths he told (где он стал считаться исключительно выдающимся лжецом в силу сущих истин, которые он рассказывал; the gospel truth — сущая правда, святая истина; gospel — Евангелие). But a child was born to Tukesan, who had been childless (но у Тукесан, которая была /до того/ бездетной, родился ребенок). And this child was Jees Uck (и этим ребенком была Джиз Ак). Her lineage has been traced at length to show that she was neither Indian, nor Eskimo, nor Innuit, nor much of anything else (ее родословная прослежена подробно, чтобы показать, что он была ни индианкой, ни эскимоской, ни инуиткой, ни чем-то иным еще; at length — детально, обстоятельно, подробно); also to show what waifs of the generations we are, all of us, and the strange meanderings of the seed from which we spring (/а/ также показать, какими беспризорниками/бродягами поколений являемся мы, все мы, и причудливые странствия семени, из которого мы вышли; waif — беспризорный ребенок; бездомный человек; бродяга; to meander — извиваться /о реке, дороге/; слоняться без дела, без цели; to spring from — выходить из, происходить от).

 

heart [hRt], honour ['Onq], neither ['naIDq]

 

A few weeks later, somewhat battered, rather famished, and about dead with river-fever, he drove the nose of his canoe into the earth bank by the village of the Toyaats and promptly fainted away. While getting his strength back, in the weeks that followed, he looked upon Tukesan and found her good. Like the father of Shpack, who lived to a ripe old age among the Siberian Deer People, Spike O'Brien might have left his aged bones with the Toyaats. But romance gripped his heart-strings and would not let him stay. As he had journeyed from York Factory to Fort Yukon, so, first among men, might he journey from Fort Yukon to the sea and win the honour of being the first man to make the North-West Passage by land. So he departed down the river, won the honour, and was unannaled and unsung. In after years he ran a sailors' boarding-house in San Francisco, where he became esteemed a most remarkable liar by virtue of the gospel truths he told. But a child was born to Tukesan, who had been childless. And this child was Jees Uck. Her lineage has been traced at length to show that she was neither Indian, nor Eskimo, nor Innuit, nor much of anything else; also to show what waifs of the generations we are, all of us, and the strange meanderings of the seed from which we spring.

 

What with the vagrant blood in her and the heritage compounded of many races, Jees Uck developed a wonderful young beauty (из-за бродячей крови в ней и наследия, составленного многими расами, Джиз Ак превратилась в удивительную юную красавицу; to develop — развивать/ся/). Bizarre, perhaps, it was, and Oriental enough to puzzle any passing ethnologist (вероятно, это было странно и достаточно по-азиатски, чтобы озадачить любого случайного этнолога). A lithe and slender grace characterized her (ее характеризовало какое-то гибкое и тонкое изящество). Beyond a quickened lilt to the imagination, the contribution of the Celt was in no wise apparent (кроме оживленного стремления к фантазии, вклад кельта был никоим образом не виден; lilt — ритм /песни, стиха/; ритмичное движение, пружинящая походка; in no wise — никоим образом). It might possibly have put the warm blood under her skin (это, возможно, влило теплую кровь под кожу), which made her face less swart and her body fairer (что сделало ее лицо менее смуглым, а ее тело более прекрасным); but that, in turn, might have come from Shpack, the Big Fat (но это в свою очередь пришло, может быть, от Шпака, Большого Жирняка), who inherited the colour of his Slavonic father (который унаследовал цвет от своего славянского отца). And, finally, she had great, blazing black eyes — the half-caste eye, round, full-orbed, and sensuous (и, наконец, у нее были огромные, сияющие черные глаза, глаза человека смешанной расы, круглые, с полными глазными яблоками и чувственные), which marks the collision of the dark races with the light (что отмечает столкновение темных рас со светлыми). Also, the white blood in her, combined with her knowledge that it was in her, made her, in a way, ambitious (к тому же кровь белых в ней в сочетании с ее знаниями, которые были в ней = у нее, сделала ее в некотором отношении честолюбивой; in a way — в некотором отношении; в известном смысле; до известной степени). Otherwise by upbringing and in outlook on life, she was wholly and utterly a Toyaat Indian (во всем остальном, по воспитанию и точке зрения на жизнь, она была полностью и совершенно индианка-тояатка).

 

blood [blAd], young [jAN], beauty ['bjHtI]

 

What with the vagrant blood in her and the heritage compounded of many races, Jees Uck developed a wonderful young beauty. Bizarre, perhaps, it was, and Oriental enough to puzzle any passing ethnologist. A lithe and slender grace characterized her. Beyond a quickened lilt to the imagination, the contribution of the Celt was in no wise apparent. It might possibly have put the warm blood under her skin, which made her face less swart and her body fairer; but that, in turn, might have come from Shpack, the Big Fat, who inherited the colour of his Slavonic father. And, finally, she had great, blazing black eyes — the half-caste eye, round, full-orbed, and sensuous, which marks the collision of the dark races with the light. Also, the white blood in her, combined with her knowledge that it was in her, made her, in a way, ambitious. Otherwise by upbringing and in outlook on life, she was wholly and utterly a Toyaat Indian.

 

One winter, when she was a young woman (однажды зимой, когда она была молодой женщиной), Neil Bonner came into her life (в ее жизнь вошел Нил Боннер). But he came into her life (но он вошел в ее жизнь), as he had come into the country, somewhat reluctantly (так же, как он вошел в провинцию, несколько неохотно; reluctant — делающий что-либо с большой неохотой, по принуждению; сопротивляющийся). In fact, it was very much against his will, coming into the country (по сути, приезд в провинцию был во многом вопреки его желанию). Between a father who clipped coupons and cultivated roses (между отцом, который стриг купоны и разводил розы; coupon — доход по ценным бумагам, фиксированный процент), and a mother who loved the social round (и матерью, которая любила светское общество), Neil Bonner had gone rather wild (Нил Боннер вел себя довольно необузданно: «весьма одичал»). He was not vicious (он не был порочным), but a man with meat in his belly and without work in the world has to expend his energy somehow (но мужчине с мясом в животе и без работы в мире приходится каким-то образом тратить свою энергию), and Neil Bonner was such a man (а Нил Боннер был таким мужчиной). And he expended his energy in such a fashion and to such extent (и он так и в такой степени тратил свою энергию) that when the inevitable climax came (что когда настала неизбежная кульминация), his father, Neil Bonner, senior, crawled out of his roses in a panic and looked on his son with a wondering eye (его отец, Нил Боннер-старший, выполз из своих роз в панике и посмотрел на своего сына удивленным взором). Then he hied himself away to a crony of kindred pursuits (потом он поспешил к закадычному другу родственной профессии; to hie — поэт., шутл. спешить; торопиться; crony — близкий, закадычный друг; pursuit — преследование; гонение, погоня; стремление; поиски; ) занятие, дело; профессия), with whom he was wont to confer over coupons and roses (с которым он имел обыкновение обсуждать купоны и розы; wont — имеющий обыкновение /чаще с инф./), and between the two the destiny of young Neil Bonner was made manifest (и между /ними/ двумя была сделана ясной = прояснена судьба молодого Нила Боннера; manifest — очевидный, явный, ясный). He must go away, on probation, to live down his harmless follies (он должен уйти на испытательный срок, чтобы искупить свои безобидные глупости; probation — испытание, стажировка; испытательный срок; to live down — загладить, искупить /своим поведением, образом жизни/; folly — глупость; глупый поступок или идея; безрассудный поступок или поведение) in order that he might live up to their own excellent standard (чтобы он мог быть достойным их собственных превосходных стандартов; to live up to — жить, действовать согласно /принципам и т. п./; быть достойным /чего-либо/).

 

coupon ['kHpOn], vicious ['vISqs], senior ['sJnjq]

 

One winter, when she was a young woman, Neil Bonner came into her life. But he came into her life, as he had come into the country, somewhat reluctantly. In fact, it was very much against his will, coming into the country. Between a father who clipped coupons and cultivated roses, and a mother who loved the social round, Neil Bonner had gone rather wild. He was not vicious, but a man with meat in his belly and without work in the world has to expend his energy somehow, and Neil Bonner was such a man. And he expended his energy in such a fashion and to such extent that when the inevitable climax came, his father, Neil Bonner, senior, crawled out of his roses in a panic and looked on his son with a wondering eye. Then he hied himself away to a crony of kindred pursuits, with whom he was wont to confer over coupons and roses, and between the two the destiny of young Neil Bonner was made manifest. He must go away, on probation, to live down his harmless follies in order that he might live up to their own excellent standard.

 

This determined upon (когда было порешено на этом), and young Neil a little repentant and a great deal ashamed (а молодой Нил /был/ немного раскаявшимся и очень устыдившимся), the rest was easy (остальное было легко). The cronies were heavy stockholders in the P. C. Company (закадычные друзья были крупными акционерами компании «Пасифик Коуст»[10]). The P. C. Company owned fleets of river-steamers and ocean-going craft (компания «Пасифик Коуст» владела флотами речных пароходов и океанских судов), and, in addition to farming the sea, exploited a hundred thousand square miles or so of the land (и вдобавок к возделыванию моря, эксплуатировала сотню тысяч квадратных миль или около того суши) that, on the maps of geographers, usually occupies the white spaces (которая на картах географов обычно занимает белые пространства; space — пространство; место, территория; площадь; район, сектор). So the P. C. Company sent young Neil Bonner north (таким образом компания «Пасифик Коуст» отправила молодого Нила Боннера на север), where the white spaces are (туда, где есть белые пространства), to do its work and to learn to be good like his father (выполнять для нее работу и научиться быть добропорядочным, как его отец). "Five years of simplicity, close to the soil and far from temptation, will make a man of him (пять лет умеренности, рядом с землей и далеко от соблазнов сделают из него человека; simplicity — непритязательность, простота, скромность, умеренность)," said old Neil Bonner, and forthwith crawled back among his roses (сказал старый Нил Боннер и тотчас заполз обратно среди = в свои розы). Young Neil set his jaw (молодой Боннер сжал челюсти; to set one's jaw — сжимать челюсти), pitched his chin at the proper angle, and went to work (выставил свой подбородок под надлежащим углом и отправился на работу). As an underling he did his work well and gained the commendation of his superiors (в качестве мелкого чиновника он хорошо выполнял свою работу и приобрел доверие своих начальников). Not that he delighted in the work (не то чтобы он получал удовольствие от работы; to delight — наслаждаться, получать удовольствие), but that it was the one thing that prevented him from going mad (но она была единственным, что не давало ему сойти с ума; to prevent smb. from doing smth. — мешать кому-либо сделать что-либо, не давать кому-либо делать что-либо; to go mad — сойти с ума).

 

square ['skwFq], usually ['jHZuqlI], learn [lWn]

 

This determined upon, and young Neil a little repentant and a great deal ashamed, the rest was easy. The cronies were heavy stockholders in the P. C. Company. The P. C. Company owned fleets of river-steamers and ocean-going craft, and, in addition to farming the sea, exploited a hundred thousand square miles or so of the land that, on the maps of geographers, usually occupies the white spaces. So the P. C. Company sent young Neil Bonner north, where the white spaces are, to do its work and to learn to be good like his father. "Five years of simplicity, close to the soil and far from temptation, will make a man of him," said old Neil Bonner, and forthwith crawled back among his roses. Young Neil set his jaw, pitched his chin at the proper angle, and went to work. As an underling he did his work well and gained the commendation of his superiors. Not that he delighted in the work, but that it was the one thing that prevented him from going mad.

 

The first year he wished he was dead (в первый год он желал, чтобы он был мертв = жалел, что жив). The second year he cursed God (во второй год он проклинал Бога). The third year he was divided between the two emotions (на третий год он разделился между этими двумя эмоциями), and in the confusion quarrelled with a man in authority (и в этой неразберихе поспорил с одним человеком у власти = с одним начальником). He had the best of the quarrel (он выиграл спор), though the man in authority had the last word (хотя за начальником осталось последнее слово), — a word that sent Neil Bonner into an exile that made his old billet appear as paradise (слово, которое отправило Нила Боннера в ссылку, которая заставила его прежнее назначение выглядеть раем = в которой его прежнее назначение показалось раем; billet — ордер на постой; письменное разрешение; разг. должность, место, назначение). But he went without a whimper (но он отправился без хныканья), for the North had succeeded in making him into a man (ибо северу /уже/ удалось сделать из него мужчину).

 

year [jW], dead [ded], quarrel ['kwOrql]

 

The first year he wished he was dead. The second year he cursed God. The third year he was divided between the two emotions, and in the confusion quarrelled with a man in authority. He had the best of the quarrel, though the man in authority had the last word, — a word that sent Neil Bonner into an exile that made his old billet appear as paradise. But he went without a whimper, for the North had succeeded in making him into a man.

 

Here and there, on the white spaces on the map (тут и там, на белых пространствах на карте), little circlets like the letter "o" are to be found (можно найти маленькие кружочки, как буква «о»), and, appended to these circlets, on one side or the other, are names such as "Fort Hamilton," "Yanana Station," "Twenty Mile," (и приложенные к этим кружочкам с одной стороны или с другой находятся = написаны такие названия, как «Форт Гамильтон», «Станция Янана», «Двадцатая Миля») thus leading one to imagine that the white spaces are plentifully besprinkled with towns and villages (таким образом подводящие человека к тому, что он может представить себе, что белые пространства обильно усеяны городками и селами; to besprinkle — кропить, обрызгивать, брызгать, опрыскивать; осыпать). But it is a vain imagining (но это пустое предположение). Twenty Mile, which is very like the rest of the posts, is a log building the size of a corner grocery with rooms to let up-stairs (Двадцатая Миля, которая очень похожа на остальные торговые посты, является бревенчатым зданием размером с бакалейную лавку на углу с комнатами для сдачи внаем на верхнем этаже; to let — сдавать внаем). A long-legged cache on stilts may be found in the back yard (на заднем дворе можно найти склад на длинных ногах-стойках: «длинноногий склад на стойках»; stilt — стойка, свая); also a couple of outhouses (а также пару наружных уборных = нужников). The back yard is unfenced, and extends to the skyline and an unascertainable bit beyond (задний двор без забора и простирается до горизонта и на неопределенный кусочек за пределами его; fence — забор, ограждение; to ascertain — выяснять, устанавливать; определять). There are no other houses in sight (не видно никаких других домов; to be in sight — виднеться), though the Toyaats sometimes pitch a winter camp a mile or two down the Yukon (хотя тояаты иногда ставят зимний лагерь в миле или двух вниз по течению Юкона; to pitch — наклонять; ставить, устанавливать /сооружение на земле/; to pitch camp — разбивать лагерь). And this is Twenty Mile, one tentacle of the many-tentacled P. C. Company (и это — Двадцатая Миля, одно щупальце многощупальцевой компании «Пасифик Коуст» = компании «Пасифик Коуст», у которой много щупалец). Here the agent, with an assistant, barters with the Indians for their furs (здесь представитель с помощником договаривается с индейцами об обмене мехов; to barter with — торговаться с; to barter for — менять, обменивать; давать взамен; договариваться об обмене), and does an erratic trade on a gold-dust basis with the wandering miners (и ведет нерегулярный обмен /на основе/ золотого песка с бродячими золотоискателями; erratic — непостоянный; нерегулярный). Here, also, the agent and his assistant yearn all winter for the spring (здесь также агент и его помощник тоскуют всю зиму о весне), and when the spring comes (а когда наступает весна), camp blasphemously on the roof while the Yukon washes out the establishment (расквартировываются, богохульствуя, на крыше, пока Юкон размывает учреждение; blasphemous — богохульный, нечестивый; blasphemy — богохульство). And here, also, in the fourth year of his sojourn in the land, came Neil Bonner to take charge (и сюда тоже = же, на четвертый год своего пребывания в этом краю, приехал принять управление Нил Боннер; to take charge of — возглавлять, принимать управление, брать на хранение, заботиться).

 

imagine [I'mxGIn], sight [saIt], though [Dqu]

 

Here and there, on the white spaces on the map, little circlets like the letter "o" are to be found, and, appended to these circlets, on one side or the other, are names such as "Fort Hamilton," "Yanana Station," "Twenty Mile," thus leading one to imagine that the white spaces are plentifully besprinkled with towns and villages. But it is a vain imagining. Twenty Mile, which is very like the rest of the posts, is a log building the size of a corner grocery with rooms to let up-stairs. A long-legged cache on stilts may be found in the back yard; also a couple of outhouses. The back yard is unfenced, and extends to the skyline and an unascertainable bit beyond. There are no other houses in sight, though the Toyaats sometimes pitch a winter camp a mile or two down the Yukon. And this is Twenty Mile, one tentacle of the many-tentacled P. C. Company. Here the agent, with an assistant, barters with the Indians for their furs, and does an erratic trade on a gold-dust basis with the wandering miners. Here, also, the agent and his assistant yearn all winter for the spring, and when the spring comes, camp blasphemously on the roof while the Yukon washes out the establishment. And here, also, in the fourth year of his sojourn in the land, came Neil Bonner to take charge.

 

He had displaced no agent (он не освободил от должности агента; to displace — освобождать от должности, отстранять, смещать, увольнять); for the man that previously ran the post had made away with himself (ибо человек, который прежде управлял постом, покончил с собой; to make away with oneself — покончить с собой: «устранить себя»); "because of the rigours of the place (из-за суровых условий службы; rigour — строгость, суровость; rigours — суровые условия)," said the assistant, who still remained (сказал помощник, который еще оставался); though the Toyaats, by their fires, had another version (хотя у тояатов возле костров была другая версия). The assistant was a shrunken-shouldered, hollow-chested man (помощник был мужчиной с усохшими плечами и впалой грудью; to shrink — уменьшать; усыхать; hollow — пустой; ввалившийся, запавший, впалый), with a cadaverous face and cavernous cheeks that his sparse black beard could not hide (с мертвенно-бледным лицом и ввалившимися щеками, которые не могла скрыть его редкая борода; cadaver — труп). He coughed much, as though consumption gripped his lungs (он много кашлял, cловно чахотка скрутила его легкие; to grip — схватить, скрутить /о болезни/), while his eyes had that mad, fevered light common to consumptives in the last stage (тогда как его глаза имели = горели тем безумным, лихорадочным огнем, обычным для туберкулезников на последней стадии). Pentley was his name — Amos Pentley (его звали Пентли, Амос Пентли) — and Bonner did not like him (и Боннеру он не понравился), though he felt a pity for the forlorn and hopeless devil (хотя он и ощущал жалость к этому жалкому и безнадежному малому). They did not get along together (они не ладили друг с другом; to get along — уживаться, ладить), these two men who, of all men, should have been on good terms in the face of the cold and silence and darkness of the long winter (эти двое мужчин, которым из всех людей следовало бы быть в хороших отношениях перед лицом холода, и безмолвия, и темноты долгой зимы; to be on good terms — быть в хороших отношениях; terms — личные отношения).

 

rigour ['rIgq], cough [kOf], cavernous ['kxvqnqs]

 

He had displaced no agent; for the man that previously ran the post had made away with himself; "because of the rigours of the place," said the assistant, who still remained; though the Toyaats, by their fires, had another version. The assistant was a shrunken-shouldered, hollow-chested man, with a cadaverous face and cavernous cheeks that his sparse black beard could not hide. He coughed much, as though consumption gripped his lungs, while his eyes had that mad, fevered light common to consumptives in the last stage. Pentley was his name — Amos Pentley — and Bonner did not like him, though he felt a pity for the forlorn and hopeless devil. They did not get along together, these two men who, of all men, should have been on good terms in the face of the cold and silence and darkness of the long winter.

 

In the end, Bonner concluded that Amos was partly demented (в конечном счете Боннер сделал вывод, что Амос был в некоторой степени сумасшедшим), and left him alone (и оставил его в покое), doing all the work himself except the cooking (выполняя всю работу сам, за исключением приготовления пищи). Even then, Amos had nothing but bitter looks and an undisguised hatred for him (даже тогда Амос только имел = бросал ожесточенные взгляды и имел = излучал неприкрытую ненависть к нему; nothing but — только, ничего кроме; to have a look — посмотреть). This was a great loss to Bonner (это была огромная потеря для Боннера); for the smiling face of one of his own kind, the cheery word, the sympathy of comradeship shared with misfortune (ибо улыбающееся лицо одного = человека из его собственного рода, веселое словцо, сочувствие товарищества с общими бедами) — these things meant much (это много значило); and the winter was yet young (а зима была еще молода = в самом начале) when he began to realize the added reasons (когда он начал осознавать добавившиеся причины), with such an assistant (при таком помощнике), that the previous agent had found to impel his own hand against his life (которые нашел предыдущий агент, чтобы побудить свою собственную руку против своей жизни = собственной рукой лишить себя жизни; to impel — побуждать, принуждать, подталкивать).

 

hatred ['heItrId], misfortune [mIs'fLCqn], meant [ment]

 

In the end, Bonner concluded that Amos was partly demented, and left him alone, doing all the work himself except the cooking. Even then, Amos had nothing but bitter looks and an undisguised hatred for him. This was a great loss to Bonner; for the smiling face of one of his own kind, the cheery word, the sympathy of comradeship shared with misfortune — these things meant much; and the winter was yet young when he began to realize the added reasons, with such an assistant, that the previous agent had found to impel his own hand against his life.

 

It was very lonely at Twenty Mile (на Двадцатой Миле было очень одиноко). The bleak vastness stretched away on every side to the horizon (унылая безбрежность простиралась во все стороны до горизонта; bleak — унылый, гнетущий, безрадостный). The snow, which was really frost, flung its mantle over the land and buried everything in the silence of death (снег, который, вообще говоря, был изморозью, раскинул свою мантию над землей и похоронил все в безмолвии смерти; frost — иней, изморозь; to fling — бросать, метать, кидать). For days it was clear and cold (много дней было ясно и холодно), the thermometer steadily recording forty to fifty degrees below zero (/при этом/ термометр неизменно показывал 40-50 градусов ниже нуля; to record — показывать, отмечать /на шкале и т. д./). Then a change came over the face of things (потом перемена охватила поверхность предметов; to come over — охватить, овладеть /об эмоции, физическом состоянии/). What little moisture had oozed into the atmosphere gathered into dull grey, formless clouds (та немногая влага, которая просочилась в атмосферу, собралась в мрачные, серые, бесформенные тучи); it became quite warm, the thermometer rising to twenty below (стало довольно тепло, /при этом/ термометр поднялся до 20 /градусов/ ниже нуля); and the moisture fell out of the sky in hard frost-granules that hissed like dry sugar or driving sand when kicked underfoot (а влага выпала с неба в твердых гранулах инея, которые шуршали, как сухой сахар или движущийся песок, когда на него наступают = под ногами; to hiss — шипеть; свистеть; underfoot — под ногами; to kick — ударять ногой, пинать). After that it became clear and cold again (после этого снова стало ясно и холодно), until enough moisture had gathered to blanket the earth from the cold of outer space (пока достаточно влаги не собралось, чтобы укрыть землю от холода внешнего/открытого пространства = космоса). That was all (/и/ это было все). Nothing happened (ничего не случилось). No storms, no churning waters and threshing forests (ни бурь, ни пенящихся вод и хлещущих лесов; to thresh — бить, хлестать), nothing but the machine-like precipitation of accumulated moisture (ничего, кроме выпадения в виде осадков скопившейся влаги, как в машине = как конденсата в паровой машине). Possibly the most notable thing that occurred through the weary weeks (пожалуй, самым примечательным, что произошло на протяжении этих скучных недель; weary — усталый; скучный) was the gliding of the temperature up to the unprecedented height of fifteen below (было плавное скольжение = изменение температуры до беспрецедентного максимума в пятнадцать градусов ниже нуля; height — высшая точка, максимум). To atone for this (чтобы компенсировать это; to atone for — компенсировать, возмещать), outer space smote the earth with its cold till the mercury froze (космос наказал землю своим холодом до замерзания ртути; to smite — наказать, покарать) and the spirit thermometer remained more than seventy below for a fortnight, when it burst (а спиртовой термометр оставался в течение двух недель /на отметке/ более 70 /градусов/ ниже /нуля/, когда = пока он не лопнул; to burst — взорваться, лопнуть). There was no telling how much colder it was after that (после этого невозможно было определить, насколько холоднее стало; to tell — осознавать, понимать, постигать). Another occurrence, monotonous in its regularity (еще одним событием, однообразным по своей регулярности), was the lengthening of the nights (было удлинение ночей), till day became a mere blink of light between the darkness (пока день не стал лишь мгновением света во тьме; blink — мерцание, мигание; мгновение, миг, момент).

 

horizon [hq'raIzn], atmosphere ['xtmqsfIq], temperature ['temprICq]

 

It was very lonely at Twenty Mile. The bleak vastness stretched away on every side to the horizon. The snow, which was really frost, flung its mantle over the land and buried everything in the silence of death. For days it was clear and cold, the thermometer steadily recording forty to fifty degrees below zero. Then a change came over the face of things. What little moisture had oozed into the atmosphere gathered into dull grey, formless clouds; it became quite warm, the thermometer rising to twenty below; and the moisture fell out of the sky in hard frost-granules that hissed like dry sugar or driving sand when kicked underfoot. After that it became clear and cold again, until enough moisture had gathered to blanket the earth from the cold of outer space. That was all. Nothing happened. No storms, no churning waters and threshing forests, nothing but the machine-like precipitation of accumulated moisture. Possibly the most notable thing that occurred through the weary weeks was the gliding of the temperature up to the unprecedented height of fifteen below. To atone for this, outer space smote the earth with its cold till the mercury froze and the spirit thermometer remained more than seventy below for a fortnight, when it burst. There was no telling how much colder it was after that. Another occurrence, monotonous in its regularity, was the lengthening of the nights, till day became a mere blink of light between the darkness.

 

Neil Bonner was a social animal (Нил Боннер был социальным животным/существом = человеком общительным). The very follies for which he was doing penance had been bred of his excessive sociability (сами безрассудные поступки, за которые он расплачивался: «подвергался епитимии», были порождены его чрезмерной общительностью; penance — покаяние, епитимья; искупление; to do penance — подвергнуться епитимии; to breed — порождать; вызывать). And here, in the fourth year of his exile, he found himself in company (и тут, на четвертый год его ссылки, он очутился в компании) — which were to travesty the word (которой суждено было исказить это слово; to travesty — представлять пародию; пародировать; искажать) — with a morose and speechless creature (с замкнутым и молчаливым созданием; morose — замкнутый, сердитый, мрачный, угрюмый, печальный) in whose sombre eyes smouldered a hatred as bitter as it was unwarranted (в угрюмых глазах которого тлела ненависть, столь же сильная, сколь и необоснованная; warrant — ордер /на арест, обыск и т. п./; предписание; приказ; правомочие; полномочие; основание; to warrant — служить оправданием, основанием). And Bonner, to whom speech and fellowship were as the breath of life, went about as a ghost might go (и Боннер, для которого беседа и дружеские отношения были словно глоток жизни, бродил, как, возможно, бродит привидение; speech — разговор, беседа; fellowship — товарищество, братство; чувство товарищества, дружеские отношения; to go about — расхаживать, ходить туда и сюда; свободно передвигаться), tantalized by the gregarious revelries of some former life (терзаемый общительными пирушками некой прежней жизни; to tantalize — манить, соблазнять, дразнить, мучить, подвергать танталовым мукам; gregarious — коммуникабельный, контактный, общительный; revelry — пирушка, попойка; шумное веселье). In the day his lips were compressed, his face stern (днем его губы были сжаты, /а/ лицо сурово); but in the night he clenched his hands (но ночью он сжимал кулаки), rolled about in his blankets (перекатывался в одеялах), and cried aloud like a little child (и громко рыдал, как маленький ребенок; to cry — кричать, вопить; плакать, рыдать, лить слезы; aloud — вслух, во весь голос, громко, громогласно). And he would remember a certain man in authority and curse him through the long hours (и он вспоминал некоего начальника и проклинал его на протяжении долгих часов). Also, he cursed God (также он проклинал Бога). But God understands (но Бог понимает). He cannot find it in his heart to blame weak mortals who blaspheme in Alaska (он не решается осуждать слабых смертных, которые богохульствуют на Аляске; to find it in one’s heart to do smth. — решаться сделать что-либо /обыкн. в отрицат. предлож./: «найти это в своем сердце, чтобы /смочь/ сделать что-либо/»; to blame — порицать, осуждать, критиковать; возлагать вину, обвинять, винить).

 

social ['squSql], exile ['eksaIl], blaspheme [blxs'fJm]

 

Neil Bonner was a social animal. The very follies for which he was doing penance had been bred of his excessive sociability. And here, in the fourth year of his exile, he found himself in company — which were to travesty the word — with a morose and speechless creature in whose sombre eyes smouldered a hatred as bitter as it was unwarranted. And Bonner, to whom speech and fellowship were as the breath of life, went about as a ghost might go, tantalized by the gregarious revelries of some former life. In the day his lips were compressed, his face stern; but in the night he clenched his hands, rolled about in his blankets, and cried aloud like a little child. And he would remember a certain man in authority and curse him through the long hours. Also, he cursed God. But God understands. He cannot find it in his heart to blame weak mortals who blaspheme in Alaska.

 

And here, to the post of Twenty Mile, came Jees Uck (и вот в факторию Двадцатой Мили пришла Джиз Ак), to trade for flour and bacon, and beads, and bright scarlet cloths for her fancy work (чтобы поменяться на муку, и бекон, и бусы, и яркую алую ткань для вышивок; to trade for — поменяться на). And further, and unwittingly, she came to the post of Twenty Mile to make a lonely man more lonely (а в дальнейшем, невольно, она приходила на торговый пост Двадцатой Мили, чтобы сделать одинокого мужчину еще более одиноким), make him reach out empty arms in his sleep (заставить его протягивать пустые руки во сне). For Neil Bonner was only a man (ибо Нил Боннер был всего лишь /обычный/ мужчина). When she first came into the store, he looked at her long (когда она впервые вошла в склад, он долго смотрел на нее; store — пакгауз, склад; хранилище; магазин), as a thirsty man may look at a flowing well (как томимый жаждой человек может смотреть на струящийся родник). And she, with the heritage bequeathed her by Spike O'Brien (а она с наследием, завещанным ей Спайком О'Брайеном), imagined daringly and smiled up into his eyes (допустила дерзкую мысль и улыбнулась прямо ему в глаза; to imagine — воображать; допускать, полагать, предполагать; выдумывать), not as the swart-skinned peoples should smile at the royal races (не так, как смуглокожие народы должны улыбаться королевским расам), but as a woman smiles at a man (а как женщина улыбается мужчине). The thing was inevitable (ситуация оказалась неизбежной); only, he did not see it (только он не понимал этого), and fought against her as fiercely and passionately as he was drawn towards her (и боролся против нее так же неистово и страстно, как его тянуло к ней; to fight — бороться, сражаться). And she (а она)? She was Jees Uck, by upbringing wholly and utterly a Toyaat Indian woman (она была Джиз Ак, по воспитанию полностью и целиком тояатская индейская женщина = индианка-тояатка).

 

flour [flauq], bequeath [bI'kwJD], fought [fLt]

 

And here, to the post of Twenty Mile, came Jees Uck, to trade for flour and bacon, and beads, and bright scarlet cloths for her fancy work. And further, and unwittingly, she came to the post of Twenty Mile to make a lonely man more lonely, make him reach out empty arms in his sleep. For Neil Bonner was only a man. When she first came into the store, he looked at her long, as a thirsty man may look at a flowing well. And she, with the heritage bequeathed her by Spike O'Brien, imagined daringly and smiled up into his eyes, not as the swart-skinned peoples should smile at the royal races, but as a woman smiles at a man. The thing was inevitable; only, he did not see it, and fought against her as fiercely and passionately as he was drawn towards her. And she? She was Jees Uck, by upbringing wholly and utterly a Toyaat Indian woman.

 

She came often to the post to trade (она часто приходила в факторию для обмена; to trade — торговать; делать покупки; обмениваться). And often she sat by the big wood stove and chatted in broken English with Neil Bonner (и часто она сидела у большой деревянной печки и болтала на ломаном английском языке с Нилом Боннером). And he came to look for her coming (и он стал ожидать ее прихода; to look for — ожидать, надеяться на); and on the days she did not come he was worried and restless (и в дни, когда она не приходила, он был озабоченным и беспокойным; to worry — беспокоить/ся/, волновать/ся/). Sometimes he stopped to think (иногда он останавливался, чтобы подумать = он задумывался), and then she was met coldly (и тогда она встречалась/была встречена прохладно), with a resolve that perplexed and piqued her (с решимостью, которая озадачивала и уязвляла ее), and which, she was convinced, was not sincere (и которая, она была убеждена, не была искренней). But more often he did not dare to think (но чаще он не осмеливался думать), and then all went well and there were smiles and laughter (и тогда все проходило хорошо, и были улыбки и смех). And Amos Pentley, gasping like a stranded catfish (а Амос Пентли, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба; catfish — сом /рыба; также о ряде других рыб/), his hollow cough a-reek with the grave (со своим глухим кашлем, испускающим могильное зловоние; to reek — источать неприятный запах; вонять; to reek with — быть покрытым /обыкн. чем-либо дурно пахнущим/; grave — могила), looked upon it all and grinned (смотрел на это все и ухмылялся; to grin — скалить зубы; осклабиться; ухмыляться). He, who loved life, could not live (он, который любил жизнь, не мог жить), and it rankled his soul that others should be able to live (и его душу терзало то, что другие смогут жить; to rankle — терзать, мучить /об обиде, ревности, зависти/; озлоблять, раздражать). Wherefore he hated Bonner (вот почему он ненавидел Боннера), who was so very much alive and into whose eyes sprang joy at the sight of Jees Uck (который был такой живой, и в глазах которого появлялась радость при виде Джиз Ак; to spring — прыгать; появляться, выступать). As for Amos, the very thought of the girl was sufficient to send his blood pounding up into a hemorrhage (что касается Амоса, самой мысли о девушке было достаточно, чтобы заставить его кровь биться до кровоизлияния).

 

pique [pJk], laughter ['lRftq], hemorrhage ['hemqrIG]

 

She came often to the post to trade. And often she sat by the big wood stove and chatted in broken English with Neil Bonner. And he came to look for her coming; and on the days she did not come he was worried and restless. Sometimes he stopped to think, and then she was met coldly, with a resolve that perplexed and piqued her, and which, she was convinced, was not sincere. But more often he did not dare to think, and then all went well and there were smiles and laughter. And Amos Pentley, gasping like a stranded catfish, his hollow cough a-reek with the grave, looked upon it all and grinned. He, who loved life, could not live, and it rankled his soul that others should be able to live. Wherefore he hated Bonner, who was so very much alive and into whose eyes sprang joy at the sight of Jees Uck. As for Amos, the very thought of the girl was sufficient to send his blood pounding up into a hemorrhage.

 

Jees Uck, whose mind was simple (Джиз Ак, разум которой был простодушен; simple — простодушный, наивный; доверчивый, легковерный; незамысловатый, незатейливый; прямой, честный), who thought elementally and was unused to weighing life in its subtler quantities (которая думала по-простому и не привыкла обдумывать жизнь в ее более утонченных величинах; elementally — неконтролируемо, стихийно, природно; элементарно; to weigh — взвешивать, оценивать, рассматривать; subtle — острый, тонкий, проницательный; quantity — величина; размер; параметр), read Amos Pentley like a book (прочитала Амоса Пентли, как книгу). She warned Bonner, openly and bluntly, in few words (она предупредила Боннера откровенно и прямо в нескольких словах); but the complexities of higher existence confused the situation to him (но сложности более высокого бытия = высшего порядка запутали ситуацию для него), and he laughed at her evident anxiety (и он посмеялся над ее явной тревогой). To him, Amos was a poor, miserable devil (для него Амос был бедным, несчастным малым; devil — дьявол; парень, малый), tottering desperately into the grave (безнадежно ковыляющим в могилу). And Bonner, who had suffered much, found it easy to forgive greatly (и Боннер, который много пострадал, счел это легким = ему было легко благородно прощать; greatly — возвышенно, благородно).

 

weigh [weI], subtle [sAtl], anxiety [xN'zaIqtI]

 

Jees Uck, whose mind was simple, who thought elementally and was unused to weighing life in its subtler quantities, read Amos Pentley like a book. She warned Bonner, openly and bluntly, in few words; but the complexities of higher existence confused the situation to him, and he laughed at her evident anxiety. To him, Amos was a poor, miserable devil, tottering desperately into the grave. And Bonner, who had suffered much, found it easy to forgive greatly.

 

But one morning, during a bitter snap (но однажды утром во время резкого внезапного похолодания; snap — треск; резкое внезапное похолодание; bitter — резкий, сильный /обыкн. о морозе, промозглой погоде и т. п./), he got up from the breakfast-table and went into the store (он встал из-за стола с завтраком и пошел в склад). Jees Uck was already there, rosy from the trail, to buy a sack of flour (Джиз Ак уже была там, румяная с дороги, чтобы купить мешок муки). A few minutes later, he was out in the snow lashing the flour on her sled (несколько минут спустя он был снаружи в снегу, привязывая = и привязывал муку на ее сани; to lash — крепко связывать; привязывать к /чему-либо/, крепить веревками). As he bent over he noticed a stiffness in his neck and felt a premonition of impending physical misfortune (когда он наклонился, он обратил внимание на окоченение в шее и ощутил предчувствие надвигающейся физической беды; to bend over — наклоняться, склоняться; misfortune — беда, неудача, несчастье; злоключение). And as he put the last half-hitch into the lashing and attempted to straighten up (а когда он сделал последний полуузел в крепеже и попытался выпрямиться), a quick spasm seized him and he sank into the snow (резкая судорога схватила его, и он упал в снег; to sink — опускаться, падать). Tense and quivering, head jerked back (напряженная и дрожащая голова дернулась назад), limbs extended (конечности вытянулись), back arched (спина изогнулась дугой) and mouth twisted and distorted (а рот скривился и перекосился), he appeare