ПЬЕР АБЕЛЯР

(1079 – 1142)

Пьер Абеляр – один из самых значительных представителей философской мысли Средневековья, оказавший огромное влияние на духовную жизнь своего времени и оставивший глубокий след в истории философии. «Французский Сократ, величайший Платон Запада, современный Аристотель, великий спорщик и диалектик всех времён, властитель умов, гений многогранный, тонкий и проницательный, всё превозмог он силой разума и искусством слова; таким был Абеляр», – говорил на его похоронах в Параклете преподобный Пётр, настоятель аббатства Клюни. Но церковью он был осужден как еретик, что не помешало ей впоследствии использовать его идеи для обоснования постулатов христианской теологии.

Жизнь и скитания

Абеляр родился в местечке Пале недалеко от г. Нанта в семье западно-французского рыцаря. Он получил хорошее для того времени образование, в котором навыки военного искусства и светского образования сочетались с глубокими теоретическими знаниями. Он был знаком с произведениями Платона, Аристотеля, Цицерона, с другими памятниками античной культуры. Основы науки и философии Абеляр осваивал под руководством известного философа и богослова Росцелина. Уже в этот период в нём обнаружилась страстная тяга к знаниям, талантливость и пытливость. Очарованный духом античной философии, Абеляр, старший сын в семье, отказался от права наследования в пользу младших братьев и в 16 лет оказался в г. Шартре, недалеко от Парижа, где уже более ста лет существовал и развивался замечательный научный и философский центр.

В IХ-ХII вв. в Европе культивировались так называемые «грамматические штудии», ставившие своей целью изучение соотношения знака и значения, имени и вещи. Эта проблема и была целью изучения Шартрской школы, когда там появился Абеляр. Здесь, под руководством братьев Бернара и Тьерри, у него развился глубокий интерес к философии языка, который оказал глубокое влияние на всё учение Абеляра.

В 1099 г. Абеляр оказался в Париже, который к этому времени становился интеллектуальным центром Западной Европы. Он стал слушателем соборной школы, которую возглавлял архидьякон Notre-Dame Гильом де Шампо, пользовавшийся большой известностью. Учитель благосклонно принял нового ученика. Однако очень скоро между ними возникли весьма напряжённые отношения. В школе была принята дискуссионная форма проведения занятий. Пользуясь предоставленной свободой общения слушателей с преподавателем, Абеляр вызывал Гильома на философские споры, из которых неизменно выходил победителем, что подрывало авторитет учителя. Конфликт завершился полным разрывом и изгнанием Абеляра из школы.

С 1108 по 1113 г. Абеляр создаёт самостоятельные курсы в Мелене и Корбее, вновь возвращается в Париж и ведет дискуссии с Гильомом, заставляя его частично отказаться от своих взглядов. Одно время он даже возглавлял оставленную Гильомом школу, но затем был им вновь изгнан.

В 1113 г. он оказался в городе Лане, вновь в роли студента, теперь уже у Ансельма Ланского. Ансельм был типичным представителем раннехристианской схоластики, в котором блестящее ораторское искусство сочеталось с довольно скудным содержанием. Позднее, в «Истории моих бедствий» Абеляр охарактеризует его как «рутинёра и ритора, наполнявшего дымом свой дом всякий раз, когда хотел его осветить». Перестав посещать лекции Ансельма, он ещё некоторое время посещал занятия, на которых толковались тексты из Библии. Абеляр обнаруживает несовпадение текстов, противоречия как в самой Библии, так и в трудах «отцов церкви», пытается по-своему толковать их, тем самым вызывая неудовольствие своего учителя, ставя под сомнение его авторитет. В конце концов, Ансельм вообще запретил ему выступать с лекциями по богословской тематике в его школе.

Абеляр возвращается в Париж и разбивает «учёный лагерь на горе Сен-Женевьев, чтобы осаждать оттуда врага». Он возобновляет споры с Гильомом де Шампо, которые заканчиваются полной победой Абеляра. Гильом не только смягчил свою позицию под влиянием критики Абеляра, но и вынужден был закрыть свою школу, так как его ученики перебежали к Абеляру. Абеляр становится и руководителем, и профессором школы Notre-Dame. Из неё впоследствии развился свободный Французский университет – мощный центр светской и духовной культуры, под крышу которого начали стекаться одарённые молодые люди со всей Европы.

А пока Абеляр в полном расцвете сил. Мастерски владея редким искусством ясной и смелой постановки самых запутанных вопросов, чисто французской манерой мягкого, изящного изложения, красотой слова и неотразимым личным обаянием, он привлекал тысячи восхищённых учеников со всех концов Запада. Большинство европейской «интеллигенции» того времени прошло через эту школу. «Из нее вышли один папа, 19 кардиналов, более 50 епископов Франции, Германии и Италии, в ней выросли Петр Ломбардский и Арнольд Бришанский», – писал впоследствии Гизо. С возрастанием популярности и авторитета изменялось и материальное положение Абеляра.

Но жизнь готовила ему новое испытание. «В то время, – писал Абеляр в «Истории моих бедствий», – жила в Париже молодая девушка по имени Элоиза… Прекрасная собою, она ещё более блистала умом, нежели красотою». Элоиза была образованной девушкой, изучала науки и языки, в том числе древнегреческий и древнееврейский. Её дядя, каноник Фульбьер, желая дать ей наилучшее образование, взял Абеляра в свой дом в качестве жильца и в качестве домашнего учителя Элоизы. «Так Фульбьер, – вспоминал Абеляр, – отдал нежную овечку голодному волку. Он полагался на невинность Элоизы и на мою репутацию мудрости. Скоро мы имели одно сердце. Мы искали уединения, которого требует наука, и, далёкая от взоров, любовь наша наслаждалась этим уединением. Перед нами лежали открытые книги, но в уроках наших было больше любви, чем наставлений мудрости, больше поцелуев, чем науки». Он сочинял стихи, и это были «песни любви, а не аксиомы философии». «Одаренный талантом слова и пения, – писала ему впоследствии Элоиза, – вы заставили звучать на всех устах имя Элоизы».

Абеляр и Элоиза поженились, и у них родился сын. Опасаясь разрушения карьеры мужа и насмешек в его адрес со стороны его учеников, Элоиза настояла на сохранении брака в тайне. Каноник Фульбьер, хотя и был разгневан, согласился с этим, но не сдержал своего слова, и вскоре брак Абеляра и Элоизы стал «притчей во языцех». А когда Элоиза, желая прекратить пересуды, приняла в Аржантее монашеское одеяние (но ещё не пострижение), дядя её пришёл в бешенство, подговорил неких мужчин, которые, подкупив слугу Абеляра, ворвались к нему ночью в дом и оскопили его.

Жестоко страдая морально и физически, он решил уйти от мира, вступил монахом в монастырь Сен-Дени и уговорил Элоизу (ей в то время было 19 лет) также уйти в монастырь, где она впоследствии стала настоятельницей. В течение десяти лет они ничего не знали друг о друге. Но когда Абеляр написал автобиографическое произведение «История моих бедствий», оно получило широкую популярность и дошло до Элоизы. Она написала ему письмо, и между ними началась переписка, которая продолжалась до самой смерти Абеляра и до сих пор считается образцом любовного эпистолярного жанра. Умирая, Абеляр завещал передать его тело Элоизе.

Прерванная на время преподавательская деятельность Абеляра скоро была возобновлена по просьбе его учеников и с согласия конвента Сен-Дени. Новый этап учительства оказался еще более блистательным. Смелое и остроумное приложение логических приёмов к разрешению богословских проблем вызывают взрыв восторга учеников, зависть соперников, беспокойство церкви.

Особенно нападали на Абеляра ученики Ансельма Ланского – Альберик Римский и Лотульф Ломбардский. Они обвиняли его в том, что он читает лекции по философии, содержание которых несовместимо с его монашеским званием, а также лекции по богословию без соответствующего разрешения церковных властей. При поддержке Гильома де Шампо они добились созыва в 1121 г. церковного собора. Поводом послужила новая книга Абеляра «О божественном единстве и троичности», в которой он доказывал, что существует лишь один Бог-отец, а Бог-Сын и Бог-дух – лишь проявления его могущества.

Собор был созван в Суассоне, городе, где за тридцать лет до этого был осуждён по обвинению в ереси учитель Абеляра Росцелин. Абеляр готовился к развёрнутому диспуту и был уверен, что сумеет доказать свою правоту. Однако оппоненты его, понимая опасность открытого спора с Абеляром, не дали ему возможности принять в нём участия. Несмотря на симпатии по отношению к Абеляру со стороны некоторых участников собора и на то, что в ходе обсуждения судьи неоднократно обвиняли друг друга в грубом невежестве и в еретических заблуждениях, он был обвинен в ереси, приговорен к собственноручному сожжению своей книги и ссылке на исправление в аббатство Святого Медарда.

Однако ученики и последователи Абеляра, узнав об обстоятельствах его обвинения, стали открыто нападать на его преследователей, и тем пришлось даже оправдываться. В такой ситуации папский легат разрешил Абеляру вернуться в Сен-Дени. Но в ходе исторических исследований о происхождении аббатства Абеляр подверг сомнению легенду о Святом Дионисии и стал доказывать, что тот не мог быть основателем обители, поскольку никогда не был в Галиции, а мощи его покоятся в Греции. Монахи стали грозить ему гневом короля за унижение славы знаменитой базилики. Абеляру пришлось спасаться бегством и искать защиты у графа Шампани. При содействии некоторых членов королевского совета ему удалось договориться с руководством монастыря о том, что он будет жить за пределами монастыря, оставаясь под его эгидой.

Кто-то подарил ему участок земли в пустынном месте между Ножаном и Труа, где Абеляр построил хижину. Вскоре вокруг неё выросли шалаши его учеников. Тут же была построена молельня, которую Абеляр посвятил Духу-Утешителю, назвав её Параклетом. Среди поклонников Абеляра в Параклете было много бродячих актёров, поэтов и студентов, которые слагали весьма вольные песенки и куплеты, в том числе и антиклерикальные, в которых доставалось иногда и самому папе Римскому. Это дало повод его противникам объявить его врагом не только церкви и папы, но и короля.

Абеляр уже стал подумывать о бегстве к мусульманам, чтобы там, как писал он о себе, «среди противников Христа… спокойно жить по-христиански». Но в этот момент монахи обители Сен-Жильд в Бретани избрали его своим аббатом. Край этот был дикий, а монахи – грубые и развращённые. Они рассчитывали найти в Абеляре снисходительного аббата, а встретили строгого начальника, и между ними практически с самого начала ведётся настоящая война. Они подливали ему яд в святые дары, подстерегали ночью в темноте, чтобы убить его. Это привело Абеляра в полное отчаяние. Именно здесь он и написал свое автобиографическое произведение «История моих бедствий». Это вполне светская книга, и, читая её, трудно предположить, что она написана монахом. Он рассказывает о своей любви к Элоизе и всех её перипетиях, о своей преподавательской деятельности, которой гордился, о зависти к его успехам его противников, которых он не щадит, с горечью, но с остроумием повествует о недостойном спектакле осуждения его на Суассонском соборе.

В конце концов он был вынужден покинуть обитель и в 1136 г. вновь открывает школу в Париже, на горе Сен-Женевьев. В своих работах этого периода он пытался смягчить и прояснить те идеи, которые послужили поводом для его осуждения. Но столпы церкви обнаружили в них ещё худшие заблуждения. На этот раз главным его обвинителем становится Бернар Клервосский. Неистовый проповедник смиренной любви к непостижимому Богу и беззаветного послушания ему на земле, Бернар страстно ненавидел непокорного Абеляра. Опасаясь вступать с ним в открытый диалог, Бернар развил бурную деятельность по созыву нового собора по осуждению Абеляра.

Собор состоялся в Сансе в 1140 г. Как и в Суассоне, судьба Абеляра была предрешена заранее. Он был осуждён как арианин за учение о личности Христа, как несторианец за учение о Святой Троице, как пелагианин за учение о благодати. Не дожидаясь оглашения приговора, он покинул собор, намереваясь подать апелляцию папе в Риме. Но по дороге туда узнал, что папа Иннокентий II утвердил решение собора, осудившего его на «вечное молчание». Пьер Абеляр был сломлен. Аббат Клюни, Петр достопочтенный, всегда с сочувствием относившийся к нему, предложил ему пожить в его монастыре, где он и провел остаток своих дней. Желая остаться сыном церкви, Абеляр отрёкся от некоторых своих положений: он признал наследственность адамова греха, нисхождение спасительной благодати помимо воли человека, власть священников – даже недостойных – «вязать и решать», пока церковь их не отвергнет, равное могущество трёх ипостасей Бога. Он даже встретился с Бернаром Клервосским при посредничестве Петра Достопочтенного и успел покорить его блеском своей речи и личным обаянием.

Умер Пьер Абеляр 2 апреля 1142 г. Посылая, согласно завещанию, его тело Элоизе, аббат клюнийский писал: «Он был тот, чьё имя вечно будут называть с уважением – Абеляр». После многих скитаний останки Пьера Абеляра и Элоизы в 1817 г. были захоронены в Париже, на кладбище Пер-Лашез.

Учение о диалектике

Драма Пьера Абеляра как учёного заключалась в том, что он, с юности «отравленный» античной философией, пытался использовать античное наследие для укрепления христианского вероучения. Он был убеждён, что античные мыслители уже нашли решение многих проблем, которые обсуждались в рамках христианской теологии, и не их вина, что они не были христианами. Главными приобретениями античной философии он считал диалектику и доверие к человеческому разуму.

Основная проблема всей схоластической философии – соотношение веры и разума, которая отразилась в оппозиции двух суждений: «Верить, чтобы понимать» и «Понимать, чтобы верить». В этом споре Абеляр однозначно отдаёт предпочтение разуму. Ссылаясь на начало «Евангелия от Иоанна», где утверждается, что «вначале был логос», он считает, что «логос» должен быть переведён не только как слово, но и как разум, и в таком случае «логика», как производное от «логоса», должна быть священной для христианина. Он был убеждён, что вера должна иметь разумное обоснование, чтобы служить лучшему пониманию её истин. Мы не можем, считал Абеляр, отразить атаки еретиков и неверующих, если не научимся ниспровергать их возражения, разоблачая софизмы и обеспечивая триумф истины над ложными доктринами непобедимыми доводами. Поэтому логика, т. е. диалектика, должна стать главным инструментом разума.

Основной работой, в которой Абеляр излагает своё понимание диалектики и обосновывает её могущество, является его произведение «Да и нет», которое можно по праву назвать первым учебным пособием по логике. Суть диалектики, по его мнению, состоит в том, чтобы подвергнуть сомнению утверждения авторитетов, в самостоятельности философов и в критическом отношении к теологии.

Анализируя библейские тексты и учения «отцов церкви», он постоянно наталкивается на противоречия и несовпадения как в самой Библии, так и в толковании библейских текстов церковными авторитетами. Всё это, считал Абеляр, не может не вызывать сомнений в догматах христианского вероучения. Но эти же противоречия являются стимулом для научного поиска, который и способен привести к истине. Абеляр не сомневался в основных положениях Св. Писания, а лишь призывал к осмысленному его усвоению. Он писал, что тот, кто не понимает Св. Писания, подобен ослу, который пытается извлечь из лиры стройные звуки, ничего не понимая в музыке.

Сомнение – не самоцель, а исходный момент исследования, который должен включать в себя три правила, способных вывести исследователя из противоречий и помочь ему приблизиться к истине. Здесь Абеляру и пригодился опыт «грамматических штудий», приобретённый им во время пребывания в Шартрской школе.

Правило первое. Необходимо подвергнуть текст анализу, выяснив смысл терминов во всех их историко-лингвистических оттенках. «Понимание текста, – объясняет Абеляр, – может быть затруднено непривычным употреблением терминов, а также их вариативностью и полисемией. Анализ должен установить причины этой вариативности в связи с обстоятельствами возникновения текста, а также мотивами, побудившими автора высказать именно этот текст, являющийся его "языковой собственностью"».

Правило второе. Обязательным является установление аутентичности (подлинности) текста относительно его автора, чтобы исключить подстановки и интерпретации.

Правило третье. Сомнительные тексты должны быть перепроверены путем сличения с подлинными текстами в рамках целого корпуса сочинений автора. Важно при этом не смешивать привнесенные мысли с личной точкой зрения автора и не допускать интерпретировать как решение то, что автор ставит лишь как проблему, как гипотезу.

Критическое отношение к теологии, как и сомнение, – не цель, а один из путей разумного постижения истины. Все рассуждения философов, теологов, отцов церкви – это их мнение, более или менее авторитетное, но не окончательное. Необходимо, чтобы споры по поводу истолкования древних и религиозных текстов углубляли понимание проблем, а не заводили в тупик, способствуя появлению новых противоречий. Разум – это способ критического осмысления тезисов, утверждения и принятия их не силою авторитета того, кто их выдвигает, а исключительно на базе внутреннего содержания сознания и их аргументов.

«Ученики мои требовали от меня, – писал Абеляр в книге «Да и нет», – человеческих и философских доводов и того, что может быть понято, а не только принято». Он проводил чёткую грань между понятиями «понимать» и «принимать». «Понимание» достигается с помощью разума и веры, а «принятие» – божественный дар, который нисходит на тех, чьё сердце доступно благодати и её тайнам. Разум необходим, потому что бездумное повторение сакральных формул – это не вера, а нетребовательность и некритичность, унижающие верующего. Диалектический, или критический, разум – разум вопрошающий, находящийся в постоянном поиске. Распространение и применение разума во всех сферах практики не умаляет авторитета Св. Писания. Сознавая свои границы, он способен познать некоторые истины, кажущиеся абсурдными. Разум не подменяет веру и не поглощает её, но вера включает в себя разум, а потому и философия не подменяет теологию, но способствует её усвоению.

Блестящей иллюстрацией способностей разума разрешать самые сложные теологические противоречия является разбор Абеляром «Послания к римлянам», где он поднимается до уровня современной историко-литературной критики. Указав на противоречия и разночтения святых апостолов, автор приходит к выводу, что Св. Писание сложилось при взаимодействии трёх факторов: во-первых, Божественного откровения, которое непогрешимо; во-вторых, личности писателя, индивидуально воспринявшего его; в-третьих, всех обстоятельств, в которых оно формулируется и увековечивается (понятий эпохи, условий передачи, компетентности переводчика и переписчика). Именно этот третий фактор вносит больше всего путаницы. Св. Писание для Абеляра непогрешимо, но всё остальное должно пройти через «чистилище» разума. «Всякое знание – благо, – считал Абеляр, – и не может быть враждебно Верховному благу».

Учение об универсалиях

Пробным камнем для диалектики, по Абеляру, является спор об универсалиях. Свои взгляды по этому поводу он излагает в работе «Диалектика». Универсалии (лат. universalis) – это общие понятия, а спор об универсалиях – это вопрос о реальности общих понятий. Сама проблема возникла еще в античной философии в связи с учением Платона о том, что истинное бытие принадлежит общим идеям, а единичные и конкретные вещи – лишь подобие и слабые копии этих идей, лишь приблизительно отражающие их сущность. Это учение Платона было подвергнуто критике киником Антисфеном и стоиками, которые считали, что идеи не могут существовать самостоятельно и находятся только в нашем уме.

Проблему, возникшую в результате этого спора, сформулировал античный философ-неоплатоник Порфирий (234-301 гг.): «Существуют ли виды и роды самостоятельно, и в таком случае телесны они или бестелесны, или же они существуют только в мышлении, и в таком случае обособлены они или находятся в чувственных явлениях?» Сам Порфирий уклонился от чёткого определения своей позиции. Но проблема эта приобрела актуальность в средневековой схоластике в атмосфере споров о диалектике и отношении её к теологии. А социальная атмосфера, сложившаяся в IХ-ХII вв. в средневековой Европе, придала этой проблеме не только теоретический, но и практический характер. Развитие городской жизни, вызвавшей формирование бюргерского индивидуализма и возрастание роли личностного начала, обострили интерес философии к конкретному и индивидуальному, которые всё чаще прорывались сквозь путы феодальной иерархии и гнёт теологической схоластики. Именно в это время отчётливо сформировались основные направления в решении этой проблемы.

Реализм (лат. realis – вещественный, действительный) – философское направление, сторонники которого считают, что универсалии (общие понятия) существуют реально, независимо от человеческого сознания, либо в виде идеальных объектов, как у Платона, либо в виде объекта познания, как это представлено в философии ХХ в. В средние века реалистами были Гильом де Шампо, Ансельм Кентерберийский, Альберт Великий, Фома Аквинский.

Номинализм (лат. nomen – имя, наименование) – философское направление, сторонники которого считали, что универсалии существуют не в действительности, а только в мышлении. Наиболее ярким представителем средневекового номинализма был учитель Абеляра Росцелин.

Абеляр, как всегда, выступил с позиций диалектики, пытаясь примирить крайности реализма и номинализма. Он полагал, что в процессе чувственного восприятия человек вырабатывает общие понятия, которые выражаются в словах. Универсалии создаются человеком на основе чувственного опыта и познания конкретных, единичных вещей. Есть свойства, которые принадлежат только одной вещи, определяющие её отличие от других похожих вещей и неотделимые от неё. Но есть такие свойства, которые принадлежат многим вещам, объединяя их в некоторую общность. Наше сознание в процессе познания «схватывает» эти общие свойства, позволяющие объединить единичные предметы, явления, процессы в какой-то класс, род и т.д., отвлекаясь, абстрагируясь от тех свойств, которые выражают их уникальность. В результате этого процесса абстрагирования и происходит образование понятий, которые существуют, с точки зрения Абеляра, только в уме человека. Эта позиция получила впоследствии название концептуализма (conceptus – понятие).

Этические взгляды

В ХI в. на латинском Западе начинается весьма активное обсуждение этических проблем, как в монашеской, так и в мирской среде. В монастыре эти проблемы обсуждались, прежде всего, применительно к жизни, отрешённой от мира с её отвращением к греху, пренебрежением к земным ценностям, полным повиновением установленным церковным законам. Но с возникновением и развитием светских интеллектуальных потребностей в нравственных ориентациях в мире важной проблемой становится именно определение греха, вины, поступка в их отношении, с одной стороны, к высшему благу, которым полагался Бог, с другой – к благу общему, смысл которого достаточно глубоко был разработан еще в античной философии.

Проблемы нравственности Абеляр рассматривает в книге «Познай самого себя», хотя они и не разработаны так, как проблемы теологические. В его этическом учении отчётливо просматривается тот же принцип, который пронизывает его теологию и учение о познании, – подчёркивание субъективности человека и приоритета разума во всём, что он делает.

Абеляр рассматривает два плана жизни человека – инстинктивный, из которого рождаются потребности, желания, намерения, и сознательный, рациональный. Желания и намерения рождаются спонтанно и не являются греховными: они лишь данность для сознания. Сами по себе они ни моральны, ни аморальны, они становятся таковыми, лишь получив санкцию сознания, которое и определяет направленность поступков. Поэтому грех – это поступок, совершённый человеком вопреки его убеждениям. Принцип этот, доведённый до крайности, приводит Абеляра к выводу о том, что язычники, распявшие Христа, не совершили греха, потому что действовали в соответствии со своими убеждениями.

Принцип ответственности человека за свои деяния направлен против христианской антропологии, которая, исходя из дуализма души и тела, заведомо объявляет греховной телесную организацию человека, воспитывает презрительное отношение к земной жизни вообще. В связи с этим Абеляр отрицает и догмат о первородной греховности. Адам и Ева, по его мнению, передали своим потомкам не склонность к греху, а только способность раскаиваться в нём. Присутствие зла в человеке, считает Абеляр, не является неизбежным, а потому нет никаких оснований для того, чтобы презирать земную жизнь.

Настаивая на ответственности человека за все его инициативы и поступки, Абеляр придавал большое значение воспитанию в человеке умения сосредоточиваться на внутреннем строении своей души, дающей исток добру и злу. И в этом его позиция вступала в противоречие с так называемой легалистической этикой, которая классифицировала все поступки по степени их греховности и мере наказания за них. Такая регламентация поступков, с точки зрения Абеляра, лишает человека духовной инициативы, а его внутреннее пространство сужается вплоть до полного уничтожения.

Идея естественного закона, который, по Абеляру, лежит в основе нравственности, рассматривалась им в незаконченной работе «Диалог между иудеем, христианином и философом». Прибегнув к аллегории сна и используя диалоговую форму изложения, Абеляр создал себе возможность достаточно свободно излагать свои мысли по самым острым проблемам. В споре между представителями двух религий арбитром и руководителем является философ.

Иудей основывает свою религию на естественном нравственном законе, христианин – на законе Св. Писания, философ – на том и другом. Он убежден, что все люди получили от Бога разум, которым свободно его познают. Поэтому закон Писания не является необходимым для совершенства. Добрыми и благочестивыми люди были и до «закона». Поэтому у христианина нет никакого основания считать себя единственным обладателем истины, поскольку момент истины несет в себе любая религия. Но ближе всего к истине стоит философ, поскольку он руководствуется и разумом, который делает его свободным в моральной деятельности от авторитетов, и естественным законом, который, как в конце концов соглашаются все участники спора, вечен.

Заключение

В этическом учении, как и во всей теоретической деятельности Абеляра, сталкиваются богослов и философ. Стремясь укрепить христианскую мораль, он, по сути дела, идёт по пути её секуляризации, освобождения от диктата церкви. Это вполне отвечало интересам формировавшегося в это время городского бюргерства, но не могло не встретить враждебного отношения со стороны «отцов церкви». Гаустрат в своей книге «Средневековые реформаторы» писал об Абеляре: «Он признал право человека на разумную догму, и борьба его с мистиками была борьбой за человеческий разум, правду и свободу… Она была для него тем тяжелее, что он стоял в церкви, признавал её правила и рамки и потому всё время был стеснён в пользовании своим оружием и никогда не мог дойти до последних следствий принятых принципов. Поэтому в его науке, как и в его жизни, есть нечто раздвоенное и противоречивое. Для него было бы проще – будь он только философом. Но он хотел служить церкви и потому погиб. Болезнь, которой он болел, была научная теология, или церковная наука, которая для науки была слишком связана, а для церкви слишком свободна. Он хотел дать церкви оружие науки, в котором она не нуждалась, и, стремясь примирить интересы знания с требованиями церкви и иерархии, не удовлетворил ни того, ни другого и менее всего себя самого».