ДИАЛЕКТИЗМЫ

Диалектизмами именуются заимствования слов из говоров того же языка. Являясь по природе теми же варваризмами (поскольку границы между диалектами и языками не могут быть установлены точно), они отличаются лишь тем, что берут слова из говоров бо­лее знакомых и преимущественно нелитературных, т.е. не облада­ющих своей письменной литературой. При этом следует различать два случая: использование говоров этнических групп, или област­ных («провинциализмы»), и использование говоров отдельных со­циальных групп.

Этнические диалектизмы, заимствуемые из разных наречий, употребляются обычно для придания «местного колорита» выра­жению. Кроме того, учитывая тот факт, что они берутся из гово­ров лиц, далеких от литературной культуры, здесь мы везде заме­чаем некоторое «снижение» языка, т.е. пользование формами речи,

* Русский язык делится на три главные группы: великорусское наречие, белорусское (Б.С.С. Р. и часть Смоленской губ.) и малорусское (украинское, У.С.С.Р.). Последние два наречия ныне развились в самостоятельные языки со своей литературой. Великорусское наречие делится на северно-великорусское (север и восток — Поволжье) и южно-великорусское (губ. Тульская, Орловская, Курская, Рязанская, Воронежская, Тамбовская, Донская область). Между ними узкой полосой тянется область переходного средне-великорусского наречия (че­рез губ. Новгородскую, Тверскую, Московскую, Пензенскую). Наречия отлича­ются друг от друга в первую очередь произношением, затем запасом слов и син­таксисом. Главнейшие — преимущественно фонетические — особенности гово­ров следующие: в северных говорах «окают», т.е. в словах, где пишется «о», оно слышится и не под ударением (напр. «вода»); между гласными нет йота (см. стр. 85), т.е. говорят «бываэт» вместо московского «бывайэт» (бывает); после сущест­вительных обычно прибавляют «от», «та», «ту», «ти» (дом-от, изба-та, избу-ту, в избе-ти). В южно-великорусских говорах «акают», т.е. говорят «вада»; вместо «г» краткого (взрывного) произносят «г» длительное (фрикативное), которое слы­шится во всех говорах в старом произношении в словах «благо, господь»; в тре­тьем лице глаголов проишосят мягко «ть» — «идсть, знають». Русская литера­турная речь явилась в результате смешения церковно-славянского языка с жи­вым московским говором (принадлежащим к средне-великорусскому наречию), с наслоением новых слов, вызванных потребностью новой культуры и образуе­мых или по образцу уже ранее существовавших слов (напр., «промышленность», «трогательный», «влияние») или, чаще, заимствуемых у других языков («газета», «граммофон», «почта», «активный» и т.п.).

пренебрегаемыми в говоре среднего «литературно образованного» человека*.

Эти диалектизмы широкой струей влились в русскую литера­туру в 30-х годах в произведениях Даля, Погорельского и особен­но Гоголя.

«И так всю беду эту свалили мы с плеч долой, спокутковали, как говорят на Украине».

(Дал ь.)

«Итак, казак мой откинулся от дивчины, с которой было жени­хался...»

(Даль.)

Этими украинизмами или малоруссизмами Даль в цитируемых примерах не только старается передать местный колорит происхо­дящего, но также имитирует сказовую манеру* вымышленного рас­сказчика-украинца:

«Я сказал уже, что дело было на Украине, пусть же не пеняют на меня, что сказка моя пестра украинскими речами. Сказку эту прислал мне тож казак: Грицько Основьяненко, коли знавали его».

(Даль. «Ведьма».)

Точно так же Гоголь мотивирует украинизмы говором рассказ­чика Рудого Панька.

Близко к диалектизмам (т.е. к словам, не употребляющимся нормально в говоре лиц, говорящих на общерусском литератур­ном языке) стоят провинциализмы, т.е. слова и речения, проник­шие в говор литературно говорящих горожан, но не получившие распространения по всей территории и употребляемые только в какой-нибудь одной местности. Много примеров можно найти, напр., в местных названиях животных, птиц, рыб и растений. Ост­ровский в пьесе «Бешеные деньги» так характеризует своего ге­роя-провинциала Василькова:

«Говорит слегка на «о», употребляет поговорки, принадлежащие жи­телям городов среднего течения Волги: когда же нет — вместо да; ни боже мои! вместо отрицания, шабёр вместо сосед».

Несколько иную функцию имеют заимствования из говоров различных социальных групп. Таково, например, характерное ис­пользование так называемого «мещанского говора», т.е. говора го­родских слоев, занимающих промежуточное положение между сло-

ями, пользующимися литературным языком, и слоями, говорящи­ми на чистом диалекте.

Купеческие персонажи в комедиях Островского обычно поль­зуются мещанским говором.

Обращаясь к мещанскому говору, писатели обычно отмечают следующую особенность лексики: мещанские слои тяготеют к ус­воению чисто литературных слов («образованных»), но, усваивая их, коверкают и переосмысляют. Такое изменение слова с его пере­осмыслением именуется народной этимологией. Произведения, поль­зующиеся лексикой мещанских говоров, обычно широко употреб­ляют лексику народных этимологии. Например:

Бальзаминов а. Вот что, Миша, есть такие французские слова, очень похожие на русские; я их много знаю, ты бы хоть их заучил когда на досуге. Послушаешь иногда на именинах, или где на свадьбе, как молодые кавалеры с барышнями разговаривают, — просто прелесть слу­шать.

Бальзаминов. Какие же это слова, маменька? Ведь как знать, может быть они мне и на пользу пойдут.

Бальзаминов а. Разумеется, на пользу. Вот послушай! Ты все говоришь: «Я гулять пойду!» Это, Миша, нехорошо. Лучше скажи: «Я хочу проминаж сделать!»

Бальзаминов. Да-с, маменька, это лучше. Это вы правду гово­рите! Проминаж лучше.

Бальзаминов а. Про кого дурно говорят, это — мораль.

Бальзаминов. Это я знаю.

Бальзаминов а. Коль человек или вещь какая-нибудь не стоит внимания, ничтожная какая-нибудь, — как про нее сказать? Дрянь? Это как-то неловко. Лучше по-французски: «Гольтспа».

Бальзаминов. Гольтепа. Да, это хорошо.

Бальзаминов а. А вот, если кто заважничает, очень возмечтает о себе и вдруг ему форс-то собьют, — это «асаже» называется.

Бальзаминов. Я этого, маменька, не знал, а это слово хорошее, Асаже, асаже...»

(Островский «Свои собаки грызутся — чужая не приставай» )

«Сел тут левша за стол и сидит, а как чего-нибудь по-аглицки спро­сить — не умеет. Но потом догадался: опять просто по столу перстом постучит да в рот себе покажет — англичане догадываются и подают, только не всегда того, что надобно, но он что ему не подходящее не при­нимает. Подали ему ихнего приготовления горячий студинг в огне; — он говорит: это я не знаю, чтобы такое можно есть, — и вкушать не стал — они ему переменили и другого кушанья поставили. Также и водки их пить не стал, потому что она зеленая — вроде как будто купоросом за­правлена, а выбрал, что всего натуральнее, и ждет курьера в прохладе за баклажсчкой.

А те лица, которым курьер нимфозорию сдал, сию же минуту ее рас­смотрели в самый сильный мелкоскоп и сейчас в публицейские ведомос­ти описания, чтобы завтра же на всеобщее известие клеветой вышел».

(Лесков. «Л е в ш а». Сказ о Тульском косом Левше и о стальной блохе.)

Здесь своеобразная лексика служит, во-первых, для создания характеристичного сказового фона. Самой лексикой (а также и син­таксисом) характеризуется рассказчик. С другой стороны, «народ­ные этимологии» дают простор для смысловых сопоставлений («кле-ветон» равняется фельетон и т.д.), производящих комический эф­фект. Особенно богат этими новообразованиями, мотивирован­ными «народной этимологией», язык Лескова: «Аболон полведер-ский», «буреметры», «ажидация», «верояция», «укушетка», «водо-глаз», «тугамент», «Граф Кисельвроде», «Твердиземное море», «дол-бица умножения» и т.д.

Отметим, что действительно обращающиеся в говоре «народ­ные этимологии» сравнительно редко дают пример контамина­ции слов по их значению. Так, если вместо «керосин» говорят «карасин», сближая это слово со словом «карась», то никакой свя­зи керосина с карасем никто не усматривает. Для искусственных, литературных «народных этимологии» характерна именно конта­минация по смыслу, которая имеет комический эффект вследст­вие неожиданного сближения двух понятий: «фельетон—клеве­той» (т.е. фельетон как форма газетной клеветы). Эта смысловая контаминация возможна и без мотивировки мещанским говором, напр.:

«Дорогойченко, Герасимов, Кирилов, Родов — какой однаробразный пейзаж».

(В. M а я к о в с к и и.)

К этому же классу стилистических явлений, основанных на искажении речи, относится имитация русского говора иностран­цев, плохо владеющих русской речью. Здесь обычно подчеркива­ется преимущественно фонетическое и морфологическое измене­ние слов, равно как и внедрение иностранной лексики в русскую речь:

«Ви получаит казенный квартир, с дровами, с лихт (Licht — свет) и с прислугой, чего ви недостоин, — строго и ужасно как приговор, прозву­чал ответ Крсстьяна Ивановича».

(Достоевский.) 42

Ср. обратное — искажение иностранной речи в устах русских:

«— Пуркуа ву туше, пуркуа ву туше, — закричал Антон Пафнутьич, спрягая с грехом пополам русский глагол тушу на французский лад. — Я не могу дормир в потемках».

(Пушкин.)

К области разновидностей диалектизмов следует отнести так­же употребление лексики профессиональных групп, а также гово­ров, возникающих в известной бытовой обстановке — так называ­емых жаргонов (воровской жаргон, уличный «argot» и т.п.). При­меры подобного рода диалектизмов можно найти в морских рас­сказах Станюковича, в босяцких рассказах Максима Горького и т.д. Вот образец имитации профессиональной лексики (медицин­ской) в одном из ранних рассказов Чехова:

«Роман доктора. Если ты достиг возмужалости и кончил науки, то recipe: feminam imam и приданого quantum satis. Я так и сделал: взял fem-inam unam (двух брать не дозволяется) и приданого. Еще древние порица­ли тех, которые, женясь, не берут приданого (Ихтиозавр, XII, 3). Я про­писал себе лошадей, бельэтаж, стал пить vinum gillicum rubrum и купил себе шубу за 700 рублей. Одним словом, зажил lege artis. Ее habitus не­плох. Рост средний. Окраска накожных покровов и слизистых оболочек нормальна, подкожноклетчатый слой развит удовлетворительно. Грудь правильная, хрипов нет, дыхание везикулярное. Тоны сердца чистые. В сфере психических явлений заметно только одно уклонение: она болтли­ва и криклива. Благодаря ее болтливости я страдаю гиперестезией право­го слухового нерва» и т.д.

К жаргонизмам примыкают и так называемые «вульгаризмы», т.е. употребление в литературе грубых слов просторечия («сволочь», «стерва»,и т.д.).

Например:

Нами

лирика

в штыки

неоднократно атакована, Ищем речи

точной

и нагой. Но поэзия —

пресволочнсйшая штуковина, Существует —