КАЧЕСТВЕННАЯ ЭВФОНИЯ

Подбор фонем языка (впрочем, как и выбор того или иного ритма) может преследовать двойную задачу: 1) благозвучие речи, 2) выразительность.

Под благозвучием речи понимается, с одной стороны, упот­ребление звукосочетаний, приятных для слуха (акустическое бла­гозвучие), с другой стороны, такое построение речи, чтобы она была удобна для произношения (артикуляционное благозвучие). Оба эти момента тесно связаны в восприятии.

С точки зрения благозвучия все фонемы делятся на легкие и затрудненные. Наиболее легкими являются гласные, затем сонор­ные, за исключением звука «р»,ізатем звонкие фрикативные «в», «ж», «з», затем глухие фрикативные, затем взрывные и, наконец, аффрикаты и звук «р». Речь, обильная такими звуками, как «ч, «щ», «ц», «ш», «к», считается неблагозвучной.

Кроме того благозвучна та речь, в которой гласные сменяются согласными и не встречается подряд несколько гласных и несколько согласных. Несколько гласных подряд образуют «зияние», мешаю­щее отчетливости восприятия и произношения. В русском языке «зияние» вообще отсутствует, так как формы, образующие зияние, в большинстве случаев вымерли (мы говорим «между ними» вмес­то «между ими», хотя последняя форма еще господствовала в на­чале XIX в., греческое имя «Иоанн» превратилось в «Иван», между гласными обычно присутствует «йот»). Однако при употреблении иностранных имен и слов, а также при столкновении слов зияние может получиться, например, «река и озеро», «при Иуде». Зияние тем неприятнее, чем однообразнее следующие друг за другом глас­ные, например: «расскажите про оазис» (прааозис), «пророчества Исайи и Иисуса (пять и подряд).

С другой стороны, неблагозвучно столкновение некоторых со­гласных, например «отмщены», «мерзкий» и т.п. Впрочем, неко­торые столкновения согласных, как, например, «вл», «пл» и т.п., следует отнести к ряду благозвучных.

В целях благозвучия Державин в некоторых своих стихотворе­ниях избегал звука «р». Вот, например, его «Шуточное желание» (введенное Чайковским в его оперу «Пиковая дама»).

Если б милые девицы Так летали, будто птицы, И садились на сучках: Я желал бы быть сучочком,

Чтобы тысячам девочкам* На моих сидеть сучках. Пусть сидели бы и пели, Вили гнезда и свистели, Выводили и птенцов: Никогда б я не сгибался, Вечно б ими любовался Был милее всех сучков.

Когда Пушкин написал в «Бахчисарайском фонтане» стихи:

... Но кто с тобою, Грузинка, равен красотою?

t

то он заметил здесь синтаксическую неправильность («равен» — мужского рода, «Грузинка» — женского рода), и предполагал было изменить стих так:

Равна, грузинка, красотою...

Но столкновение звуков ка, кр показалось ему неблагозвуч­ным, и он вернулся к прежней редакции.

С другой стороны, упрекая Вяземского за бессмысленность сочетания (в описании водопада) «влаги властелин», он тем не менее отмечает благозвучие в совпадении звуков «вла-вла».

Из этих примеров видно, что звучание становится заметным (как в случае благозвучия, так и в случае неблагозвучия) при по­вторении фонем или целых групп фонем.

Поэтому, чтобы сделать благозвучие ощутимым (не просто от­сутствие затруднения в произношении и слушании, а ощущение легкости или трудности звукового состава), необходимо ввести некоторые звуковые однообразия, что достигается путем повторе­ния фонем (так называемые звуковые повторы), например:

«Одним словом, вес эти господа были народ простой, кряжевой; до корней не доискивались; брали, драли, крали, спины гнули с умилением и мирно и жирно проживали свой век»

(Достоевский.)

* В этом слове диалектическое ударение «девочки» вместо литературного «девочки»

т

Звуковое единообразие наблюдается у поэтов XIX века, напри­мер у Пушкина:

Куда как весело: вот вечер: вьюга воет... Пастух плетя свой иестрый лапоть Поет про волжских рыбарей... Волненье страха и стьща Потом в отплату лепетания...*

И в суму его пустую Суют грамоту другую.

Вот примеры фонетических соответствий у Блока:

Утихает светлый ветер. Наступает серый вечер, Ворон канул на сосну, Тронул сонную волну.

У современных поэтов эти звуковые соответствия еще чаще:

Пламенный пляс скакуна Проилескавшего плашменной лапой...

(Н. А с е е в)

Со сталелитейного стали лететь Крики кровью окрашенные, Стекало в стекольных, и падали те Слезой поскользнувшись страшною

(О и же)

Как ты в мечты стучишь огнивом? Не память, — зов, хмельней вина, К стогам снегов, к весенним нивам, Где с Волгой делит дол Двина!

(В. Б p ю с о в.)

То же наблюдается в прозе, например: «на легких спиралях, с обой, онемели давно: лепестки белых лилий легчайшим изливом» (А. Белый). Ср. типичные каламбуры: «какие тут скверы при сквер­ных делах» (С. Третьяков).

Таким образом, в поэтическом языке подобозвучащие слова тяготеют друг к другу. Отсюда появляются своеобразные звуковые ассоциации. Так, например, очень часто эпитет подбирается по

Примеры взяты из статьи В: Брюсова «Звукопись Пушкина».

принципу звуковой аналогии: «гул глухой», «ревущий зверь», «звез­ды золотые», «потребность трезвая» и т.п. Например:

Покрой эту черную рану Покровом вечерней тьмы... (А. А х м а т о в а.)

Классификацию конфигураций эвфонических повторов дал О.М. Брик, и его классификация является в настоящее время наи­более популярной¹⁹. Вот основы его классификации:

1) Повторы делятся по количеству повторяемых звуков на двух-
звучные, трехзвучные и т.д.* Примеры из Пушкина (П.) и Лер­
монтова (Л.).

Двухзвучные:

враГу царя на поруГанье (П.) и внемлет арфе серафима (Я.)

Трехзвучные:

В руКе сверкнул турецкий ствол (Л.) Четырехзвучные:

задумчивый ГруЗиН на месть тебя ковал, на ГроЗНый бой точил черкес свободный (Л.) ДеЛибаШ на всем скаку срежет саблею кривою с плеч уДаЛую баШку (Я.)

2) В зависимости от числа раз повторения одних и тех же зву­
ков мы имеем повторы простые и многократные. Примеры про­
стых см. выше.

Многократные повторы:

моГиЛьный ГуЛ хвалебный ГЛас (Я.) чей СТарый Терем на горе круТой (Л.)

* В дальнейшем все примеры имеют в виду лишь повторы согласных. Всю эту классификацию можно распространить и на гласные.

3) Классифицируются повторы в зависимости от того, в каком порядке следуют друг за другом звуки в повторяемых группах. Обозначая условно звуки первой группы через А, В, С,Ди т.д., мы можем выразить формулу повтора в виде этих же букв, располо­женных в том порядке, в каком они встречаются во второй группе.

Примеры:

Двухзвучный повтор AB (тот же порядок, что в первой группе):

на уРНу БайРоНа взирает (Я.)

ВА (обратный или «хиастический» повтор.) где сЛаВу остаВиЛ и трон.

Трехзвучные: ABC

мой юный слух напевами ПЛеНила

и меж ПеЛеН оставила свирель (77.)

ВСА

сметает ПыЛь с могильных ПЛиТ (Л.).

CAB

и СКВозь него ВыСоКий бор (Л.).

ВАС

но и теперь НиКТо не КиНеТ (Я.)

АС В

у Черного моря ЧиНара стоит молодая (Л.)

СВА

на суше, на МоряХ, во ХраМе под шатром (Я.)

Повторы классифицируются по их положению в ритмических единицах (в дальнейших примерах единицей является стих).

I. Смежные повторы в пределах одного стиха. Пример:

отвориТе МНе ТеМ/шцу

II. Кольцо. Первая группа в начале строки, вторая — в конце.

Пример:

реДеет облаков летучая фяДа (Я.)

На двух строках:

Марии ль чистая душа являлась мне, или ЗареМа (Я.)

III. Стык. Первая группа в конце первой строки, вторая — в
начале второй. Пример:

чтоб укорять людей, чья зЛоба убил а друга твоего. (IT.)

иль зачем судьбою ТайНой Ты На казнь осуждена (Я.)

IV. Скреп. (Анафора.) Обе группы в начале строк.

и реВом скрипок заглушен ревнивый шопот модных жен (ff.)

Провозглашать я стал любви и правды чистые ученья... (Л.)

V. Концовка. Обе группы в конце строк.

в крови горит огонь жеЛаНья душа тобой уязвЛеНа (П.)

одели темные ПоЛяНы широкой белой ПеЛеНой (Л.)

Классификация Брика применима не только к повторению зву­ков, но и к повторению слов, синтаксических форм, значений (си­нонимический повтор) и т.п. Эта классификация показывает, что звуковой подбор совершается не ради самих только звуков, но и с целью оформить звуковыми соответствиями распадение речи на ритмические единицы. Всего отчетливее это видно на рифме как в прозе (в поговорках и пословицах) так, особенно, и в стихах.

Другая сторона в фонетическом отборе — это звуковая вырази­тельность. Основой выразительной функции звуков являются те ассоциации, которые мы связываем непосредственно с самими фонемами. Ассоциации эти многоразличны.

Простейшим случаем звуковых ассоциаций являются звукопод­ражания. Многие звуки в природе имеют акустическое сходство со звуками языка. Так, раскаты грома напоминают звук «р», дребез­жащий звук металла — звук «з», свист — звук «с», глухой шум — звук «ш»; поэтому слова «гром», «звон», «свист», «шум», «шелест», «шопот», «рычание» и другие имеют выразительную звуковую ок­раску. Многие слова возникают из звукоподражаний («трах», «тик-

,'. Іак», «ку-ку», «мяу»). Слова эти именуются ономатопеями. Самый | простой способ звуковой выразительности — это пользование сло­нами языка как ономатопеями. Так, в сочетаниях «вьюга воет», «зверь ревет» есть элемент звукоподражания, т.е. соответствие между фонетической формой выражения и звуковой природой описыва­емого явления.

Но со звуками могут быть ассоциации и незвуковой природы. Если мы обратим внимание на обычные выражения: «высокий звук», «низкий звук», «сухой звук», «мягкий голос», «грубый го­лос», «тонкий голос», то убедимся, что существуют общезначимые (ибо эти выражения понятны для всех) связи между характером звуков и различными явлениями незвуковой природы. Ср. у Лер­монтова:

Я без ума от тройственных созвучий И влажных рифм как например на ю.

Объясняется это тем, что мы располагаем звуки в ряды и срав­ниваем их между собой в некоторых отношениях: например, по высоте тембра мы имеем шкалу гласных от «у» до «и», можем срав­нивать звуки по той энергии, которую мы на произнесение их затрачиваем, по трудности их произношения, по силе их акусти­ческого эффекта (например, пронзительный звук «с») и т.д. Мы делим звуки на музыкальные высокие и на музыкальные низкие, на приятные («нежные») и неприятные («грубые»). Принадлеж­ность высоких звуков голосу женщин и детей, а низких — голосу мужчин заставляет нас ассоциировать высокие звуки с чем-то сла­бым и женственным, а низкие — с чем-то грубым, сильным, му­жественным. Но на такие же ряды разлагаются и восприятия иных органов чувств. Так, цвета мы различаем яркие, светлые, с одной стороны, и тусклые, темные — с другой. Совершенно естественна ассоциация между цветами светлыми (например, белым) и звука­ми высокого тембра (например, «и»). Отсюда понятно, почему поэт, описывая лилию — белый цветок, — обильно будет употреблять звук «и», тем более что эта ассоциация поддерживается и тем, что слово «лилия» дважды содержит в себе этот звук.

Легкость произнесения сонорных звуков ассоциирует их с пред­ставлением о чем-то легком и нежном. Недаром слова «нежный», «милый», «юный», богатые сонорными согласными, были излюб­ленными эпитетами в поэзии 20-х годов XIX в., разрабатывавшей женственные темы.

Такие ассоциации создают основу для эмоциональной окраски звука. Могут быть они и иного происхождения: например, чувство

презрения вызывает у нас определенную мимику — напряжение лицевых мускулов, вызывающее особое движение губ, которое, при выдохе, может сопровождаться губным звуком (отсюда междоме­тие «фу»). Естественно, что губные глухие звуки могут окрашивать речь в качестве эмоционального знака презрения, и такие слова, как «презирать», «подлый», «плохо», являются уже в своем звуко­вом составе окрашенными.

Подобно этому звук «с», напоминающий свист, также может выражать презрение, поскольку свист вообще есть знак неодобре­ния (из театрального обычая слово «освистывать» приобрело ши­рокое значение) или жестокой иронии: например, в следующей эпиграмме Баратынского звук «с» отмечает именно те места, в ко­торых выражается презрение:

В своих листах душонкой ты кривишь, Уродуешь и мненья, и сказанья, Приятельски дурачеству кадишь Завистливо поносишь дарованья: Дурной твой нрав дурной приносит плод: Срамец срамеці все шепчут, — вот известье, — Эх, не тужи, уж это мой расчет: Подписчики мне платят за бесчестье.

В другой эпиграмме Баратынского же роль свистящих звуков даже прямо названа:

Ты ропщешь, важный журналист, На наше модное маранье: «Все та же песня: ветра свист, Листов древесных увяданье»... Понятно нам твое страданье И без того освистан ты, И так, подвалов достоянье, Родясь — гниют твои листы.

Кроме того, представление о фонеме легко ассоциируется с теми словами, в которые звук входит; так, вхождение того же зву­ка «с» в слова «свист», «сияние», «ясный», «блеск», «сверкать» и т.д. может у нас вызвать определенные световые представления, особенно если они подсказываются текстом, например:

Оставьте пряжу, сестры. Солнце село, Столбом лупа блестит над нами. Полно! (Пушкин. «Русалка».)

Употребление звуков как некоторого эквивалента выражения, как чего-то равносильного слову, называющему явление, иногда именуется звуковой метафорой.

Ассоциации, связывающие эмоции и объективные представле­ния, непосредственно со звуками языка, чрезвычайно многочис­ленны. Но не следует забывать, что они довольно зыбки и часто весьма субъективны. Так, например, известно распространенное явление «цветного слуха». Многие воспринимают некоторые зву­ки в качестве окрашенных в определенный цвет. Однако обычно каждый окрашивает звук по-своему. Кроме того, многие совер­шенно не окрашивают звуков.

В анализе звуковой выразительности художественного произ­ведения следует быть весьма осторожным, учитывая лишь опреде­ленно выраженные звуковые явления (устраняя все случайное) и принимая во внимание лишь общезначимые ассоциации или ас­социации, даваемые самим текстом произведения. Так, в следую­щем примере из Достоевского вряд ли следует интерпретировать как эвфонический прием стечение звука «с»: «сам себя со всем своим усиленным сознанием добросовестно считает за мышь, а не ш человека» («Записки из подполья», I, III).

Отмечу еще один ряд несомненных ассоциаций — это ассо­циации со звуками чужих языков. Вслушиваясь в непривычный для нас говор, мы замечаем в нем те звуки, которые в данном говоре употребляются чаще, чем в русском языке. Отсюда мы ас­социируем с представлением об иностранных языках представле­ние об отдельных, характеризующих эти языки звуках. Так, стих «О сон на море — диво сон» имитирует фонетику итальянской речи. Точно так же и различные диалекты мы расцениваем с точки зрения входящих в их состав звуков.

Вот пример стихотворения («заумного», т.е. отчасти лишенно­го значения набора слов), построенного на имитации диалекти­ческого говора:

КАТОРЖНАЯ ТАЕЖНАЯ

Захурдачивая в жордубту По зубарам сыпь дурбинушшом. Расхлабысть твою да в морду ту Размордачай в бурд рябинушшом. А ишшо взграбай когтишшами По зарылбу взымбь колдобиной Штобыш впрямь зуйма грабишшами

- - -KM G

Балабурдой был — худобиной. Шшо да шшо да не нашшоками А впроползь брюшиной шша — Жри хувырдовыми шшоками Раздобырдивай лешша.

(Василий Каменский.)

Как ни расценивать «заумную» литературу, отказывающуюся от самого могущественного свойства слова — от его значения, нельзя отказать в звуковой выразительности данного стихотворения, ко­торое по фонетике и отчасти лексике вполне соответствует заго­ловку.*

Поэты весьма чутки на звуковые ассоциации. Так, Асеев писал:

Я запретил бы «продажу овса и сена»... Ведь это пахнет убийством отца и сына.

При таком обостренном отношении к звуковым ассоциациям совершенно естественно, что звуковая ткань произведения далеко не безразлична. Особенно отчетливо она выступает в стихах. Од­нако все подобные же явления можно наблюсти и в прозе.

Факты звуковой организации речи (иногда называемые «ин­струментовкой» речи) еще недостаточно изучены, чтобы можно было построить стройную теорию эвфонии²". Но вопросы, связан­ные с эвфонией, не следует забывать при анализе текста художест­венного произведения.