Реферат Курсовая Конспект
Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика - раздел Философия, Томашевский Б. В. Теория Литературы. Поэтика: Учеб. Пособие ...
|
Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. пособие / Вступ. статья Н. Д. Тамарченко; Комм. С. Н. Бройтмана при участии Н. Д. Тамарченко. — М.: Аспект Пресс, 2002.— 334 с. ((KnigiP37))
ISBN 5-7567-0230-Х
Предлагаемая книга — переиздание известного учебника, вышедшего последний раз в 1931 г По мнению специалистов, данный учебник до сих пор остается одним из лучших руководств по теоретической поэтике.
Предназначается для студентов и преподавателей русской литературы гуманитарных вузов
УДК 82/821.0 ББК 83
ISBN5-7567-0230-Х
«Аспект Пресс», 1996, 1999, 2001, 2002
Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www.aspectpress.ru
H. Д. Тамарченко
КЛАССИФИКАЦИЯ ПРОБЛЕМ СТИЛИСТИКИ
Всякая речь состоит из слов, организованных во фразовые единства. Изучая выражение, мы должны обратить внимание на выбор самих слов и на способ их объединения.
Вопрос о выборе отдельных слов, входящих в состав художественной речи, рассматривает поэтическая лексика. Она изучает словарь произведения и пользование этим словарем — оттенки значений, влагаемых автором в употребляемые им слова, и комбинирование этих значений.
Поэтический синтаксис рассматривает способ сочетания отдельных слов в предложения, т.е. так называемые обороты речи; при этом учитывается выразительное значение этих оборотов.
Следует принять во внимание, что иногда выразительность речи достигается путем звукового подбора словесного материала. Из рав-новозможных выражений избирается то, самое звучание которого независимо от значения слов является ощутимым и значащим свойством речи. Часть стилистики, изучающая принципы звуковой организации речи, именуется эвфонией.
Поэтическая лексика, поэтический синтаксис и эвфония и являются тремя отделами, исчерпывающими проблемы поэтической стилистики.
ОТБОР СЛОВ РАЗЛИЧНОЙ ЯЗЫКОВОЙ СРЕДЫ
Можно выражение сделать ощутимым, внедряя в речь слова, заимствуемые из чуждой лексической среды. На фоне чужой среды такие слова будут обращать на себя внимание. При изучении этого явления следует учитывать функцию такого внедрения, которая зависит: 1) от бытовой роли той среды, из которой делается заимствование, 2) от отношения этой среды к языковому фону произведения, т.е. к той речи, в которую эти слова внедряются, 3) от литературной традиции в пользовании данным приемом, 4) от мотивировки этого внедрения, даваемой автором, и 5) от связанной с этим сюжетной роли приема (т.е. встречается ли это внедрение чужеродных слов в речи героев, в речи рассказчика, в определенные моменты повествования и т.д.).
И ни в зуб ногой.
(В. Маяковский.)
Собственно говоря, именно в этой области различных «жаргонизмов» заключается стилистическое разнообразие прозаических произведений, которые в художественных целях пользуются теми формами живого разговорного языка, которые как бы «отстоялись» и привычны в определенных условиях жизни и в определенных слоях. С такой речью связывается представление об ее бытовых условиях, и художник прибегает к этому средству, или чтобы характеризовать описываемую среду, или складом речи обрисовать персонажей своего повествования, или — в пародическом использовании, — чтобы контрастом между темой и стилем произвести впечатление комизма или гротеска (уродливого, болезненного комизма).
КОЛИЧЕСТВЕННАЯ ЭВФОНИЯ (ЭВРИТМИЯ)
Речь представляет собой не сплошной голосовой поток, а расчлененный. В произношении мы объединяем по нескольку слов в некоторое единство — прозаический колон (или речевой такт), более или менее отделенный от соседних колонов. Вот пример такого членения на колоны отрывка из повести Эренбурга:
«В загаженных номерах «Венеции» || было пусто, | неуютно ||, раззор полный. ЦІ Совсем дача в августе, || — подумал Рославлсв ||. Валялись окурки ||, газеты, | папка «дел», || синие листочки | какие-то нехорошие, || сломанная пишущая машинка.
Ротмистр заглянул | в номер двадцать третий ||, где помещался раньше кабинет начальника.
У стены, па табуретке, | увидел мастерового, || будто прикорнувшего мирно, Ц но с раздробленной головой; || обои голубые | и портрет генеральский || были густо забрызганы кровью». В каждом таком обособленном колоне имеется одно слово, на которое падает наиболее сильное ударение (логическое ударение), объединяющее вокруг себя примыкающие слова колона. Кроме того, интонация (т.е. повышение и понижение голоса, убыстрение и замедление произношения, паузы) отделяете большей или меньшей отчетливостью один колон от другого. Каждый колон состоит из нескольких слов (редко из одного) с различным количеством слогов и с различным положением ударений. В произношении мы воспроизводим колон за колоном, слегка отделяя их, иногда останавливаясь после колона (например, для того, чтобы вдохнуть воздух). В зависимости от числа слов и порядка расположения ударных и неударных слогов в колоне произношение его требует большей или меньшей затраты энергии. Система распределения энергии произношения во времени составляет естественный ритм речи. При изучении ритма речи необходимо учитывать, на какие колоны распадается речь, насколько резко эти колоны отделены друг от друга и как расположены слова и их ударения внутри каждого колона. При коротких и резко отделенных колонах мы получаем отрывистую, быструю, энергичную речь. При колонах длинных с неотчетливыми границами, как бы переливающихся из одного в другой, мы получаем неотчетливый, затушеванный, медленный ритм. Вот пример убыстренною ритма из романа А. Белого «Котик Летаев», где почти каждое слово образует собой особый колон: «Миг, комната, улица, происшествие, деревня и время года, Россия, история, мир — лестница расширений моих: по ступеням ее восхожу... к ожидающим, к будущим: людям, событиям и крестным мукам моим...» Отчетливости ритма способствуют равенство и аналогия коло-НОІЗ. Аналогия эта может осуществляться и путем синтаксических и словесных параллелизмов, причем может объединять колоны более или менее развитыми группами. Вот пример упорядочения ритма при помощи анафорического построения (каждая группа колонов начинается словами «усы, которые»): «Здесь вы встретите усы чудные, никаким пером), никакою кистью неизобразимыс: || усы|, которым посвящена (лучшая половина жизни — предмет долгих бдений |во нрсмя дня и ночи, усы), па которые излились восхитительнейшие духи и ароматы | и коюрых умастили | все драгоценнейшие и редчайшие сорта помад, || усы |, которые заворачиваются на ночь топкою веленевою бумагою, || усы|, к которым дышит | самая трогательная привязанность | их поссессоров | и которым завидуют проходящие». (Г о г о л ь, «Невский проспект».) Ср. оттуда же: «Всё обман, всё мечта, всё не то, что кажется. Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат, — ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка. Вы воображаете, что эти два толстяка, остановившиеся перед строящейся церковью, судят об архитектуре ее, — совсем нет, они говорят о том, как странно сели две вороны одна против другой. Вы думаете, что этот энтузиаст, размахивающий руками, говорит о том, как жена его бросила из окна шариком в незнакомого ему вовсе офицера, — совсем нет, он говорит о Лафаэте. Вы думаете, что эти дамы... но дамам меньше всего верьте». При помощи таких синтаксических и лексических параллелей становится резко ощутимой членимость речи на некоторые периоды (в данном случае равные нескольким колонам), сравнимые между собой. Чем уже эти периоды, тем ритм отчетливее, тем членение ощутимее для слуха. Наоборот, при отсутствии синтаксических аналогий, при пестроте конструкций и лексики, при неровных периодах и колонах и неясной градации силы членений речь производит впечатление отсутствия ритма, аритмии. В качестве частного приема для упорядочения ритма прибегают к правильной расстановке ударений, например: «Я однажды увидел |как старый настройщик] снял крышку пьянй-но: (открылись миры молоточков): бежали...» (А Белый, «Котик Летаев».) Здесь ударения приходятся через два слога на третий. Подобная расстановка сделана автором совершенно сознательно, ибо в своих теоретических произведениях он утверждал, что ритм прозы есть результат правильной расстановки ударений. Вряд ли это можно признать без оговорок. Ритм прозы лежит в структуре и системе объединения колонов. Порядок ударений важен лишь как один из признаков структуры колона. Впрочем, из соображений эвритмии в расположении ударений избегают ставить два ударения подряд, не разделяя их паузой. Фразы вроде «путь прям», «апельсин красен» требуют для произношения некоторой остановки между словами. Скопление нескольких ударений подряд (например, «густой снег вдруг стал падать») если и допускается, то сознательно, как средство создать впечатление «рубленой» речи.
II
— W W —
Jam sätis terris | nïvis âtquë diraë Grândim's misit Pater et rubénte Déxterâ sacras iaculôtus ârces Térruit L/rbem
Алкаическая, или алкеева, строфа: Схема:
Nunc est bibéndum | nunc pëdë lîbërô Pulsânda téllus | nûnc saliâribus Ornâre piilvinâr deôrum Témpus erât dapibiis, sodâles.
Новейшие языки утратили долготу и краткость слогов (или отчасти утратили), взамен чего на первый план выступила ударность и неударность слогов. Новые имитации античных размеров включаются в том, что на долготу и краткость внимания не обращают. Арсис передается ударным слогом, остальные слоги неударными.
В Германии в конце XVIII века эти имитации популяризировал Клопшток. Вот его имитации гекзаметра:
Unterdes war Satan mit ^dramelech der £rde Лисії schon näher gekommen. Sie g/ngen neben einander Jeder allein, und in sich gekehrt. Jetzt sähe den Erdkreis Adramelech von sich in ferner Dunkelheit liegen.
Элегический дистих:
Wiedriger sind mir die redenden, als die schreibenden Schwätzer Diese leg'ich weg; jenen entflieh'ich nicht stets.
Алкеева строфа:
Der Kühne Reichstag Gallien dämmert schon, Die Morgenschauer dringen den wartenden Durch Mark und Bein: o komm, du neue Labende, selbst nicht geträumte Sonne.
(«Die Etats Généraux».)
У нас в России античные метры имитировались в том же направлении. Вот образец гекзаметра:
Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают; Все уж увенчаны гости; иной обоняет, зажмурясь, Ладана сладостный дым; другой открывает амфору, Запах веселый вина разливая далече: сосуды Светлой, студеной воды, золотистые хлебы, янтарный Мед и сыр молодой, — все готово; весь убран цветами Жертвенник. Хоры поют. Но в начале трапезы, о, други, Должно творить возлияпьс, вещать благовещис речи...
(А Пушки н.)
Элегический дистих:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой.
(А. П у ш к и н.)
Ill
Сапфическая строфа:
Ночь была прохладная, светло в небе Звезды блещут, тихо источник льется, Ветры нежны веют, шумят листами Тополи белы.
(Радищев.)
Алкеева строфа:
Когда родился Феб-Аполлон, ему
Златою митрой Зевс повязал чело И лиру дал и белоснежных Дал лебедей с колесницей легкой. (Вячеслав Иванов.)
Следует отметить, что имитации античных гекзаметров сами по себе не принадлежат к метрической системе стихосложения, так как представляют собой не музыкально-речитативную форму, а декламационно-говорную. Музыкальных долгот, мор здесь нет, а есть лишь система ударных и неударных слогов, характерная для тонической метрики.
Этим имитациям почти во всех литературах предшествовали попытки введения в новые языки чистой метрической системы, путем условного деления слогов языка на долгие и краткие.
Так, в 1619 г. вышла грамматика Мелетия Смотрицкого, который устанавливал для литературного языка того времени (т.е. цер-ковно-славянского) количественную просодию,* определял, какие звуки и в каких случаях являются долгими и какие краткими, и предлагал для России метрическую систему стихосложения. К грамматике были приложены и примеры гекзаметров:
Сарматски новорастныя мусы стопу перву
Тщащуюся Парнасе во обитель вечну заяти...
Система Смотрицкого была чисто метрической в том смысле, что: 1) ритм определялся естественной долготой, а не ударностью
* Просодией называется часть фонетики, которая изучает количественные свойства звуков речи, долготу, ударение, повышение голоса и т.п. »Количественная просодия» — учение о долготе фонем. Отмечу, что слово «просодия» употребляется и в другом значении, как синоним слова «метрика».
слогов, 2) ритмические икты падали на слоги независимо от их языкового ударения, т.е. ударный слог мог прийтись на тезис, а неударный — на арсис стопы (например, ритмически слово «сарматски» несло два икта: «сарматски»).
Глубокое влияние античных литератур на литературы современные сказалось в том, что подобные попытки пересадить античную метрику на современную почву хотя и остались бесплодными, но оказали сильное влияние на теорию современного стиха. Современные языки утратили долготу и краткость слогов в той чисто музыкальной функции, какую эти свойства имели в античных языках. Подыскивая в современных языках аналогию долготам, теоретики находили ее в ударности. Слог ударяемый стали называть долгим, неударяемый — кратким. С такой заменой таблица греческих стоп стала применяться к современным явлениям (так, ямбом именуется пара слогов, из которых второй ударный: «иду», хореем — пара слогов с ударением на первом слоге — «буду»). Ритмические икты в стихах были фиксированы на ударных слогах; т.е. требовалось совпадение естественного ударения со стихотворным. Таким образом, вся система была в корне изменена, но к ней продолжала применяться метрическая музыкальная терминология, что явилось источником недоразумений. Так, в слове «отмщенье» слог «отм» считался кратким, а «щен» — долгим, хотя первый отнимает больше времени в нормальном произношении, чем второй.
Перенесена была на современное стихосложение вся система античных стоп, хотя они потеряли свое значение разновидностей музыкального такта и т.п.
Если искать параллелей метрическому стихосложению, то его можно обнаружить в более или менее чистом виде в народных песнях и старинах (былинах), если учесть, что текст песни неотделим от мелодии напева, что песню можно только петь, а не говорить (декламация текста есть уже что-то приближающееся к пересказу).
В песнях каждый слог обладает своей длительностью, и группы слогов — музыкальным ударением, которое вообще совпадает с естественным ударением слов, но может и не совпадать. Разница с античным метром та, что долгота слога определяется исключительно мелодией, на которую песня распевается, а отнюдь не внутренним, языковым свойством самих слогов. Оторванная от мелодии песня теряет свой ритм. Наше ритмическое чтение народных песен есть искусственная интерпретация, искажение естественного ритма песни, такой же фальшивый перевод ритма из одной системы в другую, каким являются все имитации античных размеров в современных языках.
ЦЕЗУРА
Цезурой именуется однообразно проведенный через все стихотворение словораздел; т.е. если после определенного слога в каждом стихе имеется словораздел, то мы его именуем цезурой, а части, на которые этой цезурой стих разделяется, полустишиями. Пример: цезура после шестого слога в шестистопном ямбе.
Не множеством картин / старинных мастеров Украсить я желал / всегда сврю обитель, Чтоб суеверно щ I дивился посетитель, Внимая важному / сужденью знатоков.
Если последнее ритмическое ударение первого полустишия может падать на неударяемый слог, то цезура именуется силлабической. Иначе говоря, при силлабической цезуре на последней стопе первого полустишия возможен пиррихий. Приведенный пример дает нам силлабическую цезуру, так как в нем имеется стих (четвертый), где на третьей стопе — пиррихий.
Внимая важному сужденью знатоков. 144
Если последнее ритмическое ударение падает всегда на ударный слог, мы имеем тоническую цезуру, например:
Не сверчка нахала, / что скрипит у печек, Я пою: герой мой / — полевой кузнечик. Росту небольшого, / но продолговатый, На спине носил он / фрак зеленоватый...
(Полонский.)
В этом примере на 3-й стопе пиррихий ни в одном стихе не встречается,
Насколько глубоко влияние тонической цезуры на стихотворение, можно увидеть, сличив приведенный пример из Полонского с таким же шестистопным хореем, но без цезуры:
Вылетала бедна пташка на долину, Выронила сизы перья на долине. Быстрый ветер их разносит по дубраве, Слабый голос раздается по пустыне1. Не скликай, уныла птичка, бедных пташек, Не скликай ты родных деток понапрасну-Злой стрелок убил малюток для забавы, И гнездо твое развеяно под дубом.
(Мерзляков.)
•
Стихи .эти звучат совершенно иначе. Дело в том, что благодаря тонической цезуре в первом примере ударения обязательно падают на 3-ю и 6-ю стопы. Стопы 2-я и 5-я ослаблены как предпоследние в полустишиях, 1-я и 4-я — как первые стопы хореических полустиший. Появляется стремление читать эти стихи на 2 счета:
Во втором примере ударение постоянно падает на 6-ю стопу. Ослабленность первой хореической стопы заставляет нас делать второе обязательное ударение на 2-й стопе, а отсюда, в стремлении к симметрии, мы невольно упираем на 4-ю стопу и стремимся читать стих на 3 счета:
10-5046
РИФМА
Рифмой называется созвучие (совпадение звуков) концов стихов, начиная с первого ударного гласного.14 Рифмы делятся на:
а) Мужские, если ударение стоит на последнем слоге. Приме
ры: «час—раз», «светла—мгла», «избирал—идеал».
Мужская рифма, оканчивающаяся н0 гласную, требует совпадения согласного звука, предшествующего гласному (опорный согласный), например: «светла—мг/ш», «дня—меня», «жди—вперед«». Слова «рука—моя», «светла—изба» не рифмуют, так как в них не совпадают опорные согласные.
б) Женские, если ударение падает на предпоследний слог: «вре
мя—племя», «стйхия-^голубыё»', «нежный—мятежный» и т.п.
в) Дактилические, если ударение падает на третий от конца
слог: «накопится—торопится», «битвою—молитвою» и т.п.
г) Гипердактилические, если ударение стоит на 4-м, 5-м и т.д.
слогах: «падающий—радующий», «притягиваются—притрагивают
ся» и т.п.
Рифма создает соответствие между стихами/Несколько стихов, связанных рифмами, образуют строфу. Характер строфы обыкновенно выражается формулой, составляющейся следующим образом: стихи, рифмующие между собой, обозначаются одной буквой, особой для каждой новой рифмы. Буквы выписываются в порядке следования стихов. Например:
В тот же день царица злая,.................... А
Доброй вести ожидая............................. А
Втайне зеркальце взяла.......................... b
И вопрос свой задала:............................ b
Я ль, скажи мне, всех милее,, ..,.t....... .,.. С
Всех румяней и белее?..... ,..,.„.,..,..„... Г,С
Формула будет ААЬЬСС. Такая рифмовка, когда стихи рифмуют смежными парами, именуется смежной.
Взгляни, мой друг: по небу голубому.... А
Как легкий дым, несутся облака:................... b
Так грусть пройдет по сердцу молодому,... А
Его как сон касался слегка..................... Ъ
Формула АЬАЬ. Такая рифмовка (четные стихи рифмуют между собою, нечетные — между собою) называется перекрестной.
Чрез много лет, в час тихого молчанья,....... А
Я книги той переверну листы:......................... b
Засохший мне тогда предстанешь ты;......... b
Но оживешь в моем воспоминанье................ А
Формула АЬЬА. Такая рифма называется охватной.
Как в предыдущих формулах, так и в дальнейших, большие буквы употребляются для женской рифмы, малые — для мужской.
Строфы образуются путем закономерного соединения стихов, рифмующих между собою, а в некоторых случаях путем упорядоченного чередования неравных между собою стихов.
При соединении рифмующих стихов в русском 'языке руководствуются правилами чередования (сочетания), проникшими к нам из Франции при посредстве ^ермании (введены Ломоносовым на смену обязательности одних женских рифм, господствовавшей до него).
В согласии с этим правилом в русских стихотворениях употреблялись преимущественно рифмы двух родов окончания — мужские и женские:
У лукоморья дуб зеленый,................................ (ж.)
Златая цепь на дубе том,.................................. (м.)
И днем и ночью кот ученый............................. (ж.)
Всё ходит по цепи кругом................................ (м.)
На сочетании женских и мужских стихов построено подавляющее большинство русских стихотворений. Впрочем, столь же традиционно смешение дактилических'и мужских рифм, например:
По вечерам над ресторанами.................... ,.......... (д.)
Юорячий-Івоадух яцкм глух.................. з....... .„........ (м-)
И драдит «мфиками пьяными.................. (д.)
Весенний и тлетворный дух................................ (м.)
її (А. Б л о к.)'
Чрезвычайно редки случаи смешения трех родов рифм, например:
Слезы людские, о, слезы людские.................. (ж.)
Льетесь вы ранней и поздней порой, —....... (м.)
Льетесь безвестные, льетесь незримые......... (д.)
Неистощимые, неисчислимые,....................... (д.)
Льетесь, как льются струи дождевые............ (ж.)
Э осень глухую, порою ночной.,..,....................... (м.)
(Тютчев)
10е
Иногда писались стихи на один род окончания. Например:
1) только мужские:
В низенькой светелке с створчатым окном Светится лампадка в сумраке ночном: Слабый огонечек то совсем замрет, То дрожащим светом стены обольет...
(Л. M е й.)
2) только женские:
Тихой ночью, поздним летом /
Как на небе звезды рдеют? " '
Как под сумрачным их светом Нивы дремлющие зреют...
(Тютчев.)
3) только дактилические:
Тучки небесные, вечные странники, Степью лазурною, цепью жемчужною Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники С милого севера в сторону южную.
(М. Лермонтов.)
І , t *
, '«І*
Наиболее короткие строфические объединения стихов — это
двустишия AAbbCCdd... (смежная или парная рифмовка). Подобная рифмовка характерна для шестистопного, ямба, для четырехстопного хорея в сказках и др. Примеры приведем дальше.
Наиболее распространен« разные виды четверостишия. Кроме вышеперечисленных, следует упомянуть четверостишие, в котором рифмуются, только четные стихи, а первый и третий не рифмуют между собой (холостые стихи, т.е. не имеющие рифмо-вой пары), например:
Над озером тихим и сонным, Прозрачен, игрив и певуч, Сливается с камней на камни Холодный железистый ключ.
(К. С л у ч е в с к и и.)
Употребительны также шестистишия формы ААЬССЬ, например:
Прости! Покорен воле рока, Без глупых жалоб и упрека Я говорю тебе: прости! К чему упрек? — Я верю твердо, Что в нас равно страданье гордо, Что нам одним путем игги.
(А. Г p и г о p ь е в.)
Из иных форм относительно часто встречаются пятистишия рифмовки АЬААЬ, например:
Еще весны душистой нега К ним не успела низойти: Еще овраги полны снега; Еще зарей гремит телега На запорошенном пути... (Ф е т.)
Обычно строфа оканчивается мужским стихом (как во всех приведенных примерах).
РУССКИЕ КЛАССИЧЕСКИЕ РАЗМЕРЫ
СЮЖЕТНОЕ ПОСТРОЕНИЕ
МОТИВИРОВКА
Система мотивов, составляющих тематику данного произведения, должна представлять некоторое художественное единство. Если мотивы или комплекс мотивов недостаточно «пригнаны» к произведению, если читатель испытывает чувство неудовлетворенности в связи, существующей между данным комплексом мотивов и всем произведением, то говорят, что данный комплекс «выпадает» из произведения. Если все части произведения плохо пригнаны одна к другой, произведение «распадается».
Поэтому введение каждого отдельного мотива или каждого комплекса мотивов должно быть оправдано (мотивировано). Появление того или иного мотива должно казаться читателю необходимым в данном месте. Система приемов, оправдывающих введение отдельных мотивов и их комплексов, называется мотиви-ровкойп.
Приемы мотивировки многоразличны, и природа их не едина. Поэтому необходимо произвести классификацию мотивировок.
ГЕРОЙ
Обычный прием группировки и нанизывания мотивов — это выведение персонажей, живых носителей тех или иных мотивов16. Принадлежность того или иного мотива определенному персонажу облегчает внимание читателя. Персонаж является руководящей нитью, дающей возможность разобраться в нагромождении мотивов, подсобным средством для классификации и упорядочения отдельных мотивов. С другой стороны, существуют приемы, помогающие разобраться в самой массе персонажей и их взаимоотношениях. Персонаж надо уметь узнать, с другой стороны, он должен привлекать внимание в большей или меньшей степени.
Приемом узнаний персонажа является его «-характеристика-». Под характеристикой мы подразумеваем систему мотивов, неразрывно связанных с данным персонажем. В узком смысле под ха-
рактеристикой разумеют мотивы, определяющие психологию персонажа, его «характер».
Простейшим элементом характеристики является уже называние героя собственным именем. В элементарных фабулярных формах иногда достаточно простого присвоения герою имени, без всякой иной характеристики («отвлеченный герой»), чтобы зафиксировать за ним действия, необходимые для фабулярного развития. В более сложных построениях требуется, чтобы поступки героя вытекали из некоторого психологического единства, чтобы они были психологически вероятными для данного персонажа (психологическая мотивировка поступков). В таком случае герой награждается определенными психологическими чертами.
Характеристика героя может быть прямая, т.е. о его характере сообщается непосредственно или от автора, или в речах других персонажей, или в самохарактеристике («признаниях») героя. Часто встречается косвенная характеристика: характер вырисовывается из поступков и поведения героя. Иногда эти поступки в начале повествования даются не в фабульной связи, а исключительно с целью характеристики, и поэтому эти не связанные с фабулой поступки являются как бы частью экспозиции. Так, в повести К. Федина «Анна Тимофевна» в первой главе анекдот о Яковлеве и монахине дан для характеристики персонажа.
Частным случаем косвенной или наводящей характеристики является прием масок, т.е. разработка конкретных мотивов, гармонирующих с психологией персонажа. Так, описание наружности героя, его одежды, обстановки его жилища (например, Плюшкин у Гоголя) — все это приемы масок. Маской может служить не только наружное описание, путем зрительных представлений (образов), но и всякое иное. Уже самое имя героя может служить маской. В этом отношении любопытны комедийные традиции имен-масок Начиная от элементарных «Правдиных», «Милонов», «Стародумов» и кончая «Яичницей», «Скалозубом», «Градобоевым» и пр., почти все комедийные имена заключают в себе характеристику. В этом отношении достаточно просмотреть имена действующих лиц у Островского.
В приемах характеристики персонажей следует различать два основных случая: характер неизменный, остающийся в повествовании одним и тем же на всем протяжении фабулы, и характер изменяющийся, когда по мере развития фабулы мы следим за изменением самого характера действующего лица. В последнем случае элементы характеристики входят тесно в фабулу, и самый перелом характера (типичное «раскаяние злодея») есть уже изменение фабульной ситуации.
С другой стороны, лексика героя, стиль его речей, темы, им затрагиваемые в разговоре, могут также служить маской героя.
Но недостаточно дифференцировать героев, выделить их из общей массы персонажей какими-нибудь специфическими чертами характера, — необходимо фиксировать внимание читателя, возбуждать это внимание и интерес к судьбе отдельных персонажей. В этом отношении основным средством является возбуждение сочувствия к изображаемому. Персонажи обычно подвергаются эмоциональной окраске. В самых примитивных формах мы встречаем добродетельных и злодеев. Здесь эмоциональное отношение к герою (симпатия или отталкивание) разрабатывается на моральной основе. Положительные и отрицательные «типы» — необходимый элемент фабульного построения. Привлечение симпатий читателя на сторону одних и отталкивающая характеристика других вызывают эмоциональное участие («переживание») читателя в излагаемых событиях, личную его заинтересованность в судьбе героев.
Персонаж, получающий наиболее острую и яркую эмоциональную окраску, именуется героем. Герой — лицо, за которым с наибольшим напряжением и вниманием следит читатель. Герой вызывает сострадание, сочувствие, радость и горе читателя.
Не следует забывать, что эмоциональное отношение к герою является заданным в произведении. Автор может привлечь сочувствие к герою, характер которого в быту мог бы вызвать в читателе отталкивание и отвращение. Эмоциональное отношение к герою есть факт художественного построения произведения, и лишь в примитивных формах обязательно совпадает с традиционным кодексом морали и общежития.
Этот момент часто упускали публицисты-критики 60-х годов XIX в., которые расценивали героев с точки зрения общественной полезности их характера и идеологии, вынимая героя из художественного произведения, в котором предопределено эмоциональное отношение к герою. Так, выведенный Островским в качестве положительного типа русский предприниматель Васильков («Бешеные деньги»), противопоставленный разлагающемуся дворянству, был расценен нашими критиками из народнической интеллигенции как отрицательный тип нарождающегося капиталиста-эксплуататора, ибо этот тип в жизни был им антипатичен. Вот это перетолкование художественного произведения на свой идеологический аршин может создать совершенно непреодолимую стену между читателем и произведением, если читатель начнет поверять эмоциональную систему произведения своими личными житейскими или политическими эмоциями. Читать надо наивно, заражаясь указаниями автора. Чем сильнее талант автора, тем труднее
противиться этим эмоциональным директивам, тем убедительнее произведение. Эта убедительность художественного слова и служит источником обращения к нему как к средству учительства и проповедничества.
Герой вовсе не является необходимой принадлежностью фабулы. Фабула как система мотивов может и вовсе обойтись без героя и его характеристики. Герой является в результате сюжетного оформления материала и является, с одной стороны, средством нанизывания мотивов, с другой — как бы воплощенной и олицетворенной мотивировкой связи мотивов. Это ясно на элементарной повествовательной форме — на анекдоте. Анекдот, представляющийся, вообще говоря, довольно зыбкой и неясной малой формой фабульного построения, во многих случаях сводится всецело к пересечению двух главных мотивов (остальные мотивы — необходимая мотивировка: обстановка, «предисловие» и т.п.). Пересекаясь, мотивы создают особый эффект двусмысленности, контраста, характеризуемый французскими терминами «bon mot» («красное словцо») и «pointe» (буквально «острота»; с этим словом совпадает в некоторой части и понятие итальянских «concetti» — острых сентенций).
Возьмем анекдот, построенный на совпадении обоих мотивов в одной формуле (каламбур). В некоторое село приезжает безграмотный проповедник. Прихожане ждут его проповеди. Речь свою он начинает так: «Знаете, о чем я буду говорить». — «Нет, не знаем». — «Так что же я буду с вами говорить о том, чего вы не знаете». — Проповедь не состоялась. Анекдот этот имеет продолжение, подчеркивающее двусмысленное употребление слова «знать». На следующий раз на тот же его вопрос прихожане отвечали: «Знаем». — «Так если вы и без меня знаете, так мне нечего вам и говорить».*
Анекдот построен единственно на двойственном понимании одного слова и не теряет значения от обстоятельств, в которых этот диалог может происходить. Но в своем конкретном виде этот диалог всегда фиксируется за каким-нибудь героем (обычно проповедником). Получается фабульная ситуация: хитрый и в то же время неумелый проповедник — и обманутая паства. Герой нужен, чтобы на него нанизать анекдот.
Вот пример более разработанного анекдота из английского фольклора. Персонажи — англичанин и ирландец (ирландец в
* В некоторых вариантах этот анекдот имеет продолжение їм »опрос проповедника часть прихожан говорит «знаем», часть — «не чпасм» Па это следует «Пусть те, кто знает, расскажут тем, кто не їнает»
английских народных анекдотах представляет собою тип медленно и не всегда удачно соображающего). Идут они по дороге в Лондон и на перекрестке читают надпись: «Здесь дорога в Лондон. А неграмотных просят обращаться к кузнецу, живущему за поворотом». Англичанин рассмеялся, ирландец промолчал. К вечеру пришли в Лондон и расположились в гостинице ночевать. Ночью англичанин был разбужен безудержным смехом ирландца. «В чем дело?» — «Я теперь понял, почему ты рассмеялся, прочтя надпись на дороге». — «Ну?» — «Да ведь кузнеца может не оказаться дома». Здесь сталкивающиеся мотивы — подлинный комизм надписи и своеобразная интерпретация ирландца, допускающего вместе с автором надписи, возможность прочтения ее неграмотным.
Но развертывание этого анекдота ведется по приему закрепления этих мотивов за известным героем, причем в качестве характеристики героя берется его национальный признак (подобно этому во Франции процветают анекдоты о гасконцах, у нас — многочисленные областные и инородные герои анекдотов). Другой путь краткой характеристики героя — это называние его, фиксация мотивов на известном историческом лице (во Франции — герцог Роклор, в Германии — Тиль Эиленшпшель, в России — шут Балакирев. Сюда же относятся анекдоты о разных исторических лицах, о Наполеоне, о Диогене, о Пушкине и т.п.). По мере постепенного нанизывания мотивов на одно и то же лицо (имя) создаются анекдотические типы. Аналогично происхождение масок итальянской комедии (Арлекин, Пьеро, Панталоне).
ЖАНРЫ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ
– Конец работы –
Используемые теги: Томашевский, Теория, литературы, поэтика0.072
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов