СУБЪЕКТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД ОБЪЕКТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД

на социальную реальность

 

 

 

 

 

 

Ориентация на радикальное изменение	I
КРИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ Экзистенциализм Критическая теория Социология науки	РАДИКАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ Марксизм Радикальный структурализм Теория конфликта
Ориентация на регулирование	ИНТЕРПРЕТАЦИОННАЯ СОЦИОЛОГИЯ Этнометодология Символический интеракиионизм Феноменология	ФУНКЦИОНАЛИСТСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ Теория социальных систем Структурный функционализм Теория обмена, теория ролей

(Marie Osmond. Radical-Critical Theories // Handbook of Matriade and Family, P. 109)

Фамилистика, ставящая семью как институт в центр социально­го мира, альтернативна феминизму, сконцентрированному на тендер­ном конфликте и на таком разрешении его, когда женщины занима­ют положение мужчин. Отсюда «просемейная» (в смысле «за», а не «против») социология семьи должна располагаться среди объективи­стских (т.е. не «про-женских» или «про-мужских») теорий радикаль­но-преобразовательного плана (радикальный структурализм в схеме 2.1 или радикальная социология в схеме 2.2). Очевидная заостренность на конфликте института семьи с остальными институтами и государ­ством разрешается в фамилистической социологии через просемей­ную политику, устраняющую подчиненное положение семьи в обще­стве. Радикально-преобразовательный импульс тут не менее мощный, чем в феминистической теории. Однако отсутствие индивидно-ген­дерной субъективности в лоне самой теории подчеркивает объекти­вистский взгляд фамилизма, ориентацию на радикальное преобразо­вание социума.

Итак, с одной стороны, феминистическая социология эксплици­рует «одногендерную» интерпретацию социального мира и в идее рав­ноправия полов находит стимул к переподчинению, потенциально та-

ящему сохранение прежнего строя жизни. С другой стороны, фамили­стическая социология провозглашает вне-индивидный и вне-гендерный (не женский, не мужской) взгляд на устройство социума с его небла­гоприятными для личности, семьи и всего общества тенденциями. Социология семьи видит причины их в подчиненном положении семьи среди социальных институтов. Равноправие всех институтов в резуль­тате семейной политики общества (не только государства) означает ликвидацию ущемления интересов семьи и благодаря этому — интере­сов личности (женщин-мужчин, стариков-детей, больных-здоровых и т.д.), а также интересов самого общества.

Таким образом, фамилизм и феминизм как две альтернативные парадигмы предлагают два противоположных решения современной конфликтности социокультурных ролей женщины и мужчины. Фами­лизм предлагает равноправие институтов в качестве средства от нерес­понсивности личности и общества, личности — общества и семьи. Фе­минизм рекомендует борьбу женщин с миром, устроенным мужчина­ми для мужчин; с семьей, воспитывающей детей в духе неравноправия мужских и женских ролей; с асимметрией полов, искусственно конст­руируемой мужской культурой на основе якобы физиологической ан­дрогинности человеческого тела.

По-видимому, надежду на устранение противостояния феминизма и фамилизма можно обрести, если методологический анализ этих па­радигм обнаружит их различную теоретическую природу, принадлеж­ность к разнокачественным классам теорий. В классификации теоре­тических подходов к изучению семьи, предложенной американским специалистом по феминистской социологии Мэри Осмонд (на основе типологии Баррела и Моргана)⁷, феминизм относится к субъективист­ским теориям, а фамилизм — к объективистским. Оба подхода ориен­тированы на радикальное преобразование общества, но один сосредо­точен на перестройке отношений между социальными институтами, а другой — на перемене точки отсчета или опоры.

При субъективистском взгляде носители конвенционально оп­ределяемой специфики самих себя (женственность) объявляют эту специфичность одновременно существенной для объяснения устрой­ства мира и несущественной по отношению к другому полу, посколь­ку постулируется равенство полов. Важно, что декларируется спе­цифическая определенность и что в терминах этой специфики ин­терпретируется весь социум, но не ради интерпретаций, а для пре­вращения мужского центра отсчета в женский. При объективистс-

⁷ Osmond M.Radical-Critical Theories// Handbookof Marriage and the
Family. P. 109. <-

ком взгляде (как бы «очищенном» от человеческой предметности и конкретности) в центре внимания находятся социальные институ­ты. Взаимоотношения между ними мыслятся без соотнесенности с какой-либо спецификой и уникальностью вовлеченных в эти инсти­туты индивидов. Эта отстраненность от всего нерелевантного (лич­ного, произвольного, корыстного, партийного и т.п.) также явно эксплицируется, для того чтобы особо отметить «объективный» ха­рактер происходящих изменений и принципиальную возможность преобразований.

И субъективисты и объективисты, тем не менее, нуждаются в при­менении аналитических методов интерпретационной социологии. Эт­нометодологический анализ способен показать, как именно обиходные стереотипы, поддерживаемые личными обстоятельствами своей «ген­дерной жизни», определяют явные и латентные тезисы феминистской теории. В свою очередь, феноменологический подход к про- и контра­фам и диетическим силлогизмам способен обнаружить, в чем именно и каким образом проявляется воздействие приватного семейного опыта на теоретические выводы ученых.

Таким образом, привлечение интерпретационной социологии к методам исследования семьи, практикуемым социологами феминисти­ческой и про- или контрафамилистической ориентации, дает ученым средство мирного разрешения антагонизма альтернативных теорий. Ведь суть интерпретационной социологии состоит в ориентации на «мирное» урегулирование, на поиск компромисса между конвенцио­нальными основами «воююших» парадигм. Одинаковая зависимость альтернативных теорий от стереотипов здравого смысла, демонстри­руемая этнометодологией, показывает всю нелепость отказа от диало­га, от взаимного дополнения достоинств одной концепции преимуще­ствами другой. «Сжигание мостов» между противоположными взгляда­ми умножает промахи и ошибки исследователей. Собственно говоря, данное обстоятельство раскрывает причины того пристального внима­ния к феноменологической социологии, которое присутствует, мож­но сказать, на каждой странице данной книги.

Классификация М, Осмонд позволяет обойтись без обращения к критерию уровня теорий, здесь нет макро- и микротеорий и нет так­же, что весьма конструктивно, и теорий среднего уровня (миди-тео­рий). Иерархическое структурирование теорий является, с одной сто­роны, данью системному анализу, занятому (в схоластическом вари­анте) бесконечным выяснением взаимосвязей между частями и уров­нями, а с другой — нацелено на поиск всеобщей социологической те­ории, будь то «истмат» или какая-либо иная универсальная теория социальных систем.

Вместе с тем, при выделении микрообъекта в изучении семьи воз­никает возможность отнесения микроскопического подхода к интер­претационной социологии. На этом уровне видна известная относи­тельность любых классификаций, не учитывающих, что между инди­видом и обществом могут располагаться также посреднические груп­пы разного рода. Тем не менее, с учетом неизбежных несоответствий, возникающих при всяком классифицировании, будем считать макро-социологическими те альтернативные теории семьи, которые ориен­тированы на радикальное изменение сложившегося положения семьи в обществе, или на постепенное регулирование его {чему соответству­ет применение к семье теории конфликта либо функционализма). Методологические требования интерпретационной социологии полез­ны в микротеориях семьи, исследующих распространение обиходных интерпретаций, выводимых из индивидуального опыта и закрепляемых в межличностных и групповых интеракциях.

2.2. СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ

Символический интеракционизм является ведущим направлением в социологическом исследовании семьи — сегодня не возможно пред­ставить разработку основополагающего раздела — социализации детей — вне перспективы символического интеракционизма, независимо от того, признается этот вклад или отрицается. Не случайно в первом издан­ном на русском языке путеводителе по интеракционизму — книге «Со­циальная психология» американского социолога Тамоцу Шибутани³ (блестяще переведенной В. Б. Ольшанским⁴) четыре главы посвяще­ны социализации личности, а обращения к воздействию семьи на фор­мирование личности детей являются постоянными.

Сущность символического интеракционизма четко изложена Г. Блу­мером, последователем основателя этого направления американского

⁸ Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969 На английском язы­ке заглавие точнее перелает содержание, а подзаголовок прямо указывает на интеракционистский подход Shibutani T. Society and Personality An Inteiactionist Approach to Social Psychology. N J., 1961

⁹ Успех этой книги, сразу ставшей бестселлером, обязан фактическому ее соавтору В. Б. Ольшанскому, вложившему душу в то, что в литературе име­нуется авторизованным переводом Стилистика В. Б Ольшанского через язы­ковую раскованность, возмутившую «застойный» научный «истеблишмент», через терминологическую фривольность сделала невозможное — с каждой стра­ницы «Шибутани — Ольшанского» повеяло духом свободного исследования Я помню очереди, которые мгновенно выстраивались в магазинах при поступ­лении этой книги, продававшейся буквально за полчаса'

профессора Дж. Г. Мида (1863—1931). «Термин «символическая инте­ракция» относится к совершенно определенному, особому виду инте­ракции, которая осуществляется между людьми. Особенность этой интеракции заключается в том, что люди интерпретируют или опреде­ляют действия друг друга, а не просто реагируют на них. Их реакции не вызываются непосредственными действиями другого, а основыва­ются на значении, которое они придают подобным действиям. Таким образом, интеракция людей опосредуется использованием символов, их интерпретацией или приданием значения действиям другого. Это опосредование эквивалентно включению процесса интерпретации меж­ду стимулом и реакцией...

...Социологические концепции не рассматривают социальные дей­ствия индивидов в человеческом обществе как конструируемые ими при помощи интерпретации. Вместо этого действие рассматривается как продукт факторов, которые воздействуют на индивидов и действуют через них. Если уделяется место «интерпретации», то интерпретация рассматривается лишь как выражение других факторов (таких, как мотивы), которые предшествуют действию, и следовательно, интерпре­тация исчезает как самостоятельный фактор»¹⁰.

Итак, любые действия в социальном контексте конструируются посредством интерпретации ситуаций, придания им значения. Близость этого подхода к феноменологическому — налицо. Все действующие извне факторы могут проявить себя лишь через специфику тех или иных семейных ситуаций, которые «субъективно» интерпретируются внут­ри семьи. Конструируемые затем действия соответствуют этим семей­ным определениям ситуаций и, в свою очередь, формируют через по­стоянно действующие сети интеракций новые результаты поведения, новые семейные ситуации.

Знаменитая и ставшая классической формула У. И. Томаса¹¹ — если ситуация определяется как реальная, она оказывается реальной по своим последствиям, — хорошо раскрывает суть интерпретации ин­теракций. Символический интеракционизм опирается на теорию ро­лей, ключевым термином является «принятие роли» другого. Этот про­цесс позволяет описать, как возникает согласованное взаимодействие, в т. ч. в семье при социализации ребенка и формировании Я. Благодаря

¹⁰ Блумер Г. Общество как символическая интеракция. — Современная
зарубежная социальная психология. Тексты. М., 1984 С, 173, 176

¹¹ Томас У (1863—1947), американский социолог, написавший совместно
с Ф. Знанецким классическую социологическую работу «Польский крестьянин
в Европе и в Америке» (в 5 томах, 1918—1920 гг.). повлиявшую на развитие
техники социологического исследования, анализа личных документов — пи­
сем, дневников, автобиографий.

понятию «обобщенного другого» (генерализованного) возникает спо­собность относиться к себе как к объекту (Я-концепция).

2.3. ТЕОРИЯ ОБМЕНА

Теория обмена представляет собой важное направление микросо­циологического подхода и одновременно сложный сплав психологии, экономики и социологии. Американский социолог и психолог Джордж Хоманс (род. в 1910),создатель теории обмена, так излагает ее основ­ные положения: «...Социальное поведение представляет собой обмен ценностями, как материальными, так и нематериальными, например знаками одобрения или престижа. Люди, которые дают много другим, стараются получить многое и от них, и люди, которые получают мно­гое от других, испытывают с их стороны воздействие, направленное на то, чтобы они могли получить многое от первых. Такой процесс оказа­ния влияния имеет тенденцию к обеспечению равновесия или балан­са между обменами. То, что отдает человек, может быть для него сто­имостью... а что он получает — вознаграждением, и его поведение ме­няется в меньшей степени, если выгода, т. е. вознаграждение за выче­том стоимости, сохраняет минимальное значение»'².

Интеракиия состоит, по Хомансу, в обмене «деятельностями» и «сантиментами» и продолжается только в случае удовлетворяющих стороны исходов. При нарушениях «нормы обмена» взаимодействие оказывается конфликтным и прекращается¹³. Этот момент очень ва­жен и для понимания сути символического интеракционизма — обе теории не приспособлены к изучению конфликта отношений и оста­навливаются, когда ожидания не оправдываются.

Не случайно применение теории обмена в социологии семьи не идет дальше моделирования брачного выбора. Поведение супругов в пред-разводных ситуациях, нарушающих правило «распределенной справед­ливости», не поддается описанию, но именно посредством разреше­ния конфликтов и устанавливается семейное благополучие. Любопыт­но, что сам Дж. Хоманс признается в бихевиористском и экономичес­ком редукционизме, что важно, так как применение этого подхода к браку и семье оставляет в тени технологии обмена всю область «соци­ологического понимания». Дж. Хоманс пишет: «...из всех многочислен­ных подходов к изучению социального поведения чаще всего игнори-

¹² Хоманс Дж. Социальное поведение как обмен. Современная зарубеж­
ная психология. Тесты С. 90.

¹³ Андреева Г. М.. Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Совре­
менная социальная психология на Западе. МГУ. 1978. С. 90.

руется тот, который рассматривает его с экономических позиций. Тем

не менее, это именно тот подход, которым мы повседневно пользуем­ся в нашей жизни, за исключением тех случаев, когда мы пишем тру­ды по социологии»¹⁴.

Анализ семейных отношений в терминах рынка характерен для целого ряда американских ученых. Среди социологов семьи прежде всего следует назвать Уильяма Гуда, а среди микроэкономистов — лауреата Нобелевской премии Гэри Беккера¹⁵. Последний посвятил свою рабо­ту во-первых, теории супружеского выбора, где брак рассмотрен через обмен партнерами своих выгод и издержек: во-вторых, теории репро­дуктивных решений, где дети рассматриваются в терминах рынка как «товары длительного пользования».

В репродуктивной теории предполагается неизменность желания иметь сколь угодно большое число детей, противоречащее данным со­циологических исследований об уменьшении социальных норм размера семьи и о преобладании социальной потребности семьи в одном-двух детях¹⁶. Вместе с тем, в модели Беккера на микроуровне семьи раскры­то своеобразие действия конъюнктуры рынка, когда повышение стоимо­сти детских услуг и содержания детей, рост издержек перекрывают вы­годы пользования детьми как «товарами» и ведут к отказу от полного удовлетворения имеющейся сегодня у семьи потребности в двух детях.

Микроэкономика Беккера описывает частный случай уменьшения (увеличения) числа детей в семьях в пределах имеющегося уровня по­требности семьи в детях. При уменьшении издержек и наличии пере­веса выгод от «пользования детьми» число имеющихся детей увеличи­вается до полной реализации потребности в детях, т.е. не бесконечно, а в рамках наличного уровня потребности семьи в детях. Нельзя ни в коем случае думать, будто рост выгод и сокращение издержек могут повысить сам уровень потребности в детях — такое использование кон­цепции Беккера некорректно.

Следует отметить также рыночную условность модели Беккера, под­меняющую «производство детей» в семье их метафорическим «приоб­ретением». Фактически дети производятся семьей для их последующе­го (после совершеннолетия) длительного использования или потреб-

'⁴Хоманс Дж ук соч. С 91

¹⁵ Good W The Family N.Y., 1964 Р 30-34. Ученик У. Гуда В Фишер применил рыночную парадигму к анализу брачного выбора в СССР. Fisher W. The Soviet Marriage Market. N.Y., 1980. См. переводы статей Г. С Беккера' Экономический анализ и человеческое поведение Альманах THESIS. Зима 1993. Том 1. Вып. 1 С. 24—40; Выбор партнера на брачных рынках ук альманах 1994 Вып 6. С 12-36

¹⁶ На это своевременно обратила внимание Джудит Блеик, подробнее об этой полемике см Антонов А И Социология рождаемости. С. 52

ления социальными институтами, в т. ч. экономической системой. Од­нако полная отмена социальными институтами рыночных отношений между ними и семьей оставляет семье лишь одну реальную возмож­ность — беспрепятственного ослабления потребности в детях до по­требности в одном-единственном ребенке и соответствующего этому сокращения числа детей.

Теория Беккера принимает как данное навсегда лишение институ­та семьи ее рыночного права повышать цену за передаваемых ею госу­дарству и остальным институтам детей (выращенных в семье и подго­товленных семьей в качестве новой рабочей силы) в зависимости от конъюнктуры рынка Поэтому пропагандируемый Г. Беккером универ­сализм экономического подхода в его собственной теории оказывает­ся фикцией. «Всеобъемлющий», по словам Беккера, экономический подход скромно отходит на второй план, уступая место морали, когда последовательное проведение рыночной парадигмы начинает требовать эквивалентного обмена между произведенным семьей продуктом — товаром «дети» и безвозмездно пользующимися потребительной сто­имостью товара «дети» социальными институтами.

Здесь экономическая теория, осмелившаяся назвать детей «товаром», как бы поджимает хвост и не идет дальше переодевания детей в «товар­ную форму» ради всего лишь родительского «потребительства». В совре­менных экономических теориях «взрослые» не создаются «из детей» се­мьей, а принимаются изначально как нечто данное в полном соответ­ствии с положением вещей, существовавшим в докапиталистической эко­номике. Гармоническое слияние семейных ролей с производственными, присущее эпохе семейной экономики и семейного производства, вело к тому, что и роль ребенка включала в себя производственные функции.

Как показал в своей (еще не переведенной на русский язык) книге «Столетия детства» канадский социальный историк и демограф Ф. Ари­ес, само понятие «детства» и осмысление социальной роли ребенка и детей появляется в качестве автономного словообразования не в момент наивысшей ценности детства и детей для общества и семьи, а когда раз­вал семейного производства капиталистическим заходит столь далеко, что эта ценность детей и ребенка разрушается. Когда появляются иные ситуации, когда реально дети перестают быть центром семьи, уступая место новым символам престижа, тогда распространяются слова и сло­восочетания, характеризующие то, что было чрезвычайно ценным и бе­зальтернативным в прошлом и потому не нуждалось в особом обозна­чении. Рост детоцентризма, ценности детей, таким образом, «молчали­во» происходил в докапиталистические времена, а заговорили о нем и приписали его другой эпохе, когда стало уменьшаться число детей в се­мьях и когда разъединение работы и дома потребовало в связи с занято-

стью отцов и матерей во внесемейном производстве обособления детей в детсадах и школах Социальная роль ребенка как такового возникает при отчуждении его от занятых вне семьи родителей, от семьи. Следова­тельно, как писал в своих последних трудах Ф Ариес. появление соци­альной роли ребенка отнюдь не означает «роста» ценности ребенка. Переход к рыночному капитализму, таким образом, требует от эконо­мической теории наполнить новым — рыночным, «товарным» содер-

жанием — старую, используемую до сих пор трактовку роли детей, свой­ственную докапиталистическим временам.